Я ожидала чего угодно от "подготовки к инициации", любых чудес или трудностей, но только не того, что происходило на самом деле.
Увы, магии меня никто не учил, по крайней мере, пока. Каждое утро бабушка будила меня с рассветом и уводила в лес. То, чему она меня учила, в своей прошлой городской жизни я назвала бы медитацией. Но слово, звучавшее чаще других в эти дни, было: "Почувствуй..."
Почувствуй... ток весенних соков в древесных стволах и тихий шелест растущих трав. Легкость облаков в пронзительно синей выси и испуганное сердчишко зайца, замершего под соседним кустом. Быстрый говорок ручья, стремящегося стать рекой, и отстраненную замкнутость древних сейдов. Деловитую суету муравьев на земле и восторг полета птиц в поднебесье... Почувствуй и стань ими...
Я пыталась. И все чаще и легче мне это удавалось. Мой мир ширился, расцветал новыми красками и ощущениями, неведомыми мне ранее. Я и представить себе не могла, как велик и многообразен мир.
Когда в порыве восторга я выложила все это бабушке, она лишь мягко улыбнулась, словно говоря: "Это только начало...". Теперь я уже не удивлялась, что тогда, в лесу, почувствовала боль Кенри. Если можно услышать, как растет трава, то что говорить об асуре.
Новые чувства и знания порождали новые вопросы, которые я во множестве задавала ведунье. Чаще всего она отвечала, что все ответы у меня уже есть, просто я их еще не осознаю. Но однажды, когда мы сидели на берегу речушки с совершенно эльфийским названием Эльморайок, сказала, видимо решив дать моей неуемной жажде познаний хоть какую-то зацепку:
- В тебе еще слишком сильно говорит город, то, что называют "научно обоснованной точкой зрения" - восприятие мира, в котором человек - царь природы, эгоистичный и себялюбивый. Моя дорогая, человек - не царь природы, но и не ее раб. Он лишь часть ее, неотъемлемая и равноправная, такая же, как все, что ты видишь вокруг себя. А эта планета, в свою очередь, лишь часть Вселенной, включающей в себя великое множество миров... и всё в ней подчиняется одним и тем же законам. Нельзя изъять часть и противопоставить ее целому, опровергая законы бытия. Целое восполнит потерю и будет жить, а часть, возомнившая себя выше целого - погибнет.
- Человек может жить без пальца или почки, но палец без человека - никогда, - попыталась я провести довольно примитивную аналогию.
- Примерно так, - согласилась Таисия с моей неуклюжей попыткой. - Постарайся понять: пока ты будешь противопоставлять себя миру, изучая его со стороны, как нечто чуждое тебе, мир будет сопротивляться, отвергая тебя, как инородное тело. Если ты осознаешь себя его частью - ты станешь им, а он - тобой. И все твои вопросы отпадут сами собой.
- Это, как я понимаю, и является целью инициации?
- Да.
- А что потом?
- Потом?... Годы ученья и десятилетия работы, ответственность, чужая боль, переживаемая, как своя, маленькие победы и большие поражения, иногда ощущение собственного бессилия что-либо изменить, иногда - радость, что хоть что-то изменить удалось. Труд, девочка. Тяжкий каждодневный труд... но еще не поздно отказаться, - она заглянула мне в глаза. - Я пойму.
- Нет. Уже поздно. Я не смогу вернуться к своей старой жизни. Да и не хочу. Мое место здесь.
- Кто знает, где твое место...
Вечера после ужина я проводила за зубрежкой заговоров, наговоров и заклинаний. Применять их, естественно, я пока даже не пыталась, на это мне хватало здравого смысла и элементарного чувства самосохранения, а просто заучивала наизусть не только слова, часто незнакомые, но и интонации, паузы, ритм, с которыми надо было их произносить.
Когда утомленная память отказывалась принимать еще хоть одно слово, появлялась бабушка. Уложив меня в постель и усевшись в изножье моей кровати, совсем как детстве, она начинала рассказывать об истории Земли и других миров, о разнообразных расах, их населяющих, о магии и ее законах...
Бабушкины рассказы вызывали у меня отчетливое ощущение дежа-вю, словно все фэнтэзи, когда-либо прочитанное мной, оживало, обретая плоть и кровь. Ведь все это я уже знаю. Просто я никогда не смела воспринимать это всерьез, а лишь восхищалась издалека безудержным полетом фантазии писателей, создающих одним росчерком пера целые миры, живые и удивительно реальные, несмотря на всю несхожесть с привычным нашим.
И вновь вспоминалась мысль, раньше казавшаяся крамольной, но, тем не менее, часто посещавшая меня во время чтения некоторых произведений: а все ли, изложенное на этих страницах, является только плодом воображения автора?
Не всегда, конечно нет, но иногда казалось, что человек описывал действительно виденное и пережитое, существующее в реальности, хотя, может быть, и не нашей. Слишком много подробностей, которые трудно придумать, слишком сложны и цельны описываемые миры. Реальны - вот ключевое слово.
И чему тут удивляться?
Как рассказать нормальным людям о... Допустим, о том, что произошло со мной? Или как сказать: "Я был в другом мире" человеку, твердо убежденному, что ничего подобного нет и быть не может, просто потому, что не может быть никогда?
Конечно, вы можете попробовать это сделать, но... результатом будет либо палата Љ6, либо, в лучшем случае, стойкая репутация слегка сдвинутого, от которого лучше держаться подальше.
И стоит ли удивляться, что, не в силах молчать о пережитом, удерживать в себе такое знание, человек начинает писать об этом, снабжая свою писанину всепрощающей биркой "фэнтэзи"? Робко надеясь при этом, что среди читателей найдется хотя бы один, сумевший почувствовать правду - это было!
Ждал меня в новой жизни еще один сюрприз.
Как выяснилось, мясо мне теперь заказано, впрочем, как и рыба. И я обречена на вегетарианство до конца своих дней. В принципе, я ничего против не имела, т.к. давно задумывалась о необходимости такого шага, но когда тебе сообщают это в подобной ультимативной форме...Врожденное чувство противоречия заставляет сопротивляться. Старейшая, однако, разобралась со мной жестко и коротко.
Позвав зайца, прятавшегося в кустах неподалеку от нашей полянки, она передала мне мягкое пушистое тельце, а затем протянула неведомо откуда взявшийся охотничий нож.
- Убей. Если сможешь - я сама, своими руками приготовлю его тебе на ужин.
Стоит ли говорить, что я не смогла. И к вопросу о вынужденном вегетарианстве больше не возвращалась.
Вот так и протекали мои дни, даря неожиданные открытия и об окружающем мире, и о себе самой.
И только тоска о Кенри отравляла это более чем интересное времяпровождение. Мне мерещился его голос, его запах. Стоило задуматься о чем-нибудь, как он вставал перед моими глазами, заставляя корчиться от боли потери.
Вечерами я не могла уснуть, часами, как четки, перебирая воспоминания тех немногих дней, когда он был рядом со мной. И единственной ночи...
"Только сталь твоих ласк не забыть никогда"* - строчка из песни настойчивым рефреном изводила меня, заставляя судорожно сжимать в руке кулон, пытаясь удержаться от искушения позвать. Сейчас. Немедленно. Не взирая ни на что...
Он пришел сам, когда до обряда оставалось четыре ночи. Просто возник в моей комнате, едва потревожив пространство, скользнул к кровати, на ходу сбрасывая перевязь. Я не спала, но подняться навстречу, конечно, не успела. Его страсть, властно и необоримо подчиняя себе, захлестнула меня с головой, не дав времени понять, что же в нем изменилось. Мысли разлетелись вслед за обрывками ночной рубашки, и я перестала осознавать себя.
- Прости, - тихий шепот потревожил сладкую негу полусна, - Я не сдержался. Я не напугал тебя?
- Нет, - я невольно улыбнулась, устраиваясь поудобнее в кольце любимых рук, - Хотя в какой-то миг мне показалось, что ты меня просто сломаешь.
- Прости, - повторил Кенри, целуя мою макушку, - Ты так много думала о той ночи... Думаешь, мне легко было? У тебя слишком живое воображение, родная.
- Но я не звала тебя, - кажется, я покраснела, - просто вспоминала.
- Вспоминала, - согласился он, - не выпуская из рук мангаль-сутру. Как ты думаешь, насколько эти воспоминания совместимы с заседанием Большого Совета?
Догадавшись по тону, которым были произнесены последние слова, что это какое-то чертовски официальное мероприятие, я покраснела еще больше и спрятала лицо у него на груди.
- Не волнуйся, дед все понял и прикрыл меня. А то бы мне пришлось выступать сидя, нарушая этикет. Но я был рад, что ты думаешь обо мне.
- Твой дед... знает?
- Знает. И мама, и сестра.
- И? - мой голос предательски дрогнул.
- Они рады за нас, - как всегда, асур понял, что я имею ввиду, - Так что если вдруг поблизости появится черноволосая девчонка с повадками уличного сорванца, сообщи мне. Я запретил Кенали приходить сюда, это опасно для тебя, но трудно рассчитывать, что она послушается. Ей слишком не терпится с тобой познакомиться.
- А как я ее узнаю?
- Узнаешь, поверь мне. Ее стихия Воздух. А сейчас...
Кенри осторожно высвободился, сел на колени.
- Ложись и постарайся расслабиться. Последние недели дались тебе нелегко. Я хочу помочь тебе пройти обряд. И хочу, чтобы ты как можно скорее смогла прийти в мой мир.
Пальцы легко скользнули по лбу, коснулись век. Волна тепла и света подхватила меня, смывая все темное, что еще оставалось в душе от прошлой жизни: боль предательства, неуверенность в себе, тоску и бессилие. Потом пришла освежающая прохлада, даря ощущение Силы, наполняющей каждую клеточку моего тела, делая ее чистой, звенящей, легкой. Хотелось петь, танцевать, лететь куда-то далеко-далеко...
- Что ты сделал?
- Всего лишь подлечил и пополнил твои резервы.
- Зачем ты расходуешь Силу сейчас? Я здесь в безопасности, а тебе она может понадобиться в любой момент.
Кенри невесело улыбнулся и вновь лег рядом, устроив мою голову на своем плече.
- Сейчас моего энергозапаса хватит, чтобы разнести в прах твой город и не особо устать при этом. Не волнуйся обо мне. И помни, что ты можешь брать у меня энергию напрямую, независимо от того, где я нахожусь. Наша связь уже достаточно окрепла.
- Я тебе что, вампир? - искренне возмутилась я.
- Нет, ты моя жена.
- По-твоему, это одно и тоже?!
- Почти... - прошептал он, вновь склоняясь к моим губам.
Когда на рассвете я открыла глаза, асур, уже полностью одетый, стоял в изножье кровати и смотрел на меня со странным и совершенно неуместным, на мой взгляд, выражением вины и тоски. Такой взгляд после такой ночи?!
"Начальник поезда понимает, что он чего-то не понимает" - процитировал бессмертное произведение внутренний голос и тут же юркнул обратно. В последнее время мы с ним не ладили. Но сейчас он был прав. Что-то мой милый определенно от меня скрывает.
Но расспрашивать сейчас его бессмысленно, все равно не скажет. Ничего, все тайное когда-нибудь становится явным. Подождем.
К тому же я только сейчас сообразила, что выгляжу, мягко говоря, не слишком привлекательно - лохматая, заспанная, с опухшими от поцелуев губами. А вот он... он выглядел безупречно. Я невольно залюбовалась этим бело-золотым великолепием. Узкие белые брюки, шитый золотом кафтан, напоминающий индийский ширвани**, золотой пояс, плотно охватывающий узкую талию, парчовые туфли. Сказочный принц, да и только.
Вот только перевязь простой потертой кожи с явно не парадными клинками никак не вязалась с этой роскошью.
Кенри, видимо, истолковал мой взгляд по-своему, потому что смущенно сказал, поправляя перевязь:
- Не думай, что я всегда так одеваюсь. Можешь считать это униформой для особых случаев. Я же к тебе прямо с Совета сбежал. Не переодеваясь.
Ну чисто школьник, удравший с уроков на свидание.
Голова идет кругом от этого сочетания несочетаемого - непосредственного мальчишки, надежного мужчины, грозного воина... Всегда разный, всегда неожиданный и необыкновенно притягательный.
- Позавтракаешь с нами? - спросила я, не надеясь на положительный ответ.
- Сейчас я не нуждаюсь в пище, - мягко сказал Кенри, но потом добавил, видимо уступая молчаливой просьбе в моих глазах, - но с удовольствием встречусь с Хранительницей.
Обрадованная, что разлука временно откладывается, я быстро оделась, мазнула расческой по волосам и потащила асура на кухню.
Жизнерадостное "Доброе утро" застряло у меня в глотке при первом взгляде на сидящих за столом. Кроме бабушки и деда за столом, сосредоточенно потягивая чай, восседал... японец. Настоящий японец лет пятидесяти в простом коричневом кимоно. Я на автомате выдавила из себя "Ohayō"***, судорожно пытаясь сообразить, каким образом сын Страны Корня Солнца мог оказаться ранним утром посередь Кольского полуострова, на затерянной в тайге усадьбе.
Кенри же шагнул вперед и согнулся в глубоком поклоне, даже (о чудо!) опустив глаза. Давая мне возможность догадаться, какое слово он сейчас произнесет.
- Учитель...
Японец слегка наклонил голову, с насмешливым прищуром взирая на эту почти гоголевскую сцену.
- Здравствуй, ученик. Что ж ты так - женился, а старому учителю даже сообщить не удосужился.
- Обстоятельства не позволили этого, - не разгибаясь и не поднимая глаз, произнес Кенри непривычно почтительным тоном.
- Обстоятельства... - добродушно проворчал японец, - у вас, молодежи, одно обстоятельство: всегда спешите, все на бегу.
- Естественность и спонтанность, как вы и учили, - с непроницаемым лицом ответил Кенри, но глаза смеялись, пряча в синей глубине... облегчение?
- Моя жена Майя, - меня бесцеремонно вытолкнули вперед, - мой учитель Симмэн.
- Симмэн-сама, - я автоматически поклонилась, благо, традиционный японский поклон, благодаря десяти годам тренировок, был отработан до уровня первичных рефлексов.
- Садитесь к столу, дети, - вступила в разговор бабушка, непреклонным тоном давая понять, что церемонии на сегодня закончены.
- Учитель, как Вы нашли нас?
- Не ожидал подобного вопроса от тебя, - укоризненно покачал головой Симмэн, - Я не освобождал тебя от клятвы ученика. Так что, когда ты пришел - я почувствовал. Ты стал сильнее. И заметнее.
При последних словах Кенри заметно помрачнел.
- Не волнуйся, - спокойно продолжил мастер, - Я часть этого мира, и отследить мои передвижения в нем вашим ищейкам почти невозможно. Кстати, могу я снять личину? Как твоя жена относится к необычному?
- Иногда мне кажется, что она вообще не умеет удивляться. - хмыкнул Кенри.
- Вот и хорошо, - зыбкое марево скользнуло по лицу гостя, искажая черты, вытягивая нос, окрашивая красным кожу, взвихряясь крыльями за спиной... И перед нами возник тэнгу. Настоящий. Почти точная копия статуи из Камакуры, навевающая определенные мысли по поводу того, кто послужил прообразом для скульптора.
Тэнгу одобрительно хмыкнул, поймав мой восторженный взгляд, и обратился к асуру:
- Удивляться она умеет, а вот пугаться - кажется, нет. Куда ты сейчас отправишься?
- К отцу.
- Я пойду с тобой. И лучше бы нам не задерживаться.
Кенри согласно кивнул и встал из-за стола. Тэнгу поднялся вслед за ним.
- Таис, - обратился он к бабушке тоном старого друга, не нуждающегося в церемониях, - Я навещу вас после обряда. И, если позволишь, устрою девочке экскурсию. Широ будет рад познакомиться с новой Хранительницей.
- Я и сама с радостью повидаюсь со старым ворчуном, - прозрачно улыбнулась бабушка и повернулась к Кенри. - Оставшиеся дни до инициации Майя должна соблюдать строгий пост. Так что...
- Да, Старейшая, - поклонился мой муж, - я приду на четвертый день новой луны.
Меня, как обычно, никто не спросил, как я отношусь к перспективе столь долгой разлуки. Но, после сегодняшней ночи, я хоть могла надеяться, что она не затянется до того, как я приобрету гипотетическую возможность попасть в мир Кенри.
Он коротко поцеловал меня, чуть виновато и ободряюще заглянув в глаза, шепнул: "Ничего не бойся, родная. У тебя все получится" и отошел на пару шагов, протягивая руку Симмэну. Я ожидала увидеть уже знакомую арку перехода, но ее не было. Лишь туманная дымка скользнула по их силуэтам и мужчины исчезли, словно растворившись в воздухе.
Бабушка ободрительно кивнула: "Хорошая работа" и повернулась ко мне, задорно блестя глазами.
- Ну что, внученька, готова? Времени у нас мало, а дел - ой как много!
* "Лента в волосах", группа "Мельница"
** Ширвани (sherwanis) - индийский легкий кафтан прилегающего силуэта с воротником-стойкой, длиной по колено или ниже, с застежкой спереди. Обычно богато украшен вышивкой. Одежда для торжественных случаев.