Аннотация: Неисповедимы пути твои, Господи! Светлая память тем, кого убили безвинно...
src=kartinka.jpg>
ПОКА Я ЕСТЬ, ТЫ - ЧЕЛОВЕК!
Глава первая
МЕЛАМЕД МОИСЕЙ И ЕГО ЖЕНА БРОХА
Жили-были в городке Черняхов меламед Моисей Гринштейн и его жена Броха Гринштейн. Ой, вы не знаете, что такое меламед? Ничего страшного в том, что вы этого не знаете, нет. Это слово давно не употребляется в разговорной речи. Оно пришло к нам оттуда, издавна, когда ещё были на земле старые добрые еврейские школы. А меламедами называли учителей еврейских школ. Так вот, меламед Моисей Гринштейн и был как раз учителем в еврейской школе ,которая располагалась прямо у него в доме. Домик был небольшой, но места всегда хватало всем его ученикам.
Реб Моше, как звали его ученики, был очень праведным евреем и молился с утра до ночи, даже в перерывах между уроками. Его жена, Броха, тоже любила молиться и во время молитвы искренне благодарила Всевышнего за те милости, которые он отпустил ей: за чудесного мужа, за родителей, за мир во всём мире.
Все жители Черняхова, без исключения, любили эту замечательную во всех отношениях пару. Когда по вечерам
Моисей и Броха шли из школы домой, все евреи, встречавшиеся им на пути, почтенно здоровались с парой: их дети, посещавшие маленькую еврейскую школу Черняхова, обожали своего учителя. Я вам скажу, что его таки было за что обожать: многие дети и правда прошли через мудрые руки и сердце меламеда. Да что там и говорить: он и сейчас имел двадцать сорванцов, с которыми день за днём, несмотря на погоду и прочие катаклизмы, обрушенные на городок, он неизменно изучал Тору, книгу книг, самую главную книгу еврейского народа со времён великого еврейского пророка и его тёзки, Моисея.
В отличие от других учителей, меламед Моисей Гринштейн пальцем не трогал своих учеников, а если он и подходил к ребятам, то только лишь для того, чтобы погладить их по голове или угостить коржиками, которые большими алюминиевыми тазами пекла его жена Броха. О! Вы никогда не пробовали эти коржики? Ну как же, вы обязательно должны были попробовать знаменитые коржики Брохи Гринштейн. Это были лучшие коржики в округе: круглой формы, посыпанные корицей и сахаром, они источали такой аромат, что когда Броха вынимала противень из печи, к её дому сбегались все дети, с их и соседних улиц. Броха выкладывала на блюдо первую партию, ставила в печь вторую и с блюдом, полным горячих пончиков, выходила во двор. Через несколько секунд на блюде не оставалось ни одного коржика.
Но не только коржиками потчевала учеников своего замечательного мужа хозяйственная Броха. У Брохи была коза. Коза давала молоко. Молоко вообще полезная пища, а для полуголодных детей это был просто обед в Раю: горячие, пахнущие корицей коржики и пол стакана тёплого козьего молока - и всё: дети могли дальше с головой уходить в учёбу.
А ещё у Брохи были курочки, которые имели обыкновение нести яйца. Именно эти яйца Броха и клала в тесто для коржиков, поэтому оно и было такое воздушно-песочное и жёлтое-прежёлтое. Вы же знаете, что тесто для коржиков напрямую зависит от яиц, а у Брохи яйца были прекрасные, как и куры, как и коза, как и всё, за что брались её натруженные руки.
Броху часто приглашали богатые евреи Черняхова приготовить обед на шабес, так как и поваром она была прямо таки отменным. Что бы она ни готовила: "гефелты фиш", "кугл" или "чолнт", все знали, что лучше Брохи это мог бы сделать разве что сам Бог, если бы он увлекался кулинарией.
У меламеда Моисея не было плохих детей. У меламеда Моисея не было чужих детей. Всех детей он считал своими. И Броха всех учеников своего мужа тоже считала своими. А своих детей у реб Моисея Гринштейн и его жены Брохи не было. Не дал Господь, что тут поделаешь. Часто, очень часто, когда Броха смотрела на своего мужа, смотрящего в одну точку, она понимала причину его грусти: какой мужчина не мечтает о наследнике? Кто продолжит его дело?
Она подходила к мужу, садилась в ногах на маленькую табуреточку и виновато смотрела на него снизу.
- Ничего, дорогая, ничего, - успокаивал Броху Моисей, гладя её голову, покрытую всегда чистой, выглаженной косынкой.
- Моисей, прошу тебя, не упрямься! - просила его Броха.
- Нет! - неизменно твёрдо отвечал ей муж.
- Моисей, я не могу смотреть, как ты смотришь на детей! Это мне Господь не даёт родить, а ты можешь быть отцом! Каким прекрасным отцом ты был бы своим детям, Моисей! Прошу тебя, дай мне Гет!
Гет - это развод по-еврейски. Жена получала от мужа бракоразводное письмо о двенадцати строках, в котором были указаны все подробности бракоразводного процесса. Если жена не могла родить мужу ребёнка, он, как правило, давал ей "гет" и женился на другой женщине. Именно на таком письме и настаивала бедная Броха, ибо она так любила своего мужа, что не могла смириться с его грустными глазами и болью в сердце.
- Броха, ты моя Броха! Сколько раз я повторял тебе, что есть две причины, почему я не могу дать тебе "гет"! Первая: "гет" не даётся по принуждению, а то, что ты требуешь, принуждение и есть. И второе. Дорогая моя Броха! Браки заключаются на небесах в день рождения человека, и раз Бог решил, чтобы у Моисея не было детей, значит пусть так и будет.
- Моисей, я люблю тебя! - и из глаз Брохи лились слёзы.
- И я люблю тебя, Броха, - неизменно отвечал жене Моисей.
Так они и жили пока...
Глава вторая
ВЕРИТЕ ЛИ ВЫ В ЧУДО?
Скажите, вы верите в чудо? Поймите меня правильно, это вовсе не риторический вопрос, потому что лично я в чудеса верю. То ли Господь услышал искренние молитвы супружеской пары, то ли ему импонировала щедрость Брохи, когда та кормила коржиками всю округу, но чудо таки произошло: Броха забеременела и через положенный срок на свет появилась девочка. Ах, Боже мой, что это была за куколка!
Светловолосая от рождения, с прекрасными, широко распахнутыми голубыми глазами, так и не поменявшими цвет, девочка смотрела на этот мир и всегда улыбалась. Чему она улыбалась, вы спросите? А кто знает, чему улыбаются младенцы? Вы были младенцами и вы тоже улыбались, но разве вы можете вспомнить, чему конкретно вы улыбались, друзья мои! Видимо, дети улыбаются тому счастью, что Всевышний посылает их души на Землю...
Радости всего местечка не было предела! Это событие обговаривалось в каждой еврейской семье, и на семейном совете решалось, какой подарок сделать маленькой Сарочке. Да, да, да: девочке дали имя Сара, очень значимое имя для всего еврейского народа. Если кто знает, Сара была женой Авраама и родила ему Ицхака в возрасте, слава Богу, девяноста лет! Да к тому же имя это означало "княгиня своего народа" и как нельзя больше подходило новорожденной.
Пока всё еврейское население местечка праздновало день рождение Сарочки, в другой семье, нееврейской по происхождению, родился шестой по счёту мальчик, которого родители нарекли Павлом.
Все эти два события произошли на заре становления советской власти, которая сразу же взялась за уничтожение всех религий. Мальчика Павлика родители так и не успели крестить: двери маленькой церквушки закрылись на большой амбарный замок на долгие годы, а священник был сослан в ссылку, в Сибирь. Официально закрылась и еврейская школа меламеда Моисея Гринштейна. Теперь Моисей и его жена Броха молились тайно, чтобы, не дай Бог, никто этого не видел и не доложил, кому нужно.
Но более всего страдал Моисей о том, что не мог он больше обучать местечковых мальчишек Торе, Книге всех Книг. До городка дошли страшные слухи, что тех меламедов, которые продолжали своё "чёрное" дело даже не ссылали - порой, просто расстреливали без суда и следствия. Так Моисей остался без средств существования. А семью нужно было кормить и ничего ему не оставалось делать, как идти за помощью к соседям. Соседи уважали учителя и, скинувшись, купили ему лошадь. Старая кобыла была совсем ещё ничего: к ней прицепили повозку и так меламед Моисей Гринштейн стал извозчиком. Кто бы мог подумать, люди добрые, что Моисей станет Извозчиком? И теперь, когда Броха по-прежнему брала табуретку и садилась в ноги уставшему мужу, он с ещё большей нежностью гладил её по белоснежной, выглаженной косынке и говорил:
- Ничего, Броха, Ничего... Не святые люди горшки обжигают. Потерпи, родная.
Вскоре в жизнь городка пришло ещё одно новомодное слово "коллективизация", и Моисею ничего не оставалось делать, как вступить в колхоз. Мало того, что меламед Моисей стал колхозником, так он ещё и получил приличную должность: его назначили сторожем крупорушки. Вы опять призадумались? Вы не знаете, что такое крупорушка? Признаться, когда я читала дневник Идла Айзмана, деда Изи, мне показалось, что этот грамотный человек ошибся и что такого слова нет. Оказалось, что такое слово есть: так называлось маленькое предприятие по очистке и переработки зерна. Итак, Моисей стал сторожить это предприятие.
Глава третья
ЛЮБОВЬ
Пока шла коллективизация, пока решались вопросы с лошадью и трудоустройством бывшего учителя еврейской школы, Сара подросла и превратилась в настоящую красавицу! Все заглядывались на неё, да и женихов было хоть отбавляй! Ах, какие парни бегали за Сарочкой, но Сарочке не нравился никто.
- Чем тебе не нравится Мотл, дурочка!
- Папа, ты разве не видишь, что у Мотла не всё в порядке с головой?
- Ну и как ты это поняла, умница моя?
- У него носки разного цвета. Один чёрный, другой серый.
- А... Это важный аргумент в семейной жизни. А чем плох Шмулик?
- Папа, он такой странный!
- А в чём его странность, Сара? - вмешивалась в разговор Броха.
- Мамочка, ты бы хотела, чтобы когда ты садишься на табуреточку и папа гладит тебя по голове, чтобы он мычал? Хотела бы?
- А что, Шмулик мычит?
- Мычит, мамочка. Я его спрашиваю: Шмуль, который сейчас час? А он смотрит на меня и мычит.
- Не может быть?
- Может, - вступается за дочку отец. - Он всегда мычал, когда стеснялся. Он мычит от стеснения, девочка моя. Он любит тебя!
- А я его не люблю и никогда не полюблю. А если вы заставите меня выйти за него замуж, вообще пойду и утоплюсь. Или повешусь.
- Что она говорит, Брохл? Разве ты не знаешь, что это самый страшный грех для еврея, Сара?
- Самый страшный грех, папа, замуж без любви идти.
Так отвечала родителям Сара с выбегала из дома.
- Ты видишь? - спрашивала Броха мужа.
- Да уж... - многозначительно отвечал Моисей.
- Хотя я и сама бы замуж за Шмулика не пошла. Да и за Мотю тоже... Видела я эти носки...
Однажды, когда Моисей возвращался с работы домой, а дело было рано утром, он увидел свою единственную дочь Сару. Сара была не одна. Сара шла за руку с Павлом, шестым ребёнком в семье, и не сводила с него влюблённых глаз. Моисей подошёл к паре, взял Сару за руку и молча повёл домой.
Что было дома, не осталось тайной ни для кого, так как оттуда попеременно слышались крики то Брохи, то Сары.
- Господи! - вопила мать. - Пусть он будет хромой, слепой, с разными носками и пусть он мычит. Пусть он только будет еврей, Сарочка! Господи, за что нам это? Чем мы прогневили тебя, Господи! Когда мы успели так нагрешить, что ты нас так наказываешь?
- Мамочка, разве любовь - это грех?
- Грех, девочка, это когда любишь не того, кого надо! Как же ты без хупы?
- Тс... - вмешивался муж. - Какая Хупа, Броха! Забудь про Хупу. Или ты хочешь, чтобы нас погрузили с твоими коржиками и отправили в места...
- Молчу, Моисей, молчу...
- А раз нельзя Хупу, не обязательно, чтобы он был евреем! - умоляюще смотрела дочь на родителей глазами, полными слёз.
Практически то же самое происходило в семье Павла. Отец просто брал тяжёлый кожаный ремень и стегал парня, приговаривая:
- Я те покажу, жидовку! Что, нормальных девок нет?
- Я люблю её, папа!
- Тю, любит он её! Чем это еврейки лучше наших, а?
- Да ни чем! - рукой прикрывался от ударов ремня парень. - Я не знаю чем, я просто люблю её!
- Я те покажу любовь! Ишь, нашёлся, жених еврейкин!
Так продолжалось некоторое время. На Сару не действовали ни уговоры, не запреты, не запирание дверей. Сара полюбила впервые в жизни, и все доводы родителей казались ей мелкими и ненужными.
Как-то утром, вернувшись с работы, Моисей понял, что в доме что-то не так. Броха только встала и сидела в рубашке на кровати.
- Где дочь? - строго спросил Моисей.
- Не кричи, разбудишь. Спит твоя дочь.
- Не спит. Её в комнате нет. И шкаф пуст.
Броха вскрикнула и побежала в комнату Сары. Всё было так, как сказал Моисей.
- Не доглядела, Господи! - тихо, одними губами прошептала Броха и упала в глубокий обморок.
Всё местечко переживало побег Сары и Павла, однако Гринштейны стойко переносили своё горе. Потом тихо собрали свои пожитки и уехали на Херсонщину, к дальним родственникам, подальше от сочувствующих глаз и осуждения людей городка.
Глава четвёртая
СЕМЬЯ
Тем временем, сбежавшие Павел с Сарой сели на поезд и поехали в Харьков. Почему в Харьков - понятия не имею, видимо двум влюблённым было всё равно куда ехать. Молодые люди подошли к кассе и взяли билет на первый попавшийся по расписанию поезд. Они сидели в набитом людьми вагоне, прижавшись друг к другу, и чувствовали себя абсолютно взрослыми и невероятно счастливыми. По приезду, они зарегистрировали свои отношения, став законным мужем и женой, поступили учиться и получили комнату в общежитии.
Павел поступил в институт железнодорожного транспорта, а Сарочка поступила в педагогический на учителя. Сказать, что жизнь их была непростой - не сказать ничего: работали ночами, учились днём, времени на отдых совсем не хватало. Но они были молоды и счастливы. Одно беспокоило Сару: что случилось с родителями, почему они не ответили ни на одно её письмо? Если Павел, как мужчина, был спокоен, поскольку у родителей было ещё пятеро детей, то Сара понимала, какая на ней лежит ответственность - она была единственной дочерью своих родителей.
Как-то вечером, возвращаясь от ученицы, с которой Сарочка занималась дополнительно, заглянув в почтовый ящик скорее по привычке, нежели умышленно, Сара увидела конверт. Ей пришло письмо от соседей, которым почтальон принёс Сарино очередное письмо. От них молодая женщина и узнала, что родители уехали на Херсонщину, а куда и к кому - то соседям было неведомо. Сара проплакала весь вечер, а наутро ей стало плохо.
"Это от расстройства, любимая", - предположил Павел и повёз жену в больницу. Через полчаса Сара вышла из кабинета врача несколько растерянной. На вопрос мужа: "Что случилось и всё ли в порядке", Сарочка расплакалась и сказала, что скоро станет мамой.
Это известие несколько скрасило ощущение от письма, полученного накануне, но боль навсегда засела в её сердце. И когда ей было нестерпимо трудно, она садилась на маленькую табуреточку, как некогда делала её мама, прижималась к ногам мужа, и ей становилось легче.
Через полгода на свет появилось крохотное создание, девочка, которую назвали очень модным тогда именем: Ленина. Я даже не буду объяснять, в честь кого так назвали девочку, это и так всем понятно.
Шли годы, семья Павла и Сары жила в прекрасной квартире, Ленина ходила в самую лучшую школу, в которой работала и её мама Сара Моисеевна. Павел ходил на работу, обеспечивал семью, и всем вокруг казалось, что счастливее пары нет на белом свете. Друзья завидовали, знакомые причмокивали языками и только соседка по квартире, одинокая симпатичная женщина, Лариска, улыбалась странной улыбкой, когда, глядя из окна, видела, как счастливая семья идёт на прогулку.
Глава пятая
ВОЙНА
Война пришла неожиданно и как-то сразу. Павел, как нужный и очень важный работник, инженер железнодорожного транспорта, получил бронь. Сара и Ленина хотели эвакуироваться, но не успели, и когда в город вошли немцы, а это было в октябре 1941 года, в городе сразу же стали создаваться специальные органы военного управления. Тут же была создана вспомогательная полиция из местных жителей для поддержания порядка в городе.
Жизнь евреев в Харькове в принципе, мало чем отличалась от жизни остальных граждан города и Сара как-то успокоилась, ибо ничего не предвещало никакой беды. Её стали беспокоить частые отлучки мужа, но он говорил, что такое время и что надо подстраиваться под власть, чтобы не погибнуть. В ноябре началась регистрация граждан города, но евреи почему-то записывались в отдельный список.
Павел часто оставался ночевать на работе, так как был объявлен комендантский час. Через какое-то время для еврейского населения города начался ад. Маленькая Ленина как то сказала маме, что видела, как папа заходил к тёте Ларисе.
"Нет, перепутала дочка, ошиблась", - подумала тогда Сара.
Так она продолжала думать, когда за ней и девочкой пришли полицаи и сообщили, что лояльный к немецким властям Павел проявил бдительность, заявив, что его жена и дочь - евреи.
Так она продолжала думать, когда соседи вырвали девочку из рук полицаев, заявив, что папа у неё украинец.
Так она думала когда её, полураздетую и изнасилованную везли в лес с такими же несчастными еврейскими женщинами, стариками и детьми...
Так она думала, когда их заставили снять остатки разодранной одежды и встать у рва.
Так она думала, когда полицай навёл на толпу обнажённых, абсолютно беззащитных людей дуло автомата.
Так она думала, когда раздался треск автоматной очереди.
Больше Сара думать не могла. Сары больше не было среди живых. Её душа воспарила надо рвом, в котором лежало её тело, и увидела Свет. Ей стало легко-легко, ибо Душа, потерявшая тело, становится практически невесомой. Свобода! Вот она, долгожданная свобода! Полёт!
"Я возвращаюсь!" - подумала Душа. "Домой!"...
За героический поступок Павла приняли работать в гестапо и ставили в пример тем, кто покрывал своих еврейских родственников. После освобождения Харькова, в августе 1943 года, он исчез, оставив Лариску на растерзание соседей. Лариска начала пить. Пьяная, в одной сорочке, она высовывалась из окна и орала на всю улицу, что её мужик - предатель Родины и баб. Однажды ночью к подъезду дома подъехал чёрный воронок, люди в чёрных кожанках поднялись в квартиру, вывели пьяную женщину и увезли в известном всем направлении, как пособницу полицаев.
Глава шестая
ЛЕЯ
Вам интересно знать, что случилось с маленькой Лениной, которая волею судьбы оказалась без матери и без отца? Слава Богу, у девочки всё сложилось, как нужно. Она долго скиталась, её прятали сердобольные люди по подвалам и чердакам, кормили, кто чем мог: уж очень она была хорошенькая! Ленина унаследовала мамину красоту: она была белокурой от природы и глаза её были голубые, как у мамочки. После окончания войны, совершенно случайно она попала к еврейской бездетной семье из Польши, и пожилая пара удочерила Ленину, дав ей прекрасное имя Лея.
В пятидесятые годы, когда стал возможен переезд в Землю обетованную, семья получила разрешение на выезд и без особого сожаления покинула Родину. Лея окончила институт, преподавала иврит и если вы подумали, что на этом история закончилась, вы глубоко заблуждаетесь.
В девяностые годы Лею послали на три месяца в командировку в Советский Союз, в город Самару. Женщина поселилась в гостинице, что находилась недалеко от центра, где проходили занятия, и у неё была прекрасная возможность прогуляться до работы и обратно. Проходя по улицам города, на каждом его углу она видела нищих, просящих подаяние. Лея останавливалась, давала денежку, и шла дальше. Особенно ей было жалкого одного старика, который сидел на голой земле и тихонько поскуливал. Перед ним стояла стеклянная банка, в которую жалостливые прохожие кидали копеечки.
Коллега по работе рассказала, что этот мерзкий, вонючий старик - сумасшедший, местная знаменитость. Когда у него в банке собирается достаточно денег, чтобы купить выпивку, он идёт в ларёк, покупает вино, напивается, а потом идёт в лес и кричит. Его забирала и милиция, и скорая помощь, его пытались положить в психушку, но каждый раз он удирал, собирал деньги на бутылку и бежал в лес.
Однажды, проходя мимо старика, Лея подошла к нему и положила в банку довольно крупную банкноту.
Старик сначала не понял, что это за счастье привалило, потом поднял бесцветные глаза на Лею, схватил банку и, крепко прижав её к себе, бросился бежать, испугавшись, что сейчас женщина опомнится и бросится отбирать деньги. Лея побрела за ним. Зачем ей это было нужно, она не понимала. Её вёл скорее инстинкт, чем разум. Старик добежал до соседнего ларька, купил чекушку, вышел из магазина и прямо не отходя от ларька, наполовину опорожнил её. Потом грязными руками вытер губы, закрыл бутылку и, засунув её в карман страшно грязного пиджака, подошёл к забору. Расстегнув ширинку, он бесстыдно сделал своё дело.
"Зачем я здесь? Зачем я иду за этим стариком? Почему он пугает и притягивает меня одновременно?" - эти и другие вопросы крутились в голове Леи, когда она шла за оборванцем. Через полчаса они дошли до леса. По всему было видно, что он знает, куда идёт. Лее стало страшно, но она шла как приговорённая. Беспокойство окутало её с головы до ног. Как-то сразу стало нестерпимо холодно.
"Поверни назад, дурочка", - мысленно приказывала она себе, но продолжала идти за стариком, который шёл, не оглядываясь и не прислушиваясь. Ему было плевать на весь мир. Он шёл туда, где, как ему казалось, его ждали. Всегда.
Наконец он остановился около небольшого холма. Трясущимися руками достал недопитую бутылку, опорожнил её, выкинул в кусты и лёг у подножья этого холма. Лея не двигалась. Она смотрела на лежащего, полураздетого нищего и вдруг услышала вой. Нет, это был не вой, это был вопль, который напоминал вой. Лее стало плохо, ноги её подкосились и она осела на Землю. Она мне могла разобрать ни единого слова в этом нечеловеческом вое. Женщина схватилась за голову, которая раскалывалась на две половины. А сердце! Что творилось с её сердцем? Оно стучало так, как будто готово было выпрыгнуть из груди... Она стала прислушиваться к этому вою и наконец ей удалось разобрать два слова. Всего два слова, которые с хрипом вырывались из груди старика.
Память - странная штука... Она властвует над нами, хотим мы того или нет. Не мозг, а именно память, невидимая, но ощутимая субстанция возвращает нас к тому, о чём порой не хочется вспоминать. И ты просишь её "Уйди! Дай жить! Ты не нужна мне! С тобой нескончаемая боль!" А память тихо-тихо, чтобы слышал только ты, отвечает тебе: "Зато, пока я с тобой, ты остаёшься человеком!"...
![[]](/img/m/majja_t/pokajaesttychelovek/123.png)