Аннотация: Начинаем помаленьку. Ваше мнение, дамы и господа :)
Макс Мах (Марк Лейкин)
Карл Ругер. Судьба
(Карл Ругер, БоецII)
Часть Первая: Дорога
Глава 1. Рефлет
1.
Гуртовая тропа - старинное название. На самом деле, и не тропа вовсе, а широкий, хорошо утоптанный тракт. Вот разве что, как и прежде, перегоняют по нему с юга на север стада предназначенных к съедению во Флоре коров. Этим старое название и оправдывается. А так, всего лишь еще одна дорога, одна из многих, по которым он шел в своей жизни, которыми вела его судьба. Впрочем, если оставить в стороне философские обобщения, дорога есть предмет сугубо материальный, можно даже сказать, утилитарный. В самом деле, людям свойственно перемещаться. Такова их природа. Однако у того, кто желает, должен, или, возможно, принужден покинуть то место, где он находится теперь, чтобы достичь какого-либо иного места, выбор не велик. Или вода, или земля. Летать, человеку не дано.
Не важная эта мысль заставила Карла поднять взгляд к небу, но голубовато-дымчатые пространства над его головой были совершенно пусты. В них не было ни облаков, ни птиц, лишь безжалостное солнце ранней осени неторопливо взбиралось к точке перелома. До зенита "светильнику богов" оставалось совсем чуть-чуть: шаг и еще, быть может, полшага. Никак не больше.
"Скоро можно будет сделать привал", - решил Карл и снова посмотрел перед собой.
На этом отрезке пути, дорога была близка к тому, чтобы считаться прямой, и хорошо просматривалась едва ли не на лигу вперед. Впрочем, чем дальше, тем больше, дрожащий от зноя воздух искажал очертания предметов. Осень. На севере, вероятно, уже идут дожди, но, даже если нет, все равно воздух прохладен и прозрачен, ночи холодны, предвещая приближающиеся зимние стужи, а дни расцвечены удивительными красками осени, любоваться которыми Карл никогда не уставал. А вот во Флоре все не так.
- Все дело в том, - сказал Гавриель, - Что скалярные1 определения не годятся для описания пути. Дорога это всегда и, прежде всего, "Где", "Когда", "Куда", и "Зачем", не так ли, Карл?
Естественно, маршал не поучал, он всего лишь размышлял вслух.
# 1Скаляр - мат. величина, характеризуемая только числовым значением (напр., длина, объем, масса, плотность).
- Так, - согласился Карл, чуть скосив глаза на спутника.
Он увидел красивую руку с длинными пальцами и ухоженными ногтями, небрежно сжимавшую повод из бордовой тесненной кожи, и еще черную с рыжинкой гриву Кастора - каркарового2 иноходца маршала, и страстно захотел посмотреть на Гавриеля, увидеть старого друга целиком, горделиво сидящего в высоком загорском седле, но головы не повернул.
# 2Караковая масть -- темно-гнедая, почти вороная, с подпалинами (вокруг губ, глаз, в пахах волосы желтовато-коричневые).
- Это Флора, - сказал он вслух. - Осень.
- Флора, - согласился Гавриель. - Гуртовая тропа, если мне не изменяет память. Не лучшее время для путешествия на юг.
- Но и не худшее, - возразил Карл. - В конце концов, всего чуть больше ста лиг. Вполне можно обернуться за три декады.
- Какой сегодня день? - низкий баритон Гавриеля прозвучал чуть растеряно. Маршал был не из тех людей, кто мог равнодушно пройти мимо такого неприятного факта, как дезориентация во времени и пространстве, но он был и не таков, чтобы впадать из-за этого в истерику.
- Четвертое октября, - спокойно сообщил Карл. - Я отправился в путь накануне, а к вечеру предполагаю быть в Таборге.
- Значит, за вчерашний день вы прошли не менее двадцати лиг.
- Да, вероятно, что-то около двадцати лиг.
- Не плохо, - констатировал Гавриель. - Но это вряд ли можно назвать неспешным путешествием.
- В принципе, вы правы, Гавриель, - ответил Карл на не высказанный впрямую вопрос. - Но и гонкой, такой темп я бы не назвал. Просто у меня хороший конь. Он способен и на большее, но я не вижу причин изнурять его понапрасну.
Карл действительно не хотел терзать своего коня без нужды, но и не медлил, хорошо понимая, что времени у него не так уж и много. Дела задержали его во Флоре на все лето, и, если дать им волю, могли удерживать Карла на месте еще бесконечно долго. Однако на то и дана человеку свобода воли, чтобы самому решать, когда и что ему делать, и вчера он смог, наконец, выйти в дорогу. На рассвете он миновал "Закатные ворота" и направился, вроде бы, на запад, скорее всего, в Кошут, но за два часа до полудня, как и предполагалось, оказался уже на Гуртовой тропе, и теперь его путь лежал прямо на юг.
Утро третьего октября вообще выдалось на редкость удачным. Во всяком случае, лучшего времени, чтобы предпринять "короткую прогулку" к Длинному хребту, и ожидать не приходилось. Первая волна хамды - сухого, дышащего зноем, ветра - уже прошла, а вторая - "Поцелуй Хозяйки Пределов" - по мнению стариков, могла придти не раньше конца месяца. Конечно, в самой Флоре и вокруг Флорианского моря, хамда почти никогда не могла сравниться с шарафом, своим грозным отцом, поднимавшим и гнавшим через просторы Западной пустыни стены раскаленного песка. Однако дорога из Флоры к воротам Саграмон пролегала по самому краю пустыни, пересекая, между делом, Мертвую Землю - длинный язык бесплотных песчаных дюн, далеко вдававшийся в благодатные земли Верхней Флоры, и имевший до пятнадцати лиг ширины, как раз там, где Гуртовая тропа прорывалась через него к близким уже предгорьям Длинного хребта. На самом деле, из Флоры к долине Пенной вели две дороги. Однако Соляной шлях был, как минимум, в два раза длиннее, и Карл, умевший - когда это ему было нужно - считать время, выбрал короткий путь, тем более что, если уж ему приходилось искать теперь лазейку между двумя ударами хамды, то, верно, не для того чтобы платить драгоценным временем за такую малость, как удобство пути.
- Следует ли предположить, Карл, что вы направляетесь к Саграмонским воротам? - задумчиво спросил Гавриель.
- Вы совершенно правы, Гавриель, - кивнул Карл, рассматривая одинокого путника, идущего по обочине им навстречу. - Именно туда я теперь и направляюсь.
Оживленная в утренние часы дорога почти совсем опустела, что было скорее нормально, чем наоборот. Лишь редкие путники - пешие или верховые - встречались ему в последние несколько часов, ну а обогнать Карла мог только тот, кто очень спешил, однако таких он сегодня еще не встречал.
- А тот человек, который следует за нами, он случайный попутчик, или его связывает с вами нечто большее? - Гавриель снова обрел свойственное ему спокойствие и говорил, не торопясь, плавными длинными фразами.
Неназойливое внимание едущего в четверти лиги позади всадника Карл ощутил еще нынешним утром, оставляя крошечную деревеньку, спрятавшуюся среди разросшихся плодовых деревьев, на берегу почти совсем пересохшей реки. С тех пор, всадник не приближался, но и не отставал, и Карлу, ни в коем случае, не докучал.
- Не думаю, чтобы он оказался здесь случайно, - ответил он после недолгого раздумья. - Впрочем, мне он не мешает, так что пусть себе тащится. Это его дело, а не мое.
- Пока, - мягко уточнил маршал Гавриель.
- Возможно, - согласился с ним Карл.
- Итак, вы собрались на запад, - по-видимому, маршал счел предыдущую тему исчерпанной и решил вернуться к тому, о чем они говорили раньше. - Куда именно если, разумеется, это не является секретом?
- Какие секреты?! - усмехнулся Карл, который не видел повода таиться и скрытничать в разговоре со старым другом. - Я еду к Воротам, и только. Съезжу и вернусь во Флору.
- Следовательно, ваша цель сами Ворота Саграмон?
- Да, - коротко подтвердил Карл.
- Любопытно, - Гавриель был по-прежнему задумчив, однако чем было вызвано такое необычное для маршала настроение, Карл мог только гадать. - Любопытно. Вы один, без свиты ... Кто вы теперь, Карл?
- Герцог Герр, верховный воевода принципата Флоры.
- Принципат Флоры, - медленно повторил за ним Гавриель, как бы смакуя это словосочетание. - Сколько лет вы носите мой меч, Карл?
- Почти тридцать.
- Тридцать лет, - сейчас казалось, что маршал думает вслух. - Сменилось поколение ... Любопытно.
- Какова она, нынешняя Флора? - спросил он после довольно долгой паузы. - Это серьезное государство?
- Весьма, - Карл снова скосил глаза влево, но головы так и не повернул. - Принципат вернулся к границам Павла Строителя.
- Вот как?! - по-видимому, маршал хотел изобразить волнение, но, на самом деле, в его голосе не чувствовалось энтузиазма. - Очень интересно. Табачник жив?
- Вы, как всегда, видите суть вещей, мой маршал, - улыбнулся Карл, рассматривая фруктовые сады, появившиеся справа от дороги. - Людо жив, и это его рук дело.
- Простите, что перебиваю вас, герцог, но, сколько ему теперь лет? Должно быть, никак не меньше семидесяти?
- Семьдесят шесть, Гавриель, - ответил с усмешкой Карл. Он вполне оценил ответный выпад друга, назвавшего его герцогом. - Не обижайтесь, больше не буду называть вас ни маршалом, ни герцогом. А что касается Людо Табачника, то его возраст не имеет значения. Он "меченый", хотя и не может обращаться.
- Я должен был догадаться еще тогда под Констанцем.
"Я бы определил это, как равнодушие, - решил Карл. - Все это ему уже не интересно".
- Вы правы, Гавриель, но тогда я тоже не придал особого значения его живучести, а, ведь, с такими ранами долго не живут. Я думаю, даже для таких, как мы, это могло бы стать фатальным событием.
- Возможно, хотя и не обязательно, - возразил маршал. - Впрочем, на каждого можно найти управу. Мой желудок, например, не переварил яда негоды.
"Зато вы, дважды, на моих глазах, справились с сандараном1".
# 1Сандаран (реальгар, арсеникум) - белый мышьяк.
- Я знаю, - кивнул Карл.
- А что вы сейчас не произнесли вслух, Карл? - Гавриель всегда был удивительно чуток к интонациям.
- У вас, Гавриель, удивительное чутье на правду, - грустно улыбнулся Карл и, наконец, повернул голову, чтобы посмотреть на друга.
Маршал совершенно не изменился. Он был точно таким, каким сохранила его образ безупречная память Карла. Вот только одет он был совсем не так, как одевался в те времена, когда их дороги сошлись вместе. Так Гавриель должен был одеваться лет за двадцать до их первой встречи, но надо отдать должное, малиновый, чуть тронутый золотым шитьем, камзол и пышные серебристо-снежные суринамские кружева были ему, что называется, к лицу. Впрочем, как тут же подумал Карл, красивым людям идет все, проблемы с выбором подходящего наряда возникают только у тех, кто не был отмечен улыбкой богов.
- Значит, вас, Карл, тоже травили негодой? - маршал тоже повернул голову и их глаза, наконец, встретились. Миндалевидные карие глаза смотрели на Карла иронично, но не обидно, точно так же, как и в тот, самый первый раз, когда Гавриель пришел к нему в мастерскую и нашел Карла наедине с портретом Галины Нерис.
- Я выжил, - ровным голосом сообщил Карл. - Впрочем, это произошло не без помощи Табачника.
- Любопытно, - губы Гавриеля тронула улыбка понимания, но смуглое красивое лицо осталось спокойным.
- А теперь, что-то недоговариваете вы, Гавриель.
- Вероятно, людей, выживших после отравления негодой, можно пересчитать по пальцам, - медленно сказал маршал. - Во всяком случае, вы всего лишь второй, о ком я знаю достоверно.
- Кто же был первым? - было очень трудно отвести взгляд, но Карл все-таки повернул голову и уставился прямо перед собой, на пыльную песчаную дорогу.
- Уль Кершгерид.
- Князь Раконы?
- Да, и мы как раз проезжаем с вами, Карл, по его землям.
- Я помню историю, - кивнул Карл. - Кершгерид слыл чернокнижником, не так ли?
"А еще он родился в год восхода Голубой Странницы. Во всяком случае, его имя называли и Алексей Сарн, и Пауль Рыбарь".
- Пустое, - возразил Гавриель. - Естественное преувеличение недалеких людей, гнусные наговоры врагов, и обычное для обывателей - хоть в ту эпоху, хоть в эту - неумение отличать черное от темного.
- А вы, Гавриель, стало быть, знаете правду? Откуда?
- Я читал записки Уля, его личные записи, - маршал сделал короткую паузу, как бы обдумывая то, во что собирался посвятить сейчас Карла. - Я думаю, он был откровенен, так как не предполагал, что его личные записи станут достоянием истории.
- Судя по тому, что я слышу об этом впервые, достоянием истории они так и не стали.
- Ну, что ж, - усмехнулся Гавриель. - Возможно, я несколько преувеличил, но, с другой стороны, я-то их все-таки читал.
- Где? - это был отнюдь не праздный вопрос. Где могли находиться записи человека, жившего четыре с лишним сотни лет назад? При том, так, чтобы никто о них не знал и даже не слышал во все эти годы, однако, чтобы кто-то, в данном случае Гавриель, их все-таки смог когда-то найти и прочесть?
- Я читал их в его замке.
Что может быть естественнее такого ответа! Но, тогда, возникал другой вопрос: где мог запрятаться замок Уля Кершгерида, чтобы и об этом никто ничего не знал?
- А разве его замок сохранился? - искренно удивился Карл, никогда прежде не слышавший ничего определенного не только о месте, где жил Темный Уль, но даже просто о каких-либо вещах, принадлежавших этому грозному воителю и магу. - Где вообще жил Мертвый Волшебник?
- Ну, если Ракона находилась здесь, то где же и стоять замку Кершгерида, если не здесь, на землях его княжества? - чувствовалось, что Гавриель готов засмеяться, и Карл на секунду даже поддался надежде, что так и случится. Но маршал не засмеялся. - Мертвый Волшебник ... Стало быть, вы, Карл, тоже слышали это прозвище? Знаете, что оно означает?
- Нет, - покачал головой Карл, которому было известно лишь это прозвище, вычитанное когда-то давно в одной из старых флорианских хроник. - А вы, Гавриель? Вы знаете?
- И я не знаю, - равнодушным тоном ответил Гавриель. - Но мы, кажется, говорили о замке Кершгерида. Он сохранился, вернее руины замка. Во всяком случае, шестьдесят лет назад, он все еще стоял на том же самом месте, где стоял всегда, на скале над Второй Ступенью. Будете проходить Три Ступени, Карл, посмотрите налево по ходу движения.
- Только делайте это ночью, - предупредил Гавриель. - При луне. Иначе ничего не увидите.
Вторая ступень. Карл хорошо помнил это место. Долгий подъем к седлу перевала начинался чуть выше долины Пенистой и условно делился на три неравных отрезка, которые из-за резкого перепада высот издавна звались в этих краях "тремя ступенями". Вторая ступень - узкое ущелье с высокими обрывистыми стенами - предстала сейчас перед мысленным взором Карла во всем множестве мельчайших деталей, сбереженных безукоризненной памятью художника, но посмотрел ли он, проходя Второй ступенью, хотя бы раз вверх, Карл припомнить не смог.
- Как вы туда забрались? - спросил он, рассматривая внутренним взором левую, вертикально уходящую к далекому небу ("Выходит, я все-таки смотрел вверх?") стену ущелья.
- Хорошо, - не стал настаивать Карл. - Так что же написал в своих записках князь Раконы?
- Много интересного, - возможно, маршал Меч не был уверен в том, о чем он говорит, но все-таки он говорил, и теперь его речь была похожа на движение несчастного путника, пересекающего замерзшую реку по тонкому льду. - Много любопытного, но главное, он не был чернокнижником, Карл. Да и магом, по большому счету, я бы его не назвал. Все его темное могущество выражалось в том, что он умел смотреть сквозь тьму. Только и всего, Карл. Не мало, конечно, но, согласитесь, и не много.
- Уль смотрел сквозь тьму, - Карл почувствовал, что обязан произнести это вслух. Знание было слишком большим, чтобы сразу найти ему место в своей душе.
- Вас это ужасает, Карл? - без тени удивления в голосе, спросил Гавриель. - Напрасно. Не спорю, это темное искусство, но не черное. Вы же художник, мой друг, вы должны чувствовать разницу.
- Рукопись все еще там? - странно, но то, что он открыл даме Виктории, рассказать сейчас Гавриелю, он не смог. И Деборе он об этом не рассказал тоже. Во всяком случае, пока.
- Я думаю, что да, - Гавриель снова стал задумчив. Неуверенность из его голоса исчезла, но зато он снова вернулся к каким-то своим мыслям, которые занимали его во все время их разговора, и делиться которыми с Карлом маршал не спешил. - Во всяком случае, я их оставил там, где они пролежали предыдущие четыре столетия. Такие вещи ... Впрочем, вернемся к вам, Карл. Вы сказали, что теперь вы герцог. Цезарь получил право жаловать своих подданных высшими титулами принципата?
- Нет, Гавриель, - покачал головой Карл. - Великие бояре никогда на это не пойдут. Я получил титул по наследству.
- Вы были женаты на ком-то из этой семьи, - даже теперь голос маршала не дрогнул, и все-таки чувство, глубоко запрятанное за стеной равнодушия, скрыть вовсе не смог. Это была старая история, которая никогда не омрачала их дружбы, но которую, тем не менее, всегда принимали в расчет оба, и Гавриель, и Карл.
- Да, ее звали Стефания, - коротко объяснил Карл. - Она умерла двадцать два года назад.
- Вот, как! Ну что ж, примите мои соболезнования Карл.
- Они приняты, Гавриель, - мягко ответил Карл.
- С кем собирается воевать Флора?
- С нойонами.
- Что ж, они правы. Победить империю нойонов способны только вы. Но нойоны ... Я полагаю, что не ошибусь, если предположу, что Южная стена пала?
"Южная стена?"
Несомненно, маршал был необычайно проницателен, и мысль его по-прежнему была стремительна и точна, как стрела, выпущенная умелой и сильной рукой. Все, что не было сказано вслух, он домыслил сам. Впрочем, для того чтобы мыслить таким образом, надо было многое знать и помнить все это многое. Сам Карл вспомнил о пророчествах женевского безумца всего лишь четыре месяца назад, когда ему практически случайно - "А случайно ли?" - попалась в руки копия старинного пергамента, которую он, Карл, собственноручно сделал, находясь на службе у мемельского герцога Каффы. Но вот, и пророчества нашлись, и странные совпадения не заставили себя ждать, и маршал Меч интерпретировал намек на войну с нойонами одним единственным образом.
- Да, - ответил Карл вслух. - Южная стена пала.
- А стальные братья?
- Вот, - Карл тронул рукой сначала украшенную алмазами рукоять Убивца, а затем положил ее на кинжал - Синистру. И раз уж разговор затронул эту тему, решил, что имеет право, спросить, наконец, о том, о чем никогда не спрашивал, пока не стало слишком поздно.
- Могу ли я спросить вас, Гавриель, о происхождении вашего меча?
- Меч, - повторил Гавриель. - Меч ... Видите ли, Карл, я не вполне уверен, что имею право рассказывать вам об этом. Впрочем, вы получили меч в дар, и Убивец вас принял, и, значит, условия соблюдены ... И вы встретились с парным ему кинжалом, который ... С другой стороны ... - Гавриель был очевидным образом растерян, что было для него не характерно. - Карл, вы читали книгу Августа Шорника?
- "Славные мечи"? Да.
- Вы слышали о ней прежде? Искали ее?
- Нет, - снова покачал головой Карл, вспомнив всю долгую историю своих встреч с этой книгой. - Пожалуй, это она искала меня.
- Тогда, возможно ... - Гавриель все еще не был уверен. - Я нашел его в Новом Городе, ... в трех лигах от столицы Вольхов есть такое место. Оно называется "Облачный клык". Если нету тумана, и облако не сидит на скале, то ночью, при луне ...
"Ночью, при луне, - мысленно повторил Карл. - Два разных места ... Две скалы. Любопытно".
- На вершине "Облачного клыка" есть развалины замка. Их трудно увидеть, но ... Гароссцы называют его "Герстово пепелище". Герст ... Как бы вы, Карл, произнесли это имя на загорский лад?
- Хельшт, - не задумываясь, ответил Карл. - Хельшт?
"Бывают ли такие совпадения? - спросил он себя, и мысленно пожал плечами. - У меня бывают".
Хельшт тоже, по слухам, родился под Голубой Странницей. Тоже жил в замке на неприступной скале, и руины его крепости были видны только в лунную ночь. Знать бы еще, кто и когда разрушил эти замки.
- Хельшт?
- Да, я думаю, это была его крепость. Там есть что-то вроде маленького храма. Он тоже разрушен, разумеется, как и все вокруг, но ... Несомненно, когда-то это был храм, Карл, вот только, каким богам молился там Хельшт, я не знаю. Но зато именно там я и нашел Убивца. Случилось это лет за пятьдесят до нашей встречи. Евгений тогда был всего лишь одним из лейтенантов гвардии Рамонов, а я ... Я тоже был молод и полон честолюбия. Что это за птица, как вы думаете?
Карл поднял голову и посмотрел в выцветшее от жары небо. Крупная птица неторопливо скользила на широко расправленных крыльях достаточно высоко, чтобы видеть "полмира", но недостаточно, чтобы казаться черной неподвижной точкой.
- Я думаю, это орлан.
- Прощайте, Карл, - неожиданно сказал Гавриель. - Было славно, повидать вас вновь, но я чувствую, что время мое истекло.
Карл мучительно хотел повернуть голову и снова - возможно, в последний раз - увидеть маршала Гавриеля, однако интуиция подсказывала, что делать этого не следует, и он продолжал смотреть в небо.
- Эта Стефания ... - голос Гавриеля стал глухим и невнятным, как будто между ними возникла и продолжала расти невидимая преграда. - Ваша жена ... Она, должно быть, ...
Молчание затянулось, и Карл, наконец, повернул голову.
Дорога была пуста.
2.
Слева от тракта, за редкой рощицей каких-то невысоких хвойных деревьев, виднелись приземистые строения дворянской усадьбы или, быть может, большого хутора. Туда уводила хорошо утоптанная тропа, петлявшая между придорожным кустарником, по сжатому кукурузному полю и исчезавшая среди деревьев. Однако, оценив на глаз расстояние, отделявшее его от человеческого жилья, Карл решил не тратить время на поиски иллюзорного комфорта. Он расседлал коня, стреножил его и пустил щипать пожухлую траву чуть в стороне от тракта, а сам уселся прямо на землю в тени старого ореха, съел гречишную лепешку с куском козьего сыра из своих небогатых дорожных запасов, бросил в рот горсть золотистого войянского изюма, запил красным - с запахом дёгтя - вином с северного берега Флорианского моря, и раскурил трубку.
Разговор с Гавриелем оставил у него неприятный осадок. Любой, кто не знал маршала так, как знал его Карл, мог счесть их беседу вполне обычной, и даже более того, весьма содержательной. И в самом деле, Гавриель рассказал Карлу не мало интересного, однако, все, что сказал маршал, несло на себе отпечаток недосказанности, фрагментарности, и незаконченности. Как ни посмотри, но и вполне связанным этот разговор тоже не выглядел. Во всяком случае, таково было ощущение самого Карла.
За все время, что он сидел под деревом, по тракту прошло лишь несколько местных крестьян, вряд ли направлявшихся дальше, чем в соседнюю деревню, да проехал в ту же сторону, куда двигался и сам Карл, крытый дерюгой фургон. Но преследователь Карла так и не появился.
"Нет, - мысленно покачал головой Карл. - Преследователь - слишком сильное слово".
Он выбил трубку, присыпал пепел сухой землей, сделал еще один - последний - глоток из бурдюка с вином, и хотел уже продолжить свой путь, когда на тракте появилась одинокая всадница. При виде стройной черноволосой наездницы в голубых и синих шелках и ее серой в яблоках кобылы, у Карла болезненно сжалось сердце. Но терпеть боль давным-давно стало для него настолько привычным, что ни один мускул не дрогнул на обращенном к дороге лице, однако глаз от женщины он отвести уже не смог. Так и сидел под деревом, глядя на дорогу и приближающуюся по ней неспешной рысью всадницу.
Наконец, она достигла того места, где ожидал ее Карл, съехала с тракта и направилась прямиком к нему. Он встал и, шагнув ей навстречу, протянул руку, чтобы помочь спуститься из седла.
- Здравствуй, Карл, - сказала Стефания, принимая его руку, и соскальзывая с высокой кобылы на землю. Проделала она это настолько легко и грациозно, что казалось, что и не человек она вовсе, а пришедшая из старинных сказаний лесная фея. И так же, как феи осенних лесов, Стефания блистала незнакомой Карлу, изысканной, но несколько холодной красотой.
- Здравствуй, Стефания, - поклонился Карл, приглашая ее жестом в тень.
- Этот человек идет за тобой, или мне показалось? - спросила Стефания. Она не уточнила, кого именно имеет в виду, но Карл ее понял.
- Да, он идет за мной, - сказал он.
- Странно, - голос Стефании звучал холодно и едва ли не отчужденно. - Он не похож на шпиона и на наемного убийцу он не похож тоже.
- Ты имеешь в виду, что он великоват для того, чтобы быть "тенью"?
- И это тоже, - подобрав пышные юбки, она опустилась на землю, и посмотрела на Карла. - У него нет страха в глазах, Карл. Это важнее.
- Ты права, - кивнул Карл, садясь напротив нее. - Его зовут Март, он аптекарь из Семи Островов, - мозаика сложилась, и он мысленно покачал головой, представляя себе причины, побудившие Марта выступить в путь вместе с ним. - Он мой друг, и таким необычным образом проявляет свою заботу обо мне.
- Почему же он следует за тобой в отдалении?
- Потому что я вышел в дорогу один.
- У тебя больше нет друзей и слуг, Карл? - казалось, она удивлена, возможно даже, обескуражена.
- Они у меня есть, Стефания, - тихо ответил Карл, не в силах оторвать взгляда от ее лица. - У меня все есть, милая. Нет только тебя.
Стефания подняла взгляд и посмотрела ему в глаза. Несколько мгновений длилось молчание, потом тень грустной улыбки коснулась ее изысканных губ, но это было единственное выражение чувств, которое он теперь увидел.
- Как ее зовут? - спросила после паузы Стефания.
- Дебора.
- Просто Дебора? - ее голос был ровен, лицо спокойно.
Стефания всегда умела находить то главное, что скрывалось за звуками слов. Не утратила она этой способности и теперь.
- Дебора Вольх, - ответил Карл.
- Кажется, - чуть нахмурилась Стефания, и это было уже второе чувство, которое отразилось на ее лице. - У Гедеона Чалого есть дочь. Ей должно быть теперь около пяти.
- Уже двадцать шесть, - мягко сказал Карл.
- Значит прошло так много лет ... - ее лицо снова было безмятежно. - Как ты жил все эти годы?
- Я шел, - сердце снова было полно боли и черной крови. Боль, ненависть (К кому? К чему?) и ярость, которую было не на кого выплеснуть.
- Ты шел, - повторила она за ним. - Куда?
- Никуда.
- Тебе было жаль меня, Карл?
- Жалость неподходящее слово, - возразил Карл. - Мне тебя не хватало.
- Извини, - чуть улыбнулась Стефания, и ее лицо на мгновение ожило, так что Карл едва не задохнулся от чувства узнавания. Прежняя боль становилась новой болью.
- Извини, - сказала Стефания. - Я знаю, но женщины ... Ты должен знать, какими мы можем быть.
Карл молчал, ему нечего было сказать.
- Это она? - неожиданно спросила Стефания, поднимая глаза к небу. Вот теперь в ее голосе появилось настоящее чувство.
"Почти настоящее".
- Возможно, - ответил Карл, тоже посмотрев в небо. - Я не могу различить отсюда. Слишком высоко.
На самом деле, он не был уверен, что смог бы отличить настоящую птицу от оборотня, даже летай она много ниже, а на такую удачу, чтобы орлан подлетел к нему совсем близко и оставался рядом так долго, как надо для уверенного узнавания, он рассчитывать не мог. И все-таки, сердце говорило, да, а к своему сердцу он привык доверять.
- Слишком высоко, - повторил он.
- Я тоже не могу, - с сожалением в голосе сказала Стефания. - Но хотелось бы думать, что это она.
- Значит, ты знала, - Карл не спрашивал, сомнений после ее слов остаться не могло.
- Да, - не отрывая взгляда от высокого неба, сказала Стефания. Ее голос звучал ровно. - Я хотела тебе рассказать, но, видимо, не успела.
- Жаль, - что еще мог сказать теперь Карл?
"Судьба".
- Не жалей, - Стефания опустила взгляд, и теперь ее синие глаза снова смотрели в глаза Карла. - Что случилось, то и случилось. Ведь так?
- Это мои слова, - признал Карл.
"Судьба".
- Твои, - ее губы чуть дрогнули, намекая на улыбку. - Куда ты направляешься?
- Я иду к Воротам Саграмон.
- Зачем?
Зачем? Отличный вопрос. Зачем он идет к Саграмонским воротам? В чем смысл этого поступка?
Однажды, Иннокентий Мальца спросил своих учеников, рассевшихся перед философом на застеленном соломой земляном полу: "Откуда мы знаем, что то, что мы знаем, истинно?" Возник диспут, но профессор в него не вмешивался, позволив студиозусам говорить все, что они хотели и могли сказать. Он лишь сидел молча на скамье, поставленной на невысокий помост, кутался в свой старый изношенный плащ, едва ли способный согреть его немощное тело - стояла зима, и было очень холодно - смотрел и слушал, и, возможно, обдумывал услышанное. Во всяком случае, много времени спустя, кое-что из сказанного в том диспуте Карл нашел в последней книге Мальца. Впрочем, философ подверг наивные разглагольствования своих учеников настолько изощренным анализу и интерпретации, что узнать исходные мысли было уже совсем не просто, но память Карла его не подвела.
Сам Карл в споре не участвовал. Он так же, как и мэтр Мальца, молча наблюдал за другими диспутантами, слушал их внимательно, однако ему самому нечего было сказать другим. Означало ли это, что Карл не умел облечь свои мысли в подобающие случаю слова? Или, что у него наблюдался недостаток мыслей, или его воображение было недостаточно развито? Вероятно, нет. Дело было в другом. Мнение Карла было удручающе тривиально, чтобы высказывать его вслух. В этом смысле, Карл мало чем отличался от тех простых людей, которые, как и животные, жили, полагаясь на свои чувства, и не задавались вопросами, само существование которых отнюдь не вытекало из опыта их жизни. Тепло и холод, боль или довольство, солнце и луна, земля, вода и огонь - что могло быть материальней и естественней этих сущностей? Какие сомнения в правдивости знания, дарованного человеку его пятью чувствами, могли возникнуть, пока хозяин этих чувств оставался в тех пределах, где ничто не подвергало сомнению его жизненный опыт? Следовало ли, в таком случае, заменять устоявшуюся картину мира, сложными теориями, в которых сущее представало то грезами богов, то эманациями тонких сущностей?
Диспут длился с полудня до полудня и завершился самым естественным образом, когда истощившиеся физически диспутанты просто не могли уже продолжать его далее, но истина, которая должна была, по уверениям мудрецов, родится в споре, так им и не открылась. Возможно, ответа на вопрос Иннокентия Мальца не существовало вовсе.
"Вероятно, - подумал тогда Карл. - Существуют вопросы, ответы на которые, следует искать не разумом, а душой. Что говорит сердце, то и есть истина".
Эта давняя история вспомнилась теперь Карлу неспроста. Стефания задала вопрос, который и сам он не раз и не два задавал себе за прошедшие четыре месяца. Зачем? Для чего он теперь идет к Воротам Саграмон, и должен ли он вообще туда идти? Много вопросов. Однако, на самом деле, всего один, зато из тех, ответить на которые разум бессилен. Существует ли для него, Карла Ругера, свобода воли?
В тот момент, когда он усомнился в справедливости утверждения, что его судьба - дорога, что в свою очередь, всегда предполагало, что лишь Хозяйка Судьба направляет его по бесконечным дорогам мира, Карл оказался один на один с какой-то иной, неведомой ему силой, которую заподозрил - и не без причин - в некоем не известном ему еще умысле. Ирония, однако, заключалась в том, что, бросив - вольно или нет - Кости Судьбы, и обретя, благодаря этому, казалось бы, абсолютную свободу, Карл обнаружил себя идущим по неверной земле, где всюду, куда он мог захотеть поставить свою ногу, его могли ожидать зыбь или топь. В результате, он нашел себя в ситуации полной неопределенности. Разум не в силах был определить, что верно, а что нет; где заканчивается случай и начинается план; где собственная воля Карла торит путь к цели, которую выбрал себе он сам, и когда его, Карла, ведет вперед невидимый кукловод, продвигая, как шахматную фигуру, к собственной, этого тайного врага или, напротив, доброжелателя, цели. Но там, где оказался бессилен разум, Карл решил, как и в прошлом, довериться своему художественному чувству. И решение созрело само собой, как зреют сыры в чанах или вино в бочках, и интуиция приняла его без возражений. Карл решил не спрашивать себя, зачем он идет к Воротам Саграмон, но тем не менее пойти туда и посмотреть, что из этого выйдет. В тоже время, он положил не спешить с путешествием, предоставив случаю и стечению обстоятельств определить, когда ему следует отправиться в дорогу. И еще, он понял, что пойдет один, а почему так, и зачем, он спрашивать не стал.
- Зачем? - спросила Стефания.
- Пока не знаю, - искренно ответил Карл. - Видишь ли, у меня было что-то вроде видения или предсказания. Что-то, связанное с Саграмонскими Воротами. Я был там однажды, но не припомню, чтобы дорога на перевал была отмечена чем-то особенным, таинственным, или необычным. Не знаю, есть ли там хоть что-нибудь, ради чего стоило предпринимать это путешествие. Впрочем, я плохо знаю эти места. Возможно, что там все-таки что-то есть. Или там меня ожидает встреча с кем-то, о ком я еще не знаю или о ком успел позабыть? Все возможно.
Кажется, Стефанию заинтересовали его слова. Она задумалась, как бы, пытаясь что-то вспомнить, но Карл ее не торопил. Кто знает, не откроется ли ему сейчас еще что-то из того, о чем он никогда даже не слышал, как случилось это в разговоре с Гавриелем?
- Геррид, - вдруг сказала Стефания. - Ульмо Геррид, отец Августа Герра - родоначальника нашей семьи, жил где-то там. Возможно, в долине Пенистой, или выше, на Волчьем плато, или еще выше, на Ступенях. Точно я не знаю, но в нашей Домашней книге это должно быть записано.
"Вот только книга та осталась во Флоре ... Впрочем, Кершгерид, Герст, Геррид ... К чему бы такое сходство? Или это опять случайное совпадение?"
- Домашняя книга? - переспросил Карл.
- Да, - кивнула Стефания. - Спроси Ахилла, он тебе не откажет.
- Ахилл погиб на охоте четыре года назад, - сказал Карл.
- Женат он, естественно, не был, - она задумчиво сдвинула брови. - Или все-таки?
- Нет, - покачал головой Карл. - Он не женился, и не озаботился даже тем, чтобы усыновить кого-нибудь из своих "друзей".
- Значит, теперь герцог Герр ты?
- Да.
- А Валерия?
- Она, естественным образом, моя наследница. В данный момент, ей перешел титул графов Ругеров, но ее собственный титул стоит во Флоре выше.
- Она замужем? За кем? - оказалось, что этот вопрос Стефанию заинтересовал по-настоящему.
- Она вышла замуж за бана Конрада Трира. Конрад ...
- Я помню Конрада. Что ж, это хорошая партия.
Карл неожиданно для себя поднял глаза к небу и увидел двух больших птиц, паривших на волнах теплого воздуха высоко над землей. Когда он опустил взгляд, Стефании рядом с ним уже не было. Не было и ее лошади.
3.
После полудня подул слабый восточный ветер, но облегчения он не принес, потому что зной достиг уже максимума, а ветер прилетел оттуда, где наверняка было немногим прохладнее. Зато теперь по тракту поползли неторопливые песчаные змейки, переходившие при резких порывах ветра "на бег". Еще через пол часа, в небе появились редкие размазанные облачка и резво побежали над головой, но зато больших птиц Карл там больше не видел.
Таборги он достиг, когда солнце спустилось уже к пятичасовой линии, но световой день еще не закончился, и Карл решил в городе не останавливаться, а заночевать у костра, сделав за сегодняшний день еще три-четыре лиги.
Вблизи Таборги, во всяком случае, с северной ее стороны, тракт ожил, что было вполне ожидаемо. На нем появились многочисленные пешие и верховые путники, проезжали - в разных направлениях - телеги и фургоны, попадались гурты овец и стада коров. Все спешили засветло добраться до города, или, напротив, выехав из него, возвращались к себе домой, в разбросанные по окрестным холмам деревни, хутора и дворянские усадьбы. Однако, когда Карл миновал этот крохотный городок, имевший, впрочем, достойные крепостные стены, как и все остальные торговые города во Флоре, Гуртовая тропа быстро опустела, и в ранних сумерках, Карл оказался на дороге один, если не считать, конечно, аптекаря Марта, по-прежнему следовавшего за ним в уважительном отдалении.
- Что это значит?! - голос женщины, неожиданно возникший в вечерней тишине, нарушаемой лишь стуком копыт, звенел от возмущения. - С какой стати?!
Карл повернул голову и не удивился, обнаружив, что на дороге он уже не один. Слева от него на превосходном игреневой1 масти жеребце ехала дивной красоты женщина. Впрочем, красота обращенного к Карлу лица была холодной и, пожалуй, даже отталкивающей, тем более, что сейчас на нем отражались весьма противоречивые чувства - возмущение, удивление, страх и ярость - которые женщину отнюдь не красили. Она была, по-видимому, высока и прекрасно сложена. Во всяком случае, дорожное платье из изумрудного бархата и зеленоватого прошитого золотой нитью шелка, украшенное золотистыми кружевами и скромными по размерам, но яркими самоцветными камнями, не скрывало, а, напротив, подчеркивало ширину ее бедер и пышность груди. Волосы, полускрытые темно-синей шляпой, были очень светлыми, почти седыми, но, вероятно, правильнее было считать их льняными. Прозрачные глаза полные ярости и страха смотрели прямо на Карла.
- Зачем?! - голос женщины поднялся едва ли не до крика.
# 1Игреневая -- редкая и красивая масть. Бывает светло-игреневая (темно-рыжая, но хвост и грива, белые или дымчатые) и темно-игреневая (шоколадная, часто в яблоках, хвост и грива белые или дымчатые).
Она не была похожа ни на великолепную Сабину - супругу лорда Томаса Альба, ни на роскошную и наглую Галину Нерис, ни на изысканную Софию Цук, ни на царственную княгиню Клавдию, и все-таки что-то от каждой из этих женщин в ней присутствовало.
- Не надо так волноваться, моя госпожа, - поклонился Карл. - Позволено ли мне будет узнать ваше имя?
- Зачем тебе, Карл? - ее оскал, по-видимому, должен был считаться улыбкой. - Неужели тебе мало имен? Выбирай любое!
- Но я настаиваю, - улыбнулся Карл, почувствовавший, что находится на верном пути.
- Я ... - было видно, что женщина изо всех сил пытается бороться с силой, которую ей, впрочем, было не одолеть. - Мое ...
- Смелее, сударыня, - насмешливо предложил Карл. - Я жду. Итак, как вас зовут?
- Норна, - выдохнула женщина.
- Просто Норна? - уточнил Карл.
- Чего ты хочешь, Карл? - по лицу женщины было видно, что она все еще пытается противостоять неизбежности.
- Я хочу знать ваш титул, сударыня.
- Лунная ... - слово далось ей с трудом, но в следующее мгновение лицо женщины разгладилось, и на губах появилась довольная улыбка. - Достаточно, Карл. На этом месте мы должны остановиться, - теперь в ее голосе слышалось торжество. - Должна признать, что я тебя недооценила, но кто не ошибается?
Она помолчала секунду, с интересом рассматривая Карла.
- Ты оказался хорошим учеником, Карл, - сказала она, наконец, ровным, ничего не выражающим голосом. - И достойным противником. Тем сладостнее будет моя победа. А теперь, прощай, Карл. Твое время истекло.
В следующее мгновение всадница и ее конь в богатом уборе исчезли, как будто их никогда здесь и не было.
"Значит, ее зовут Норна, - устало подумал Карл. - А "лунная", скорее всего, предполагало следующее за ним слово "дева", не так ли? Так просто?"
Некоторое время он медленно ехал по пустынной дороге, размышляя над множеством вещей, которые открылись ему в этот день. Если откровенно, то как бы странно ни выглядело произошедшее с ним сегодня на Гуртовой тропе, по-настоящему удивительным представлялся Карлу именно визит Норны. Содержание разговора не оставляло сомнения в том, что эта женщина жива и появилась здесь помимо своей воли. Какие-то мгновения, она, по-видимому, всецело находилась в его власти, вернее, во власти неких чар, о которых он, Карл, к сожалению, ничего не знал. Однако сила неведомого колдовства - "Кто ворожит сегодня на старом тракте?" - не смогла удержать ее надолго и Лунная Дева, которая и сама, вероятно, обладала не малым Даром, смогла освободиться от наброшенных на нее пут. Карл так и не узнал, была ли она его единственным врагом, и почему, зато, он знал теперь наверняка, что нападение крылатых людей организовала именно она, ведь ярхи поклонялись Лунной Деве, а Лунную Деву, оказывается, зовут Норной.
"Итак, люди луны", - что ж, о ярхах, благодаря расследованию, предпринятому Иваном Фальхом, Карл знал теперь гораздо больше, чем в утро после их нападения. Откровенно говоря, теперь он знал о них хоть что-нибудь, потому что раньше он не знал о них ничего. Однако следовало признать, что и он, и Норна совершили одну и туже ошибку: они недооценили один другого. Эта женщина - кем бы она ни была на самом деле - не являлась мелкой авантюристкой, как полагал Карл в начале. Она была полна честолюбия, это так, но цели ее были куда как, сложнее, чем могло показаться при поверхностном рассмотрении фактов, а ее возможности ... Карл пока знал слишком мало о том, на что способна Норна, но было очевидно, что она обладает Даром, чего он ранее не предполагал, многое знает и умеет тоже многое.
"Она умеет смотреть сквозь тьму", - напомнил он себе
Собственно, это было очевидно. Как бы ей не уметь "искать во тьме", если сама же она его этому и научила?
"Умеет", - и значит, всегда может узнать, где находится Карл. Впрочем, верно и обратное. Карл тоже ведь может узнать, где находится она, и не только это, если подумать.
Еще около часа он ехал по тракту, наблюдая, как стремительно наступает на мир ночная мгла, и, размышляя о том новом, что довелось ему узнать таким странным способом. Когда сумерки сгустились до такой степени, что продолжать путь стало невозможно, Карл выбрал удобное место близ дороги, на опушке небольшой кедровой рощи, и, съехав с тракта, в считанные минуты разбил немудреный лагерь. Расседлав коня и сняв с него дорожные сумки, Карл напоил его водой из бурдюка, обтер, и отпустил щипать траву, пообещав себе, впрочем, устроить другу завтра же - в первой деревне, которая встретится им на пути - "званный обед" с зерном. А пока Карл отправился собирать среди деревьев валежник, чтобы разжечь костер. Ночная тьма, разреженная лишь слабым светом восходящей луны и яркими искрами звезд на вновь очистившемся от облаков небе, ему не мешала. Он видел достаточно хорошо, чтобы не заблудиться среди деревьев и не спутать сухую ветку с притаившейся во мраке змеей. Впрочем, змей он так и не обнаружил, зато валежника среди деревьев оказалось столько, что уже через четверть часа, он сидел перед ярко горевшим костром, устроившись прямо на земле, лишь бросив на нее свой старый дорожный плащ.
4.
Леон вышел из окружающего мрака и остановился в круге света, отбрасываемого костром.
- Не доехал, - в голосе Мышонка не было печали, одно только раздражение. - И никакие мои фокусы не помогли.
- А что ты умеешь? - спросил Карл, вставая. Сейчас он понял, что Леон уже никогда к нему не приедет, во всяком случае, настоящий Леон.
- Много чего, - отмахнулся Мышонок. Чувствовалось, что он все еще находился во власти последнего в своей жизни настроения. - Да, почти все. Им, Карл, тоже досталось. Не сомневайся. Но мне-то что с того? Месть сладка, как мед, Карл, пока ты жив. А если уже нет?
- Расскажи, - предложил Карл.
- Рассказать? - было такое ощущение, что Леон неожиданно очнулся от забытья, или проснулся, как это бывает с сомнамбулами, и теперь растерянно озирался вокруг, ни на чем, впрочем, не задерживая своего взгляда надолго. - Рассказать? Впрочем, да. Ведь, если не я, то, может быть, ты ... Пожалуй, я сяду.
Однако он не сел. Еще какое-то время, он неуверенно потоптался на месте, потом пожал плечами, и хотел, было, уже сесть - во всяком случае, таково было движение, которое обозначило его тело - но остановился и стал снова беспокойно оглядываться вокруг.
- Что это за место? - спросил он, беспомощно таращась во тьму.
- Это Флора, Леон, - стараясь не повышать голоса, ответил Карл. - Три-четыре лиги южнее Таборги.
- Вот, как ... - Леон был растерян. Прежнее его раздражение куда-то улетучилось, и вообще создавалось впечатление, что сила его эмоций стремительно убывает. Он все еще стоял на месте, переступая по времени своими короткими ногами, похоже на то, как делают это застоявшиеся лошади, но теперь Леон смотрел уже на Карла, и выражение лица у него было такое, как будто он пытается вспомнить что-то важное, например, что он здесь делает и как сюда попал?
- Холодно, - неожиданно сказал он. - Камни холодные ...