Магид Михаил : другие произведения.

Рог Изобилия

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Нижеследующий текст посвящен русскому теоретику анархо-индивидуализма, Алексею Боровому. Хотя идеи этого автора известны лишь очень небольшой части людей, они, на наш взгляд, представляют определенный интерес, так как проливают свет на различные стороны жизни современного человека.

  
  В первые годы прошлого столетия социальная активность в России набирала силу. Начался бурный общественный подъем, итогом которого стали две русские революции. В этой ситуации появились и стали усиливаться различные движения и организации анархистов.
  Среди рабочих, крестьян, студентов пользовались определенной популярностью идеи анархо-коммунизма. Среди интеллигенции получили некоторую поддержку идеи анархо-индивидуализма. Кому-то пришелся по душе Штирнер. На почве штирнерианства выросло несколько странные течений, а именно: анархо-мистики, анархо-индивидуалисты и... эротоманы.
  Вообще, специфической болезнью анархизма является то обстоятельство, что он (анархизм) постоянно привлекает к себе внимание совершенно определенной публики. Говоря политкорректно их можно назвать не вполне уравновешенными людьми, а если отбросить политкорректность - шизой. Разумеется, шиза встречается среди всех политических организаций, особенно оппозиционных (наиболее уравновешенные, социально адаптированные личности, если у них вообще есть политические предпочтения, обычно поддерживают правящую группировку). Большинство анархистов психически нормальны. И, все же, показатели количества шизы явно зашкаливали. Почему? Дело в том, что анархизм отличается крайним радикализмом в выборе целей общественного развития. Для него характерен разрыв, пропасть между желаемым и действительным. Этот вот зазор порождает колоссальное напряжение, создает энергетику анархистского движения, питает его. Но с другой стороны притягивает странных личностей, дезориентированных в пространстве и времени, не умеющих отличать фантазии от реальной жизни. (И сегодня так. Только какая жизнь, такие и фантазии. Тогда анархо-шиза записывалась в эротоманы - вот, наверное, отрывались чуваки! - а сегодня - О времена! О нравы! - организует "политические" компании, изобилующие анальной или фекальной эстетикой, например, расклеивает листовки с надписью "Наш президент - жопа с ушами".) Нет, я не против эротоманов. Пожалуйста! Просто анархизм тут, по-моему, совершенно не причем.
  Но сказанное выше имеет лишь отдаленное отношение к Алексею Боровому. Он был человеком начитанным, и принадлежал отнюдь не к эротоманам, а к очень-очень серьезному течению анархо-индивидуалистов. Юрист по образованию, приват-доцент, он был неплохо знаком с различными политическими и социальными теориями своего времени. Боровой - автор фундаментального исследования: "Общественные идеалы человечества. Либерализм, социализм, анархизм." (1907 г).
  В своей книге Боровой делает попытку решения "капитальной проблемы анархизма". В чем она состоит? "Задача, подлежащая нашему решению, представляется в следующем виде: каким образом можно осуществить абсолютную свободу индивида...?" Однако, нужно, прежде всего, определить, что есть свобода индивида. Пожалуй, этот пункт является центральным для Борового. Свободу личности он понимает "в смысле полной независимости от внешних человеческих установлений". Любопытно, что сегодня такая постановка вопроса покажется понятной обывателю, и, одновременно, вызовет недоумение у социальных исследователей.
  Начнем со вторых. Мало кто из них принимает либеральную картину мира 19 столетия, центральной фигурой которой был Робинзон Крузо. Находясь в одиночестве, на необитаемом острове, этот персонаж, как мы помним, в конце концов, обзавелся неплохим хозяйством, сам сделал себе одежду, орудия труда и стал жить припеваючи. В 19 веке ученые всерьез рассматривали общество, как совокупность Робинзонов, самодостаточных людей-атомов (хотя, никто не мог пройти мимо того факта, что в экономике имеет место интенсивный обмен товарами). Но, постепенно исследователи осознали, что каждый человек пользуется во-первых навыками, которые передали ему другие люди, а во-вторых во все возрастающей степени результатами труда других. Разговор о Робинзоне лишен смысла там, где, как писал Кропоткин, все связано со всем, где каждый дом или предприятие существуют лишь потому, что их поддерживают в жизнеспособном состоянии тысячи рабочих, труд этих фабрик, в свою очередь делает возможным труд других заводов, и даже всякое индивидуальное изобретение включает в себя идеи и частички труда других людей.
  Более того. Психологи выяснили, что тот, кто вырос вне связей с другими людьми, был воспитан зверьми, будет зверем - волком или обезьяной, кем угодно, только не человеком. Тот, кто не получил от других людей в первые годы жизни социальные навыки и речь (которая, одновременно является и функцией мышления) человеком скорее всего не станет никогда.
  Историки установили, что, как отмечал российский мидиевист Арон Гуревич: "индивидуальность своими корнями глубоко врастает в общество, от этих корней питается, и вне общества попросту не существует". Ибо, хотя каждый человек индивидуален, он неизбежно испытывает влияние той картины мира, той системы ценностей и представлений о вселенной, в рамках которой он сформировался и существовал. Хотя Робинзон Крузо жил на своем острове один, он пользовался навыками, которые передало ему общество, иначе он бы погиб.
  Более того. На самом деле длительная изоляция индивида невозможна: реальные Робинзоны обычно сходили с ума, как и заключенные одиночных камер.
  Может быть, здесь уместна аналогия с частицами, открытыми во второй половине 20 го столетия - кварками. Кварки представляют собой отдельные частицы, но неразрывно скреплены между собой и не существуют вне связи с другими кварками.
  Люди не являются разрозненными элементарными частицами. В реальности они связаны между собой тысячами нитей, экономически, культурно, психологически и т.д. Отдельно от других "Я" не существует. Без со-бытия с другими нет меня. Даже такое понятие как "одиночество" имеет смысл лишь тогда, когда человек знает о других. Ведь это вдалеке от них или даже среди них он одинок. Конечно, и современная рыночная, капиталистическая система не может отменить данное обстоятельство. Но система ориентирована односторонне, она развивает в людях лишь один способ общения, игнорируя и подавляя все прочие - конкуренцию. Таким образом, деформируется, уродуется восприятие и других и мира, как такового.
  Здесь мы вплотную приближаемся к тому, почему представления Борового о свободе человека, как о полной независимости от других, понятны обывателям. Тот, кто живет в современном обществе, тяготится соседством с другими. Во-первых, все устали от конкуренции и рыночной войны всех против всех. Во-вторых, в отличие от небольших деревень и городов прошлого, где люди хорошо знали друг друга и часто находились в родственных или дружеских отношениях, обитатели современных мегаполисов не знают друг друга, и в то же время тесно соприкасаются друг с другом в уличной толпе, транспорте, на службе (которую мы часто меняем). Поэтому, каждый ощущает, что он окружен чужими, непонятными и, по всей видимости, враждебными существами, контактов с которыми хочется избежать. Одиночество в этой ситуации кажется спасением.
  Так люди чувствовали уже во времена Борового. Но что же он предлагает? "Только индивидуалистический анархизм является строго индивидуалистической доктриной, только у него общество обращается в абстракцию, которая не может больше давить человеческую личность, только у него абсолютное самоопределение личности перестает быть соблазнительным словом и превращается в твердый жизненный принцип". Однако, в своей книге "Общественные идеалы человечества", Боровой признает, что индивидуалистический анархизм не только допускает право, как результат соглашения общины, но и угрожает серьезными наказаниями тем, кто попытается нарушить правовые нормы. Тогда в чем отличие от анархистских коллективов, производственных, территориальных или иных, за которые боролись и которые на практике создавали анархо-коммунисты? Ведь последние тоже выступают за право каждого выйти из коллектива, за право любого коллектива выйти из федерации, иными словами за создание общества, основанного на началах добровольного сотрудничества, а с другой стороны анархо-коммунисты считают, что, добровольно вступая в самоуправляющийся коллектив, человек принимает на себя определенные обязательства, которые обязан соблюдать. Зачем Боровой ломится в открытую дверь?
  На самом деле его практические предложения полностью обессмысливаются или обращаются в банальность, если пройти мимо одного очень важного замечания: "Если теперь разделение труда, это величайшее завоевание человеческого гения, и усовершенствование машин свели роль работника до степени придатка их, то настанет время, когда пролетариат, доказавший уже созданием могучих политических партий, грандиозных профессиональных союзов и богатой литературы свою полную интеллектуальную и нравственную зрелось, достигнет возможности интегрального образования. Тогда человек будет в состоянии один, собственными силами, производить тот продукт, в котором он нуждается. Он станет самодовлеющей хозяйственной единицей."
  Вот и ответ, вот и разгадка! Рано или поздно развитие производительных сил приведет к тому, что человек будет настолько образован и снабжен такими мощными технологиями, что сам сможет обеспечить себя всем, чем пожелает - эдакая помесь супермена с Робинзоном Крузо. Выше мы уже выразили свое отношение к данному "идеалу", а здесь обратим внимание вот на что: по мысли Борового, новый Робинзон не будет зависеть экономически от остальных людей и, следовательно, станет вступать с ними в связь лишь добровольно, так как у него будет альтернатива - обеспеченная жизнь в полном одиночестве. Вот в чем отличие анархистского общества по Боровому от прочих анархистских моделей - в нем отсутствует необходимость в социальных связях.
  Отметим, что взгляд Борового на человека исключительно пошлый, вульгарно-марксистский или, если угодно буржуазный (что по сути одно и тоже, о чем свидетельствует поразительная легкость, с которой бывшие советские теоретики марксизма-ленинизма перековались в неолибералов). Человек сводится главным образом к своей экономической функции. Как будто хозяйственная необходимость - единственная причина, побуждающая вступать в общение! Как будто ликвидируя необходимость экономического взаимодействия (если даже на миг допустить, что такое случится), можно ликвидировать необходимость коммуникации между людьми, неразрывно связанными узами симпатии и антипатии, мыслью и чувством, словом и поступком!
  Но помимо пафоса робинзонады, в тексте Борового ощутимо присутствует еще одна шизинка. Дело в том, что его социальный строй возможен лишь при условии, если каждый индивид будет владеть универсальным синтезатором, "рогом изобилия". Разумеется, можно выдумать любой фантастический прибор (научно-фантастическая литература предлагает много их на выбор; вы можете захотеть золотой шар счастья, гиперпространственный звездолет, машину времени) и предположить, что когда-нибудь люди его изобретут. Тогда возникнет и совершенно новое общество, отличное от нашего. Но не известно, когда это произойдет, а главное, произойдет ли вообще. Поэтому рассуждения Борового оказываются формой шарлатанства, спекуляцией. Впрочем, все было бы простой детской шалостью, безобидной проделкой, если бы не кое-какие, отнюдь небезобидные выводы мыслителя (увы, он пользовался авторитетом у современных ему анархистов).
  Пока наш Робинзон шагает прямой дорогой в сумасшедший дом, обратимся к замечанию о политических партиях, чье "могущество", по мнению Борового свидетельствует о развитии пролетариата. Анархисты всегда полагали, что как раз наоборот: наличие политический партий, то есть авторитарных клик, возглавляющих пролетарские движения, свидетельствует о слабости социальных низов, об их неспособности к самоорганизации, и поэтому свою роль анархо-коммунисты видели в развитии пролетарской самоорганизации. Это расхождение не случайно. По мнению Борового "анархисты все время говорят о каком-то безумном, надорганическом скачке в царство свободы, между тем, как необходим социалистический строй: 1) Как стадия технико-экономической подготовки, 2) - как стадия подготовки психологической... Царству абсолютной хозяйственной независимости человека, а, следовательно, его полной эмансипации, должен предшествовать социалистический строй. Как нельзя было перескочить через либеральные и буржуазные формы хозяйства, даже если бы ясны были весь тот ужасающий гнет, та варварская, ледяная эксплуатация, которая готовилась миру вместе с буржуазной революцией, так неизбежен, на наш взгляд, и социалистический строй, с его долгими подготовительными стадиями, несмотря на весь ужас его торговых сделок с либералами и их правительствами, и на ту инквизиционную моральную цензуру, которую готовит нам их будущее государство."
  Итак, человечество, хочет оно того или нет, с неизбежностью проходит через определенные этапы, на которых сталкивается то с "ледяным гнетом буржуазной эксплуатации" (почему ледяным??), то с инквизицией социалистического государства. Пытки, которые обрушил на людей государственный социализм Ленина и Сталина, так же неизбежны, как кальвинистский террор против инакомыслящих, английское огораживание, уничтожение коренного населения империализмом на всех 4х обитаемых континентах, прочие ужасы первоначального накопления капитала. Ведь эти пытки должны, по мысли Борового, экономически и даже психологически (!) подготовить людей к жизни в свободном обществе. Однако, если социальные закономерности - ведут к такому результату, к пыткам (пусть даже эти пытки когда-нибудь откроют дорогу в некий рай, впрочем, весьма сомнительный), то значит история - бог негодяев, бог зла, дьвол-творец гностиков. И тогда надо с ней бороться, обратившись к искре света, заключенного в нас, к высочайшей истине, к свободе поступка, свободе воли, не детерминированной ничем. Вступив в содружество с другими волями, индивидуальная воля способна остановить ход истории и открыть двери в мир свободы. Но как раз такой действительно радикальный, глубочайший индивидуализм, который защищали анархо-коммунисты Эррико Малатеста и Лопес Аранго нашему "анархо-индивидуалисту" совершенно чужд. Индивид у Борового обречен на покорность общественным процессам, вплоть до того момента, когда волны социального бытия вынесут его на берега необитаемого "райского" острова высоких технологий.
   Учение Борового, с его экономическим фатализмом и детерминизмом является карикатурой даже на марксову модель общественно-экономических формаций. Ведь Маркс как раз допускал возможность различных вариантов исторического развития и считал, что у России есть шанс перейти к обществу всеобщего самоуправления наподобие Парижской Коммуны 1871 г., иначе говоря к коммунизму, прямо от средневековой сельской общины, минуя капитализм.
  Почему государственные социалисты типа Плеханова или Ленина защищали свои идеи понять можно. Гораздо сложнее понять извилистую логику анархиста Борового.
  Во многих своих прогнозах он, впрочем, ошибся. То есть госсоциализм действительно победил (и тут Боровой был в известном смысле прав), но ни рога изобилия, ни машины желаний не создал, такие рассуждения показались бы издевкой обитателям советской провинции с ее угрюмой нищетой. За время существования СССР большевики уничтожили миллионы людей, прежде всего как раз тех крестьян и рабочих, кто был способен оказывать сопротивление насилию. После падения государственной-социалистической системы наступила отнюдь не эпоха анархизма, а наоборот, времена негодяев, т.е. неолибералов, чьи рыночные реформы привели к еще более жуткой и отчаянной нищете. Тем самым подтвердилось, что в истории и в самом деле присутствует по крайней мере одна закономерность, а именно: из негодяйства и мерзости родятся только новые негодяйство и мерзость, а вовсе не что-либо разумное, доброе и вечное.
  В годы, предшествовавшие второй русской революции, Боровой частично пересмотрел свои взгляды. Он пришел к мысли, что существование человека драматично. С одной стороны тяжело взаимодействовать с другими, ощущать тяжесть общественных установлений, подчас несправедливых, ибо никакой общественный порядок не может всегда и во всем учитывать особенности индивидуальности, он всегда усредняют, ставит во главу угла общее, среднее, приемлемое для большинства. С другой же стороны индивид на это обречен, потому что вне общества невозможен и не существует. Он всегда будет бунтовать против общественных установлений, а общество будет принуждать его к покорности. Однако, данное противоречие носит творческий характер. Напряжение между личностью и обществом побуждает обе стороны к действию, развитию. Именно оно является движущей силой истории, ее мотором. Мы воздержимся здесь от комментирования этого неоднозначного утверждения.
  Боровой играл видную роль в московской федерации анархистов в годы второй русской революции, где занимал антибольшевистские позиции. Он не стал сотрудничать с новой властью, в отличие от многих других анархистов. В возможность советской экономики создать рог изобилия, видимо, уже не верил. Поддержать диктатуру не мог и не хотел. Может он и сохранял какие-то остатки социальных теорий, которые изобретал в молодости, но человеком был в высшей степени порядочным. Закономерен большевизм или нет, но защищать такое невозможно. Поэтому Боровой и был сослан большевиками в Вятку в 1929 г., где в 1935 скончался. Похоже, его жизнь, сама по себе, стала яркой иллюстрацией тезиса о фундаментальном противоречии между личным и общественным. Если так, то своей цели он добился.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"