Аннотация: Я приехал на Ладогу, чтобы очистить мысли. Повстречав Незнакомку, я так и не смог её забыть.
И жизнью мы томимые,
Не успеваем жить.
Бурно вздымаясь, волны падали и разбивались об водную гладь. Погода на Ладожском озере внезапно приняла свою истинную ипостась - разрушительную, вспыльчивую и коварную. Рыбаки скорее разворачивали свои лодки, чтобы вернуться домой без потерь, хотя кто-то говорил, что в такую погоду улов корюшки становится обильнее. Облака решительно плыли по небу, сливаясь в одну большую грозовую тучу.
Я приехал сюда, чтобы отдохнуть от городской суеты, подышать свежим воздухом и разобраться со своим внутренним "я", рвавшимся из груди, будто рыба из невода. Погода портилась за считанные минуты, упрекая меня в приезде. Я нашёл успокоение в рассказах местных, объяснявших погодные условия своей изменчивостью, а не моим появлением. Но отделаться от чувства вины я не мог, пускай упорно старался.
Пришлось остановиться в "Доме рыбака" на Новой Ладоге, рядом с Волхвом. Дождя не было, но настроение было убито. Приезжие сидели на веранде дома и ругались, дети бегали рядом с матерями, а старики беззубо улыбались и шутили свои байки. Я решил не вмешиваться, закурил, отойдя подальше, и слушал краем уха.
- Опять корюшка пропала, - хрипло выдал один из мужчин в грязной куртке. Его жилистые пальцы вцепились в перила веранды, а глаза смотрели куда-то далеко, будто бы обращался он вовсе не к собеседнику, а к озеру. - Летом слишком много приезжих, вот-вот кормилице наше превратится в нищенку оборванную, осквернённую.
Мужчина сплюнул прямо на зелёную лужайку впереди, не стесняясь в выражениях. В разговор вступило другое лицо, такое же мне незнакомое.
- Приезжие-то нас и кормят, Иваныч, - обрывая чужие жалобы, безжалостно ответил второй мужчина, такой же потрёпанный жизнью. - Не было бы их, так с одной корюшкой и сидели бы. Вон сколько в озере ещё добычи: налимы, сомы, окуни. И так до бесконечности можно перечислять! Погода успокоится, и мы новых повезём, что делать-то.
Ответить было нечем. Я, отвернувшись от них, затушил сигарету. Всё-таки стоило подойти и спросить, смогут ли они и меня увезти подальше в озеро, избавить от лишних забот и научить рыбачить, как привыкли.
Натянув на лицо доброжелательную улыбку, я пошёл прямо к мужчинам, вежливо здороваясь и слегка кланяясь.
- Здравствуйте, уважаемые. Слышал, что возите на озеро. Сколько будет?
- Четыреста в час, если своего снаряжения нет - пятьсот. Сегодня ехать не получится, вот-вот дождь польёт.
Я кивнул, особо не задумываясь о тратах. О дожде я не задумался тем более, ведь мне казалось, что природа сегодня не настолько жестока, чтобы приводить свои угрозы в жизнь.
- Хорошо, завтра повезёте? Вы ведь из "Дома рыбака"?
- Да-да, из "дома". Найдешь нас потом, а пока погуляй, много у нас памятников поблизости, - ответил мужчина, махая рукой и разворачиваясь. - Меня, кстати, Петр Иваныч величают, а его звать Кривым.
- Кривым? - переспросил я, удивлённо приподняв брови. Мне тогда казалось, что нетактично будет называть старшего по странной кличке, будто бы придуманной в детстве и продолжающей свою жизнь сейчас. Хотя у таких простых людей чувства такта могло и вовсе не быть.
- Да, Илья Кривой, судно у меня с погнутой мачтой, - усмехнулся мужчина и, разворачиваясь ко мне спиной, кинул вслед: - Ты привыкай пока к нашим нравам, если гостить вздумаешь подольше. Рыбаки - народ странный, но безумно интересный.
Я кивнул, подумав почему-то, что они это увидят. Но эти двое уже скрылись внутри дома, а мне ничего не оставалось делать кроме как идти на прогулку. Данная деревня казалась мне интересным объектом для изучения, но я шёл мимо неё, прямо по течению Волхва. Река будто бы хотела излиться из берегов, беснуясь и резкими порывами взмывая вверх.
Шёл я долго, казалось, что целую вечность, пока желудок мой не издал гнусный звук. Голода я не чувствовал, словно зачарованный наблюдая за мирной и тихой жизнью местных сельчан. У всех них была своя жизнь, а я вторгся в размеренный график, оставшись здесь чужим. Вот какая-то старушка сорвала летние яблоки, сочные и крепкие. Её сосед - тащил доски к ветхой лачужке. Всё это казалось удивительным и до безумия простым, но такая жизнь убаюкивала, вкладывая в моё сердце то, чего не доложили в детстве. Наверное, это можно было назвать свободой.
Надо ли было мне сюда ехать? Почему именно сюда, а не на курорт? Эти вопросы казались бессмысленными сейчас, но они то и дело всплывали в моей голове.
Стоило передохнуть и найти какую-нибудь забегаловку, где не будут ломить цены за простой бутерброд с чаем. Таких днём с огнём не сыщешь, но мне, кажется, повезло. Остановившись рядом с неброской и довольно популярной вывеской "Чебуречная", я взял чёрный пакетированный чай в пластмассовом стаканчике и ветчинный бутерброд.
Я прошёл чуть дальше, и деревня совсем замолкла. Стояла гробовая тишина, словно и не водилось здесь туристов вовсе. Не было слышно и птиц, только далёкое карканье вороны. Моё удивление сошло на нет, когда я понял, куда пришёл. На красной кирпичной стенке была табличка: "городское кладбище", а рядом сидели и торговали цветами бабушки. Я улыбнулся им, мягко и аккуратно, боясь показаться нетактичным человеком.
Что-то тянуло меня внутрь, хоть я и не мог разобрать что. Ходить по чужим кладбищам - верх невежества и безнравственности, но я сделал шаг вперёд, как примагниченный. Следующие шаги дались легче, а стаканчик пришлось выкинуть в ближайший мусорный бак.
Воздух тут казался другим, слегка затхлым и стоячим. Я прошёл внутрь, рассматривая надгробия неизвестных мне людей. Подошёл к сторожке, посмотрел на маленькое здание, и, собирался было развернуться, чтобы уйти от греха подальше, но передо мной мелькнула копна рыжеватых волос. Словно солнце спустилось на землю, миниатюрная девушка шла вперёд, держа в руках букет молчаливых нарциссов.
Я не собирался идти за ней, но ноги пошли против моей воли, а взгляд так и примкнул к белому платью. Оно колыхалось при каждом дуновении лёгкого ветра, а в голову закрался вопрос: не холодно ли ей? Неужели я увидел духа и сейчас наступит мой конец? Духа такого прекрасного, что и живым не снилось. Девушка не обернулась, даже услышав мои шаги по мощённой гравием дороге.
Когда рыжеволосая присела около заброшенной могилы, осторожно положив нарциссы, я остановился. Она заметила меня, но не проронила ни слова, начиная рвать сорняки своими нежными руками. Было видно, что могилу давно не навещали. Было ли грубо вот так стоять, разглядывая незнакомку?
- Коли стоишь тут, раз живой? - мягко, совсем тихо, спросила она, не поднимая глаз. - Нечего по чужому кладбищу шляться, уходи.
Я уловил свет её голубых глаз, похожих на чистое небо над Ладогой. Пересилив себя, я честно ответил:
- Каюсь, не хотел. Сам не знаю, как сюда забрёл.
- Вот и иди назад так, как забрёл, - пресекла она, поднимая голову и вытирая руки от пыли. Из-за влажности её прибило к земле, но собеседницу это совсем не смущало. Она лишь бойко выдержала мой взгляд, а после вернулась к своему занятию. Подол платья точно испачкается...
Взглянув на девушку последний раз, я отвернулся. Она в этот момент вытаскивала одинокий нарцисс из букета. Бережно уложив его на каменную плиту, незнакомка перекрестилась и закрыла глаза, будто бы прощаясь с человеком под толщей земли.
Я ушёл, стараясь не оглядываться. Ну и дурак! Забыть бы об этой нелепице, уйти отсюда и не возвращаться, а завтра поехать за рыбой и рвануть домой. Моё внутреннее "я" бушевало. Рвало и метало так, словно я был не только дураком, но и упускал что-то важное.
Я ведь приехал сюда развеяться, познакомиться с обычаями и перенять местный авантюризм, чтобы моя флегматичная жизнь была срублена на корню. Притормозив около сторожки, я огляделся. Девушки не было видно, будто бы она правда оказалась плодом моей фантазии.
- Чего тут бродишь? - спросил меня недобрый голос, а я, вздрогнув, повернулся лицом к сторожке. Оттуда на меня смотрел косматый старик, щуря свои глаза из-под тяжёлых валиков бровей. - Заблудился, что ль?
- Да, - выдал я, внутренне терзаясь. - Извините, а вы не знаете, что это за девушка?
- Девушка? - нахмурился сторож, поглядывая в сторону, откуда я пришёл. - А-а, ты, наверное, про нашу Золушку. Приходит сюда раз в неделю, могилы чужие очищает и молится. Говорит, что хочет всех упокоить и избавить от мук прошлого. Странная она, но ничего дурного не делает.
"Вот оно что", - подумалось мне, а яркие глаза незнакомки снова всплыли в голове. Захотелось узнать больше, но досаждать сторожу желания не было. Я откланялся и повернул назад, надеясь вновь наткнуться на "Золушку" и рассмотреть её поближе. Клянусь, если бы умел я рисовать, то её портреты сейчас покоились бы у меня на стенах. Если бы я умел писать, то тысячи стихов сошли бы с моих уст и заполнили бумагу.
Девушка с Ладоги. Рыжеволосая незнакомка. Она засела в голове, а ощущение потери заполнило моё нутро. Один разговор - большего мне не надо.
И я нашёл её под кронами густого дуба, около безымянной могилы, всё такую же летне-лёгкую и усердно работающую. Немного помедлив, пока сердце било набатом, я сделал шаг вперёд.
- Опять ты, заблуженный? Всё никак не расплутал? - усмехнулась она, подвязывая похудевший букет нарциссов красной лентой. Когда её лицо стало доступным мне, то дыхание спёрло. Я увидел густые ресницы, светлую и чистую кожу, убранные за уши пряди меди.
- И не страшно? - игнорируя её вопрос, спросил я. - Не страшно тут одной?
- Бояться нужно живых, а не мёртвых, милый мой, - легко ответила девушка, поднимаясь с земли и вновь отряхивая руки от пыли. Она бережно взяла букет, прижимая к своей груди, которая мерно вздымалась в такт покачивания платья. - Хочешь помочь - работай, а если глазеть пришёл - проваливай.
Мне ничего не оставалось кроме как согласиться. Может, из этого сложилась бы прекрасная история любви, о которой пишут в романах? Не в тех, где все страдают и любят безответно. В самых красивых и добрых романах, где любовь может сломать запреты и границы.
Был я тогда молод и глуп, раз думал о подобном. Много воды утекло с того времени, обзавелся я и женой, и хорошей работой, но воспоминания о таинственной девушке продолжали согревать грудь. Мы тогда общались с ней до моего отъезда, наловил ей корюшки, смутив своим подарком. Говорили мы много и упорно - сколько было возможно наговорить за неделю. Пообещали общаться дальше, но, похоже, невзлюбила она меня - разорвала наше общение, перестав писать мне в ответ. Я тешился надеждой, что она просто потеряла мою почту, что у неё появились дела поинтереснее какого-то наглого отдыхавшего.
Я уехал с Ладоги, позабыв и про рыбаков, и про корюшку, и даже про безлюдные деревни, которые так меня тогда восхитили. Не забылся только блеск стали в чужих глазах, тихий смех от моих глупых шуток и крепкие, полные женской непокорности объятия. Наше последнее объятие длилось краткий миг, но каким оно было! Она прощалась со мной, даже не проронив слезинки, а я в тот момент готов был расплакаться, как маленький ребёнок.
Почему я вообще решил написать о ней?
Просто иногда человеку снятся вещие сны, о которых волнительно думать. Там появляются люди из прошлого, настоящего, быть может, из будущего; они показывают, каким ты был тогда и стал сейчас. Эти сны точно точки твоего прогресса, на которых твоё подсознание заостряет внимание. Это происходит редко, ведь сны по большей части мы не помним. Но в этот раз мне крупно повезло - свой сон я запомнил, да так хорошо, что перед глазами до сих пор стоит её точёный профиль и взбудораженный взгляд.
Незнакомка мне приснилась.
Это был обычный день из всех тех дней, проведённых на Ладоге. Меня снова переполнял восторг, а природа снова кричала и бушевала, обрушиваясь своим бедствием на простых людей. Со мной была незнакомка, имя которой произносить я не смею - слишком много оно для меня значит, очень интимно и близко впустил я её в своё сердце. До противного просто проникла она в мою голову, так и не стала забытой спустя двадцать лет!
Мы, всё такие же молодые, стояли рядом. С волнением смотрели на то, как разрушается мир.
Она глядела на Волхов, восторженно раскрывая руки в порывах ветра, будто бы желала обнять весь мир. То же белое платье взвивалось вверх, истерично трепыхаясь, как червяк на крючке. Я любовался ей, готов был положить весь мир к её ногам, которые тонули в песке. Волны нарастали, вот-вот готовые обрушиться на наши головы.
- Я так рада сейчас быть здесь с тобой, - перекрикивая ветер, звучал голос девушки. - Я всё никак не могла набраться храбрости и прийти сюда одна, но теперь со мной ты! Спасибо, что привёл, милый мой!
Её глаза слезились, светясь ребяческим счастьем. Ветер хватал девушку за локоны, но она не обращала на это внимание, делая шаг ко мне. Я почувствовал, что сердце пропустило удар, а тень от волны начать накрывать нас, скрывать от всего мира.
Пускай в жизни она меня и не вспомнит, но в эту секунду, в этот краткий миг сна, я осознал, что мне не хотелось её отпускать.
Её тонкие руки обхватили мои плечи, а волна обрушилась на нас с неистовой силой, будто бы пытаясь разнять. Но моя драгоценная незнакомка всё ещё держала меня, прижимаясь впалой щекой к груди. На ресницах её застыла соль, а губы сбивчиво бормотали ненужные сейчас слова. Она была со мной так близко и так далеко, но хотя бы во сне я мог сказать ей то, что давно хотел. Обняв покрепче и положив руки ей на спину, я прошептал:
- Ты - это солнечное сияние, свет и любовь в человеческой форме.
Послевкусие сна было сладким, но горький осадок всё ещё присутствовал. Оповестив жену о скором отъезде, я засобирался на Ладогу вновь, спустя столько лет. И пусть девушка с волосами цвета меди не вспомнит меня, но я отыщу её, чтобы снова увидеть, как она в своём белом платье кладет молчаливые нарциссы на безымянные могилы.