Мах Макс : другие произведения.

Три весенних дня в Вероне

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    АИ рассказ

   Макс Мах

Три весенних дня в Вероне

(Конспект романа)

   "Вокзал в Падуе. Длинный пустой перрон. Безжизненные декорации, так это выглядит. Тишина. Но вот что-то меняется. Сначала приходит звук. Это звук приближающегося поезда. Он усиливается. Мы слышим бой станционного колокола, затем длинный паровозный гудок. К перрону подходит поезд. Клубы пара, и вот из пара материализуются, сначала смутные, а затем все более вещественные фигуры людей. Как будто проявляется старый черно-белый снимок. И вместе с материальностью приходят цвет и движение. Проходит толстый карабинер, безразличный ко всему происходящему вокруг. Спешат по своим делам какие-то люди. Молодой мужчина в плаще и шляпе прощается с беременной женщиной. Несколько солдат бегут по перрону, вероятно, опаздывая к отправлению поезда.
   Из вагона на перрон выходит молодая девушка в длинной юбке и жакете (молодая Гизелла Урбах или Зои Малино) и ..."
  
   "Спасибо, достаточно".
   Сказать ему, что это никуда не годится? Ведь чушь. Полное не знание предмета. Какой к черту паровоз в апреле 1949, в Падуе? Во-первых, тепловоз! Французские тепловозы там ходили ... а в середине апреля не ходили никакие. Это, во-вторых. Фашисты взорвали пути между Ферарой и Падуей ... и мост. Поэтому сцена не достоверна. И не в Падуе вовсе... И что это за толстый карабинер на перроне? Что он там делает в середине апреля? Военное положение в Республике ввели 2 мая. И почему, прости Господи, он толстый? Это же ломбардские карабинеры! Волки! Звери, вот кто они были. Толстый! Ведь это, именно, Ломбардская бригада, если вспомнить, вырезала в пятидесятом Инсбрукский фолькштурм. В чистую вырезала. 12 тысяч горцев, вооруженных, оснащенных, и неплохо обученных, между прочим. И все это в горах, которые для австрийцев дом родной. Имея две с половиной тысячи в строю и обоз беженцев на горбу. А тут толстый карабинер, понимаешь! "
   "Значит, вы отказываете мне ...."
   "Ничего это не значит, молодой человек, кроме того, что сценарий надо переписать. А фильм ... что ж ... фильм будет, конечно, потому что ....".
  
  
  
  
   Верона, Свободная зона Венето. 16 апреля 1949 года. Утро.
   Программа оперного фестиваля в Арена ди Верона (апрель-май 1949): 18., 25. апреля; 2., 12., 16., 21., 30. мая 1950 - LA GIOCONDA - Almicare Ponchielli; 23., 26. апреля; 3., 10., 14., 17., 20., 24., 27., 31. мая - AIDA - Giuseppe Verdi; 17., 24. апреля; 1., 8., 15., 19., 22., 29. мая - NABUCCO - Giuseppe Verdi; 9., 13., 23., 28. мая - LA BOHхME - Giacomo Puccini ...
   Вот тут парень не ошибся. Она, действительно, была похожа на молодую Гизеллу Урбах. Впрочем, в ту пору Гизелла "Вертера" или "Сна в летнюю ночь", еще носила пышные белые банты и жила не в Мюнхене, а в маленькой деревушке под Фрейбургом. Но сходство, оглядываясь назад, просто поразительное. Или это ему только теперь так кажется? Высокая, сероглазая, с высокими скулами, а фигура, такая, что мужчины начинали плыть даже при случайном касании взглядом. Она сошла с поезда в Виченце и ... Хотя нет, впервые он увидел Полину в Вероне. Она сидела за столиком, под тентом летнего кафе на Piazza Bra, и пила кьянти из высокого бокала. А было ли это Кьянти? Он никогда не любил вино и не разбирался в винах. Все итальянские, например, были для него Кьянти. А пила она не вино, а кофе...
   Она села за столик, и сразу же рядом с ней оказался официант в традиционном длинном фартуке и с выражением полного и окончательного счастья на смуглом лице. Она еще попыталась вспомнить как они называются в Италии - cameriere, что ли? -, но не вспомнила, и на французском попросила принести ей кофе по-турецки. Гарсон по-французски говорил, но ,по-видимому, не понимал.
   - "Scusi. Прошу прощения, сеньорита. Повторите, пожалуйста"
   - "Кофе! Пожалуйста! Tо есть, per favore, ...un caffe... кофе ...По-турецки!"
   - "О! Si! Кофе! Да, сеньорита, конечно, кофе. Но какой кофе?"
   - "По-турецки! Вы понимаете меня?"
   - "О, конечно, сеньорита. Конечно, я понимаю. Вы хотите кофе. Но как это кофе по-турецки? Что это, сеньорита?"
   Она была уже не рада, что захотела кофе, что пришла сюда, что вынуждена говорить с этим остолопом. Но делать было нечего, и она стала объяснять технологию приготовления кофе по-турецки, технологию, которую в Европе мог не знать только полный идиот. А идиот слушал ее внимательно, кивал, словно китайский болванчик, и повторял: "Си, сеньорита. Си", а потом, просияв, хлопнул себя по лбу и сказал:"О, да, сеньорита. Я понял." - и продолжил с неожиданной холодной надменностью - и куда же делось твое дружелюбие, парень? - "Вы имеете в виду кофе по-неаполитански, сеньорита. Это называется кофе по-неаполитански. Это так называется, сеньорита, и не называйте его иначе, пожалуйста. Потому что вас не поймут, сеньорита, и у вас могут быть неприятности, сеньорита. Потому что, так готовят кофе в Неаполе, и, видит Б-г, весь мир знает, что это кофе по-неаполитански."
   И он принес ей великолепный кофе "по-неаполитански", который был тем самым желанным кофе по-турецки, с густой пеной и непередаваемым запахом, но ей уже не хотелось ни этого кофе, и никакого другого тоже. В висках стучало. "Мерзавец! Он издевался над ней. Маленький грязный итальянец ..."
   - "Не расстраивайтесь, мадмуазель. Или правильнее фролайн?"
   Он сидел за соседним столиком. Ему было за тридцать. Симпатичный. Подтянутый, мускулистый брюнет, с правильными чертами лица и карими глазами. Этакий центрально европейский тип, без ярко выраженных национальных черт. По-французски он говорил без акцента.
   - "Не берите близко к сердцу. Это Италия."
   - "Но почему?"
   - "О, все просто ... Вы позволите?" - он сделал движение, обозначившее намерение подняться.
   "Да, пожалуйста" - ответила она почти автоматически, не успев даже задуматься над тем, уместно ли это.
   "Mille grazie!" - он встал и, прихватив стакан с каким-то желтоватым напитком, перешел за ее столик .
   "Макс." - сказал он - "Это меня так зовут".
   "Полина"
   "Очень приятно, мадмуазель Полина. Так вот ... Вы читаете газеты? Нет? Ну что ж, это правильно, газеты, по большей части, врут".
   "Макс, я сама и вру."
   "Извините?"
   "Я пишу для газет ..."
   "Вы журналистка?"
   "Так получилось." - она виновато улыбнулась, увидев выражение его лица.
   "Тогда мои разъяснения излишни ..."
   "Напротив, месье Макс. Я действительно не знаю, о чем идет речь. Я пишу о театре ..."
   "Так вы приехали на Фестиваль!" - догадался ее собеседник.
   "Да, месье, я приехала на Фестиваль, но вы, кажется, начали мне что-то рассказывать."
   "Ну конечно! Я потерял мысль ... Нет, фролайн Полина - ведь вы из Баварии или Австрии, неправда ли? - Нет, не мысль. Правда в том, что я потерял голову ... сердце ... и, милосердный Г-дь, что еще теряют в таких случаях?".
   Она рассмеялась. Макс начинал ей нравиться, и она уже не жалела, что разрешила ему перейти за ее столик.
   "Отвечаю по порядку. Ни то, ни другое. Я из Дерпта. Это в России. А влюбленные - ведь вы только что объяснились в любви? - теряют голову и здравый смысл. А сердце их разбито."
   " О да! Сердце мое разбито. Я объяснился в любви незнакомой девушке ... Я в шоке, baryshnia. Я потерял голову ..."
   "И не закончили своего рассказа."
   "Какого рассказа?"
   "Про Италию, sudar'."
   "Ax, Италия! Ну что же с ней могло случиться? Все то же, sudarynia, то же, что и всегда - поражение. Турки захватили Родос. Республика лишилась великолепной базы, королевство - крейсера и эсминца."
   "Но это война!"
   "И да, и нет. Вернее, еще нет, но может случиться. Во всяком случае, в Неаполе объявлена мобилизация ..."
   "А в свободной зоне?"
   "Вы хотите сказать в республике?"
   "Но ведь Афинский договор ..."
   "Денонсирован Венецией еще в прошлом году. В республике мобилизация прошла еще в марте, когда Франция ввела свои войска в Пьемонт и Лугано. Но не будем о грустном! Жизнь продолжается. Война еще не началась. И Фестиваль не отменен."
   Он улыбнулся. У него была хорошая улыбка.
   "А вы, Макс? Вы итальянец или француз?"
   "Француз, но я давно живу в Италии."
   "Чем вы занимаетесь?"
   "Изучаю медицину в Падуанском университете."
   "Медицину?"
   "Вам чем-то не нравится эта профессия?"
   "Нет, но ...". Медицина как-то не очень сочеталась в ее представлении с образом Макса, уже успевшим сложиться у нее. И потом возраст ... Как-то это было неправильно. Так ей казалось. Но было очевидно, что Макс сумел ее заинтриговать.
   Это неизменно производило впечатление. Не известно почему, но никто не хотел воспринимать его как врача. Или не могли. А между тем, это была чистая правда. Он был врачом. Более того, он был дипломированным врачом, а в Падуе он писал докторскую диссертацию. Впрочем, практикующим врачом он не был никогда. Не вылечил ни одного пациента, даже от самой легкой болезни ... не спас ничью жизнь, следуя клятве Гиппократа ... А вот пресекать чужие линии жизни ему приходилось, но не будешь же рассказывать об этом славной русской девушке, театральному критику из далекого города Дерпта.
  
   Прага, Чешская Республика, 15 июня 1945 года.
   В середине сороковых Прага представляла собой самый большой гадюшник Европы. По количеству агентов всех и всяческих разведок и тайных сообществ, с Прагой не мог конкурировать даже Цюрих.

Джереми Нойбергер "Тайные сообщества". Бостон, 1991.

   Было жарко. Летнее солнце палило немилосердно, и Макс решил промочить горло, да и перекусить не мешало. Выбор подходящего места затруднений не вызывал. Все пивные здесь были для него одинаково не знакомы. В Праге Макс Холмен оказался впервые. Выбрав заведение, приличное на взгляд канадца, он неторопливо спустился по каменным ступеням и вошел в небольшое полуподвальное помещение со сводчатым потолком и белеными стенами. Несколько человек пили здесь свое пиво из высоких кружек, но свободных столиков оставалось достаточно, что бы предоставить новому посетителю возможность выбора. Макс окинул зал медленным, оценивающим взглядом, и уже было остановил свой выбор на столике у дальнего от входа окна, когда заметил мужчину в светлом чесучовом костюме. Тот сидел как раз за соседним к приглянувшемуся Максу столиком. Взгляды их встретились, и Макс неуверенно улыбнулся, одновременно выгибая вопросительно бровь. Мужчина улыбнулся в ответ и приглашающе махнул Максу рукой. Подойдя ближе, Макс вежливо поздоровался по-немецки, и, получив ответное приветствие на том же языке, сказал:
   "Значит мне не показалось. Мы ведь встречались прежде, гер" ...
   "Рейтер, Гуго Рейтер."
   "О!" - сказал Макс - "Гуго Рейтер! Ну конечно! В Берне."
   "В Берне? Нет, не думаю. Да садитесь же, гер..."
   "Макс Холмен" - напомнил Макс, садясь.
   "И верно, Макс Холмен. И встречались мы в Вене. В сорок третьем или, пожалуй, в сорок втором... "
   "В сорок третьем" - уверенно сказал Макс и попросил подошедшего официанта принести ему пива.
   "В сорок третьем ..." - задумчиво протянул Рейтер - "Я у вас что-то покупал или это вы покупали что-то у меня?"
   "Смотря чем вы торгуете"
   "Я торговал металлоломом" - напомнил Рейтер и Макс облегченно улыбнулся.
   "Ну вот теперь я вспомнил совершенно точно. В Вене я покупал именно лом. Черные металлы. И вы то же покупали."
   "О да" - лучезарно улыбнулся Рейтер - "О да. Я покупал это чертово железо."
   В следующие пол часа, не забывая про пиво и сосиски, Рейтер и Холмен заново познакомились. Выяснилось, что Макс Холмен 17 года, и "был на этой войне", сражаясь в рядах союзной армии. Рейтер, младше его всего на один год, тоже был на этой проклятой войне. "Легитимисты, мой друг. Легитимисты, черт их всех подери!" Выходило, что могли они и приложить друг друга, но выжили, и слава Б-гу. Не враги, а просто два славных парня - немец и канадец - которых судьба занесла в окопы чужой непонятной войны, да так и оставила там, на три долгих года.
   Из пивной вышли друзьями - они, ведь, теперь не были даже конкурентами (железом не торговал ни один из них). День был впереди, а дел особых, так вышло, не было ни у того, ни у другого. Поэтому они отправились гулять. После трех часов прогулок и пяти заходов в разного уровня заведения, где они пили все подряд: пиво, сливовую водку, кофе, Бехеровку и шнапс, новые друзья вышли к Влтаве. Смеркалось.
   Макс оперся одной рукой о парапет, а другую сунул в карман - за сигаретами - да так там и оставил.
   "Яша" - сказал он Рейтеру - "Это твоя тень или моя?"
   "Похоже, что общая"
   "Не возражаешь, если я его позову?"
   "Oтчего же ... Попробуй."
   Макс неторопливо поклонился Рейтеру, и, махнув на прощанье рукой, отправился в долгий пьяный путь по лабиринту темных улочек старой Праги. Он петлял по этим чертовым мышиным тропам, ругаясь в голос и поскальзываясь не понятно на чем в темноте, он искал и не находил пути и выхода. А затем он исчез. Он растворился в тенях, голос его слился с далекими шумами улиц Езефова ... Идущего за Рейтером мужчину он нагнал почти на Samkova, бесшумно приблизился к нему сзади, и вырубил одним стремительным движением распластанной в широкое лезвие ладони. Человек упал. Рейтер успевший уйти довольно далеко, и уже почти не видимый на плохо освещенной улице, быстро вернулся, присел над телом, коснулся пальцами горла лежащего мужчины и удовлетворенно крякнув, стал обыскивать. "Иди" - бросил он Максу, извлекая из наплечной кобуры лежащего "Ческу Зброевку" калибра 7.65 - "иди. Чего в вдвоем то отсвечивать. И ... рад был тебя повидать, Макса."
   Макс взглянул на Рейтера, кивнул и, ничего не сказав, пошел прочь, с каждым шагом раскачиваясь все больше, и начиная тихо бормотать проклятия по-французски.
  
   Blackpool, 8 сентября 1939.
   "Гражданская война в ЮАС 1939-1941 гг., явившаяся, по существу, прологом второй мировой войны, послужила своеобразным испытательным полигоном для стран, принявших в ней участие с двух сторон. На фронтах Южно-Американского Союза вооруженные силы Франции, САСШ и Российской Империи проверяли в боевых условиях свои новейшие военно-исторические средства, методы их применения. Полученный опыт был тщательно изучен всеми европейскими армиями и впоследствии использовался во второй мировой войне."

Генерал Павел де Гроот

"Гражданская война в ЮАС". С.-Петербург: 1966.

  
   Сборный пункт валантеров располагался в старом барачном городке в Блэкпуле. Бараки построили лет 20 назад, перед второй Бурской, и с тех пор, они служили стартовой площадкой для многих лучше или хуже организованных, более или менее официальных миссий.
   И эту миссию тоже не минула чаша сия.
   Макс сидел на узкой "сиротской" койке в крошечной офицерской выгородке, пил паршивый ирландский виски, и слушал как на фоне непрерывно идущего вторые сутки дождя выясняют отношения его соседи за рассохшейся дощатой стеной.
   "Знаешь, что тебе надо, товарищ?" - спрашивал за стеной грудной хрипловатый голос с неистребимым славянским акцентом - "тебе надо, что бы какая-нибудь крепкая девка - krov' s molokom, ты понимаешь? - взяла бы да и оттрахала тебя до полной потери товарного вида".
   "Клава!" - возражал ей баритон с характерной левантийской медлительностью - "моя проблема в том, что такие iadrenye - я правильно говорю? iadrenye? - русские девушки как ты, фемина, здорово треплют языком, но не спешат раздвинуть ноги переде жаждущим любви старым евреем."
   "Так ты что, Зильбер, в антисемитизме меня что ли обвиняешь?"
   "Естественно. Разве ты не знаешь? Все русские - антисемиты."
   "Я вот тебе сейчас сломаю что-нибудь, Зильбер ..."
   "И что ты этим докажешь? Ты этим докажешь, Клава, что погромы в России были на самом деле".
   "Это французская пропаганда!"
   "Нет, Клава, это исторический факт."
   Разговор тянулся со вчерашнего вечера, перемежаясь горячими фазами, с криками и воплями, переходящими в стоны и признания в любви на четырех языках. Бывший майор турецких ВВС Эммануил Зильбер и русская летчица Клава Неверова из Ростова Великого были отчаянно эмоциональными индивидами. А Макс, невольный свидетель этой странной истории любви, пил свой виски и вспоминал другую женщину, обладавшую таким же как у Клавы Неверовой низким грудным голосом со сводящей с ума хрипотцой. Зденка...
  
   Прага, Австро-Венгерская Империя, 23 октября 1938 года.

"За вашу и нашу свободу!"

   Все было кончено. В Вене и Будапеште уже выносили смертные приговоры. В Зальцбурге еще постреливали, но это была уже агония. В Карпатах еще дрались последние повстанческие отряды, но и для них мир сузился до диких горных троп, потому что дороги и деревни были блокированы войсками Гетмана...
   Макс добрался до Праги под вечер, предполагая отлежаться до утра на явке у националистов, а утром с резервным паспортом выехать через Польшу в Данциг. Но явка была провалена. Там сидела нешуточная засада. Его - или, вернее, кого-нибудь вроде него - ждали, и взяли бы обязательно, если бы не его реакция, не притупленная, как оказалось, ни этими сумасшедшими неделями в охваченной мятежом стране, ни двумя последними днями без сна. Он среагировал сразу, на неуловимое мгновение раньше, чем те, кто его ждал. Он стрелял с двух рук и уложил, как видно, всех, потому что ушел, и погони не было. О том, что и ему досталось, он понял позже ...
  
   ..."Ты удивительно везучий сукин сын, Vlk!" - Зденка закончила перевязывать его плечо и грудь, и теперь любовалась результатами своей работы - "и страшно похотливый ... Скажи, Vlk, сколько железа надо вставить в тебя, что бы ты не хотел вставить бедной девушке?"
   Макс лежал на кровати голый, а Зденка стояла, наклонившись над ним, и так силен был голос плоти в ее крупном белом теле, что ни боль в прострелянных плече и руке, ни головокружение, вызванное потерей крови и выпитой натощак водкой, ничего не могли поделать с его могучими инстинктами. Старый друг стоял как колонна Траяна - символом вечного и непроходящего триумфа ... или позора. Смотря чью точку зрения иметь ввиду.
   "Вот мне интересно" - между тем продолжала Зденка, лениво расстегивая пуговицы на платье - "ты сразу помрешь подо мной, или немного помучаешься?"
   "Не могу отказать даме в удовольствие. Придется помучиться."
   "Ну, ты уж постарайся, а то столько суеты" - она сняла, наконец, платье и теперь стаскивала с себя рубашку - "и все для того, что бы, в конце концов, даже не кончить...".
   Как она освободилась от панталон и бюстгальтера, Макс не заметил. Возможно, он отключился на пару секунд, но вот она еще вылезает из рубашки, а вот уже совершенно голая садится на него верхом. Дальнейшее так и осталось за гранью сознания и памяти, но в ту ночь в Праге он не умер.
  
   Верона, Свободная зона Венето. 16 апреля 1949 года. Полдень.
   "С точки зрения правых фашистская доктрина государства в своих основных чертах, безусловно, заслуживает положительной оценки. Мы оказываемся на орбите здоровой традиционной политической мысли, поэтому сектантская, односторонне очернительская полемика антифашистов должна быть окончательно отвергнута."

Julius Evola. Il fascismo visto dalla Destra. Roma, 1989

  
   "Все как всегда, мой друг. Все как всегда. Как было, так и будет. Под этим небом всегда были Гвельфы и Гебелины. Всегда были, всегда и будут, как бы они теперь ни назывались: коммунисты и фашисты, монархисты и фашисты, республиканцы и фашисты ..."
   " Очень интересно, Микеле. Все меняется, а фашисты остаются. Тебе не кажется это странным?"
   "Абсолютно, нет. Эта земля, Макс, цветет фашизмом со времен Ромула. А может и раньше. Ты знаешь об этрусках?"
   "Я бываю в музеях... Перейдем к делу?"
   "Конечно"
   "Итак?"
   "Дуче сказал: Да."
   "Его Да относится к Риму, или так же и к Генуе?"
   "У нас нет возражений. Транзит остается вашим."
   "Спасибо, полковник!"
   "Не надо, Макс! Зачем это? Мы же друзья."
   "Конечно, друзья, Микеле! Но сейчас ты представлял Дуче..."
   "Дуче помнит тебя!"
   "Передай ему, что я польщен."
   "Передам. Но это не все."
   "Что-то еще?"
   "Да. Макс, меня просили передать, что бы ты то же передал ... Ты понимаешь? Не официально. По дружески, так. Сидим мы с тобой в траттории, пьем вино, и так, знаешь ... я говорю ... ты говоришь ..."
   Макс посмотрел в глаза Микелю, и серьезно кивнул.
   "Так вот ... если в Париже произойдут изменения ... ну знаешь, как бывает? Вдруг что-то ... Так вот, Макс, мы хотели бы, что бы те люди, которым это интересно, знали - у них есть здесь друзья."
   "Какие люди, Микеле? О чем ты говоришь?"
   "Ни о чем." - Микеле улыбнулся - "Ни о чем, но ты передай".
  
   Верона, Свободная зона Венето. 16 апреля 1949 года. Вечер - Ночь.
   Перестрелка на Боварско-Австрийской границе.
   Представитель королевского двора: "Мы вынуждены еще раз напомнить Франции, что ее обязательства по поводу суверенитета Королевства Бавария никто не отменял. Нам непонятна пассивность французского руководства перед лицом агрессивной политики, проводимой в последнее время Дунайским Блоком."
   Царь Борис: "Болгария суверенное государство, и как таковое имеет полное право заключать те договора, которые отвечают ее национальным интересам. Придерживаясь данной точки зрения, нервная реакция Анкары на договор о взаимной обороне между двумя братскими народами - Болгарским и Русским - представляется неуместной."

Агентства новостей

  
   Ночь нежна ... Лучше не скажешь. У этого американца было правильное видение мира. Эта ночь полна особого смысла. А все потому, что ты влюбился. Но Любовь, амиго, это такая вещь, которая тебе противопоказана. А ты влюбился, и сердце твое полно нежности. Нежности, а не ненависти. И это плохо. Это очень плохо, sudar'.
   Макс, осторожно, что бы не потревожить Полину, встал с кровати и подошел к окну. На небе висела огромная вызывающе серебряная луна. Светили блеклые в лунном сиянии фонари. Улица была пуста. Макс закурил и, отвернувшись от окна, посмотрел на Полину. В подсвеченном серебром полумраке ее разметавшиеся по подушке волосы светились, казалось, своим собственным из них самих исходящим светом. Или сиянием. Нежное жемчужное сияние исходило и от ее кожи. Что-то подобное было у Эль Греко, но Эль Греко не писал обнаженных красавиц....
  
   Верона, Свободная зона Венето. 17 апреля 1949 года. Утро.
   ...Президент Де Шатлен заявил, что в настоящее время Франция рассматривает возможность вывода своих воинских контингентов с территории Союза Германских Государств, и, прежде всего из Королевства Бавария. "Мы с уверенностью смотрим в будущее" - сказал президент - "и это мирное будущее. Конфликты следует решать за столом переговоров, а не на полях сражений. Вот тот урок, который вынесла Европа из своей кровавой истории".

Агентства новостей

   Оставив Полину спящей, Макс прошелся пешком до Кастельвеккио, выпил кофе в крошечной кофейне на набережной Адиже, и неторопясь пошел к центру. Пока он добрался до почтового отделения на Виа Рома, оно уже открылось, но он был первым и единственным посетителем. Ничего страшного в этом не было, все равно, республиканская контрразведка перлюстрирует все телеграммы. Макс взял бланк, и, заполнив данные на адресата, написал:"Здравствуй Рене. Как ты? Отдыхаю. Верона чудесна. Фестиваль начался. Сегодня Набуко. Видел Лорен. Передает привет. Хочет приехать Париж. Какие планы? Приеду конце мая или июне. Макс".
   Он передал телеграфисту бланк, заплатил и вышел на ярко освещенную улицу. На душе стало пасмурно. Внезапно появившееся чувство тревоги вызывало чуть ли не озноб, несмотря на то что на улице было почти по летнему тепло. Он только что задействовал резервный канал связи, предназначенный только для экстренных случаев. Но случай и в самом деле был экстренный. Экстреннее некуда. Вчерашняя встреча с полковником Микеле Банзони оправдывала риск. Через пару часов, максимум к полудню телеграмма дойдет до адресата, а к вечеру все заинтересованные лица в Париже будут знать, что в Италии - и в республике, и в Королевстве, и в Герцогствах - у них есть надежный союзник. Заодно они будут знать и его собственную оценку. А цена у его оценок высокая. Это в Париже поняли давно. Не все, а те с кем он имеет дело. Его источники дорого стоят. Будем надеяться, что и по щетам его адресат заплатить не забудет...
   Макс закурил, и пошел вдоль улицы. Люди, довольно много людей шли в одном с ним направлении или навстречу ему. У них был очередной - один из многих подобных ему - день. Обычный день обычных людей. А между тем, доктор Мах только что поставил диагноз их миру. И диагноз этот был неутешителен. Война. Ее следует ждать уже скоро. В мае - июне они будут уже вспоминать эти дни, как последние дни мира. Довоенное время. Так они будут говорить. И он тоже.
  
   Верона, Свободная зона Венето. 17 апреля 1949 года. Полдень.
   Посол Турецкой Республики в С.-Петербурге передал канцлеру Велихову ноту протеста в связи с концентрацией русских войск на Кавказе и в восточном Причерноморье. Официальный Стамбул так же выражает озабоченность поставками русских самолетов и танков странам так называемого Балкано-Дунайского Совета.

Ройтерс

  
   Его окликнули у самой гостиницы.
   "Сеньор, Мах!" - к нему обращался совсем молодой парнишка, худой, но жилистый, быстрый, нервный, пожалуй, что суетливый излишне - "Сеньор, Мах".
   "Слушаю тебя, парень".
   "Я от Буфетчика ... Он сказал, срочно."
   "Не волнуйся! Этот поезд уже не уйдет."
   "Я не волнуюсь, но дон ... то есть Буфетчик просил предать ...".
   "Ну, так передавай."
   "Да. Так. У коммунистов есть явка на ... в Милане ... туда обратились с просьбой найти связь к Вольфу ... Женщина ... 24-26 лет, блондинка ... довольно высокая ... не итальянка, может быть немка - точнее информатор сказать не может. Назвала пароль высшего приоритета ... уровень ЦК. Все."
   "Спасибо. А кто этот Вольф, не знаешь?"
   "Нет, но Буфетчик сказал передать Вам."
   "Ну что ж. Ты передал. Спасибо, парень."
   Парнишка ретировался, а Макс пошел дальше. Он вошел в гостиничный холл, взял у портье ключ и, задержавшись на секунду у столика с газетами, бросил взгляд на заголовки. Ни чего примечательного там не было, и, закурив, он пошел к лестнице.
   Итак, человек, имеющий полномочия ЦК, ищет в Милане Вольфа. Зачем коммунистам Вольф? А что могут знать местные? Контакт был разовый, в форс-мажорных обстоятельствах 45 года ... И вдруг спустя 5 лет в ЦК вспоминают эту историю и посылают ... кого? Молодую женщину ... что бы что? Спросить на явке не знает ли кто как связаться с Вольфом. Бред. Женщина ищет по своей инициативе и кто-то в ЦК дал ей канал и пароль. В постели дал? Или долг платежом красен? Не важно. Но Вольфа ищут не коммунисты. То есть теперь и коммунисты ..., но кто же это такой шустрый? И что они знают еще про 45-й?
   Макс вошел в номер, плеснул в стакан немного бренди, отпил и закурил новую сигарету.
   Почему они ищут в Милане? А может и не в Милане только? Может сейчас разные люди заходят на явки коммунистов по всей Республике и задают тот же вопрос... А может не только коммунистов? Микель мой друг, поэтому он послал ко мне парня. Но могут быть и другие ... . Черт! У фашистов есть еще пара людей слышавших, что я связан с Вольфом. А вот у коммунистов ... черт! Два раза черт! Профессор Маризи!
   Макс допил бренди и плеснул еще. Скверная история. Не убивать же Джанфранко только из-за того, что он когда-то был звеном в цепи ... . Да и не ясно еще кто ищет и зачем. Он думал, прокручивал информацию, бедную как мысли идиота, но чреватую большими осложнениями. Он снова и снова рассматривал известные ему факты, и пытался определить на сколько опасна ситуация, и опасна ли она вообще. Но одну мысль приберег на сладкое ... Высокая блондинка - возможно, немка ... Правда, Полина не говорит по-итальянски. Или говорит, что не говорит. Полина ... .
  
   Верона, Свободная зона Венето. 17-18 апреля 1949 года. Вечер - Утро.
   "Являлся ли сам Вайнберг, человек объявивший моральным всё что ведёт к созданию еврейского государства, еврейским Ницше или еврейским Муссолини, это отдельный большой вопрос, который я не хотел бы затрагивать в этой статье. Бесспорным фактом является то, что современный еврейский фашизм возник в среде европейских последователей Наума Вайнберга, организовавших свою группу в Праге в 1931 году."

Профессор Иеремия Кимхи

"Ночь завета". Иерусалим: 1972.

  
   Вечер был теплый, но еще не жаркий, какими станут здесь вечера летом. Над головой ярко светили огромные звезды. Они вышли на улицу и медленно пошли по Виа Мазини в сторону площади Независимости. Как всегда, после Набуко, в голове у Макса звучал "послевкусием" оперы хор "пленных иудеев". Даже если бы Верди ничего больше не написал, кроме этого хора, ну и "Реквиема", конечно, то все равно, он был бы велик. Но хор ... Хор наполнял Макса совершенно особым чувством: огромное пространство времени - от Пророков и до этих дней - открывалось перед ним, и, казалось, само время начинало струиться в его жилах. Они шли по улице, не разговаривая - Полина тоже все еще находилась под впечатлением музыки Верди, а вокруг них люди живо, и даже темпераментно, обсуждали качества сопрано Лауры Кальви и баритона Михаила Карлова, перипетии сюжета, и, естественным образом, последние новости из Иерусалима и Анкары.
   "Зайдем куда-нибудь?" - спросил Макс.
   "С удовольствием." - откликнулась Полина и, свернув на Виа Спаде, они уже подходили к трактиру Аль Бальсальере, когда Макс увидел идущих за ними Трояна и Зденку. Огромный, как медведь, Троян тоже увидел его, и энергично замахал Максу рукой, одновременно, что-то говоря своей спутнице. Пани Троянова посмотрела в их сторону, и тоже помахала рукой.
   Макс остановился и придержал Полину за локоть - "Подожди, Полина.".
   Подошли Трояны.
   "Полина, разреши представить тебе," - сказал Макс по-немецки - "пани доктор Троянова и пан профессор Троян из Карлова университета. Госпожа Дрей ..."
   "Мах, тебе говорили, что ты зануда? Нет? Ну, так знайте, милочка, Мах - зануда. Меня зовут Зденка, а моего мужа Владимир."
   "Полина".
   "Вы русская?"
   "Да"
   "Тогда ничто не помешает нашему славянскому союзу. Мы идем пить?"
   "И есть! Я смертельно голоден." - добавил Троян.
   "Представляешь, Макс ... " - говорил профессор минуту спустя, когда они вчетвером устроились за столиком - "нет, куда тебе? Для этого надо быть мужем пани доктора! Я работаю, пишу что-то, и вдруг в кабинет врывается эта фурия - Зденка, любовь моя, ты уверена, что в твоей родословной не было евреев? - Она решила, что должна слышать Карлова в Набуко ... Мы несемся на аэродром. Поесть я конечно не успеваю ..."
   "Неправда! Ты пил пиво и ел сосиски ..."
   "Это не еда! Не важно. Летим ... Через всю Европу, в Верону, слушать Набуко ... Три пересадки. Макс, ты понимаешь? Три пересадки! ..."
   Трояны были милыми людьми. С ними было хорошо сидеть в трактире и болтать ни о чем, и обо всем. Но, главное, было весело. Было много шуток - тонких, если их рассказывал профессор, и грубых, даже непристойных - если пани доктор. Но шутки были хороши, и они все много смеялись.
   Потом дамы вышли, а Троян раскурил трубку, заговорщицки улыбнулся, и тихо сказал:" У нас проблемы."
   "Я понял" - ухмыльнулся Макс.
   "Первое, к тебе идет курьер Исполнительного Комитета ..."
   "Я получил уведомление."
   "На встречу не ходи. На эстафете был провал. По-видимому, русские. Точно не известно, но вас будут ждать."
   "Или не будут."
   "Будут. Человек знал время и место. Завтра на Корсо Кавур ..."
   "А ты откуда знаешь?"
   "Мы его отбили, но информация ушла."
   "Значит, все-таки, известно, кто его взял."
   "Нет. Ребята погорячились. 7 трупов, из них трое - наши."
   "Да, весело живете ..."
   "На встречу не ходи," - повторил Троян - "но попытайся вытащить курьера. Он много знает. Нью Йоркские мудрецы послали переговорщика."
   "Что?"
   "То, что слышал. Если он попадет к русским или не знаю к кому еще ... мало не покажется."
   "Ладно. Сделаем. Что еще?"
   "Второе, русские ищут Волка".
   "Скажи, Владимир, а ты уверен, что Боярский действительно умер?"
   "Теперь не уверен. Объявились в Праге, Брно ... В Австрии то же самое. Если бы не история с курьером, мы бы все равно к тебе кого-нибудь прислали. За последние два месяца 7 случаев. Ищут Вольфа и Волка."
   "Спасибо, здесь то же."
   "В Вероне?"
   "Нет, в Милане, но ..."
   "Понятно." - Троян хмыкнул, затянулся и снова наклонился к Максу - "Третье, в Праге был Зусман, закупил тяжелые транспортеры ... вполне пригодны для перевозки легких танков. И знаешь как он представлялся?"
   "Министром?"
   "Да!"
   "Ну, значит, в Стамбуле что-то заваривается" - Макс увидел возвращающихся женщин - "А вот и наши дамы...".
   Они встретили утро в третьем по счету ресторане. Было уже семь, когда решили, что пора расходиться, и тут, целуя на прощание Зденку, Макс услышал...
   ... во Франции совершен военный переворот. Президент Французской Республики Доминик Де Шатлен в пятницу был отстранен от руководства страной. Власть перешла в руки национальных вооруженных сил, сообщает Reuters. Новым главой государства провозглашен генерал Жозеф Сезар Наполеон. Ранее уже поступала информация о том, что группа высокопоставленных военных (Маршалы Гирардин и Кюи, генералы Д' Плазанэ, Наполеон и Де Рош) обратилась к Де Шатлену с требованием уйти в отставку, обвиняя президента в неспособности руководить страной в создавшейся обстановке и бессилии перед лицом внутри- и внешнеполитического кризиса, в котором оказалась Французская Республика. Один из генералов (Луак Де Рош) при этом предложил создание временного правительства ...
  
  
   Верона, Свободная зона Венето. 18 апреля 1949 года.
   "Лохамей Исраэль (Воины Израиля - известна на Западе и Ближнем Востоке также по еврейской аббревиатуре ЛОИ) была создана в 1935 году выходцем с Украины Наумом Вайнбергом и уроженцем Франции Александром Коном. Диверсионно-террористическая деятельность Лохамей Исраэль в Европе и Америке началась еще до начала Второй мировой войны, фактически сионисты её и начали. "

Архиепископ Поратны

"Проповедь". Львов: 1961.

12.10

   В подвале у Сапожника было тихо и прохладно. Пахло кожей, клеем и, почему-то, плесенью. Ну и табаком, конечно. Гонец курил маленькую трубочку, из тех, что в России называют носогрейками, и пытался читать газету в косом луче света, падавшим из маленького оконца под потолком. Гном сидел неподвижно, вглядываясь во что-то внутри себя. Ни один мускул на его лице не двигался, тело было расслаблено, глаза смотрели внутрь. Механик спал. Когда, пройдя мимо Сапожника и протиснувшись в узенькую дверцу, Макс вошел в подвал, никто из них не изменил позы, но он знал, что Механик уже не спит, Гонец не читает, а Гном сосредоточен и готов ко всему. Это были лучшие боевики, какие у него когда-либо были. Наверное, они были самыми крутыми парнями в Европе, но Макс предпочел бы не устраивать собачьих боев. Во всяком случае, он не хотел бы проверять это допущение без крайней необходимости. Но, кажется, необходимость возникла, и он был рад тому, хотя бы, что интуиция подсказала ему стянуть их всех в Верону загодя, когда и кризис то этот ещё не народился. Зато теперь они были здесь, и это давало им шансы, которых при другом раскладе просто не было бы.
   "Сегодня в полночь, я встречаюсь на Витторио Венето с курьером Исполкома" - сказал Макс, садясь на табурет - "Встреча засвечена. Скорее всего, русские, но могут быть и другие заинтересованные лица" - он усмехнулся, хотя, видит Б-г, ему было сейчас не до смеха - "Их цель - я и курьер. Живые."
   Ничего не изменилось. Никто не сменил позы, не шелохнулся, ничего не сказал. "Позеры!" - подумал Макс, и продолжил вслух - "Вместо меня пойдет Пекарь. У нас похожие фигуры. При плохом свете сойдет. Курьер может знать меня по описанию, но мы не знакомы. Сколько их будет, не знаю, но думаю, много - им ведь и подходы перекрыть надо. На случай стрельбы. Поэтому вводим всех, кто есть. Надо прикрыть площадь и блокировать их пикеты. Встреча в полночь. Значит, людей выводим на позиции не позже семи. Не церемониться, но курьера надо вытащить. Если не сможем, кладите и курьера. Мертвые не разговаривают. Я буду рядом, в траттории на Аспромонте. Со мной Линда, Клоун и Креол. Встречаемся в 9. Пусть Креол придет первым и займет столик у окна. Пьем, гуляем... если что, мы последний резерв. Оружие для нас оставьте в машине. А машину поставьте чуть вверх от входа. И вот еще что. Возьмите гранаты. Если затянем, появятся карабинеры".
   Макс достал сигарету, прикурил от зажигалки, затянулся и выпустил дым - "Связным - Матрос. Это все." Он встал и направился к выходу. "Помоги нам, Г-ди" - подумал он, закрывая за собой дверь.
  

13.20

   "Макс," - писала Полина - "Мне очень жаль, но я должна срочно уехать. Я исчезаю всего на день-два. В Падуе, проездом, будет моя тетя. Съезжу в Падую, выполню родственный долг, и сразу, обратно! Не обижайся! Целую крепко-крепко!
   Твоя,
   Полина."
   Записку она оставила у портье. А в Падуе была явка, которую знал Джанфранко Маризи! А еще сейчас в Падуе не было никого, кроме стариков и инвалидов, одним из которых и был содержатель явки - самой старой резервной явки по эту сторону Альп. Старый аптекарь был надежным и храбрым человеком. Но он был стар, и рядом не было никого, кто мог бы его прикрыть. Ведь Волк такой предусмотрительный сукин сын, что стянул в Верону все наличные силы. Всех способных держать оружие. Умник, хренов!
   Сердце сжало. Прятавшаяся в нем боль вышла наружу, растеклась по груди, сбивая дыхание, наполняя отчаянным желанием кричать, крушить, ломать все, что повернется под руку. "Так тебе и надо" - сказал он себе - "Ты забыл, что ты на войне. Ты расслабился, и подпустил к себе врага". Впрочем, не все еще потеряно. Она еще не знает, что я это я. И ей еще надо добраться до аптекаря, а на мотоцикле до Падуи - часа три, и Виктор может успеть к раздаче. Правда, он будет один, но это Виктор! А Джанфранко придется убрать ... Если этого не сможет сделать он сам, это сделает его преемник, которому перейдет это поручение вместе со всем остальным.
   Макс усмехнулся. "Неужели действительно не бывает безвыходных положений?" А сердце уже не ныло, в нем были только пустота и горечь.
  

21.30

   Мимо окна прошла Клодин. Выглядела она как шлюха, но, вряд ли, в этой части города кто-нибудь в серьез захочет ее услуг. Это была очень потасканная шлюха, лучшие времена которой давно миновали. "Талант не пропьешь, как говаривала истребитель Клава Неверова" - усмехнулся про себя Макс.
   Время тянулось медленно, и ему впервые в жизни нахватало терпения. А ведь они сидели в траттории всего-то пол часа. Не больше.
   Макс разжевал оливку, глотнул вина. Вот то же проблема. Здесь надо было пить вино, которое он на дух не переносил. Но делать нечего - пил.
  

22.45

   "Праздник продолжается". Так называлась книжка, какого то французского актера, фамилию которого Макс вспомнить сейчас не мог. И о чем была эта книжка, он то же не помнил, но название хорошо подходило к ситуации. Они мило веселились: две девушки - Линда и Клоун - и двое зрелых мужчин, они с креолом. Компания вполне предсказуемая, веселая и шумная. Кроме них в зале было еще несколько человек. Не пусто, но и не густо. Иногда заходил кто-нибудь на "минуту" - опрокинуть стаканчик граппы или выпить кофе. Менялись незаметно и посетители за столиками. А они веселились, и было видно, что для этой компании вечер только начинается.
  

23.10

   Виктор позвонил, когда уже перевалило за 11. Его окликнул хозяин, и Макс неторопливо подошел к телефону. Слышимость была отвратительная, а говоривший с ним человек был абсолютно пьян, но, тем не менее, кое-что Макс понял. Он понял, и сказал об этом вслух, что Серджио пьяница и бездельник. Еще он понял, что вино, за которым приезжали сеньоры из Рима, Серджио продал еще раньше, и сеньорам придется искать такое вино где-нибудь в другом месте. Но, кажется, некоторые из приехавших решили уже ничего не искать.
   У Макса просто гора упала с плеч. Виктор успел. "И .. и это" - вопил пьяный Серджио - "ты только не ругайся, но я разбил, случайно, статуэтку пресвятой девы Марии ... ну ту ...ты знаешь". Макс знал.
   Полина ...
  

23.35

   Зашел Матрос, выпил граппы и ушел.
  

23.52

   По улице мимо окна в плаще и низко надвинутой шляпе неторопливо прошел Пекарь.
  
   Верона, Свободная зона Венето. 19 апреля 1949 года.
  

00.03

   Где-то за домами ударил выстрел. Негромко, как будто сломали сухую ветку. И сразу же, кто-то там за домами начал ломать целые охапки веток. Треск выстрелов, раздававшихся теперь с нескольких сторон, заставил всех в траттории замолчать. Люди застыли, вслушиваясь во внезапно поднявшуюся перестрелку. На лицах их было написано смятение и страх, мешавшиеся с любопытством. Макс тоже слушал, но он в отличие от невовлеченных в события людей, читал ситуацию по звукам выстрелов, по их частоте, по направлениям, с которых приходил звук. По правде сказать, он лишь пытался расшифровать какофонию ожесточенного боя, коротких и бескомпромиссных схваток, вспыхивавших сейчас на нескольких улицах и площадях города. Грохнула граната, прервавшая перепалку нескольких пистолетов. Взметнулась короткая автоматная очередь, и еще одна. Серьезно высказались пара винтовок. Еще один отзвук ненастоящей грозы. И снова разнобой выстрелов, метавшийся по округе, как раненый зверь ... .
  

03.05

   Макс смотрел на нее, и сердце его готово было разорваться от нежности. Счастье гуляло в его крови, как самый крепкий хмель - "статуэтка разбилась ..." - , но он держал себя в руках, и сохранял вид, строгий и решительный. Потрепанная, с синяком под глазом и разбитыми губами, но живая - живая! - Полина сидела перед Максом и пыталась закурить. Получалось это у нее не важно - руки дрожали, просто, ходуном ходили, как у марионетки в руках неумелого кукловода. Макс перегнулся через стол, и поднес огонь прямо к пляшущей в ее разбитых губах сигарете.
   "Ну" - наконец спросил он, когда она выдохнула дым первой затяжки - "ну и кто же у нас там, в Нью-Йорке, такой умный? Они там вообще думать умеют? Послать тебя связной ..."
   "У отца не было выбора ... Он никому не доверяет. То есть, доверяет , конечно, ... но такую информацию..." - говорила она вполне связно, чему можно было только удивляться.
   "И кто же у нас Папа?"
   "Оскар Зиг."
   Час от часу не легче! - "Ты Ольга Зиг?"
   "Да."
   "У твоего папы железные яйца."
   "У нас не было выхода. А у меня была легенда, и в лицо меня никто не знает."
   "Ладно. Про это позже. Кто вам дал явку?"
   "Яков."
   "Ты его видела?"
   "Да мы говорили ... Ниже тебя ростом, худой, виски седые, растягивает гласные в начале слов ... ."
   "Да не проверяю я тебя! Как он?"
   "Не очень хорошо. Кашляет. У него легкое прострелено."
   "Я знаю. Ладно. Иди, умойся. Я заварю пока чай ..."
   "Нет Макс! Это очень срочно ... и важно. Мне надо встретиться с Энцелем."
   "С Энцелем... Надеюсь, ты знаешь о чем говоришь." - казалось куда уже дальше, но Макс был заинтригован. Зиг послал дочь с очень большими полномочиями.
   "Знаю. "Все они держат по мечу, опытны в бою..."
   "Очень поэтично."
   "Макс!"
   "Ладно. " ...У каждого меч при бедре его ради страха ночного".
   "Ты Энцель?!" - он таки ее удивил - "Ты Зеев и ты Энцель ..."
   "Выходит что так. И это очень опасное знание, "лилия долин", моя, очень."
   "Я понимаю." - голос ее был тих, но тверд - "Тогда " Так составили они войско ..."
  
  
   Макс посмотрел на нее. Ангел побитый, решительный такой ангел. И любимый ... "Сука, этот Зиг. И всегда был сукой ..." - закончить мысль он не успел.
   "Когда я смогу увидеться с Четом?"
   "Ты не сможешь увидеться с Четом. Не торопись!" - он поднял руку, останавливая готовые вырваться возражения - "Ты не сможешь говорить с Четом. Ты будешь говорить с ним через меня. Со мной. У меня есть полномочия. "... И поражали в гневе своем нечестивых."
   Он не мог ей сказать всего. И никому не мог. Это была тайна высшего приоритета, о которой в организации знали всего несколько человек. На самом деле, никто и никогда уже не сможет говорить с Четом - с настоящим Четом -, потому что Вайнберг умер три месяца назад от инфаркта. Ничего необычного в его возрасте и при его стиле жизни. Вайнберг умер, но будет жить, потому что Чет должен жить. И поэтому не было некролога, не было торжественных похорон, не шли за гробом колонны бойцов ЛОИ, а была ночь и ... Они похоронили его втроем, тайно и безвестно. Пока. О деле знал еще Кон, но, именно, Кон настоял на том, что бы Четом стал Макс.
   "Итак?" - сказал он - "или все-таки сначала чай?"
   "Сначала дело, но от чая я не откажусь." - она улыбнулась - "И от бренди тоже."
   Макс встал, подошел к двери, приоткрыл ее и выглянул в соседнюю комнату. Там сидели Гном и девушка из его группы, которую Макс по имени не знал. "Ребята, не в службу, а в дружбу, заварите чай. Покрепче! И, Гном, есть у тебя что-нибудь крепкое?"
   "Граппа устроит?"
   "Ну, давай граппу!"
   Он вернулся в комнату, и снова сел напротив нее. Живая! А кто же "сломался" в Падуе? Б-г ведает, да не скажет. Впрочем, это успеется. Выясним позже. Виктор не дите малое, разберется. И люди уже сегодня вернутся в Падую.
   "О чем ты думаешь? У тебя такой вид ..."
   "Думаю ..., что я дурак! Влюбился в соплячку ..."
   "Макс!"
   "Ладно, извини."
   "Извиняю."
   В дверь постучали. Вошел Гном. Он принес поднос с чайником, чашками, сахаром и лимоном. А еще там были рюмки и бутылка граппы.
   "Слушай, Гном, а ты на чем так быстро воду кипятишь?" - спросил Макс - "на нитротолуоле что ли?"
   "Очень смешно." - серьёзно ответил Гном - " Я чайник давно поставил, сразу как пришли."
   Гном ушел, и они снова остались вдвоем.
   Макс налил ей граппы, и пока он наливал ей чай, она с опаской вертела рюмку в руке.
   "Пей! Не бойся ..."
   Она зажмурилась и проглотила жидкость одним глотком, и даже не закашлялась. Вот ведь какие фемины произрастают в наше время.
   Полина быстро отхлебнула из чашки, обожгла разбитые губы, поморщилась, но снова приникла к чашке. Чай был горячим и терпким. Хороший был чай. Наконец напившись, она отодвинула чашку и, снова, посмотрела на Макса.
   "Исполком полагает, что большая мировая война неизбежна" - это конечно не были ее слова. Так мог говорить профессор Оскар Зиг, но не его дочь Ольга.
   "Исполком считает, далее, что война может коренным образом изменить судьбу еврейского народа."
   " Полина, ты что это все наизусть выучила?"
   "Нет, но ... " - она смутилась.
   "Ладно. Проехали. Вещай дальше."
   "Мы эвакуируем наших людей из САСШ ... Американцы договорились с русскими."
   "Это надежно?"
   "Надежней некуда. Из аппарата госдепа. Неопубликованные параграфы с 12 по 18. Секретный протокол к Торговому договору. Мы уже с месяц как начали перебазироваться в Аргентину и Канаду."
   "Будет плохо... Дунайский союз тоже прилип к России, а Гетман и не отлипал никогда, так что ... будет весело."
   "Отец поставил в известность о намерениях американцев Турцию."
   "Так" - Макс начал понимать, что произошло потом - "Изагет-Паша обратился к ишуву ..."
   "И к нам, в исполком. Он прямо предложил возродить проект Фламмера. Мы помогаем Турции, Турки дают нам в Палестине максимальную самостоятельность ... и независимость после победы."
   "Зусмана назначили министром ..."
   "Не только. Еще два министерских поста, и в армии тоже. Они просили вернуться всех, кто ушел. С повышением вернуться. В Палестине нам предоставлена полная автономия, включая собственную полицию."
   "ОК! Это я понял. Ну и причем тут я?"
   "Война."
   "И парламентские методы уже не так эффективны ..."
   "В общем, да. И у вас самая большая боевая организация в Европе."
   "Так нас приглашают на танец?"
   "Место в исполкоме и представительство во всех организациях."
   "А как же старички-либералы?"
   "Война" - Полина снова улыбнулась. У нее была совершенно обворожительная улыбка, даже с разбитыми губами. - "Соглашайтесь, Макс! Сейчас все должны быть в месте."
   "Забавно... Зиг верит обещаниям турков?"
   "Они дали гарантии. Не знаю что, но папа сказал - самые серьёзные гарантии. И потом, они же дают нам такую свободу действий в Палестине, что потом будет очень сложно забрать."
   "Ну да ... Да. Им нужна военная промышленность ишува и кадры. Может быть ..."
   "Есть и проблемы."
   "Вот как? А я думал вы уже решили все проблемы."
   "Не иронизируй. Не надо. Пожалуйста. Проблемы серьёзные. В АНТАНТЕ нет единства ... ."
   "Теперь будет."
   "Когда теперь, Макс? Когда это животное Наполеон растоптал демократию во Франции? Когда итальянцы и турки вот-вот вцепятся друг в друга? ... А потом придут казаки и все кончится насовсем."
   "Страшноватая картина, Полина. Ты прости, я тебя пока Полиной буду звать. Ладно? Очень пессимистичная картина. Просто плакать хочется. И с этим Зиг хочет получить организацию? На жалость нажимает? Типа "это есть наш последний и решительный бой"? Типа восстаньте, пока ночь средневековья не опустилась над Европой, и нас не загнали обратно в Гетто? Восстаньте, что бы нам было кого оплакать в далекой Аргентине." - злость, привычная злость на этих людей поднималась в душе Макса, но в то же время ... в тоже время, Зиг протягивал руку. Это давало им настоящий шанс, упустить который было бы преступлением. В сущности, послав сюда Полину, Зиг сам того не подозревая, завершил мозаику, которую начал строить еще Вайнберг. Теперь все возможно!
   Макс внимательно посмотрел в глаза Полины. В них был вопрос, и была любовь ...
   "Это все?" - спросил он мягко.
   "Все. Ну, есть еще всякое ... шифры, контакт в Европе, но это главное."
   "С шифром успеется" - Макс закурил очередную сигарету - "Еще поговорим - время есть. Ты поедешь завтра ночью, моим маршрутом..."
   "Я тебя не оставлю"
   "Оставишь ... Я очень тебя люблю. Молчи!" - он поднял руку, останавливая ее - "Но сейчас нам нельзя быть вместе. Сама же сказала - война. Так вот, ты поедешь по нашему маршруту ... Куда? В Аргентину, или?"
   "Или."- обреченно выдохнула Полина. В глазах ее стояли слезы.
   "Разумное решение. В Канаде опасней, но ближе к Европе... Да, так вот, мои люди доставят тебя до места. Недели через две будешь у папы Зига.
   Ему передашь следующее. Первое: Если начал вести себя как мужчина, то и продолжай. Сантименты на войне вещь вредная. Если сотрудничаем, то играем по законам войны. Запомнила? Не стесняйся. Скажи, что я настоял на дословной передаче, потому что для меня это важно."
   Полина молча кивнула.
   "Хорошо, едем дальше. Наполеон не животное, а наш друг. Кроме того, если кто-то и способен сейчас возродить АНТАНТУ, то это он. Пусть старики помолятся за его успех.
   Третье, в Италии скоро будет другое государство, и другая власть. Это строго секретно. Только твоему отцу, и больше никому. Это ясно?"
   Полина снова кивнула.
   "Хорошо. Почему это важно? Потому что новое правительство найдет общий язык и с Францией и с Турцией. Сможет найти."
   Полина вскинула голову и смотрела на него с таким восторгом, что даже слезы в ее глазах высохли.
   "И еще. Дуче сможет понять наши проблемы, если мы продемонстрируем разумный подход к его проблемам. Понимаешь?"
   "Да. Но как?"
   "Пока секрет. Все это передашь отцу. Скажи, у невесты приданное больше, чем можно было ожидать... Мы готовы сотрудничать, но только на условиях равенства и свободы действий. Наши условия: 7 мест в исполкоме, 2 - в рабочей комиссии, военная организация переходит к нам, и еще нам нужны связи в Турции. Это все. Запомнила?"
   "Да" она встала и шагнула к нему. А он к ней. Она прижалась к нему, и мир перестал существовать для них, двух людей, встретившихся весной 1949. Накануне бури.
  
   Даже те, кто отнюдь не является сторонником генерала Наполеона, признавали в разговоре со мной, что без Наполеона это было бы невозможно... Странным образом, спустя почти полтора столетия, в нем воплотились лучшие черты его великого предка, на внешнее сходство с которым указывают все наблюдатели. И так же как Наполеон Великий, Жозеф Наполеон был не только Главой Государства, но, прежде всего Вождем Нации, в один из самых драматических периодов истории Франции.
   ... Многое, кроме кровного родства, связывает этих наиболее ярких персонажей Французской истории. Взять, хотя бы, еврейский вопрос... Наполеон Великий даровал евреям равноправие, но государство они получили из рук Жозефа Наполеона...

Профессор Кристиан Жакоб

"Очерк современной истории Франции". Париж: 1987

   Три весенних дня в Вероне
   Вместо послесловия
  
   1. Документ первый.
   "После Тильзитского мира Наполеон поднялся на небывалую высоту. Его окружала теперь свита венценосцев, так как своих братьев он сделал королями, а сестру королевой. Кругом все ему подчинялось, и он стал подготовлять свой крестовый поход на Англию. Трудно сказать, чем завершилась бы эта титаническая борьба двух империй, если бы русский император нарушил Континентальную блокаду Англии. Казалось, все шансы были за то, что Россия выступит против Франции, ведь Континентальная система довела Россию до торгового кризиса. Но Наполеон нашел нужные доводы и сумел связать Россию еще более крепкими узами, не доводя дело до новой войны. Вторая встреча в Тильзите стала надгробным камнем для Британской империи и началом настоящего сближения двух великих держав. Мир между Россией и Францией был, вероятно, крупнейшим достижением наполеоновской дипломатии и сохранялся вплоть до 1857 года, когда Русско-Турецкая война разрушила Франко-Русский союз."
   Николай Григоров, "Франко-Русские отношения. Опыт экономического анализа. С.-Петербург, 1912.
   2. Документ второй.
   "Растущая зависимость от европейских держав побудила правящий класс Турции предпринять в 1839 новую попытку реформ (Танзимат). Эти реформы покончили с остатками военно-феодальных порядков в государственном и административном управлении, упорядочили судебное дело, способствовали формированию турецкой интеллигенции. Но самое существенное в танзимате - провозглашённая его актами гарантия жизни и имущества всех подданных султана - осталось на бумаге.
   Однако серия тяжелых военных поражений и угроза полного распада и гибели Османской империи перевела вопрос реформ в плоскость проблемы выживания. Воплощение в жизнь основополагающих принципов Танзимата, имевших первостепенное значение для настоящего прогресса страны, связано с реформами, проводившимися во 2-й период танзимата (с 1856-1861), особенно, с реформами, ставшими возможными после "революции" 1873 года. Каково бы ни было наше отношение к движению "Новых османов" и к личности Халиля Шевки Паши, осуществившего военный переворот 1877 года, и на долгие 20 лет низведшего власть Богохранимого Султана до уровня номинального представительства, следует признать, что современным своим положением Османская Империя обязана именно реформам, осуществленным в этот период. Военная реформа, промышленная революция, реализация гражданских прав, секуляризация общества и, в первую очередь, уравнение в правах религиозных и этнических меньшинств (арабов, армян, евреев, маронитов и др.) привели к кардинальным изменениям во внутреннем и внешнем положении Империи."
   Мехмед Анаоглу. Краткая история Турции. Париж, 1939.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   24
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"