Мах Макс : другие произведения.

Твари господни (Непреложные законы природы) Часть I

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 1.00*2  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Новый, совершенно экспериментальный роман. Просьба высказываться. Автор еще не знает, стоит ли продолжать, хотя получил истинное удовольствие, записав за десять дней почти четыре полных авторских листа из приснившейся ему злой сказки. На правах рекламы: Маги в брежневском СССР, подполье умерает, но не сдается, любовь сильнее смерти (М.Горький (С)), ну и АИ, естественно.

   Макс Мах

Непреложные законы природы

(роман)

   Глава 1. Некто Никто (Октябрь, 1974)
   1.
   Кайданов, как всегда, задерживался. Это не могло не раздражать, но таков уж он был, кандидат физико-математических наук Кайданов. Он и работать спешил, и жить, существуя в состоянии постоянного, едва ли не полового возбуждения. Впрочем, на жизнь и на "эти глупости" ему как раз времени и не хватало. Человек горел на работе, понимая под этим словом все, чем он занимался. А занимался он, в последнее время, очень опасными вещами. Очень.
   "А может, ну его?" - подумал человек, притаившийся в тени у дома напротив. - Горел, сгорел. Одним больше, одним меньше, какая для матери-природы разница?"
   Но он лукавил, разумеется. Не было бы ему дела до Кайданова, не стоял бы сейчас здесь, как придурошный шпик, а сидел дома, у телевизора, и смотрел какой-нибудь фильм, "Адьютант его превосходительства" или еще что. Или вот книжку можно было почитать, или водки выпить. Да, мало ли интересных дел можно найти, если подумать?
   "А чего думать? - дверь парадного напротив внезапно открылась, и на вечернюю улицу вывалился размахивающий руками Кайданов, что-то горячо рассказывающий молоденькой темноволосой девушке в светлом плаще. - Поздно думать, трясти надо".
   "Вот ведь образец гомо сапиенса, - покачал он мысленно головой, рассматривая тех, кого нежданно-негаданно взялся спасать и защищать. - Вот ведь, моральный урод, какой! Рядом с ним такое чудо, а он ей о седьмой серии своего дурацкого эксперимента рассказывает!"
   "Так, ты, друг, что, для нее, что ли стараешься? - спросил он себя, неожиданно сообразив, из-за чего, собственно, вылез из норки. - Ну-ну!"
   Ему стало вдруг тоскливо и противно. Все, как всегда, сторонний наблюдатель Некто, который никто и звать его никак.
   Между тем, Кайданов и Лиса, увлеченные разговором - говорил, впрочем, один только Герман - уже отошли от дома, в котором жила их общая подруга Алина, и двинулись в сторону Первомайской. Кайданов, надо думать, предполагал посадить там Лису на автобус и отправиться домой - он жил неподалеку - чтобы, как велел молодым коммунистам на каком-то, первом, что ли съезде Комсомола, товарищ Ленин, учиться, учиться, и учиться.
   "Однако не выйдет", - с грустью подумал человек в тени, наблюдая, как оживает припаркованный в конце улицы старенький "Москвич". - Это ты неправильно придумал, Кайданов. Некоторым вещам, если и стоит учиться, то тихонечко. Тихо, совсем ти ..."
   Он не успел додумать мысль, вспыхнули фары - "Даже так!" - и машина тронулась, набирая скорость и стремительно догоняя уходящих по улице людей.
   "Кажется, я успел в последний момент", - мысль мелькнула, не задержавшись, а машина была уже рядом.
   "Ах, ты ж! - его охватил мгновенный гнев, когда он понял, что они собираются сделать. - Суки!"
   Его тряхнуло, как изредка случалось, когда эмоции брали верх над разумом, и все закончилось, едва успев начаться. "Москвич" резко затормозил, прижавшись к тротуару и недоехав до обернувшихся на скрип тормозов Кайданова и Лисы буквально несколько метров. Погасли фары, распахнулась дверца, но выйти водитель уже не смог, безвольно опустившись обратно на свое сидение.
   "Все, - устало усмехнулся человек, быстро выходя из тени. - Завод кончился. Несколько рефлекторных действий, и конец".
   Ослепленный светом фар Кайданов попытался рассмотреть людей в машине, но, видимо, не смог и, отстранив, Лису, шагнул к "Москвичу".
   "Ну, что ж, любопытство не порок, неправда ли?"
  
   2.
   - Не надо! - властный оклик остановил Кайданова, когда он был уже рядом с машиной. - Вы им ничем уже не поможете.
   Герман повернул голову и увидел быстро подходившего по улице мужчину. Что-то в облике незнакомца Кайданову сразу же не понравилось, но понять, что это было, он смог только тогда, когда мужчина подошел вплотную, небрежным жестом захлопнув по пути дверцу машины.
   - Идемте, - сказал мужчина, облика которого Герман рассмотреть никак не мог, не смотря на то, что тот находился совсем рядом, и стояли они в пятне света, падавшем сверху от уличного фонаря. - Ну же!
   Мужчина взял Кайданова под локоть и, с силой развернув, повел обратно к не успевшей придти в себя девушке.
   - А что, собственно ...? - спросил Кайданов, пытаясь остановиться и все время, оглядываясь назад.
   - Ничего! - отрезал незнакомец. - Машина и два трупа в ней. Неужто, никогда не видали трупов, Герман Николаевич?
   - Что? Какие трупы? Что вы несете?! - Герман, наконец, вырвал руку и остановился, пытаясь рассмотреть незнакомца, и с ужасом понимая, что сделать этого не может. Он даже роста его определить не мог. Человек этот, казалось, то был выше Кайданова, то ниже. Определенно Герман знал только одно, это - мужчина, однако он не смог бы даже сказать, во что этот мужчина одет.
   - Вы кто? - спросил он требовательно.
   - Никто, - в ответе мужчины прозвучала усмешка и, возможно (во всяком случае, так показалось Кайданову) грусть. - Я, Герман Николаевич, никто, и это, поверьте мне, большое преимущество. А вот вы и Алиса Дмитриевна кто-то. У вас есть имена и адреса, и это плохо.
   - Почему? - спросила Лиса.
   - Вот, Герман Николаевич, - сказал странный незнакомец, и Кайданову снова почудилась усмешка, прозвучавшая в его голосе. - Учитесь! Девушка о главном спросила.
   - О главном? - Кайданов отступил на шаг и прищурился, пытаясь все-таки пробиться сквозь морок. Даже воздух завибрировал, и Лиса испуганно охнула и отступила в сторону, так он старался. Но все впустую. Морок не отступал.
   - О главном, - кивнул мужчина. - У нас мало времени, поэтому коротко. Конспективно, так сказать. Не тешьте себя иллюзиями, Герман Николаевич, это не физика и не парапсихология. Это магия, впрочем, я думаю, вы уже начали об этом догадываться, а вот Алиса Дмитриева, уже давно знает, только стесняется сказать. Я прав?
   - Это не ваше дело! - огрызнулась девушка.
   - Правильно, - спокойно кивнул мужчина. - Не мое. Это дело компетентных органов, которым вас сдала Алина Заславская.
   - Что? - такова поворота Кайданов совершенно не ожидал. Лиса, кажется, тоже.
   - Ну, что вы, как дитя малое! - уже откровенно усмехнулся незнакомец. - Вы же советский человек, товарищ Кайданов, должны понимать. Девушка стала свидетелем подозрительных антинаучных исследований и поделилась своими опасениями с капитаном Гаврилюком, который за ней ухаживает. По-моему, вполне логично.
   - Витька работает в КГБ? - быстро спросила Алиса.
   - А вы думали он инженер-строитель? Ну, не рассказывать же всем подряд, что он чекист?
   - Постойте! - сказал Кайданов, беря себя в руки, но все еще нервно оглядываясь на замерший в нескольких метрах от них "Москвич". - Какое дело КГБ до моих исследований?
   - Видите ли, Герман Николаевич, - мужчина сделал такое движение, как будто хотел вытащить из кармана сигареты, но передумал и остановил себя на полпути. - Даже если бы это была парапсихология, и то бы заинтересовались, а магия ... Вы должны бы понимать. Впрочем, мы зря тратим время. Этим делом занимается отдел "И". Они ведут вас уже третий месяц. Сегодня должна была наступить развязка. Вас, Герма Николаевич, должен был сбить этот автомобиль, - мужчина кивнул на "Москвич" и снова повернул лицо, которое невозможно было рассмотреть, к Кайданову. - Вообще-то они ошиблись, и это скорее хорошо, чем плохо. Недооценили они вас, товарищ Кайданов, оно и к лучшему, но вот вас, Алиса Дмитриевна, они оценили вполне, и я не знаю, кому надо было бы больше сочувствовать, покойному гражданину Кайданову, или вам, не случись меня рядом.
   - Вы серьезно? - Кайданов, как оказалось, в руки себя взял только отчасти. Он был потрясен, его трясло, и справлялся он с неожиданно рухнувшими на него обстоятельствами с трудом. - Что вы такое ...
   - Угомонитесь, Кайданов, - жестко остановил его незнакомец. - Левона Аркадьевича помните?
   - Левона? - удивленно раскрыл глаза Кайданов. - А вы знаете, где он? Я его уже сколько разыскиваю!
   - Левона больше нет, - тихо сказал мужчина. - И, как он умер, я вам рассказывать не буду. Это долгая история, а времени у вас в обрез. Скажу только, что он плохо умер, Герман. Люди так умирать не должны. Вот, держите, - он протянул Кайданову, неизвестно как и когда появившуюся в его руке, толстую пачку денег. - Домой не заходите, уезжайте куда-нибудь подальше, но не к родственникам и не к близким знакомым. Прокантуйтесь как-нибудь хотя бы неделю, а там, глядишь, что-нибудь придумается.
   - Что придумается? - спросил опешивший и, как будто лишившийся вдруг сил, Кайданов. - О чем вы?
   - А мне что делать? - Лиса самообладания, кажется, не потеряла, но явно обиделась на Кайданова, который, за своими проблемами, совершенно о ней забыл.
   - У вы пойдете со мной, - сказал незнакомец, совершенно не удивившийся ее вопросу. - Недалеко, но я не хотел бы, чтобы Герман слышал наш разговор.
   - Почему это? - встрепенулся Кайданов.
   - Потому что вы, Герман Николаевич, человек талантливый, спору нет, но ненадежный. Помолчите! - человек поднял руку, останавливая готового начать препираться Кайданова. - Вам надо исчезнуть. А вопросы ... Что ж. Вы уже видели "звездное небо"?
   - "Звездное небо"? - переспросил Кайданов. - Какое ...? Ах, вы это имеете в виду! Новую галактику, да?
   - Новую галактику, - повторил за ним незнакомец. - Да, уж, ... Но ладно, пусть будет галактика.
   - Так, вы тоже видели? - оживился угасший, было, Кайданов. - Видели? Можете сказать, где это?
   - Значит, видели, - незнакомец вопрос Кайданова проигнорировал. - Тогда ...
   - Вы не ответили на мой вопрос!
   - А я не обязан отвечать на ваши вопросы, - небрежно бросил незнакомец. - Я и так делаю больше, чем надо. Но вернемся к "звездному небу". Выпейте водки, Герман, или вина, тут главное расслабиться, и смотрите на звезды. Ни в коем случае не отвечайте на вопросы, просто лежите и смотрите.
   - На какие вопросы?
   - Ни на какие! - раздраженно бросил незнакомец. - Если вдруг вас пригласят поговорить, молчите. Вам главное пробиться к "светлому небу". Выберите кусок черного неба и представьте, что выворачиваете его на изнанку, как кусок ткани. С вашей стороны ткань черная, а с обратной - белая. Поняли принцип?
   - Ну, - не очень уверенно ответил Кайданов.
   - Это не трудно, - успокоил его незнакомец. - У всех, получается, получится и у вас.
   - А зачем?
   - Затем, что вы увидите "светлое небо". Солнца там нет, но небо светлое. Туда вам и надо. Вы поняли, Кайданов? Или мне надо повторять для особенно одаренных кандидатов наук?
   - А что там? - упрямо спросил Кайданов, явно задетый за живое злой иронией незнакомца.
   - Там город, - тихо сказал незнакомец. - Пойдете по главной улице ...
   - То есть, как пойду?!
   - Вы или заткнетесь, Кайданов, или мы с Алисой Дмитриевной уходим, а вы ... Вы уж сами как-нибудь.
   - Помолчи, Герман, - попросила Лиса таким тоном, какого Кайданов от нее в жизни не слышал. - Продолжайте, пожалуйста, ... э ...
   - Некто, - сказал незнакомец. - Раз, никто вам не подходит, зовите меня Некто.
   - Продолжайте, пожалуйста, товарищ Некто, - попросила она.
   - Пойдете по главной улице, - как ни в чем, ни бывало, продолжил незнакомец. - Она так и называется "Главная". Дойдете до торговой площади. Она называется "Торжище", но рынок не работает, впрочем, вам он без надобности. Справа откроется переулок, вернее крутая лестница вверх, туда и пойдете. Примерно, на середине подъема есть маленькая кофейня. Ее содержит человек по имени Гург. Спросите его о старике Якове. Яков ответит на все ваши вопросы. Это все. Вы меня поняли?
   - Да, - Кайданов явно не был уверен, что все понял правильно, он вообще ни в чем сейчас не был уверен. - Но ...
   - Без "но", Кайданов. - незнакомец едва ли не гаркнул. - Последнее. Смотреть в "звездное небо" можно только там, где вы чувствуете себя в безопасности. И второе последнее, специально для вас. В городе никаких имен, адресов и прочей фактологии не озвучивать. Полное инкогнито. Пойдемте, Алиса!
   Незнакомец легко и стремительно переместился к Лисе, подхватил ее под руку и быстро увлек за собой. Все это произошло так неожиданно, что Кайданов не сразу даже понял, что происходит, а когда понял, было уже поздно. Он рванулся за незнакомцем, но догнать его и идущую с ним девушку не смог. Они все время оказывались впереди него, хотя Кайданов едва ли не бежал. В голове теснились тысячи вопросов, которые он должен был, но не успел задать таинственному незнакомцу, впереди мелькали спины уходящих прочь людей, но, сколько Герман не напрягал свои силы, догнать их он не мог. А потом, они миновали пятно света от уличного фонаря, вступили в тень и исчезли вовсе. Пораженный Кайданов остановился на ходу, как будто его осадили. Он видел освещенную фонарями и светом из окон домов улицу из конца в конец, но ни незнакомца, ни Лисы там уже не было. Вообще, как ни странно, на улице было тихо и пустынно. Ни души. Никто, Некто, никого. Кайданов оглянулся на оставшийся позади него "Москвич", но возвращаться не стал. Он вдруг с ужасом понял, что это не сон, а реальность, и, вернись он назад, в машине он найдет два трупа.
   Кайданов опустил взгляд и посмотрел на все еще зажатую в руке толстую пачку денег. В тусклом розоватом свете, пролившемся из окна над его головой, он рассмотрел денежные знаки. Это были четвертные, и было их много, так много, что у него закружилась голова.
  
   3.
   Девушка оказалась просто чудо. Все схватывала, что называется, на лету, и испуга не выказывала, хотя и боялась, и вопросов лишних не задавала, даже если они у нее были. И еще глаза ...
   "Как это называется? - спросил он себя. - Узкий разрез глаз? Господи, если ты есть, и это описание глаз?"
   Высокие скулы, огромные, но узкого разреза зеленые глаза, полные четко очерченные губы ... Красавица!
   "И ты ее отпустишь?"
   "А что я должен делать?"
   "Ты еще пожалеешь!"
   "Да, да, пожалею, и заплачу".
   - Иди, - сказал он ей. - Иди. И постарайся уцелеть!
   Она что-то почувствовала в его голосе - ведьма! - обернулась, но опоздала, разумеется, он был уже за ее спиной. А потом он спрятался в тени ближайшего дома и долго смотрел ей вслед.
  
   4.
   Очнулся Кайданов только в поезде, когда проводница начала разносить стаканы с чаем. Кто-то из попутчиков окликнул его, и Герман, как будто, проснулся от тяжелого полного пугающих видений сна, с удивлением обнаружив себя, лежащим на не застеленной верхней полке, в купе уносящегося в ночь поезда. Судя по всему, до этого момента он пребывал в полуобморочном состоянии, во всяком случае, более или менее отчетливо прошедший день вспоминался только до того момента, как он услышал за спиной шум мотора приближающегося к ним с Лисой автомобиля, почти сразу сменившийся противным, дерущим за душу визгом тормозов. Все остальное тонуло в тумане. Помнился только властный голос незнакомца, возникшего из ниоткуда и в никуда, затем, исчезнувшего.
   "Никто по имени Некто", - Кайданов напряг память, но, как оказалось, напрасно. Ни того, как он ушел с улицы Тургенева, или, как ехал на автобусе к вокзалу - ведь не пешком же он шел? - Герман вспомнить не смог. Припомнилось только размытое невнятное пятно дома Ипатьева, который он, вероятно, увидел сквозь окно автобуса, и все. Зато слова страшного ("Да, да, - признался себе Кайданов. - Страшного!") человека, сказанные на пустой ("А почему, собственно, пустой, ведь не поздно еще было?") вечерней улице, звучали в его ушах так, как если бы, он услышал их только пять минут назад.
   "Ужас! - подумал он, спускаясь с полки. - Мы попали в руки афериста!"
   И в ту же секунду, вероятно, потому что ему пришлось расплачиваться за чай и постельное белье, Кайданов вспомнил о пачке денег, ощутимо оттягивавшей внутренний карман пиджака.
   "Если там действительно деньги, значит ..." - не додумав этой достаточно простой мысли, Герман сунул руку в карман и на ощупь вытянул из пачки одну купюру, но сдачи с двадцати пяти рублей у проводницы не оказалось, и Герману пришлось выгребать из карманов брюк мелочь.
   "Настоящие ..." - Кайданов вышел в коридор, прошел к туалету, но там была очередь, а в тамбуре курили, так что, не солоно хлебавши, то есть, не реализовав мгновенное желание рассмотреть всю эту гору денег более внимательно, он вернулся в купе и присоединился к двум едущим в командировку средних лет теткам и отпускному подполковнику-артиллеристу. Попутчики уже разложили на столе снедь и принялись за поздний ужин, впрочем, как тут же подумал Кайданов, начинать путешествие без того, чтобы перекусить, в России не принято.
   - А вы, я вижу без вещей, - сказал подполковник, оборачиваясь, и обе женщины, устроившиеся на полке напротив, дружно посмотрели на Кайданова. - Да вы присоединяйтесь, у меня на двоих хватит.
   - Спасибо, - выдавил из себя улыбку Кайданов, присаживаясь рядом с военным. - Я не голоден.
   Под любопытствующими взглядами попутчиков, он взял со стола упаковку с двумя сахарными кубиками и, разорвав бумагу, опустил их в свой стакан. Чай был жидкий, но хотя бы горячий.
   - Случилось чего? - спросил военный озабоченно.
   - Случилось? - переспросил Кайданов, мучительно соображая, что соврать. Он ведь и в самом деле был без вещей и выглядел, надо полагать, не лучшим образом. - Да, случилось. Тетка из Москвы позвонила, - сказал Герман и вдруг испугался, что не помнит точно на каком поезде и куда он едет.
   "А что если это не московский поезд?"
   - Дедушка умирает, - закончил он, надеясь, что не ошибся с поездом.
   - Так ты, значит, так и подхватился? - переходя на "ты", спросил военный.
   - Она мне на работу позвонила, - пожал плечами Кайданов. - Мы поздно работаем. Ну, я у ребят денег одолжил и прямо на вокзал.
   - Ну и молодец! - улыбнулся подполковник. - Присоединяйся! Меня, между прочим, Борисом зовут.
   - Герман, - протянул руку Кайданов.
   Кушать он, и в самом деле, не хотел, но Борис и женщины - экономист Варвара Гавриловна и инженер-конструктор Елена Евгеньевна - настояли, так что следующие полчаса прошли в неспешном пустом разговоре, сопровождавшем трапезу, само собой, не ограничившуюся котлетами и пирожками с капустой, крутыми яйцами и прочей домашней снедью.
   - Выпьем, - предложил подполковник, и вот от этого предложения Кайданов не отказался не только из вежливости.
   В голове по-прежнему стоял туман, мысли путались, и водка представлялась замечательным средством, как от этого, так и от тяжести на душе, которую Герман чувствовал едва ли не впервые в жизни, и с непривычки, просто не знал, куда себя деть.
   - С удовольствием.
  
   5.
   Засиделись за полночь. Поезд ритмично стучал на стыках, за окном проносилась тьма, а в купе было тепло и уютно, и водка, которую Кайданов, вообще-то, не любил, уходила легко и незаметно, согревая и освобождая от тяжести мыслей. После очередного возвращения из тамбура, куда они с Борисом выходили покурить "на сквознячок", они застали женщин уже в постелях. Свет был выключен, светились только синие ночные лампочки в изголовьях полок. Они переглянулись, Борис пожал плечами, как бы показывая, что делать нечего, и, быстро допив оставшуюся в бутылке водку - там как раз и оказалось-то по четверти стакана на каждого - они стали устраиваться на ночь.
   Кайданов встал на полку подполковника и, придерживая себя локтями, упертыми в верхнюю, стал застилать постель. Это и вообще-то - в раскачивающемся на ходу поезде - было мероприятием непростым, но дело осложнялось еще и нарушением координации. Выпил-то Герман много, во всяком случае, для себя, да еще и не закусывая почти. "На нерве" пилось легко, однако сейчас, балансируя на ходившей под ногами ходуном полке, он чувствовал себя не очень уверенно, думая только об одном, как бы побыстрее застелить постель, забраться в нее и заснуть. Все-таки - с горем пополам - он с этой задачей справился, не упав и ничего себе не разбив, что уже было достижением, и, наконец, смог исполнить свое "заветное" желание, растянувшись на полке.
   Внизу еще возился устраивающийся на ночь Борис, но Герман на это внимания не обращал, неожиданным образом отрешившись, отъединившись от реального мира, окружавшего его, и оказавшись, вероятно, впервые за те считанные часы, которые прошли со времени встречи на улице Тургенева, наедине с самим собой. Как ни странно, он не заснул сразу, как случалось с ним обычно в сильном подпитии, стоило ему только принять горизонтальное положение. Однако и бодрствованием, в полном смысле этого слова, состояние Кайданова назвать было нельзя тоже. Голова была "легкая", необязательные мысли вяло ворочались в ней, не в силах привлечь внимание Германа, и жесткая вагонная полка медленно кружилась под ним и вместе с ним, или это кружился над ним смутно различимый в размытом, как гуашь, мраке потолок купе? Герман лежал, убаюканный ритмом движения, фальшивым теплом, гулявшим в его крови, и усталостью, которая, впрочем, не гнула, но властно прижимала его тело к полке, и смотрел вверх, зависнув в зыбком нигде между явью и сном.
   В этом состоянии, может быть, даже легче, чем во сне, могли происходить совершенно невероятные вещи, и они не заставили себя ждать. И вот уже смутно различимый потолок, по которому гуляли невнятные блики неведомых огней, стремительно и плавно превратился в звездное небо. Он как-то сразу, но не резко, раздвинулся, охватив все пространство вокруг Кайданова, исполнился глубокой бархатистой тьмой, подразумевавшей бесконечность, и мечущиеся по нему отсветы пролетающих за окном пятен света превратились в неподвижные светила, различающиеся между собой, как и положено звездам, относительными размерами, цветностью и яркостью свечения. Их было много, и рисунок созвездий был незнаком Кайданову, полагавшему, что он хорошо знает звездные карты. Однако дело было не в этом. Сейчас, в отличие от нескольких других случаев, когда он видел "звездное небо", Герман был ошеломлен не тем, что видит чужую галактику, изображения которой он так и не нашел даже в полном звездном атласе университетской обсерватории, а грозной и тревожной красотой, открывшейся перед ним. Потрясенный и восхищенный, переводил он взгляд с одной крупной звезды - сияющего льдистой голубизной кристалла - на другую, алую, пульсирующую, как маленькое гневное сердце, с одного созвездия, вызвавшего в памяти мгновенный образ молота и наковальни, к другому, похожему на схематическое изображение вставшего на хвост дельфина.
   - Привет! - сказала ему крупная голубая - почти сапфирово-синяя - звезда. - Ты кто?
   - Я? - Кайданов растерялся, не услышав, а скорее "почувствовав" этот вопрос, и вдруг отчетливо вспомнил предостережение сделанное странным незнакомцем, который то ли спас его от какого-то ужаса, то ли, напротив, погубил, вырвав из привычной нормальной жизни, и выбросив - одним своим появлением - в никуда.
   - Ты, - подтвердила звезда. - Ты ведь тут уже бывал?
   "Ни в коем случае не отвечайте на вопросы, просто лежите и смотрите", - сказал Некто.
   - Почему ты молчишь?
   "Потому что, - Кайданов с трудом отвел взгляд от звезды и заставил себя смотреть в бесконечное пространство между звезд. - Как он сказал? "Выберите кусок черного неба и представьте, что выворачиваете его на изнанку". На изнанку? А как это, на изнанку?"
   Кайданов попытался представить, что перед ним не разверзшаяся в бесконечность бездна межзвездного пространства, а черная ткань или бумага, обратная сторона которой теоретически должна была оказаться светлой. Но как можно было вывернуть эту "ткань" наизнанку? Как он мог это сделать? Это ведь не бутылка Клейна и даже не лента Мёбиуса, здесь следует ...
   Тьма обернулась светом, но не ярким, режущим глаза, а приглушенным, и Кайданов увидел перед собой небо осени, серое, пасмурное, но, с другой стороны ... Это небо - и ведь он доподлинно знал, что видит именно небо - было совершенно пустынным. Ни солнца, ни туч или облаков, ни птиц, на нем не было ровным счетом ничего такого, за что мог бы уцепиться взгляд.
   "Пустыня".
   И в то же мгновение, как слово "пустыня" мелькнуло у него в голове, Кайданов почувствовал тепло, и сразу же понял, что все с ним и вокруг него изменилось самым драматическим образом. До это момента, он ничего не чувствовал и даже не обращал на это внимания. Вся его человеческая активность ограничивалась возможностью видеть и еще, быть может, "ощущать" обращенную к нему речь звезд, чем бы эти звезды ни были на самом деле. Однако сейчас Герман неожиданно обнаружил, что ощущения - все ощущения! - вернулись к нему, и сразу же опустил глаза. Оказалось, что он стоит на занесенной песком земле перед широко распахнутыми городскими воротами. То есть, это он так подумал, что это городские ворота, потому что никогда прежде ничего подобного не видел, разве что на иллюстрациях к Вальтеру Скотту и другим подобным книгам.
   "Квентин Дорвард ... Хозяйка Блосхольма ... Или это был Хаггард, а не Скотт?"
   Вправо и влево уходили высокие зубчатые стены, сложенные из крупных блоков желтовато-серого грубо обработанного камня, а прямо перед Кайдановым поднималась круглая башня, в которую, собственно, и были врезаны ворота, створки которых были сейчас широко распахнуты, как бы приглашая его, войти. За воротами лежало затянутое густой тенью пространство тоннеля, ведущего сквозь толщу приземистой массивной башни, но там, в конце темного прохода, угадывался дневной свет.
   "Однако!" - Кайданов покачал головой и обернулся назад. Насколько хватало глаз, перед ним тянулись бесконечные пустынные пространства: желтый песок, серые камни, невысокие барханы и далекий едва улавливаемый взглядом темный силуэт какого-то замка или чего-то ему подобного на горизонте.
   "Н-да", - Кайданов потер лицо ладонью и замер, удивленно глядя на свою руку. Темно синий рукав был расшит серебряной нитью и украшен по краю широкой темно-серебряной тесьмой. Из-под рукава выглядывали белоснежные кружева манжет, скрепленных золотыми запонками с огромными бриллиантами, но вот рука была, несомненно, его собственная, хотя в следующую секунду, он в этом уже не был так уверен. Присмотревшись, Кайданов вынужден был усомниться, что это его рука, потому что у него никогда не было таких ухоженных - что называется, холеных - рук, с гладкой матовой, чуть тронутой загаром, кожей, длинными покрытыми лаком ногтями, и такого перстня на указательном пальце у него тоже не было. Кайданов вообще никогда не носил никаких колец или перстней, а такого - тяжелого, золотого, украшенного зелеными и красными камнями - он просто никогда не видел, даже на иллюстрациях.
   Герман опустил взгляд вниз и обнаружил, что одет он в какой-то длиннополый сюртук - или как эта штука называется? - из темно-синего сукна, расшитого серебром, белую, всю в кружевах, рубашку и мешковатые синие же штаны, заправленные в высокие черные сапоги. Слева, на широком, украшенном чеканными серебряными бляшками, поясе висела длинная шпага или рапира, но в холодном оружии, в отличии от тактических ракет, Кайданов тоже не разбирался. Он лишь отметил, что рукоять и полусфера ("Как ее там?"), которая, по-видимому, должна была защищать руку держащего оружие, богато украшены чернью.
   "Что за ...?" - но у него даже не оказалось подходящих слов, чтобы выразить охватившие его чувства. - Что происходит?!"
   Пойдете по главной улице ...
   Герман пожал плечами и неуверенно шагнул к воротам. Выходило, что незнакомец знал, что говорил, и, значит, ему, Кайданову, оставалось лишь последовать совету этого, черт знает, откуда взявшегося на его голову, таинственного Некто и отправиться на поиски старика Якова, кем бы этот Яков на поверку не оказался.
  
   6.
   Если разобраться, полученные Кайдановым объяснения могли оказаться или исчерпывающими, или, напротив, совершенно недостаточными. Сразу за воротами начиналась довольно прямая улица, уводившая куда-то в глубину города, но была ли она "Главной", сказать было невозможно. Улица была не особенно широкой, во всяком случае, на взгляд Германа она была узковатой, а дома ее образующие никак не могли сойти за выдающиеся образцы архитектуры. Табличек с названием улицы здесь не оказалось тоже, что было, вероятно, естественным для средневекового города, так что Кайданову оставалось только надеяться, что он не ошибся и все делает правильно.
   Он шел по пустынной мощеной булыжником улице, полого поднимавшейся вверх, слышал стук своих подкованных сапог о камни мостовой, и рассматривал двух и трехэтажные дома, стоявшие слева и справа от него. По первому впечатлению, большинство из них были необитаемы, но при этом они не выглядели заброшенными, и на руины не были похожи тоже. Потом улица сделала неожиданный поворот, и Кайданов увидел первого живого человека. Прямо в дверях высокого узкого дома сидел в деревянном кресле молодой мужчина в белой рубахе до пят, какие носят арабы - Кайданов никак не мог вспомнить, как она называется, бурнус или галабия? - и курил трубку. На араба мужчина похож не был, он был рыжим и сероглазым, и к тому же держал в руке бокал с вином, а вот про то, что мусульмане вино не употребляют, Герман знал совершенно определенно. Впрочем, все знакомые Кайданову татары водку пили, то есть, ее пили мужчины, женщины, как и большинство других знакомых Кайданову женщин, предпочитали вино, но, с другой стороны, эти татары, точно так же, как и Венька Розенблат, ели и свинину, которая ни татарам, ни евреем вроде как не положена. Однако еще с другой стороны, татары не арабы, а советские граждане и белых рубах до пят не носят.
   - Здравствуйте, - сказал Кайданов, останавливаясь перед курильщиком. - Вы не подскажете, это "Главная" улица?
   - Так, - кивнул мужчина, с любопытством рассматривая Кайданова.
   - А Торжище?
   - Там, - рыжий "араб" показал рукой, с жатой в ней трубкой, вперед и вверх.
   - Спасибо, - поблагодарил Герман и, повернувшись, пошел дальше.
   - Не за что, - сказал ему в спину человек, и тут до Кайданова дошло, что короткий их разговор происходил на двух разных языках: он, Кайданов, говорил по-русски, а рыжий - по-немецки, которого Герман отродясь не знал, но сейчас, вот буквально секунду назад не затруднился понять.
   "Странно это ... - он оглянулся. Мужчина продолжал сидеть в своем старомодном кресле, поставленном прямо в дверях дома, но на Германа уже не смотрел. - Очень, странно".
   Ему никак не удавалось понять, что это за место, хотя, справедливости ради, следовало признать, что он не очень-то и пытался. Каким-то образом, если все увиденное здесь и вызывало у него удивление, то чувство это было очень слабым, притом, что умом Кайданов понимал, что должен был бы сильно удивляться тому, что с ним происходило, как и тому, что он к этому настолько равнодушен.
   Пройдя по улице еще метров двести, и не встретив по пути ни одной живой души, он неожиданно вышел на открытое место. По-видимому, это и была та самая рыночная площадь, "Торжище", о которой говорил Некто, однако, как тот и предупреждал, ни людей, ни торговли здесь сейчас не наблюдалось. Только закрытые лавки в окружавших ее довольно высоких домах с остроконечными крышами, да пустые каменные столы, расставленные на больших гранитных плитах, которыми площадь была вымощена. Впрочем, нескольких людей Кайданов здесь все-таки увидел. На противоположной стороне площади, прямо на каменном столе сидели несколько пестро и необычно одетых мужчин и женщин и что-то живо обсуждали, прикладываясь между делом к бутылкам темного стекла с длинными горлышками, которые все они держали в руках. На Германа ряженные никакого внимания не обратили, но и ему неудобно было стоять и глазеть на занятых разговором людей, а подходить к ним не было причины. Он только подумал мимолетно, что люди эти похожи на актеров массовки из нескольких разных фильмов про старые времена, вышедших из павильонов киностудии на перекур. Общее впечатление было такое, что одеты они были по моде разных эпох и разных народов. Однако мысль эта была не обязательная и почти его не встревожила, а в следующее мгновение Кайданов увидел справа от себя - между чуть раздвинувшими свои плечи домами - уходящую куда-то вверх узкую крутую лестницу, и, мысленно пожав плечами, направился прямиком туда, чтобы разыскать, наконец, этого старика Якова, который, если верить Некто, должен был ответить на все его вопросы.
   Кофейню Гурга Кайданов нашел без труда. Примерно на середине подъема - отсюда Герман уже видел далеко наверху конец лестницы - стены домов, сжимавшие с двух сторон крутые стертые ступени, немного раздвинулись, образовав нечто вроде крохотной площади, и слева, под вывеской "У Гурга" нашлась широко открытая дверь, за которой находилось погруженное в полумрак помещение с деревянными столами и трехногими табуретками вокруг них. Кайданов остановился, пытаясь рассмотреть, есть ли в кофейне люди - а о том, что это именно кофейня легко было догадаться по запаху свежесваренного кофе - и тут же обнаружил, что он на лестнице не один. Шаги за спиной прозвучали так неожиданно, что он даже вздрогнул и резко обернулся назад. Буквально несколькими ступеньками ниже Кайданова застыла внимательно, но без удивления, рассматривавшая его девушка. Впрочем, в следующую секунду Кайданов уже не был так уверен, что это девушка, а не, скажем, мальчик-подросток, но первое впечатление все-таки было таким, что это высокая, худенькая, стриженная и одетая под мальчика девушка. Узкие кожаные штаны, заправленные в короткие сапоги, длиннополый кафтан - "или эта штука называется камзол?" - который не позволял рассмотреть, есть ли у этого существа грудь, и так ли узки его бедра, как должно быть, если это все-таки парень, непокрытая голова с коротко стриженными черными волосами ... Огромные карие глаза внимательно и спокойно смотрели на Кайданова.
   - Привет, - сказал он, чтобы что-нибудь сказать.
   - Привет, ты идешь в кофейню?
   - Да, - кивнул он. - Вот захотелось, знаешь ли, выпить кофе.
   - Ты ... меня зовут Рапоза Пратеада.
   - Гер ...
   - Без имен, - резко сказала девушка и Кайданов вдруг сообразил, что зовут ее на совершенно не знакомом ему португальском языке Чернобуркой.
   Чернобурка ... То есть, черно-бурая лиса ... Лиса? Алиса?!
   - Да, - сказал он растерянно, пытаясь увидеть в этой то ли мальчике, то ли девочке хорошо знакомую ему Лису. - Извини, меня зовут ... Фарадей.
   - Фарадей? - девушка чуть приподняла брови. - Красивое имя, только почему на крыше?
   - Потому что я люблю свежий воздух, - усмехнулся Кайданов, с облегчением понимая, что раз она здесь, значит, с ней все в порядке, во всяком случае, она на свободе.
   - Пойдем, Фарадей, - ответно улыбнулась Лиса, возможно, подумав о том же самом, но уже имея в виду его самого.
   Она поднялась на площадку, и они вместе вошли в кофейню Гурга. После дневного света, здесь было почти темно, но Кайданов все-таки рассмотрел двоих людей, сидевших за столиком в углу. Кроме этих двоих в зале заведения никого больше не было, и Кайданов, подойдя чуть ближе, кашлянул, привлекая к себе внимание, и когда головы тихо разговаривающих людей повернулись к вновь прибывшим, вежливо поздоровался.
   - Добрый день, господа, - сказал он, мимолетно удивившись тому, как легко сорвалось с его языка это непривычное, чужое слово, "господа". - Извините, что помешали вашей беседе, но мне сказали, что здесь я могу найти старика Якова.
   - Иаков наверху, - сказал один из мужчин, сделав неопределенный жест рукой. - Музицирует.
   Глаза Кайданова немного привыкли к полутьме и он смог, наконец, рассмотреть того, с кем говорил. Это был неопределенного возраста огромный мужик с темным изрезанным морщинами лицом и длинными светлыми волосами, в кожаном жилете, надетом прямо на голое тело и позволявшем видеть его мощную мускулистую грудь, и богатырские плечи и руки.
   - Простите? - переспросил Кайданов. - Где это?
   - Идите вверх по лестнице, - под стать фигуре был и голос человека, низкий и хриплый. - Там в соборе он и играет. Не перепутаете.
   - Спасибо, - сказал сбитый с толку Кайданов, и они с Лисой поспешили вернуться на лестницу.
   - Ты в порядке? - спросил он, когда они снова начали подниматься вверх по крутой с выщербленными ступенями лестнице.
   - Да, - коротко ответила она. - А ты?
   - Я тоже, - сказал Кайданов, но тут же понял, что совершенно не помнит, где он находился до того, как пришел сюда. Смутно вспоминался лишь бег по ночному городу, вокзал, где с огромной переплатой он купил билет на ночной поезд до Москвы, и ...
   "Наверное, сейчас я еду в поезде", - решил он.
   - Ты ...
   - Не надо, Фарадей! - попросила Лиса. - Он же сказал, без подробностей.
   - Ладно, прости, я просто ...
   "Я просто хотел поговорить с кем-то, кого я знаю", - понял Кайданов и вынужден был признать, что в словах таинственного Некто имелась сермяжная правда о нем самом, Германе Кайданове. Теперь Кайданов и сам видел, насколько не серьезным человеком он оказался, и ему вдруг стало стыдно и грустно.
   Лестница вывела их на другую, просторную и безлюдную, площадь, на противоположной стороне которой стоял высокий, устремленный ввысь готический собор. Широкая мраморная лестница, сужаясь, вела на паперть - "Ведь, это называется папертью?" - к широко открытым из резного темного дерева дверям, под огромным круглым витражом из цветного стекла. К удивлению Кайданова на витраже была изображена шестиконечная звезда - "Магендовид?" - но долго на этой мысли он не задержался, как уже случалось с ним в этом странном городе не раз, когда он встречался с необычными или незнакомыми ему вещами. Из распахнутых настежь дверей, из тьмы, заполнявшей внутреннее пространство храма, лилась на площадь величественная музыка, заставившая Кайданова замереть и забыть все, о чем он только что думал. Кто-то играл там, внутри собора на органе. Прежде Герману приходилось слышать органную музыку только в кино, и она никогда не производила на него никакого особого впечатления, как и классическая музыка вообще. Однако сейчас, мощная и запредельно прекрасная в своей изощренной сложности мелодия буквально захватила все его существо, заставив переживать такие чувства, каких он, кажется, и не ожидал в себе найти. Сколько длилось это чудо? Как долго стояли они с Лисой посередине площади перед открытыми дверями храма? Кайданов этого не знал. В этом мире не было солнца и, соответственно, не было теней, и узнать сколько прошло времени, не имея на руке часов, было невозможно. Они пришли в себя - да и то не сразу - только после того, как прекратилась музыка и наступила тишина. Еще какое-то время Кайданов чувствовал себя так, как будто только что вынырнул со дна океана и не вовсе понимает, где находится, и что теперь должен делать, но одновременно он ощущал огромной силы чувство сожаления, утраты и разочарования тем, что волшебство Музыки миновало, и ему предстоит теперь жить без нее. Он посмотрел на Лису, но и она, похоже, тоже с трудом возвращалась в себя и к себе, и, возможно, впервые ему удалось увидеть так много чувств на ее лице, хотя это и не было ее настоящим лицом.
   - Пойдем? - спросил он, с трудом проталкивая звуки голоса сквозь пересохшее горло.
   - Да, наверное, - ее голос тоже звучал неуверенно и как-то напряженно.
   Но никуда идти им не пришлось. В тишине, упавшей на площадь, раздались гулкие шаги человека, идущего им навстречу из глубины собора, и они замерли в ожидании. Прошла, возможно, целая минута, прежде чем он вышел из тьмы на свет, высокий, чуть сутулый старик, одетый в длиннополый коричневый фрак и узкие бордовые штаны, заканчивавшиеся чуть ниже колен. На ногах у него были коричневые туфли на высоких каблуках, украшенные золотыми пряжками, и высокие белые носки. Под фраком была надета белая рубашка с кружевным жабо. Такие же пышные, но, как заметил теперь Кайданов, пожелтевшие от времени кружева опускались из рукавов, скрывая ладони, почти до самых пальцев, узловатых и длинных.
   - Вы Яков? - спросил Кайданов, с некоторой оторопью рассматривая узкое темное лицо старика, изрезанное глубокими морщинами и обрамленное длинными седыми волосами.
   - Здравствуйте, молодые люди, - голос у старика оказался чистый и звучный, напомнивший Герману звук валторны, слышанный им как-то еще в студенческие годы, но поразило его другое - глаза старика. Они были ясными и светлыми, почти прозрачными, и, казалось, светились на темном, похожем на кору старого дерева лице.
   - Ой, извините, - сказала Лиса. - Здравствуйте, уважаемый ... - она запнулась, не зная, как продолжить начатую фразу.
   - Иаков, - сказал старик.
   - Здравствуйте, Яков, - поздоровался Кайданов.
   - Иаков, - поправил его старик, подчеркнув голосом это непривычное "иа" в начале своего имени.
   - Да, конечно, - смутился Кайданов. - Иаков.
   - А вы кто такие? - старик без стеснения рассматривал Кайданова и Лису, но создавалось впечатление, что он все про них давно знает.
   - Меня зовут Фарадей, - представился Кайданов.
   - И вы носите шпагу, - кивнул старик. - А вы, молодой человек?
   - Я Рапоза, - сказала Лиса. - И я девушка.
   - И носите меч, - усмехнулся Иаков, а Кайданов удивленно оглянулся на Лису и обнаружил, что эту-то деталь он каким-то образом пропустил. Лиса действительно была опоясана мечом.
   - Это что-то значит? - спросила она.
   - Возможно, - неопределенно ответил старик. - Под светлыми небесами многие простые вещи оказываются многозначительными, и наоборот. Зачем вы пришли?
   - Один человек, - Кайданов вдруг понял, как глупо звучит его объяснение, но делать было нечего, так все и обстояло на самом деле. - Один человек сказал нам, что вы можете ответить на наши вопросы.
   - Кто? - коротко спросил старик.
   - Он сказал, что его зовут Некто.
   - Пойдемте, - старик плавно взмахнул рукой, приглашая их следовать за собой, и, повернувшись, медленно пошел обратно во мрак собора.
   Переглянувшись, они быстро поднялись на паперть и вошли вслед за стариком под гулкие своды собора. Здесь оказалось совсем не так темно, как казалось, глядя снаружи, но, тем не менее, им потребовалось какое-то время, чтобы их глаза привыкли к полутьме. Они лишь смутно видели спину Иакова, уводившего их в глубину огромного зала, и лишь постепенно стали различать детали. К тому моменту, когда старик неожиданно остановился перед глухой каменной стеной, Кайданов уже увидел и вполне оценил роскошь внутреннего интерьера собора. Он плохо разбирался во всех этих вещах, и поэтому не смог бы с уверенностью сказать, какой религии принадлежал этот храм, но он был великолепен. Впрочем, на эти мысли времени уже не оставалось, как и на то, чтобы любоваться архитектурными красотами.
   - Сюда, - сказал старик и сделал такое движение рукой, как будто рисовал на стене прямоугольник. И в следующее мгновение Кайданов увидел в стене дверь, которой - он был в этом абсолютно уверен - еще секунду назад там не было.
   Старик положил руку на бронзовую ручку и потянул ее на себя. С легким скрипом узкая и низкая дверь темного дерева растворилась, и Кайданов увидел за ней маленькую комнату с тремя креслами, расставленными друг против друга.
   - Входите, пожалуйста.
   Кайданов оглянулся на Лису, пожал плечами и прошел мимо старика в комнату. За ним вошла Лиса, а за ней, закрывая за собой дверь, и старик Иаков.
   - Садитесь, - он взмахнул рукой и в камине вспыхнул огонь, а в двух серебряных подсвечниках, стоявших на маленьком столике под узким окном, загорелись свечи. - Прошу вас.
   Лиса села первой. После нее уселись в кресла и Кайданов со стариком.
   - Итак?
   - Что это за место? - спросил Кайданов.
   - Это моя комната, - с усмешкой ответил Иаков, подчеркнув интонацией слово "моя". - Здесь мы можем говорить, не опасаясь, что нас подслушают. Впрочем, я думаю, вы хотели спросить не об этом, не так ли?
   - Да, - вместо Кайданова сказала Лиса. - Фарадей имел в виду это место, этот город, все это, - сделала она охватывающий все вокруг жест.
   - Не знаю, - покачал головой старик. - И никто не знает. Мы говорим "светлое небо", но смысл этих слов лишь в том, что все мы видели другое небо, черное. Но там есть звезды, а здесь ... Здесь нет солнца, молодые люди, но есть свет. Здесь никогда не бывает ночи, и сезонных изменений погоды здесь нет тоже. Тут, в городе, всегда тепло и светло, а в пустыне жарко, вот и все разнообразие.
   - Но кто-то же должен был построить этот город! - возразила Лиса.
   - Естественно, - согласился с ней старик. - Мы сами его и строим, милая девушка. Вот этот собор, например, создал я, а кофейню, в которой вы, наверняка, уже побывали, Гург. Но, правда и то, что город, как город, существовал всегда. Во всяком случае, даже самые старые его обитатели, пришли уже на готовое.
   - Значит, - осторожно сказал Кайданов. - Раньше здесь кто-то уже жил?
   - И да, и нет, - усмехнулся Иаков. - Да, потому что это самая правдоподобная версия, и за неимением других - кроме, быть может, божественного промысла - приходится довольствоваться ею. Но, с другой стороны, нет, потому что здесь нельзя жить, и никто в городе не живет. Сюда только приходят, чтобы рано или поздно уйти.
   - Почему? - спросила Лиса.
   - Возможно, - старик смотрел сейчас на нее серьезно и строго. - Возможно, потому что это иллюзорный мир.
   - Ничего себе иллюзия! - удивленно воскликнул Кайданов, похлопав ладонью по старому лакированному дереву подлокотника.
   - Если бы вы, молодой человек, смогли заглянуть в бредовые видения шизофреников, вы удивились бы материальности и, так сказать, "реальности" мира, в котором они существуют.
   - Так мы что, по вашему, все с ума посходили? - в Кайданове закипало возмущение, он ожидал совсем другого разговора.
   - Не думаю, - снова покачал головой Иаков. - Вероятно, это просто часть нашего Дара, я имею в виду, способность сюда приходить.
   - Некто сказал, что это магия, вы тоже так считаете? - Лиса вытянула перед собой руку и в ней неожиданно возник граненый стакан с чем-то, напоминающим вино. Она вздрогнула, сама, вероятно, испугавшись того, что сделала, но быстро взяла себя в руки и поднесла стакан к носу.
   - Пахнет скипидаром, - удивленно сказала она.
   - Всему на свете приходится учиться, - пожал плечами старик. - Этому тоже. Хотите, вина?
   - Вина?
   - Могу предложить еще водку, - усмехнулся Иаков. - Коньяк, но коньяк, честно говоря, выходит у меня средненький. Не наградил бог талантом. Впрочем, кофе и вино тоже так себе, а вот чай - вполне приличный. Хотите? Настоящий цейлонский!
   - Давайте, - улыбнулась Лиса, осторожно поставив свой стакан на пол.
   - Вам тоже? - повернулся к Кайданову Иаков.
   - Да, спасибо, - Кайданов чувствовал себя очень скверно. Разговор, чем дальше, тем больше, ему решительно не нравился, однако и уйти он не мог, хорошо понимая, что, что бы ни наплел им сейчас старик, это будет единственная пища для размышлений, которой так жаждал его уставший от неопределенности мозг.
   - Так что там с магией? - почти зло спросил он вслух.
   - С магией? - старик извлек из воздуха две большие фарфоровые часки, над которыми поднимался парок, и протянул их Лисе и Кайданову. - С сахаром, по две ложки на чашку.
   - Спасибо, - сказала Лиса, принимая чай. - Но вы, кажется, начали говорить о магии.
   - Да, - кивнул старик. - Фарадей, вы умеете передвигать вещи без помощи рук?
   - Да, - кивнул Кайданов, вспомнив вдруг, как с полгода назад, как-то вечером передвинул взглядом парковую скамейку у Городского пруда. - Да, умею, но это никакая не магия!
   - А что тогда? - старик было само спокойствие, хотя не мог не видеть, что Кайданов на грани срыва
   - Все можно как-то объяснить, - с вызовом ответил Кайданов.
   - Вы так думаете? - вежливо спросил Иаков и сам же ответил на свой вопрос:
   - Впрочем, вас так учили, - сказал он с сожалением в голосе. - Да и почитать в ваших Палестинах, наверное, особенно нечего.
   - Ну, я бы так не сказал, - обиделся за родину Кайданов. - Я читал Райта, Хэнзела, Сюдре, Пратта1. Вам достаточно? Если нет, так у нас и свои исследователи, слава богу, есть, не хуже ваших! Вы слышали о Бехтереве2? А статью Зинченко и Леонтьева читали3? А я, между прочим, читал и отчеты Турлыгина и Перова4.
   - И как вам все эти Нинели Калугины и Розы Кулешовы5? Внушают осторожный оптимизм, как Александру Романовичу6?
   # 1Гарри Райт. Свидетель колдовства. М. Молодая Гвардия 1971; Хэнзел Ч., Парапсихология, пер. с англ., М., 1970; Sudre, R (1962). Parapsychology, New York: Grove Press; Pratt J. G. (1964), The parapsychology: an insider"s view of ESP, N. Y.
  
   # 2Академик В.М. Бехтерев среди прочего исследовал в начале 20-х годов ХХ века и экстрасенсорное восприятие.
  
   # 3Зинченко В.П., Леонтьев А.Н. и соавт.(1973). Парапсихология: фикция и реальность, Вопросы Философии, 9.
  
   # 4В 1940 году С.Я. Турлыгин опубликовал результаты своих опытов, проводимых в Лаборатории биофизики Академии наук СССР, руководимой академиком П.П. Лазаревым. В 1965-68 годах, в отделе бионики Института автоматики и телеметрии Сибирского отделения АН СССР руководимом доктором технических наук В.П. Перовым (г. Новосибирск) была выполнена обширная программа телепатических исследований на человека и животных.
  
   # 5Нинель Калугина из Ленинграда прославилась демонстрацией эффектов телекинеза. В 1969 году на Ленфильме был снят о ней научно-документальный фильм. Роза Кулешова была известна в семидесятые годы, как феномен, наделенный эффектом т.н. кожного зрения.
  
   # 6Академик А.Р.Лурия - видный советский психолог, соавтор статьи в Вопросах Философии.
  
  
   - Что? - опешил Кайданов, который никак не ожидал, что старик Иаков настолько хорошо знаком с советской действительностью.
   - Скажите, Фарадей, - мягко улыбнулся старик. - Только честно, чем вы двигали ту скамейку?
   - Откуда вы ...? - удивленно вскинулся Кайданов.
   - Не важно, - отмахнулся Иаков. - Вопрос принципиальный. Вы же, кажется, немного разбираетесь в физике, господин Фарадей. Откуда взялось столько энергии и как она была передана от вас к скамейке?
   - Не знаю, - Кайданов уже взял себя в руки и смог даже саркастически улыбнуться. - И древние люди не знали, что земля круглая. Ну и что? На то и существует наука, чтобы искать ответы на поставленные природой вопросы.
   - Разумно, - кивнул старик. - Беда, однако, в том, что вы и такие, как вы, хотите применить научный метод к чему-то такому, что априори объектом науки являться не может.
   - Почему бы? - скептически прищурился Кайданов, почувствовавший, что, наконец-то, попал на свое поле.
   - Потому что, то, о чем мы сейчас с вами говорим, самим фактом своего существования опровергает непреложные законы природы, сформулированные столь любезной вам наукой, и, в свою очередь, являющиеся для нее, этой науки, исходной точкой, базисом, аксиоматической основой.
   - Что вы имеете в виду? - но, на самом деле, Кайданов уже понял, о чем говорит старик, и с неудовольствием констатировал, что скорее согласен с этим, чем наоборот.
   - Закон сохранения массы и энергии, причинно-следственные связи, ну, и много еще чего по мелочам, - почти весело сказал Иаков. - Подождите! - поднял он руку. - Бог с вами и вашей скамейкой! Вот, дама Рапоза, насколько я знаю, может останавливать время, локально, разумеется, и не надолго, но ...
   - Что?! - Кайданов резко обернулся к Лисе и с ужасом посмотрел ей в глаза. - Ты ...?!
   Но она могла уже ничего ему не отвечать. По тому безумию, которое плескалось сейчас в этих чужих, не знакомых ему глазах, Кайданов понял, что старик Иаков говорит правду.
   "Господи! - взмолился он. - Господи! Если это правда, ведь это же ...!"
   Но думать сейчас о том, что означала эта правда, он не мог. Его охватил страх, самый настоящий, животный страх, как если бы внезапно разверзся под его ногами Ад. И, вероятно, старик это понял. Лицо его стало строгим и даже, кажется, угрюмым.
   - Добро пожаловать в Ад, - сказал он своим глубоким звучным голосом. - Но только это не конец, Фарадей, это начало, а вот каким будет продолжение зависит уже от вас самого.
  
   7.
   Ребята ушли. И то сказать, задержались они здесь непозволительно долго. Однако у него самого было еще немного времени, и он сел за стол в кофейне Гурга и закурил сигару.
   - Кофе будешь? - спросил от стойки Гург.
   - С удовольствием, - в голове зазвучала новая мелодия, которую не хотелось отпускать. Это была совершенно новая музыка, и звали ее Лиса. - Ты же знаешь, как я люблю твой кофе.
   - Да, - улыбнулся Гург. - Знаю. Я непревзойденный мастер кофейной иллюзии, впрочем, та бочка с коньяком еще не пуста ...
   - Тогда, пусть будет кофе с коньяком, - в свою очередь улыбнулся Некто, которого здесь звали Иаковом.
   Он сидел за столом, глядел в затягивающий кофейню полумрак, но видел только Лису и слышал ее Музыку. Если бы он записывал все те мелодии, которые переполняли его душу, то та Музыка, что звучала в нем сейчас, превратилась бы в симфонию, которой, возможно, позавидовал бы сам Моцарт, но Некто свою музыку только исполнял, и только здесь, под светлым небом.
   - Что слышно? - спросил он Гурга, который, подойдя к столу, выставил перед ним большую чашку с божественно пахнущим кофе и серебряный стаканчик с коньяком.
   - Американцы близки к созданию детектора, - Гург сел напротив и тоже закурил. Здесь он курил трубку, а там ... Некто не хотел об этом думать, в его душе звучала Музыка.
   - Подтвердилось участие англичан? - спросил он.
   - Да, - кивнул Гург. - Англичане и израильтяне в деле. Возможно, так же японцы. Они работают сразу во всех направлениях, но успешно идет только тема детектора. Впрочем, Патриот всего не знает, и потом, он сильно ослабел в последнее время. Мои люди ищут кого-нибудь еще, но пока все впустую.
   - В СССР тоже застряли с моделированием, - тихо сказал Некто. - Как ни пытаются, ничего не выходит. Впрочем, что с них взять, с материалистов? Они ищут то, чего нет.
   - А ты случайно не русский, Иаков? - спросил вдруг Гург, понизив свой голос почти до шепота.
   - Тебе это надо? - Некто не обиделся на бестактный вопрос, он спросил именно то, что спросил.
   - Не знаю, - с заметной тоской в голосе ответил Гург. - Просто хотелось бы, чтобы кто-то из своих закрыл мне глаза.
   - Так плохо? - Некто смотрел на Гурга сочувственно, он знал о нем многое, о чем не догадывался и сам Гург.
   - Не знаю, - пожал плечами тот. - Кому дано это знать, Иаков? Разве что богу ... Но есть у меня нехорошее чувство, что скоро все кончится.
   - Ты в СССР? - прямо спросил Некто.
   - В Чехословакии, - Гург смотрел ему в глаза. - Придешь?
   - Шепни мне адрес, предложил Некто. - Только тихонечко, на ухо. Я приду тебя навестить.
   - Честно?
   - Я всегда держу свое слово.
   Гург чуть приподнялся, нагнулся, нависнув своим огромным телом над столешницей, и, приблизив толстые губы к поросшему седой щетиной уху старика Иакова, чуть слышно прошептал несколько коротких слов.
  
   8.
   Лиса ушла, но Кайданову торопиться было некуда. Если честно, ему просто некуда было идти, но, главное, незачем. Пока она была рядом с ним, ему вполне удавалось держать себя в руках, но, как только Алиса ушла, все, что Кайданов тщательно прятал от нее и, значит, и от себя тоже, разом обрело свободу. И если попытаться сформулировать то, что он сейчас чувствовал - чего сам Кайданов, впрочем, сделать был не способен - то самым подходящим словом было бы - "обреченность", лучше других слов, определявшее доминирующее в его душе чувство.
   Это был конец. Ни о каком начале - чтобы там ни плел старый дурак Иаков - не могло быть и речи, потому что не с чего было начинать. Сегодня рухнуло все, чем Кайданов жил, что составляло стержень и смысл его существования, даже если сам он прежде об этом не задумывался. Кто же думает о сердце, пока оно исправно качают кровь? Абсурд! Но сейчас, бродя по городу, который на поверку оказался просто огромным, встречая множество странных людей, с которыми не мог и не хотел говорить, Кайданов смог, наконец, осознать весь ужас того, что открылось ему в разговоре со стариком, и оценить, глядя, как бы со стороны, истинные размеры своей личной катастрофы. В одночасье он потерял все: родину, дом, даже собственное имя, превратившись из гражданина, ученого, члена общества в бесправного изгоя, объявленного к тому же вне закона. Конечно, он не был первым, на чью долю выпали такие испытания. Но дела Кайданова, личные его дела обстояли даже хуже, чем у многих и многих несчастных, хотя бы, потому что он не мог - даже если бы захотел - предать, скажем, родину и стать новым "власовцем". С той стороны границы, дела обстояли не лучше, а возможно, что и хуже, ведь там он был еще и чужим. Оставалась, правда, одна маленькая лазейка в той стене, которая вдруг выросла между ним и другими - обычными - людьми. Он мог закрыть глаза на жестокую правду того кошмарного мира, в котором неожиданно для самого себя оказался, на всю подлость того, что, оказывается, творилось вокруг него уже не первый год, и найти способ предложить свои услуги "родной коммунистической партии". Все-таки Кайданов, как ни крути, был кандидатом наук, мог бы и пригодиться ... Вот только даже думать о таком, было противно. Это было, как сдаться немцам и, спасая свою шкуру, пойти служить расстрельщиком в зондеркоманду. Однако, если не это, то, что ему, собственно, оставалось? Уйти в тайгу? Куда-нибудь в глухие места, которых еще не мало оставалось и на Русском севере и за Уралом, и прятаться там, надеясь, что на его заимку не наткнутся сдуру какие-нибудь геологи, которые отправляются в путь за туманом, а не за длинным рублем? И это жизнь?! Но если не это, что тогда? Жалкое прозябанье в подполье, которого, впрочем, как сказал старик, на самом деле не существовало, и которое еще только предстояло создать, потому что даже с его, Германа, новыми талантами, в одиночку на нелегальном положении долго не продержаться, ни здесь, ни там. Нигде.
   Все это действительно было ужасно. Впрочем, "ужасно" - не то слово, но лучшего у Кайданова сейчас не нашлось. То, что с ним случилось, являлось настоящей человеческой трагедией, из тех, о которых он раньше только читал или слышал, а теперь вот сам стал ее участником. Да, нет, куда там! Не участником, а главным действующим лицом. Но, если всего этого было мало, то теперь, когда бессмысленная ярость, бушевавшая в его сметенной душе, несколько перекипела, выяснилось, что самым тяжелым для Кайданова оказалось все-таки не то, что он превратился в бегущую мишень, а то, что с сегодняшнего дня он навсегда был отлучен от науки. Когда это, наконец, окончательно дошло до него, у Кайданова просто подкосились ноги. У него не оказалось сил даже заплакать, а стоило, наверное, потому что, так уж сложилось, что наука являлась главным в его жизни, и, если со всем остальным - даже с потерей Лисы - можно было, если не смириться, то все-таки жить, то без единственного по-настоящему любимого дела жизнь Кайданова просто теряла смысл и содержание. Она лишалась ценности, вот в чем дело. Зачем жить, если твое существование сводится лишь к нормальному функционированию биологической системы под условным названием "Герман Кайданов"?
   Трудно сказать, чем бы все это закончилось, останься Кайданов еще хотя бы на минуту в городе под "светлым небом, но неожиданно пустынная улица, по которой он брел сейчас без смысла и цели, вздрогнула и поплыла перед его глазами. Воздух стал густым и вязким, как патока, и дышать им стало невозможно, а дома и камни вокруг остановившегося - не в силах идти дальше - Кайданова начали стремительно терять материальность, выцветать и превращаться в сизый бесформенный туман. Метаморфоза произошла настолько внезапно и имела настолько драматические последствия, что в душе Германа вспыхнула неконтролируемая паника, мгновенно вытеснившая все другие чувства. И в этот момент до Кайданова донесся чей-то голос, но что говорил человек, скрытый от него туманом, разобрать было невозможно.
  
   9.
   - Ну, ты и спать, мужик, - весело сказал Борис, когда Кайданов, наконец, очнулся и, еще не вовсе понимая, где он, и что с ним происходит, сел на полке, вернее попытался сесть, потому что тут же больно приложился макушкой о низкий потолок. - Просыпайся, Герман, труба зовет!
   - Который час? - очумело, оглядывая освещенное солнцем купе, спросил Кайданов.
   - Почти девять, - хмыкнул с интересом рассматривающий его подполковник. - Одевайся, давай, пока бабцы наши на моцион отправились.
   Еще не вполне "проснувшись", но уже вспомнив, где он и почему, Кайданов тяжело вздохнул и, достав из сетки на стене кое-как сложенные ночью брюки и рубашку, стал одеваться, хотя, видит бог, лежа на верхней полке, делать это было очень неудобно. Тем не менее, еще через минуту, он был готов и слез вниз.
   - Пить надо умеючи, - подмигнул ему подполковник. - Но особенно важно опохмеляться вовремя и правильно. Держи! - и он протянул Кайданову стакан с налитой в него на четверть водкой. - Ну!
   - Спасибо, - вымученно улыбнулся Кайданов, взял стакан и залпом выпил противную, с сивушным запахом водку.
   - Закуси! - Борис протянул ему пирожок с капустой, и в этот момент их глаза встретились. У подполковника были карие глаза на выкате, но дело было не в их цвете или форме. Дело было в том, что сейчас на Кайданова смотрели глаза больного зверя, сильного, опасного, но нечастного, раненого, едва ли не умирающего.
   Секунду они так и стояли друг против друга - Кайданов с пустым стаканом в руке и протягивающий ему мятый пирожок подполковник - стояли и смотрели один другому в глаза. Потом Борис отвел взгляд и тихо - почти шепотом - сказал:
   - Не делай так больше, парень, и не таких, как ты, брали во сне.
  
  
  
  
   Глава 2. Рапоза Пратеада (сентябрь, 1999)
   1.
   Август проснулся, едва взошло солнцы. Просыпаться в темноте он не любил и давно уже взял себе за правило вставать с первыми лучами поднимающегося над долиной солнца, даже если накануне отправился в постель заполночь и не один. Август взглянул мимолетно на продолжающую тихо спать Веронику, она была прекрасна в своей юной наготе, но принадлежала прошедшей ночи, и в планах наступающего дня ей не было места. Он накрыл спящую девушку шелковой простыней цвета небесной голубизны, и встал с кровати, поставленной в беседке прямо посередине южного парка. Трава под ступнями еще хранила прохладу ночи и была чуть влажной от скудной росы, но благоухающий ароматами цветов и плодов апелсиновых деревьев воздух уже прогрелся. День обещал быть жарким, но Август любил тепло, и его это не тревожило. Не одеваясь, он легко и бесшумно пробежал между деревьями, миновал поляну, на которой играли маленькие лисята, и оказался на берегу обширного озера, вернее, пруда, образованного двумя плотинами на неширокой речке, протекавшей через его владения. Не останавливаясь, он оттолкнулся от земли, взлетел и, задержав себя в воздухе, медленно поплыл над водной гладью. Теплый ветерок овевал его тело, внизу сверкала отраженным светом прозрачная, как хрусталь, вода, а на востоке, над высокими деревьями Охитничьего леса вставало солнце, напомнившее Августу - своим цветом и величавой медлительностью - одну старую мелодию, к которой он не возвращался уже много лет. Тень сожаления промелькнула в его душе, но он не дал ей задержаться, прервав полет, и нырнув с высоты нескольких метров прямо в манящую глубину озера. Глядя сверху, покрытое золотым песком дно казалось близким, но, на самом деле, глубина здесь была внушительная, достигая восьми метров в самом центре чаши пруда. Пройдя насквозь толщу воды, Август коснулся руками дна, зачерпнул и тут же выпустил из рук песок, устилавший дно, развернулся и стремительно устремился вверх, навстречу сияющему в солнечных лучах небу. Набранная им скорость была так велика, что он пулей вылетел из воды, поднявшись в высоком прыжке метра на два, как раз достаточно, чтобы перевернуться и вновь упасть вниз, в нежные и прохладные объятья воды.
   Примерно через полчаса, вполне наслодившись водной стихией, Август выбрался на берег и, вызвав комердинера, устроился в кресле на солнышке, с удовольствием ощущая, как под ласковыми его лучами высыхают кожа и волосы. Утро было чудесным, и все вокруг радовало зрение и слух Августа, но сердце было неспокойно, и он знал почему. Тревога коснулась его еще накануне в полдень, и он искренне удивился, полагая, что такая малость, как очередной ходок, перед которым он, разумеется, даже не откроет дверей, не должа его беспокоить. Однако волнение не уходило, а, напротив, нарастало по мере того, как этот настырный человек приближался к воротам замка, и, следовательно, Августу давно пора было задуматься над причинами таково своего отношения к этому вполне заурядному событию.
   "Надо бы на него взглянуть, - подумал он, вынимая из воздуха уже раскуренную трубку. - Возможно, все дело в том, кто пожаловал ко мне на этот раз".
   Появился, сопровождаемый двумя слугами, комердинер, и не успели они втроем завершить не столь уж сложную процедуру облачения его светлости князя Августа в дневной туалет, как на берег озера прибежали и куафёр с малчиком-подмастерьем и начали поспешно раскладывать на принесенном с собой столике свои многочисленные принадлежности.
   - Прикажете подавать завтрак, ваша светлость? - с вежливым поклоном спросил мажордом, подошедший сразу же вслед за парикмахером.
   - Да, Нестор, благодарю вас, - благосклонно улыбнулся Август. - Я буду кушать на западной галерее.
   Все-таки он сдержал мгновенное желание тут же бросится на стену, чтобы проверить свое предположение. Он был терпелив и, сначала, позволил куаферу побрить себя и привести в порядок свои длинные волосы, затем, неторопливо вернулся в замок, в котором не был со вчерашнего вечера, поднялся на западную галерею, уселся за накрытый стол, и только тогда позволил себе отправить прочь толпившихся за его спиной слуг. Осмотрев стол, Август сам налил себе в бокал красного вина, пододвул ближе серебряную вазочку с засахоренными фруктами, и достал еще одну зажженную трубку, как если бы устраивался в ложе перед спектаклем, который желал смотреть, не отвлекаясь на пустяки.
   "Ну, что ж, - сказал он себе, нарочито оттягивая мгновение, которого не могло дождаться его растревоженное сердце. - Посмотрим".
   Он поднял взгляд. Перед ним лежала цветущая долина, переходившая, затем, в предгорья Заподного хребта, и, наконец, горные массивы самого хребта, увенчанные остроконечными пиками, сверкавшими белизной вечных снегов.
   "Красиво", - кивнул он мысленно и одним мановением руки стер раскинувшийся перед ним пейзаж, открыв окно в постылую реальность.
   Теперь он увидел совсем другую картину. Сразу за стенами замка начиналась мертвая пустыня. Ровная ижелто-серая равнина простиралась во все стороны насколько хватало глаз, и лишь далеко-далеко на западе глаза Августа были способны различить стены города, но никаких деталей, разумеется, он рассмотреть отсюда не мог. При виде города что-то дрогнуло в его душе, но в следующее мгновение Август перевел взгляд на того, кто вторые сутки упорно шел к нему через дышащие смертельным зноем пески, и ему стало уже не до города и не до его обитателей.
   "Это не справедливо! - понимал ли он в эту секунду, к кому обращает свои слова? Скорее всего, нет. - Я этого не заслужил".
   У него едва хватило воли, чтобы оторвать взгляд от бредущего через пустыню путника и взмахом руки вернуть на место утраченный, было, чудный вид на Западный хребет. С минуту Август сидел неподвижно, закрыв глаза, и не обращая внимания на дымящуюся трубку, по-прежнему зажатую в руке. Затем медленно поднял веки, взглянул на стол, неуверенно поднял бокал и отпил немного вина, несколько раз пыхнул трубкой, и, наконец, позвонил в колокольчик, вызывая слуг.
   - Я буду в Северной башне, - сказал он, ни к кому конкретно не обращаясь. - Проследите, чтобы никто там меня не беспокоил. Часа в три по полудни, к воротам придет гонец. Впустите его, накормите и напоите, дайте ему отдохнуть, и, когда он будет готов к разговору, дайте мне знать и накройте ужин на двоих.
   После этого, так и не притронувшись к еде, Август встал из-за накрытого стола и быстрым шагом направился к себе в кабинет, находившийся на самой вершине восьмигранной Северной башни.
  
   2.
   После мертвого жара пустыни, не позволявшего - хоть головой о камни бейся - создать даже стакана воды, круглый мраморный бассейн, наполненный сладкой прохладной водой, источавшей тонкий аромат цветущих лилий, мог показаться раем на земле. Лиса окунулась в воду с головой, медленно всплыла и в два плавных, ленивых взмаха рук, достигла края бассейна, где на серебряном блюде живописным натюрмортом были приготовлены для нее спелые желтые груши, источающие дивный аромат, едва не лопающиеся от переполняющего их сока, персики, и совершенно невероятные вишни, такого размера, цвета и вкуса, какой можно встретить, только в Причерноморье.
   "Бахчисарайский фонтан, прямо-таки, - усмехнулась она мысленно, опуская в рот очередную вишню. - Вот, подлец!"
   Вылезать из воды не хотелось совершенно, но время - деньги, как говорят на Западе, а в ее случае, время - это, зачастую, кровь, так что тянуть с разговором - раз уж ей первой и пока единственной выпала такая удача - было не в ее интересах. Лиса все-таки съела еще одну вишню, но после этого решительно вылезла из воды и стала оглядываться в поисках своей одежды.
   - Эй! - крикнула она, наконец, так ничего и не найдя. - Эй, кто-нибудь?
   - Что желает, ваша милость? - служанка появилась за спиной Лисы настолько тихо, что Лиса ее не обнаружила, пока та не заговорила.
   - Да, - кивнула Лиса. - Мне нужна моя одежда и, после этого, я буду готова встретиться с господином князем.
   - Как будет угодно, вашей милости, - снова поклонилась женщина и, выпрямившись, громко хлопнула в ладоши.
   Ее хлопок еще не успел отзвучать в гулком купольном зале с бассейном, как в противоположной стене открылись двустворчатые двери, и из них по направлению к Лисе потянулась давольно длинная процессия молодых женщин, каждая из которых несла на вытянутых перед собой руках один какой-нибудь элемент одежды.
   "Целая "делегация", - раздраженно подумала Лиса, рассматривая женщин в длинных платьях, идущих к ней церемонным шагом. Впрочем, раздражение ее возросло многократно, когда она рассмотрела, что именно несут эти служанки, похожие на баронесс.
   - Я сказала, - громко произнесла Лиса, поворачиваясь к той служанке, которая пришла первой и осталась стоять рядом с ней. - Я сказала, что мне нужна моя одежда!
   - Нельзя, - коротко ответила служанка и снова поклонилась.
   - Вы будете ужинать с его светлостью, и ваш облик должен соответствовать порядкам, принятым в его доме, - объяснила она сухо, но не разгибая при этом спины.
   "Сукин сын!"
   - Я не умею это носить, - сказала Лиса, рассматривая какие-то шелковые панталоны, которые, судя по всему, должны были доставать ей до колен.
   - Это не сложно, ваша милость ...
   "Сукин сын!"
  
   3.
   - Я князь Август, - он был высок и великолепно сложен, и лицо у него было под стать фигуре и роскошному одеянию. Такие лица хорошо смотрятся на золотых монетах, хоть в анфас, хоть в профиль.
   - Я князь Август, - сказал он звучным баритоном. - С кем имею честь?
   - Рапоза Пратеада, - представилась она, стараясь не думать о том, как выглядит в искристом атласном платье с глубоким декольте и прочих "аристократических" штучках и тряпочках. - Благодарю вас, князь, что согласились меня принять.
   - Не за что, - усмехнулся он красивыми губами, в то время как его серые глаза оставались убийственно спокойными.
   "Равнодушный сукин сын", - подумала она, уже понимая, что, по-видимому, все зря. Людям с такими глазами глубоко наплевать на все, что непосредственно их не касается, а не касается их почти все.
   - Прошу вас, донна Пратеада, - он сделал приглашающий жест в сторону стола и первым шагнул к стулу с высокой спинкой, поставленному с одной его стороны, так что Лисе волей не волей пришлось пройти давольно большое расстояние, прежде чем она достигла второго такого же стула, очевидно, приготовленного именно для нее, с другой стороны стола.
   Слуга в синей с золотом ливрее помог ей сесть, а другой подошел сбоку с хрустальным графином, наполненным рубиново красной жидкостью:
   - Немного вина, ваша милость?
   - Да.
   - Не обращайте на них внимания, донна Пратеада, - с улыбкой сказал Август, принимая из рук слуги бокал с вином. - Люди выполняют свою работу, только и всего.
   - Я понимаю, - она пригубила вино, которое оказалось выше всяческих похвал, и, невыдержав чопорного начала разговора, съязвила:
   - У вас замечательное вино, князь, - сказала она с "милой" улыбкой. - Это с ваших виноградников?
   - В какой-то мере, - он был совершенно невозмутим. - Что слышно в Городе?
   - Смотря, что вас интересует, - вот это уже был разговор. - Бывали там?
   - Бывал, - как ни в чем ни бывало ответил Август. - Но давно.
   - А как давно? Я потому спрашиваю, - объяснила Лиса. - Что не знаю, что вам рассказать.
   - Лет пятнадцать, я думаю, - спокойно ответил Август, как бы размышляя вслух. - Или что-то в этом роде. Вы уже бывали там в то время?
   - Да, - кивнула она. - Я давно в Городе.
   - Так, что нового? Или все по-старому?
   - И да, и нет, - осторожно ответила Лиса. - В целом, все по-прежнему, только люди еще больше боятся друг друга. Впрочем, кое-кто, по-видимому, хорошо знает, кто есть кто. Этим легче.
   - Ну, это не новость, - усмехнулся Август. - В Городе, как в Городе, личины, а не люди, маски вместо души, и ложь на каждом слове.
   "А ты, оказывается, филосов!"
   - Появились новые лица, исчезли старые, - сказала она вслух. - Я думаю, за пятнадцать лет персонажи обновились процентов на семьдесят, впрочем, точных данных у меня, разумеется, нет.
   - Люди смертны, - пожал широкими плечами Август. - Бессмертны только боги. Кто из известных людей оставил этот мир?
   - Трудно сказать, - теперь пожала плечами Лиса. - Я ведь не знаю, кто вам знаком.
   - Нерон? - спросил Август, сделав вид, что не заметил ее дешевой уловки.
   - Насколько я знаю, - сказала Лиса. - Нерон был убит в 1993 году в Квебеке.
   - Агасфер? - по-видимому, земные даты были известны Августу не хуже, чем ей, как, впрочем, и географические названия.
   - Вероятно, умер. Он не приходит уже лет пять, или шесть.
   - Конфуций? Ааарон? Калигула?
   "Его задело, поняла она. - Он их действительно знал".
   - Конфуций не приходит уже лет десять, - сказала она. - Но о его судьбе ничего определенного неизвестно. Говорят, он сменил личину. Это возможно?
   - Иногда, - коротко ответил Август, но объяснять ничего не стал.
   "И бог с тобой", - решила Лиса.
   - Аарона убили в восемьдесят девятом, - сказала она.
   - Ааарона? - удивленно поднял брови Август. - Кто?
   - Израильтяне, кто же еще, - горько усмехнулась Лика, вспоминая так и оставшегося для нее безымянным Ааарона. - В декабре восемьдесят девятого, в Тель Авиве.
   - Город отстроили? - Август снова был совершенно спокоен.
   - Говорят он не спротивлялся, - осторожно сказала Лиса, которая знала, что называется, из первых рук, как погиб Аарон.
   Туарег, который в восемьдесят первом учил ее драться, оказался не случайным свидетелем драмы, разыгравшейся на улице Шенкин в северном Тель Авиве поздним вечером восемнадцатого декабря 1989 года. Аарон назначил ему встречу в кафе, но опаздал, что случалось с ним редко, если случалось вообще. Туарег поужинал и пил уже вторую чашку кофе, когда на улице, наконец, появился Аарон. Он шел медленно, как будто просто прогуливался, а не шел на заранее условленную встречу, на которую к тому же уже опоздал. Где-то на полпути к кафе, в котором сидел Туарег, к Ааарону подошел какой-то человек и разнес "королю Израиля" голову, стреляя практически в упор из какого-то крупноколиберного пистолета. При этом один из сильнейших колдунов мира подпустил убийцу на расстояние вытянутой руки, никак на быстрое - а какое бы быстрое оно ни было! - движение, поднимающего оружие киллера, не отреагировал и защитить себя, кажется, просто не пытался.
   - Говорят он не спротивлялся, - сказала Лиса. - Никто не знает, что там произошло на самом деле, но он убит. Каллигула тоже убит. Американцы вычислили его базу в Бразилии, и уложили туда семь крылатых ракет. Он как раз был в Городе, когда это случилось и продержался достаточно, чтобы успеть обо всем рассказать.
   - Печально, - но по виду Августа трудно было понять, насколько опечалили его эти известия. - А что с Иаковом?
   - Вероятно, умер, - тихо ответила Лиса, для которой Иаков был не просто знакомым человеком.
   - Значит, никого из Первых не осталось?
   - Да, - кивнула Лиса. - И поэтому я пришла к вам.
   Но Август ее прямое обращение просто проигнорировал.
   - Что происходит на Земле? - спросил он. К еде он так и не притронулся, как и Лиса. Лишь покуривал трубку и пил вино.
   - В каком смысле?
   - В прямом. Что в это время происходило на Земле?
   - Вы, что ...? - но она даже не смогла сформулировать свою мысль до конца, потому что такого не могло быть.
   "Он, что, хочет сказать, что не был на Земле пятнадцать лет?"
   - Не хотите, не отвечайте, - любезно предложил Август и сделал глоток вина.
   - Вам про какие страны рассказывать? - обреченно спросила Лиса.
   - Не знаю даже, - пожал он плечами. - Европа объединилась?
   - Да, в девяносто шестом году.
   - Вся? - пыхнул трубкой Август.
   - Вся, кроме Англии, - Лиса вдруг почувствовала, что у нее пересохло горло, и она выпила несколько глотков вина, а потом достала себе дряную болгарскую сигарету "Шипка" - единственный сорт, который удавался ей без "брака" - и тоже закурила.
   - А Англия? - спросил Август рассматривая ее сигарету с видимым интересом.
   - Англия еще в девяностом объединилась с США.
   - Забавно, - усмехнулся Август. - Возвращение блудной матери, или я чего-то не понимаю?
   - Да уж, - усмехнулась Лиса, вспоминая заголовки газет того времени.
   "Это вы, товарищ князь, еще мягко выразились. У нас грубее писали".
   - Август, - она ожидала, что он как-нибудь, но отреагирует на то, как она к нему сейчас обратилась, однако Август только усмехнулся. На самом деле, поняла вдруг она, ему было все равно. - Август, мы в тупике. В сущности, - она замолчала, собираясь с силами, потому что одно дело знать и совсем другое - сказать об этом вслух. - Еще немного, и можно будет считать геноцид свершившимся фактом.
   - А может, оно и к лучшему? - тихо ответил Август. - Знаете, как говорят? Нет человека, нет проблемы.
   - И вам никого не жаль?
   - А людей, какими и мы когда-то были, вам не жаль? И ведь среди них наши с вами родные и близкие.
   - Я знаю эту теорию, - покачала она головой. - Но разве нет другого пути?
   - О чем вы, донна Рапоза? - холодно улыбнулся Август. - Вы что на самом деле верите в мирное сосуществование волков и ягнят?
   - Почему бы и нет? - она знала, что говорит глупости, но, если их не говорить, придется сказать себе, "иди и застрелись!"
   - Потому что против нас действует фактор численности и времени, - ровным голосом объяснил Август. - При нашей численности нам просто не хватит времени, чтобы убедить самих себя и людей, что мы можем сосуществовать. Что происходит на Земле? Есть какие-то изменения в модус операнди? Или все по-прежнему?
   - Все по-прежнему, - вынуждена была признаться Лиса. - Нас нет и никогда не было. Этот вопрос просто не обсуждается. Причем везде, во всех странах мира. Газеты, радио, телевидение ... Нигде ничего. Правда, иногда, что-то прорывается в интернет, но ...
   - Что такое интернет? - с интересом спросил Август.
   - Глобальная сеть, - попробовала объяснить Лиса. - Все компьютеры объединены в сеть и ...
   - Ах, да, - кивнул он успокаиваясь. - Припоминаю. Сколько нас?
   - Кто это может знать? - развела она руками. - когда-то Иаков полагал, что где-то сотая доля процента. Я слышала и другие цифры, но, в любом случае, не более миллиона, и мы ведь не знаем сколько и где погибает наших каждый божий день. Такой статистики нет.
   - Единого подполья тоже нет?
   - Нет, конечно. Первые пытались когда-то, но их уже нет. Нет лидера, нет идеи, нет надежды.
   - Значит, конец, - кивнул он, и Лисе показалось, что какое-то чувство все-таки промелькнуло в этих холодных спокойных глазах.
   - Вы так спокойно говорите об этом ... Вы не поможите нам? - спросила она прямо.
   - Нет, - покачал головой Август. - Я вам, Рапоза, не помошник. Мне жаль, но вы зря шли через пекло.
   - Это последнее ваше слово? - Лиса знала, что слово последнее, но спросить-то она могла? Ведь, надежда умирает последней, не так ли?
   - Последнее, - понимающе кивнул он. - Что-то еще?
   - Да, - неожаданно для самой себя сказала она. - Это личное ...
   - Если я смогу вам помочь ...
   - Я ищу одного человека, - сказала Лиса. - Быть может, вы ...
   - Если только речь идет о достаточно давнем времени, - пожал плечами Август. - Я вам, кажется, уже говорил, что давным-давно перестал появляться в Городе.
   - Да, - тихо сказала Лиса. - Это старая история. Прошло без малого двадцать пять лет.
   - Тогда, возможно, - Август поощрительно ей улыбнулся и поднес к губам бокал с красным вином. - Как его звали?
   - Некто, - Лиса внимательно смотрела на Августа, ожидая, его реакции.
   - Некто, - повторил за ней Август. -Некто Никто.
   - Так вы его знали? - в ее душе снова возникла уже, казалось, навсегда утраченная надежда. - Знали?
   - Я много кого знал, - Август замолчал и продолжил говорить только тогда, когда выпил не менее половины содержимого бокала. - А вы, донна Рапоза, откуда знаете Некто?
   - В семьдесят четвертом, в Свердловске, он спас меня и еще одного человека, - Лиса по-прежнему внимательно смотрела на Августа, но создавалось впечатление, что рассказывает она не ему, а себе, вспоминая эпизод, который не забывала никогда. - Была ночь, вернее вечер, но уже стемнело, и зажглись уличные фонари. Мы вышли из дома, где в квартире подруги проводили эксперименты, пытаясь понять, что такое наш Дар. У нее была большая квартира, родители уехали, и мы могли там свободно экспериментировать. Мы были наивные тогда, Август, боже мой, какие мы были наивные! Думали найти физическое объяснение этим новым феноменам. Научный подход, и все такое. Вы должны понимать, как все это было глупо, но тогда многие так думали. Мы думали, что все это можно как-то объяснить.
   - А что, - спросил Август, раскуривая трубку. - Теперь вы думаете иначе?
   - Разумеется, - чуть улыбнулась Лиса. - В рамках принятой картины мира магии места нет.
   - Я вас понял, - кивнул Август, попыхивая трубкой. - Продолжайте, пожалуйста.
   - Мы вышли из дома на темную улицу ...
   Она рассказывала медленно, не торопясь, как бы смакуя не столько слова, которые произносила, сколько свои воспоминания о том давнем уже событии. Август слушал ее, курил трубку, по временам прикладываясь к бокалу, который наполнил уже в третий раз. Впрочем, выпитое вино никакого видимого эффекта на него, не оказывало.
   - Мы встречались с ним еще несколько раз, но не здесь, а там. Только на Земле, и никогда в Городе. А потом он исчез, и больше мы никогда не встречались, - тихим голосом сказала Лиса. -Правда, он передавал мне несколько раз приветы, но ...
   - Зачем он вам? - спросил Август. - Полагаете, он был одним из Первых?
   - Я в этом не сомневаюсь, - серьезно ответила Лиса. - Он многое знал, много больше, чем все, кого я встретила потом, и там и здесь. И умел ... Вы помните, я рассказывала, те двое в машине умерли мгновенно, а ведь никаких видимых проявлений магии не было. Судя по всему, он просто захотел, и они умерли.
   - Звучит довольно таки зловеще, - усмехнулся Август.
   - Не в наше время, - покачала головой Лиса. - Не в наше время, но дело, если на чистоту, не в том, какой он маг, а в том, что я его люблю.
   "Ну, вот я это и сказала вслух".
   - Любите? - Август посмотрел на Лису и покачал головой. - Побойтесь бога, уважаемая! Вы же сами только-что сказали, что никогда его не видели и ничего о нем не знаете. Как же вы можете его любить?!
   - Могу, - она смотрела прямо в глаза Августу. - И дело не в том, что я видела или не видела. Я слышала его душу.
   - Души нет, - сухо возразил Август и его глаза стали еще холоднее, если, конечно, это было возможно.
   - Есть, - твердо сказала Лиса. - Есть! И в его душе звучала музыка божественной красоты!
   - Час от часу не легче, - покачал головой Август. - Так вы меломан? Вам понравилась эта музыка?
   - Я его люблю, - прекратила обсуждение раздраженная его равнодушным сарказмом Лиса. - И я хочу его найти. Вы можете мне помочь?
   - Поздно, - сказал Август, и внезапно Лиса поняла, что происходит нечто, совершенно невероятное. Она услышала в его голосе печаль, и увидела ее в его серых, еще мгновение назад таких равнодушных глазах. - Поздно. Его уже нет.
   - Тогда, что такое ты? - с ужасом ощущая разверзшуюся под ногами бездну, спросила она.
   - Я? - Август отложил трубку и встал из-за стола. - Я ... - он прошелся по комнате, как бы размышляя над ее вопросом, но на Лису сейчас не смотрел, как будто не желая, чтобы она увидела его глаза. - Я тень тени, Лиса. Всего лишь отголосок одной из его мелодий.
   - Где ты? - это были не слова, это был крик души. - Где?!
   Лиса вскочила на ноги и шагнула к Августу, даже не зная, для чего это делает.
   - Где?!
   - Уже нигде, - тихо ответил он, оборачиваясь к Лисе. - Я же тебе это уже сказал Лиса.
   - Не выходит, - она стояла перед ним и смотрела прямо в глаза.
   - Почему? - его глаза снова были спокойны, но Лиса уже поняла, что это ничего не значит. Его спокойствие являлось иллюзорным, как и вся эта роскошь, окружающая Августа.
   - Потому что ты здесь, - объяснила она. - Гург умер, и его здесь больше нет. Нерон погиб и больше не приходит в Город. Сулла, Ферзь, Аарон, Добрыня, Конунг ... Никто из них не может здесь появиться, а ты здесь.
   - А что если я только здесь? - Август говорил ровным голосом, но от его напряжения воздух в комнате остыл и поблек, лишившись жизни.
   - Так не бывает! - протестующе подняла перед собой руки Лиса. - Так не бывает!
   - Много ты знаешь! - усмехнулся в ответ он.
   - Много, - возразила Лиса. - Меня учил сам старик Иаков!
   - Недоучки! - почти зло сказал он. - Вы прекратили приходить к нему уже через несколько месяцев ...
   - Ты хочешь сказать, что ...? - Лиса поднесла руку ко рту. - О, господи, как же я ...
   - Кайданов жив? - неожиданно спросил Август.
   - Не знаю, - приходя в себя, ответила Лиса, все так же глядя на него. - Фарадей исчез семь лет назад. Правда, примерно в то же время появился некто Уриель ...
   - Что с ним не так? - прищурился Август, вероятно, нечто уловивший в ее тоне.
   - Ну, если Кайданов это Уриель, - нехотя ответила Лиса. - То он очень сильно изменился.
   - К добру или ко злу?
   - В Европе его называют Ангелом Смерти. Этим все сказано.
   - Тебе не нравится то, что он делает? - спросил Август.
   - Мне не нравится, как он это делает. Люди его ненавидят, его именем пугают детей, ... В конце концов, их поймают, даже маги не могут меряться силами со всей мощью государства.
   - Но ты же сама сказала, что это уже агония, - тихо сказал Август. - Люди победили, геноцид свершился ... Чего же ты хочешь от того, кто решил уйти, громко хлопнув дверью?
   - Не знаю, - покачала она головой. - Где ты?
   - Нигде, - твердо ответил он. - А теперь иди! Ты слишком долго находишься под светлым небом. Так нельзя.
   - Мне можно, - возразила Лиса. - С той стороны надежные люди.
   - Никому нельзя доверять, - показалось ей, или в его голосе действительно прозвучала грусть?
   - Если никому не доверять, как жить? - спросила она.
   - Вот я и не живу, - сказал он. - Иди!
   - Август, ты даже не скажешь мне своего имени?
   - Мое имя? - грустно усмехнулся Август. - Некто, Лика, всегда, и присно, и вовеки веков. Некто Никто.
   - Я найду тебя, Некто, - сказала она твердо, повернулась и пошла прочь.
  
   4.
   Двое суток по пустыне, где жара, не ослабевая и не усиливаясь, тяжелая и монотонная, как вечность Ада, терзала ее иллюзорное тело с той же жестокостью, с которой мучила бы ее, окажись Лиса на самом деле где-нибудь в Гоби или Сахаре. Два дня пути. Однако дорога назад показалась ей гораздо короче, хотя все как будто должно было обстоять наоборот. Но в замок на краю мира ее вела безумная и, как говорили многие, бессмысленная надежда, а обратно она возвращалось с болью в сердце, но с настоящей надеждой в душе. Возможно, все дело было в обрывке мелодии, которую она ухватила почти случайно, потому что здесь, под светлым небом, ее чутье почти не работало. Музыка была прекрасна, но главное Лиса ее узнала и несла теперь в сердце вместе с болью, которая тоже, как ни странно, помогала ей терпеливо преодолевать несчетные километры пути.
   На исходе вторых суток - во всяком случае, развившееся за годы и годы чувство личного времени утверждало, что все обстоит именно так - она вновь вошла в вечно распахнутые настежь ворота города. В принципе, ей следовало бы вернуться, она и так уже пробыла на этой стороне почти полную неделю, но Лиса решила задержаться и "понюхать", чем пахнет воздух. Она прошла по главной улице до Торжища и, свернув налево, углубилась в переулки "Вавилона". Здесь было довольно оживленно, во всяком случае, до того, как Лиса вошла в харчевню Клары, ей повстречалось человек десять совершенно не знакомых или едва знакомых людей, бредущих без цели или с хорошо скрытой целью - по одиночке или парами - в самых разных направлениях.
   - Привет, Рапоза! - сказал Гектор, сидевший за столом у самого входа, чтобы было удобно рассматривать проходящих мимо людей. - Как поживаешь?
   - Спасибо, Гектор, - через силу улыбнулась Лиса. - Твоими молитвами и заступничеством девы Марии, моя жизнь прекрасна и удивительна.
   Она кивнула еще кому-то из знакомых, находившихся тут же, в ярко освещенном многочисленными свечами просторном зале, и, пройдя в глубину, опустилась, наконец, в свое персональное кресло, которое, как и ее личный столик, никто не занимал уже много лет подряд.
   - Здравствуй, красавица, - пропела, подходя к ней, дородная и вечно веселая фрау Клара. - Говорят, ты долго гуляла в пустыне?
   - Я? - удивленно подняла брови Лиса. - Бог с тобой, Кларочка, что мне делать в мертвых песках?
   - Мне-то что, - пожала Клара роскошными плечами и поставила перед лисой традиционную высокую рюмку с портвейном. - Но так люди говорят. Кофе?
   - Кофе, - кивнула Лиса, смакуя вино. - Но сначала луковый суп.
   - Это мы мигом организуем, - снова улыбнулась Клара и отправилась наколдовывать ее заказ.
   Лиса обвела зал заведения взглядом из-под ресниц и заметила сидящего в двух столах от нее Джека-Наблюдателя. Джек пил виски и искоса поглядывал на нее, но больше ничем своего желания пообщаться не выказывал.
   - Привет, Джек! - улыбнулась ему Лиса, открыто поворачиваясь к худому тощему парню, одетому по моде Дикого Запада середины девятнадцатого века. - Давно не виделись! Как жизнь?
   - Замечательно! - улыбнулся в ответ Наблюдатель. - К тебе можно?
   - Ты же знаешь, - усмехнулась Лиса. - Я тебе всегда рада.
   Джек встал и, прихватив свой стакан толстого стекла, перешел за ее столик.
   - Угости девушку сигаретой, Наблюдатель, - снова улыбнулась ему Лиса. - Какие новости?
   - В Амстердаме "Ангелы ночи" сожгли ратушу и новый концертный зал, - с кислым выражением лица сказал Наблюдатель, протягивая ей пачку сигарет. - В Мюнхене разгромлена ячейка "Свидетелей Судного Дня". Впрочем, это старые новости, ты это все уже наверняка знаешь.
   - Знаю, не знаю, - Лиса равнодушно пожала плечами и, достав из пачки сигарету, прикурила от свечи. - Какая тебе разница, Наблюдатель? Ты давай рассказывай, а я тебя буду слушать.
   - Я тебя очень люблю слушать, - сказала она после короткой паузы, выпустив из легких дым первой затяжки.
   - Вот все вы так, - кисло улыбнулся Наблюдатель. - Как слушать, пожалуйста, а поделиться информацией, так никогда.
   - Почему никогда, - усмехнулась в ответ Лиса. - Уж сколько я тебе всего понарасказывала, так ты со мной век не расплатишься. Но коли у тебя плохое настроение, то бог с тобой. Я слышала, что где-то в Канаде снова появился Фарадей.
   - Ерунда, - махнул рукой Наблюдатель. - Это тебе, Рапоза, кто-то дезу скормил. Я точно знаю, что Фарадея завалили в Минске семь лет назад. Мне верный человек говорил, там полквартала в руинах лежали, а ты мне про Канаду! Нету Фарадея!
   - Ну, не знаю, - пожала плечами Лиса. - Мне так сказали. Там ведь, в Минске, трупа его никто не видел.
   - Это из наших никто не видел, а КГБ, говорят, оттуда двадцать контейнеров вывезли, и что, спрашивается, было в тех контейнерах? Щебенка?
   - Ладно, проехали, - Лиса допила свой традиционный портвейн, и как раз вовремя, потому что фрау Клара поставила перед ней горшок с луковым супом и тарелку с нарезанным крупными ломтями свежим пшеничным хлебом. - Что еще?
   - У русских появился кто-то очень сильный в Москве. Говорят, чувствует магов метров за двести-триста. Бродит по городу и вычисляет.
   - Много провалов?
   - Не знаю, знал бы, сказал.
   - А у тебя, выходит, есть знакомые в Москве? - Лиса увидела, как мимо двери харчевни медленно прошел Твин, и, зачерпнув ложкой суп, снова посмотрела на Наблюдателя.
   - Не корректный вопрос, - усмехнулся тот. - Без комментариев.
   - Ну, без, так без, - суп был, как всегда, вкусный и обжигающе горячий. - А про Иакова ничего не слышно?
   - Говорят, он умер, - Наблюдатель залпом допил виски и встал. - Он ведь старый был, вот и умер. Извини, но мне надо идти.
   - Какие извинения, Наблюдатель, - улыбнулась довольная до крайности Лиса. - Ты же знаешь, я тебя люблю и всегда рада видеть.
   - До встречи! - Джек-Наблюдатель поставил пустой стакан на стол и пошел к выходу.
  
   5.
   Твина она нашла в заброшенной части "Восточного города". Он сидел на полуразрушенной глинобитной стене и курил трубку.
   - Извини, - сказала Лиса, подходя, - Раньше не могла.
   - Извиняю, - Твин посмотрел на нее внимательно. - Полгорода знает, что ты ходила в замок.
   - Он меня не впустил, - пожала она плечами. - Но попробовать стоило, ведь так?
   - Ну-ну, - задумчиво сказал Твин. - Попытка не пытка, не так ли, Лаврентий Павлович?
   - Кто у вас там такой сильный объявился? - спросила она.
   - Ты кого имеешь в виду? Толкунова или Ловца?
   - Вообще-то, по-видимому, Ловца, но раз уж начал с Толкунова, давай сначала про него.
   - Опасный человек, - сказал, помолчав, Твин. - Главное, непредсказуемый, потому что никто его толком не знает. На рожон не лезет, публичности никакой, но в четверг уже введен в Политбюро, а ведь он, заметь, штатский!
   - Действительно штатский, я точно знаю. - Твин выпустил из трубки клуб дыма и осмотрелся по сторонам, как бы проверяя, нет ли поблизости свидетелей их разговора. - Провинциальный комсомольский босс, в заговоре не участвовал, генералам не родня, но переворот пережил и еще и в гору пошел.
   - Ставров готовит себе преемника?
   - Все может быть, но это, как ты понимаешь, не мой уровень.
   - Ладно. Спасибо за политинформацию. Кто такой Ловец?
   - Девочка одна, - сразу же ответил Твин. - Я ее не видел, но слышал, что ее обнаружили еще ребенком и специально растили где-то в Сибири или Казахстане, точно не знаю. Лет ей, я полагаю, от семнадцати до двадцати, натуральная блондинка, высокая. Чувствует метров за триста. Это все.
   - Но искал ты меня не поэтому.
   - Естественно.
   - Тогда, излагай.
   - Первое. Стало известно, что Рапоза Пратеада это Алиса Дмитриевна Четверикова уроженка Челябинской области, в разработке с 1974 года, с того же времени в бегах. Последний раз под своим именем появилась в октябре 1974 года в Свердловске. Связи: Фарадей, он же Кайданов Герман Николаевич, предположительно, убит при попытке прорыва в Минске шестнадцатого июня 1992 года; Жук, он же Карпинский Евгений Самойлович, в розыске, Тоска - Томилина Полина Сергеевна, убита при задержании в Перми, шестого января 1989 года; Лопарь - Синицын Иван Петрович, убит в Советске при попытке прорыва через границу пятнадцатого марта 1992 года; и еще одиннадцать кличек без расшифровки псевдонимов. Самый интересный из них - Иаков, по данным Интерпола, умер, предположительно, в девяносто третьем или девяносто четвертом году на территории СССР.
   - Спасибо.
   - Не за что. И второе. Обратите внимание на капитана Северцева Константина Борисовича из Ворошиловградского областного управления. Похоже, он тоже "скрытник", но полной уверенности у меня нет.
   - "Скрытник"? - сразу же насторожилась Лиса. - Он бывает здесь?
   Но ответить Твин не успел. В створе улицы появилась быстро бегущая девушка в длинном бальном платье, подол которого она держала руками, задрав выше колен. Уже проскочив улицу, она сразу же вернулась и понеслась к беседующим Твину и Лисе.
   - Извини, Твин, - сказала Лиса. - Минута!
   И она побежала навстречу девушке.
   - Что?
   - Все, - выдохнула запыхавшаяся девушка, падая ей на грудь. - Все, Рапоза.
   - Что? - настойчиво повторила Лиса.
   - Две пули в грудь, - Санта говорила с трудом. - Нога сломана. Вокруг бой.
   - Где?
   - Айрес, центр.
   - Сколько вас?
   - Трое, но не уйдет никто. Все горит!
   - Господи, Санта! - Лиса не знала, что сказать. Там в далеком Буэнос-Айресе умирали люди - ее люди! - и она ничем не могла им помочь.
   - Все, - тихо сказала Санта. - Еще максимум пять минут, и все. Живая я им не дамся. Муж с детьми в Европе. У девочки явные способности ... Запоминай ...
   Она растаяла в ее руках, едва успев назвать адрес и телефон, была, и нет, но в последнее мгновение перед тем, как стать воспоминанием, Санта "показала" Лисе горящий Буэнос-Айрес, мечущихся по улице людей, и себя сому, лежащую в луже крови на асфальте. Мгновенное отображение, как несколько вырванных из контекста кадров кинохроники, которую никогда не покажут по телевидению. Впрочем, это действительно была съемка, которую вели спецслужбы с полицейского вертолета, зависшего над объятой пламенем и безумием улицей, электронная запись, которую последним, скорее всего, уже неосознанным усилием считал с носителя умирающий мозг Валерии де Кункейро. Горящие дома и автомобили, перевернутый автобус, молодая черноволосая женщина с неестественно подвернутой ногой, агонизирующая на асфальте проезжей части, и боец спецназа, направляющий ей в лицо ствол штурмовой винтовки. Все.
   Опустошенная, не имеющая сил даже на то, чтобы плакать, Лиса медленно вернулась к Твину, терпеливо ожидавшему ее на прежнем месте.
   - В Айресе разгромлена группа Санты, - сказала она тихо.
   - Мне очень жаль, - так же тихо ответил Твин, генерал-майор Лагутин из второго главного управления КГБ СССР, "скрытник", продержавшийся гораздо дольше всех остальных, двадцать два года.
  
   6.
   Лиса проснулась рывком, сразу, вдруг, как привыкла это делать за четверть века непрерывного пребывания под прессом опасности. Вообще, двадцать пять лет подполья были жестокой школой выживания, но она все еще была жива, и это кое-что значило.
   - Сколько? - спросила она, открывая глаза во тьму, и зная наперед, что находится в подвале не одна.
   - Почти семь дней, - ответила откуда-то из угла Дама Пик, и Лика "увидела", как женщина выбирается из-под одеяла и протирает со сна глаза. - Будешь вставать, или еще полежишь?
   "Как вампиры, - подумала Лиса со злой усмешкой, обводя взглядом заставленный старой мебелью и картонными коробками с ненужными вещами подвал. - Как проклятые вампиры, в подземелье, в гробу ... Только свой гроб каждый из нас носит в себе".
   Она подняла перед собой вялые, занемевшие руки и стала сгибать их в локтях, одновременно проворачивая в запястьях. Сгибы локтей - особенно левый - ныли от многочисленных инъекций, но это было меньшее зло, чем обезвоживание или истощение организма.
   - Что наверху? - спросила Лиса, просовывая чуть согревшиеся руки под одеяло и снимая с себя памперс.
   - Ночь, - Дама Пик была уже рядом. - Тебе помочь?
   - Не надо, - Лиса отбросила в сторону полный памперс и, откинув тяжелое ватное одеяло, села на кровати, спустив ноги на цементный пол. Ноги тоже были ватные, но и это было всего лишь временное неудобство, а вот холодный, как лед, цемент был неприятностью, чреватой осложнениями. Она нагнулась и, нашла глазами шлепанцы на толстой резиновой подошве, и с наслаждением вдела в них свои сразу замершие ступни.
   - Кто наверху?
   - Бык и Алекс, - сразу же ответила Дама Пик, подавая ей джинсы и свитер.
   - Спят? - сил, чтобы дотянуться до них самой, у нее сейчас не было.
   - Да, наверное. Час тридцать ночи.
   - В округе тихо? - первым делом она всунулась в свитер, и теперь начала натягивать штаны.
   - Не волнуйся, - успокоила ее Дама Пик. - Если бы что-то было не так, мы бы тебя сразу же разбудили. Пойдем наверх, у меня там супчик гороховый на копченых ребрышках, пальчики оближешь!
   - Великолепно, - улыбнулась Лиса, зная, что Дама Пик видит в темноте не хуже нее. - Суп, чай, картошка с мясом ...
   - Ведьма! - хихикнула Дама Пик.
   - И коньяка я тоже выпью, - закончила свою мысль Лиса. - Но сначала разбуди Алекса. Он нужен мне прямо сейчас. Я буду ждать вас на кухне.
   - Как скажешь, - Дама Пик пожала плечами и направилась к лестнице. - Ты начальник, я дурак. Я начальник, ты дурак.
   На самом деле она ничему не удивлялась и ничем не возмущалась. С Лисой она работала уже восемь лет и к ее стилю успела привыкнуть.
   Лиса постояла секунду, глядя в спину своей помощнице, и медленно пошла следом, чувствуя, как возвращается жизнь в окостеневшее тело.
   - Какие у тебя документы? - спросила она, когда на лестнице остались только ноги Дамы Пик, да и то до икр.
   - Анна Ковалева, - ответила сверху Дама Пик. - Сорок четыре, инвалид детства второй группы.
   - Понятно, - Лиса поднялась по лестнице и, оказавшись в просторном погруженном во мрак помещении, захлопнула за собой люк в подвал. На улице, судя по шуму за слепыми, черными окнами, шел дождь, небо было обложено тучами, и сюда, на кухню, не проникало ни единого лучика света.
   Лиса подошла к стенному шкафу, открыла дверцу и достала оттуда бутылку коньяка. Рассмотреть этикетку она, естественно, не смогла, даже ее глаза на такое в полной темноте были не способны, но, судя по запаху, коньяк был дагестанский. Захватив по дороге стакан, она вернулась к столу, открыла бутылку и налила себе "на треть". Потом, подтянула ближе пачку сигарет и зажигалку, которые углядела еще раньше, медленно, с удовольствием закурила и, только после этого, отпила немного из стакана. Запах ее не обманул, коньяк и в самом деле оказался дагестанским и пился на редкость легко. И, хотя уже с первого глотка у нее немного поплыла голова, за те пять-шесть минут, которые потребовались Даме Пик, чтобы разбудить и привести к ней Алекса, Лиса успела выпить всю порцию.
   - Привет, Алекс, - сказала она вошедшему на кухню парню, который, если бы Дама Пик не придерживала его за плечо, наверняка, уже на что-нибудь налетел бы, потому что ночным зрением не обладал.
   - Здравствуй, - сказал он неуверенно, пытаясь на слух определить, где она сидит. - С возвращением! А свет включать совсем нельзя?
   - Можно, - сказала Лиса, прислушиваясь к округе. - Включи, Пика, если не трудно.
   - Раз плюнуть, - щелкнул выключатель, находившийся метрах в полутора от Дамы Пик, и Лиса прикрыла веки, по памяти вынув из пространства бутылку и наливая себе еще. - Будете?
   - Я пас, - сразу же сказал Алекс. - Я от алкоголя сумасшедший становлюсь.
   - А я нет, - усмехнулась Дама Пик, подходя к столу. - Сейчас, вот только суп на огонь поставлю и присоединюсь.
   Лиса открыла глаза и посмотрела на Алекса, который все еще промаргивался, потихоньку продвигаясь к столу.
   - У меня к тебе пара поручений, Алекс.
   - Ну, это я уже понял, - он все-таки смог, наконец, полностью открыть глаза. - Чего бы ты меня будила среди ночи? Слушаю тебя.
   - Значит так, - Лиса сделала еще один глоток и посмотрела на тлеющую в пальцах сигарету. - Первое, мне нужны чистые документы Евросоюза. Бланки у нас есть, следовательно, как ты, вероятно, догадываешься, мне нужна биография.
   - До какой степени "чистая"? - по деловому спросил Алекс, уже, вероятно, проигрывая в уме, как и где, будет искать данные для легенды.
   - Максимально, - Лиса все-таки затянулась и посмотрела на Даму Пик, готовившую для нее то ли очень поздний ужин, то ли очень ранний завтрак.
   - Параметры?
   - Я, - она сделала еще один глоток и на секунду заколебалась в правильности принятого решения.
   - Ладно, - сказала она после паузы. - Со мной так, двадцать пять - тридцать лет, немецкий или испанский язык, можно и французский, но как крайний случай.
   - Хорошо, - кивнул Алекс. - Рисовать будешь сама?
   - Да.
   - Тогда, часикам к семи утра будет тебе биография, - он потянулся через стол, вытащил из пачки сигарету и тоже закурил, прикурив, что называется, "от пальца". - Что-то еще?
   - Надо просмотреть данные на больных, находящихся в кататоническом или коматозном1 состоянии, - сказала Лиса. - Или что-то в этом роде. Каталепсия, например.
   - Нота, я не врач ...
   - Разберешься.
   - В чем?
   - Нас интересуют больные, долгое время находящиеся без сознания или почти без него ...
  
   # 1 Кататония (от греческого katatonos - натянутый), психическое расстройство с преобладанием двигательных нарушений (ступор и возбуждение). Кома (коматозное состояние) (от греч. ???? -- глубокий сон) -- остро развивающееся тяжелое патологическое состояние, характеризующееся прогрессирующим угнетением функций ЦНС с утратой сознания, нарушением реакции на внешние раздражители, нарастающими расстройствами дыхания, кровообращения и других функций жизнеобеспечения организма.
  
  
  
   - Все?! - в голосе Алекса зазвучал неподдельный ужас.
   - Нет, - успокоила его Лиса. - Только некоторые. Мы ищем мужчину, предположительно, в возрасте от сорока пяти до пятидесяти пяти лет. Лежит он где-то года с девяностого, может быть, с девяносто первого, скорее всего, в ФРГ или в Израиле. Еврей или немец, может быть, половинка, эмигрировал из СССР с первой Андроновской волной, то есть, в 1984 или 1985 году.
   - Почему не в США или ЮАР? - спросил заинтересовавшийся задачей Алекс.
   - Нет, он не в Америке, - покачала головой Лиса. - А вот про ЮАР это ты правильно, Алекс, сказал. Значит, еще и Африка, но сначала все же Израиль и западная Германия.
   - Ладно, - пожал плечами Алекс. - Сделаю. Израиль маленький, с него и начну. Сколько даешь времени?
   - До завтрашнего вечера.
   - Ты в своем уме? Я же потом сам в спячку впаду!
   - Не страшно, - усмехнулась Лиса, допивая коньяк. - Мы тебя понесем на руках.
   - Постой! - Алекс подозрительно смотрел на Лису, как бы не веря своим ушам. - Куда это вы меня понесете, и кто это мы?
   - Мы, это я, Дама Пик и Черт, а понесем мы тебя в Европу.
   - Постой! - он даже руки поднял от возмущения. - Это значит еще три биографии?
   - А я тебе разве не сказала?
   - Нет!
   - Ну, извини, - сказала она весело. - Старая я, Алекс, и память у меня плохая.
   - Что б ты знала, - медленно и со значением сказал в ответ Алекс. - Черт кроме русского ни одного языка не знает. Он их не может выучить.
   - Да? - Лиса задумалась, пытаясь сообразить, что можно сделать. Черт был ей необходим, но его даже за эмигранта не выдашь. Границу закрыли в восемьдесят девятом, сразу после переворота и больше не открывали, а за десять лет любой дурак хоть чему-нибудь да научится. Тем более, он молодой ...
   - Эх, - сказала она вслух. - Не хотелось мне с Махно связываться, но, видно, судьба. Найди его, Алекс, и попроси о встрече. Место назначает он, но время - ночь и не позже, чем через три дня.
  
   7.
   Было уже три часа ночи, когда она добралась, наконец, до ванной. Бык жил богато, дом у него был великолепный, и, хотя назывался по-старому дачей, это уже был скорее загородный особняк, чем те развалюхи, которые сотнями тысяч наплодились на дачных участках вокруг больших и малых городов. Однако Лев Сергеевич Конопенников, один из первых советских кооператоров, мог на законных основаниях позволить себе много больше, чем простой советский труженик. Мог он себе позволить и двухэтажный дом в лесу, и ванную комнату, вполне буржуйскую, с джакузи и прочими излишествами, тоже, потому что никогда не зарывался, платил со своих миллионов партийные и профсоюзные взносы, жертвовал на благотворительность, и не забывал отстегивать крышовавшим его - каждый, разумеется, по-своему - Конторе и бандитам.
   Сейчас Бык спал. И спать ему предстояло до завтрашнего позднего вечера, когда Черт заберет их отсюда на машине и увезет в далекое некуда. Вот тогда и Бык сможет проснуться. Проснется, найдет записочку от "любимой женщины", и поймет, что они ушли. Дело тут было не в недоверии, Бык стал членом организации много лет назад и ни разу не дал повода в себе усомниться. Другое дело предосторожность. Чем меньше будут знать "посторонние", тем лучше для них самих, ну и для Лисы с ее группой тоже.
   Она разделась и посмотрела на себя в огромное зеркало - от пола до потолка - служившее ванной комнате одной из стен. Ну, что ж, ничего особенно плохого она в своем отражении не нашла. Впрочем, ничего хорошего тоже. Ей было сейчас сорок шесть, а не двадцать, и все эти долгие годы она провела в подполье, а в подполье, как говорил какой-то политический диссидент - то ли Сахаров, то ли Григоренко - можно встретить только крыс. Вот такой крысой она и стала, жестокой, коварной, живучей.
   Перед Лисой в отраженном пространстве ванной комнаты стояла не старая еще женщина, во всяком случае, отчетливых следов увядания на ней видно не было. Разве что морщинки под глазами и в углах губ, да чуть-чуть на шее, ... Но вот было бы желанным, могло ли быть желанным это сухое, поджарое тело "состарившейся" на беговых дорожках спринтерши? Вопрос. Сама она его себе никогда не задавала, потому что никогда раньше он не был для нее актуальным. Судьба сводила ее с разными мужчинами и разводила, иногда, после одной единственной встречи. Никого из них она не любила, хотя некоторые были ей лично симпатичны. Кайданов был первый, в кого, как ей тогда казалось, она влюбилась, а Некто был вторым и единственным, по поводу которого она не сомневалась, что любит. Герман то ли жив, то ли нет, но, в любом случае, он - прошлое. А Некто, казалось, действительно стал тенью, однако теперь у нее появилась надежда, и в ярком свете этой невероятной надежды увиденное Лисой в зеркале, ей решительно не понравилось. И ведь сейчас у нее был серьезный повод. Не просто так - из самодурства или любви к искусству - а для того, чтобы изменить внешность, которая дважды засвечена в Европах, а теперь, оказывается, известна и здесь, дома, собирается она совершить это безумие. И не ради своей безнадежной любви, а ради того, чтобы возвратить в мир одного из самых сильных из известных ей магов, собирается она всколыхнуть паутину.
   "Да, уж, - усмехнулась она, все еще разглядывая свое мускулистое тело. - Побегают паучки!"
   Они же не могут знать, что здесь произошло, да и где точно произошло, узнать им будет затруднительно. И мысль, первая мысль, которая появится у них при таком мощном вмешательстве в ткань мироздания, будет вполне ожидаемой: а что если кто-то наколдовывает сейчас смертный приговор сразу всем членам Политбюро? Лиса знала, этот ужас преследует не только советских бонз, в США все то же самое, вот только возможности такой, к сожалению, у подполья не было, и нет.
   "Ладно, - сказала она себе. - Достаточно! Решила, значит, будем делать ляльку гладкую, и нечего зубы себе заговаривать. Все равно ведь морда твоя, донна Рапоза, им известна, так почему бы и нет?"
  
   8.
   - Нота! - крик едва пробивался через ватные пласты, заложившие уши. - Нота!
   "Кто такая Нота?" - но даже думать было больно, не то, чтобы еще что-то делать, слушать, там, или говорить.
   - Нота! Ты там, чего творишь, сука, траханная?
   "Господи! Люди, да оставьте же меня в покое. Дайте, умереть, что ли. Я ведь не железная ... "
   Боль уходила и приходила снова, разнообразная, как фантазии маньяка. Она выворачивала кости, рвала сухожилия, прижигала паяльной лампой нервные окончания ...
   - Нота, мать твою! Отзовись или я выломаю эту гребаную дверь!
   "Отзовись, Нота! А то эта тварь будет продолжать орать над ухом!"
   От воплей этой тетки, звавшей свою Ноту, у Лисы начинала пухнуть голова, острые когти боли вонзались в мозг и начинали в нем ковыряться ...
   "Господи!"
   С оглушительным грохотом, какой, наверное, должна производить лопнувшая снизу доверху плотина - какой-нибудь Днепрогэс или другая ГЭС, Братская - рядом с Лисой распахнулась дверь и ударила ее в плечо. Но удара Лиса почти не почувствовала. Это была такая крошечная боль по сравнению с морем огня, в которое бросил ее грохот, что даже говорить было не о чем. Надо было не говорить, а кричать, но кричать она не могла, сведенное судорогой горло не способно было породить ни единого звука, оно и воздух-то пропускало с трудом.
   - Нота! Господи! Родная!
   "Замолчи, тетка! Замолкни! У меня ..." - но додумать мысль она не смогла, на нее снизошло, наконец, блаженное беспамятство, поглотившее и боль, и ее саму.
  
   Глава 3. Дорога в тысячу ли начинается с одного шага (26-27 сентября 1999)
   1.
   - Живая? - Дама Пик смотрела на не с видимым осуждением.
   - Живая, - в комнате было светло, и это Лисе очень не понравилось. - Сколько?
   - Без четверти двенадцать, - устало ответила Дама Пик. - Почти.
   - А день? - это прозвучало почти испугано.
   - Да, не боись, - отмахнулась Пика. - До вечера еще полно времени. Из графика не выбиваемся. Но ты учти, я на такую трансформацию не пойду.
   - Ну, и не ходи, - согласилась Лиса. - И я, наверное, зря сделала. Никому это не надо.
   - Ты о чем?
   - Да, так, - ей было тоскливо сейчас и хотелось плакать, но она не могла себе этого позволить. В самом деле, зачем? Ведь, даже если он жив, и она его найдет, нужна ли ему будет эта, чужая - какой бы ни стала она красавицей - женщина? Он не захотел быть с ней тогда, когда она была еще настоящей, ушел, оставил, и никогда не искал, так ради чего она все это затеяла? Для дела или для себя?
   - Кушать хочется, - сказала она жалобно и сама удивилась, что способна так говорить. Так она уже давным-давно не говорила.
   - Еще бы не хотелось, - хмыкнула Дама Пик. - Тебя же, милая, наизнанку вывернуло. Все подчистую!
   - Я что?
   - Все! - хохотнула Пика. - Я такого стриптиза себе даже представить не могла! Из всех дырок, как в Петродворце!
   - Я ... - ей стало мучительно стыдно. - Я все уберу!
   - Ну, ты, Нота, или больная на голову, или меня плохо знаешь. Все путем, командир. Я там прибрала, и тебя заодно вымыла, а то амбре, знаешь ли ... Лежи пока, сейчас кушать принесу.
   Дама Пик встала и, не оглядываясь, быстро вышла из спальни. Лиса осмотрелась. Это была одна из комнат верхнего этажа, в которой она, кажется, никогда раньше не бывала, что не мудрено. Так уж сложилось, что в доме Быка она хорошо знала только подвал, кухню, да еще ванную, в которой обычно принимала душ, а сегодня ... Лиса приподняла руку и посмотрела на нее взглядом естествоиспытателя. Так должен был, наверное, смотреть академик Павлов на своих подопытных собак.
   Кожа у нее теперь была матово-белая, гладкая, и даже на взгляд, нежная и шелковистая, пальцы длинные, тонкие с перламутровыми ухоженными ноготками. Лиса провела взглядом от трогательно узкого запястья вверх по предплечью и выше, скосила глаза вниз ... Красивая рука, вполне зрелая полная грудь с задранными вверх розовыми сосками ...
   "Оно того стоило?"
   Возможно, что и стоило. Ее лицо в СССР теперь не будет знать только ленивый. Правда, на старых фотографиях она совсем молоденькая, но у КГБ и милиции есть специальные программы, состарят девочку, "подретушируют" на фотошопе, и вперед. Интересно, что ей повесят? Убийство инкассатора или намеренное распространение СПИДА? Политика партии в этом вопросе не меняется уже тридцать лет. Никакого упоминания о магах и волшебниках, одна суровая правда жизни, от которой хочется выть. Однако теперь пусть поищут. По такому случаю можно будет сменить все псевдо до единого, отправив Ноту, Бьянку и Чудо в отставку, впрочем, не сразу, а по мере появления новых тварей преисподней.
   Мысль о преисподней напомнила ей о Кайданове, и о том, что пока все не кончится, с донной Рапозой ей расставаться не с руки.
   "А когда все кончится? - хороший вопрос, но ответ на него у нее уже был заготовлен. - Я обещала Махно, и установила крайнюю дату. Полгода. Вот тогда мы с ней и простимся, если будет кому, и с кем".
   Лиса откинула одеяло и, преодолевая слабость, слезла с кровати. Ноги - ее новые длинные и ровные ноги - едва держали, но, как Лиса знала, слабость вскоре должна была пройти, если только она себе ничего не испортила. Трансформации такой глубины были изучены слабо, да и тех, кто был на них способен, судя по всему, в мире было не много. Однако в городе на эту тему ходило множество зловещих слухов, часть из которых, наверняка, была дезой спецслужб, но, с другой стороны, как говорится, дыма без огня не бывает. А она выполнила полное обращение впервые в жизни.
   Лиса огляделась в поисках зеркала, но его в комнате, к сожалению, не оказалось.
   "Жаль, - вздохнула она. - Хотелось бы взглянуть, что там вышло".
   Сейчас, стоя на медленно обретающих жизнь "чужих" ногах, Лиса мучительно пыталась вспомнить, какой образ держала в воображении, когда творила свою безумную волшбу. Однако ничего определенного на этот счет в памяти не сохранилось. Все стерла чудовищная боль.
   "Красота требует жертв?" - спросила она себя, с содроганием вспоминая тот ужас, который пришел к ней вместе с трансформацией, и, не раздумывая, резко - на одном выдохе нанесла несколько ударов, направленных на тех мнимых троих, которые вдруг атаковали ее сразу с трех направлений. Выброс адреналина запустил сердце в бег, кровь ударила в голову, и, выходя из контакта с "третьим", которого - если бы он был с ней одного роста - она лишила "стомпинг киком"1 яиц, Лиса потеряла баланс и начала заваливаться на спину, но все-таки вывернулась и упала на руки.
  
   # 1Стомпинг кик - удар ногой сверху вниз. Один из приемов боевого искусства "Крав мага" (контактный бой). Крав-мага была создана Ими Сдэ-Ором (Лихтенфельдом), который разработал эту систему в период его военной карьеры в качестве шеф-инструктора по рукопашному бою сил самообороны Израиля.
  
   - Обана! - обалдело произнес за ее спиной Алекс.
   - Стучаться надо, - сказала она зло, поднимаясь на ноги. - Отвернись!
   Она шагнула к постели, схватила с нее одеяло и поспешно завернулась в него, как в плащ.
   - Ну? - спросила она, поворачиваясь к двери, в которой спиной к ней стоял Алекс. - Какие новости в эфире? Кстати, ты можешь повернуться.
   - Ты в этом вполне уверена? - напряженным голосом спросил Алекс, шея и уши которого полыхали сейчас большевистским кумачом.
   - Вполне.
   - Ну, тогда ... Ой!
   - Что еще? - раздраженно спросила Лиса, глядя на лупающего глазами Алекса.
   - Я ... - сказал Алекс и замолчал.
   - Ты, - напомнила ему Лиса через несколько секунд.
   - Да, - выдохнул, опомнившись Алекс. - Я того. Пика сказала, что ты очнулась, вот я и хотел ...
   Он снова остановился, впившись взглядом в ее лицо.
   "Интересно, что у меня такое с лицом?"
   - Я сейчас! - вдруг выкрикнул Алекс и опрометью выскочил из комнаты.
   Лиса проводила его взглядом и почти с такой же скоростью бросилась в ванную. Влетев туда, она включила свет и уставилась в зеркало.
   "Н-да!" - из зазеркалья на нее смотрела встревоженная девушка лет двадцати пяти, из тех, кого Лиса всю жизнь на дух не переносила. С лицом у девушки все вроде бы было нормально: правильные черты, голубые глаза, пухлые губки. Вот только все это было красивенькое, а не красивые, если вы понимаете, о чем идет речь. Усредненное, стандартное, вполне подходящее для дешевых журналов для мужчин, но лишенное обаяния, которое почти всегда есть отражение внутреннего содержания. К тому же мочалка была еще и крашеная. Лиса распахнула одеяло и убедилась, что не ошиблась, если эта дамочка и была блондинкой, то только химической.
   "Н-да, - скептически повторила она, рассматривая свое тело. - Впрочем, оно и не плохо".
   Действительно, при том, что, судя по всему, ее боевые навыки и тренированные мускулы остались при ней, лишь спрятавшись под гладкой кожей и умеренной жировой прослойкой, ее новая личина была много лучше любой другой маски, хотя бы потому, что никто в здравом уме и твердой памяти не заподозрит в этой бляди смертельно опасную Ноту, разыскиваемую всеми спецслужбами Варшавского Договора.
   От размышлений о собственном облике ее отвлек стук в дверь.
   - Нота? - спросил из-за двери Алекс. - Ты здесь?
   - Здесь, - ответила она, запахивая одеяло, и стараясь не думать о том, что с этой глупой физиономией ей теперь предстоит жить и, возможно, с нею же - умереть. - Заходи, я прикрылась.
   - Я это, - сказал Алекс, осторожно приоткрывая дверь. - Вот ...
   И он протянул ей отпечатанную на принтере картинку.
   - Ты только не обижайся.
   - А чего мне ...? - Лиса взяла из его рук лист, взглянула и замолчала, не завершив начатой фразы.
   Ну, что сказать? Дело было не в том, что это была картинка, скачанная с какого-нибудь буржуйского порнографического сайта, и не в том, что изображение голой девушки, сидящей верхом на лошади, могло шокировать Лису. Дело было в другом. По заросшему ромашками горному склону, на пегой лошадке ехала сама Лиса. То есть, не она сама, конечно, а кто-то, как две капли воды на нее, какой она стала теперь, похожий, только моложе лет на десять.
   - Кто это? - спросила она, сверившись с отражением в зеркале.
   - Доминика Граф, - ответил от двери Алекс.
   - И?
   - Я выбрал тебе ее биографию, - пожал плечами Алекс. - Она из Мюнхена, сирота, последний родственник - дядя по материнской линии - умер два года назад, а она умерла шесть лет назад от передозировки наркотика. Ну, я записи в полицейском управлении и больнице подправил, так что она вроде бы и жива. Я там еще в базы данных аэропортов изменения внес, так что получается, что Доминика уезжала в Бразилию и жила там пять лет. И все остальное тоже, налоговое управление, социальная служба, водительская лицензия, регистрация при переходе на единый паспорт, номер, серия ...
   - А это что? - встряхнула Лиса картинкой.
   - Она снялась в нескольких фотосессиях, - виновато сказал Алекс. - Лет семь назад, но я думаю, сейчас ее уже никто и не помнит.
   - Когда ты ее нашел?
   - А черт его знает, - пожал плечами Алекс. - Утром.
   - Утром?
   - Ну, не помню я, - огрызнулся Алекс. - Я одновременно в пяти разных сетях сидел ... Постой! Точно! - он хлопнул себя по лбу и рассмеялся. - Я же тебя, ну, то есть, ее регистрировал в аэропорту Франкфурта. Она вылетела девятичасовым рейсом, так что нашел я ее, скорее всего, как и обещал, часов в семь!
   - В семь, - повторила за ним Лиса. - А в девять она вылетела из Франкфурта ... Куда?
   - В Хельсинки.
   - Зачем? - спросила Лиса, стараясь, чтобы голос не выдал охватившего ее волнения.
   - Извини, - виновато улыбнулся Алекс. - Голова дырявая. Я когда из полета возвращаюсь, всегда не совсем в себе.
   Он покачал головой, достал из воздуха дымящуюся сигарету и затянулся.
   - Ну! - поторопила его Лиса, которую снедало нетерпение.
   - Так, - сказал Алекс, выпустив дым. - Значит, так. Махно назначил встречу послезавтра, ночью, в Пушкинском парке, это в Пушкине, под Питером ...
   - Я знаю, где это, - прервала его Лиса. - Дальше.
   - Ну, я и подумал, что там же финская граница недалеко ...
   - Ты начал говорить о Махно, - снова прервала его Лиса.
   - Ах, да, Махно, - снова улыбнулся Алекс. - Вий, это его оператор, сказал, что будет немецкий. Он у Махно в последнее время, вроде, легче всего идет. Ну, я и побежал искать нам немецкие биографии.
   - Пика по-немецки средне говорит, - напомнила ему Лиса, думая, впрочем, о другом.
   - А она у нас будет беглой чешкой, по-чешски-то она трепится дай бог всякому.
   - Хорошо, - кивнула Лиса. - Замечательно. Сделай мне тоже, - кивнула она на сигарету в его руке.
   - Крепкие, - предупредил Алекс, вытаскивая из ниоткуда новую зажженную сигарету. - Пожалуйся.
   - Спасибо, - она взяла сигарету и сразу же затянулась, предполагая, впрочем, что на "голодный" желудок и на фоне общей слабости ничего хорошего из этого не выйдет. - Что Махно хочет в замен?
   - Ничего, - усмехнулся в ответ Алекс, который, хотя и работал с ней уже пять лет, ничему в этом деле так и не научился. - Так всякие глупости, танцевать с тобой хочет.
   "Я обещала Махно, и установила крайнюю дату. Полгода, - вспомнила она вдруг. - Так когда же я успела ему это пообещать?"
   - Приглашает на танец, - уточнила она.
   - Да, - заулыбался Алекс. - Точно. Ну, и как всегда, ты же его знаешь, опять носится с идеей хлопнуть кого-нибудь из Политбюро.
   "Ох, какой же ты еще ребенок, - с тоской подумала она, глядя на толстенького, с круглым брюшком и розовыми щечками лысеющего юношу. - Но, может быть, оно и к лучшему! А долги надо возвращать".
   - Хорошо, - сказала она вслух. - Передай, я согласна, но не раньше, чем через полгода. Что со вторым делом?
   - С Израилем облом, - развел руками Алекс. - У них все базы данных на иврите. Ничего не прочесть, так что я пока в Германии ищу, но там этих больниц ... Вот сейчас отдохну и снова "полечу".
   - А что ты мне забыл рассказать про Израиль? - спросила она, почувствовав что-то, ненароком мелькнувшее в розовом тумане его сознания.
   - Да, ерунда, - махнул рукой Алекс. - Там мелькнул один текст на русском, но это не тот, кто тебе нужен.
   - Алекс, - тихо сказала Лиса, зная, что от такого ее голоса у многих сердце в пятки уходит. - Это я буду решать, кто мне нужен. Излагай!
   - Да нечего излагать, - огрызнулся испуганный парень. - Письмо. Запрос в МВД СССР. Больница Ихилов разыскивает родственников одного больного эмигранта, но он под твое описание не подходит.
   - Почему?
   - Ему пятьдесят восемь, и он не кататоник, - объяснил Алекс.
   - А кто?
   - У него какая-то болезнь, я не понял, если честно. Называется "Лобный синдром".
   - Сколько лет?
   - Я же сказал, пятьдесят восемь.
   - Сколько лет он болеет? - стараясь держать себя в руках и не раздражаться по пустякам, объяснила Лиса.
   - Десять.
   - А эмигрировал когда?
   - Со второй волной, в восемьдесят седьмом. Я же тебе сказал, не наш клиент.
   - Не наш, - повторила она за ним.
   "Не наш?"
   - Ну! - как бы подтверждая ее мысли, пожал плечами Алекс.
   - В чем выражается болезнь? - все-таки спросила Лиса.
   - Не знаю, - развел толстенькими ручками Алекс. - Я же не врач, Нота, а у них все этими их рыболовными крючками записано.
   - Так иди и узнай, - приказала она. - И про него все узнай.
   - Иди, - повторила Лиса и закрыла глаза.
  
   2.
   День прошел, как не было. Просто из одной ночи она не чувствительно, не задерживаясь под солнцем, которое, на самом деле, из-за туч так и не появилось, перешла в следующую. В девять с копейками, приехал на своей старой "Ниве" Черт, покрутился по дому, бесцельно и, казалось, бессмысленно, заглядывая во все дырки, сожрал все, что еще оставалось не съеденным в холодильнике Быка, "понюхал" воздух своим длинным еврейским носом, и заявил, наконец, голосом, в котором не звучало ровным счетом ни одной человеческой ноты, что можно ехать. Но сразу выехать не получилось. Сначала, Пика подгримировала себя и Лису, заодно "сваяв" ей и Алексу по вполне приличному парику, Лисе - рыжий, а оператору - сивый. Затем прибрались в доме и запечатали вход в подвал, так что без очень специального оборудования или классного "нюхача" сразу и не найдешь, даже если знаешь, что искать. Еще потом, Лиса написала все еще безмятежно спящему Быку нежное письмецо в стиле тех записочек, которые могли оставить и оставляли Леве Конопенникову его многочисленные бляди, но, включив в нее, как бы между делом, пару слов, которые объяснят проснувшемуся поутру кооператору, что они ушли надолго. Все это время, Черт бродил по дому, впрочем, никому особенно не мешая, а Алекс сидел с отрешенным видом в кресле напротив выключенного телевизора, гуляя черт знает в каких электронных сетях. Во всяком случае, находиться эти сети могли где угодно, Алекс легко доставал даже до Америки и Австралии.
   - Куда поедем? - равнодушно спросил Черт, когда все, наконец, расселись в салоне машины.
   - В Питер, - коротко объяснила Лиса.
   - У тебя скоро масло потечет, - сказала Дама Пик.
   - Знаю, - Черт завел мотор и тронул машину с места. - Но до Ленинграда продержится, а там я другую угоню.
   - Я подремлю? - спросил Алекс.
   - Мне без разницы, - от интонаций Черта можно было на стенку полезть, но лучшего боевого мага в европейской части СССР по данным Лисы не было.
   - Я тоже отключусь, пожалуй, - сказала она, как бы размышляя вслух. - Как считаешь?
   - Гуляй, - ответил он. - Два часа я тебе гарантирую. Встретишь Багиру, передай ей, что "все по-прежнему".
   - Ладушки, - сразу же согласилась Лиса. - Пика ты меня за руку подержи, хорошо?
   - А может быть, хватит? - но Дама Пик все-таки за руку ее взяла.
   - Я не на долго, - ответила Лиса и закрыла глаза.
   Звездное небо, светлое небо ... Дорога была проторена много лет назад и давно уже не являлась для нее рутиной. Главное было знать, когда и где, остальное - голая техника.
   Почти у самых ворот она встретила знакомую девочку, которая, насколько могла понять Лиса, приходила сюда из какого-то сибирского укрывища. Вполне возможно, это был один из тех лагерей, копторые создавала она сама, но девочка была хоть и молоденькая совсем, но грамотная, и язык держала за зубами.
   - Привет, - сказала Лиса, подходя.
   - Здравствуйте, донна Рапоза, - девочка явно обрадовалась встрече и, зная правила, сразу же приступила к делу. - Извините, пожалуйста, но вы здесь ведь всех знаете, а я ...
   - Без предисловий, - Лиса помнила, что Черт дал ей всего два часа, а дел было много. - Чем я тебе могу помочь?
   - Я ищу одного человека.
   "О, господи! - поидумала с тоской Лиса. - И ты, бедная, кого-то ищешь! Все мы, как тени в чистилище, кого-то ищем, вот только найти не можем.
   - Кого? - спросила она, на всякий случай улыбнувшись, чтобы ободрить явно стеснявшуюся своей дерзости Читу.
   - Фарадея, - тихо сказала девочка, которая, вероятно, знала, какой услышит ответ, но все-таки на что-то надеялась, спрашивая, по-видимому, о Кайданове каждого, до кого могла добраться.
   - Фарадей погиб много лет назад, - ответила Лиса.
   - Извините, - девочка как-то неуверенно улыбнулась и сделала движение, чтобы уйти прочь.
   - Постой!
   "Я делаю глупость", - сказала она себе, но остановиться уже не могла.
   - Зачем тебе Фарадей, ты же еще в пеленки писала, когда его ...? - но закончить фразу так, как следовало, она не смогла.
   - Он ...
   - Не хочешь, не говори.
   Это была железная формула, ее бы следовало высечь в камне и поставить над входом в Город.
   - Он мой отец.
   "Вот даже как! Впрочем, почему бы и нет? Двадцать пять лет ..."
   - Мать жива?
   - Нет, - покачала головой девочка. - Она была в колонне Чары.
   В двяносто четвертом, Чара - Ольга Кузьмина - собрала всех оставшихся в живых после большой зачистки магов северного Казахстана и попыталась прорваться в Китай. Трудно сказать, на что она рассчитывала, но, скорее всего, ни на что Чара не рассчитывала. Это был жест отчаяния, но правда и то, что Ольга обладала необходимыми для такого дела харизмой и железной волей. Собрать вместе полторы сотни запуганных, полусумашедших людей - индивидуалистов и эгоистов от природы - и повести за собой, мог не каждый. Она смогла ... Твин говорил, что крови там было пролито столько, что даже ему было страшно. Два полка ВДВ, бригада спецназа КГБ, почти полная дивизия НОАК. Это же сколько трупов?
   "Господи! - подумала Лиса, глядя на несчастную Читу. - Господи! Когда же это кончится?"
   - Были слухи, - сказала она вслух, осторожно подбирая слова. - Были слухи, что Фарадей сменил личину.
   - А разве можно сменить личину? - удивленно спросила Чита.
   "Хороший вопрос!"
   - Не знаю, - покачала головой Лиса. - Говорят, что можно, но я не знаю.
   - Спасибо, - девочка смотрела серьезно и строго, как взрослая. - Я вам обязана, донна Рапоза.
   Она поклонилась и пошла прочь, свернув в первую попавшуюся на пути улицу, а Лиса проводив ее взглядом, пошла своей дорогой. Время уходило, а до Моста путь был не близкий.
  
   3.
   Вероятность того, что Монгол находится сейчас в Городе, была не большой, но ей сказочно повезло, он был здесь и он был именно там, где Лиса предполагала его найти. Компания, как всегда, расположилась около Моста - настоящего каменного моста, чем-то напоминающего Карлов мост в Праге, повисшего над сухим речным руслом. Почему они собирались именно в этом психоделическом месте, оставалось только гадать. Однако, когда, миновав очередной, узкий и петляющий, как кишка в животе, переулок, Лиса вышла к бывшей реке, то сразу же увидела компанию молодых людей, одетых в восточные халаты и арабские галабии - впрочем, среди них была одна девушка в индийские сари - которые, рассевшись на огромном цветастом ковре вокруг блюда с пловом, внимали речам старца с длинной седой бородой, одетого, в отличии от них, в строгий черный костюм, но все-таки с тюбетейкой на лишенной волос голове. Это и был Монгол собственной персоной. Являлся ли он настоящим монголом, или, как и большинство его учеников, лишь носил личину восточного человека, Лиса не знала. Зато она знала, что если в реальной жизни Монгол и не был одним из Первых - такие вещи обычно утаить было сложно - то уж, во всяком случае, он был умным и порядочным мужиком, и одним из немногих старожилов, которые начали приходить сюда еще в начале шестидесятых.
   - Ассалам алейкум, добрые люди! - сказала она, подходя к дастархану.
   - Здравствуй, Рапоза! - улыбнулся Монгол. - Мы всегда рады гостям. Садись, отведай нашего плова.
   - Спасибо, Монгол, - вежливо поклонилась Лиса. - Но у меня очень мало времени. Будет ли невежливо с моей стороны, если я попрошу вас о кратком разговоре тет-а-тет?
   - Это спешно?
   - К сожалению, да.
   Монгол прикрыл глаза и на секунду задумался.
   - Хорошо, - сказал он, наконец, вновь открывая глаза. - Поговорим.
   - Продолжайте трапезу, - сказал он своим ученикам, вопросительно смотревшим на него, и встал. - Пойдем, Рапоза.
   Они медленно дошли до Моста и вступили на его каменные плиты.
   - Слушаю тебя, - сказал он, когда они удалились уже на порядочное расстояние от компании, продолжавшей неторопливо переговариваясь, уплетать плов.
   - У меня два персональных вопроса, - сказала Лиса и тут же подняла руку, останавливая готового возразить Монгола. - Не о живых. И два общих.
   - Слушаю тебя, - повторил Монгол.
   - Ты знал Иакова? - спросила Лиса.
   - Да, - кивнул ей в ответ Монгол.
   - Когда он здесь появился?
   - Не помню.
   - Спасибо, - сказала Лиса. - Ты знал человека, который называл себя Некто?
   - Я с ним встречался.
   - Когда?
   - Давно.
   - Больше ничего не скажешь?
   - Скажу. Некто сделал очень много для нашего выживания, но сам он всегда оставался в стороне.
   - Можно ли сменить личину? - спросила Лиса.
   - Можно, - так же коротко ответил Монгол.
   - Как?
   - Нужны талант или обстоятельства, или то и другое вместе.
   - Спасибо.
   - Это все?
   - Нет. Последний вопрос. Что произошло в восемьдесят девятом?
   Почему она его об этом спросила? Лиса этого не знала, потому что собиралась задать совсем другой вопрос, но неожиданно подумала об этом, хотя не смогла бы сейчас вразумительно объяснить, что именно имела в вию.
   Монгол повернулся к Лисе и посмотрел на нее внимательно:
   - Ты очень умная женщина Рапоза, - сказал он медленно. - Очень. Удивительно, но ты первая, кто меня об этом спросил. Я расскажу тебе, но учти, на самом деле, в восемьдесят девятом все закончилось, а начиналось все это гораздо раньше. Ты умеешь делать табак?
   - Только "Радопы".
   - Сделай мне, пожалуйста, одну.
   Лиса пожала плечами и вытащила из воздуха две дымящиеся сигареты, Монголу и себе.
   - Так, - он сделал глубокую затяжку, потом медленно выпустил изо рта сизый дым, и, наконец, снова посмотрел на Лису. - Сначала факты, как я их вижу, потом интерпретация, как я понимаю эти факты. Если захочешь, можешь поучаствовать.
   - Спасибо, - сказала Лиса. - Так что же случилось, и когда?
   - Ты знаешь историю Израиля? - неожиданно спросил Монгол.
   - А это ...? Впрочем, тебе виднее. Как все. В общем плане.
   - Есть такая книга "Октябрьские игры", ее написал Генри Кисенджер, это ...
   - Я знаю, кто это, - остановила Монгола Лиса.
   - Он описывает дипломатические усилия, предпринятые американцами и русскими в 1973 году, чтобы предотвратить новую войну между арабами и евреями.
   - А должна была быть война?
   - По всем прогнозам, да, - кивнул Монгол. - Считается, что это один из немногих случаев, когда русским и американцам удалось что-то сделать вместе. Мы, естественно, не в счет, но о нас и книг не пишут.
   - Да, уж, - поддержала Монгола Лиса. - О нас не пишут.
   - И не напишут, - согласился Монгол. - Но вернемся к твоему вопросу. Через десять лет после событий, описанных Киссенджером, все происходило с точностью до наоборот. В восемьдесят третьем, воевать хотели все, и израильтяне, и арабы. И что сделали Великие Державы? США практически оплатили постройку ста истребителей-бомбардировщиков "Лави", на тот момент лучших боевых самолетов этого класса, и продали Израилю другую военную технику на пять миллиардов долларов. Немцы подарили две подводные лодки. А СССР в это время гнал в порты Египта и Сирии параходы с оружием в таком колличестве, что России - с ее небольшим торговым флотом - не хватало бортов. Мне говорили, что задействованы были даже рефрежераторы, снятые с рыбных промыслов.
   "О чем он? - удивленно думала Лиса, слушая медленную "вдумчивую" речь Монгола. - Какое все это имеет отношение к восемьдесят девятому году?"
   - Война началась на Пасху восемьдесят четвертого года, - продолжал между тем Монгол. - Арабы атаковали, казалось, застав, наконец, израильтян врасплох. Однако, как выяснилось уже на следующий день, евреи к войне были готовы. В первый день войны, они изящно подыграли арабам, втянув их в битву, а потом контратаковали.
   - Я помню, - на всякий случай предупредила Лиса.
   - Молодец, - усмехнулся в ответ Монгол. - Про коды ты тоже знаешь?
   - Про какие коды? - растерянно посмотрела она него.
   - Ну, не знаю, как все это называется на самом деле, только евреи, как оказалось, знали коды, частоты, или что там у них, русских систем ПВО, защищавших египетские и сирийские войска. Через двое суток, израильские танки были уже в восьмидесяти киллометрах от Каира и в шестидесяти - от Дамаска, Рабат Амон горел ... В общем, многим казалось, что повторяется шестьдесят седьмой год. Однако война на этом не закончилась. Арабы были уже совсем не те, что двадцатью годами раньше, они выдержали удар, перегриппировались, подтянули резервы и снова перешли в наступление.
   "Интересно, - думала она с тоской, слушая медленный голос Монгола. - Сам он когда-нибудь служил в армии? Хоть в какой-нибудь? И в какой кстати?"
   О Монголе она знала только то, что можно было узнать, находясь в Городе. Все, что относилось к земной жизни этого человека, всегда было скрыто под плотным покровом тайны, из под кторого, насколько знала Лиса, никогда за все эти годы не просочилось ни капли внятной информации.
   -Ты была тогда здесь? - неожиданно спросил монгол, отбрасывая окурок.
   - Не помню точно, - пожала плечами Лиса. - Может быть, и была, а что?
   На самом деле, она великолепно помнила те дни, вернее вспомнила их сейчас. Пасхальные праздники у евреев наступают раньше, чем у православных, и вся эта предпасхальная неделя 1984 года запомнилась ей гоном. Ее вычислили в Кракове и гнали потом до самого Бухареста, но так и не поймали. В Бухаресте, Лисе буквально чудом удалось оторваться от погони, и через Констанцу вернуться в СССР. Паром прибыл в Одессу, как раз в день Пасхи.
   "А православная Пасха в тот год совпала с католической, - вспомнила Лиса. - По-моему, это случается крайне редко".
   - Не помню точно, - сказала она вслух и вопросительно взглянула на Монгола. - Может быть, и была, а что?
   - Ну не помнишь, так не помнишь, - усмехнулся Монгол, только вот усмешка у него была не веселая. - Впрочем, здесь и не видно было ничего. Все совершалось там, на Земле. Но только после этой войны, Рапоза, сюда перестало приходить очень много людей. Ничего определенного, - он поднял руку, останавливая встрепенувшуюся, было, Лису. - Но факт. Однако мы договорились, что сначала факты, потом интерпретация. По официиальной версии, пятнадцатого апреля Египет и Ирак ввели в бой большие резервы, о которых израильская разведка ничего не знала. Евреи были неприятно удивлены и начали отступать, однако на следующий день, шестнадцатого, Израиль сыграл ва банк, применив ракеты с новыми и совершенно секретными субядерными боеголовками. Результаты были ужасны. Рухнула Асуанская плотина, и вода из озера Насера пошла вдоль русла реки, как рубанок по доске, сметая все на своем пути. То же самое случилось с плотинами на Евфрате1. Вспыхнули нефтяные поля в Кувейте, Ираке, Саудовской Аравии и Эмиратах ... Двадцатого под нажимом СССР и США военные действия в регионе прекратились. Еще через месяц, начались переговоры на Родосе, а в августе был заключен мир.
  
   # 1Имеются в виду плотины Кебан в Турции и Табка в Сирии.
  
   - И что это значит? - спросила Лиса, уже сообразившая к чему клонит Монгол, и зачем он взялся рассказывать ей эти старые новости.
   - Давай подумаем, - как ни в чем ни бывало, предложил Монгол. - Прошло уже пятнадцать лет, но данных о таких мощных боеприпасах, которые была бы способна доставить к цели ракета средней дальности типа израильского "Иерихона", так и не появилось. Информации об израильских ракетах полно, даже об их атомном оружии написаны целые книги, а об этом ничего, как и о том, откуда взялись все эти резервы у арабов. И заметь, Рапоза, ни арабы, ни евреи этот вопрос не муссируют. Все молчат.
   - Ты полагаешь, что сначала арабы, а потом и евреи нарушили Соглашение? - прямо спросила Лиса.
   - Я не думаю, - покачал головой Монгол. - Я знаю. До интерпретаций мы еще не добрались, пока я все еще излогаю факты, только от общеизвестных мы перешли к малоизвестным фактам.
   - Ты можешь мне сказать, что ты знаешь? - Лиса знала, что, возможно, просит слишком много, но если Монгол взялся ее "просвещать", то, может быть, он будет откровенен чуть больше, чем обычно?
   - Могу, - Монгол посмотрел на свои пустые руки и снова поднял взгляд на Лису. - Сделай мне еще одну сигарету, Рапоза, а я могу угостить тебя чаем. Хочешь?
   - Нет, - улыбнулась она, протягивая Монголу еще одну "родопину". - Но за предложение спасибо. Итак?
   - Несколько моих знакомых, - осторожно сформулировал свой ответ Монгол. - Находились тогда в этом районе. Всплеск активности был очень сильным, его можно было почувствовать за много киллометров от фронта. Там волховало очень много магов, Рапоза, и многие из них погибли. Я полагаю, что египтяне и сирийцы выпустили своих ручных магов, Израиль колебался часов пять или шесть, но, в конце концов, ответил тем же. Однако к этому моменту в деле были уже все маги Ближнего Востока, и евреи начали уступать ...
   Монгол замолчал и некоторое время стоял, не произнося ни единого слова, и глядел в глаза Лисе.
   - А потом в игру вмешался кто-то из Первых, и я практически уверен, что это был Аарон.
   - Ерунда, - поморщилась Лиса. - Не обижайся, Монгол, но тебя кто-то обманул. Никто из Первых никогда не был "ручным". Ни у одного правительства не хватило бы сил, чтобы заставить таких сильных магов служить им цепными псами. Они потому и Первые, что превосходили всех нас своей мощью. Да и людьми они, по-моему, были уже только по происхождению.
   - Ты ошибаешься, - улыбнулся в ответ Монгол. - Сумашедшими, "не от мира сего" чаще всего оказываются, как раз относительно слабые маги. Чем сильнее волшебник, тем легче ему справляться с безумием, которое мы все носим в себе. А по поводу Ааарона, я и не утверждаю, что он работал на израильское правительство. Вполне возможно, он полагал, что спасает свой народ. Ты же знаешь, не смотря ни на что, у многих из нас, впитанные с молоком матери, национальные и религиозные сантименты оказываются сильнее наших личных проблем. Ааарон ... Ну, скажем так, Аарон был трепетно привязан к своим корням.
   Ну что ж, в том, что говорил сейчас Монгол было много правды. Любой, кто приходил сюда досточно часто, рано или поздно встречал в Городе тех, для кого принадлежность к своей религии или нации была важнее сохранения инкогнито, за которое руками, ногами, и только что не зубами, держались все остальные. За двадцать пять лет, Лиса перевидала здесь, в Городе, множество этих несчастных: ультра религиозные евреи, мусульманские шейхи, сикхи, православные священники, китайские коммунисты, католические монахи ... Их было очень много, и все они очень быстро погибали, потому что вычислить их было слишком просто.
   "Фанатики ..."
   Однако, Аарон все-таки был другим. Лиса его хорошо помнила и могла сказать совершенно определенно, в Аароне не было ничего, что могло бы подсказать ищущим глазам противника, кто он, и откуда. Даже имя его никому и ничего не могло подсказать, потому что такое псевдо мог выбрать и протестант, и даже католик.
   - Но своим вмешательством он должен был себя выдать, - сказала Лиса.
   - Совершенно с тобой согласен, - кивнул Монгол. - И это очень интересный факт. Он ведь, судя по всему, из Израиля не уехал, и тем не менее до 1989 года его никто не трогал. Пять лет ...
   - Значит, он действовал по собственной инициативе, но тем не менее ...
   - Тем не менее, - повторил за ней Монгол. - Тем не менее. Но давай, Рапоза, вернемся к фактам, а то я вижу, ты спешишь.
   Он понимающе улыбнулся.
   - Нет, - поспешила сказать Лиса, которую рассказ Монгола заинтересовал не на шутку, даже при том, что она все еще не понимала, какое отношение все это имело к 1989 году, и что, на самом деле, ищет она в этом богом забытом году.
   - Ну-ну, - снова улыбнулся Монгол. - Итак, факты. Факты ... Как ты думаешь, кто больше всех выиграл от той войны?
   - Израиль, - не задумываясь ответила Лиса.
   - Беспорно, - согласился Монгол. - Однако едва ли не больше от этой войны выиграл СССР. Ты разбираешься в русских делах?
   "Некоректный вопрос".
   - Ну ... - усмехнулась Лиса. - Муж пересказывает мне вечерами статьи из газет, которые он читает по утрам.
   - Понятно, - совершенно спокойно кивнул Монгол. - Это облегчает мою задачу. К 1984 году СССР вплотную столкнулся с непреодолимыми экономическими трудностями. Специалисты называют это "системным кризисом социализма". Новый Генеральный Секретарь - Андронов, если не знаешь, сменил Брежнева в 1981 - предпринимал огромные усилия, чтобы справиться с кризисом, но дело шло плохо. И вдруг наступает апрель 1984 года, и цены на нефть поднимаются едва ли не в десять раз. На нефтяные деньги Андронов произвел модернизацию страны, и СССР, которому специалисты типа Бжезинского предрекали скорый конец, устоял и, как ты знаешь, неплохо существует до сих пор.
   - Черт!
   - Я вижу, ты поняла.
   - Монгол ...
   - Ты хочешь спросить, почему об этом не трубят на всех углах?
   - Да, что-то вроде того, - призналась Лиса.
   - Ну, во-первых, по горячим следам это не было так уж очевидно. В конце концов, от цен на нефть выиграли и другие страны, Алжир и Иран, например, или та же Норвегия. Во-вторых, надо было прожит следующие пять лет, чтобы увидеть развитие некоторых процессов в переспективе, да и тогда, разобраться в этом было не так уж просто. Ведь у каждого события имелась вполне логичная причина. Посмотри на вещи глазами современника. Что такого необычного тогда произошло? СССР формально действовал в интересах арабов, буквально, шантажируя Израиль новой войной и военной интервенцией. Европа хотела мира любой ценой, задыхаясь от роста цен на энергонасители, и желая как можно скорее открыть Суэцкий канал. США ... И у них ведь были свои заботы, которые для них, что естественно, были куда как важнее, чем вопли израильтян о справедливости. В результате, Израиль отступил от Канала, вернув Египту едва ли не половину Синайского полуострова, да еще почти четверть оставшейся в его руках территории должен был отдать, чтобы создать там независимое палестинское государство. И на международный статус храмовой горы в Иерусалиме им пришлось согласиться, и Голаны вернуть ... В арабских странах до сих пор поют осанну своим советским друзьям, обратившим поражение в победу. Но на Родосские договоры, можно посмотреть и по-другому. За следующие три года, Израиль был признан практически всеми арабскими странами. Большой дружбы не вышло, но холодный мир лучше горячей войны, не так ли? Голаны по тому же договору были сданы Сирией Израилю в аренду на девяносто девять лет, палестинский вопрос разрешился, территория, в любом случае, расширилась ... А в восемьдесят пятом, в рамках программы идеологической Перестройки и "возвращения к ленинским принципам", если ты знаешь, Рапоза, о чем я говорю, СССР выпустил почти триста тысяч евреев, и еще около двухсот пятидесяти - в 1988 году. Правда, вместе с ними, немцами, греками и турками, коммунисты вытолкнули из страны практически всех своих дисседентов, но в результате, все оказались в выигрыше. Гласность, второй НЭП ... Растроганный Запад, заинтересованный к тому же в русских нефти и газе, простил советам и смерть академика Малинина, и польский блицкриг.
   - Ты хочшь сказать, - осторожно сформулировала свою мысль Лиса. - Что русские решали свои проблемы, но при этом не забыли расплатиться с теми, кто помог им их решить?
   - Очень похоже, не правда ли? - Монгол выбросил в сухое русло второй окурок и провел ладонью по лицу. - Вот только Аарон ... В этой истории, Рапоза, явно чего-то не достает. Аарон ведь был американцем, а не русским. Как Андронов смог заключить с ним договор?
   - А если существовал посредник?
   - Да, я тоже об этом думаю, - согласился Монгол. - Но так и не решил, кто бы это мог быть, ведь все концы были обрублены в восемьдесят девятом. В восемьдесят восьмом, американцы съели Северную Корею, и в СССР поняли намек правильно и вернулись к статус кво: не использовать магов в военно-политических конфликтах. В феврале восемьдесят девятого в СССР произошел переворот, а вскоре погиб Ааарон, которого израильтяне не трогали целых пять лет, хотя, наверняка, вычеслили еще в восемьдесят четвертом. Не могли не вычислить! Ты же понимаешь. Но он был единственный Первый, кто тогда погиб, следовательно, или посредника не тронули (почему?), или он умер к тому времени сам.
   - Это все, - неожиданно резко закончил Монгол и, отвернувшись от Лисы, пошел обратно, к своему дастурхану.
   Пройдя несколько шагов, он обернулся медленно - всем корпусом - посмотрел на так и оставшуюся стоять на месте Лису усталыми стариковскими глазами и тихо сказал:
   - Я не знаю, что ты задумала, Рапоза, но постарайся уцелеть. Я буду за тебя молиться, но бог редко вмешивается в дела смертных, даже если наделил их таким Даром, как нас. Промысел его непостижим, так что надеятся можно только на себя. Прощай.
  
   4.
   - Сколько? - спросила она, возвращаясь в себя. В салоне несущегося сквозь ночь автомобиля было темно, но зато тепло и уютно.
   - Два часа семнадцать минут, - сразу же откликнулась Дама Пик, убирая свои пальцы с ее руки. - Ты вовремя, Нота. Киллометрах в двадцати - милицейский пост. Может быть, и ничего, а может быть, и что-то.
   - Термос у тебя далеко?
   - Хочешь пить?
   - Да.
   - Сейчас налью, - Пика завозилась, доставая из рюкзака, стоявшего у нее в ногах, термос, а Лиса попыталась "увидеть" дорогу впереди, но перед ее внутренним взором клубился лишь сизый туман, пробиваемый по временам проблесками приглушенного света, похожими на отсветы далекой грозы.
   - Алекс! - позвала она, но Алекс не откликнулся и даже не пошевилился.
   - Черт, толкни его, пожалуйста, он мне срочно нужен.
   Ничего не ответив, и не поварачивая головы, Черт быстро и резко ткнул Алекса локтем в ребра и продолжал, как ни в чем ни бывало, гнать машину сквозь набирающий силу дождь. Алекс испуганно охнул, подхватился, и стал ошарашенно озираться по сторонам, пытаясь понять, что случилось.
   - Алекс!
   - Да ... Что? - Алекс повернулся на ее голос, и Лиса увидела его бледное испуганное лицо. - Где мы?
   - Успокойся, Алекс, - сказала она мягко. - Все в порядке. Мы в машине, едем в Питер.
   - А? Да! - Алекс хлопнул себя по лбу и облегченно выдохнул воздух. - Ну, вы звери просто. Разве можно так, я там такой фильм смотрел ...
   - Порнуха? - подал свой равнодушный голос Черт.
   - Нет, но тоже про любовь.
   - Угомонитесь! - потребовала Лиса, продолжавшая раз за разом штурмовать вставший на пути ее "взгляда" туман. - Впереди заслон. Пика "видит" милицию, а я не вижу ничего.
   - Твою мать, - сказал Черт, но эмоций в его голосе по-прежнему не было никаких. -Я тоже вижу только ментов. Трое, один автомат.
   - Алекс!
   - Сейчас, - встревоженно откликнулся Алекс и на минуту замолк, уйдя в никуда.
   - Ты как, Черт, в форме? - спросила она, готовясь к бою. По всему выходило, что они вляпались. Если это действительно заслон, то даже свернуть они теперь не могли.
   - Я всегда в форме, - Черт оторвал левую руку от руля и почесал шею под воротником рубашки. - Справа километрах в восьми что-то летит. Вертолет, я думаю. Для самолета скорость мала.
   - Там аппаратура слежения, - сказалАлекс, оживая, - Спутниковая связь и какой-то хитрый агрегат со встроенным компьютером.
   - Так, - Лиса, когда дело доходило до жареного, умела соображать быстро и по существу. - Едем. Тормозят - встаем, и спокойненько так выходим. Предъявляем документы, поем народные песни. Алекс спит и смотрит сны. Мне нужны все данные по этой их машине. Все, что вытянешь. Ты меня понял?
   - Уже, - сразу же согласился Алекс, если чему и научившийся в подполье, это дисциплине, как он ее, впрочем, понимал, но Лису он слушался беспрекословно, твердо зная, что его судьба и жизнь напрямую связаны с ее жизнью и судьбой.
   - Пика, ты берешь на себя ментов, они ничего не должны понять и ничего существенного запомнить, - продолжала, между тем, Лиса.
   - Сделаем.
   - Я беру остальных, - она усмехнулась мысленно тому, что с такой уверенностью говорит об этих насквозь гипотетических остальных, которых пока даже "не видела".
   - Черт, ты просто водила, смотри, запоминай, но ни во что не вмешивайся. Ты по жизни болван, и тебе все по хую. Ты меня понял?
   - Как скажешь, - голос Черта скреб по нервам, как железо по стеклу. - Мне и так и так все по хую. Так жить, лучше уж вовсе не жить.
   - Три киллометра, - сказал он после секундной паузы. - Пост ГАИ, в лесопосадке слева палатка и несколько человек.
   Сейчас и Лиса уже "видела" и палатку и семерых вооруженных людей в ней и в кустарнике у дороги, и трех милиционеров на полотне дороги - они проверяли документы у водителя новой "Волги" - и еще троих в фонаре поста, но не только. Ощущение было такое, как будто толпы муравьев одновременно побежали по ее спине и животу, рукам и ногам.
   "Что за дьявол?"
   Впереди вспыхнули тормозные огни Газика, ехавшего метрах в восьмистах перед ними, и Черт начал плавно притормаживать, имитируя поведение нормального ночного водилы.
   - Второй вертолет слева, - сказал он на случай, если вертолеты чувствует только он один.
   - Спасибо, вижу, - Лиса уже была уверена, что это настоящий заслон, вот только на кого он выставлен, она пока не знала. Вполне возможно, это была просто рутина, но нельзя было исключать и возможности того, что ее кто-то сдал, и что "охотники" ищут именно их, Лису и ее людей.
   - Внимание, - Черт не удосужился даже обозначить восклицания. Он просто сказал, "внимание", и начал тормозить, реагируя на властную отмашку гаишника.
   Лиса бросила быстрый взгляд на "спящего" Алекса, на пьющую прямо из бутылки пиво Пику, почувствовала выходящего на боевой взвод Черта, и окончательно вошла в боевой транс, который до этой секунды удерживала где-то на краю сознания.
   - Ваши документы, пожалуйста ...
   Но она уже не слушала. Открыв дверцу, Лиса вышла под дождь и "поплыла" по большому кругу, ловя в выброшенную в небо "сеть" проявления чужих сознаний. Миллиционеры ее не интересовали, хотя в памяти одного из них и мелькнул фоторобот с узнаваемым лицом уже не существующей материально Алисы Дмитриевны Четвериковой. Менты были не ее заботой, и Лиса без сожаления выбросила их из своего "невода", как выбрасывают рыбаки сорную рыбу. Гораздо интереснее были вооруженные люди, прятавшиеся в зарослях справа и слева от дороги. Все они прошли специальную подготовку и были наредкость хорошо "зомбированы", так что ни Пика, ни Черт их бы не вяли, но Лиса была этим мужикам не по зубам. Если, не дай бог, что-то сорвется и ее вмешательство все-таки обнаружится, считай, она не только пальчики оставила, но и расписалась под протоколом опознания.
   Она уже завершала круг, когда поняла, что тот человек, который сидел в палатке, спрятанной в лесопосадке, это единственная среди спецназовцев женщина, и что чувство дурноты, с которым вот уже вторую минуту боролась Лиса, и стада "муравьев", ползавших теперь не только по ее коже, но и по внутренним поверхностям желудка и легких, напрямую связаны с тем, что делает эта драная сука в своей палатке. Бешенство, охватившее Лису, было настолько беспощадным, что она чуть не прибила капитана Аллу Борисовну Приходько на месте, но, в любом случае, вспышка "святого безумия" помогла ей перебороть приступ слабости, накативший, было, на нее, стоило только коснуться "горячего" ящика, над которым колдовала Приходько.
   - Все в порядке, - сказал за спиной гаишник. - Можете ехать дальше. Обратите внимание, у вас левый габаритный перегорел.
   - Спасибо, - ответил Черт. - Утром поменяю.
   Времени оставалось в обрез, и Лиса, не церемонясь больше, попросту "взломала" капитану бошку, потроша ее по живому, хотя и знала, что месяцев через пять это "износилование" аукнется Алле Борисовне в лучшем случае острым психозом, а в худшем ... О худшем лучше было не думать, тем более, что дамочка сама выброла свой путь, а через пять месяцев ни одна блядь уже не разберется, кто и когда "взломал" эту сучку.
   Лиса вернулась в салон "Нивы", захлопнула дверь, и откинулась на спинку сидения, чувствуя, как медленно спадает напряжение, и организм возвращается к нормальному функционированию. Черт тронул машину, рядом тяжело выдохнула воздух Дама Пик, и Лиса почувствовала свою мокрую, прилипшую к телу одежду, дождевую воду, струйками стекавшую с ее крашеных волос, и холод, терзающий выстуженное на ветру тело.
   - Пика, - попросила она еще слабым, не своим голосом. - Дай мне что-нибудь выпить.
  
   5.
   Полстакана коньяка и кружка горячего чая способны совершить чудо. Лиса согрелась и восстановилась настолько, что сама смогла высушить мокрую одежду, правда после этого пришлось на пару минут опустить стекла, потому что салон "Нивы" превратился в парную, наполнившись влажным горячим туманом.
   - Если общество не возражает, - просительно сказала Лиса. - Я бы и сигарету выкурила.
   - Кури, - Черт протянул ей через плечо пачку "Родоп" и, дождавшись пока Лиса вернет ему сигареты, закурил и сам. - Что скажешь?
   - Мы попали на испытания, - Лиса затянулась, ощущая приятное тепло во всем теле, и смакуя табачный дым. - Вообще-то могли крепко вляпаться. Это был спецназ ГРУ, прикрывавший людей из Военно-Технического бюро.
   - Не КГБ? - удивленно спросила Дама Пик, тоже закуривая.
   - Нет, - покачала головой Лиса. - Определенно, военные. Там была одна капитан ...
   - Мне нужна бумага и карандаш - вдруг сказал Алекс, который до этого мгновения вел себя так тихо, что о его существовании все забыли. - Быстро!
   В его голосе - редкий случай - прозвучали приказные ноты.
   - Ну!
   Пика резко нагнулась, разыскивая что-то в своем рюкзаке, но Черт ее опередил, достав из кармана своей кожаной куртки толстый блокнот, и протянув его Алексу.
   - Держи, ручка внутри, чистые страницы в конце.
   - Мне тоже, - Лиса, начавшая перед пробуждением Алекса рассказывать о капитане Приходько, вспомнила теперь из-за чего погубила эту женщину.
   - Что у тебя там? - требовательно спросила она Даму Пик и, не дав той даже ответить, буквально вырвала из ее рук мятую тетрадку в клетку и карандаш. - Всем молчать!
   Она положила тонкую ученическую тетрадку на поднятое колено, раскрыла, и стала быстро записывать характеристики прибора, которые считала из головы инженера. Если честно, это была для нее совершеннейшая китайская грамота, удержать которую в голове надолго не представлялось никакой возможности. Поэтому Лиса очень спешила, копируя изъятые из чужой памяти совершенно не понятные ей схемы, формулы, включавшие отдаленно знакомые символы и греческие буквы, и длинные столбцы бессмысленных чисел. Попутно, она записывала на полях, какие-то фамили и имена, иногда со званиями, а иногда и без, и описывала приметы этих людей, если таковые ей запомнились. Было там и несколько адресов и телефонов, но имеют ли они отношение к делу, Лиса не знала, однако, лихорадочно заполняя страницу за страницей своим корявым детским почерком, она уже знала со всей определенностью, что сегодня на ночном шоссе случилось чудо, и ей в руки попало нежданное богатство, истинную ценность которого она не могла даже оценить.
   - Все, - сказал Алекс, разгибаясь (он писал, согнувшись, подсвечивая себе маленьким фонариком). - Я вырву эти странички?
   - Рви, - разрешил Черт.
   - Давай сюда, - сказала Лиса и протянула руку к Алексу.
   Тот вырвал странички из блокнота, аккуратно сложил, и, предварительно вернув блокнот Черту, передал через плечо Лисе.
   - Ты наши физиономии подправил? - спросила она, вкладывая маленькие листки с нарисованными на них электронными схемами в тетрадку.
   - Могла бы и не спрашивать, - обиделся Алекс. - Все путем! Как Пика мне вас "показала", так и подправил. Черт - блондин, образцовый русский пахарь, я пьяный мужик лет под пятьдесят, а вы обе затраханные жизнью доярки.
   - Не обижайся, - попросила, збавив обороты, Лиса, убирая слиженную вдвое тетрадку в карман. - Я еще не отошла просто. Я там, одну женщину искалечила, между делом ...
   - Мне начинать плакать? - спросил Черт.
   - Не надо, - усмехнулась Лиса. - Сделанного не воротишь, а девушка должна была думать, во что впуталась. Силком в Военно-Техническое бюро только наших волокут.
   "Мне нужен Фарадей, - поняла она вдруг. - Не зря же он третий день в голове мелькает".
   "Если он, конечно, жив, - добавила она через минуту и, обдумав эту мысль, решила, что так оно и есть: Кайданов был очевидно жив, оставалось всего ничего, его найти.
  

94

  
Оценка: 1.00*2  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"