Major Майор : другие произведения.

Мао

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 4.24*39  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Душевная повесть. Некоторое время из жизни человека по имени Мао, экстремала и непротивленца в одном лице. Может быть, он идиот. А некоторым людям чем-то нравится. Некоторая фантасмагоричность описываемых событий, а также масса неверной информации о технологиях, обычаях и людях разных континентов вызвана желанием автора добиться настоящей жизненной правды и побить соцреализм его же оружием.Написана повесть была маленькими кусочками в Курилке НЖ (смотри в ссылках), а потом чуточку почищена, разглавлена и вот. Все родимые пятна, впрочем, остались при тексте. О чем автор и не сожалеет.
  МАО,
  душевная повесть.
  
  Тем, кто мешает мне спать.
  
  Эпиграф:
  
  "Матрос немедля бежит к развалинам, бросая вызов смерти, чтобы раздобыть денег, находит их, завладевает ими, напивается пьяным и, проспавшись, покупает благосклонность первой попавшейся девицы, встретившейся ему между разрушенных домов, среди умирающих и мертвых. Тут Панглос потянул его за рукав.
  - Друг мой, - сказал он ему, - это нехорошо, вы пренебрегаете всемирным разумом, вы дурно проводите ваше время.
  - Кровь и смерть! - отвечал тот. - Я матрос и родился в Батавии; я четыре раза топтал распятие в четырех японских деревнях, так мне ли слушать о твоем всемирном разуме!"
  "Кандид, или Оптимизм"
  Вольтер
  
  
  - 1 -
  
  Я не знаю точно ни дня, ни даже года своего рождения. Я знаю лишь, что мать назвала меня Мао в честь советско-китайской дружбы. При этом она поступила наперекор отцу, который хотел назвать меня Фиделем. Спасибо тебе, мама, мне страшно представить, как бы я провел детство в России с таким именем. Впрочем, мать наверняка поступила так не заботясь обо мне, а желая досадить отцу. Так или иначе, вскоре моя мать исчезла. Отец не мог толком припомнить, когда и как это случилось. Иногда он рассказывал, что она бежала с барабанщиком из ВИА, вспоминал со слезами, как бежал за поездом, потрясая моим младенческим тельцем. В другой раз он проговаривался в пьяном бреду, что застрелил обоих: и мать, и грузинского князя. А то и вовсе говорил, что никакой матери у нас с сестрой никогда не было, что он нашел нас на помойке и скоро вернет обратно - это если мы его не слушались. На самом-то деле отец был (вряд ли он жив теперь) запойным пьяницей и я никогда не доверял его рассказам. Другое дело моя старшая сестра, Машенька. Она мечтала тоже убежать с барабанщиком, постоянно вырезала из журналов всякие фотографии и обклеивала ими подвалы, по которым мы скитались. А уж когда ей удавалось напасть на след какого-нибудь оркестра, так она и вовсе забрасывала проституцию и день-деньской околачивалась под окнами гостиниц. Пока Маша была маленькой, отцу удавалось ее вразумить, но когда подросла, он уже не мог с ней справиться, а я напротив, еще не вырос... Да тут еще она начала пить... Наголодались мы с папашей, ничего не скажешь.
  Бить меня отец перестал как-то резко, сразу. Даже учителя в школе (а отец настаивал, что я должен научиться писать) переполошились: что это ты сегодня сам не свой и без синяков? Я страдал. У меня как будто отняли что-то, я чувствовал, что былой близости с отцом уже больше не будет, он боится меня. Так я перестал быть ребенком. А мужчиной стал на другой день, выручили инстинкты. Какой-то парень, года на четыре младше, спускался впереди меня по лестнице в школе. Я сам не понял, как ударил его ногой в спину. Парень скатился вниз, разбил себе лицо и заплакал. Пиная его ногами, я понял, что теперь могу позаботиться о себе сам. В тот же вечер я избил сестру и к утру у нас был ужин. Отец прослезился. Да так и слезился, уже не переставая все время, что-то у него с глазами стало. Со стыдом вспоминаю - это раздражало меня. Бьешь его - плачет, не бьешь - все равно плачет. Потом и сестра стала его бить, одним словом, старик совсем опустился.
  Некоторое время я чувствовал себя уверенно, а если в чем-то сомневался, то шел на детскую площадку и давал кому-нибудь в рыло. Но как-то раз там меня подсторожили два одноклассника. Тогда я совсем перестал ходить в школу, а в карман положил отвертку. Пару раз мне пришлось ей воспользоваться, зато никто меня с тех пор не трогал, ну кроме ментов конечно. Те били, как и раньше.
  Ментов у нас в районе было двое, один с усами, другой без. Они били кого хотели и когда хотели, ведь у них были пистолеты. Я в детстве хотел быть ментом, но потом узнал, что на зоне их опускают. Так вот как-то раз я пришел в наш подвал и обнаружил там обоих ментов. Ну, усатый-то бывал у нас часто, пользовался моей сестрой бесплатно, а вот безусый обычно не приходил. Обычно отец сам относил ему деньги. Вообще-то деньги у сестры давно отбирал я сам, но отец лучше меня считал, и вел все расчеты. Как я вскоре понял из криков безусого, в этот раз отец ему денег не принес. Я, наверное, сам был в этом виноват - не дал ему с утра опохмелиться, но что он пропьет все деньги не ожидал. Ведь менты могут и убить запросто, им ведь все равно, рано или поздно каждый из них попадет в ад или на зону. Безусый стал бить отца, а отец показывал на меня. Тогда безусый стал бить меня, но у меня уже кончились деньги, я пил в тот день водку. Я сказал, что завтра отдам ему деньги, и отца отколочу завтра, а сегодня пусть заберет в залог сестру и уходит.
  Может быть, он так бы и поступил, но подошел его усатый приятель. Я ему никогда не нравился, и теперь он решил мне отомстить. Он сказал, что им проще вести дела с отцом, а не с таким отморозком с отверткой, как я, и что меня пора отправить в армию. Безусый согласился, и пока я, побитый и пьяный, беспомощно лежал у ног своего побитого и пьяного папаши, они вдвоем перерыли все наши пожитки и нашли кое-какие мои документы. Предательница Машка помогла им в этом - она смекнула, что немощный отец без меня и совсем уж не сможет ей командовать . Я уверен, что она сразу выбросила его за дверь. Ну что ж, сказать по совести - он того стоил. Надеюсь, что и Машеньке пришлось не сладко, но сам я этого никогда не узнаю. Потому что: зачем мне это теперь, после всего, что случилось?
  Пинками погнали меня на призывной пункт. Там некоторые военные сперва хотели отвести меня к врачу, видимо их смутило мое разбитое лицо, но менты заорали на них пьяными голосами, нашли какого-то своего знакомого, такого же отпетого беспредельщика, и судьба моя была решена. Через полчаса я был заперт на ночь вместе с сотней таких же обреченных на военную службу в большом помещении вроде спортзала.
  Удивительно, как много можно успеть узнать за одну ночь! Там почти все были пьяные ребята моего возраста, рассказывали про себя перебивая друг друга. Оказывается, в армию не только через злых ментов попадают. Можно совсем наоборот, спрятаться в армии от них. А еще можно пойти в армию, чтобы стать прапорщиком. Я-то всегда думал, что прапорщики с армией никак не связаны, менты вон тоже в форме ходят, но не военные же? А еще можно пойти в армию, чтобы кормили. Это мне было уже совершенно не понятно - кормиться и на помойке можно, зачем же в армию-то идти? Все равно досыта кормить не будут, с этим все согласились. Но большинство забрали как меня, силой, через ментов. Некоторые даже учились в институтах и теперь жалели, что долго не будут учиться и совсем отупеют. Помню, я хотел расспросить, что такого хорошего в этих институтах, да не помню, собрался ли. Водки было много, мы напились, и я уснул.
  Утром меня и еще нескольких растолкал какой-то пузатый здоровяк-военный, сказал что он - капитан, и мы поедем с ним. Потом мы пошли завтракать, и еды мне досталось много, потому что никто кроме меня есть ее не стал. Я спросил ребят, хорошо ли служить на корабле, они ответили, что плохо, потому что долго. А один сказал, что я дурак и капитан этот сухопутный. Потом они сказали, что служить придется в стройбате, а служить там тоже плохо, потому что надо работать. Работать я боялся, ведь не привык, не любил и не умел, да и вообще душа не лежала, поэтому решил после завтрака открыть окно в туалете и сбежать. На окнах были сняты ручки, но я надеялся справиться своей отверткой, обыскивали нас небрежно, и я спрятал ее в рукаве.
  По зданию призывного пункта слонялось огромное количество призывников и, выйдя из столовой, я сразу затерялся в толпе. Меня кто-то окликнул в спину, но я не обернулся. Сперва я наугад ходил по коридорам и лестницам, чтобы удалиться подальше от своих приятелей и сухопутного капитана, а потом отыскал туалет. В туалете стояла страшная вонь, потому что половина сливных бачков не работала. В то же время все унитазы были заняты, видимо от местной еды. Я порадовался, что с детства привык жрать любую дрянь и стал ковырять окно отверткой. Сидящие на унитазах смотрели на меня с сочувствием и давали всякие бестолковые советы. Потом один поднялся, подошел, осмотрел окно и сказал, что я дурак, а окно заколочено гвоздями. Я ткнул его отверткой в нос, что б он не задавался и спросил, не умеет ли кто вытаскивать гвозди. Но помогать мне никто не стал.
  Тут распахнулась дверь и вбежал один из моих давешних приятелей, который сказал, что вызывают нашу команду и все меня ждут у выхода вместе с капитаном. Я ответил, что б он убирался, никакой команды я не знаю и его вижу в первый раз. Он был обескуражен, тем более что присутствующие в туалете меня поддержали. Я пообещал ткнуть и этого чудака отверткой, если он не исчезнет, и он сразу ушел. Оказалось, что в туалете сидят в основном поступившие так же, как и я. Они теперь были как бы в бегах и ждали конца призыва, когда толпа в коридорах рассосется и их найдут, чтобы отправить в какое-нибудь место получше. Или, конечно, похуже.
  Так мы и жили: ночью пили водку вновь прибывших, днем спали все время, когда не жрали и не торчали в сортире. В общем, мне это житье понравилось - я слышал много интересных рассказов, даже стал задумываться о своей жизни. Потом я часто замечал: если водка есть и не надо тратить время на ее поиски, то на третий-четвертый день начинаешь задумываться. И тогда многое понимаешь. Сколькие же люди никогда так и не посмотрели вглубь себя из-за постоянной нехватки водки? Водка - необходимое и страшное зло. Примерно через пару недель я начал предчувствовать недоброе. Водка должна была поступить с нами жестоко, иначе и быть не могло. Незаметно для многих ее стало становиться все меньше, но я был настороже. Я даже сделал некоторые запасы, и когда за водку стали драться, сберег здоровье. Но настал и мой час. Однажды я лег спать трезвым.
  Трезвость, я имею в виду абсолютную трезвость, страшна мыслями. Не такими как от изобилия водки, а черными. Лежишь и думаешь, и тошнит. И все вокруг черное. Я слышал, как люди в этом состоянии проклинают все, собираются начать новую жизнь, бросить пить. Это чистое сумасшествие - если тебе так плохо уже сейчас, зачем же так страдать всю жизнь по своей воле? Конечно, можно притерпеться, но все равно до конца не привыкнешь. Ходишь как раб. То надо, это надо. И я решил сбежать домой. Но сначала надо было или найти водки на посошок, или отлежаться хоть пару дней.
  Увы, полдня не хватило. Пришли солдаты, стали ругаться на нас, потом бить, а потом отнесли вниз по лестнице в автобус. Нас покидали на сиденья, и автобус поехал и всех стало тошнить. Кого-то первого, а потом сразу всех. А около кабины водителя стоял здоровенный офицер, я не видел его лица, все расплывалось, и кричал: "В Афган! В Афган! В Афган, суки!"
  
  - 2 -
  
  Я слышал про Афган, и не хотел туда. Но что я мог сделать? Что моя отвертка против его сапогов? Офицер был пьян и весел, орал всю дорогу до аэродрома. Я думаю, что это был аэродром, потому что очнулся в самолете. Но точно не знаю - из автобуса меня выбросили, и я ударился головой. Видимо, там что-то повредилось, и я плохо помню, как мы летели. Раз, правда, мне захотелось выглянуть в окно, там их было два или четыре, но сразу стошнило. А офицер летел где-то в другой комнате, иногда только заходил и смотрел какие мы злые. И радовался. От него пахло выпивкой. Я стал ненавидеть офицеров, как ментов.
  Наконец мы куда-то прилетели. Вошли другие офицеры, стали орать, что мы свиньи и все опаскудили, и выгнали нас наружу. Выходить надо было по лестнице, кто-то сверху на меня упал, я покатился, и меня стошнило на лестницу тоже. Офицеры пинали меня ногами, а когда перестали, поставили меня в строй. Сперва меня, а потом ко мне пристроили всех остальных, кто прилетел, и повели куда-то. Было жарко, я три дня почти не ел, а что ел, то вылилось. Я спросил, всегда ли в Афгане так жарко. Офицеры сказали "Вешайся, сука, это еще и не Афган вовсе!".
  Сзади меня подталкивали, и кое-как я дошел. Солдаты живут в казармах, там у них кровати в два этажа, коридоры, каптерка, умывальник и оружейная комната. Может и еще что есть, но там я не был. Первым делом нас всех по очереди солдаты побрили, а офицеры смотрели, что б они нам ничего на головах не оставили. Но солдаты и без них старались, и уши бы срезали, если б машинки были поострей. Потом нам сказали раздеться и погнали в умывальник, там стали поливать холодной водой из шлангов. Когда кровь и волосы смыли, повели в каптерку. Там спал толстый усатый солдат. Он сердился и кричал на офицеров, а они на него, и меня снова затошнило. Но я был совершенно пустой, вся желчь уже кончилась. Это хорошо, потому что нам дали форму, новую, только сапоги старые были.
  Потом нас отвели к кроватям, и мы все разделись и залезли наверх. Я сразу заснул, думал, что не проснусь до утра, но ночью кто-то заорал. Оказывается, моему соседу солдаты спичкой прижгли палец на ноге, он проснулся и упал. Упал он не первый из нас, как оказалось, но орал не поэтому. Он когда падал, зацепился мошонкой за сетку кровати, она там была порвана, и торчала проволока. Вот и орал. Но крови было немного, солдаты дали ему по морде и он залез обратно. До утра я больше не просыпался.
  Утром те солдаты, что носили на ремнях ножи, стали орать "Подъем!" Мы встали, оделись, сходили в сортир и вылезли наружу. Было зябко, но оставаться в казарме мы побаивались, солдаты все были очень злые. Мы сели на лавочки, специально, что б удобно было курить, квадратиком вкопанные, стали курить и разговаривать. Сигарет на всех не хватило, но в середине квадратика была ямка, тоже специальная, для окурков. Но вот крыши над ямкой не было, а ночью шел дождь, все окурки отсырели. В армии все так - продумано, но только до половины. Это как портянки, такие тряпки на ноги вместо носок. Вроде бы удобно, на изнанку не выворачиваются, теплее, не рвется. Но ведь и ногу в них не всунешь! И приходится наматывать тряпку на ногу как шарф. А ночью она сматывается, пока спишь, значит утром - опять наматывай.
  Я все это сказал нашим, как мне армия не нравится, что только до половины в ней все продумано. А один сказал - какая разница, сырые бычки или нет. Он вообще не хочет бычки курить. Я сказал: как хочешь. У меня не проси. Собрал все бычки и по карманам распихал, они к обеду уже просохли.
  Как покурили, прибежал солдат, стал кричать, что нас ищут. Мы сказали: найдут, если нужны. И тут из-за угла вышел наш офицер, подошел, встал в середине, возле ямки с окурками и молча нас всех ногами посшибал. У лавочек спинок не было, и мы все головой назад упали. Офицер тогда тех, что лежали, стал пинать ногами и кричать, что б вставали, а тех, что встали, бил руками и они падали обратно. Потом сказал, что б мы построились, и повел нас в столовую на завтрак.
  Завтрак нам дали на тарелках и с ложками. А еще чай. Я съел два с половиной завтрака, потому что наши некоторые есть не смогли. Я бы и больше съел, но сказали, что будет еще и обед. А офицер наш, фамилия его Цуруль, стал ругаться с другими офицерами, спрашивал их, где наши масло и яйца. Но ему сказали, что б о своих яйцах думал, а не о наших, рвач поганый и вредный хохол. Тогда Цуруль одного офицера ударил ногой в ухо, а в другого сильно попал чайником. Но все равно нам ничего не дали. А Цуруль сказал, что мы спешим, а у них тут срока до обеда яйца найти. И повел нас мимо казармы куда-то в рощу. Там он сказал, что можно курить, но сигарет не дал. А потом еще сказал так:
  - Я здесь, чтобы подготовить вас к Афгану. Вообще-то мне по хрену, как и когда вы там загнетесь. А загнетесь обязательно, потому что сразу видно, что вы все хронь и доходяги. Но я должен научить вас стрелять и бегать. И научу, потому что у меня сорок восьмой размер ботинка. Ясно?
  Мы помолчали. Я подумал, что сбегу сразу после обеда. Другие не знаю, о чем думали, они какие-то неумные все были, так часто бывает: протрезвеешь - а вокруг ни одного умного лица. Как закончили молчать, пришли двое солдат с офицером и принесли два автомата и патроны. Цуруль показал нам, как заряжать и целиться и мы стали стрелять. Он нам все разрешил делать, только не поворачиваться в его сторону. Ну, мы и стреляли, весело было. Я постарался научиться стрелять, хоть мне и не понравилось, что в плечо бьет. Я решил, что хватит уже ходить с отверткой, надо у ментов хоть пистолет купить, как сбегу обратно домой. Тогда можно сразу ментов и пристрелить, и сразу деньги забрать назад. Я иногда ловко соображаю.
  Незаметно подошло время обеда, последними патронами Цуруль повалил сосну, что б мы знали, как солдаты дрова на зиму добывают, и мы вернулись к столовой. Перед столовой стоял толстый старый военный и два побитых за завтраком офицера. А за ними еще куча офицеров, а за ними солдат еще больше. И все кроме старого толстого улыбались, как на фотокарточке.
  - Взвод! - заорал Цуруль, - Смирр-на!
  Мы остановились и вытянулись, как это делают солдаты.
  - Ну что вы встали, лошади? - тихо расстроился Цуруль, - Маршировать же надо.
  Он махнул на нас рукой и пошел к толстяку, высоко подкидывая свой сорок восьмой размер и как-то странно поводя плечами.
  Приблизившись, он остановился, приложил руку к фуражке, сказал: "Здравия желаю, товарищ генерал!" и расслабился. Чуть повернулся и показал на нас:
  - Вот, молодежь на карантине.
  - Не вижу, - хмуро сказал Генерал.
  Цуруль снова вытянулся, и глаза его стали круглыми.
  - Не вижу молодого пополнения на карантине! Вижу банду без знаков отличия, идущую толпой. Ты в каком звании?
  Цуруль молчал и тянулся. Генерал перевел взгляд с нас на него.
  - Ты что же, козел, себе позволяешь? Ты какого масла тут домогался? Не слышу? Их масло в Афгане заждалось, понял? И твое тоже! Сегодня же их в самолет и сам сопроводишь.
  - Куда? - не понял Цуруль. - А документы?
  - Какие тебе документы?! - Генерал покраснел от злости. - Погоны им пришей - вот и документы! Все понял? Не слышу!!
  - Так точно, - тихо и очень грустно ответил Цуруль.
  - Выполнять! Иголку и нитки получите в ближайшей части, скажете, что я распорядился! Николаев! Лично проследите и доложите! - и Генерал ушел в столовую.
  Николаевым оказался один из побитых. Он сказал:
  - В 18-00 перед самолетом проверка внешнего вида личного состава.
  И тоже быстренько ушел в столовую, видно боялся, что Цуруль ему опять в ухо даст.
  Цуруль немного подумал, военные всегда немного думают, и скомандовал:
  - Разойдись! По любым кустам, лесам, но что б никто здесь не болтался! Отставить! Автоматы отдайте вот этому уроду. Всем разойтись, урод со мной.
  Уродом он назвал меня. Я бы врезал ему прикладом автомата, да он не отвернулся. И пошел не впереди меня, а сзади. Тертый калач.
  Мы пришли в казарму, солдаты открыли для Цуруля оружейную комнату, и я поставил в шкафы автоматы. Там еще были ножи в пластмассовых ножнах, как у некоторых солдат, и я один украл. Потом мы снова вышли на улицу, и я спросил про обед. Цуруль сказал, что б я заткнулся, и стал размышлять. Тоже, конечно, недолго.
  - Вот что, боец, надо нам мою задницу спасать. Так что пойдешь со мной, будем Генералу подарок организовывать. Воровать умеешь?
  - Умею, - я подумал, что воровать, возможно, будем жратву, так это было бы кстати.
  Мы дошли тропинкой до дырки в заборе и оказались через нее на асфальтированной дороге. По дороге быстро дошли до какого-то дома, Цуруль сказал, что это колхоз. Еще он сказал, что по бахчам много не наползаешь и надо сперва с председателем поговорить. Приказал мне сидеть у входа, вести себя тихо, узбеков не обижать. Я спросил, что такое бахча и кто такие узбеки. Он покачал головой, сказал что-то про урода опять и скрылся. Я сел на бордюрный камень и рассмотрел украденный нож. Нож оказался тяжелым, тупым и хрупким. Я стал точить его о камень, и тут ко мне подошел человек. Наверное, узбек.
  Он долго щурился, как я точу нож. Мне надоело молчать, и я спросил его, где тут можно водки достать. А он ответил, что солдатам водки нельзя. Водку только офицерам. Я говорю:
  - Вот видишь, какой хороший солдатский нож? За три бутылки отдам тебе.
  - Э... - он не поверил. - Тебя расстреляют.
  - Да нет, у меня еще есть. А это нож солдата, который в Афгане погиб. Я его как память ношу, но тебе могу отдать.
  - Зачем? - он хитрый оказался. - Им только орехи колоть!
  - Дурак! Этим ножом тысячу людей убили. Вон затупился даже. Хотя вообще-то не тупится, это специальное секретное железо. Теперь мне за него сто рублей предлагают.
  - Почему? - удивляется.
  - Потому что на нем кровь! Вон, по рукоятке осталась. Только я тебе смотреть не дам, ты купи сперва.
  Он подумал.
  - Дыню хочешь?
  - Дыню и одну бутылку водки.
  - Водки нет. А три рубля хочешь?
  - Эхх... - я весь сморщился как мог. - Ладно, давай.
  И тут он достает из заднего кармана брюк настоящий кошелек. И там денег рублей пятьдесят. Достает трешку, подходит вплотную и протягивает мне.
  - Что не берешь, солдат?
  - Подожди, люди отойдут подальше...
  Может, я зря это сказал. Может, он что-то почуял. Или я рано руку с ножом назад отвел. Я так и не понял, ну а он не рассказывал, не до того потом было. Одним словом, узбек ахнул, быстро сказал что-то и отпрыгнул назад. Ноги его заплелись, он взмахнул руками и упал назад, головой прямо на бортик бетонной клумбы у входа в колхоз. Хорошо упал, даже ногами не взбрыкнул. Я сразу понял, что ему конец, уж очень отчетливый хруст был. И в тот же момент я услышал крики за той дверью, куда Цуруль вошел, и она стала открываться. Надо было действовать быстро, я прыгнул к узбеку и забрал у него кошелек. Нельзя так делать, надо только деньги брать, но времени не было даже отойти. Я сделал вид, что не знаю, что узбек мертвый и стараюсь ему помочь. Но узбеки очень хитрый народ. Как только два таких выбежали из двери, так сразу и закричали:
  - Он его убил! - и пальцами на меня показывают.
  - Тихо! - кричу тоже, - Он может еще живой! Я ему пульс щупаю!
  - Ага, - кричат, - ножом ты ему пульс щупаешь! Люди! На помощь, убивают!
  Вот ведь как, про нож в руке я и забыл. А из-под головы трупа кровь течет, лужа образуется. Хотел я им сказать, что я доктор, и могу срочно прооперировать, да не успел. Из двери вылетел Цуруль с охапкой бутылок в ручищах, и еще свертком, из которого фрукты сыпались. Одна бутылка тоже сразу на лестницу просыпалась и так приятно запахла... А за Цурулем гнались еще узбеки, трое, а он от них ногами отбрыкивался.
  - Боец! Забирай харч и в часть бегом, я прикрою!
  Легко сказать - забирай. В его лапах эта куча и так с трудом помещалась, а я и просто не знал, как и взяться. Стал я тогда у него бутылки по одной выдергивать и за пазуху себе совать. Узбеки продолжали гомонить, но хоть не кидались. Видимо их отпугивали сапоги Цуруля и мой ножик. Но они не сдались, это я понял, когда обернулся. Позади нас собралась уже толпа человек в тридцать. Некоторые держали в руках всякий инструмент, вроде лопат. Цуруль продолжал втыкать мне за пазуху бутылки, они уже не лезли, он ругался, а я смотрел на узбеков. Руки сами открыли одну бутылку, пришлось это сделать за спиной, спереди мешал Цуруль. Когда я отхлебнул, он заверещал было, но тут и сам увидел толпу.
  - А эти откуда взялись? - удивился он, схватил меня за бутылку в руке и стал протискиваться. - Разрешите, товарищи! Не толпитесь! Позвольте! Дорогу, вашу мать!
  Первое время узбеки расступались, хотя и кричали нам что-то непонятное, а те, что стояли позади даже замахивались своими тяпками. Я исхитрился отпить из бутылки еще немного, довольно приятная жидкость, хотя и резкая какая-то. Если успеть бутылку выпить, то все как-нибудь устроится, я с детства знаю. Но тут узбеки загомонили громче, те, что сзади надавили на тех, что стояли ближе к нам и продвигаться дальше стало невозможно. Я почувствовал, как у меня из-за пазухи тянут бутылки и попытался защищаться ножом, но оказалось, что нож у меня уже украли. Вороватый народ узбеки.
  Я кричу:
  - Цуруль! Они сейчас ментов позовут, повяжут нас. Давай стреляй скорей!
  А он говорит:
  - Не дожил ты, дурак, даже до Афгана. Ну да тебе все равно, а мне обидно. Какой же козел этот Генерал!
  Тут его от меня оттащили, я попробовал еще отхлебнуть, но и бутылку вырвали. Кто-то меня чем-то по голове достал, кто-то локтем в спину врезал. Хорошо еще, им тоже тесно было, а то убили бы. Гомон стоит, ничего не видно мне, только громче всех Цуруль орет, что Генерал - козел. И тут машина начинает дудеть. Ну, думаю, хана - менты приехали.
  Но оказалось, что это не менты. Это Генерал и приехал. А на дороге толпа, вот он и сказал водителю дудеть. А потом вылез из машины, знакомых увидел, к которым ехал в гости. Знакомые были важные люди, они сказали, что б все замолчали, и сразу стало тихо. Только Цуруль не послушался и все кричал что Генерал - козел, он его не видел. А потом нас обоих прямо к Генералу вытолкнули и Цуруль тоже замолчал. И Генерал молчит.
  Один узбек говорит тогда Генералу:
  - Это что ваши люди делают, товарищ генерал? Мы сидим вас в гости ждем, плов готов, стол накрыт, вдруг забегает этот здоровый и крадет у нас весь коньяк со стола! А второй в это время среди бела дня на улице человека убил!
  Генерал смотрит на нас, молчит. Цуруль молчит, кровь вытирает. Я тогда говорю:
  - Не убивал я его, он сам упал и умер.
  - Заткнитесь, товарищ солдат, - отвечает Генерал. - И вы, товарищ бывший капитан, заткнитесь.
  Подумал немного еще - ну как всегда военные.
  - Вот что. Оба гада пойдут под суд. Под военный суд. Я бы их вам отдал, но не положено.
  Тут все узбеки давай ругаться, но он повторил:
  - Не положено. Товарищ Председатель, давайте переговорим.
  И вместе с одним узбеком в машину сел. И водителя оттуда выгнал.
  Пока они там говорили, нас посадили перед машиной, а рядом положили всякие предметы: ножик, пакет рваный, яблоки местные, что из свертка повываливались, и бутылки. Причем бутылки не поставили, а тоже положили. А я ведь одну открыл! Из нее булькало. Я рванулся, схватил бутылку, узбеки тоже схватили бутылку, хотели отнять. Я на ней повис, и они протащили меня несколько метров, я почти все успел допить. Но потом они догадались ударить меня по пальцам, и я упал прямо на фрукты. Под фруктами что-то хрустнуло, больно стало в ноге... Пока меня оттаскивали к Цурулю, я туда руку запустил и вытащил осколок стекла. Видимо, они принесли осколки той бутылки, что Цуруль на ступеньках уронил. Я осколок как мог в рукав затолкал. Не отвертка, а все ж.
  Тут и Генерал с Председателем вышли. Генерал Председателю руку пожал, тут же обратно сел и уехал. А Председатель к себе в колхоз пошел, только сказал что-то своим помощникам. Нас тогда снова подхватили и поволокли обратно в армию, через ту же дырку в заборе. Меня с выпитого немного повело уже, нормально доехал. У дырки нас ждали солдаты с Николаевым и веревками, связали мне руки, Цурулю руки и ноги. Цуруля понесли, меня погнали. Солдаты злились на меня, что я пьяный, говорили, что я череп и офигел. Я думал, нас в тюрьму какую-нибудь отведут, но оказалось - на аэродром. Вот тут я здорово испугался. Ясное дело - Афган.
  На аэродроме стояли большой самолет и Генерал. Цуруля положили перед Генералом. Генерал стал его пинать ногами и приговаривать:
  - Что ж ты за скотина такая! Что ж ты службы не знаешь ни хрена! Что ж ты мне весь вечер испортил!
  Солдаты смотрели и ржали. А я потихоньку осколок краешком из рукава высунул и веревку тесал. Но Генерал быстро устал, закурил и сказал:
  - Капитан Цуруль назначается командиром роты. Отбыть к ее месторасположению немедленно.
  И бросил на Цуруля какие-то бумажки. Цуруль застонал, как будто на него кирпич уронили. Потом Генерал подошел ко мне.
  - Значит так. Этого я Председателю обещал прикончить до заката. Николаев, ты говорил, что у тебя боец повесился? Запишешь его как этого. Внешне-то похож?
  - Да все они уроды на одно лицо, - говорит Николаев. - Пострижем мертвого налысо и будет как вылитый.
  - Отлично. А этот, значит, с новыми документами полетит сегодня. И всю их команду не забудь, как я в обед распорядился. Кроме понятно того, что повесился. Так, а это у нас будет кто по фамилии?
  - Не помню сейчас... - Николаев плечами пожал. - Какая разница? Его кончать надо, как только там распишутся.
  - Так... Обычно мы такие вещи капитану Цурулю поручали, но, так как ему больше веры нет... - Цуруль опять застонал. - Под твой личный контроль, Николаев. Летишь с ними, там сдаешь под роспись и тихо кончаете его. Назад этим же бортом и сам, и тело, проверю. Водки не забудь с собой взять, может там заартачится кто.
  - Товарищ Генерал... - Николаев пошатнулся. - В Афган...
  - Отставить сопли. Представлю к награде. Исполняйте. Вообще не хрен ждать, грузитесь прямо сейчас и вперед.
  По лесенке нас поместили в самолет. Там почти все было завалено тюками, на один из них меня посадили. Николаев в окошко посмотрел, как уехал Генерал, и обратился к Цурулю:
  - Обещаешь тихо себя вести?
  - Обещаю... - пробурчал Цуруль.
  - После взлета развяжу. Все-таки мы офицеры, должны друг друга выручать... - Николаев явно побаивался Цуруля, задабривал.
  Из этого я понял, что в Афгане убивают обычно не сразу. Даже, значит, кто-то возвращается. Значит, только меня хотят пристрелить сразу, как прилетим. Тогда я решил, что сбежать наверное будет проще уже там, в Афгане. Здесь одни только солдаты и узбеки, а я уже побаивался и тех и других. Злые какие-то. А в Афгане может не так все, может, там злые только менты, как дома. А против ментов я знал что нужно - автомат. Хорошо бы стянуть один. И тут заводят в самолет всю нашу команду, что Цуруль привез. Все в погонах и с автоматами. И ножи при них и сумки какие-то. Просто вылитые солдаты. В дверь им кто-то крикнул, что фотографии с присяги по почте пришлют, и все, закрыли дверку. Двигатели зашумели. Приятели мои сидят тихо, на веревки, которыми мы с Цурулем связаны, косятся испуганно. Чувствую - зауважали.
  Ну вот так и летим. Николаев, как обещал, Цуруля развязал и тут же убежал куда-то подальше. И правильно, Цуруль весь злой, стоит руки растирает, глазами зыркает. Я говорю:
  - Развяжи меня, Цуруль. Выручай. Хана мне идет.
  - Хрен, - говорит. - Искренне сожалею, но тебе туда и дорога. Не фиг было узбека мочить.
  - Да не трогал я его даже! Сам споткнулся.
  - Ну значит, не фиг было стоять рядом. В общем, какая тебе разница? В Афгане тебя сразу и не больно прикончат, а так бы еще бегал, от пуль уворачивался, надеялся бы на что-то.
  - Так в Афгане не всех убивают, - я его поддел на пробу. - Ты-то вон надеешься вернуться.
  - Я - командир роты. Не знаю какой, но может и ничего еще. А друзьям твоим дорога в спецконвой. Оттуда живыми не уйти, там спецоперации. Душманов будем на них ловить. Я тебе говорю по секрету, что б ты не расстраивался. Все к лучшему, лежи спокойно.
  - А если я сбегу?
  - Да никуда ты не сбежишь с аэродрома, там голо все. Пристрелят, не боись.
  - Ну спасибо, - говорю, - огромное. Тогда из самолета меня выпусти. Я спрыгну, как пониже будет, а там уж как сложится.
  Тут он по-новому как-то на меня посмотрел. Головой покачал и вздохнул.
  - С кем я разговариваю? - бурчит.
  И ушел. Думаю, Николаева искать, морду ему набить. Вот и отлично, мне пора одному побыть. Тер я веревку стеклом, тер, ну и само собой она протерлась. Острое всегда веревки протирает, это я узнал еще когда отец меня связывал, сам дошел. Но пока я тер, обратил внимание на один ящик, прямо передо мной. Его Цуруль, как развязали, ногой пнул. Крышка и сдвинулась, ящик не закрыт был, а просто лежала крышка. А в ящике - гранаты. Я не сразу вспомнил, как называется, я их только в кино видел. И вот тер я и придумал: если к дверям самолета подобраться не получится, я стенку взорву и выскочу.
  Как только высвободил я руки, первым делом хвать эту гранату. Одна беда - Цуруль нам про них ничего не рассказывал, а из кино я только про кольцо помню. Кольцо есть, но там и еще какие-то штучки присутствуют. Стал разбираться, а тут возвращается Цуруль. Я это заметил, только когда он своими клешнями мне руки с гранатой сдавил и заорал:
  - Николаев, мать твою, нас чуть не подорвали!
  Я вырываюсь, а никак. Сдавил как тисками, спортсмен чертов. Прибегает Николаев, бледный, визжит. Я тоже всех матерю, брыкаюсь.
  - Хватай урода за ремень и давай к люку! - командует дальше Цуруль. - И скажи, что б пилотам передали: десантирование будет, прямо сейчас!
  Так они и сделали. Как я ни рвался, Цуруль не выпустил, и дотащили меня. А там открыто, ветер хлещет, земля далеко. Они сперва заставили солдат, те прибежали тоже их какими-то проводами привязать, а потом меня к самому краю подтащили. И Цуруль сказал:
  - Раз, два, три!
  Вытолкнули меня. А я и не сопротивлялся, что б ловчее было. Как отпустил меня Цуруль, так я им гранату прямо в дверь и зашвырнул. Лечу вниз, смеюсь, сам себя не слышу. А потом посмотрел - летит самолет. Не взорвалась граната моя. Ни фига офицеры в гранатах не разбираются.
  
  - 3 -
  
  Ну и как перестал я смеяться, задумался само собой, что дальше делать. Ветер свистит, меня болтает-переворачивает, где-то в животе и вокруг все посасывает и тошнит даже. Хоть и не обедал. А земля прямо подо мной и я к ней лечу, быстро лечу. Красиво, конечно, но и нехорошо мне, не полюбуешься. Внизу горы, скалы, камни, кусты, если из самолета падать - на заросшую помойку похоже, еще речка течет как ручеек. Только увеличивается все очень быстро.
  В общем, так помирать страшно. Пробовал я глаза закрывать, а то их еще и ветром режет, но ощущение - как когда недопьешь, и спать ляжешь, муторно очень. Ну и пока пробовал - упал. Сперва на дерево - треск пошел, как будто оно упало, потом по склону, по траве, на хребтине проехал, ногу одну вывернуло куда-то назад, потом кувыркнуло со склона - и река внизу. Опять на склон, опять кувыркнуло, и головой бьет, и задницей, а руки-ноги уж и не знал, все ли со мной кувыркаются. Но, правда, до реки не докатился, а то боялся что утону.
  Но вот остановился, в кустах застрял. Лежу как-то кверху и лицом и спиной одновременно, все болит - а мне хорошо так. Удобно. И даже все равно, выживу я или помру, целиком я тут или частями. Вот так сознание и теряют. А потом меня пнули ногой, и все это сразу прошло. Сразу не все равно стало и что больно, и что со мной случилось, и что будет теперь. И я подумал, что сознание - не такая прекрасная вещь, чтобы за него держаться. Но чтобы хорошо думать, нужны время и бутылка. А мне ничего не дали, привязали к ишаку и в путь.
  По дороге я то приходил в себя и рассматривал этих чудных ребят, что меня нашли, то опять сознание терял. Ребята одеты как бомжи, только все с оружием. Много оружия, даже ишак у них весь в оружии. Я догадался, что это душманы, хотел было сбежать, но во-первых, у меня одна нога не пойму где и как болтается, только и проку что не чувствую как болит, а во-вторых, на ишаке одни гранаты да ракеты привязаны, а я их невзлюбил с того раза, не хотелось и пользоваться. Еще самовар, что ли, какой-то был привязан, я как раз на трубе лежал.
  Между тем едем по таким тропинкам, что только трезвый и пройдет. И как я посмотрю вниз с горы на ту реку, или наоборот, вверх на гору, где я дерево сломал, так снова теряю сознание. Просил у них выпить, но они только заругались. Я, дурак, не понял тогда, в чем дело. Но как оказалось, водки в тех краях нет. То есть где армия стоит - там есть, конечно, но в горах, где душманы живут - нету. Оттого душманы народ очень жестокий и бессердечный, хотя и правильный.
  Не знаю, долго ли мы ехали, но видно им надоело, что я то без сознания, то водки прошу и они дали мне чем-то по голове. Тут уж я с полным оттягом отрубился. Так и доехали, а очнулся я уже в яме. Яма довольно широкая, но главное - глубокая, глубже могилы. И круглая, еще этим от могилы отличается, а так бы я подумал, что меня хоронят. Дали мне в яму воды в бутылке из-под "Пепси-колы", и оставили там в покое. Правда, сапоги забрали и ремень. Но портянки оставили, а больше мне и не надо - ну куда там, в яме, ходить?
  В яме темно почти весь день. Не так чтобы совсем, но читать, например, трудно. Да и нечего. Стал я со своими конечностями разбираться, что там работает, что нет. Все конечно повыбито в разные стороны, опухло кое-где. Ходить не могу, даже на руках. Но вроде и все кости на месте, если какая и сломана, то не сильно заметно. Ну посмотрел, поудобнее все разложил, пора и поспать, тем более что голова болит. Выпил воды, тоска от нее одна. Лежу на спине, смотрю как звезды появляются. Тут между звезд появляется мужик-душман, бородатый, в белой шапочке вроде поварской. Да там не редкость ни бороды, ни шапки.
  - Эй! Русский! Живой?
  - Жив пока.
  - Ты почему с самолета упал?
  - Выбросили.
  - Ага. Погонов нет, с самолета выбросили. Ты, может, воевать не хотел?
  - Не хотел. Я вообще в армию не хотел.
  - А зачем тогда прилетел?
  - Заставили.
  Он подумал-подумал, и говорит:
  - Мужчину нельзя заставить.
  Ну что тут скажешь? Опять я попал к идиотам. Я на всякий случай попросил у него водки, он на это просто ушел, и я уснул. Снилось, как я падаю на Луну, а там ишак. Ишак хочет увернуться, только Луна маленькая, и негде. И обоим нам страшно. В общем, тесно нам было с ишаком в таком маленьком кружочке. И ишак меня лягал, то в один бок, то в другой, то по спине. Плохо я спал, а когда проснулся, оказалось, что в яме кроме меня лежат Цуруль и Николаев. Оба как я - без ремней и сапог и слегка побитые. Встал я тихонечко, что б их не разбудить, и обнаружил, что ноги болят, но держат. С утра отлить хочется, а уголка нет, круглая наша яма. Я тогда просто спиной к ним встал. Тут нам и завтрак спустили на веревке. Нормальный такой завтрак, каша какая-то и вода. И вроде хлеба что-то. Я съел все быстро, все-таки сутки не ел почти, спасибо сказал и кувшин привязал обратно. Душман, что веревку держал, что-то мне крикнул, да я не разобрал. Но от этого проснулись офицеры. И давай друг на друга орать, почему они в моче лежат.
  - Мао, - говорит вдруг Цуруль, - а как ты вообще живой остался?
  - Да не знаю даже. Ударился очень сильно.
  - Дал бы я тебе по морде за ту гранату, но боюсь руку отшибить. А у нас вынужденная посадка случилась, и душманы тут же напали. Всех приятелей твоих положили, и летчиков.
  - А вы?
  - А у нас патроны кончились! - встрял Николаев.
  Цуруль промолчал. Но морда у него злая стала. Наверное, Николаев его уговорил сдаваться. И что б тему замять, решил Цуруль тоже отлить. Спросил меня, где ловчей. Я показал свое место, он начал, а потом как заорет:
  - Да отсюда ж все к середине стекает! А я думал, у Николаева недержание!
  Николаев на меня с кулаками кинулся. Но я его не боялся, неловкий он. Я ему лоб подставил, а пока он на руку дул, в глаз пальцем ткнул. Цуруль на меня прикрикнул, но не полез. Злой он был на Николаева.
  Когда Николаев немного проморгался, Цуруль меня спрашивает:
  - А как тут с завтраком? Или раз в сутки?
  - Завтрак? Завтрак, - говорю, - всегда раз в сутки. Даже в вашей армии. Они тут сами его на веревке спускают. Вот увидели, что я проснулся, и спустили.
  Цуруль давай свистеть. Долго свистел. Наконец пришел душман и говорит:
  - Этот урод все ваши пайки съел. Так что до завтра я отдыхаю. И не свистите, козлы.
  Сел Цуруль к стеночке и загрустил. А Николаев ко мне, трясется весь:
  - Ты, сволочь, понимаешь, что мы тебя тут убьем? Ты понимаешь, что... Все, завтра не жрешь ничего! Совсем ничего! И послезавтра!
  Но тут на него тень упала. Это сверху старик подошел, тот, что с бородой и в шапке. Стал кричать.
  - Русские! Если вы хотите жить, то должны принять Ислам! Кто не сдаст экзамен тому секир башка! Экзамен - чтение Корана наизусть. Но можно подглядывать. Принимайте священную книгу!
  И стал нам на веревке книжку опускать. Потертая такая книжка, рваная даже немного. Старая вроде, или много читали. Я открыл, а там не буквы, а завитушки одни. Николаев выхватил, посмотрел тоже, и кричит:
  - Да вы что там, издеваетесь, что ли? Нам репетитор нужен!
  - Ничего не знаю, - говорит старик. - Или выучишь, или в яме сдохнешь, собака неверная.
  Сидим, молчим. Цуруль правда песню какую-то ноет. Николаев книжку смотрит, и на свет, и на ощупь. Но вижу - ничего не понимает.
  Дальше стало совсем скучно. Николаев книжку мусолит, Цуруль песню ноет. Лег я спать. Пару раз просыпался, один раз видел, как Цуруль книжку листал и бесился. А Николаев сосредоточенный такой сидел, лоб морщил. А другой раз кто-то кричал наверху, но не нам, а вроде просто так. Или пел. Заливисто кричал, как будто соловью по голове дали. Я спросил, кто это.
  - Это, - говорит Цуруль, - у этих гадов попы так кричат.
  - Да не попы, а муэдзины. Тут где-то рядом значит есть минарет, - говорит сосредоточенный Николаев. Видать, все это время думал. Так себе военный, настоящие военные понемногу думают.
  - Да какая на фиг разница! А минарета тут быть не может, тут все минареты в землю еще пять лет назад вколотили.
  - Тише ты. Вот послушай, я правильно вспоминаю, что Коран - это вроде Библии? И вроде там много общего, да?
  - Николаев, ты же замполит, тебя чему там учили? Библиям?
  - Ну что ты, не читал что ль никогда? - злится Николаев.
  - Никогда, - ответил Цуруль. - Причин не было. Вот сейчас бы почитал, в пику этим гадам. Эх, знал бы я раньше, я б давно их тут убивал. Деревнями бы гробил, добровольно бы пошел и гробил, скотов!
  - Да тише ты! Выкрутимся, и не из такого выкручивались! Сейчас главное подготовиться как-то, политику их припомнить, натянут они нам оценочку за политику.
  Тут Цуруль подбежал к Николаеву, кажется, что б его задушить. Но я спросил: "А про что он поет?", и он остановился. А Николаев побледнел и сказал:
  - Вот про что в книжке, про то и поет.
  И в книжку уткнулся, вроде и не с нами. А я уснул опять. Что еще в яме делать, если кормят только завтраком?
  К вечеру все-таки пришлось проснуться, уж очень разорался Цуруль. Николаеву в морду сунул, душманы пришли - так он в них землей кидаться. В душманов не попал, себе в глаза насыпал, решил книжку изорвать. Николаев не дает, орет тоже, лег на нее. Цуруль тогда пинать его принялся.
  - Будешь сволочь мундир позорить или нет!
  - Начхать мне на мундир! - пищит в землю Николаев, - У меня под мундиром зато кое-что есть, и под фуражкой! Тебя сюда загнали как скота, так хочешь, что б и зарезали как барана?
  - Плевал я на них! Экзаменовать меня, гады, затеяли! Ща я им устрою экзамен!
  - Ты готов, что ли? - спрашивают сверху душманы. - Выучил уже?
  - А что тут учить? Сразу видно, что фигня одна! Подымайте меня!
  - Ну не знаем, - говорят душманы, - мы сами-то не читали. Не умеем. Ну вылезай, раз готов.
  Николаев Цуруля за ноги хватать, куда ,мол, ты, а тот отмахивается.
  - Не буду как кролик в яме сидеть! Это ты как баран, куда гонят, туда идешь, а я сам решил! Хватит!
  И вытащили его. Один душман потом заглянул, кинжал нам показывает.
  - Сегодня, - говорит, - вашего друга резать буду. Может по-большому, может по-маленькому, а обязательно.
  Морда у него заросшая, не душман, а прямо бандит-бандитом. Я Николаева спросил, про что это он, а Николаев только рукой махнул.
  - Тебя по-маленькому точно резать не будут. Даже и не беспокойся.
  Через пару часов пришли душманы и сбросили нам в яму голову Цуруля. Отрезали под самое горло. А глаза у него стали - умные и немного печальные.
  Николаев на голову почти и не смотрел. Лег с книжкой и отвернулся. Читает как будто. Но я-то знаю, что там букв нет.
  - Николаев, а зачем нам его голова? Что мы с ней делать-то будем?
  - Похоронить ее надо, Мао. Попробуй яму выкопать.
  - В такой земле? Чем же это? Разве подождать пока ногти отрастут. Николаев, ну что ты туда смотришь? Может, попробуем голову обратно наверх закинуть, пока не стухла?
  - А они ее назад нам. - Николаев чуть повернулся, что б к голове спиной, а ко мне боком. - А мы снова, да? В пионербол играть будем, да? Молчи уж, Мао. Пожалуйста.
  Но ночью он сам разговорился. Мне отчего-то не спалось, и пришлось слушать. Как Николаев в училище пьянствовал, а все экзамены лучше всех сдавал. И как он всегда по глазам угадывал, "да" нужно сказать или "нет". Замучил меня совсем. Он собирался в этой яме сидеть, пока все не выучит, хоть год, хотел с душманами подружиться, что б они ему помогли. А потом тоже стать душманом на время. А потом всех перестрелять и убежать. Под утро до того доболтался, что и меня всему научит. Я говорю:
  - Николаев, план у тебя нормальный. Только если нам завтрак на долю Цуруля уменьшат, то не протянем мы здесь год.
  Тут вскоре и завтрак принесли. Вроде и не меньше, но все равно очень мало. Вижу - точно год не протянем. И воды мало дают. Вода, если водки нет совсем, очень важна для организма. Да даже и пьяным иногда пить хочется.
  Пока ели, пришел старик:
  - Мы уходим завтра утром. Приказ пришел, надо идти в другом месте русских убивать. Поэтому времени у вас нет. Или идите показать, как Ислам поняли, или яму будем засыпать.
  Николаев мне шепчет:
  - Иди первый! Первым всегда легче!
  - Ага, дурака нашел. Ты столько лет учился, ты и иди. Потом мне расскажешь. А если мою голову тебе сбросят, я уж ничего тебе не расскажу.
  Старику наверху не понравилось, что мы шепчемся, он ногой нам на голову камешков с землей спихнул.
  - Закапывать? - спрашивает. Ехидничает.
  - Нет! - Николаев кричит. - Я готов попробовать. Я умом не все постиг, зато душой Ислам принял.
  Вытащили его. Я поспал, после ночи-то, а проснулся к обеду - в яме две головы. Когда успели? У николаевской головы глаза почему-то не печальные были, а наоборот. И рот ухмылялся. Я головы пообтер и положил напротив себя. Сперва так, что бы друг на друга смотрели, но потом мне одиноко стало. Повернул к себе. Цуруль грустный, Николаев веселый. Бутылку бы в такую кампанию. Даже одной бы хватило, ведь двое только вприглядку участвуют. Чокнуться даже не могут. А я наверно и не должен был с ними чокаться, они ж покойники. Пока думал, как надо - уснул было опять, но муэдзин разбудил. И возник у меня под музыку план, как этот экзамен сдать.
  Ну как решил, тут сразу и позвал этих придурков. А что ж, ждать пока закопают? Это они запросто, головы-то резать надоело, наверное. В общем, вспомнил я, что муэдзин поет то, что в книжке этими каракулями записано. Я постарался запомнить, как он там ноет, и теперь надо быстрей это спеть, а то забуду. Так что я их торопил, когда тянули, а про себя все пою, повторяю. Подняли, там у них уже все вещи собраны, ишак знакомый стоит, зевает. Ищу глазами певца, может между нами музыкантами подскажет что тихонько. Или попрошу его хором спеть. Я хором пел один раз, когда в школу ходил, ничего сложного, рот разевать, да не плеваться. Но никакого муэдзина нет, одни душманы. И палатка одна еще не разобранная, серая такая. Меня туда завели двое мохнорылых, там дед сидит.
  - Ну, прочел Коран, наизусть ответить сможешь?
  - Смогу, слушай скорее, - и запел я.
  Дед удивился, рот раскрыл, бусы из руки выронил. И душманы, что сзади меня стояли, тоже удивились, от удивления руки мне на шею положили. Но я пою дальше. Не останавливают. Я все спел, но раз им нравится, и еще могу. Спел еще раз. Когда пятый раз запел, снаружи мне ишак ответил. И похоже так! Если б я знал, что ишак музыкальный, я бы сразу с ним хором петь попросился. Тут дед бусы подобрал и из палатки бегом выбежал, не обулся даже. А душманы стали тогда тихонько ржать.
  - Шурави, ты где так научился ишаком реветь? За такой перевод Корана еще казни просто не придумали.
  - Дураки, - говорю, - это у меня просто выговор такой.
  В общем, что-то, кажется, не заладилось. Дед вернулся весь красный, в кулак хихикает, рукой махнул: уводите, мол, его. А как мы вышли, вдогонку кричит:
  - К ишаку его привяжите, мы это чудо в Пешавар поведем, правоверных веселить. И нас по дороге рассмешит.
  Душманы закричали, засмеялись. Наверно, я хорошо пою.
  Когда уже собирались отправляться, старик вдруг спросил меня:
  - А где Коран, что вам в яму дали?
  - Так в яме и остался.
  Во дед заорал на своих лоботрясов. Они яму-то зарыли, причем свалили туда весь мусор, какой накопился. Заставил он их все раскапывать, а они меня заставили. Я раньше видел, как копают, но никогда не пробовал. То есть один раз, помню, отнял у девочки совок, но она заревела и ее мамаша пришла. Вот зато в Афгане попробовал. Не понравилось мне, поначалу занятно, но потом спина болит и вообще тяжело. Душманы на меня ругались, что я ленивый. Я говорю: да, а что такого особенного? Все ленивые. А если вы не ленивые, копайте сами, вообще руками копайте. Ладно, раскопали наконец. Сперва голову Николаева отрыли, а потом уже Цуруля. Причем Николаев теперь был грустный, а Цуруль веселый. Вот, а говорят - загробной жизни нет. Но мне с ними заниматься особо не дали, нашли, наконец, Коран, остальное снова все в яму - и в путь.
  Я шел за ишаком, меня привязали за обе руки. Идти так очень неудобно, особенно когда постоянно петь заставляют. Устал я. Хорошо, в обед привал был, они молились, я прилег, потом покормились. Пайка такая и осталась. Значит, спасибо Цурулю с Николаевым. Ну что ж делать, не каждый от рождения петь умеет. Но когда снова пошли, мне еще хуже стало. И водки хотелось ледяной. А там жарко у них, и сухо - в горле першит. В общем, спросил я их, когда опять молиться станут. Они сказали, что обстановка военная, и потому только на закате. Ох и ждал же я заката! Сбежать решил, как только они отвернутся. На ночь-то они меня связать целиком собирались. Хотел я ишака украсть, да уж больно он усталый был, не ускакать от погони. Ладно, как-нибудь и без ишака найду, чем прокормиться.
  До намаза не дошли. Вертолеты выскочили из-за далекой горы в самый неподходящий момент, когда мы почти бегом преодолевали открытый склон. В общем, все заорали и бросились в разные стороны, нас с ишаком забыли совсем. Вертолеты как-то криво, но все-таки летят к нам, и я понимаю, что им главное поскорее всех поубивать и улететь. Решил я тогда назад вернуться, мне показалось, что мы до середины пути к роще, что впереди росла, не дошли. Но ишак решил, что мы к той роще ближе, чем к той, что сзади осталась, и не пошел назад. Я дергал-дергал, но ишак сильнее, тянет вперед. А вертолеты уже так громко слышно! Я тогда на ишака впрыгнул и стал его ногами по бокам бить. А он, сволочь, вообще тогда встал и стоит. В общем, страшнее было, чем когда с самолета падал. Когда вертолеты стрелять стали, пыль поднялась, грохот, комья земли, камни пролетают. А мы стоим как бессмертные. Я к ишаку прижался, а он что-то мне сказал. Наверное, не бойся, мол, все знаю и как надо сделаю. И вот, как только наступила тишина и звук вертолетов начал стихать, он поскакал. Мне еще страшнее - склон крутой, а он несется как ошпаренный. Взял вверх, рощу обогнул, что впереди была, и дальше вниз, вот тут просто кошмар начался. Во-первых, трясет гораздо сильнее, чем когда вверх, во-вторых, быстрее, а в-третьих, он на десятом шагу через голову кувыркнулся и мы катились донизу. Я впереди падал, мог бы остановиться, там кустиков мелких полно и камней, но как подумаю, что сверху на меня ишак, нагруженный минометом (это самовар такой большой) катится, так еще быстрей вниз стараюсь. И вот где-то на середине я сознание потерял, а очнулся - стоит ишак, траву жрет, поклажу всю по дороге с него содрало. Специально видать он кувыркнулся. Вот такое отчаянное животное. Солнце уже зашло за гору, вечер. И тут я почувствовал запах жареного мяса.
  
  - 4 -
  
  Ветер нес запах как раз от той самой рощицы, к которой мы не добежали, деревьев на пятьдесят. Веревка, которой я был привязан к ишаку, то ли порвалась, то ли отвязалась, пока летели вниз по склону, только кровавые следы на руках остались. Я жрать хотел страшно, решил тихонечко подползти. Ишак был против, фыркал мне в спину, но я не мог сожрать ишака - ни ножа, ни спичек, а одними зубами с такой зверюгой не справишься. Подполз поближе - а там из-за деревьев огонь мерцает. Видать, душманы кое-кто уцелели и ужинают в темноте, а поскольку мяса у них не было, а ишак со мной, то жрут наверное трупятину. Я никогда не ел мертвых душманов, но на запах были ничего так. Подполз я к самому костру и увидел, что сидит у костра баба. Волосы длинные, черные, глаза сверкают, ручищи толстые, сильные, а в ручищах кость. Сидит, гложет, лицом ко мне. Я засмотрелся, слюнки потекли, а она вдруг говорит:
  - Чего разлегся-то?
  - Да так, - говорю, - мимо вот полз. Здрасьте.
  - Здрасьте. Ты садись вон на пенек. Кто такой, как зовут?
  - Мао меня звать. Я тут от душманов потерялся. Вы их не видали?
  - Видали... - и клыками ухмыльнулась. Кость отбросила, морду утерла, руки опустила, вижу - голая она. - Жрать хочешь?
  - Хочу. А вы душманов кушаете?
  Помолчала она, между грудей поскребла, рыгнула. Я смотрю - шашлычек на углях доходит, а еще котел булькает. Я, конечно, никогда людей не ел, но ведь и ишаков тоже. И потом ишак ведь везти меня может, если захочет, конечно, а душманы только дерутся, да и все равно мертвые. И все-таки страшно есть человечину. Не хочется. Я решил время потянуть.
  - А как вас зовут?
  - Сукой кличут, - задумчиво сказала баба. - Да ты ешь. А то не ешь. Как хошь. Чепуха это все, мясо, суп...
  Поднялась и голову к небу задрала, руки раскинула. И вот что интересно: встала - по фигуре не дать ни взять - перевернутая пивная кружка. Живот как у гаишника, шерстью немного поросла местами. Но как руки раскинула - костер вспыхнул высоко, ярко, и сквозь пламя она мне совсем другой показалась. Я еще отвлекся ненадолго, посмотреть что с шашлыком стало. Ну понятно что - сгорел весь к чертям, только пшикнул, и уже угольки. Посмотрел на нее снова, а она стройненькая такая уже, вся кабанистость с морды сошла, даже ростом пониже стала. Я хотел еще посмотреть, что с котелком получилось, но тут она ко мне пошла вокруг костра.
  - Красивая ты, - говорю. - Только имя подкачало.
  - А зачем тебе меня так называть? Дай мне другое имя. Только не сейчас, не морщи лоб, не задумывайся. Сейчас тебе надо лечь, я тебе массаж сделаю. Ты бывал в Таиланде?
  - Где?
  - А это ничего. Это ничего, ты только ложись и ни о чем не думай.
  Руки у нее хоть и тонкие стали, но сильные все равно. Я бы поборолся, но она мне подножку сделала, а потом целоваться полезла. Целоваться с ней приятно было, она мясом пахла и губы в жире. Мне так хорошо стало, я спросил:
  - А водка у тебя есть?
  - Есть, есть, только потом, потом сколько хочешь. А сейчас лучше потрогай меня. Ты ведь хочешь меня потрогать?
  Я как-то и не думал. Решил, что хочу, но только собрался - она меня за яйца схватила. Ага, думаю, вот ты какая. Но виду не показал. Пусть думает, что я не заметил. И тут она говорит:
  - Чего ты хочешь, чтобы я сделала?
  - Расстегни мне верхнюю пуговицу, жарко.
  Она попробовала - а пуговица тугая. Пришлось ей двумя руками взяться, и тут же я ей лежа коленом между ног заехал. И как по вагону со щебенкой, аж взвыл я от боли. А она даже обрадовалась.
  - Ты так любишь? Так я тоже. Бей меня, бей!
  Залезла на меня, на карачках стоит, сиськами над лицом болтает, язык вывалила. Я уж думал, пропал, сожрет. Но тут у нее глаза становятся по червонцу, рот раскрылся, и она тяжелая стала, и правда, как вагон. А на фоне звезд, над ее головой, появляется довольная морда моего ишака. И орет мне что-то, вроде как: привет, куда пропал.
  Она разозлилась страшно, аж волосы у нее дыбом встали, а ведь длинные. Раскричалась.
  - Нет! Уйди, проклятое Аллахом животное, ты мне не нужен! Прочь! Прочь!
  А ишак знай свое орет. Тогда она поползла вперед, мне по голове, а ишак от нее не отцепляется, ползет как-то на карачках за ней, тоже все по мне. Я еще не забыл, как с самолета падал да как с горы летел, а тут еще баба с ишаком по мне как по Красной площади проползли. До того мне стало муторно, что даже есть расхотелось. Плохо стало, грустно и одиноко.
  Поднялся я кое-как, штаны застегнул и пошел. Все равно куда. Парочка сзади визжит-ревет, а мне бы только не слышать. Но вот отошел подальше, а там - ночь, звезды. Воздух чистый, горный весь, прохладно только. Идти не очень удобно, сразу как из рощи вышел, откос начался, а не видно в темноте совершенно. Стою, дышу, мерзну, и так грустно, что слезы текут. Но и хорошо. И я так рад стал, что нигде до сих пор не убился, что дожил до того, чтобы вот здесь и сейчас помереть, в покое таком и тишине. Звезды стал рассматривать, раньше-то я их особенно и не видел. А их много так, оказывается. Все хорошо, вот сейчас бы выпить, а нечего. И от этого тоже обидно, но все равно хорошо. Я повернулся спиной к горе, на которой стоял, и все небо встало передо мной, как будто я в нем повис. И я решил туда полететь, и раскинул руки, качнулся вперед... Но тут мне врезали по затылку.
  Потом я был без сознания, но у меня был сон. Сон не снился, потому что я не спал, но все равно был. Во сне ко мне пришел ишак и уселся в кресло. С собой он что ли принес кресло? И какую-то скатерть принес, положил себе на колени, когда развалился в кресле. Ну и правильно, так он поприличнее выглядел. И оказались мы в комнате. Я сказал ишаку:
  - Мне все это надоело. Меня постоянно бьют, у меня все болит. Я постоянно трезвый, и голова тоже болит. Я голодный, и даже уже не хочу есть. Меня тошнит. Меня все хотят убить. Вот что, ишак, я дальше так жить не собираюсь. Я лучше сам кого-нибудь убью. Я собираюсь, как только очнусь, поесть и выпить. И если мне будут мешать, то я как-нибудь их всех поубиваю. Значит, мне нужно оружие.
  Ишак кивал головой.
  - Ты, Мао, - говорит, - для начала каменюку найди подходящую. Только учти, тут страна такая - надо сразу убивать, никаких "по рылу" тут не понимают. Вообще хорошо, что ты чего-то наконец захотел. Теперь у тебя все устроится. А я вот отмаялся...
  - Что с тобой случилось?
  - Да сожрала она меня. Как поняла, что ты куда-то смылся, так и сожрала. Не по-настоящему, а жизненные соки то есть выпила. Это ж суккуб, страшная тварь, только осел мог с ним добровольно связаться. Теперь получается, я - твой спаситель, и пока мне делать нечего, буду к тебе приходить. А может, меня к тебе официально назначат. Я рад, что так вышло, надоело траву жрать.
  Я хотел еще с ним поговорить, но от слова "жрать" у меня глаза открылись. Я увидел подходящую каменюку, а на ней кроссовок. В кроссовке был какой-то парень, он травинку жевал и на меня смотрел. Светло, и голоса вокруг. Город, что ли?
  Чтобы сразу побольше узнать, я придумал спросить "Где я?". Но парень ответил мне грубо и заржал. Потом выплюнул травинку мне на голову и спросил:
  - Ты кто, солдат что ль, пленный?
  - Нет, я просто пленный, - я сел, огляделся. Мы возле стены какого-то сарая, а вокруг нас и сарая высокая стена стоит. - А это, для пленных что ли место? Здесь пленные живут?
  - Не, тут дураки живут. И я, может, переночую. А ты как хочешь, вон ворота. Постучись да иди.
  - Погоди, - меня так просто уже не проведешь. Не вчера из подвала вытащили. - А обед уже был?
  - Обед через полчаса, говноед голодный. Тебя звать как?
  - Мао. А что, правда, уйти можно? А тебя как зовут?
  - Конечно можно, - он сплюнул, повернулся и побрел куда-то, руки в карманах. Я расслышал еще: - Пристрелят не раньше, чем уйдешь, почему ж нельзя. Саид. Мало тут китайцев было.
  Я еще немного посидел на солнце, сон повспоминал, а потом мимо меня прошла толпа китайцев, самых настоящих. Они все были, грязные, чесались на ходу, от солнца отворачивались. Конечно, с такими глазами разве сощуришься? Я крикнул:
  - Вы куда, китайцы? Обедать?
  - Мы вьетнамцы, - ответил один. - Китайцы сзади идут.
  Я решил, что китайцы мне ближе, и подождал. У китайцев глаза шире были, особенно у многих. Но они тоже были грязные и чесались и отворачивались от солнца. Я тогда пошел за ними. Они не возражали. А может, и не заметили.
  Столовой там правда никакой не было. Там площадка была и костры с котлами, а у котлов мужики стоят смуглые. У мужиков черпаки, они ими из котлов черпают и тем, кто мимо проходит, в руки чего-то вываливают. Встали китайцы в очередь за вьетнамцами, я за китайцами, через пять минут уже у котла был. Подставил руки, а мне туда как сыпанут горячего рису! Я даже подпрыгнул, "Дурак, что ли!" - кричу, а мужик на меня черпаком замахнулся. "Не задерживай, вон пол-Камбоджи за тобой стоит!" Делать нечего, иду, дую. А впереди оказывается ручей, и китайцы, пока шли, весь рис поели. Тут же запивают и проходят дальше вдоль забора по кругу. Встал я у ручья, жру этот рис несоленый, и с удовольствием, конечно, жру, хотя мясо суккубинское вспоминается. Камбоджа мимо меня прошла, такие невысокие ребята, темненькие, улыбались мне. Вместо штанов повязки как у пещерных жителей. Тут я и рис доел, попил из ручья и дальше пошел. А дальше у них сортир, в тот же ручей, только чуть пониже по течению, и сразу все уплывает под забор. Мне простота системы жизни понравилась, вот только порции маленькие. Я спросил у одного камбоджа, когда ужин, но он только улыбнулся и кивнул. И пошел дальше по кругу. А дальше - вход в сарай уже. Я заглянул - сарай полон нар, в несколько ярусов, и все на них залазят и молча лежат. Ни матрасов нет, ни подушек, грязно и мухи. Грязь, конечно, еще куда ни шло, но мух я с детства не люблю. Отец говорил, мать раз меня на мясокомбинатной помойке забыла маленького, и мухи меня чуть не сожрали. Хорошо еще, отец там полбанки портвейна запрятал, и через день прибежал похмелиться. Ну и меня прихватил, чем-то его мать в тот день разозлила. Она кубинскую революцию, что ли, не принимала всерьез... Ну да не важно, не пошел я в барак, а пошел еще раз пообедать. Я подумал - не убьют же за попытку? Да и не могли они всех упомнить, а риса в котлах еще много было.
  Одна беда: я пришел к котлам один, а не с толпой, как в первый раз. Получилось чересчур заметно. У котлов теперь лежали коврики, а на ковриках сидели группами смуглые парни. Но главное: повара жарили мясо. Как оно пахло! Я не мог остановиться, хотя и видел, как парни подняли с травы автоматы. Так бы я и шел, пока меня не завалили, как Цуруль сосну, но откуда-то сбоку вышагнул Саид, и я в него уперся.
  - Ты чего? Голодный что ли?
  - Уйди, - говорю, - мне все это надоело. Я жрать хочу.
  - Крутой, да? - Саид отступил на шаг и ухмыльнулся. - Так ты жрать хочешь или подохнуть?
  - Жрать. Или подохнуть. А выпить у них нет?
  - Выпить у них нет. Они мусульмане, как я, а не свинюги, как ты.
  - А тебя почему не кормят?
  - Да дядя у меня урод. Ты откуда сам? - Саид отошел к стене сарая и присел. Запах мяса как ураган. У меня ноги подкосились, я тоже сел.
  - С этого... Ну... С Москвы.
  - А, земляк почти, я там учился. Год.
  - А на кого учился? - я смутно вспомнил, что у нас для чудаков есть институты всякие.
  - Не помню... Какая разница? Девочек много было там. Деньги только покажи, а денег где взять? Я студент. Отец заплатил, что б поступил, а так семья бедная. Стал дяде письма писать, дядя денег слал. Но мало. Я тогда к землякам пошел, земляки сказали - ишак ты. А я не ишак, понял?
  - Понял, - говорю, и сон вспоминаю. - Ишаки бывают умные.
  - Ты юннат что ли? Короче, дали мне пушку, сказали: приходи как мужчиной станешь. Мальчик. Так и сказали. Я что, баран к ним после этого возвращаться? Я взял в общаге пацанов, кто пошустрей, пошел - киоск ломанул. И деньги, и шоколадки, все девочки нам. - Саид замолчал и стал мерно стукаться затылком о сарай. - Потом дядя приехал. И оказалось, что я ишак...
  - Это ничего. Слушай, а мяса у них никак нельзя попросить? Ну, по-вашему, а я спеть могу?
  - Ишакам не дают мяса... Дядя сказал: не учишься, безобразничаешь, в тюрьму сядешь. Сказал: поедем в Америку, там будем дела делать, раз ты такой бездельник. И я поверил! А он сказал, ствол дай, посмотрю. А потом я под этим стволом в багажник залез, и он меня из Москвы увез. Я сначала думал - домой. Думал - отец палкой забьет. А дядя меня в горы привез, и сказал: в институте восстановлю, но полгода здесь будешь работать, пока не поймешь, что был не прав. Отдал мужикам каким-то ключи и багажник захлопнул...
  - А что тут за работа? - я это слово не люблю. Я знаю, где работают: в тюрьме и в армии.
  - Героин собирать... Плантации тут... Героиновые... - Саид перестал стучаться головой и посмотрел мне в глаза. - Ты не торчишь?
  - Я жрать хочу.
  - Это фигня. Мы с тобой отсюда свалим, земляк, не бойся, - и Саид закрыл глаза.
  Я привалился к стенке рядом и тоже закрыл глаза. Ураган жареного мяса. Мне снилась суккубша, она манила к себе, махала жареной головой Николаева, изо рта у него горлышко "Русской" торчало. Но кто-то наступил мне на ногу копытом и зашептал в ухо:
  - Это лажа... Свинец не сытный... И водки никакой тут нет... В заборе напротив входа в барак охрана выдернула часть гвоздей... Они у китайцев героин на патроны втихаря от начальника выменивают. А китайцы к Новому году готовятся. Порох под нарами в углу что ближе к сортиру. Там воняет страшно, устал я ползать. Пойду, извини.
  Я проснулся от удара башмаком под ребра Саиду и сразу отполз подальше, потому что Саид стал ругаться с афганцами, а те его пнули еще несколько раз. Наконец Саид смог встать и отбежал.
  - Все, приехали. На работу пора. Сейчас, Мао, увидишь, чем мы тут занимаемся. - Саид, отряхиваясь, потащил меня к воротам. Ворота были уже открыты, за ними, метрах в тридцати, стояла машина с пулеметом и пулеметчиком. И, кажется, водителем. Не помню.
  Я остановился в воротах, очень красиво было. Впереди равнина, вся зеленая, а за равниной горы, на них тень от облаков падала, темные все. Но тут сзади подошла Юго-Восточная Азия и вытеснила меня из лагеря. Я потерял Саида в толпе, но афганцы мне показали, куда идти: вдоль по пыльной тропинке направо от ворот. Мы шли медленно, вытянувшись цепочкой, а афганцы сновали вокруг нас, заботились, что б не сбежал никто. Машина гудела где-то сзади.
  Мы двигались так минут двадцать, потом тропинка свернула налево, за рощицу, и перед нами открылось множество обработанных кустарников. Сразу видно, что обработанных: они росли ровными рядами. И было их много-много, сколько глаз может различить вдаль - все эти кусты. Доходил ли этот огород до гор, я не разобрал.
  - Вот наша плантация, - сплюнул Саид, он откуда-то взялся рядом. - Чувствуешь запах?
  - Нет.
  - Ну ты баран. Здесь героином все пропахло.
  - А что такое героин?
  - Это так куст называется. А куст этот имеет коробочки на ветках, в коробочках порошок. Порошок - тоже героин, но уже самый тот героин. Понял?
  - Семена, да?
  - Ты из Москвы? - почему-то переспросил Саид. - Странный ты. Даже баран знает, что такое героин. Наркотик такой. Просто его надо перегнать и очистить.
  - Так бы сразу и сказал, - мне не хотелось, что б Саид меня бараном звал. - Перегнать и очистить - это понятно. Просто мы из картошки гнилой обычно перегоняли.
  - Баран, - Саид закатил глаза. - Здесь лаборатория есть где-то. Там эту дрянь чистят. Никто не знает, кроме охраны, где лаборатория, но на всякий случай живыми отсюда не выпускают никого. Понял?
  - А как же дядя тебя сюда?
  - И дядя мой баран. Честных правил. Поверил этим шакалам.
  На нас прикрикнули афганцы, потому что только мы стояли в стороне. Все китайцы, вьетнамцы и, кто там еще был, получили по мешочку и, каждый по своему ряду, медленно пошли к горам. По пути они открывали на кустах коробочки, похожие на бутоны, и высыпали из них пыльцу в мешки. Афганцы частью остались у кромки поля, частью стали расхаживать между сборщиков героина. Мы с Саидом прошли мимо всех к свободным рядам, там афганец кинул нам мешки, и мы тоже пошли по огороду. Пыльца очень мелкая, и я сразу весь ей обсыпался, чихнул. Саид крикнул мне от своей грядки и бросил тряпочку, показал, что б я ее повязал на лицо, как он. Я посмотрел - все остальные без тряпочек, а кое-кто даже украдкой этот героин ест и нюхает. Афганец крикнул мне, что б я работал, и я немного зашевелился.
  Работа оказалась совсем не легкой, потому что солнце припекало на полную мощность, я быстро вспотел, все зачесалось. Повязка мешала, но я не снял, что б Саид не ругался. Все ушли далеко вперед, и Саид тоже был впереди, а у меня никак не получалось быстро эти коробочки раскрывать. Афганец стал шуметь, тыкать в меня автоматом, и я тогда стал не все коробочки раскрывать, а через одну. Дело пошло быстрее, афганец ничуть не расстроился, только улыбался и иногда ногой по моему мешку слегка бил. Потом, когда я догнал Саида, и вовсе отошел на других посмотреть. Тогда я, за спиной Саида, быстро эту пыльцу попробовал на вкус. Оказалось - чуть сладковато и сразу в слюне растворяется. Немного противно. Я решил, что раз сладко, значит хоть немного питательно, и зачерпнул из мешка, но все равно даже на зубах не скрипело. Ерундовая еда. Зато афганцы это заметили, им не понравилось, один даже выстрелил вверх от злости. Все попадали на грядки, а я руками показал, что больше не буду, и стал собирать дальше. Саид мне с земли говорит:
  - Если вечером у тебя полного мешка не будет, почки отобьют.
  Вот дурак, не мог раньше сказать! Я поглядел, у всех уже мешки тяжелеют, висят, а у меня на ветерке болтается. Попробовал быстрее коробки открывать, все просыпается. Ну, я часок так помучался, а потом конечно придумал вместе с коробочками в мешок кидать. И идешь быстрее, и мешок тяжелее. Так всегда бывает: пока не вспотеешь, голова не заработает.
  Не знаю, как я там продержался, как не уснул, просто даже не знаю. Наконец солнце собралось заходить, низко так опустилось, но, правда, косо шло, еще не темнело. Тогда афганцы загомонили:
  - Кончай работу, чурбаны! Строиться на проверку результатов.
  И мы все пошли назад, к краю поля. Я пока шел, закапывал тихонько рукой коробочки в пыльцу, что б не видно. Саид заметил, спросил. Я рассказал, он аж побелел.
  - За такие шутки они тебя просто замочат! Я слышал, как один полковник им приказал. Они же все прощупают, баран! А коробочки обрывать нельзя, это кустарник губит.
  - А что делать?
  - Почки подставлять! Давай вытряхивай быстро все коробочки, неси им хоть пустой мешок, но что б этого они не видели.
  Я стал коробочки из мешка вытаскивать и бросать. Не то чтобы я сильно испугался, а просто не хотел шума, устал очень. Пусть, думаю, отметелят, а ночью сбегу. Саид стал мне помогать, ты, мол, долго копаешься. Но ВОХР заметил, как мы суетимся. Внимательные сволочи оказались. Саид разулыбался им, стал на меня показывать, что-то говорить, но не сдал, молодец. Ну и стали нас метелить. Трое подошли. Пока двое бьют, третий бегает между грядок или мешки трясет, кричит. Потом подбегает, тоже бьет. Я смотрю на китайцев, а они только рукава облизывают, и даже не интересуются. Что такого в этой пыльце?
  Ну наконец нас подняли и потащили. Потащили, потому что я не дурак избитым ходить, а Саид с непривычки и правда отключился. Бросили нас в машину, сами сели сверху и поехали. Саид застонал, проморгался. Я говорю:
  - Ну видишь, не замочили нас! Ничего страшного, еще в лагере замесят разок, и все.
  - Рано радуешься, баран. Еще посмотрим, куда нас везут.
  
  - 5 -
  
  И правда, мы свернули в сторону от дороги. Может, думаю, они там расстреливают? Гляжу - едем к домику маленькому, вроде как из пластилина слепленному, а навстречу нам люди с автоматами поднимаются из кустов, машут. И я сразу понял: вот где у них самогонку делают. В лаборатории.
  Из домика вышли несколько человек в белых халатах, закурили на ходу и ушли за угол. Нас вытряхнули из машины и повели по дорожке ко входу.
  - Ты видел? Как тебе? - у Саида глаза горят как у филина.
  - Кого?
  - Бабу! Во ноги! Она откуда тут?
  - Какую бабу?
  - Ну вон вышла же сейчас, с мужиками, в халатике! - Саид удивленно так на меня смотрит. - Ну ты баран.
  - Да что мне баба-то? Ты скажи, нас тут не расстреляют?
  - Не знаю, - Саид пришел в себя и закрутил головой по сторонам. Его стукнули несильно прикладом в ухо. Он зашипел.
  Мы подошли к домику и оттуда вышел еще один мужик в белом халате.
  - Что, проштрафились? Ну, теперь не жалуйтесь. Но и особо не бойтесь.
  Тут я вздрогнул, потому что сзади нас афганцы застреляли из автоматов в воздух.
  - Это зачем? - я спросил у мужика, чтобы познакомиться.
  - Это что б в лагере знали, что вас больше нет и вели себя хорошо, - мужик мне подмигнул. Вроде не злой. - А если бы они знали правду, многие с вами поменялись бы. Прошу в дом.
  Пока мы собирались войти, вернулась баба в халате, пригнулась у низенькой дверцы и вошла. А за ней, как замороженный, сразу пошел Саид, только не пригнулся и громко стукнулся лбом.
  - О, да тебе наша Каролина понравилась! - развеселился мужик. - Это хорошо, что тебе еще женщины нравятся! Очень хорошо!
  Тут к нему подошел афганец, один из тех, что привезли нас.
  - Нам можно ехать, доктор Менгеле?
  - Ну конечно! Вокруг лаборатории люди есть, а внутри есть Каролина. Каролина, - он подмигнул мне, потому что Саид еще сидел на земле и держался за башку. - ужасная сила. Всепобеждающая ужасная сила. Хотя с послушными ласкова. Ты, скотина этакая, хочешь чтобы с тобой была ласкова Каролина? Поднимайся, хватит ныть, - это он уже Саиду.
  Мы вошли. Внутри было темно и ступеньки, я упал, а доктор смеялся. Потом в темноте раскрылась дверь и осветила нас, а в двери стояла Каролина. Она улыбнулась и поманила нас пальцем.
  - Ну входите же, швайнен! - тихо и ласково сказала она.
  Войдя, я стал принюхиваться. Если тут перегоняют, то не может не пахнуть. Но пахло чем угодно, только не сивухой. Чистенько все, пробирки, весы аптекарские, бумажки мешочки, аппараты незнакомой конструкции. Очень светло, штук шесть ламп под потолком.
  - Проходите в угол, там дверка в душ, - говорит Каролина. - Там же шкафчик, оденьте халаты. Свое можете оставить прямо там, я выброшу сама.
  Мы прошли через всю лабораторию, я уже открыл дверь, но тут Каролина громко сказала:
  - Ты! Высокий! Положи скальпель на место!
  Я оглянулся, вижу - Саид стянул скальпель пока шел, а она заметила. Саид медленно повернулся и пошел к ней, скальпель в руке.
  - А если не положу?
  - А если не положишь, я еще раз попрошу положить, - говорит Каролина и из-под халата вытаскивает здоровенный пистолет.
  Тогда Саид вернул скальпель на стол, но пошел не ко мне, а к Каролине. Уперся животом в пистолет и говорит:
  - А не покажешь, где ты его носишь?
  Каролина проскребла дулом Саиду по животу, по груди, по шее и лицу к уху, потом отвела его чуть в сторону и выстрелила. Саид схватился за ухо.
  - Гадина, я же оглох!... - но продолжать не смог, Каролина ему в рот дуло вставила.
  - Оглох - это ерунда. У меня один ослеп, вот у него были проблемы. А все почему? Смотрел на меня много. Иди в душ.
  Саид, держась за ухо, пошел в душ. Я посмотрел на дырку от пули в стене, сантиметра два левее моего виска, и спросил, хорошо ли Каролина стреляет. Каролина выстрелила еще раз, теперь рядом с моим правым виском.
  - Доволен?
  Я не успел ответить, в стенку постучали снаружи, и кто-то прокричал:
  - Ты прекратишь или нет, дура сисястая?!! Дай покурить спокойно! Не стреляй пока, мы с земли поднимемся и отойдем!
  - Хорошо, - ответила Каролина, сделала паузу в секунду и снова выстрелила. Теперь между моих коленей.
  Снаружи опять заорали, но стучать не стали. Саид высунулся из душа, схватил меня и заволок внутрь.
  - Она грохнутая! - прокричал он.
  - А чего орешь так?
  И он ответил потише:
  - Сам догадайся, дурак.
  Из лаборатории раздался громкий голос доктора Менгеле:
  - Каролина, прекратите! (выстрел) Вы слышите меня? (выстрел) Отдай пушку, идиотка!.. Вот так. Я верну ее, когда ты заделаешь дырки, и внутри и снаружи. Ясно? Сейчас! Иди сейчас!
  Каролина только что-то мурчала в ответ, доктор видимо был большой начальник. Саид еще постоял у двери, прислушиваясь, а я пошел в душ. Мыло там было, еще какие-то пузырьки, а вот полотенца не было. Но зато рядом был туалет с рулоном бумаги, я этим рулоном и вытерся, когда помылся. В шкафчике были развешаны белые халаты, я выбрал один и одел. Саид оторвался от двери:
  - Он ее трахнул.
  - Из пистолета?
  - Баран. Он трахнул ее. И она успокоилась. Она грохнутая сучка, мы ее поимеем обязательно.
  - А сейчас она где?
  - Пошла наружу, дырки заделывать. А ты так и собираешься в халате ходить? Босиком и без трусов?
  - Грязное все, - пожал я плечами. - А в халате удобно. Может, она постирает, а не выбросит, тогда попросим обратно.
  - Ну да, она работящая, - сказал Саид уже из душа. - Постирает, погладит и на труп оденет. Надо уходить ночью. Трахнуть ее, и уходить.
  Саиду вытираться было нечем, и он обтерся халатами. Один халат тоже надел, одежду, подумав, оставил.
  - Сегодня она ее наверно не выбросит, а ночью оденем и уйдем. Вот только трахнем ее. Такая сучка... А чего там мыло было нераспечатанное?
  - Не знаю. Поленились наверное.
  - А ты как мылся? Да ну тебя к черту. В общем, я ее первый буду, и не лезь - убью.
  Саид пригладил волосы и мы вышли в лабораторию. За столами сидели три мужика в халатах, но не босые как мы. Один мужик был с бородкой, а другие в очках. Они покосились на нас, но ничего не сказали. Откуда-то из угла появился доктор Менгеле.
  - Ну-с? Мои птенцы готовы к инъекции?
  - Птенцы думают, что лучше завтра с утра, - сказал Саид. - А сейчас надо отдохнуть.
  - И пожрать, - говорю я.
  - А ужин после инъекций! - засмеялся доктор. - Ганс, приготовьте шприцы. И позовите Каролину, завтра закончит со стеной.
  Один из мужиков в очках подошел к нам и принес 2 шприца на железном подносике. Второй вышел на улицу. Доктор взял в каждую руку по шприцу.
  - Все мы умрем. И может показаться, что не важно - как. Но я задам вам простой вопрос: вам важно как вы живете? Вам хочется жрать и отдыхать, камраден, не правда ли? А раз так, вы и умереть хотели бы с наслаждением! Вот оно, ваше последнее наслаждение. Оно неотвратимо, надо отметить. Но какой смысл бороться? Поразмыслите-ка, а пока засучите рукава.
  Пока доктор говорил, вошла Каролина. Она достала свой здоровенный пистолет и встала сзади и чуть сбоку от доктора. Бородатый мужик подошел к ней сзади и стал ее лапать, а она будто и не замечала.
  - А как насчет еще пары наслаждений? - тут же спросил Саид.
  - Каролина обслуживает только наемный контингент, - покачал головой Менгеле. - Извините, но таков ее контракт. Засучивайте рукава.
  - Он дело говорит. Наслаждение и все такое, - говорю я Саиду. - давай скорее, а то жрать охота.
  Саид все смотрел на Каролину и держал руки в карманах халата. Доктор покачал головой, позвал Ганса, и тот ловко засучил Саиду рукав, не вытаскивая его руки из кармана. Доктор быстро сделал укол. Саид закачался и вдруг грохнулся на пол.
  - А жрать-то когда? - не понял я.
  - Сейчас Каролина пойдет готовить, - улыбнулся доктор. - Она прекрасно готовит свинину с капустой. Вы любите? Давайте руку.
  И я дал ему руку. Каролина убрала пистолет и повернулась к бородатому.
  - Приготовь же мою свинину! - сказал он ей, захохотал, а я уснул.
  Ишак заложил передние ноги за спину и ходил передо мной туда-обратно. На нем был халат, но не белый, а красивый, с красивым поясом. Ишак долго так ходил, потом встал напротив меня, выставил вперед правое верхнее копыто и сказал:
  - С тобой тяжело, ты это знаешь?
  - Что делать, - говорю. - Мне-то тяжелее.
  - Что делать? Я тебе скажу что делать. Надо себя вести как нормальный человек. Я коленки протер, под грязными нарами лазая, порох тебе нашел, дырку в заборе нашел, можно было героический побег совершить. А ты? Ты?
  - А что я? Я ж не умею этот героин собирать. Мне бы почки отбили.
  - Почки - это плохо. - Ишак задумчиво оскалил желтые зубы. - Работать не умеешь - это стыдно. Но то, что с тобой произошло - это конец. Думаю, ты не очнешься. Доктор раздел и привязал вас к столу, раскладывает инструменты. Будет резать. Нравится тебе, что тебя сейчас будут резать, а ты даже не почувствуешь?
  Мне не нравилось, что меня будут резать, но нравилось, что я не почувствую. Я хотел это сказать, но ишак вдруг горестно обхватил ногами голову, прижав уши.
  - Сейчас резанет.
  Я напрягся, но ничего не произошло. Ишак отпустил свою голову.
  - Ну и воняет же от тебя... Каролина протерла тебе живот спиртом, а вся ватка черная. Ты как мылся?
  - Как обычно. Настоящим спиртом?
  - Настоящим. Они тебя мыть понесли, Менгеле не хочет весь спирт перевести. Ему нужна стерильность. Будет пока резать твоего дружка.
  Я стал принюхиваться, очень хотелось хоть запах уловить. Нюхал-нюхал, и наконец унюхал. Да, настоящим спиртом пахло. Так я и очнулся.
  Мужик поддерживал меня, а Каролина мыла теплой водичкой. Это приятно, вот только запах стал пропадать. Когда они вытерли меня халатом, я открыл глаза и спросил, будут ли еще мазать спиртом. Они вздрогнули, Каролина нахмурилась, а мужик в очках, это был тот, что не Ганс, закричал:
  - Доктор Менгеле! Он заговорил!
  - Спокойнее, Райфайзен! - зло ответил доктор из лаборатории. - Не кричите под руку, я из-за вас порезался!
  Каролина шикнула сердито на Райфайзена, они подхватили меня, и вынесли в лабораторию, посадили на табурет. Два сдвинутых вместе стола были очищены от всяких посудин, вместо них положили Саида. Доктор Менгеле приплясывал рядом, посасывая палец, под ногами у него валялись резиновые перчатки, все в крови.
  - Идиот! - закричал он на Райфайзена, - Я до кости распорол себя! Только собирался делать первый надрез, а ты орешь как ненормальный!
  - Но герр Менгеле, - стал оправдываться очкарик, - еще никто не приходил в себя после такой дозы раньше чем через десять часов!
  В воздухе сильно пахло спиртом. Я заметил бутылочку, стоящую чуть в стороне, но сдержался, потому что Каролина крепко держала мою руку. Между тем Ганс принес доктору аптечку, и они стали обрабатывать рану. Доктор был весь бледный и покачивался.
  - Если, - бормотал он, - если мне попадет какая-то зараза... Если хоть какая-то зараза... Если только будет хоть маленький нарыв...
  Райфайзен побледнел и стал просить у доктора прощения, но тут подошел бородатый доктор, снова стал лапать Каролину и подбросил дровишек:
  - Как специалист он никуда не годится, доктор Менгеле, как товарищ тоже, вчера разбил колбу с анализами, на той неделе перепутал результаты! Я не понимаю, зачем мы его тут держим! Теперь он еще чуть вас не зарезал!
  Менгеле взвизгнул и прямо заплясал от злости.
  - Мое терпение имеет границы! Утром я приму в отношении вас решение, Райфайзен! - тут он подскользнулся на своей крови, чуть не упал, посмотрел вниз и его стошнило.
  Ганс и борода подхватили его под руки и потащили к дверям, а Менгеле все бормотал про свое утреннее решение. В дверях Борода посмотрел на Райфайзена и ухмыльнулся. Райфайзена передернуло.
  Как только дверь закрылась, Каролина выпустила меня и ловко заломила Райфайзену руку за спину.
  - Так будет лучше, дружище. Идем, оденем наручники. Заночуешь здесь.
  И они пошли куда-то за шкафы, Райфайзен ей что-то бормотал негромко. Я не прислушивался, я схватил бутылочку со спиртом и, пока было время, искал, чем запить. Пробирок с разноцветными жидкостями было полно, и я не знал что выбрать.
  Наконец я остановился на одной, которая ничем не пахла. Попробовал на язык - вроде не спиртное. Спирт спиртным запивать - поганое дело, так бутылку, хоть и небольшую, не осилить, там грамм шестьсот примерно. В общем, маханул я со стакан, запил, зажмурился, присел с посудинами под стол, согреваюсь. В это время Каролина вернулась, увидела, что меня нет, зовет. Я выпивку запихал поглубже за ящик какой-то, вылез, говорю:
  - Кто-то обещал пожрать дать после укола.
  - Уж не я, - обиделась Каролина. - Значит так, ночуешь здесь. Если что тронешь или опрокинешь - кожу сдеру. Без шуточек, самым маленьким скальпелем. Тут где-то спирт стоял?
  - Так Борода ваш унес. Ты бы пошла за ним, а то ведь не встанет завтра.
  Я когда в форме, я даже не думаю. Я просто говорю, что на языке вертится, и все в масть. Жаль только, Каролина вредная баба.
  - Ладно, завтра разберемся. Запах - как будто всю бутылку на дружка твоего вылили. Его не отвязывай, очнется - зови меня. Я буду за ширмой в том углу, сразу услышу. А вокруг дома тридцать человек моджахедов и все стреляют без предупреждения. Ты ведь не дурак?
  - Ну конечно нет, - мне хотелось ее побыстрей спровадить. - Спокойной ночи. Закурить не найдется?
  - Курить запрещено, - она еще постояла, попялилась мне в глаза, и ушла к себе за ширму.
  Я маханул с полстакана, запил, подождал пока упало. Все налаживалось. Впереди целая ночь, чтобы отсюда свалить. Я решил разбудить Саида, что б выпить с ним, но он не отзывался, спал как мой батяня по утрам. Только не стонал. Тогда я вспомнил про Райфайзена, вспомнил, что он в наручниках где-то пристегнут, взял спиртягу, пошел тихонько к нему. Каролина, сучка, кричит:
  - Что там упало? - а я и не заметил, что стул уронил.
  - Ничего, - говорю, - спать устраиваюсь.
  И дальше тихонько пошел, на цыпочках. И тут только заметил, что голый совсем. Смешно мне стало, так и разыскал Райфайзена, хихикая. А он лежит на столе, одной рукой к трубе пристегнут, в потолок смотрит.
  - Давай выпьем, старик. Ты вот откуда сам?
  - Я не имею представления, - говорит этот хмырь, - какое тебе до этого дело. Я из Австрии. И пить с тобой не желаю. Если хочешь сделать доброе дело, возьми в столе у центрифуги скальпель, оставь мне, и уходи. Мне лучше умереть.
  - Так сперва выпей, все так делают!
  Он задумался, а потом махнул свободной рукой:
  - Черт с ним! Давай эту мерзость!
  Я нашел две пустые пробирочки, продул, налил нам по первой. А Райфайзен на запивку мою смотрит подозрительно.
  - Ты где это взял?
  - На столе там, возле Саида. Что-то нужное, что ли?
  - Это вообще-то смертельно. Это пить нельзя, ты умрешь, понимаешь?
  - Понимаю, - и правда, понимаю. - А когда?
  - Да скоро уже, - он покрутил головой. - Вон же вода, в графине! Неси сюда быстрей, а то можешь не успеть.
  - Ну да, а зачем тебе вода? Нормальная запивка, тебе ж все равно помирать, - мне обидно стало, что он меня как мальчика гоняет.
  - Я хочу умереть без мучений, понимаешь? Просто вскрыть вены. А тебе будет очень больно. Давай сюда воду, скальпель. Сейчас выпьем, и вскроем вены оба.
  Я заплакал, потому что захотелось. Принес воды, мы жахнули. Райфайзен пил маленькими глоточками и мне снова стало смешно.
  - А чего с тобой доктор сделает? Жопу что ль отрежет?
  - Ты дурак, - Райфайзен достал сигареты и мы закурили. - Доктор сделает из меня объект своих экспериментов. А это хуже смерти. Или ты так не думаешь? Доктор Менгеле хуже Гитлера!
  - Заткнись - донесся издалека отчетливый голос Каролины.
  - Сама заткнись! - крикнул ей Райфайзен и тихо добавил: - Вот так. Даже умирать надо тихо.
  Я вспомнил про Саида.
  - Погоди, я друга разбужу, он ведь тоже объект. Пусть умрет вместе с нами, а то не по-человечески. Не шуми пока.
  - Возьми со стола шприц, в первом ящике красную коробочку с ампулами и сделай ему укол. Иначе не проснется.
  Я не знаю, что такое ампула. Я все ему принес, и он дал мне заряженный шприц. Я еще затянулся, погасил сигарету, что б мимо ширмы Каролины пройти, и пошел к Саиду.
  До Саида добрался без приключений. Он все так же лежал и дрых. Я воткнул иголку ему в руку, думал он сразу проснется, но он не пошевелился. Умеют же люди спать! Я выдавил из шприца все, что там было, на руке у Саида вздулся холмик. Он всхрапнул. Я решил дать ему еще понежиться и стал открывать неисследованные ящики. В одном нашел отвертку, хотел положить в карман, но только ткнул себя в ногу - я же голый был. Вернулся к Саиду с отверткой в руке, стал его тормошить, он только мычал. Тогда я несколько раз ткнул его отверткой в бок и здорово отлупил по щекам. Даже Каролина опять откликнулась:
  - Теперь что?
  - Ничего, - кричу, - замерз я, греюсь!
  - Так возьми халат. Тепло же? И что у тебя с голосом? Я сейчас немного занята, но скоро приду и проверю, что ты там вытворяешь...
  Я тогда ткнул Саида отверткой прямо в задницу, и он очнулся. Стал отмахиваться, завертелся, потом нащупал ремни и принялся из-под них вылезать. Я ему помог. Саид встал, покачнулся и потер бок.
  - Ты чего с отверткой? Что было?
  - Да пока ты спал, Менгеле тебя разрезать хотел, но сам порезался. Тише, Каролина в углу за ширмой. А отвертка - это так. Просто. Идем тихонько к Райфайзену вены вскрывать. И побыстрее, - я вдруг сообразил, что весь спирт остался у него.
  - Ты выпил, что ли... - Саид все покачивался и я один пошел к Райфайзену.
  Но спирта меньше не стало, нормальный парень оказался Райфайзен. Лежит, курит, и еще печенье грызет.
  - Ты где взял печенье?
  - В кармане. Я люблю печенье. Поднял приятеля или заколол шприцом?
  - Поднял, сейчас причухает. Давай пока жахнем.
  Я разлил, мы выпили, причем Райфайзен не допил. Сказал, на еще раз хватит. Этот парень начинал мне нравиться. Не успели мы покурить, пришлепал Саид. Посмотрел на нас, выслушал, пить отказался, резать себя - тоже.
  - Этот гад мне что-то нехорошее вколол... - говорит. - Я у ширмы Каролины стоял, как она дышит слышал, а у меня не встал. Райфайзен, дай мне противоядие.
  - Как же у тебя на нее встать может? - спросил я. - Она же тебе чуть ухо не отстрелила?
  - В тот раз я кончил... - признался Саид. - Удивительная баба. А ты - баран. Если и резаться, то сперва надо не выпить, а такую бабу трахнуть. Что мы и сделаем. Только я - первый. Но мне нужно противоядие.
  - Этот эффект мне неизвестен, - отвечает Райфайзен. - Не знаю, что сказать. Но я вот подумал - а и правда, зачем резаться? Стрелки за окном не знают, что я арестован, мы их пройдем. Надо только Каролину устранить.
  - Ты ее трахал? - перебил его Саид. - Менгеле что-то про ее контракт говорил. Она тут всем дает, да?
  - Обязана по контракту, - помялся Райфайзен, - но на практике - только Менгеле и бородатому Францу. И тот и другой кормят ее сказками про сокровища Нибелунгов.
  - Чего? - спрашиваем мы.
  - Она сдвинутая на этих сокровищах. Вроде как верит в них и хочет отыскать. Она имеет предположение, что они попали в Афганистан. Вот и приехала. А Менгеле и особенно Франц ей рассказывают небылицы всякие и обещают экспедицию. Вот что: ты заговори с ней, тебя Мао звать? Да. Ты заговори, обещай рассказать про Нибелунгов, а Саид ее сзади по голове. Ключи от наручников у нее в кармане, я уверен.
  - Нет, - сказал Саид. - Раз такое дело, я с ней буду говорить. У меня к ней есть предложение. Будет мне противоядие самое лучшее. А Мао притворится пьяным, будет лежать рядом, в удобный момент шарахнет ее по голове чем-нибудь.
  Мы с Саидом пошли в наше крыло искать что-нибудь тяжелое, и нашли на столе какой-то бинокль, привинченный к железке и повернутый вниз. Не успел я его прикинуть на руку, как послышались шаги. Я повалился на стол и сделал вид, что сплю. Сквозь веки и краешком глаза все-таки увидел, как подошла Каролина.
  - Так. Один очнулся, другой отключился. Так?
  - Так, - Саид начал издалека. - А ты знаешь, девочка, отчего я в Афганистане? Я могу тебе рассказать. Это интересная история.
  - Он все-таки выпил спирт? - кивнула Каролина на меня.
  - Да, все что было. Отключка полная. Так вот, я - историк. Я особенно интересуюсь всякими пропавшими сокровищами...
  - У меня нет больше наручников... Пойдем-ка, я пристегну тебя к Райфайзену.
  - Ха, так ты не интересуешься сокровищем Нибелунгов?
  Я думаю, что нечего было Саиду мудрить. Ему просто надо было повторять: сокровища Нибелунгов, сокровища Нибелунгов, сокровища Нибелунгов... Она на эти слова как реагировала, как моя сестрица на барабанщиков, просто застывала и переставала дышать. Вот Саид, пока она не дышала, впарил ей историю, как Нибелунги бежали от фашистов сначала в Чечню, а потом в Афган, но и тут вычислили, что они евреи, и пришлось им все закопать, Саид знает где. Каролина выслушала и взялась за пистолет:
  - От кого слышал?
  - Да все местные говорят, - Саид немного замандражировал. - Только ты меня не пугай, я не скажу, потому что дал страшную клятву. Ну разве только ты мне сделаешь минет.
  Каролина ответила сразу:
  - Да пожалуйста, но если соврал, я тебе потом еще один сделаю, последний. До утра не доживешь. И учти... - она покосилась на меня, но тут Саид потянул к ней лапы и она саданула по ним рукояткой пистолета, отвлеклась. А я, как настоящий артист, похрапывать стал. - И учти, одной рукой держусь за тебя, другой за пистолет. Не шути со мной - и умрешь легко.
  Саид развел руками: мол, а как же? Обижаешь, тетка. Она встала на колени и занялась. Я, продолжая похрапывать, чуть привстал, взял этот бинокль килограмма на четыре, и замахнулся. У Каролины волосы длинные, ничего она сбоку не видела. Саид что-то крякнул мне, но я не разобрал, уже бил. Здорово ударил, даже брызги на нас полетели. Каролина стала заваливаться назад, вцепившись зубами в член Саида, и он на нее повалился, матюкая почему-то меня. Потом Каролина дернулась и выстрелила. Попала себе в ногу. Потом умерла, но я не думаю, что от пули.
  
  - 6 -
  
  - Баран... - прокряхтел Саид.
  - Сам ты баран, - говорю, - разве можно с ней так? Ей ни секунды лишней давать нельзя, высосет и выбросит.
  Пока Саид с помощью пистолета разжимал Каролине зубы, я вытряс у нее из кармана несколько ключей и отправился к Райфайзену, хотелось выпить. Тот нервничал:
  - Она подстрелила Саида?
  - Нет, себя. А ты что ж, так и не допил?
  - Не хочется. Мне ведь еще за рулем сегодня сидеть, - сказал Райфайзен, разбираясь в ключах. - Мне другое интересно: почему ты до сих пор живой. У тебя давно должно сердце остановиться, причем от болевого шока. Ты действительно нормально себя чувствуешь?
  - Нормально, - но на всякий случай я налил себе полную. Тут и спирт кончился. - Это видать как с грибами: водкой не запьешь - вини потом себя. А мы на машине поедем? Угоним? И ты умеешь?
  - Афганистан - большая страна, - он отстегнулся от трубы. - Пешком не уйдем. Хотя и куда ехать я не очень себе представляю... К коммунистам нельзя, к исламистам нельзя. Но здесь оставаться тоже нельзя.
  Пришел Саид, одетый в свое тряпье и сияющий как полтинник:
  - Помогла Каролинка-то! Или твои маоистские выходки, какая разница! Стоит! Но я ее решил не трогать, непорядочно это. Но баба... Какую ты бабу загубил, Мао! Иди, посмотри, какие у нее соски!
  - Вот этого не надо, - говорит Райфайзен, - и орать особо не надо. Стены тонкие. Пусть Мао тоже оденется, пора уходить.
  Тут я сообразил, что так еще и не выпил. Всосал за их здоровье, и пошел одеваться. Но форму не стал одевать, накинул халат только. Так удобнее, и карманы просторнее, отвертка совсем не торчит. На ноги намотал портянки, все-таки удобная вещь. Теперь они стали серо-синие какие-то, форму моей ноги сохранили, вообще очень удобно, жаль развязываются постоянно. Надо шнурки к ним приделать. Пока я это думал, мои друзья шарили у Каролины за ширмой.
  Я заглянул в Каролинину норку и обнаружил всех уже с добычей: Райфайзен держал какую-то толстую тетрадь, а Саид разглядывал черный кружевной лифчик. За ширмой места было совсем немного, помещались только железная кровать, вроде как в армии, тумбочка и фотография на стене. На фотографии были мужик с бабой, оба симпатичные. Я снял фотографию, чтобы тоже что-то держать.
  - Наверно, хорошие артисты были.
  - Нет, - покачал очками Райфайзен, - это наверное ее родители. Она каждую неделю посылала им письмо.
  - Небось писала, какая погода на дворе. - съязвил Саид. - Как наши студентки - их уже трахают, а они маме про погоду пишут, все оторваться не могут. Лифчик у нее самое оно. Четырехлитровый пополам.
  - Ну возьми на память. А вот фотографию не надо трогать, пусть висит. Это улика.
  - Такой лифчик - тоже улика, - Саид бросил лифчик на койку. - Идем?
  Райфайзен открыл ключом дверь и мы вышли. Тут же из темноты появились несколько фигур с автоматами. Райфайзен тогда сунул голову обратно в дверь и крикнул:
  - Так не забудь записать результаты! А я сразу как отвезу этих к доктору - вернусь!
  А Саид тут же тоже крикнул:
  - Не скучай, Каролина!
  Потом мы все подошли к душманам. Райфайзен сказал, что выполняет распоряжение фрёкен Каролины отвезти нас к Менгеле домой. Старший душман уважал Каролину, видно было по лицу, но заколебался. Тогда Райфайзен добавил, что Каролина просила выделить двоих нам в сопровождение. Он еще посмотрел на Саида:
  - Или хватит одного?
  - Одного не хватит, - сказал Саид. - Двух нужно.
  - Двух, - согласился душман. - Их двое, и в охрану вам двоих.
  В джип без крыши уселись так: Райфайзен за руль, Саид рядом, я сзади между двумя душманами. Душманы были суровые и молчаливые, они задрали в небо стволы своих автоматов и молчали. Меня клонило в сон, но джип очень трясло.
  Саид все время оглядывался на афганцев и подмигивал им. Афганцы смотрели на него строго и молчали. Так мы ехали некоторое время, а потом Саид спросил Райфайзена:
  - Не пора?
  - Подожди, сейчас ровный участок будет.
  И правда, мы повернули, и джип пошел ровнее. Тогда Саид вскинул пистолет и дважды выстрелил. Афганцы так и повалились на меня с двух сторон. Я посмотрел - у каждого во лбу дырка. Саид перелез ко мне, и мы по очереди выкинули их из машины, потом Саид стал смотреть их автоматы, а я растянулся, как мог, на остатке сиденья и сразу уснул.
  Ишак тут как тут - сидит теперь за столом, все в том же халате, что-то пишет. Увидел меня, отложил авторучку.
  - Привет. Живой значит?
  - Да. А что ты пишешь?
  - Не пишу, а переписываю... - ишак раздраженно передернул ушами. - Прошение на реинкарнацию. Уже просто измучили меня: то не на тот адрес, то не так составлено, то имени просителя нет... Главное: все сразу никогда не скажут, просто исчеркают весь листок, испортят, а я копытами мучайся, переписывай. Я вот имя себе завел: Апулей Самаркандович Мафин. Тебе нравится?
  - Нравится. А зачем тебе это прошение?
  - Да хочется как-то себя проявить... Не могу я без дела сидеть, не тот характер, не так воспитан.
  - А я? - я к ишаку привык. - А мне кто поможет?
  - А тебе надо помогать? - Апулей сложил копыта на груди и откинулся в кресле. - Ты вон с самолетов падаешь, яды пьешь, Распутин какой-то. Я хотел тебе помочь, я вот придумал, как устроить пожар в лаборатории, отвлечь душманов на тушение, угнать машину... А ты? Вон сколько я всего напридумал! - он потряс листочками с какими-то схемами, - А ты?
  - А я что? Я просто не успел, вон ребята все сделали. Я только Каролину.
  - Ну да... Ты ни при чем... - ишак встал и подошел ко мне. - Вот что: скажи своим, что ехать вам некуда. До границы тут километров пятьдесят, но там Пакистан, я бывал, местечко то еще. А больше вам никуда не добраться, афганцы чужих не любят. Но есть у меня один знакомый дервиш, хозяева к нему ездили, ночевал я там. Дервиш думал я ишак, и ничего не понимаю, а я хоть и ишак, но разбираюсь кое в чем. Так это дервиш в воздухе растворялся, а потом появлялся с сигаретой в зубах. Тебе это о чем-то говорит?
  - В магазин ходил.
  - Вот вроде того. И вы пойдете, надо только договориться с ним. Запомни: поселок Панкар, святой дервиш Абдулла, в молельном коврике зашита порнография. И еще: опасайся суккуба, она тебя ищет. Обидчивая оказалась. Попробуй ее серебром, осина тут не растет. Ну, давай, мне дальше переписывать нужно...
  И ишак хлопнул меня копытом по щеке. Я проснулся. Совсем не выспался, даже не светало еще.
  Саид, видимо, о чем-то говорил с Райфайзеном. Теперь они продолжали:
  - ...А там как? Они же будут спрашивать кто, откуда, куда... А у нас ни документов, ни денег. Надо на север поворачивать. Мы с Мао скажем, что из плена бежим, а ты как бы нас спас и переметнулся. Тебе в Союзе орден дадут.
  - Да не доедем мы до северной границы. Не в горючке даже дело, а просто убьют нас сто раз. Им не нужно иметь повод, они рассуждают как разбойники и поступают как разбойники. Кроме того, в Союзе большевики, а я не хочу в Сибирь.
  - У меня один дядя в Сибири, - возразил Саид. - Начальником милиции в каком-то городе. Знаешь, как живет? И до границы-то не надо, до ближайшего гарнизона.
  - Я не хочу в гарнизон, - сказал я. - Я хочу выпить, голова болит. А еще нам надо съездить к одному дервишу. Тут далеко до Панкара?
  - О, блин, проснулся! - заржал Саид. - А чего ж ты спал, когда нас на мосту обстреляли? Я даже проверял, дышишь ли. Эх, баранья ляжка, какой тебе дервиш? Ты знаешь, кто такие дервиши?
  - Не знаю, - говорю, - я знаю, что он типа волшебника и может нам помочь.
  - Панкар впереди, довольно мирный поселок, - подал голос Райфайзен. - Через полчаса там будем. А еще через полчаса бензин кончится, а тут его не достать. Дервиш - так дервиш, куда-то же надо идти. Откуда ты его знаешь?
  - Приснился. Его зовут Абдулла и у него в коврике каком-то порнография зашита. Больше ничего не знаю.
  - Вот баранья жопа, - говорит Саид. - Приснился. У тебя все в порядке? Сниться девушки должны. Короче, надо спросить, если тут такого нет, значит Мао - полный баран в белой горячке.
  - А если есть? - спрашивает Райфайзен.
  - А если есть, посмотрим, что у него за порно в коврике. Здесь за такие шутки камнями забивают. И Мао, конечно, нальем.
  - Ну так едем побыстрее, - говорю, - а то меня тошнит уже. И жрать пора очень давно уже.
  Но мы ехали еще долго, минут сорок. Саид ко мне приставал с разговорами, да и Райфайзен что-то спрашивал, но я не стал с ними разговаривать. Я не люблю разговаривать с бодуна. Я отвертку сжал в кармане и ждал. Так и доехали. Панкар местечко так себе, домишки все некрашеные, магазинов не видно, дети нахальные, камнями кидают. Мы проехали в самый центр и остановились возле стариков. Старики там сидели на ковриках как турки и молчали. Райфайзен мотор не выключал, поздоровался с ними, сказал, что мы все немцы-доктора и где мол тут живет дервиш Абдулла. Старики покосились на Саида с двумя автоматами, и один показал рукой дальше по улице. Другой сказал: "Дом святого дервиша с зеленым флажком". А третий плюнул нам на колесо. Мы проехали еще немного, магазинов все так же нет, нашли дом с детским флажком над дверью. Постучали. Вышел толстый низенький мужик с широкой черной бородой до пояса, чисто одетый, в модных кроссовках. Вышел - и молчит, руками на брюхе бусы перебирает.
  - Вы - святой дервиш Абдулла? - спрашивает Райфайзен, они договорились, что Саид заговорит только если дервиш упираться будет.
  - На земле нет святых.
  - Но вы - дервиш, и вас зовут Абдулла?
  - Я - Абдулла, и меня здесь зовут дервишем.
  - У нас к вам есть некоторое дело... Не могли бы мы пройти в дом?
  - В доме вы будете гостями, а обычай не позволяет мне оставить гостей без угощения. Однако, в эти ниспосланные Аллахом на наши грешные головы времена, у меня совсем нет еды. Не время звать гостей.
  Райфайзен задумался, но Саид думал быстрее. Он подошел и ткнул Абдулле в брюхо оба ствола:
  - В дом, свинина, и тихо.
  - Это смертельное оскорбление, - улыбнулся дервиш. - А еще я боюсь идти в дом с шурави-бандитами. Лучше умереть на виду у правоверных.
  Тут он приврал, на улицу никто не выглянул, а дети нас еще не догнали. Я тогда достал отвертку и тоже подошел.
  - Абдулла, нам надо в магазин за водкой сходить и из страны смыться. Очень нужно. А порнографию твою в коврике мы не тронем, взрослые же люди.
  Абдулла посмотрел на отвертку, на меня... Вздохнул.
  - На все воля Всевышнего... Уберите "Тойоту" с улицы, перед людьми неудобно.
  Райфайзен пошел к машине, мы вслед за дервишем вошли. Только это оказался не дом, а как бы дворик перед входом в дом. Там был вкопан столик и лавочки. Мы с Абдуллой сели, Саид встал за спиной Абдуллы. Дервиш оглянулся на него, вздохнул опять, сложил руки на брюхе и спросил меня:
  - Настучал на меня кто? Я никому не скажу, просто - знать должен.
  - Ишак один. Мафин его фамилия. Только он крутой, пасть порвет как здрасьте. Водка есть?
  - Как не быть... - Абдулла пошарил в каких-то лопухах под лавкой и достал бутылку "Столичной". Открыл, протянул мне.
  - Хоть закусить принеси, - подал голос Саид. - Я помогу.
  - Я же говорил: есть совершенно нечего, - развел руками Абдулла. - Конечно, эти проблемы решаемы... Даже легко решаемы. Но кто станет стараться ради хуйвенбина с двумя автоматами? Только недостойный человек станет стараться ради хуйвенбина.
  Я оторвался от бутылки, протянул Саиду. Саид отказался. Райфайзен подошел, тоже отказался. Я допил. Потом понял, что не предложил Абдулле.
  - Извини, хозяин. Не в форме я.
  - Ничего! - махнул рукой Абдулла. - Я непьющий, это для гостей. Ты отдыхай, покури вот, американские.
  Закурили все, и мне так хорошо, тепло стало. Я голову на стол опустил и сижу тихонько, а друзья мои разговаривают.
  - Господин дервиш, - это Райфайзен. - Мы оказались в затруднительном положении. Самым предпочтительным вариантом для нас было бы покинуть Афганистан. И вообще Азию. Мы имеем некоторую информацию, что вы способны оказать нам некоторую помощь.
  - Некоторым образом, - это Саид влез.
  - Так вот, мы готовы оплатить ваши услуги. После того, как окажемся в Европе, разумеется. В наличии у меня средств можете не сомневаться, хотя каких-либо гарантий я сейчас не могу вам представить. Ведь чек вас не устроит?
  - Как знать, - говорит Абдулла. - Как знать. Какой чек, что ты предложишь вместо чека... Вопрос пока такой: кто такой Мафин? Молчите? Хорошо. Все очень просто: мне дорога моя репутация. Люди здесь меня уважают...
  Саид хохотнул. Веселый парень Саид.
  - Да-да, уважают! Потому что без меня им давно хана. Я их благодетель. Но людям будет неприятно узнать, что у их благодетеля есть свои слабости. Хотя, что может быть проще?
  - Проще, - говорит Саид, - дать нам одежду и прицепить к ближайшему каравану. Причем заметь: ты нас проводишь.
  - Прекрати хамить, а? - обиделся Абдулла. Я хотел его попросить, что б он не обижался, но поленился. - Я здесь сижу с вами только затем, чтобы узнать, какая падла про меня гадости рассказывает. Вы говорите - и вечером будете где вам надо, и чек принимаю. Вы молчите - и можете сразу уходить и не терять время. Так со мной не разговаривают. Ты меня понял? Эй!
  Он стал меня тормошить. Я поднял голову, хотел затянуться, но сигарета погасла. У Абдуллы зрачки как будто из черного какого-то металла, и мелко-мелко дрожат. У меня голова куда-то вбок повалилась.
  - Смотри мне в глаза! - кричит Абдулла. Абдулла хороший мужик, я хотел так и сделать, но когда голову стал поднимать, не смог остановить. Голова пошла по кругу, потянула меня за собой и я упал с лавки. Так было даже лучше - ноги на лавке, голова не траве. Мне не хотелось закладывать Самаркандыча, Абдулла суровый мужик, хоть и хороший. Но и Абдуллу обижать тоже не хотелось.
  - Абдулла, не сердись, но тебе его все равно не достать. Он же мертвый ишак.
  - Не бывает таких мертвых ишаков, - важно сказал дервиш, - которых нельзя было бы сделать еще мертвее.
  Он уселся на лавку, сбросив с нее мои ноги, и стал крутить ладонями. Все завертелось вокруг нас и ладоней, я попробовал приподняться, что б не так тошнило, но не понял - получилось или нет. Вокруг летали какие-то цветные линии, кусочки, а потом вдруг стали собираться как мозаика и получилась комната с обоями в цветочек и тем самым столом, за которым сидел Апулей Самаркандович. Но самого его не было. Еще в комнате была дверь, белая как у нас в школе, только чистая. За дверью раздались шаги. Абдулла выхватил откуда-то здоровенный тесак и встал за открывающуюся дверь, страшно на меня поглядев. Я хотел уже крикнуть, чтобы предупредить осла, но в комнату вошли Сука-суккубша и покойный узбек с перевязанной головой. Оба радостно мне улыбались.
  Я тоже быстрее стал им улыбаться, пока Абдулла обоих не зарезал. Сука немного удивилась, что я ей так рад, и говорит:
  - Мао, ты чего так сияешь? Никак потенция подросла? Соскучился?
  Я молчу, жду Абдуллу. Но он из-за двери не выходит, как провалился там. Я тогда встал с ковра, на котором лежал, и стал пятиться. И улыбаюсь. Суке это понравилось и она, лапы волосатые растопырив, за мной пошла. Так я пятился, пока спиной в стол Апулея не уперся. Тогда я, чтобы обстановку разрядить, спрашиваю узбека:
  - А тебе-то чего от меня нужно?
  - Как чего? Ты меня погубил, я теперь тебя погубить хочу. Я, уважаемый, сам человек не злой, но ты меня обидел, и семью мою.
  - Не отвлекайся, - говорит Сука, - полезай, солнце мое, на стол.
  Я решил, что на стол стоит залезть, все-таки она в лицо дышать не будет, но только ногу наверх забросил, как меня повело и я свалился. Хорошая водка у дервиша. Сука запах унюхала, расстроилась и стала меня пьяницей ругать. Тут, говорит, придется теперь повозиться. И сказала, что б узбек дверь закрыл. Он закрыл, а там Абдулла с тесаком и бешеными глазами. Но узбек не испугался.
  - Убери железку, правоверный, я же и так мертвый!
  - Это - не железка, - говорит Абдулла, а сам, видать, не знает что теперь делать. - Это астральный клинок из сокровищницы Нибелунгов. Режет по мертвому как по живому. Отойди на три шага и ляг на пол.
  Узбек засомневался, посмотрел на Суку. Сука нахмурилась:
  - Тебе, козлу, что здесь нужно?
  - Мне нужен мертвый ишак по фамилии Мафин. Он меня сдал живым, джяляб.
  - В своем праве ишак! - прикрикнула на него Сука. - И ты меня не джялябь! Ишак в Канцелярии работает, а если мертвому поручено вмешаться, может вмешиваться и не моги мешать, недоучка! Иди прочь!
  Абдулла заменжевался сразу. Видимо, осла ему очень хотелось порешить, сильно задел я его с порнухой, но Сука для него - авторитет. Посмотрел на меня, развел руками: извини мол, ножик свой спрятал и исчез, только ладошками махнул.
  - А в самом деле, где ишак? - тут же забеспокоилась Сука. - Я по следу шла, увлеклась, а теперь чувствую - тут и правда ишаком пахнет. Это же его кабинет. Иди-ка, Борхонджон, за дверью постой.
  Борхонджон вышел. И не успела за ним дверь закрыться, как из-под стола вылез Апулей и засветил копытом в затылок не успевшей обернуться Суке. Она молча повалилась на пол, как спать, а Самаркандыч поднял меня аккуратно, поставил. Поддержал, снова поставил. Потом посадил на стол, задрал мне легонько веко и рассмотрел зачем-то зрачок. Покачал головой.
  - Никакой у тебя культуры пития, друг мой Мао.
  - Спасибо что выручил. А я думал, тебя на реинкарнацию пустили.
  - Скорее на колбасу тут пустят... - нахмурился мертвый ишак. - Вот что, передай своему толстяку вот такую бумажку, и скажи, что если будет себя хреново вести, ночными кошмарами дело не ограничится. Запомнил? Держись Райфайзена, он малый не дурак, с интеллектом. Домой только не возвращайся, посадят ведь.
  - Да нет у меня дома, Апулей! - я хотел ему все про себя рассказать, но он тронул меня за щеку и я проснулся в лопухах около столика и лавки. Когда я открыл глаза, Саид и Райфайзен заулыбались, а Абдулла испугался.
  - Ну вот! - говорит Саид, - я же говорю: просто обожрался. Иди-ка Мао в уголок, два пальца в горло сунь.
  - Спасибо, Саид, не нужно. Я вот Абдулле бумажку принес одну.
  Разжимаю кулак, где у меня клочок бумаги оказался, протягиваю Абдулле. Он смотрит, а бумага разворачивается сама. Он читает, я даже вижу, как глаза его по строчкам бегают. Райфайзен тоже хотел почитать, потянулся, но тут бумага вспыхнула синим огнем и сразу вся сгорела. Я даже обжечься не успел. Райфайзен на меня уставился, Саид присвистнул, а Абдулла встал, одежку у себя на брюхе расправил и важно так говорит:
  - Слушаю и повинуюсь. Называйте адрес.
  Саид говорит:
  - Бандеролью что ль пошлешь? Пристрелю я тебя все-таки.
  Но Абдулла к нему не повернулся, смотрит терпеливо только на меня. Я смотрю на Райфайзена: давай, предлагай. Но австриец задумался о чем-то, каролинкину тетрадку из кармана достал, не замечает.
  - Райфайзен! Оставь ты эту тетрадь, у Абдуллы вон есть настоящий ножик нибелунговский, он тебе и так расскажет где сокровища. Только давай сперва выберем куда этот дервиш нас зашлет силой разума и колдовства, - я потому так странно говорил, что водка опять ударила, и у меня не только язык, но и мозги заплетались.
  - Какой ножик? - не понял Райфайзен.
  - Ну которым даже мертвых можно убивать, - объясняю, - Показал бы человеку, Абдулла!
  Но Абдулла сделал вид что не слышит. Застыл как памятник себе. Тогда Райфайзен говорит нам:
  - Вот что. Если этот человек действительно может перенести нас в любое место, и, скорее всего, в другой раз нам его не найти, стоит подумать, прежде чем решить. Дело в том, что в Австрии меня будет искать доктор Менгеле, да и в Германии тоже, а на то, чтобы скрыться, нужны средства. А средства у меня небогатые, к тому же в Австрии, где до них не добраться.
  - Лжец, - одними губами сказал Абдулла. - Чек. Ха-ха.
  - Это уже не играет роли, - отрезал Райфайзен. - Так вот, я бы предложил поискать это пресловутое сокровище. То есть не поискать, а отправиться туда, где оно лежит, раз уж Абдулле и место известно. Если никто не против. Ведь у нас одна попытка, насколько я понимаю, Абдулла?
  Абдулла молчит, но сразу понятно, что попытка одна.
  - Абдула, - сказал я тогда, - поехали к сокровищам Нибелунгов. Только постой, а водка у тебя есть еще?
  Абдулла хотел что-то возразить, но сам себя заткнул, махнул рукой и вытащил из лопухов еще бутылку, теперь это была "Пшеничная". Не успел я ее открыть, как дервиш снова закрутил ладошками и меня опять затошнило. Я обнял бутылку, скрючился, настроился терпеть, но тут же пахнуло холодком. Я поднял голову - мы стоим у ручья в каком-то узком ущелье. Ручей видно холодный, да и вообще не жарко. У ручья сидит смуглый упитанный человек с черными волосами в мелкое колечко и смотрит на нас... Ну как будто нас нет. Саид повел было в его сторону своими автоматами, но тут же перевел их на дервиша.
  - Где деньги, Абдулла?
  - Вон, - Абдулла ткнул пальцем в скалу. - Вон пещера, там сокровища. Я свое дело сделал, теперь прощайте.
  Саид и Райфайзен что-то стали кричать Абдулле, но он закрыл уши руками и исчез.
  
  - 7 -
  
  Я подошел к человеку у ручья.
  - У тебя, - говорю, - стакан есть?
  - Нет. Ты - доктор? - это он мой халат местами еще белый увидел.
  - Нет, я скорее больной, - меня и правда трясти начинало. А тут еще и холодно. Бутылка никак не открывалась, но я вспомнил про отвертку в кармане, поддел. Когда оторвался, вижу - человек руку к бутылке протягивает. Я уже от такого отвык. Ну дал ему, конечно, все-таки на холодных камнях сидел парень. Он поглотал мелко-мелко, отдал мне, сморщился.
  - А говоришь, не доктор. Меня зовут Филипп. Спасибо.
  - На здоровье. Мао. А сколько тут до города?
  - Не знаю, - говорит Филипп. - Не знаю, есть ли тут города. Монастырь видел дня два назад. Но я вообще-то быстро не люблю ходить.
  Тут сзади послышалась ругань, я обернулся и увидел, как из пещеры выходят Саид и Райфайзен. Райфайзен держал в руках пару грязных толстых книг, вроде старинных, а Саид здоровый подсвечник. Ругался Саид, он, выходя из пещеры, ударился и вообще был расстроен.
  - Мао, там ни хрена нет! Здоровенные стоят сундуки, и все пустые! Чуть башку не разбил! Это что за перец тут сидит?!
  - Это Филипп, а подсвечник золотой?
  - Серебро, - Саид приложил подсвечник ко лбу. - Фигня, дешевка. Долларов двадцать. На сундуках еще серебро есть кое-где, но отбивать надо год. Мы где, Филипп твою мать?
  - Это Тибет, крыша мира. - Филипп смотрел на Саида подозрительно. - Мао, твои друзья ищут сокровища? Это презренное занятие. Как и большинство других. Объясни им, что деньги принесут только зло.
  - Подружились? - Саид озадачился было, но увидел бутылку. - А, Мао собутыльника нашел! Ну дай и мне.
  После Саида мало что осталось, меньше половины даже, и я решил допить. Я не жадный, просто мне надо, а им нет. И я допил. Занюхал, проморгался, вижу - все возле Райфайзена, даже Филипп. Книги рассматривают. Я подошел, хотел тоже заглянуть, но они сгрудились, задами толкаются. Я подскользнулся, упал, ну и остался сидеть, не люблю, когда тесно. Послушал их разговоры смешные, и понял, что ничего они там не понимают. Неизвестный язык какой-то, хотя буквы все известные. Или наоборот. Они заспорили наконец, сколько эти книги стоят, и Райфайзен говорил, что им цена наверное по тысяче за каждую, а Саид не верил, говорил, что все истерлось и порвалось и вообще от руки на коже некрасивым почерком написано. Филипп молчал, только иногда хмыкал. Но когда Райфайзену и Саиду надоело спорить, они повернулись к нему, и стали спрашивать дорогу отсюда. Но Филипп то ли не знал, то ли не хотел говорить, и все отбрехивался выражениями вроде:
  - Отсюда ведут столько же дорог, сколько и сюда.
  Саид уже начал психовать, затвором щелкать, но я просто спросил:
  - Филипп, а ты здесь остаешься, или идешь куда?
  - Я собираюсь покинуть Тибет, - сказал Филипп. - И последние четыре недели я делал это в том направлении.
  И он показал рукой, в какую сторону по ущелью он шел. Райфайзена это устроило, Саида, мало помалу, тоже, и мы пошли. Впереди шел Райфайзен с книгами, потом Филипп, которому Саид дал подсвечник, потом Саид с одним автоматом, потом я с другим, но без патронов, Саид не дал, пока не протрезвею. И вот я шел и думал, что без патронов автомат легче, и это совсем неплохо и трезветь необязательно совсем. Через пару часов стемнело, но мы не остановились, потому что было холодно, и никто не хотел ложиться на камни спать. Я все время ушибал босые ноги, потому что где-то потерял свои военные портянки и постепенно отставал, наконец, мои друзья скрылись за поворотом.
  Я, конечно, расстроился. Могли хоть иногда оглядываться? Я понимаю, что на такой дороге не заблудишься, но просто обидно. Я сел, отдохнул пока не замерз, тут как раз стало совсем темно, так темно, что ручья не видно, и пошел снова. Споткнулся еще пару раз, и пошел. Мне и в голову не пришло, что я пошел в другую сторону.
  Когда водка во мне совсем кончилась, колотить стало страшно. Я и не смотрел никуда, мне все равно было, что свет, что тьма, шел как заводной, только песни иногда пел. Под утро даже снег был, мелкий, но мокрый. Ног я совсем не чувствовал, и рад был этому. Наконец стало светлеть, а часа через два и солнце в ущелье попало. Я страшно был голодный и устал, даже подумывал прилечь, хоть и холодно, но тут завернул за поворот - а там китайский дед. Борода тонкая и длинная, потому я и понял, что дед, а то бы решил, что бабка: волосы до задницы. Седые все до одного, и брови тоже седые и лохматые. Я, правда, тогда еще не видел, что у него волосы до задницы, потому что задница у него была в бочке. У ручья эта бочка стояла и дед в ней мылся мочалкой. Вода в бочке была горячая, пар валил, мне так туда захотелось. Я подошел поближе.
  - Доброе утро, дедушка!
  - Ммммм...
  Не обрадовался он мне, моется сосредоточенно, давно видать не мылся. Я тогда совсем перед ним встал и снова:
  - Доброе утро дедушка, оглох что ль? - и автомат показываю. А чего мне уже стесняться после такой ночки?
  Дед рассердился, хекнул зло, мочалку в бочку бросил, руками за края схватился и вдруг вместе с бочкой взлетел на скалу. Да так ловко, что я было решил, что это китайская баба-яга, только с бородой. Обычное дело, если подумать, очень старая бабка легко может быть с бородой. Только мне думать некогда, мне в бочку надо попасть. Я кричу:
  - Дедушка, или бабушка, замерзаю! Всю ночь босиком в одном халатике по холодным камням! Выручай, добрый человек!
  Он молчит, моется, но что-то мне подсказало, что слышит. Я тогда лег брюхом пустым на камни и лежу. Долго лежал, уснул ненадолго, проснулся, вверх смотрю - пустая скала. Вот сволочь какая бессердечная. Стал я кое-как подниматься и тут вижу метрах в полусотне от меня стоит Сука во всей своей лохматой красоте, зверь-зверем. Увидела, что я ее заметил, улыбнулась, встала на четвереньки и ломанула ко мне прямо по камням. Я бежать, но как - ноги-то совсем не гнутся! Свалился в ручей, пока встал - она рядом. Я за отверткой - карман намок, рука не влезает. И тут, когда она меня почти схватила, ее бочка по голове ударила. Она упала, а я смотрю вверх - в бочке старик косичку себе заплетает. И говорит:
  - Ну полезай, думаешь, мне ее в воздухе держать легко?
  Залезть я конечно не мог, вцепился просто в край, он и поднял меня на скалу. Там я все-таки залез в бочку, хотя старик этого вроде не ожидал. Да, это был старик, хотя и с косичкой, я это разглядел пока в бочку лез. Странно, конечно, он так терся - а вода чистая. Мне сразу пришло в голову, что это волшебник. Вот, думаю, везет, что ни день - новый волшебник. Вода почти остыла, но все равно хорошо. Вот стоим в бочке, выглядываем, вниз смотрим. Там Сука поднимается из ручья, мокрая, орет нам что-то. Ну, я-то понимаю, что она мне может сказать, а дед спрашивает:
  - Что ей от тебя нужно? Они вообще-то совсем иначе себя ведут. Эта порода демонов охотясь меняет обличье.
  - Да знаю, - говорю, - только эта тварь злая на меня, я от нее сбежал один раз. Теперь давай на нее еще раз спикируем, прихлопнем к черту, а то не даст она мне покоя.
  Дед засмеялся, довольно противно:
  - Этих демонов не убьешь простой бочкой! Проще всего избавить тебя от этого несчастья - кастрировать. Тогда ты не будешь представлять для нее интереса, и все образуется. Кроме того, эта операция часто приводит к серьезному развитию скрытых до этого способностей.
  Мне это не понравилось. Я хочу быть как все, а не чудиком. Я решил тогда пока тему разговора изменить:
  - А тут не проходили трое с книгами, подсвечником старым и автоматом как у меня? - автомат, правда, я внизу оставил. Теперь Сука в нас из него стрелять пробовала. Молодец, Саид, даже из затвора патрон достал.
  - Нет, - говорит дед. - За последние полторы тысячи лет таких трое не проходило, ручаюсь. У тебя что, нет другой одежды?
  - Нет. А куда ж они делись? Давай тут полетаем, поищем их?
  Дед как будто расстроился.
  - Это что тебе, аттракцион? Я истратил почти весь свой потенциал, и хуже того, потерял сосредоточение! Теперь мне нужно время и медитация. Вылезай из бочки и обсохни на солнце, дай мне покоя. И даже не думай, что мы будем еще летать.
  Тут он меня поднял и выставил из бочки. Я не тяжелый, но все же тяжелее деда, да еще мокрый. Как он смог? Я решил отвертку не доставать пока, хоть на ветру и холодно было. Даже сделал как он сказал: снял халат и стал махать им как флагом. Холодно, но высох быстро. И халат высох. А Сука злилась и что-то визжала, это меня развлекло. Потом она зашвырнула автомат в ручей и побежала по дороге в ту сторону, откуда я пришел.
  Я было заскучал, стал смотреть, как бы со скалы слезть, но тут она вернулась. Скакала, как жеребенок, высоко попу подбрасывая, чуть не переворачиваясь. Проскакала подо мной, даже не покосившись, и дальше побежала. А за ней из-за поворота выбежал Саид, он стрелял ей вслед, а за ним бежал Райфайзен и кричал, а последним бежал Филипп и мне даже сверху было видно, какой он весь потный. Саид Райфайзена не слушал и все палил, палил коротенькими очередями, а потом быстро вставил новый магазин и шмальнул его весь вверх, в воздух. Почти в нас со стариком. Отругать Саида я не успел, потому что наша скала загрохотала и поехала вниз, прямо как с горки. Я присел, за скалу держусь, как могу, а мимо меня китаец мой просвистел в своей бочке. То ли она у него поломалась, то ли он не сконцентрировался, но грохнулся вниз со всего маху, с предсмертным криком, так что Саид услышал и отскочил. И еще долго они все втроем отскакивали, потому что на деда в бочке рухнул я, вместе со всей скалой, и камни летели с лошадь величиной. Подо мной то рассыпалось, то дыбилось и я как лягушка переминался на всех четырех. Хотелось спрыгнуть, но я не знал, куда. Потом стало тихо и ничего не видно, потому что поднялась туча пыли. Непонятно, откуда она взялась? На первый взгляд, было довольно чисто. Когда пыль стала оседать, я понял, что сижу верхом на большом камне в десяти шагах от Саида. Райфайзен был рядом с ним и ругался:
  - Говорил же: не стреляй в горах!
  - О! - говорит Саид, - Мао. А я думал, она тебя сожрала, дура-то эта мохнатая. Так это ты скалу уронил?
  - Нет, не я. Она сама. Давайте покопаем, тут еще дед был китайский, жалко его.
  - В бочке-то? - Райфайзен только сплюнул. - Забудь. Над ним тонн двадцать камней. А зачем он сюда бочку приволок?
  - Помыться. Хороший был дед. Жаль, не успел сконцентрироваться. Он меня от Суки спас.
  - Да ладно, не грусти, - Саид стал меня успокаивать. - Хочешь, я ему прощальный салют устрою?
  - Нет, - сказал Райфайзен. - Если очень надо, я могу тихо-тихо помолиться. И можно памятник сложить из камушков, а вот салюта не нужно.
  И тут Филипп подал голос:
  - А эта мохнатая снова тут!
  Мы оглянулись и увидели Суку, она старалась выбраться из-под камней. Поняв, что ее заметили, заскулила и стала противно царапать по камням когтями. Саид пристегнул новый рожок и спросил меня:
  - Так я не пойму: она в нормальную бабу может превратиться?
  - Может, - говорю, - только зачем тебе? Ее вон по пояс завалило, что толку-то?
  - Что-нибудь придумаем... - Саид подошел к ней и задумчиво стал ей прикладом по голове постукивать. - Ну давай... Превращайся, давай...
  Райфайзен тоже задумался, потом спрашивает меня:
  - Вот ты, Мао, как думаешь: это животное или человек?
  - Это демон.
  - А демон - человек или животное? Куда ближе?
  - К человеку, конечно! Какое из нее животное? Страх один.
  - Да я к тому, - все думает Райфайзен, - что кушать очень хочется.
  Тут и я задумался. Конечно, так себе из нее животное, но и из меня голодного не человек, а ерунда. Спросили мы Филиппа, а он и о чем речь не поймет.
  - Она человек?
  - Нет, демон она.
  - Ну значит можно жрать, - он откуда-то вытащил ножичек и крикнул Саиду: - Ну давай трахни ее по быстрому, и завтракать будем!
  - Как это? - Саид аж опешил. - И вы ее после этого есть будете?
  - Можем после, - сказал ему Райфайзен. - А можем прямо сейчас. Давай, коллектив ждет.
  И он стал ломать всякие кустики на костер, а Филипп стал ему помогать. Сука тут поняла, к чему дело идет, и сразу превратилась в несчастную такую девушку рыженькую.
  - Ты ведь не позволишь им сделать это? - нежно спрашивает она Саида.
  - Да не пыжься, все равно не откопаю, - заметил ей Саид. - И вообще мне что-то расхотелось. Понимаешь, или я - извращенец, или они - людоеды. Не обижайся, но я тоже есть хочу. И не смотри на меня так, мне голубые глаза не нравятся.
  - А Каролина? - я спросил просто так.
  - Ну ты сравнил, Каролина это ж была... Эх, какую бабу загубили! - и с тоски по Каролине Саид всадил в голову Суке половину рожка. Пули зацокали по камням, Сука взвыла от боли, но крови не было. Саид удивился. - Не берет! Смотри - совсем не берет!
  И он отправил ей в лоб вторую половину рожка. Сука стала ругаться на него нехорошими словами. Саид крикнул Филиппу, что б он принес свой ножик, но я вспомнил Мафина:
  - Нет, ее ничего не возьмет, она ж демон. Надо ее серебром.
  Саид оглянулся, схватил подсвечник и со всего размаху приложил Суку по непробиваемому лбу. Лоб треснул, оттуда потекла какая-то вонючая гадость. Мы помолчали. Потом Райфайзен спросил:
  - А мы не отравимся?
  - Водки бы, - говорю, - тогда не отравились бы. Водка, она от отравы лучше всего.
  - Ничего, - сказал Саид, - прожарим как следует, нормально все будет.
  Но свежевать Саид не стал, пошел помогать Филиппу костер разводить. Ну, мы с Райфайзеном как могли голову отковыряли ножичком да моей отверткой, содрали кожу. Перемазались все. Бросили это дело, дальше сказали Саиду работать. Саид как посмотрел на то, что после нас осталось, так сразу повеселел.
  - Вот теперь нормально! А то было неприятно, очень уж на человека похоже. Теперь - другое дело, а кровь она и есть кровь.
  Посрезал Саид самые лучшие куски, с мякотью, и стали они с Филиппом готовить. Саид все на палочки повесил, как шашлык, а Филипп в какие-то листья заворачивал и в угли закапывал. Они спорили, ссорились, оба жалели о каких-то приправах, а Райфайзен сказал, что все ерунда, главное - соли нет. Не знаю, что им там не нравилось, а я, как только немного наелся, сразу понял, чего не хватает. Выпить бы. А на сухую не лезет в меня больше, и все. Грустно мне стало. А эти трое хоть и ворчат, а все бегают еще и еще отрезать. Так в конце концов всю верхнюю часть и подъели, а крупные кости и голову Саид подальше в кусты забросил. И вот не успели мы дожевать, как появляется целая толпа одинаково одетых лысых мужиков с колами и лопатами. Я уж собирался деру дать, но Филипп замахал им рукой.
  - Это монахи! Я у них в монастыре два дня прожил, пока не выгнали. Нормальные ребята, дружелюбные. Буддисты, я тоже таким хотел стать.
  - Дурак что ли? - спросил его Саид, и они с Райфайзеном пошли к монахам.
  Монахи стали всей толпой ковырять камни, расчищать дорогу видимо, а мои друзья встали рядом и советы им давали. Я спросил Филиппа:
  - Слушай, а выпить у них может быть?
  - Не, выпить только у командиров, в монастыре. И то для гостей.
  - Так пошли к ним в гости!
  - Так идти-то сколько! И вообще, откуда они тут взялись? - задумался Филипп. - Или короткая дорога есть...
  Короткая дорога и в самом деле, оказывается, была. Просто мы ее в темноте не заметили, маленькая такая тропочка вбок. Так что Филипп вокруг монастыря круг сделал, это нам монахи рассказали. Даже не монахи, а их предводитель, самый старший монах, по имени Боло. Невысокий такой, но широкий, морда бандитская. Райфайзен и Саид его к нашему костру привели, остатки мяса ему скормить. Боло стал жрать всерьез, за обе щеки, только нахваливал. Ну, под разговор и напросились мы к ним в монастырь, просто не знали, куда еще в этих горах деваться. Я про выпивку спросил, но Боло только заржал, обнял меня и долго по щеке хлопал. Я так понял, что он не обещает, мол, сам бы давно все выпил, если б мог. Да что же это за страны такие, где любое пойло на вес золота! Нужно отсюда убираться, но как, не ногами же. Ноги у меня, кстати, опять разболелись как поел. Но вот Боло все подъел, и как раз монахи его позвали. Стоят все с лопатами наперевес, что-то бормочут, на нас глядят с опаской.
  - Вот непруха... - говорит Саид. - Они нижнюю половину зверюги откопали.
  - Да, - отвечает Райфайзен, - о нас складывается неприятное впечатление. Для путешественника это довольно опасно, надо что-то предпринять.
  И вот, не дожидаясь пока они нас своими лопатами в землю зароют, пошли мы все к монахам. А там Боло стоит весь красный, злой, уже блевать собрался.
  - Вы что?! - кричит, - Совсем охренели? Дикари! Ну жрете тут друг друга, а нормальных людей зачем же в грех вводить? Поубиваю гадов! - А кулачищи у него капитальные. - Да еще монахам женскую половину подсовывать, это ж еще хуже, мы же все теперь попали на лишние десять лет до просветления из-за вас, нам на скоромное и смотреть нельзя!
  - Спокойно, - просит его Райфайзен, пока Саид последний рожок к автомату пристегивает. - Давайте не спеша во всем разберемся. Отчего вы полагаете, что это человеческие части тела? На каком основании? Демоны бывают похожи на людей, но это не основание, чтобы не употреблять их в пищу, хотя бы в походных условиях.
  Его никто не слушает, все что-то орут, и тут монахи сзади Боло начинают галдеть уж совсем громко и выволакивают из-под камней голову моего китайца, а потом кусками и его всего. Набросали целую кучу, смотреть неприятно. Боло немного успокоился:
  - А этот злыдень как сюда попал? Хе, долетался наконец-то на своей бочке! Вот, к чему приводят многие знания без просветления! Смотрите все, и поучайтесь! Вот, дикари, лучше б вы его съели, очень был непорядочный человек, насмешник и бездельник, а кроме того - оккупант.
  - Так мы ели его подружку-демоншу! - выдумал Саид, чтобы подольститься. - Он ее в бочке прятал!
  - У-у-у-у-у! - заворчали монахи. - Развратная сволочь к тому же! А над нами смеялся, "лысыми педиками" называл!
  Боло смягчился, доверчивый оказался. Вроде как даже возгордился немного, что демона пожрал. Только отметил важно, для своих, что это очень все хорошо получилось, что жрали верх, потому что низ попорчен неправильным китайцем. Мне немного обидно было за деда, но я смолчал. Деду все равно, а мне хотелось к монахам в гости. Боло тоже хотел нас в гости, чтобы уж до конца разобраться, как там у них теперь будет с просветлением, чтобы ихний главный все решил и объяснил. Монахи еще немного там поковыряли камни с места на место, один даже подмел все веником, и тронулись в путь. Шли часа два, и не спеша, впереди Боло, потом мы, потом остальные. Саид всю дорогу приставал к Боло на счет нет ли поблизости женского монастыря или хоть деревни с девками, но Боло только смеялся, как будто Саид шутит. Райфайзен тоже у него спрашивал, как место называется, кто тут хозяин, где граница, какие валюты в ходу, но Боло ничего толком не сказал. То ли не знал, то ли не захотел рассказывать. Тогда Райфайзен стал у Филиппа это все выпытывать, но Филипп ему говорит:
  - Ну какая разница, где мы, если попадаем всегда только туда, куда ведет нас судьба? Мы там, где должны быть.
  Райфайзен сразу унялся, замолчал, только вздыхал и головой качал на ходу. Я спросил Филиппа:
  - Что же получается? Я должен, что ли, босиком по камням нарезать? А почему?
  - Я не знаю, Мао. И не хочу знать, потому что жизнь дана нам не для познания, а для созерцания. Мы та часть Творения, которая может Творение созерцать. А это высшее блаженство, доступное людям.
  - Ты что-то путаешь, Филипп. Мы ж не в кино. У меня ноги горят и трубы, какое наслаждение?
  - Ты поймешь это, когда придешь в свою точку покоя. Там ты вспомнишь эти горы, и поймешь, какое счастье было здесь побывать.
  - А где моя точка покоя, Филипп? В монастыре может быть моя точка покоя?
  - Может, - Филипп вздохнул. - Я тоже вот думал, что моя точка покоя может быть в монастыре. Но оказалось - нет. Зато я знаю теперь, где она. Она там, где я родился и вырос, на чудесных островах среди теплого моря. И я вернусь туда, как только смогу.
  - Филипп, а я моря не видел. А водка там есть?
  - Там есть ром. Это лучше. А еще там есть солнце, море, цветы, женщины и мудрые травы. Возможно, Мао, твоя точка покоя там... Едем, я рад кампании.
  - Знаю я все про мудрые травы! - заржал за моей спиной Саид. - После таких травок и правда все хорошо! У тебя в карманах ничего не завалялось?
  - Даже запаха не осталось... - совсем загрустил Филипп. - Да и одежда не та, эту мне во Франции дали, когда выдворяли к чертям.
  - Франция? Там все бабы дают, да? - Саид быстро меня оттер от Филиппа. - Слушай, а как там, вот просто на улице подойти можно? Вот если, например, у меня паспорта нет, это ничего, будут они со мной знакомиться?
  - Без паспорта там тяжело, Саид. Полиция - аэропорт. И в дороге не кормят. А вот на островах у меня никогда не было паспорта. Да там ни у кого нет паспорта.
  - И всем дают?
  - Всем кроме полицейских. И все танцуют реггей. Даже полицейские.
  Саид повеселел, ему такое место понравилось. Он сразу стал прикидывать, как туда добраться. По нему выходило, что на корабле гораздо дешевле, чем на самолете, потому что бесплатно. Он сказал, что мы все станем матросами и доплывем туда на чем попадется. А матросом тоже быть весело, особенно в порту, и если передумаем - останемся матросами. Филипп сказал, что он уже был матросом, и больше не хочет. Ему надоело приборкой заниматься на всю жизнь. А Саид тогда сказал, что мы наймемся на такой корабль, где всякие девки загорают и отдыхают, а там прибираться не нужно, там есть для этого прислуга. В основном из всяких баб, которые только и думают побыстрей прибраться и в кровать. Саид знал нескольких моряков и в журналах про такие корабли читал. Журнал, объяснил он мне, это такая газета маленькая и толстая, там пишут про всяких баб с картинками. Райфайзен стал с ним спорить, что на такой корабль нас не возьмут, там нужны другие моряки, не такие как мы, но Саид сказал ему, что он просто ни хрена не понимает, и Райфайзен снова стал вздыхать и качать головой. Так и дошли до монастыря.
  
  - 8 -
  
  Монастырь это дом такой этажей в пять, с всякими штучками на стенах, а вокруг дома - забор. За забором монастырский двор, там этих лысых монахов как муравьев. Наш Боло сразу побежал внутрь, а мы остались в толпе. Монахи что с нами пришли остальным все рассказали, те удивлялись, кричали что-то. Саид смотрел на них зверем, Райфайзен улыбался и пробовал пояснять кое-что, а Филипп просто сел возле забора и глаза прикрыл.
  - Ты чего, Филипп, спишь?
  - Нет. Я вспоминаю Острова.
  Ну тогда и я тоже рядом с ним сел и тоже стал острова вспоминать. И уснул, конечно. И - здрасьте, Апулей за столом, перед ним на стуле мой приятель узбек, чай пьют, о чем-то рассуждают. Когда успели подружиться? Как бы узбек чего не наболтал обо мне... Я подошел поближе, говорю:
  - Привет. Как дела?
  - Привет, - говорит Апулей. - А мы вот с Борхонджоном чаевничаем. Тебя тут поминали как раз... Тебе налить зеленого?
  - А больше ничего нет?
  - Как хочешь. Так вот Сучку вы ухайдокали - молодцы! Правильно. Да, Боря?
  - Да, - кивает этот Борхонджон, - противная она была. Мне голову туманила больную... - он потрогал повязку и хитро так на меня посмотрел. - Зато теперь вот с Апулеем Самаркандовичем можем спокойно обо всем договориться.
  - Это о чем?
  - О компенсации, Мао. - Апулей потянулся и хрустнул своими мослами на всю комнату. - Человек лишился жизни. Может он за это рассчитывать на компенсацию?
  - Не знаю.
  - А закон говорит: может! - Апулей потряс какой-то старой толстой книжкой. Книжка показалась мне знакомой. - Вот, приходится из-за тебя изучать Кодексы, по библиотекам лазить... И Боря получит компенсацию в соответствующей инстанции сразу, как только его дело дойдет до рассмотрения. А взыскана компенсация будет с тебя. Тебе это нравится?
  - Нет у меня ничего...
  - А это - особенно хреново, Мао. Тогда придется отрабатывать карму. Как ты на это смотришь?
  - Я - против. Апулей, хорош издеваться, ты лучше подскажи, что делать мне, что б все в ажуре было. Ну чего ты как в школе?
  - В школе надо было учиться, а не гримасничать, - Апулей посмотрел на Борхонджона и оба гаденько усмехнулись. Так бы и ткнул отверткой паразитам. - Вот что, надо договориться. Условия просты: ты выполняешь некоторые просьбы Борхонджона, а он отказывается от своих к тебе претензий. Как? - Я молчу. Я и в школе больше молчал. - Он согласен, Боря. Он у меня понятливый малый, и, конечно, очень переживает о случившемся.
  - Да и мне он сразу понравился! - расплылся узбек. - Вот что, ты не волнуйся так, с каждым может случиться. Да и просьбочки у меня к тебе будут так, пустяки одни. И всего-то пять.
  - Три, - оборвал его Апулей. - Я же только что сказал: три - наше последнее слово. Или идемте в суд, товарищ.
  - Да посмотри же на него, Апу, что ему стоит? Молодой, красивый! Мао, ведь правду я говорю?
  - Мао, молчать! - Апулей аж подскочил. - Боря, лезть с вопросами к моему клиенту в обход меня - это безнравственно!
  - Да что его спрашивать? И так все понятно! Мао, скажи ему, что ты не такой мелочный!
  Я хотел ему сказать, что б он слушался Самаркандыча, но тут Апулей сильно толкнул меня копытом и я проснулся. Нас звали в монастырь, на разговор с Настоятелем. Где-то невдалеке кто-то стучал по рельсе. Райфайзен отряхнул на мне штаны, похлопал по щекам Филиппа, что б тот ожил, сделал знак Саиду, что б убрал автомат за спину, и мы пошли.
  Внутри там здоровенный вроде бы зал, но я не уверен, потому что колонн полным-полно, как в лесу. Тем более что они деревянные. И мы пошли как-то наискосок, так что я все время налетал на эти колонны, и устал, и пошел вдоль, чтобы потом свернуть, ну так же проще. Шел-шел, и потерялся, вся толпа куда-то вбок подалась. Я хотел было их покричать, как в лесу, но застеснялся. Потом вижу - монашек бежит, маленький, но тоже лысенький и в сандалиях, как настоящий. Я его поймал за рукав.
  - Слушай, а где у вас для гостей комнаты?
  - У нас гостей нет! Каждый гость у нас становится монахом, хоть на день, хоть на час! Только живет во дворе, и не допускается к работам на кухне! - орет как Цуруль, даром что маленький.
  - Родной, мне не надо на работы. Мне просто надо на кухню, - я уж понял, что ему надо все разжевывать. - Жрать я хочу и выпить.
  - Ужин по расписанию! - и вывертывается из моей руки, так и крутится весь. - Пока территория не убрана, пока мантры не прочтены, за стол не садятся!
  Ну что делать? Ткнул я его отверткой в бок, что б старшим не перечил, он заверещал было. Но я тут же ему отвертку к шее - мол, будешь орать или спорить, отправлю к Апулею, в Небесную Канцелярию. Он притих, бок ощупал, потом закивал и потянул меня куда-то. Пошли. Как они среди колонн дорогу находят - не пойму, если б я был Настоятелем, я бы указатели повесил. Ну да тут страны на дураков богатые. И привел меня монашек к какой-то дверке, через нее в дворик крохотный, там баки с объедками и где-то за перегородочкой свинка хрюкает. Вот тут я обрадовался и расслабился, чуть хотел поудобнее руку перехватить, он и вырвался. Заверещал и в какую-то щель провалился, я и не погнался за ним даже. Зашел в дверь на кухню, ее сразу видно: за ней кричат и шипит что-то громко. На кухне само собой грязь, запах этот, смесь горелого с гнилым, сумрачно и жарко. А что поделать, иначе готовить еще никто не научился, у афганцев котлы с рисом на улице - это ж не кухня, это название одно. А здесь готовят нормальную еду, сразу понятно. Вот я иду, кругом пар, справа-слева какие-то монахи пробегают, но у меня у самого голова лысая. Пошарил я по столу, схватил какую-то деревянную ложку, где-то что-то зачерпнул-попробовал - отрава. Попробовал в другой кастрюле - сырые овощи. Обжегся только. Это, думаю, не дело. Надо сперва выпить. Пошел искать подсобку какую-нибудь, но никак ничего не нахожу. Уже несколько кругов сделал по кухне, уже на меня поглядывать эти жирные повара стали, а никакого места, чтоб ящики с водкой поставить, не нахожу. Что ж это за столовка?
  И вдруг шагнул я чуть вбок - и оказался перед столом, над столом открытое окошко, ветерком весь пар отдувает. А за столом сидит толстенный монах, щеки по плечам распушил, мясо с кости жрет. Жует и смотрит на меня. Ну, пока он прожевал я тоже мяса взял (там целая миска стояла), проглотил, и еще успел его кружку понюхать. Нет, запах там как из сортира. Хотел я обратно в пар отступить, но подумал: сколько уже можно? Здесь хоть мясо как мясо, хоть и без хлеба. Взял еще. Монах прожевал, из кружки отхлебнул, улыбнулся мне.
  - Ты кто, демон или иноземец? Если демон, то поспеши вон, сейчас я позвоню в колокольчики, - он взял откуда-то чудную шапку всю в железячках, колокольчиках, бубенчиках и потряс ей. Ничего звук, приятный. - Так ты не демон? Тогда скажи мне: по какому праву ты ешь мое мясо, а потом скажи: как ты попал в монастырь?
  - Слушай, дядя, - я вдруг совсем себя усталым почувствовал. - Я тебе все расскажу, честное слово, только давай тяпнем по стакашке. Нервы на пределе, сам видишь.
  Он было нахмурился, но потом поводил-поводил бровями...
  - Следуй за мной, босой иноземец.
  И мы вышли снова в тот дворик и тут же зашли в другую дверь. Там была крохотная комнатка с лежанкой во всю длину, ковриком и тумбочкой. Монах нагнулся, так что вытолкнул меня на улицу своей здоровой задницей, и вытащил из-под лежака сундук. Потом обернулся, втащил меня внутрь и прикрыл дверь. Вот такие люди мне нравятся, они решительны и доброжелательны. Монах мгновенно достал бутылку с темной жидкостью, вроде коньяка, две пиалки и коробочку конфет, вкусных таких, типа "60 лет Октябрю". Наполнил, тут же выпил, я даже с ним чокнуться не успел, и зажевал конфеткой. По комнате пошел запах, ну настолько хороший, что я даже помедлил. Пожалуй, до тех пор я ни разу не выпивал с таким удовольствием. Выпил. Он тут же наполнил еще, снова выпили, конфетки, присели на его койку. Он смотрит на меня, и я понимаю, что пора рассказывать. Ну что ж, начал: как меня зовут, где вырос, как учился, как в пионеры не приняли... На пионерах он расчувствовался и еще налил. Потом говорит:
  - Знаешь, иноземец Мао, у меня вот тоже была такая грустная история... - и рассказал мне, как хотел жениться на одной девушке, но она его не любила и ушла работать проституткой в город, и тогда он оскорбился, тоже сбежал из своего колхоза, и ограбил и убил на дороге какую-то семью, приоделся, пришел к ней в контору и снял ее на всю ночь, и всю ночь предлагал ей уехать и врал, что он теперь крутой деляга, и она конечно согласилась, и побежала утром за шмотками, и тут он ей написал записку на стене, чтобы шла она на фиг, тварь такая, и сбежал не заплатив, а через пару часов на дороге его взяли, и упекли в тюрьму за его и чужую мокруху, и хотели сажать на кол, но его спасло неожиданное осеннее наступление коммунистов, и его забрали в армию, но он сбежал, а его забрали в другую, но он сдался американцам в плен, а они когда отступали его бросили. Очень грустная история. Он бы и еще говорил, но тут на улице стали бегать и орать мое имя, и он сказал: - Если это не китайцы пришли громить наш монастырь, то это ищут тебя. Проваливай, славный ты парень, хоть и язычник, а я пока вздремну.
  Я не очень хотел уходить, да он меня вытолкнул и дверь запер. Мимо бежит тот самый мелкий монашек:
  - Мао! Мао!
  Я его ловлю опять за плечо:
  - Ну я - Мао. Ну и что?
  - Тебя сам Настоятель ищет! Так сильно ищет!
  Не стал я дальше с ним разговаривать, пошел. Он спереди забежал, руками разводит, повороты подсказывает. Так вернулись в зал с колоннами, потом в какую-то высокую дверь, по ступенькам и в большую комнату. Комната вся в коврах, по стенам статуи и монахи, некоторые с палками, посередине вся моя кампания. Саид без автомата, Филипп без подсвечника, Райфайзен только с книжками, но за книжки держится двумя лапами ярко одетый мужик в высокой шапке с колокольцами, и что-то Райфайзену втирает, и время от времени книжки к себе дергает. Но Райфайзен не отпускает, цепко прихватил и что-то тоже цедит в ответ.
  - А вот и Мао! - заорал Саид. - Ты где шарился? Давай скорей какой-нибудь документ, что ты Мао, у нас неприятности!
  - Нету у меня документов, - говорю, - Что случилось-то?
  - Без документов или свидетельства надежного человека я не могу поверить, что этот оборванец носит то же имя, что и покойный Великий Кормчий братского китайского народа! - басит тогда мужик в шапке. - И таким образом ваше заявление рассматриваю как провокационное и отдайте сейчас же Книги!
  - Каких тебе людей надо!? - орет Саид и прямо наскакивает на этого мужика, но косится на монахов с палками вокруг. - Каких? Вот нас трое, все говорим: Мао его зовут! Родственник и наследник же!
  - Мао! - говорит Райфайзен, - у тебя здесь ну хоть где-нибудь знакомые есть, а? Ну хоть кто-то, кто тебя знает? Ты пойми, у нас книги забирают, разбойничают, сейчас не время скрывать, что ты - родственник Вождя! - и мигает мне.
  - Ну да, - я ж не дурак, мне много мигать не нужно. - Родственник я. Дядя его, китаец. И знакомый есть, сейчас приведу.
  Я повернулся, хотел пойти этого своего друга позвать, но в дверях уже монахи с палками. Загалдели на меня, палками машут, я чуть не упал. Настоятель говорит:
  - Мы сами позовем твоего знакомого. Надеюсь, это окажется достойный человек. Как его имя? Как давно вы знакомы?
  - Знакомы с самого детства. Как зовут, не знаю. Жирный такой, шея как у слона, около кухни живет в чуланчике.
  - Ван Сяо? Наш уважаемый главный повар? - Настоятель был удивлен. - Это хорошая рекомендация... Только почему ты не знал его имени?
  - Они друг друга называли только детскими кличками, - говорит Райфайзен.
  - Ты помолчи пока, - погрозил ему Настоятель. - И какие же были клички?
  - Какие клички?
  - Ну, которыми вы друг друга в детстве называли?
  - Это... Он меня называл Мао. А я его - Ван Сяо.
  Настоятель посмотрел на меня внимательно, помолчал, потом хлопнул в ладоши:
  - Позовите Ван Сяо!
  Минут через двадцать его привели. Сонный, разморенный, идет - качается. Встал прямо перед Настоятелем, вздохнул. Даже я запах почувствовал, хоть от меня от самого несло.
  - Чем это от тебя пахнет, Ван Сяо?
  - Пищу пробовал в столовой... - ворочает глазами Ван. - Отравился, кажется... Чувствую себя неважно... - и рыгнул еще. Очень похоже вышло, что он отравился.
  - Прости, Ван Сяо, что я побеспокоил тебя в минуты болезни, надеюсь непродолжительной, но имеется важное и, думаю, срочное дело. Знаешь ли ты этого человека? - и настоятель ткнул в мою сторону пальцем.
  - Ага, - сказал Ван. - Иноземец он. Мао.
  - Знаешь ли ты его давно? Можешь ли ты поручиться, что он и правда родственник Великого Мао? Подумай хорошенько, прежде чем ответить! Эти люди утверждают, что действуют по заданию Пекина, и тогда я остерегусь причинять им зло. Но если они самозванцы, то мы обязаны отобрать у них Свод Небесных Законов, Книги Нибелунгов!
  - Книги Нибелунгов? - Ван Сяо даже икнул от удивления. Я стал мигать ему, как мне мигал Райфайзен. Ван Сяо почесал левую подмышку и говорит: - Да, я знаю этого товарища давно. Он учился в России, почетный пионер, проверенный товарищ, никогда не оставит друга в беде, активно занимается общественной работой, мы с ним вместе Сайгон брали.
  - Сайгон? - уважительно так спрашивает Настоятель. - Ну тогда другое дело. Ван Сяо, вы должны были рассказать мне сразу. Ай-яй, товарищ Ван Сяо. Проводите, пожалуйста, наших дорогих гостей в столовую, я подойду чуть позже. Надо вам одежду и обувь подобрать, не хочу, чтобы в Пекине плохо думали о нашем монастыре.
  И мы пошли в столовую. Ван Сяо обнял меня за шею, очень крепко, и зашептал в ухо:
  - Вот что, Мао, вы все в моих руках, и меньше чем за треть я вас не выпущу. Так своим и передай. Дело простое: одну книгу отдаете мне, это гарантия. Дальше вы выбираетесь за кордон сами, встретимся в Таиланде. Я тебе адресок скажу попозже. Если вас неделю после срока нет - я сам ищу покупателя. Если придете, продаем обе книги, вместе они подороже пойдут, и честно все делим. И никак иначе, понятно?
  - Понятно, - а что тут скажешь, шея хрустит. - Ван, а бутылочка еще найдется?
  - Не будь дураком - и все тогда найдется, - он меня выпустил и повернулся к моим друзьям. - Прошу вас, товарищи, прошу!
  Мы шли по залу, а по сторонам стояли монахи и смотрели на нас как звери. А Боло даже проворчал, что еслиб он знал с кем дело имеет, закопали бы они нас в горах, коммунистов проклятых. Наконец Ван привел нас в столовую, она у них ничего, большая, только темноватая. Посадил нас за длинный стол, а сам ушел распоряжаться на счет пожрать. Я ему напомнил про бутылку, но он сказал: после ужина заглядывай. Монахи толпились возле дверей и что-то бормотали между собой.
  - Дело ясное, - сказал Райфайзен. - Настоятель запуган китайцами, и монахи на самом деле тоже. Поворчат и разойдутся.
  - Не нравится мне здесь, - говорит Саид. - Одни мужики. Вот действительно, педики лысые. А Настоятель - так точно гомосек, самый главный тут.
  - Ван - нормальный мужик, - рассказал я им. - Он говорит: дайте мне одну книгу и встретимся в Таиланде. И продадим кому-нибудь, кто читать любит.
  - Ничего мы ему не дадим! - отрезал Райфайзен. - Книги какие-то очень важные. Денег стоят много, а нам собираются дать конвой до Пекина. Я не хочу в китайскую тюрьму. Пусть твой Ван выводит нас из страны, а там посмотрим, сколько ему отстегнуть.
  - А пока для проверки пусть из этого развратного Монастыря нас выведет! - Саид совсем загрустил.
  - Давайте сперва пожрем, а? - сказал Филипп. - Пока будем кушать, что-нибудь случится, и все будет ясно. Может быть, нас сейчас отравят всех, так зачем же раньше времени голову ломать?
  Тут как раз подошли монахи, стали швырять перед нами миски со жратвой, ложки и кружки с вонючим пойлом. Ну, пожрать так пожрать. Мясо, конечно, было не такое хорошее, как на столе у Вана, жесткое, но есть можно. Саид, правда, почти не ел, только головой покачивал и вздыхал. Но зато и Райфайзен и Филипп навалились, да и я тоже, ведь выпивка еще не выветрилась, самое время было поесть. Монахи все так же стояли у входа, поглядывали на нас и фыркали, заводилой у них был Боло, он нам кулаками грозил. Так мы все и съели, запить только было нечем, потому что один Райфайзен мог эту бурду пить. Он сказал, что это тибетский чай, с жиром яков, и что это очень полезно. Но все равно его стошнило прямо на стол. Тут и подошел Настоятель. Я так понимаю, что он собирался с нами вместе ужинать, и очень удивился, когда на столе из еды оказалось только то, что Райфайзен приготовил. Монахи за его спиной стали ржать, а Боло до того оборзел, что крикнул: "Это тебе подарок от твоих китайских товарищей!", тихо так крикнул, но все услышали и замолчали. А Настоятель побагровел, медленно к нему повернулся, и говорит:
  - Ты, отродье неместное, подойди.
  Тишина настала гробовая, только Райфайзен икает и Саид вздыхает. И Филипп еще ложку уронил. И я говорю, мол, гостья придет. А вообще было очень тихо, Боло подошел, посерьезнел весь.
  - Ты думаешь, Боло, ты тут самый крутой? Ты думаешь, Боло, что я боюсь твоих кулаков, а? А где были твои кулаки, когда здесь летал, как у себя дома, этот чертов китаез, простите дорогие товарищи, где были твои кулаки? Когда он набрал полную бочку помета и швырялся в нас сверху, и мы полдня не могли выйти из дому, где были твои кулаки? Нет, я не боюсь твоих кулаков. И эти ответственные товарищи тоже не боятся твоих кулаков. Потому что они - Солдаты Красной Армии. Проси у них прощения, гнида. Не у меня - у них. На коленях.
  Боло стоит, сопит. Райфайзен наконец откашлялся, говорит:
  - Господин Настоятель, мы право слово не обижены. Мы, собственно, ничего и не слышали. Да и вообще, спать пора. Давайте поутру спокойно во всем разберемся.
  - Нет, я не могу спать опозоренным! - продолжает заводиться Настоятель. - Я давно замечал эту тварь в антипартийных настроениях! Пусть просит прощения или я его на ошейник посажу!
  - Не посадишь... - бурчит Боло.
  - Посажу! А ну, десять человек ко мне!
  Но никто к нему не спешит. Думают монахи. Пока они думали, Саид взял кружку из-под Райфайзена и засветил ей Боло прямо в лоб. Кружка раскололась, Боло глаза выкатил, стоит, кровью обтекает не спеша. Саид стал орать, чтобы Боло шел к нему и он его запинает, но я решил, что еще рано. Взял еще кружку и тоже бросил. Но она была с чаем, и я не попал, только облил Настоятеля. Тот окончательно психанул и раскричался:
  - Всех вас к матерям сгною, если сейчас же не скрутите Боло! И этого еще поганца! - тыкает он в ближайшего монаха. - И этого! Ну! Слушаешь меня или нет? И этого скрутить!
  И я стал понимать, что через минуту Настоятель прикажет скрутить весь монастырь. Вот, думаю, интересно как: кто же этим займется? Неужели, мы? Саид хотел вскочить Настоятелю на помощь, но Райфайзен в него вцепился:
  - Дело снова хреново оборачивается, сейчас монахи мятеж устроят! Свернут шеи всем подряд, и не узнает никто. Давайте двигать к Вану, он где, Мао?
  Я им показал пальцем, как к нему в комнату пробраться, как раз кухня сзади нас была, и они побежали. Я тоже хотел, но вижу - Филипп спит. Хороший он парень, без суеты, не зря я его сразу полюбил. И хорошо так спит, похрапывает, я его даже по голове погладил, прежде чем за ребятами бежать. Тут монахи и начали бить Настоятеля. Я хотел задержаться и посмотреть, но Боло вдруг ожил, заорал, и бросился на меня. А парень-то здоровый, пришлось убежать. Хотя жалко, там, наверное, было на что посмотреть.
  Вот побежал я через кухню, снова весь в пару, и споткнулся там обо что-то, упал. И понимаю, что Боло сейчас догонит. Тогда я просто откатился в сторонку и затаился, ничего же не видать в тумане. Слышу - пробежал, гад здоровый, и я решил еще немного полежать, пока он подальше убежит. А там тепло, сыро, огонь где-то рядом трещит, я и уснул. И приснилась мне само собой то же место с тем же ослом.
  - Опять ты? Вот что, договорился я с Борхонджоном на три его желания. Решай, конечно, сам, но я старался как лучше. Желания такие: сперва... Ты слушаешь?
  - Ага. Апулей, а давай немного поболтаем? А то ты чуть что - сразу будишь, я совсем не высыпаюсь.
  - Ты слушай внимательно, остальное потом. Во-первых, напишешь письмо в Самарканд, вот по этому адресу... - он сунул мне в руку бумажку. - В письме напишешь, что Борхонджон переспал со всеми тремя сестрами этого мужика, очень этому рад и передает ему привет. И что сестры его так себе. В общем, дело пустяковое, почту только найди нормальную и - не затягивай. Второе, тут сложнее: построить мечеть. Не обязательно с какими-то изысками, все равно где, но главное чтобы была действующая мечеть и называлась "Мечеть Борхонджона". Мне кажется, тут возможны недоразумения, ну раз он так хочет - пусть будет табличка на мечети с названием, да и все. Понял?
  - Понял. Апулей, а вот я Каролине по голове стукнул, так она тоже к тебе придет?
  - Каролина пока вся в своих проблемах, ей есть о чем и кроме тебя подумать. Третье: ты примешь Ислам и будешь хорошим мусульманином. Ну хочет он так. Сделаешь?
  - Сделаю. Чего ж не сделать. Письмо пошлю и Ислам приму. Вот с мечетью не знаю только как, я же строить не умею.
  - Вот что, Мао... - Апулей ловко зажег копытами спичку и прикурил сигаретку. - Понимаешь, он много чего хотел. Хотел, что б ты поубивал кучу народу, что б ты колхоз его сжег, что б ты ему памятник в Ташкенте поставил... Вредный мужик. Я тебя отстоял, самые пустяковые желания оставил. Но должен сразу тебе сказать: мусульмане не пьют. И свинину не едят. Грустно, но - таковы условия игры. Ну да что такого, я вот вообще мяса не ем, не тощий же? Кстати, можешь меня поздравить: рассмотрение моего дела закончено, с часу на час ожидается Высочайший Вердикт. Ты за меня рад?
  - Рад. Апулей, а как же пиво?
  - Безалкогольное. Ну все, я должен идти, у меня важная встреча. Что-то еще хочешь спросить?
  - А вот у меня знакомый, Ван, так он семью зарезал целую. Ему за это что будет?
  - Надо в архивах покопаться... - задумался Апулей. - Прецеденты смотреть... Но думаю, ничего хорошего. Думаю, что-то порядка трех-четырех насекомовидных инкарнаций. А что?
  - Так, просто. Апулей, а если я не выполню только одно желание?
  - Договор будет аннулирован полностью и твое дело будет отягощено нарушением клятвы. Клялся, вообще-то, я, но в данном случае это не играет роли. Знаешь, что такое прожить жизнь мухи? И сдохнуть в паутине?
  - Так мухи же быстро живут. Раз-два. Пожрал говно неделю и все. Можно потерпеть, Апулей?
  - Это тебе кажется, что раз-два. А для мухи тысяча лет. И год тебя паук жрать будет живого. Хочешь?
  - Нет...
  - Ну и славно. Подъем!!!
  И я проснулся. Голова болит, надышался наверное чем-то. Встал, кое-как разобрался куда идти, вышел на воздух. Светало. Хорошо так, свежо, покурить только нечего. Вспомнил про Вана, дернулся к нему - заперто. Тогда я пошел по стеночке, разузнать, где тут что творится и как бы мне водички попить. За углом из земли торчал кол, а на колу сидел этот глупый Настоятель. Вид у него был тот еще, как будто только что из бетономешалки. Я поводил у него перед лицом ладонью, но он и глазом не моргнул. Рядом никого, кроме мух. Все понятно. Я немного насторожился, мало ли что монахи еще натворить могли, пошел дальше осторожно. Снова повернул за угол и столкнулся с Филиппом. У Филиппа руки были связаны за спиной и вся морда в крови.
  
  - 9 -
  
  - Ты чего, - говорю, - такой побитый?
  - Побили. Развяжи, пожалуйста, руки, а то больно.
  Я развязал. Филипп мне тогда рассказал, что монахи устроили революцию, кончили Настоятеля, потом еще человек шесть, потом стали бегать, искать Вана и наших ребят, но не нашли, и Боло тоже. Зато нашли выпить, налакались, быстро выпили все что было и отправились в деревню, это тут рядом, километров пятнадцать. Теперь в монастыре осталось человек десять всего, тех, что особенно перепили, и Филиппу уйти никто не смог помешать. А Филиппа с самого начала оставили живым, в заложниках, на всякий случай. А значит, такая у Филиппа судьба, Филипп про это особенно говорил, как про что-то важное. А попить можно из ручья, это недалеко от ворот, только вода очень холодная. Мы пошли, попили, потом вернулись, нашли поесть. Только вроде сели - монахи пришли, двое с помятыми рожами, попробовали права качать. Но я им сразу сказал, чтобы убирались, и одному отвертку в башку воткнул, они и убежали, я еле успел выдернуть. Поели, и я предложил Филиппу из монастыря уходить, все равно ведь ночью все выпили.
  - А стоит? - засомневался Филипп. - Я все-таки очень устал, это тяжело, когда много бьют.
  Но я его убедил, что надо идти. У меня ведь еще дел полно, надо почту найти и с Райфайзеном я хотел посоветоваться, как мечеть построить. Напоследок я нашел себе очень удачную обувку, мягкую и почти по размеру, кое-какие тряпки, чтобы в горах не мерзнуть, подпалил попавшийся сарайчик и - спасибо этому дому.
  Мы пошли уже знакомой нам тропой, потому что я надеялся, что Райфайзен и Саид тоже туда отправятся, потому что просто даже непонятно, куда еще идти. Мы прошли половину примерно расстояния от монастыря до завала, который разобрали монахи, и повстречали Боло. Сперва я испугался, и хотел спрятаться, но потом увидел, что Боло едва жив. Выглядел он почти как Настоятель, но шевелился и даже шел нам навстречу тихонечко.
  - Что с тобой? - спросили мы, подойдя к нему.
  - Китаец... Проклятый китаец... - тихо сказал Боло и разрыдался.
  Мы били его по щекам, я тыкал его отверткой - все без толку, он только рыдал и все. Наконец Филипп сказал, что видимо его кто-то перепугал до смерти и надо ждать, пока он сам очухается. Поэтому мы пошли дальше, погнав Боло перед собой. Боло сначала не хотел идти, но Филипп сказал ему, что Монастырь теперь в другой стороне, а я хлопнул его по ушам, и он передумал. С Боло идти было веселей, он хныкал и бормотал, а иногда пел что-то. Так мы и добрались до места завала и сразу увидели там китайского деда. Боло сразу притих и спрятался за нас. Китаец выглядел даже не как Настоятель, а гораздо хуже: ключицы торчат наружу, одно веко полуоторвано, челюсть набекрень... Дед, пыхтя, старался починить свою бочку, но пока мы подошли вплотную, она у него пару раз развалилась.
  - Обручи погнулись, - сказал ему тогда Филипп.
  Китаец подпрыгнул и повернулся.
  - Вы что, рехнулись совсем, так людей пугать?
  - Мы случайно, - говорю, - здорово, дед. Ты теперь мертвец?
  - Нет, - важно говорит китаец. - Я сумел восстать из праха силой концентрации. Я также запустил сердце, почки и даже нефритовый стержень, поскольку разумно распорядился силами пяти стихий. Теперь осталось сбалансировать инь с ян и починить бочку.
  - Очень хорошо, - говорит Филипп. - Я за вас рад. А когда почините бочку, отвезете нас на Острова?
  - Какие острова? - дед рассердился. - Что я вам, такси? Слушайте, парни, у меня от вас одни неприятности, идите лучше отсюда, пока я с вами чего не сделал.
  - Да мы просто друзей своих ищем, - успокоил я китайца. - Ты не видел тут двоих с книжками? Или троих? И еще, а где ты кипяток брал, когда мылся?
  - Видел...- китаец осклабился от удовольствия. - И они меня видели... Славно я их шуганул! Я, что б из-под земли вылезти, конечности свои вслепую собирал, кое-что не на месте было, а вылез - идут как раз ваши придурки! Так вот этот же толстяк с ними был! Что, перепугался? Трое-то убежали, а этот за ними шел, этому я показал стиль Семи Звезд, это - настоящий Конфу!
  Боло только трясся и плакал. Странно - вроде крепкий малый, а так расклеился. Китайцу это нравилось. Наверно, он и правда монахов недолюбливал. Я хотел под это дело еще поговорить с китайцем, поспрашивать, чем он кормится, где живет, но Филипп все испортил. Он сказал:
  - А у вас и теперь еще колени назад. Вы поправьте, удобней будет.
  - Тебя не спросил! - сразу обиделся китаец. - Проваливайте, варвары! Проваливайте сами, или будете удирать как ваши приятели! Ну!
  И он стал махать руками, вроде как Абдулла, только замысловатей и быстрее, и я понял, что он мне сейчас в морду даст. Я взял Филиппа за локоть и стал протискиваться мимо китайца - там узкое место, а он еще бочку разложил на запчасти.
  - Полегче, - говорю, - дирижер хренов. Не умеешь себя вести прилично, так и скажи, а варварами нас нечего обзывать. Сам такой.
  Тут дед совсем психанул, взвизгнул, крутнулся и хотел меня ногой по лицу ударить, но забыл, что колени у него назад, потерял свою концентрацию и свалился в ручей. Я решил не связываться с ним, все-таки спешить надо, да и вода холодная. Мы повернулись и побежали оттуда, и Боло побежал с нами. Я обо что-то споткнулся и увидел книжку, одну из наших. Подобрал, деньги все-таки. Китаец за нами не погнался, только ругался вслед, а Боло мы отогнали камнями, зачем он нам теперь нужен, теперь ему в больницу надо идти, или, в крайнем случае, в милицию, что б его в дурку свезли. И мы пошли уже знакомыми местами, и я все думал про мечеть - что это такое? Коран я знал, а вот мечеть - нет.
  Филипп ни о чем не думал - он книжку рассматривал. От этого он постоянно спотыкался, но ему было интересно наверное, он хихикал время от времени. Я спросил, что там смешного.
  - Да это свод правил Небесной Канцелярии, второй том. То есть вроде как на небесах все так же как и внизу и тоже всякие законы, положения-уложения, даже прокуроры. Прикинь, как народ дурят? И тут подробно все расписано, ну просто как в Кодексе, по параграфам.
  - И что полагается за то, что мужика напугал, а он от этого головой трахнулся и помер?
  - Да тут сложно сказать... - Филипп стал листать книгу. - Ну, в общем, вся же эта юристика, она такая запутанная... Но если хочешь - на, попробуй разобраться.
  - Нет, - говорю, - я нашел, значит, нести - тебе. Ты думаешь, что это неправда все, про Небесную Канцелярию?
  - Я думаю, что если там все так же глупо, как и здесь, то это так плохо, что не хочется и верить. Но, правда, это внешняя сторона дела... Понимаешь, словами многого не объяснишь, вот если б мы сейчас могли покурить, ты бы понял...
  - Да, курить охота.
  - Глупость - это внешняя сторона дела, для глупцов, на самом деле все не глупо, а так, как надо, но неописуемо... А если так, то на Небе зачем повторять такую же глупость? Там-то зачем все это внешнее?
  - А здесь зачем?
  - Тут люди. А люди не могут без этих глупостей - законов, холода, голода, войны... Люди - ослы.
  - Там тоже люди и ослы, - это я точно знал. - Вот насчет голода и холода не знаю. Но мой знакомый осел там задерживаться не хочет. Хочет обратно.
  - Осел он, - сказал Филипп. - И давай не будем спорить. Без травы вообще незачем об этих вещах говорить, мне уже самому ничего не понятно.
  - Вот и мне, - говорю, - непонятно: дурачат меня с этими мечетями, или лучше сделать как просят...
  Так мы шли, шли, почти до вечера. Я совершенно обалдел от этой ходьбы, и было обидно, что мы тут уже ходили. Жрать хотелось, но к этому я с детства привык. А вот со спиртным совершенно выбился из режима и очень беспокоился теперь за свое здоровье. Я пожаловался Филиппу, а он предложил мне бросить пить. И стал рассказывать, как разные его знакомые от пьянства страдали. Филипп рассказывал не спеша, но очень интересно: как люди допивались до того, что видели чертей и слонов, заливали водку во всю посуду в доме какая была, продавали дом, чтобы купить выпить, забывали пожрать ну и всякое прочее, всем известное. Но слушать было приятно, я замечтался, и мне даже полегчало. Вот так мы шли, шли почти до вечера.
  Когда стало темнеть, я разволновался. Райфайзена и Саида нет, жратвы нет, холодает. Я спросил Филиппа:
  - Куда мы идем?
  - К точке покоя, - ответил он. - Никаких других возможных путей у нас нет.
  - А ты уверен, что туда нельзя как-то покороче добраться?
  - Уверен. Дело в том, Мао, что точка покоя расположена не только в пространстве, но и во времени, тем более, что это одно и тоже. Но если ты устал - давай посидим.
  - Замерзнем, - и мы все шли и шли.
  Когда в ущелье совсем стемнело, я стал смиряться, что придется еще одну ночь провести на ногах, спотыкаясь и замерзая. И вот когда я совсем уже смирился, мы увидели огонь. Скоро мы еще больше увидели: у костра сидят Ван, Райфайзен и Саид. Ван выглядел очень уставшим, в руках у него был автомат. Райфайзен курил сигарету, а Саид что-то хлебал из миски.
  - Вот сволочи, - сказал я, когда подошел. - Мы всю ночь идем как заведенные, замерзли, а вы тут кайфуете!
  - Вы бы костер развели, - сказал Райфайзен. - Кустов же полно! А вообще мы не виноваты - это вот твой друг Ван нас конвоирует.
  Саид вскочил, обнял меня, потом Филиппа, сказал, что мы бараны, и разрешил нам дохлебать суп из его миски. А сам стал ругаться с Ваном, чтобы тот дал нам еще еды, но Ван не дал. Он только целился в нас из автомата и ругался. Ван сказал, что еды не хватит до Индии, если все время жрать. Я сказал ему, что он свинья, и Саид согласился. Ван хотел было совсем рассвирепеть, но тут увидел у Филиппа книгу и подобрел. Он спрятал книгу себе в рюкзак, а взамен дал нам по банке тушенки. Филипп и Саид ели из одной банки, а я из другой, и я их опередил. Тогда я лег полежать, прежде чем покурить, но сразу уснул.
  Во сне уже привычно оказываюсь перед Апулеем. Он все так же за столом, но вроде как спит - голову уронил на копыта, уши в стороны как-то вяло развесил и дышит шумно, тяжело. Я хотел его позвать громко, но только воздуха набрал, так чуть не задохнулся. Перегаром прет! Тогда я наоборот, тихонечко к столу подошел - точно, у левой задней ноги Апулея стакан валяется, и бутылка стоит, ополовиненная. Что-то не так... Вытянул шею, заглянул подальше и увидел еще три-четыре, пустые. Вот теперь картина была мне ясна, как менты у нас выражались, а то ведь Апулей раза в три меня тяжелее, не должен был с половинки отключиться. Я тихонько взял и бутылку, стакан, пристроился на краешек стола и закайфовал. Редко удается вот так спокойно выпить, в одиночестве. Точнее, совсем не удается. Стал я вспоминать, что бы такого хорошего вспомнить, чтобы совсем хорошо было, но не успел, Апулей что-то почувствовал, зашевелился, застонал и проснулся.
  - О! Аа.. Ииааа... Маииааа, Маоаоо... Мао! Ты чего? В гости? О, молодец, ну, молодец, уважил, ну, садись, садись, ну отдохни, душа твоя пропащая, ну отдохни... - он опять уронил голову на копыта, но тут же снова ее поднял, откинулся в кресле назад и совсем трезвым голосом попросил: - Достань у меня из халата сигареты... Слева... Копытами трудно.
  Чтобы мне легче было достать из левого кармана халата сигареты, он наклонился вправо и упал. Я достал сигареты, он не вставал, лежит и глазами хлопает. Тут я заметил, что пустых бутылок больше, и не только из-под водки, а и всякие другие. Да, не зря я уважал Самаркандыча, мощный он мужик. Я прикурил себе и ему, подвинул к ослу кресло, сел. Апулей перевернулся половчее, чтобы меня видеть, и мы молча покурили. Потом он выплюнул окурок, почесал грудь и говорит:
  - Все, Мао, расстаемся мы с тобой.
  - Что так? - я удивился, привык ведь уже. - Назначают что ль куда?
  - Да... - он сел, опершись на стену. - Я же говорил тебе, что просил скорее на реинкарнацию... Ну вот и пришло решение по моему делу, просьба удовлетворена. Как ты думаешь, кем я буду в следующей жизни?
  - Ослом наверно, - я сказал первое что на ум пришло.
  - Угадал, - нахмурился Апулей. - Есть в тебе что-то... Как-то ты правильно видишь ситуацию. Инстинктивно, что ли... И таким образом не мысля вовсе, приходишь к правильным выводам... Так вот скоро в одном из московских, кстати, парков родится ослик. И нет, как выясняется, для меня лучшего варианта. Вся моя деятельная, жадная до знаний, стремящая всегда занять активную жизненную позицию натура, как выяснилось, пригодна только для ослов. Как тебе?
  - Ты не расстраивайся.
  - Ну что ты! Я счастлив! Я в восторге от своей судьбы! - у него на глазах выступили слезы. - Об одном прошу, Мао, не приноси мне в парк морковки. Обещаешь?
  - Легко, - это я мог пообещать. Я не дурак, по паркам ходить ослам морковь растаскивать.
  Апулей с трудом поднялся, чуть не свалился снова. Я не стал помогать, а то еще завалится прямо на меня, я помнил как это тяжело. Потом осел снова взгромоздился в кресло, запахнул халат и приосанился.
  - Ну вот, что еще тебе сказать? Я был в целом рад с тобой работать. Надеюсь, что и ты сохранишь о нашей встрече приятные воспоминания.
  - Ну само собой.
  - Так. Ну тогда закончим. Ван, который вас на мушке держит, наконец-то уснул. Сейчас Саид уже к нему подбирается, автомат выкрасть. Значит, тут все в порядке. Вы с этим парнем лучше не связывайтесь, он хоть и не очень испорченный, но эгоист до мозга костей. То есть в конечном итоге все равно вас продаст. Так что надо вам самим его поскорее кинуть, только пусть за китайскую границу вытащит, он может. - Апулей помолчал, пошевелил ушами. - Ну и все. Будь умницей, и не забудь, что ты обещал Борхонджону. И... Пока.
  Он ловко ткнул меня мордой в щеку, и я проснулся. Последнее, что я мог вспомнить - Апулей Самаркандович снова уронил голову на копыта и засопел. Но может быть, это мне уже приснилось. У почти потухшего костра лежал Ван, на нем Райфайзен, а ноги Вана придерживал Филипп. Саид стоял над Ваном, и тыкал ему в рот дулом автомата.
  - Будешь еще гавкать на дядю Саида? А? Баранья башка, педик жирный, будешь еще в Саида целиться?
  Ван старался выплюнуть дуло и ничего не отвечал.
  - Осторожно, не прикончи, ему нас еще в Индию вести, - сказал я Саиду.
  - Сами дойдем! - кричит Саид и шевелит ноздрями.
  - Нет, Мао прав, он нас короче доведет, - согласился Райфайзен. - Филипп, сними с него ремень!
  Саид поднял автомат, а Филипп отпустил ноги Вана. Ван тут же извернулся из-под Райфайзена и едва не вскочил, пришлось мне тоже на толстяка запрыгнуть. Втроем мы снова его прижали к земле, а Саид в это время прикуривал. Потом оглянулся на нас, сказал "Бараны!", подошел и саданул Вана прикладом по башке. Тут, конечно, связывать его стало гораздо удобнее.
  Почти светало, и мы занялись завтраком. Райфайзен порылся в рюкзаке у Вана, нашел всякой всячины, с монастырской кухни украденной, Саид это все порезал и пристроил к огню, Филипп принес воды, а я просто на них смотрел. Они не возражали. Потом мне надоело, и я стал смотреть на Вана.
  - Ван, - говорю, - ты что вытворяешь? Ты зачем у Саида автомат украл?
  - Я не у Саида, я в кладовке нашей украл, - отвечает он. - А потом они сами ко мне прибежали, давай, мол, скорее валить из монастыря. Мы хотели вас снаружи подождать, но тут толпа стала вокруг бегать, я говорю: "сматываем!", а они все Мао да Мао. Вот и пришлось их заставить. А теперь жалею - надо было пристрелить. Беда моя, друг Мао, в том, что я нерешителен. А еще боюсь один ходить в этих местах.
  - А ты слушал бы умных людей, - говорит ему от костра Саид. - Да, Райфайзен?
  - Да, - сказал Райфайзен, не отрываясь от книжек.
  - Но наша договоренность в силе? - спросил Ван, глядя на Райфайзена.
  - Посмотрим, - пробурчал тот, - посмотрим... Как себя вести будешь... У тебя в Индии знакомые есть?
  - Сколько хочешь!
  - Так вот мы к ним не пойдем... Не верим мы тебе, Ван, - и Райфайзен перелистнул страницу.
  Ван надулся и замолчал, а я пошел есть, потому что уже пахло. По дороге я завернул к Ванову рюкзаку, я же знал, что там к завтраку обязательно что-то есть. И было, даже две, но когда я одну вытащил, Райфайзен вдруг захлопнул книгу и говорит:
  - Значит так, Мао, нам надо обсудить один вопрос...
  И я сразу все понял. Когда таким тоном говорят, это значит: "хорош пить". Я не хотел ссориться с Райфайзеном и хотел выпить, поэтому быстренько скрутил пробку и стал пить большими глотками.
  - Мао, нам предстоит пройти солидное расстояние по горам, в чужой стране, возможны всякие неожиданности, мы не можем позволить себе... Мао! И вообще, кто-то может простудиться или даже обморозиться! Мао!
  Я допил и спросил, в чем дело. Райфайзен молча подошел, забрал рюкзак и сел на него. Саид протянул мне банку консервов, хлеб и говорит:
  - Так надо, баранья башка!
  А Филипп заржал. И я тоже, потому что весело, а еще приятно, что Райфайзен так о нас заботится.
  И мы позавтракали и пошли дальше. Саид гнал впереди Вана и иногда пинал его, а иногда делал подножки, хотя Райфайзен на него ругался за это. Райфайзен нес рюкзак, а нам с Филиппом дал по одной книге. Ван вел нас так почти до обеда, а потом вдруг встал и потебовал, что б ему развязали руки.
  - Это зачем это? Облегчаться я тебе в штаны разрешаю, а других причин не вижу, - сказал Саид.
  - Шут. Здесь надо в гору лезть, тут единственное место, где не очень круто, а поверху нас секретная тропка поведет.
  - Ладно, развяжи, - согласился Райфайзен. - А если будет фокусничать, стреляй ему в живот, чтобы долго умирал.
  - Ну тогда ладно, - говорит Саид, - давай, Ван, фокусничай скорей!
  И Саид развязал Вана. Но Ван не стал фокусничать, а вместо этого размял себе руки, встал на карачки и полез на гору. Саид хотел за ним пойти с автоматом, но не вышло, пришлось ему автомат на шею повесить и тоже встать на карачки, и все мы так сделали. Лезть на гору оказалось противным делом, я вспотел и книжка в руке очень мешала. Филипп лез последним и я его иногда задевал ногой по голове, но он не ругался. Так мы лезли минут десять, а потом Саид стал кричать Вану, чтобы он остановился, потому что мы от него отстали. Ван остановился, но стал обзываться по всякому на Саида, дразнить его и даже кидать мелкими камушками. Саид хотел в него прицелиться, но покачнулся и покатился вниз, Райфайзен его еле поймал. Саид стал кричать, что Ван фокусничает и сейчас он его замочит, и мы с Филиппом уже стали в сторону отползать, что бы Ван нас не сшиб, когда вниз покатится, но тут Ван закричал:
  - Смотрите! Смотрите!
  Мы посмотрели вниз и увидели, как из-за поворота на тропу выползает зеленая машина на толстых шинах, а на машине сидят солдаты в кедах и с автоматами.
  - Это китайские пограничники! - заорал Ван. - Бегом, а то всем хана!
  И побежал на четвереньках вверх. Мы тоже попробовали побежать, но ничего не вышло, у нас как-то иначе ноги устроены, поэтому мы просто легли на камни и притаились. Райфайзен говорит:
  - Если заметят, сдаемся, но книжки припрячьте под камнями.
  - Черта с два, - сказал Саид. - я не сдамся. Я из сейчас всех отсюда перестреляю, пусть только поравняются.
  - Ну чего вы там?! - это Ван сверху кричит, он уже долез до верха, только голова на склон выглядывает. - Думаете, незаметные? Придурки!
  - Не ори! - Саид передернул затвор. - Услышат!
  - Дурак! У них же двигатель рычит! Давайте полезайте скорей!
  Не знаю, услышали его солдаты или просто увидели нас, но они остановились, попрыгали со своей машины и стали нам кричать и махать руками. Тут Райфайзен поднял руки, Саид стал по солдатам стрелять, Филипп остался, где был, а я полез наверх, потому что вниз было страшно, и высоко, и солдаты. Книжка мешала, и я придавил ее камнем, как сказал Райфайзен, тут же солдаты стали стрелять в Саида, и я быстро пополз наверх, потому что они промахивались и могли попасть в меня. Я как-то приноровился и почти залез на обрыв, но тут Ван высунул ногу и осторожно толкнул меня обратно.
  - Книга где, придурок? Иди за книгой сейчас же и вторую прихвати!
  Я изловчился и схватил Вана за ногу, он зарычал, и мы покатились вниз. По дороге мы налетеди на Райфайзена, который что-то кричал солдатам, на Саида, у которого кончились патроны, и на Филиппа, который просто сидел на склоне. Поэтому мы медленно сначала катились, я даже книжку взял, когда мимо кувыркался. Когда мы все вместе скатились в кусты в самом низу, то никто не двигался. Ну и я тоже не стал, тем более что сверху сыпались камни и я боялся голову из-под Филиппа вытащить. Теперь я думаю, что именно тогда я и потерял свою отвертку. Впрочем, не жалко, это же была не та самая отвертка... Нет, жалко все равно, потому что с тех пор завести новую отвертку мне случая не представилось.
  Наконец все камушки упали, солдаты подошли и стали нас осторожно пинать ногами, особенно Саида. Тогда все встали, никто, оказывается, сильно не пострадал. Ван сразу сказал солдатам, что он тоже китаец, и они тоже сразу разбили всю его незажившую морду. Я решил тогда помалкивать, остальные вроде тоже. Но солдаты потом разбили морду Саиду, хоть он и молчал. Видимо за то, что он троих все-таки застрелил и одного сильно ранил. Еще солдаты у нас все забрали, и книги, и рюкзак, и автомат, и отдали своему офицеру. Офицер был не в кедах, а в сапожках и с пистолетом, он особенно обрадовался автомату, потому что у них на всех было только четыре. Солдаты автомату не обрадовались, они обрадовались, что в рюкзаке есть жратва и стали сразу куски отрывать. Офицер их не ругал, только забрал себе бутылку. Он попробовал, поцокал языком и стал нас допрашивать.
  - С какой целью вы проникли на территорию Китайской Народной Республики?
  - Мы случайно, - говорит Райфайзен. - Мы туристы и заблудились. Отпустите нас обратно в Индию, пожалуйста.
  - Ага, а монастырь кто сжег? Туристы. Ответите по всей строгости, и за порчу риса в автономном районе, и за распространение анекдотов, и за хищение боеприпасов. И еще за подлое убийство красноармейцев.
  - За анекдоты тоже? - спросил Райфайзен и стал очень грустный.
  - Конечно. Кроме того... Ну ладно, вам на суде расскажут.
  - А разве мы их здесь не пристрелим? - робко спросил один солдат. - Всегда же так делали, а суд потом.
  - Нет, - сказал ему офицер. - У меня срочное дело в Пекине, сестра замуж выходит, надо слетать. Так что строиться и шагом марш на секретный объект, на броне поеду я и диверсанты, продолжим допрос на ходу.
  
  - 10 -
  
  Мы залезли на их машину, и она потихоньку поехала. Офицер одной рукой держался за вбитый в машину гвоздь, а другой целился в нас из пистолета. Вся броня на машине была из досок, и башенка с пулеметом тоже. Солдаты не спеша пошли за нами, последним полз раненый. Я спросил:
  - Вы чего его не лечите?
  - Нечем. Вы же украли все медикаменты, подлые шпионы. Пристрелить - патронов жалко, вы их тоже украли, да и потратились мы на вас же. Зарезать - не по коммунистически.
  - Совсем вы тут проворовались, - хмуро сказал Райфайзен. - Империализм-тоталитаризм, обычное дело.
  - И за это ответишь, - улыбнулся офицер. - Итак, продолжаем допрос. Что это у вас за книжки?
  Сам он не мог полистать, потому что руки заняты. Он их за ремень себе засунул. Райфайзен тогда стал ему заливать, что это наши диверсантские шифрованные записи. А потом сказал, что мы особенные диверсанты и действуем по заданию китайских товарищей с самого верха. И сказал, что я - родственник Мао. Я возразил, что я сам - Мао. Офицер посмотрел на меня внимательно, и стал другие вопросы задавать, всякую ерунду, в основном - где наши тайные склады. Мы молчали, только Райфайзен ему всякую чушь говорил, да Ван время от времени объяснял, что он не с нами, и что он брал Сайгон. Я хотел поспать, но сильно трясло и ничего не получилось, от этого у меня стало портиться настроение. Наконец машина остановилась, из нее вылезли трое солдат с автоматами, мы слезли, пошли по неприметной тропинке куда-то вбок. Метров через тридцать на тропинке спал китайский солдат, офицер пнул его, что б отполз, и подвел нас к каменной стене.
  - Как вам наш секретный объект?
  - Как вся твоя страна, - прорычал Саид. Он вообще был не в духе из-за выбитого переднего зуба.
  Офицер пожал плечами и сунул руку в какую-то щель в скале. И тут что-то щелкнуло и часть скалы отползла назад, прямо вместе с травкой снизу и даже кустиками. Мы конечно удивились.
  - Это что? - спросил Райфайзен, - подземный ход под Великой Стеной? Три месяца ползком и прямо в императорский дворец? И какой династии император это все продолбил?
  - Это секретный аэродром. Никакие ваши спутники сквозь такую скалу ничего не рассмотрят. Наша партия не забывает древнюю мудрость: могучий тигр прячется как змея, чтобы стать сильнее дракона. Пойдемте, - и он вошел в скалу.
  - А гора не упадет? - спросил я у солдат, но они не ответили. Мне кажется, они сами побаивались.
  В глубине скалы загорелся свет и мы вошли. Там была комната, очень большая и очень пустая, пыльная очень, посередине стоял четырехкрылый самолет, а в углу на деревяннх нарах спали двое чумазых парней. Они подскочили, стали глаза тереть и ругаться вполголоса.
  - Но-но! - сказал им офицер. - Чайканшистское отродье! Готовьте машину, партия вас помаленьку прощает, но еще не простила.
  Парни стали возиться с самолетом, приносить откуда-то канистры, а офицер закурил и важно на нас посматривал.
  - Ну что, не ожидали увидеть такого в диких горах?
  - Я на этом не полечу, - сказал Райфайзен. - Ему сто лет. У него крылья до дыр проржавели.
  - Не проржавели, а порвались, - поправил его офицер. - Там холстина натянута. Но мотор сравнительно новый, партия о нас заботится. Десять человек должен поднять, - и почему-то переспросил у летчиков: - Поднимет десять человек?
  - А то, - сказали летчики. - Бомбу отцепим и поднимет.
  Офицер довольно покивал и залез внутрь самолета, туда же и нас солдаты затолкали, залезли сами. Внутри было тесно, но кое-как расселись на всякие пустые ящики. Я у окошка устроился, чтобы на все смотреть. Потом залез один летчик, прошел прямо по нам вперед, сел на специальное кресло, взялся за рычаги. Второй снаружи ему помогал самолет завести, они долго переругивались, но наконец мотор затарахтел и пропеллер завертелся. Тогда один солдат, что снаружи остался, погасил свет и что-то нажал, и одна стена куда-то опустилась, только не та, через которую мы вошли, а другая. Мне плохо было видно, но, кажется, там была пропасть. Солдат зачем-то уперся в хвост самолета, словно не хотел нас отпускать, второй летчик залез внутрь и мотор заревел еще громче. Потом самолет дернулся, ноги у солдата поехали по полу, он попробовал отскочить, но не успел и вместе с нами полетел в пропасть, пытаясь снова ухватиться за хвост. Но наш самолет стал крутиться, и его стукнуло крылом, а дальше я не знаю, куда он делся, потому что меня отбросило от окна. Все закричали, Саид попробовал задушить офицера, но скоро самолет успокоился и полетел ровно. Солдаты стукнули Саида по голове, и все расползлись обратно по местам.
  - В следующий раз точно развалится, - сказал один из летчиков и сплюнул. - Недолго нам еще мучаться.
  Мы летели над горами, было красиво и немного страшно. Куда ни посмотришь - везде горы, я, пока был внизу, и не знал, что их так много. Они были высокие, некоторые макушками уходили за облака, а которые не уходили, все были белые. Очень высокая это страна. Наверно, оттуда совсем недалеко до Небесной Канцелярии. Может даже она находится где-нибудь на верхушке горы, я бы именно там место выбрал. Можно было бы иногда разгонять облако вентилятором и смотреть где и что творится без всякого телевизора, просто в бинокль. Оттуда, наверное, даже Москву видно. Да вообще красивая страна: горы и облака, ничего больше нету. Только в одном месте поднимался дым, но тоже очень красиво.
  - Это не ты поджег монастырь? - вдруг спросил меня Ван.
  - Нет, я только сарай. Зачем мне Монастырь поджигать?
  И тут летчики стали ругаться еще больше, и плеваться еще чаще, и даже наш офицер подскочил к ним и уставился куда-то вперед.
  - Опять! Опять эта гадина антиобщественная поперек курса летит!
  Я вывернул шею и увидел, что к нам быстро приближается человек в бочке.
  - Да это же тот самый китайский концентрат с бородой! - обрадовался я. - Давайте его шуганем из автомата, что б больше не ругался!
  - Помолчи, пожалуйста, - нежно сказал мне офицер. - А то пристрелю.
  Дед подлетел и стал летать вокруг нас как Карлсон из мультфильма, он стучал по крыльям, раскачивал нас, корчил морды и хохотал. Мне это не понравилось, и я погрозил ему в окошко. Дед увидел, у него аж борода от злости в колечки завилась, и подлетел к пропеллеру.
  - Стреляй! - закричали летчики офицеру. - Он что-то задумал!
  И точно. Дед стал из своей бочки пригоршнями доставать дерьмо и швырять его в крутящийся пропеллер. Дерьмо разлеталось, много попадало на деда, но он не расстраивался и все швырял и швырял. Где он столько дерьма набрал? Постепенно стекло перед летчиками стало совсем непрозрачным. Офицер завизжал, вырвал из кобуры пистолет и подскочил к моему окошку, оттолкнул меня и стал возиться со щеколдой. Но как только он окно открыл, дед тут же запулил в него здоровенной пригоршней дерьма, и офицер уронил в воздух пистолет. Он всунулся обратно, тщательно закрыл окно и стал вытирать себе лицо белым платочком.
  - Все равно его пули не берут... - очень спокойно сказал он. - Ну ничего, раньше прорывались, и теперь пролетим, на полдороги он обычно отстает.
  Но дед пока отставать не собирался, дерьма у него хватало. Он швырял и швырял, пока не залепил все окошки с нашей стороны, и тогда занялся другим бортом.
  - Как лететь-то? - спросили офицера летчики.
  - По приборам, - мрачно ответил он.
  Наступила тишина. Темно, тепло, скучно, я сполз пониже и закрыл глаза. Во сне, конечно, сразу попал в знакомую комнату. А там - Цуруль. Вот те на! Сидит в кресле Апулея, курит, ноги в шлепанцах на стол. На нем были треники и тельняшка, а шея повязана клетчатым платком.
  - Во. Ты чего тут? - удивился он.
  - Я уснул, - говорю. - Я всегда так.
  - Это непорядок. - Цуруль поднялся и взял со стола стакан, залпом допил. - Ты это брось... Так ты живой что ли?
  - Ну да.
  - Эта... Мао, да? Ты тут не шастай, слышь? Салага. Хотя нет, - он сморщился. - Я ж тебя сам... Да, вот. Значит этот ишак твой... Кстати, он только в столе выпивку хранил?
  - Я не знаю. А он уже не вернется?
  - Вернется. Сюда все возвращаются! - Цуруль заржал. - Осел он, одно слово, импортного пойла понатащил, а водки нету. Да, так я сам тебя звал. Вот он по тебе бумажку оставил... Тут три желания... Какого-то... Ты в курсе? Я бумажку потерял.
  - Письмо, мечеть и мусульманином стать, - я вспомнил, что забыл про это спросить Райфайзена.
  - Короче так. Даю тебе сутки, что б все было сделано, об исполнении доложишь лично. Секунда опоздания - и я докладываю наверх. Понял? Повтори.
  - Секунда наверх.
  - Молодец. Кругом, свободен.
  Я повернулся и увидел дверь, за которую никогда не выходил. Мне стало интересно, что там за дверью, и я уже хотел ее открыть, но она открылась сама. Вошел Николаев, в зеленом блестящем тренировочном костюме, тоже в шлепанцах и с платком на шее. Он был пьян.
  - Что?! Куда прешь, гнида? - он схватил меня за воротник. - Цуруль, что за фигня тут без подворотничка шастает?
  - Да это ж Мао, корефан наш. Пусть идет.
  - Куда? Это ж твой череп, куда ты его? На фиг! Лямку тянуть! А ну-ка, на скворешник стройсь! - и Николаев больно ударил меня в грудь.
  Я проснулся от боли и в плохом настроении. Подвел меня Апулей, не мог подождать, пока я с задачками его справлюсь.
  Мы все также летели в темноте. Слева ко мне привалился Саид, на колени положил голову Филипп, а на спине у Филиппа лежали ноги двух китайских солдат. Не спали только летчики, они все также тихо переругивались, и еще Райфайзен с офицером, эти с фонариком листали книжки. Офицер рассказывал что-то про знаменитые Книги, которые были дарованы китайцам с неба за хорошее поведение, а Райфайзен время от времени замечал ему, что это совершенно не те книги. Офицер не спорил, но все рассказывал и рассказывал. Райфайзен слушал очень внимательно. Я было уже снова стал под его бормотание засыпать, но тут послышался далекий шум, который быстро приблизился и превратился в самолетный рев, и этот рев стал приближаться и удаляться. Потом раздались звуки выстрелов. Спать стало невозможно, все проснулись, летчики заволновались, как бы крылья не отлетели, а офицер сказал им включить радио. Радио долго не включалось, но наконец они стали крутить ручки, и скоро среди обычной мути мы услышали, как кто-то усталым голосом кричит:
  - Биплан! Биплан 1926 годы выпуска, грязно-желтого цвета, без габаритных огней, с вмятиной на правом крыле, немедленно остановитесь!
  - А кто со мной разговаривает? - смело сказал офицер в микрофон.
  - Военно-воздушные силы Бангладеш!!! - заревели в ответ. - Немедленно остановитесь, вы пересекли границу!
  - Я что, на велосипеде еду? - не сдался офицер. - Самолеты в воздухе не останавливаются!
  - А мне плевать, на чем ты! Ты и так почти стоишь, я тебя даже принудительно посадить не могу с такой скоростью! Но поперек курса больше стрелять не буду, учти, у меня и так последний снаряд остался. Слушай координаты аэродрома...
  - Я не могу! - взмолился офицер. - У нас весь обзор говном заляпан! Я не могу сесть!
  - А куда ж ты тогда летишь? - озадачилось радио.
  - Так оно наверно высохнет и обвалится... - предположил офицер. Он был весь красный - ему было стыдно перед бангладешцами. - Ну, пока до Пекина долечу...
  - Тьфу... - радио помолчало и потом брезгливо посоветовало: - Налево поворачивай. Так бы и сказал, что китаец. Тьфу.
  Самолет проревел мимо нас последний раз и больше не вернулся. Офицер выключил радио и с достоинством сказал:
  - Сам знаю, что налево, бандерлог хренов.
  Потом он посмотрел на летчиков, и они вроде стали поворачивать налево, трудно было разобраться, у них ведь даже руля не было. Офицер тем временем залез в рюкзак Вана и стал прихлебывать из бутылочки. Я попросил, но он покачал головой:
  - Только членам Партии и кандидатам. Видишь - я даже летчиков не угощаю, хотя они тоже офицеры.
  - Да, да! - сказали летчики.
  - Вы летите, так и летите молча, - говорю. - Райфайзен, у меня к тебе есть три вопроса...
  И тут самолет тряхнуло, как будто на колдобину налетели, и мотор замолчал. Офицер поперхнулся, закашлялся, я его по спине стал стучать и бутылку забрал, и пока он отдышался, порядком успел выпить. Солдаты и летчики мне не мешали, они все перепугались и затихли, и даже Райфайзен и Саид притихли. А Филиппу все было трын-трава, молодец, я ему даже дал отхлебнуть, но он не успел, офицер отобрал бутылку обратно. Глотнул, и кричать:
  - Доложите обстановку! Мы летим или нет?
  - Мы почему-то не падаем, - сказали летчики. - Может, дверь открыть осторожно, посмотреть? Только самолет не раскачивайте, мало ли что там. Может, на скале какой застряли.
  Один солдат подполз к двери и тихонько ее открыл. В самолет ударил яркий зеленый свет. Солдат повернул зеленую рожу и, прежде чем потерять сознание, сказал, глядя прямо на меня:
  - Хана. Мы в Америке. Мама!
  Все конечно немного остолбенели. Потом летчики один за другим решительно прошли по нам и вышли из самолета. Почти сразу один из них всунул обратно голову и сказал бесчувственному солдату:
  - Ну и дурак же ты!
  И опять исчез. Солдат тогда очнулся и снова из самолета выглянул. И тут его обхватила зеленая змея и вытащила наружу. И не успели мы ничего на это сказать, как змея вернулась и схватила за ногу другого солдата. Солдат заверещал и схватился за ящик, так она его с ящиком и вытащила. Райфайзен стал толкать офицера:
  - Пистолет! Где твой пистолет?
  Солдаты очнулись и схватились за автоматы, но змея и их вытащила, да вообще это было похоже не на змею, а на хобот какой-то или даже язык. Солдаты в него стреляли, пока язык их тащил, но язык не обращал внимания. Следующим самолет покинул Ван, это Саид его подтолкнул к языку, потом офицер, его мы уже вчетвером толкали, потом язык схватился за меня. За меня схватился и Райфайзен, но язык был сильнее нас, и даже сильнее нас с Филиппом и Саидом. Я хотел было его дверью прищемить, но не успел. Язык поднял меня в воздух и понес куда-то. Мне трудно было осмотреться, потому что на мне три человека висели, и я боялся что порвусь, но я видел внизу какие-то большие ящики. В ящиках кто-то был, наверное, наши китайские товарищи. Потом язык неожиданно выпустил меня, и мы всей кучей свалились в такой же ящик.
  Когда мы немного разобрались с запутавшимися ногами, тут же одна стенка ящика стала прозрачной, и через нее мы увидели двух каких-то здоровых зеленых кальмаров с четырьмя клешнями каждый, или еще каких даров моря, с глазами привязанными примерно к голове. Я сразу понял - марсиане, мне про них на сборочном пункте один студент рассказывал, когда допился до кошмаров.
  - Привет, - говорю, - как дела на Марсе?
  - На Марсе все по плану, - прогнусавил один. - А тебе-то что? Ты туда не попадешь. Там космозоопарк только в следующем цикле откроют. Так что давай по порядку: где зародилась ваша раса?
  - Что за шутки? - спросил Саид. - Какие зоопарки? Я тебе морду сломаю за такие слова. Чумо. Открывай ящик, пока я сам не открыл!
  - О, и вторая голова тоже разговаривает! Но, мне кажется, она смыслит не больше первой. Видимо, у нее запугивающая функция, - сказал второй кальмар и ткнул клешней в сторону Филиппа. - А ты что умеешь?
  - Я умею быть, - завернул Филипп по своей привычке.
  - Ух ты! - поразился первый кальмар. - Вот ведь какой организм! Это на пару докторских потянет, даже если одну только мимикрию рассматривать! Так, а ты?
  - А я хочу вам сказать, - заговорил Райфайзен, протирая очки, - что вы нарываетесь на серьезные неприятности. Где зародилась наша раса - не ваше дело, мы не мешаем жить вам, вы не мешайте нам. Мы не претендуем на господство, но всегда сможем за себя постоять. Нужно ли говорить, что другие расы поняли это и оставили нас в покое? Ведь вы никогда еще не слышали о нас, четырехтелесных, не правда ли?
  - Правда, - сказали кальмары хором. - Мы передадим твои слова в Центр, умная голова. Наше дело маленькое, а пока скажите, чем вас кормить.
  Мы стали называть всякую еду, и шашлыки, и колбасы, и борщи, и салаты, и рыбу, и фрукты, и пшенную кашу, и белые вина, и молочные продукты, и дары моря, и газировки, и минералки, все подряд, и еще я заказал водки, а Филипп травы какой-то в салат. Кальмары слушали и нажимали на кнопки на каких-то штуках в щупальцах, а потом сказали:
  - Ну что ж, ваш рацион в целом соответствует среднеземному. Так что кормить вас будем из нашей подшефной столовой, что в в/ч 26235. Сегодня там на ужин холодная перловка с рыбной кожей, хлеб-пластилин и чай с содой. Масло закончилось на старшем прапорщике Животинском, он сегодня ужинал на службе, жена прогнала. Скоро вернемся, четырехтелесный гуманоид, не скучай.
  Они загукали, как будто развеселились, и поползли куда-то вбок.
  - Ну, в общем так, - сказал Райфайзен, - что такое перловка я не знаю, а все-таки оставаться здесь опасно. У этого ящика, или клетки, стенки высокие, но если построим пирамиду - можем дотянуться.
  - А мечеть нельзя построить? - вспомнил я.
  - Отстань. Ты самый легкий, встанешь на плечи Саида и Филиппа, а я залезу на тебя. Выдержишь?
  Стали мы акробатикой заниматься. Не сразу, но кое-как построили эту пирамиду, Райфайзен поставил колени ко мне на плечи и дотянулся до края ящика, перевалился наружу и спрыгнул вниз. Огляделся.
  - Никого. Я сейчас похожу по сторонам, поищу чем вас можно вытащить, а если придут инопланетяне, скажите что я нуль-транспортировался на корабль-матку. Это их напугает. Я быстро, - странно, голос его был слышен, как будто стенки никакой нет вовсе.
  Пока Райфайзен бегал, нам действительно ужин принесли. Протянули тарелки, чашки и чайник прямо через прозрачную стену. Дрянь ужасная, но я привыкший, перекусил. Спросили кальмары и про Райфайзена, Филипп им сказал, что положено, кальмары прифигели даже.
  - А что ему делать на корабле-матке? Там в этом цикле никого нет, одни роботы. А мы думали - умная голова. А он ужин пропускает. Как ваш вид выжил с такой мыслящей составляющей?
  - Значит, перловка тут проходит, через стеночку? - спросил Саид, который ничего так и не съел.
  - Да. Спроси у своей умной головы, когда вернется, как она устроена, эта стеночка! - загугукал один кальмар.
  - И еще спроси, как мы догадались, что нуль-транспортироваться умеет только мыслящая составляющая! - сказал другой кальмар и тоже загугукал.
  Тогда Саид залепил тарелкой с кашей тому, что стоял ближе, а в другого бросил чайник.
  - Негуманоидно! - заревели обиженные кальмары. - Вы позорите свою расу!
  А один добавил:
  - Была бы моя воля...
  - Иди сюда - поманил его пальцем Саид. - Иди сюда, если ты мужчина!
  - Это к тебе, - сказал кальмар товарищу.
  - Да что его слушать, - ответил кальмар-мужик. - Каждая обезьяна будет мной командовать. Идем.
  - Эх, была бы я мужиком... - снова вздохнул кальмар-немужик и зло посмотрел на Саида. - И все равно тебе это с рук не сойдет!
  - Принеси палку, женщина, - зевнул Саид и отвернулся. - Я тебя накажу, если муж не может справиться.
  - Скотина! - заверещал один кальмар, а другой его утащил. Я уж не понял кто, запутался я в них, когда переплелись.
  Тут же появился Райфайзен, приволок обычную лестницу, только железную. Забрался на стену, спустил лестницу нам, и мы все вылезли. Оказались в большом зале с высоченным потолком, и кругом стоят эти ящики без верха и каждый с одной прозрачной стеной. А в ящиках - ну какой только гадости не посажено, только иногда китайский солдат попадется.
  - Внимание - ищем самолет! - сказал Райфайзен. - Будем уходить, как пришли.
  И мы пошли искать самолет. Часа через полтора мне надоело шататься между этими ящиками.
  - Райфайзен, - говорю, - ну зачем нам самолет? Давай лучше пожрать поищем, а?
  - Ты и так мою перловку съел! - обиделся Райфайзен. - А в самолете книги. Да и как нам улететь без самолета?
  - Все равно, надоело мне шататься. Спать наверно уже пора, и вообще мы заблудились!
  - И правда, - сказал Филипп. - Если не знаем, куда идти - почему не посидеть на месте? Пусть мир идет мимо нас, эффект будет примерно тот же.
  - Привал пять минут, - Райфайзен надулся.
  Мы привалились к стенке ящика, где в грязи плавал какой-то чешуйчатый урод. Я даже не сразу спать лег, я сперва на радостях стал этого урода дразнить. Он пару раз кинулся на меня, треснулся о прозрачную стенку, потом обиделся и нырнул. Я ждал, пока он снова вынырнет, но тут раздался шорох. Мы все затаились. Шорох становился все громче и скоро мимо нас зеленый язык волоком протащил обоих летчиков, они торчали из бумажного мешка.
  - За ними! - зашипел Райфайзен. - Тихо и за ними!
  Он поскакал за китайцами, а Саид вздернул нас с Филиппом и потащил следом. Язык спускался откуда-то сверху, летчиков тащил уверенно и целенаправленно. Летчики нас не видели, болтали о чем-то своем, но вдруг стали принюхиваться.
   - След взяли! - радостно прошептал мне Саид. - Сейчас найдем самолет, и пойдем искать этих омаров!
  - Ничего ты не понял, - ответил ему Филипп. - Надо не идти, а стоять - они сами придут. Все что нужно - придет само. Нам не надо было за ними бежать - они бы сами нашли самолет и прилетели.
  - Да ну тебя, глупости не говори, разворчался, тюфяк. Во! Самолет!
  И правда - стоит наш самолет, совсем как был, и дверь открыта. Стоит он на красном квадрате возле таблички "МУСОР", а вокруг самолета целые кучи всякой непонятной дряни, и все это жутко воняет. То есть так воняет, что просто невозможно терпеть. Язык аккуратно поставил мешок с летчиками возле самолета и утянулся куда-то вверх. А наверху ничего не видно, какой-то туман зеленый клубится. Филипп опять за свое, что надо было сидеть и ждать, Саид стал на него орать, и летчики нас услышали. Кинулись в самолет, дверь закрыли и сидят там. Райфайзен подбежал к ним.
  - Что, не взлетает? А я знаю почему! Открывай, вместе улетим! - и его стошнило от вони, а глядя на него и нас всех.
  Дверь через минуту открылась, выглянул летчик.
  - Ладно, залезай, профессор.
  Мы бегом в самолет - а там такая же вонь. Все пропахло, хоть подыхай. Я кричу:
  - Райфайзен, давай скорее чини мотор как обещал, взлетать надо отсюда!
  - Не ори, - говорит он. - Я ж пошутил. Военная хитрость. Сейчас будем разбираться, что эти инопланетяне с самолетом сделали.
  Только он не успел разобраться. Загудела сирена, и мы стали куда-то запрокидываться, и одновременно нас горячей водой стали откуда-то поливать. Кипяток льется во все щели, горячо, но зато все дерьмо от окон отлипло, плавает вокруг. Но это не страшно - все равно вонь такая, что хуже не стало. А самолет с нами и весь квадрат на котором мы стояли все заваливался и заваливался, пока мы не покатились куда-то на колесах, я закрыл глаза, и мы куда-то провалились. В теле стало легко, как будто с моста падаешь, меня однажды сбросили старшеклассники с для опыта, я знаю. Так мы падали несколько секунд, а потом Райфайзен закричал:
  - Ну запускайте же моторы, козлы!
  - Сам козел! - ответили летчики и включили моторы. Пропеллер затрещал, мы полетели. Я открыл глаза и увидел далеко вверху закрывающийся люк, покрашенный в голубой цвет. Люк закрылся, и больше я не мог отличить его от неба. Я посмотрел вниз и увидел внизу, между облаками, воду.
  - А чего так светло? - спрашиваю. - Мы ж еще не спали.
  - Да, интересно. Думаю, мы в другом полушарии, - сказал Райфайзен. - А может, и в другом мире. Или в другом времени, измерении... Включите радио!
  
  - 11 -
  
  Летчики включили радио. Оно сказало:
  - Вы вторгаетесь в воздушное пространство Соединенных Штатов Америки. Если вы нелегальные иммигранты - немедленно измените курс! Если же вы ввозите государственные секреты или этот самолет - МИГ-129, в чем я сомневаюсь, следуйте за мной, вашу мать!
  - Ну вот! - Райфайзен встал и торжественно сказал: - Наконец-то мы в свободном мире, наконец-то мы сами хозяева своей судьбы, наконец-то нам не угрожает гибель каждую минуту!
  Летчики обнялись. Они сказали, что это даже лучше Тайвани. Они обняли и Райфайзена. Филипп пожал плечами, и тихо сказал мне: "Все-таки Райфайзен такой ограниченный..." Зато Саид обрадовался. Видимо, вспомнил, как его дядя в Америку звал, и вот он наконец доехал. Я смотрел в окно - вода внизу кончилась, и теперь под нами проплывали поля, лужайки, домики, огороды и бензоколонки. А вокруг нас, не особенно приближаясь, летал американский самолет. Я видел летчика в маске, он меня тоже увидел и помахал мне рукой. Мне это понравилось, и когда он снова пролетал, я тоже помахал ему рукой. Он мне тоже махнул, стал что-то делать со своей маской и вдруг его самолет резко повернул и понесся на нас. Я даже отшатнуться не успел, а у нас уже не было одного крыла. Пока мы переворачивались, летчик пролетел мимо еще раз, теперь без маски, развел руками и виновато улыбнулся. Я ему тоже хотел улыбнуться, мол, не переживай, бывает, но тут меня кинуло назад и ударило спиной о ящик. Дальше все вертелось, летало по кабине, все кричали, а потом вдруг как бабахнуло, наш самолет подбросило и он стал разваливаться окончательно, я схватился за оказавшиеся рядом рычаги и услышал, как радио сказало:
  - Спокойно ребята, сейчас попробую еще разок...
  И снова бабахнуло, и снова подбросило, и у меня в руках остался один только рычаг. С этим рычагом я и упал на крышу автобуса. Кругом гудели машины, кричали люди, даже ржала какая-то лошадь. Я не мог понять, как это можно упасть с такой высоты и не пробить крышу автобуса. Сел кое-как, вижу - дымина откуда-то валит, пожар наверное. Слышу, люди говорят:
  - И вот когда им до земли оставалось метров пятьдесят, этот псих с истребителя как шарахнет прямо Коннорсам в коттедж! Их подбрасывает немного, они снова падают, а он разворачивается, и шарашит в коттедж Стивенсам! Твою мать! Самолетик на куски, куски летят во все стороны. Но самое смешное, в них он так и не попал, может даже они живы.
  - Да, Ник, это будет самое смешное, если они живы. Сейчас как раз папаша Коннорс домой приедет, а дома-то и нет!
  И они весело рассмеялись. Мне понравились американцы. И самолеты тоже - вроде бы страшно, но на самом деле не так уж и опасно.
  Я сполз с крыши и попросил у них сигарету, чтобы завязать разговор. Они некоторое время молча пялились на меня, потом один медленно достал пачку и протянул мне.
  - Спасибо. А вы тут ребят таких, грязных вроде меня, не видели?
  - Нет, - говорит Ник. - Таких грязных, как ты, еще не видели. Да, Джек?
  - Да, - сказал Джек. И добавил: - Да.
  - Ну раз да, так и суда нет - говорю им.
  Закурил я, сунул пачку в карман, сказал им спасибо еще раз, и отправился своих разыскивать. И вдруг прямо передо мной оказывается дом, из которого вываливают в дугу пьяные мужики, на пожар смотреть. Я решил на минутку зайти туда, откуда можно пьяным выйти, все-таки здорово перенервничал. Вижу - за прилавком мужик стоит, стакан полирует, а сзади него вся стена в бутылках. Меня затрясло от такой стены, и я понял, что у меня шок. Столько разной выпивки я еще никогда не видел. Мужик говорит:
  - Чего встал? Ты кто?
  - Я Мао. Тут вот самолет разбился, так я оттуда.
  - А, так у тебя шок, - сказал мужик. - Тебе надо выпить.
  - Точно, - говорю, и иду к стойке.
  Но мужик вдруг достает из-под стойки револьвер:
  - А вот палку свою положи у входа.
  Я и забыл, что рычаг в руке держу. Разжал кое-как руку, бросил рычаг, подошел. Мужик спросил, что мне.
  - Что и всем, - говорю, - я не гордый.
  Он тогда мне наливает совсем немного, и льда туда. Я говорю:
  - А больше нельзя?
  - Можно, - сказал он, и положил мне еще льда.
  - Да нет, не льда. Еще стаканчик можно?
  - Все можно. Только покажи деньги, уж очень ты грязный.
  А я не грязный, я просто испачкался. Но денег у меня, понятно, нету. Тогда я выпил, что он дал и говорю:
  - Я пойду денег поищу и вернусь. Ты мне припрячь бутылочку под прилавок, какую-нибудь покрепче, хорошо?
  - Хорошо, - сказал мужик. - Палку свою только не забудь, легче будет денег достать.
  Я взял рычаг и вышел. Мне полегчало немного. Закурил, думаю, где взять денег, и тут навстречу мне идет Филипп. Исцарапанный и сонный, то есть как всегда выглядит. Подошел, попросил сигарету. Я дал, покурили.
  - Есть еще кто живой? - спросил Филипп.
  - Не знаю. А что, кто-то погиб?
  - Да, я видел, как голову одного пилота полицейские в машину несли. Наврядли его спасут. А то не таскали бы за волосы.
  - Жалко, если Райфайзен и Саид погибли.
  - Жалко, - согласился Филипп. - Что ты собираешься делать?
  - Ничего. Только мне денег надо.
  - Выпить? - спросил Филипп и сам ответил: - Выпить конечно. А вот я бы лучше покурил.
  Я дал тогда ему еще сигарету и пошел дальше, сказав ему, что обязательно сюда вернусь. Шум стоял вокруг и суета. Туда-сюда ездили разные машины: полицейские, пожарные, медицинские, водопроводные и всякие другие. Я никак не мог из-за них перейти улицу, чтобы подойти поближе к пожару, и тут возле меня остановился зеленый автомобильчик с каким-то офицером за рулем. Офицер выскочил и стал меня обнимать:
  - Живой! Все-таки я смог! Ты мне сразу понравился, парень! Идем выпьем!
  - Идем, - сказал я. - А ты кто?
  - Как кто? Я - капитан Готвальд. Я вам случайно крыло оторвал, пока мы знакомились!
  - Понятно. А чего ты в дома стрелял?
  - Так вас же спасал! Я чертовски рад, что ты жив, парень! Капитан Готвальд всегда старается исправить свои ошибки!
  - А, спасибо. Жалко вот друзей не найду, погибли наверное.
  - Да, тут запросто погибло человек сорок. Или пятьдесят. Но это еще ерунда! Ты бы видел, что там, - он махнул рукой в сторону. - Я же не мог утерпеть, хотел узнать, что с тобой, ну и катапультировался. А пока летел, видел, как что самолет мой похоже в химический завод угодил. Вот там сейчас веселье! А, черт с ним, мне надоело летать. Ты откуда?
  - Из Москвы.
  - Обожаю русских! Как тебя зовут?
  - Мао.
  - Обожаю китайцев! Честно тебе скажу, как только я тебя увидел - просто сразу влюбился. Ты веришь в любовь с первого взгляда?
  Я не знал, что сказать, но мы были уже возле бара. Филипп, который так там и стоял, распахнул перед нами дверь. В баре было все так же пусто, мужик все не мог справиться со стаканом.
  - Что тебе заказать? - спросил Готвальд.
  - Водки. И ему вот тоже водки.
  У Готвальда мужик денег почему-то не спросил, мы выпили. Готвальд взял еще орешков всем, съели орешки. Потом снова выпили, и он наконец снял руку с моего колена, чтобы сходить в сортир.
  - Ты ему понравился, - сказал Филипп. - Странно.
  - Любовь с первого взгляда, - объяснил я. - Он славный.
  Мужик у стойки спросил, не налить ли нам еще. Я согласился, но Филипп не захотел пить. Тогда я предложил мужику за стойкой, мужик выпил с удовольствием.
  - Послушай, - сказал он потом. - Ты тут впервые, судя по всему, так вот может быть, ты не понимаешь... Этот парень - он ведь не только угощать тебя будет. Он ведь тебя домой пригласит, потому что здесь я таких вещей не позволяю.
  - Это хорошо. Неплохо бы нам у него заночевать. Да, Филипп?
  Филипп неопределенно пожал плечами и попросил еще орешков. Тут вернулся Готвальд, обнял меня за шею и зашептал что-то неразборчиво. От него какими-то апельсинами пахло, очень противно. Я вырвался и говорю:
  - Ну хватит уже тут сидеть. Если хочешь пригласить домой - поехали, пожрем нормально и в кровать. С утра нам надо еще по моргам поездить, знакомых поискать.
  Готвальд просиял. Он засуетился, достал кошелек, стал расплачиваться с барменом, выронил ключи. Я поднял, положил себе в карман. Приятно все-таки, дома у меня никогда ключей не было, как и самого дома. Филипп попросил подождать, пока он в туалет сгоняет. Готвальд удивился:
  - Он тоже с нами?
  - Это мой друг. Он тихий.
  - Ну ладно... Хотя я думал - теперь я твой друг...
  Тут двери открылись и зашли Саид и Райфайзен. Здорово же их потрепало, страшно смотреть, особенно на Райфайзена. Саид поддерживал Райфайзена, а Райфайзен - свою руку. Увидев нас, Саид загоготал:
  - Я же говорил, он бессмертный!
  - Мао! И Филипп. Нам надо скрыться... - простонал Райфайзен. - Иначе нас могут выдворить... Но мне нужен врач.
  - Это тоже мои друзья, - сказал я Готвальду. - Ты случайно не врач?
  - Я летчик, если ты забыл, - обиделся Готвальд. - И друзей у тебя слишком много. Вот что, ребята, кидалово не пройдет.
  И Готвальд достал большущий пистолет. В ту же секунду в него прицелились мужик из-за стойки и трое вбежавших в дверь полицейских. Все стали орать, Готвальд про кидалово какое-то, мужик про стаканы, полицейские - чтобы все положили руки на стойку. Я решил слушать полицейских, все-таки их больше. Мужик за стойкой опустил револьвер, а потом и Готвальд тоже бросил свою пушку, когда его совсем не слышно стало. Такие уж в Америке горластые полицейские.
  - Капитан Готвальд? - спросил самый здоровый полицейский, когда отдышался.
  - Нет. Я больше не капитан. Я увольняюсь.
  - Вы арестованы. Руки за спину, сволочь.
  Полицейские заковали Готвальда в наручники и повели к выходу.
  - Любовь моя! - кричал мне Готвальд. - Скоро я прикончу пяток копов и вырвусь на свободу! Жди меня и я вернусь! Только очень жди!
  - А адрес-то! - опомнился я. - Где ты живешь?
  - Нью-Йорк, тысяча шестнадцатая авеню, восемьсот тридцать шесть, пятьдесят восемь! Всем смертям назло! - крикнул мне Готвальд из-за двери.
  - Хороший парень, - сказал я ребятам, - жаль, что дурак и преступник.
  - Мне неприятности не нужны, - бармен снова достал из-под стойки револьвер. - Вот тебе на сдачу стаканчик и проваливайте, скоро пожар потушат и нормальные клиенты вернутся.
  - А где тут Нью-Йорк?
  - Довольно далеко на востоке. Но каждый может показать. Проваливайте.
  - Доктора... - стонал Райфайзен.
  - Пистолет, - отрезал Саид. - Сначала - пистолет, потом все остальное. Иначе я не смогу тут жить. А с пистолетом, кажется, смогу.
  - Так несите меня отсюда... - Райфайзен чуть не падал. - Найдем тебе пистолет, только быстрее. Я подскажу, а вы не зевайте.
  Бармен провожал нас дулом револьвера до самой двери. Мы вынесли Райфайзена из забегаловки и понесли его по улице, скоро нам попался одинокий полицейский, он косился на нас, нехорошо скривившись.
  - Я ранен! - стал кричать ему Райфайзен, когда мы подошли вплотную. - Я пострадал на пожаре! У меня сломана рука в двух местах и вывих шейки бедра! Помогите мне!
  - Что я тебе, искусственное дыхание сделаю? - проворчал полицейский. - Пошли к машине, вызову врача и патруль.
  Мы поднесли Райфайзена, полицейский отвернулся, заглянул внутрь машины, и тут Саид выпустил Райфайзена и со всей мочи огрел полицейского по хребту двумя руками. Полицейский так и ввалился внутрь, на сиденья, а Райфайзен выпал у нас из рук и ударился головой об асфальт.
  - Ах ты гад! - полицейский барахтался в машине, пытаясь вытащить пистолет, Саид вполз на него и тоже пытался вытащить пистолет. Тогда полицейский стал его наоборот, засовывать поглубже в кобуру.
  - Если кто увидит, нам хана. Электрический стульчик. Совсем Саид одурел, - сказал Филипп и покачал кудрявой головой. - Может, пойдем?
  - Нет, - говорю, - ну ты что? Давай попробуем помочь.
  Я обошел машину и открыл дверь с другой стороны, там, где раскачивалась голова полицейского. Надо было чем-то его ударить побыстрее, а то и правда, люди начали оглядываться. Я вспомнил, что забыл в рюмочной рычаг. Больше ничего на глаза не попадалось, решил быстренько сбегать, стал захлопывать дверь - а она не захлопывается. Попробовал несколько раз, и Саид стал кричать, что б я скорей залезал. Я снова распахнул дверь и увидел, что Саид вытаскивает за ноги наружу полицейского с разбитой в кровь головой. Тогда я сел на заднее сиденье и помог Филиппу втащить внутрь Райфайзена, у него голова была в крови, совсем как у полицейского. Саид прыгнул за руль, и мы поехали, и как раз вовремя: кто-то споткнулся о полицейского и поднял крик. Хорошо еще, что на улицах у них совсем не было камней, а то могли бы и стекла побить.
  Довольно быстро мы выехали из города, Саид стал прямо за рулем рассматривать револьвер полицейского, настроение у него поднялось, стал даже напевать. Филипп нашел в бардачке орешков, и мы их съели, а потом я вспомнил, что мне Цуруль дал сутки на все дела. Я растолкал Райфайзена, и стал его расспрашивать, но он все больше стонал, только сказал, что на почте надо платить за марки, мечеть строить тоже стоит денег, а принять Ислам - это больно. Тогда я оставил его в покое и стал спрашивать Саида, но Саид сказал, что сначала надо приехать в Нью-Йорк и зацепить там девочек и раздобыть денег, а потом он сам обо всем позаботится. Я верил Саиду, но как-то мне было неспокойно. Тогда я обратился к Филиппу.
  - Не беспокойся, - сказал он. - Дел на полчаса. Саид, остановись пожалуйста у реки, ненадолго.
  Саид выругался, но остановился - ему не терпелось пострелять из револьвера, патронов он нашел целую коробку. Пока он стрелял, мы отошли в сторонку. Филипп взял с собой бутылку из-под лимонада, которая валялась на полу в машине.
  - Тебе духи что повелели сделать? Письмо послать? Так почта бывает разная. Можно голубя поймать, а вот в бутылке - это морская почта. Давай бумажку с адресом и диктуй, у меня карандаш есть.
  Я наговорил ему, как помнил, что там писать, и он на другой стороне апулеевской бумажки все записал, потом сунул в бутылку, оторвал от рукава рубашки лоскут и заткнул горлышко.
  - Вот и все. Отправить сказали тебе, так что кидай.
  Я бросил, но Филипп заставил меня перебросить: оказывается, если почта морская - нужно в воду кидать, а не просто подальше. Саид мою бутылку заметил, но промахнулся и крикнул, что б бросили еще раз. Филипп попросил его не мешать. Потом Филипп помог мне построить мечеть. Красивая мечеть получилась, круглая и довольно высокая. Я палочкой понатыкал в мокром песке окошек и камушками выложил: "Мечеть Борхонджона". Все-таки меня что-то беспокоило.
  - А ничего, что мы не по-настоящему мечеть построили?
  - Настоящая мечеть может быть только в сердце верующего, - успокоил меня Филипп. - А все остальные мечети - ненастоящие. Так что займемся твоим сердцем. Ты готов принять Ислам?
  - А больно будет?
  - Это ты всегда успеешь. Главное - принять веру сердцем.
  - Так я же ничего про эту веру не знаю. Ну почти. Коран-то я учил, но вообще-то забыл уже. И ни про какую другую веру тоже ничего не вспоминается.
  - Да все веры одинаковы! - воскликнул Филипп. - Вера - это значит честно жить, ни на что не жалуясь, потому что есть Бог, который о нас заботится. Ты согласен так жить?
  - Ну не знаю. Я ведь ворую иногда. И жалуюсь. Так, просто. А еще Апулей говорил - не пить и свинины не жрать. А если нет ничего кроме свинины?
  - В общем, так, - вздохнул Филипп и улыбнулся. - Тебе что прописано? Стать хорошим мусульманином. Вот и стань прямо сейчас: поверь, не греши, не пей, не ешь свинины. - Он помолчал минуту, потом спросил: - Ну как, получается?
  А я и не начинал. Но тут я что-то сообразил. Я представил, что где-то очень далеко есть Кто-то, Кто обо мне заботится. Я представил, как Он построил для меня это Небо с Канцелярией, эту землю с городами и горами, и моря, и звезды, и вот Он кормит меня и поит. Хоть и впроголодь, но ведь не помер же я! Просто так, ничего от меня не требуя. А я все жалусь, чем-то недоволен... Вот Ему наверное противно слушать. И я даже могу про Него не думать и заниматься одними только гадостями, а все равно Он оставит море и звезды, ну разве только отправит меня в Небесную Канцелярию на реинкарнацию в осла, или муху, и все. А потом, наверное, простит, потому что мухой же я не смогу делать гадостей. То есть смогу, но не таких, как человеком. Пожру дерьма сколько положено - и Он меня простит, и снова разрешит быть человеком и есть мясо разное и пить водку. А когда я пью водку, то иногда безобразничаю. Наверное, Ему это тоже неприятно. Мне стало немного стыдно. Может быть, Ему неприятно и когда я эту свинину ем? А я ведь даже никогда и не спрашивал, свинину ем или рыбу какую-нибудь, жрал молча и все. Демона вот жрал. А это, может, тоже вредно.
  Еще я вспомнил, как не так давно стоял один-одинешенек в горах и плакал, так мне было себя жалко, одинокого. Я понял, что плакать не стоило, потому что даже тогда я не был одинок. А теперь вот у меня есть друзья, которые обо мне заботятся и помогают. А кто же их послал? Конечно, Он. Он не сделал Саида пауком, а Филиппа улиткой, Он разрешил им быть Саидом и Филиппом. Наверное, это для меня. И Райфайзена Он не сделал, например, комаром-кровопийцей. У меня есть все, что нужно, и все это только благодаря Ему. Жаль только, что Он почему-то не подружился с Апулеем также, как со мной. Но, может быть, Апулею осликом будет лучше? Вот если бы я был осликом в парке, то меня бы кормили и поили и дали где поспать, а водки я бы не хотел и мяса бы не хотел. А Он мне доверил более высокую должность. Или это в Небесной Канцелярии доверили, без Него? Все равно, Он ведь им не помешал.
  И от всех этих мыслей у меня разболелась голова. Захотелось выпить и живот заурчал. Но я помнил, что у нас ничего нет. Значит, Он не хочет чтобы я пил водку и ел свинину. И поэтому я решил, что не стану больше пить водку и есть свинину, если Он не хочет, что б я так поступал. Я сказал об этом Филиппу. И не стал даже ему жаловаться, что голова болит.
  - Молодец. Готово дело, поехали теперь, пока Саид все патроны не расстрелял.
  - Я что ж теперь, хороший мусульманин? - спросил я Филиппа по дороге к машине.
  - По-моему, да. Свое обещание ты выполнил, теперь можешь понемногу портиться.
  - А это честно? - хотя мне хотелось бы выпить. Немного.
  - Не очень. Но со стороны твоих духов тоже ведь нечестно так над тобой издеваться. И вообще, не надо быть святее Папы Римского.
  - Это кто?
  - Это - очень хороший мусульманин. Вроде бы. Все так говорят.
  Мы сели в машину и я на всякий случай опять растолкал Райфайзена и рассказал ему, как мы поступили, и спросил его, все ли в порядке.
  - Все отлично, - простонал он. - Занимайтесь ерундой и дальше. Скорей бы только я подох.
  - Он такой ограниченный... - снова сказал Филипп, когда Райфайзен потерял сознание.
  В машине я почти сразу уснул. Приятно засыпать с чистой совестью! И вообще я устал. Цуруля я сперва не заметил, только услышал пыхтение. Потом он как-то сразу выскочил из-за кресла, натягивая трусы.
  - Ты чего? Я ж сказал - сюда больше не ходи!
  - Я доложить. Ваше приказание выполнено! - это я вспомнил, как немного побыл солдатом.
  - Шо, все сделал? И эту... Тоже? Ну молодец, молодец. Все тогда, гуляй.
  Вдруг за спинку кресла ухватилась крепкая женская рука, а потом появилось и лицо Каролины. Она была в вязаной шапочке и неприятно улыбалась.
  - Кого я ви-и-ижу-у... - пропела она и, прихрамывая, двинулась ко мне.
  Каролина была одета в тельняшку Цуруля, как раз ей до колен. Она оскалилась и выставила вперед длинные крашеные когти, я попятился. Но Цуруль не хотел, чтобы мы с ней общались, он ловко обошел ее сбоку и толкнул корпусом обратно за кресло. Каролина и оттуда, с пола, продолжала шипеть, но он на нее прикрикнул и повернулся ко мне:
  - Все? Все. Гуляй!!
  От его крика я проснулся. Гудела полицейская сирена - это Саид научился ее включать. Мы мчались по пустому ночному шоссе, Филипп спал, Райфайзен, наверное, тоже. Саид копался с радио, никак не мог найти музыки, там все полицейские переговаривались. Мне стало скучно. Наверное, пора немного перестать быть хорошим.
  - Саид, давай остановимся, а? Выпить бы и поесть.
  - Ага, вот только приедем куда-нибудь - и остановимся. Скоро бензин кончится, пора заправку ограбить.
  Мы въехали в городок примерно через час, проехали его минут за десять, и на выезде как раз была бензоколонка. Я разбудил Филиппа и мы втроем пошли ее грабить. Для себя я решил так: если нет другого выхода - значит, Он так хочет. Конечно, можно было бы идти пешком в этот Нью-Йорк, но так не хотел я. Вот и получается, что приходится иногда и ограбить.
  Нам навстречу вышел заспанный прыщавый парень в кепке и спросил, какого нам бензину.
  - Хорошего, - сказал Саид. - Лучшего. А где платить?
  - Вон там, в лавочке. А стекла вам протереть? А колеса подкачать не надо?
  - Протри и подкачай и можешь еще парню в машине перевязку сделать.
  Мы пошли в лавочку. Там было полно всяких продуктов, и можно было брать сколько хочешь самому. И даже бутылки были со всяким спиртным, и тоже бери сколько хочешь. Мне еще больше Америка понравилась. У входа стояла касса, за кассой сидел старик с сигарой, он зло посмотрел на нас.
  - Сколько с нас за бензин? - Саид подошел к старику, а нам махнул рукой, чтобы мы запасались едой.
  Я стал набирать бутылки и все что рядом лежало в охапку, а за моей спиной Саид разговаривал со стариком:
  - Выше руки! Морду сломаю, чумо, говно баранье! Выйди сюда! Что дергаешься?..
  Когда я стал ронять еду, я решил, что хватит. Проходя мимо Саида, я попросил его не грубить старику, все-таки он нам ничего не сделал, даже наоборот, собрал тут для нас еду и бензин.
  Саид, подумав, согласился и даже разрешил старику встать.
  - Слышишь, какой ты молодец? - спросил его Саид. - Спасибо тебе огромное. Только денег в кассе мало, будь молодцом, скажи: где остальные?
  - Только идиот ночью в кассе будет деньги держать, - проворчал старик. - Вам повезло, что там семьдесят долларов оказалось, не доглядел я. А вот где остальные, не скажу, хоть режь меня. Хоть режь! - старик был доволен, что смог поддеть Саида и даже подпрыгивал от счастья. - Хоть режь меня на куски!
  - Не буду я тебя резать, что ты нас, за зверей держишь? - обиделся Саид. - Просто сожгу тут все, и то только потому, что ты такой вредный. Иди, Мао, вон Филиппу надо дверь подержать. Ждите меня в машине.
  - Только ты его не обижай, - попросил я еще раз.
  - Ладно, ладно, пальцем не трону. - Саид поддерживал револьвером поникшего старика.
  Я открыл дверь Филиппу, которого совсем не было видно за коробками, и мы вернулись к машине. Парень заканчивал перевязывать Райфайзена.
  - Вот, - сказал он, - голову я перевязал, а на руку бинтов не хватило. У нас старая здесь аптечка, но в лавке кажется были бинты. Это его копы так? А сколько копов вы убили?
  - Убивать нехорошо, - сказал я. - Мы не убиваем ни копов, ни даже ментов и полицейских.
  - Ну да! - не поверил мне парень. - Что ж они вам, просто так свою машину отдали! Да еще полдня кричат на своей волне про вашу банду! Возьмете меня с собой? Я умею стрелять.
  - Люди не стреляют, - поучительно заметил Филипп. - Стреляет оружие. Человек может лишь достать его или убрать. Стоит ли доставать то, чему не можешь быть хозяином?
  - Круто, - сказал парень. - Берете меня?
  - Нет, - Саид подбежал к нам с пачкой денег в одной руке и пистолетом в другой. - Убирайся.
  - А если я сейчас позвоню в полицию? - парень нехорошо посмотрел на Саида.
  Саид нехорошо посмотрел на парня. Я уже хотел предложить его взять с собой, ну хотя бы прокатить пару километров, но тут заговорил Райфайзен:
  - Отставить. Мы немедленно уезжаем. Старик связан? Тогда ты можешь пока взять в лавке что захочешь. Спишут на нас. Договорились?
  - Ага, - парень обрадовался и сразу ушел.
  Мы устроили Райфайзена поудобнее на заднем сиденье, рядом со мной, и поехали дальше. Райфайзен попросил сигарету и тут же стал давать нам всякие полезные советы: переодеться, помыться и побриться, срочно поменять машину, на новой машине потихоньку поменять номера, но самое главное - вообще при первой возможности пересесть на поезд. В Нью-Йорк надо было ехать обязательно, потому что это большой город, там полно жуликов, и среди этих жуликов нас найти будет непросто. Кроме того, Райфайзен там покажет нам, как заниматься бизнесом и заработать кучу денег. Мы должны во всем теперь его слушаться, и тогда у Саида будут девочки, Филипп поедет на острова, а у меня будет сколько хочу водки. Филипп среди прочего принес ему таблеток, он сразу стал лечиться, и поправлялся просто на глазах.
  - Да не так уж мне нужна водка, - сказал я ему. - Я, если хочешь знать, и свинины не ем. Если есть, что еще есть.
  - Трудно с тобой, - ответил Райфайзен. - Ну да ладно, вот чего захочешь - то и будет. Главное, надо меня слушаться, а значит тебе лично - просто ничего не делать. Хорошо?
  А кто же скажет "плохо"? Конечно, хорошо. Просто отлично! И приятно, что Райфайзен отлежался наконец-то. Сколько можно болеть? Я открыл бутылку с каким-то вином и стал наслаждаться поездкой. Саид выстрелил в воздух сквозь крышу и обещал, что больше не будет. Филипп уже спал. Часа через два я тоже уснул, мы все ехали и ехали и не встречалось нам ни домика, ни огонька костра. Я спал без снов. И ничуть не расстроился.
  Когда я проснулся, солнце стояло уже высоко. Меня разбудили, чтобы я взял побольше груза и перебрался с ним в другую машину, более тесную и совсем некрасивую, ободранную. По дороге я осмотрелся, и увидел, что местность изменилась, теперь вокруг были не леса, а поля. Кто-то убегал в эти поля, кажется, парень с девушкой. В новой машине я выпил, чтобы прояснилось в голове, съел пачку печенья и спросил, далеко ли до Нью-Йорка.
  - Да не так уж... - сказал Райфайзен. - Черт с ним, с поездом. Доедем, видимо, на этой машине. И уже не будем останавливаться. Мао, а что ты вообще собираешься делать, когда мы обустроимся, заработаем денег?
  - Не знаю, - я попробовал представить такое, и вдруг понял: - Райфайзен, да ведь ничего мы не заработаем, а то ведь делать будет нечего!
  - Дурачок, - скривил Райфайзен губы. - Ты даже себе не представляешь, какой у нас будет бизнес. И что можно делать с такими деньгами. Ладно, купим тебе домик с бассейном и плавай там.
  Я всю дорогу или спал, или смотрел в окно. Ничего особенного: дома, машины, люди. Деревья еще, иногда собаки. Поэтому больше я спал, а в окно смотрел, только когда выпить хотелось. Я брал тогда бутылку, какая ближе лежит (никто не возражал) и смотрел в окно. Один раз Райфайзен спросил меня, о чем я думаю. Что б он отвязался, я сказал, что думаю, как буду жить в доме с бассейном. Райфайзен тут же стал мне объяснять, как там жить, какая мне нужна жена, какие цветы посадить и как бассейн чистить. Я сказал, что думаю посадить картошку. Я картошку больше люблю, чем цветы. Райфайзен на это ответил, что шут с ним, цветы посадят слуги, а я могу сажать что хочу, участок будет большой. Потом он снова стал читать свои книги - они, оказывается, у него под рубашкой все это время были. Иногда он что-то зачитывал из этих книг, Филипп с ним спорил немного, но я не слушал.
  Один раз нас остановил полицейский, и даже не разрешил выйти из машины. Саид сразу сунул руку за пазуху, к пистолету, а Райфайзен зашептал, чтобы все молчали, а говорить будет он, и стрелять только по его команде, но все обошлось. Саид сказал полицейскому, что документы забыл, и дал вместо документов денег. Райфайзен здорово испугался и потом километров тридцать говорил нам, что в таких странах, как Америка, нельзя давать полицейским деньги. Филипп снова стал с ним спорить, что, мол, не от страны это зависит, а от полицейского, а еще больше от того, вдыхает в этот момент Вселенная или выдыхает, но Райфайзен его опять переспорил. Он всех может переспорить, потому что люди устают его слушать и вытирать слюни с лица. Но все-таки он хороший парень, ни разу нас не подвел, а наоборот, старается все сделать как лучше. Хоть он, конечно, и ограниченный, Филипп прав.
  
  - 12 -
  
  Когда мы приехали в Нью-Йорк, я спал, поэтому особенно города не видел. Да и что там смотреть? Нашли квартиру Готвальда, грязно все, на всех стенах спортсмены приклеены, холодильник есть. Поели горячего, что там Филипп с Саидом наскоро наварили, и спать. Только Райфайзен в кресло уселся и все книги читал, что-то даже выписывал. Мне немного не спалось, я вставал пить пиво, включал телевизор, но он не обращал на меня внимания. Под утро я наконец уснул, и тут же меня разбудили.
  Позвали на совещание и одновременно завтракать. Есть я не очень хотел, но пить Райфайзен кроме пива ничего не разрешил. Сам он тоже не ел, а ходил по комнате туда-обратно и махал руками.
  - Волею судьбы мы вместе, - начал он. - Волею судьбы мы находимся примерно в одинаковом положении: у нас ничего нет, мы практически вне закона, нам некуда идти.
  - Мы же хотели на острова, - напомнил Филипп.
  - Пешком? - тут же резко спросил Райфайзен. - Я не против островов. Но на острова надо ехать с деньгами. Ты имеешь что-нибудь против того, чтобы приехать на острова с деньгами?
  Филипп не был против. Мы с Саидом тоже.
  - И вот я знаю, как их заработать. Эти книги, возможно, стоят несколько миллионов долларов. Но зачем их продавать? Мы получим гораздо больше, если используем содержащиеся в них знания. Последние дни я пытался просчитывать по этим книгам последствия наших действий и, к собственному удивлению, достиг устойчивого положительного результата. Насколько я понимаю, погрешности стоит отнести на счет моего недопонимания пока этого удивительного свода правил. Собственно говоря, в наших руках - объяснение всего, происходящего с людьми как в этой, так и в последующих жизнях. Ну, на последующих много не заработаешь, а вот предсказывать и объяснять людям, что, и как, и почему с ними происходит - это золотое дно. Понятно?
  Нам все было понятно, и мы молчали. Райфайзену это, кажется, не очень понравилось.
  - Это удивительно! При всей нелепости некоторых правил, они работают! Смешные, несправедливые, нелогичные правила - работают! Вы хотите демонстрации? Пожалуйста. Совокупность наших последних действий согласно этим правилам непременно должна привести к тому, что сегодня, примерно через час, сюда должен прийти заинтересованный в этих книгах человек. С добром он придет или нет, я не знаю, но придет обязательно. Или... Или я опять чего-то не понял... Но думаю, что понял. Вот так.
  - Отличные книжки, - сказал Саид. - А мужчина придет или женщина?
  - Человек не может постичь таких вещей умом, - добавил Филипп. - Есть вещи, которые ум не может постичь в силу своей ограниченности.
  - Ха! - воскликнул Райфайзен. - Ты демонстрируешь мышление суеверного человека, Филипп. Ум не может постичь то, чего еще не может постичь. Еще! Всего лишь "еще"! Я пока не разобрался в логике этих правил, да и не уверен, что она здесь есть, логика, но я уже научился этими правилами пользоваться! Вот - сила разума! Ты увидишь, он придет, этот человек!
  - Нет, - раздался нетвердый голос Вана, и мы увидели его за окном. Он сидел в большом блюдце между двумя клешастыми кальмарами, и вызывающе смотрел на нас. - Я к вам не приду. Вы просто отдадите мне книги.
  Кальмары покачали клешнями и у меня в глазах запрыгали солнечные зайчики. Такие же зайчики были на лицах Райфайзена и Филиппа, Саид с револьвером лежал на полу под подоконником. Когда успел? Он, наверное, сначала делает что-то, а потом уже думает. Хотя я тоже часто так делаю. Почти всегда. Но так быстро у меня не получается.
  - Вы оказались плохими друзьями, но теперь у меня новые друзья! - сказал Ван и показал нам язык. Мне показалось, что из последних сил.
  - Особо-то не трепись, позвоночная плесень! - сказал ему один из кальмаров. - Книги где?
  - Книги в надежном месте, - сказал им Райфайзен, потому что книги лежали на столе за кастрюлей, и кальмарам их было не видно. - Без нас вам их не найти.
  - В этого не стреляй, это думающая часть, - сказал другой кальмар. - Давай прикончим вон того, который так улыбается нагло.
  Я улыбался не нагло, я просто от этих зайчиков жмурился. Я смотрел на Вана. Он выглядел паршиво: щеки обвисли, подбородок трясется.
  - Если вы кого-нибудь из нас убьете, вы не получите Книги никогда, - сказал Райфайзен, делая от меня шажок в сторону.
  - Ребята... - очень грустно сказал Ван. - Они меня одной перловкой кормят... А в зоопарк если отправят, то и в сопроводиловке напишут, что питается холодной перловкой... Отдайте им Книги, они меня отпустят. Обещали. Я ведь вам не сказал: над тем, кто владеет Книгами, тяготеет проклятие. А я бы вам расписку написал. Тысяч на сто американских, а?
  - Ну хватит, я не позволю вам делать из себя придурка. Я и так не очень верю в толк этих книжек, - повысил голос один кальмар. - Если бы не мое начальство... Вот что, или отдавайте книги, или я вам всем мозги выжгу да и дело с концом!
  - Ну зачем же так... - Райфайзен морщил лоб. - А что если нам договориться? Мы на Книгах будем бизнес делать. Думаю, пяти лет нам будет достаточно. Как бы в аренду у вас берем. Но вы получите точную копию в самое ближайшее время.
  - Что ты несешь? - кальмар даже замахнулся на него клешней. - Это не копируется! Впрочем... - он задумался, играя по нашим лицам лучами. - Ты наверно на прогнозах собрался денег заработать. Ага. Ну вот так мы все и выясним. Что ж, деньги оставь себе, а вот все результаты должны быть сразу же предоставлены мне.
  - Нам, - поправил второй кальмар. - А чтобы не было обмана, я буду лично контролировать.
  - Но, дорогая... - замялся первый кальмар.
  - Я знаю, что бывает, когда за все отвечаешь ты, - сказала ему дорогая довольно зло и стала выбираться из блюдца. - Трап, пожалуйста.
  - Ну и черт с тобой! - выругался кальмар. - Я устал с тобой спорить!
  - Ребята, я когда вернусь, а я вернусь, я вам покажу, чему меня во Вьетконге научили. Главное, дождитесь меня, - печально сказал нам Ван.
  Из блюдца с жужжанием вытянулась частая лесенка и легла нам на подоконник, кальмарша ловко перебралась по ней. Ван с тупым выражением лица поднялся и тоже ступил было на лесенку, но кальмар решительно нажал какую-то кнопку и блюдце стремительно взлетело. Я подошел к окну и встал рядом со смотрящей вверх кальмаршей. Внизу собралась порядочная толпа, из окон дома напротив выглядывали люди.
  - В тот самый момент, когда мне так нужна его поддержка... - тихо сказала кальмариха, растекаясь по подоконнику.
  - В тот самый момент, когда ты прыгаешь с пятого этажа, - поправил ее Саид, поднимаясь с пола и приставляя револьвер к чему-то на ее смешном теле.
  - Оставь эти глупости, агрессивный, - не обернулась кальмарша.
  - Да, хватит нам неприятностей, - попросил Райфайзен. - И без того, можно сказать, просто везет. Убери, пожалуйста, ствол и давай начнем деньги на девочек зарабатывать.
  - Как скажешь, - быстро согласился Саид и прошептал кальмарихе: - В кипятке сварю и съем, только сунься куда не просят.
  Кальмариха ничего не сказала, слезла с подоконника и заползла под стол. Там она откуда-то надоставала всяких мелких штучек, вроде камешков, и разложила вокруг себя. Райфайзен попробовал было рассказать ей, с чего собирается начать, но она заявила, что и из-под стола будет в курсе всего и что б ей не мешали. Голос у нее был печальный и злой. Я некоторое время смотрел, как она там устраивается, под столом, а потом ушел в другую комнату с последней бутылкой пива.
  Райфайзен был уже там, накручивал телефон. Для начала он, кажется, позвонил в банк, потом на телевидение, потом закурил и уставился в потолок. Что-то не получалось. В это время пришел Саид с откуда-то взявшейся соседкой, и попросил нас выйти на лестницу покурить. Райфайзен тогда пригласил меня прогуляться по улице. Он Саида не очень-то и слышал, думал о своем. Я пошел с ним, потому что пиво кончилось, и надо было бы купить.
  На улице было полно народу, они все шли кто в одну сторону, а кто в другую. Райфайзен некоторое время стоял на крыльце, а потом вдруг вернулся и тут же снова вышел с Книгами. Я и покурить не успел.
  - Внимание! - закричал он. - Кто желает узнать судьбу?!
  Люди мимо нас стали проходить быстрее. Райфайзен не смутился и встал прямо на тротуаре.
  - Внимание! Кто бесплатно желает узнать, что ожидает его этим вечером?
  - Вечером я напьюсь, - сказал Райфайзену какой-то старичок, который никак не мог в образовавшейся маленькой толкучке протиснуться мимо. - Ты скажи лучше, кто сегодня выиграет...
  - А и правда! - закричал вдруг Райфайзен. - Все так просто! Где тут можно сделать ставку?
  - Уйди, сумасшедший лягавый, - попросил старик. - Вон уже бегут твои приятели!
  Вокруг нас образовалась не то чтобы толпа, но уже столпотворение, и невдалеке затормозила полицейская машина. Райфайзен схватил меня за локоть и втащил в подъезд.
  - А пиво?
  - А тюрьма? Мы без документов. Мы в розыске. Мне никто не верит. Ничего не годится. Крупно выиграть нам все равно не дадут, - бормотал Райфайзен, пока мы пешком бежали на свой этаж. - Нам надо войти с черного хода.
  Но вошли мы в квартиру как обычно. Саид был недоволен, что мы вернулись, а вот соседка была нам рада. Она как раз захотела выпить вина, а Саид не давал ей открыть бутылку. Оба они были голые. Пока я возился с пробкой, Саид посадил соседку на колени и она рассказала Райфайзену, что муж ее - секретарь директора какой-то конторы, которая делает президентов. Но пока президенты не нужны, делает губернаторов и прочую мелочь. И что ей два президента руку целовали, с одним министром она спала, а остальную мелочь и не считает, потому что крутая. Она была подозрительно весела, наверняка они уже выпили.
  - Зашли бы к нам вечерком с мужем, - тут же сказал Райфайзен.
  - Ты соображаешь что говоришь? - обиделся Саид, но соседке мысль понравилась. Она поудобнее устроилась на Саиде и спросила:
  - А вас, простите, все-таки как зовут?
  - Джек Николсон, - придумал Райфайзен.
  - А тебя? - она похлопала Саида по руке, которой он ее тискал.
  - Чего? Джек, Джек... - пробормотал Саид. - Расслабься...
  - Как смешно! Два Джека! А меня зовут Сьюзен. А моего мужа - Том. А вас? - это она меня спросила.
  - Джек Николсон - сказал я и открыл наконец бутылку.
  Сьюзен так затряслась от смеха, что Саид заохал. Потом пришел Филипп, выпил вина и пргласил всех за стол. Мы долго ели, пили вино, потому что пива не было, а водку Райфайзен мне не дал и Сьюзен все время хохотала. Саид несколько раз уводил ее в комнату, и тогда кальмарша шипела из-под стола, что пора заниматься делом. Райфайзен ее утихомиривал, и просил подождать до вечера. В конце концов у меня разболелась от вина и смеха Сьюзен голова и я ушел спать в ванную. Мне опять ничего не снилось, но когда меня разбудил громкий стук в дверь, голова еще болела. Я открыл, и оказалось, что пришел Том, муж Сьюзен, и хочет со всеми познакомиться. Том был высокий и широко улыбался всем, кроме Сьюзен. Сьюзен сразу попросила его не быть ослом и сказала, что мы - братья Николсоны и можем сделать его из секретарей директором. Том тогда сразу подсел к Райфайзену и они тихо заговорили в уголке. Саид таскал Сьюзен туда-сюда, Филипп сидел в кресле с закрытыми глазами, а я ухитрился украсть у Райфайзена немного денег и пошел за пивом. В магазине, который оказался совсем рядом, пива было так много, что я не смог выбрать, какое купить, и купил водки. Потом я в скверике подружился с одним черным парнем, и он рассказал мне, как брали Сайгон. Я соврал ему, что сам его и брал. Он меня обнял, и мы пели вьетнамские песни и два раза ходили в магазин. Потом у меня кончились деньги, и я вернулся украсть еще, но прямо в дверях на меня наорал Саид, что уже ночь, и Райфайзен очень волновался, и что если я еще буду красть деньги, они меня отведут в какое-то посольство. Я расстроился, что друг меня в подъезде не дождется, и пожаловался Филиппу. Филипп сказал, что все это мелочи и если на ногах стоять трудно, то надо лечь и спать и все устроится. И я тут же и уснул, потому что все равно уже лежал на полу в коридоре.
  Утром Райфайзен заставил меня помыться, причем сам стоял в дверях ванной и контролировал. Саид и Филипп уже были помытые и причесанные, в чистом, Райфайзен то и дело гонял их в магазин за разными вещами, а мне сказал мыть квартиру. Я выкрал из холодильника какого-то портвейна и делал вид что убираюсь, а в общем скучал. Райфайзен с кем-то созванивался по телефону, одетый в свежекупленный костюм с галстуком и лакированные ботинки. Он сказал:
  - Мао, я ведь мало когда тебя о чем-то прошу, правда? Я тебя совсем практически не трогаю. Но вот сегодня я тебя попрошу: не напивайся, не болтай глупостей и вообще веди себя пожалуйста потише. Сегодня к нам придет важный человек, этот человек - наши деньги. Я бы отпустил тебя погулять, но это слишком опасно. Ты обещаешь вести себя хорошо?
  - Обещаю, - сказал я, потому что хотел глотнуть портвейна, и надо было, что б Райфайзен ушел.
  Райфайзен ушел, я глотнул, стал протирать под столом, где жила наша кальмариха. Я спросил ее, не принести ли ей пожевать чего-нибудь, но она отказалась.
  - Иногда ничего не хочется, но тебе этого не понять. А чем от тебя пахнет?
  - Портвейном кажется. Хочешь?
  - Он не очень крепкий? Налей мне, пожалуйста, рюмочку.
  Я разыскал самую маленькую рюмку и налил ей. Она пила долго, маленькими глоточками и с перерывами. В перерывах она рассказала мне, как познакомилась с мужем, как у нее еще был другой кальмар, но она влюбилась в этого. Ее звали Ойхо, и муж с самого начала оказался вредным, а она поехала с ним в командировку. И даже поссорилась с мамой и тут она заплакала. Ойхо, я хочу сказать, а может и ее мама тоже. Я налил ей еще рюмочку, а себе принес темную бутылку и совсем залез под стол. Стол большой, со скатертью, я довольно удобно там устроился, а Ойхо посадил на колени. В это время позвонили в дверь, Саид и Филипп привезли пару столов, стулья, новые шторы, посуду и много еще чего. По комнатам стали ходить какие-то рабочие, все двигать и устанавливать, и до меня никому не стало дела. Иногда только Райфайзен испуганно вскрикивал:
  - А где Мао?
  - Тут! - отзывался я из-под стола и этого хватало, что б его успокоить.
  Так мы сидели с Ойхо под столом целый час наверное, и она все время мне что-то рассказывала про себя и мужа, а потом больше про то, как была молодая и какие у нее были друзья и как было весело. Часто она меня о чем-то тоже просила рассказать, но я не успевал начать, как она перебивала. В общем-то, хорошо посидели, только курить она просила в сторону. Наконец Райфайзен крикнул, чтобы в прихожей мы все построились. Я вылез, и Саид тут же мне кинул новые джинсы и рубашку. Это мне понравилось, я стал переодеваться и Райфайзен сказал, что надо было мне и трусы купить.
  - Да ладно, он так привык, - отмахнулся Саид. - Галстук я ему не стал брать, потому что слишком смешно будет.
  - Хорошо. Так, причесались все? - Райфайзен нас осмотрел и пригладил мне волосы. - Сейчас придут гости. Саид - не трогай Сью, Филипп - не спи за столом, Мао - не напейся, я умоляю. От тебя уже пахнет - ну сделай же перерыв!
  Тут же позвонили в дверь, это была Сьюзен. Ей все понравилось и она даже сказала, что и я теперь похож на человека. Саид хватал ее за спиной Райфайзена, но она его отпихивала.
  - Они должны уже подъезжать. Идите, заберите от меня закуски.
  Мы пошли к ней и вернулись нагруженные тарелками со всякой едой. Я вдруг сообразил, что проспал завтрак. Удалось кое-что стянуть. Сьюзен все красиво расставила на столах в той комнате, где мы спали, но откуда Райфайзен все кровати выкинул на лестницу, этажом ниже. Не успели мы перекурить после того, как закончили - за окном загудела машина и Сьюзен побежала к зеркалу:
  - Едут! Николсоны - я в вас верю!
  Вошли человек десять или даже двенадцать. Впереди всех шел высокий полный человек в сапожках и красивой шляпе, он громко хохотал и всем жал руки. Он и мне пожал руку и сказал:
  - Фрэнк Хаммер!
  И трясет мне руку и смотрит на меня и смеется. Тогда Филипп говорит:
  - Отпустите его, он тоже Джек Николсон. Нас тут четверо Джеков Николсонов.
  - Ха-ха-ха-ха-ха! - покатился Фрэнк. - Назвать четырех братьев одинаково! Ваши родители с чувством юмора! Вы откуда, парни?
  - Из Канады, - сказал Райфайзен. - Долго жили в маленьком, никому неизвестном городке, а потом кое-чему научились. Не желаете ли к столу?
  - После того, что утром продемонстрировал нам Том, я имею в виду ваш мне совет не чистить зубы перед дебатами, я пойду с вами куда угодно, Джек! Сперва-то я хотел спустить Тома с лестницы, но он очень просил. И все вышло, как вы обещали: этот лысый урод от демократов облился кофе! На виду у всех! Ха-ха-ха-ха-ха-ха! А я сострил, Том придумал мне шутку заранее! Ох, и хохотали же в зале! Джек, вы гений!
  Райфайзен скромно краснел и пожимал руки остальным вошедшим, они тоже жали всем руки, назывались, возникла толчея, но постепенно удалось всех усадить. У нас теперь везде стояли стулья, кресла, столики, пепельницы... Саид, Филипп и Сьюзен стали всем разносить выпить, еду и сигары, а мне Райфайзен не разрешил, посадил рядом с собой. С нами еще сидели Фрэнк и Том. Том старался смеяться вместе с Фрэнком и вообще выглядел веселым.
  - Ну что, Том, - спросил его Фрэнк. - С такими друзьями ты, пожалуй, откроешь теперь собственный бизнес и пошлел свою старую контору к чертям? Ха-ха-ха!
  - Точно, ха-ха-ха! - смеялся Том. - К чертям, ха-ха-ха!
  Тогда Фрэнк перестал смеяться и положил руку Тому на плечо:
  - Я хочу быть твоим первым клиентом, Том. Первым - и главным. Точнее пока - единственным, - Фрэнк повернул голову к Райфайзену. - Ты слышишь, Джек?
  - Мы обсудим это позже... - сморщился Райфайзен. - У меня, видите ли, есть несколько предложений... Мы с Томом еще не дали ответа...
  - И не дадите, черт вас дери! Вы будете работать со мной! И вы будете довольны, не сомневайтесь, - Фрэнк снова заулыбался. - Это главное, что я хотел сказать. Теперь я с нетерпением буду ждать ваших советов. Они потребуются во вторник, ха-ха-ха, у меня интервью! А пока - выпьем за успех! Ха-ха-ха-ха!
  - За успех! - закричали все, поднимая бокалы. Я увидел перед многими пустые тарелки. Они умели быстро жрать, эти ребята.
  Я быстро себе налил и выпил со всеми. Райфайзен не стал мне мешать. Он, кажется, решил, что надо поговорить еще раз с Фрэнком, пока тот не напился.
  - Фрэнк, считайте, что я уже веду вашу кампанию. Однако я хотел бы вам напомнить, что для дальнейших вычислений нам понадобятся кое-какие средства... Дело ведь не только в том, что вы не почистили зубы в тот день, мне ведь еще пришлось собрать много информации о вашем поведении последнего времени, а также поведении вашего оппонента...
  - Деньги... Мария! - к Фрэнку тут же подошла смуглая худая девушка в короткой юбке и с сумочкой, а сзади как привязанный притащился какой-то коротко-стриженый спортсмен еще выше, чем Фрэнк. - Мария, дай полтысячи.
  Девушка покопалась в сумке и достала денег. Тщательно пересчитала прямо перед ними на столе и, не глядя на протянутую руку Райфайзена, отдала деньги Фрэнку.
  - Вот! Ха-ха-ха-ха! - Френк взял деньги и обнял девушку. - Мой кассир и моя любовь! Ее зовут Мария и она спит с револьвером под подушкой! Ха-ха-ха! Выпьем за девочку из Техаса!
  Снова все выпили. Я опять успел.
  - Я ведь не должен скучать, пока моя коровка раздает шоколадки в больницах! Ха-ха-ха-ха! - Фрэнк поцеловал Марию и махнул рукой, что б она уходила. - Только об этом - тсссс... Ни слово Дженифер... Ха-ха-ха-ха!
  Я пошел найти чего-нибудь поесть на кухне и заметил, что Саид встал за спиной Марии и принюхивался. Спортсмен в упор смотрел на Саида, но Саид не обращал внимания или не замечал. На кухне я взял тарелку салата, а потом вернулся под стол к кальмарихе. Ойхо меланхолично копалась со своими штучками.
  - Какая скука, - сказала она. - Пить, есть, ржать... Только ты здесь похож на человека и еще немного тот, который заперся в туалете и раскуривает там какую-то траву.
  И Ойхо снова попросила меня рассказать о моем детстве, но тут же перебила и рассказала о своем. Мне было интересно. Только у нее получалось, что они в детстве ничего не воровали. Я спросил, что ж они тогда ели, а она сказала, что их кормили родители, которые тоже не воровали, потому что им платили зарплату.
  - Так ты из зажиточных, - сказал я.
  - Я? - обиделась она. - Жрать надо меньше и пить, вот и будут деньги детей на море свозить! Вот придурок мой - тот да, тот не из бедных. Оттого и такая сволочь, наверное.
  И она снова рассказывала и рассказывала, и даже показывала мне какие-то фильмы в маленьком телевизоре, но я не мог отличить там ее от других кальмаров.
  Потом я услышал шум и ругань. Я выбрался посмотреть что случилось, и обнаружил Саида, который ломился в туалет.
  - Ты чего кричишь? Занято там.
  - Занято тут, - сказал Филипп изнутри и захихикал.
  - Этот козел украл траву у одной тетки, из тех, что с Фрэнком! Тетка жалуется, все хотят курить, а этот скот закрылся и сидит там с травой! Открой, сволочь, дверь сломаю! - Саид стал дергать ручку и она оторвалась.
  - Филипп, - сказал я. - Дай покурить, а?
  - Держи, Мао, тягни. - тут же открыл Филипп дверь.
  Я взял из рук Филиппа папироску и стал курить. Странный человек Саид - как орать и носиться - так пожалуйста, а как простое дело сделать - не умеет. Табак был какой-то странный, но вроде душистый. Саид молча поднял сидящего на унитазе Филиппа, обыскал и забрал мешочек с травкой - видимо, они табак так называли. На нас с Филиппом он посмотрел мрачно:
  - Наркоманы. Конченные вы люди. На что способны? Не мужчины, - и ушел к гостям.
  Там пьянка была в разгаре. Выбежала Сьюзен, толкая перед собой Тома. Тома тошнило на ходу. Она выставила его за дверь, крикнула: "Дома умойся, переоденься, прими таблетки и сразу обратно, свинюга!" и побежала на кухню, по дороге схватив меня за рукав. Она заставила меня таскать в комнату тарелки с едой, а обратно на кухню пустые. Как только я смог, я, конечно, спрятался между гостей. Гости почти все курили травяные самокрутки, всех женщин, кроме Марии, растащили по углам квартиры, в коридоре кто-то танцевал. Фрэнк все так же смеялся, рассказывал анекдоты и пил, но пьяным не выглядел. Райфайзен сидел рядом с ним грустный, не пил совсем и только курил сигарету за сигаретой. Когда я приблизился, он тихо сказал:
  - Фрэнк любит все получать бесплатно.
  - Они же дали денег? - не понял я.
  - Копейки. И он собирается нас на копейках и дальше держать. А если шагнем в сторону, к конкурентам, вон тот парень нас прикончит, - и он кивнул в сторону спортсмена. Спортсмен сидел с наполовину полным бокалом и смотрел на нас. Он тоже кивнул, как будто понял о чем речь. А может быть, и понял. В это время Фрэнк вдруг стал громко ругаться с Марией.
  
  - 13 -
  
  С чего это началось, я не понял, но ругались они громко и грубо. Все стали расползаться из комнаты, и я тоже вышел. В коридоре стоял Саид и с кем-то целовался. Гости как-то все сразу стали уходить, договаривались шепотом куда-то поехать, все прощались со Сьюзен и мной. Кажется, я всем понравился. Так за пять минут все и ушли, только в ванной пара заперлась и теперь там лизалась, и один блевал в туалете, выгнав оттуда Филиппа. Филипп теперь сидел на кухне в углу и что-то напевал сам себе. Я хотел навестить кальмариху, но Сьюзен сказала мне, чтобы я зашел в комнату и позвал Фрэнка к телефону, это она придумала так. Она очень хотела их помирить, не знаю уж, почему. Я зашел и все сказал, как она просила, а потом вышел вслед за Фрэнком. В комнате осталась Мария и Райфайзен, который старался ее успокоить. Фрэнк дошел до телефона, послушал там гудки и разбил наш телефон в куски.
  - Эта сволочь... Я для нее все сделал. Она - никто, она ноги-то раздвигать не умеет, она никто!
  - Чего ты шумишь? - спросил я. - Давай выпьем нормально, пока никто не мешает. Я тут припрятал бутылку.
  Фрэнк посмотрел на меня странно, но потом улыбнулся:
  - Давай. Плевал я на все.
  И мы выпили. Поговорили, покурили, еще выпили. Фрэнк сказал, что я интересный собеседник, хотя сам мне рта не давал раскрыть, так же как и кальмариха. Сьюзен испуганная заглядывала, спросила, не хотим ли мы чаю. Фрэнк послал ее к чертям. Она принесла еще бутылку, стаканы и бутербродов. Фрэнк бросил в нее тарелкой с бутербродами, но минут через десять мы бутерброды собрали и съели. Фрэнк рассказывал больше про то, как он начал работать в двенадцать лет и какие его умники сейчас окружают, смеются над ним, что он пишет с ошибками, а сами ни хрена не стоят. Особенно Мария, которая вообще неграмотная, а считать умеет только деньги, но при этом с гонором как у дикой лошади, хотя и не американка даже. Наконец он встал и сказал, что пожалуй хватит, и что ему надо прямо сейчас поговорить с Райфайзеном. Еще он спросил:
  - Вы не обманщики, а, Джек?
  - Нет. Мы все по науке, - сказал я. - У нас Книги есть, про Небесную Канцелярию, там все прописано.
  - Я тебе верю. Им - там, всем, - не верю, а тебе верю.
  И он ушел. Приятно такое услышать.
  Я тоже вышел, захотелось еще бутерброд. По дороге на кухню зашел в ванную, просто воды попить, а там Саид с Марией. Она вся пыхтит, и Саид пыхтит, и к раковине не подойти. Я говорю:
  - Вы бы хоть дверь закрыли. Фрэнк увидит - расстроится, Райфайзена подведем.
  - Фигня, - сказал Саид.
  - Фигня, - сказала Мария.
  Я вышел, но мимо как раз шла Сьюзен и увидела все. Она тоже запыхтела, прямо как Саид, глаза круглые стали. Я ее за руку взял и на кухню повел, а она мне сказала, что ей все это уже надоело, что она целый день как лошадь, а в награду вот. Наверное, Сьюзен и правда здорово устала, потому что выронила тарелку и заплакала. Я ее посадил на стул, собрал упавшую еду, съел, запил чаем, еще нашел еды и стал есть, а она все плакала. Ойхо уже из-под стола выглянула сочувствующе. Шипит мне:
  - Хватит жрать, дурак, поговори с ней.
  Я спросил:
  - Сью, тебе Саид, что ли, нравится?
  - Кто? Да у меня таких кобелей было...
  И тут очень кстати вернулся Том. Он был бледный и все в той же испачканной рубашке. Я попросил Тома успокоить Сьюзен и спокойно доел свой ужин. Том молча сел с женой рядом, ему видимо все еще было нехорошо. Он попробовал ее обнять, но Сью не захотела и совсем громко разревелась. Том стал что-то мычать, Сью застонала. Кальмариха ущипнула меня за ногу, но я стерпел. Нельзя на все внимание обращать, тогда даже поесть будет некогда.
  Наконец Сьюзен с Томом ушли домой, что-то у них разговор не получался. Ойхо стала мне выговаривать, что я что-то не так сделал, я налил себе еще чаю и вышел. В прихожей Мария причесывалась. Тут же подошли Фрэнк с Райфайзеном. Фрэнк долго смотрел Марии в затылок, а она все причесывалась и причесывалась перед зеркалом. Потом говорит:
  - Зеркало расческой исцарапаешь.
  - Тебе-то что? - спросила Мария не оглядываясь.
  - Я вот решил работать с этими парнями. Ты все еще против?
  - Нет, я не против. Я передумала. Только Тома надо отодвинуть, он в этой игре лишний, так же как и его жена прибабахнутая.
  - Ну... - Фрэнк подумал. - Ну, это можно. Действительно, зачем нам Том. Или ты меня ревнуешь, а? - он обнял ее сзади. - Ты меня ревнуешь к толстушке Сьюзи?
  - Может быть, - ухмыльнулась Мария, а в ванной за моей спиной прокашлялся Саид. - Может быть и так. Ты не думаешь, что ребятам стоит дать задаток, чтобы они не работали больше с придурком Томом?
  - Джек! - закричал Фрэнк Райфайзену, снова став совсем как прежде. - Тебе удалось невозможное! Ха-ха-ха! Ты очаровал мою Марию! Фантастика! Я уже готов что-то заподозрить, я уже готов тебя - пафф! - пристрелить! Ха-ха-ха! А где твоя сумка, Мария?
  - Сунула Ричу под толстую задницу, - ответила Мария. - Он так накачался виски, что его не поднять, самое безопасное место во всем штате.
  Райфайзен сразу пошел искать спортсмена Ричи, а Фрэнк стал целовать Марию. Мария еще успела мне сказать:
  - Так и будешь пялиться, что ли?
  Мне было все равно. Я пошел тогда помочь Райфайзену поднимать Ричи, но сразу нашел Филиппа и задержался у него. Филипп снова курил свой чудной табак, и я тоже снова покурил. Филипп спросил, как мне нравится трава.
  - Да ничего, душисто. Приятный запах, только я не накуриваюсь.
  - А чувствуешь-то что? - спросил Филипп. - Мне кажется, тебя должно на спокойствие пробивать, на уют и все в порядке, вот как меня.
  - Да, - говорю. - Все в порядке. Вот Саид Фрэнка с Марией помирил, нам теперь за это денег отвалят. А Сью помирилась с Томом. Вроде бы.
  - И есть не хочешь? - вяло поинтересовался Филипп.
  - Нет, я только что.
  - Отдай косяк тогда, на тебя только траву переводить.
  А чего отдавать, я докурил уже и потушил. Филипп даже выругался, и мне стало немного неуютно.
  Захотелось того парня черного повидать, спеть что ли опять с ним, поговорить. Я вернулся на кухню и у холодильника чуть не наступил на Ойхо - она пыталась его открыть. Проголодалась, наконец. Я достал ей что нашел, сыра да колбаски, нарезал, себе бутылку рома взял, последнюю. Ойхо ест и говорит:
  - Ерунда какая-то у твоего Райфайзена получается, так ему и передай. Книги не работают.
  - Неправильные книжки у нас? - я даже поперхнулся.
  - Книжки правильные. Только вот механика их не распространяется на обладателя. Райфайзен все строит прогнозы на вас, что с вами будет, и все вроде угадывает. Только это не сбывшийся прогноз по законам Небесной Канцелярии, а случайное совпадение. То есть нет, не случайное. Это то, что ваш спутник называл проклятием.
  - Не понял, - говорю. - Что с нами будет-то? И что делать?
  - Ну что же непонятного? - Ойхо ткнула щупальцем в один из своих камушков. - Вот, видишь, какая трещинка бежит? Да ну тебя. По Райфайзену Фрэнк согласился бы с вами работать обязательно, он и согласился. Но он не потому согласился, что Райфазен утром шесть раз присел, понимаешь?
  - Понимаю. И что?
  - И вы не контролируете ситуацию, вот что. А думаете, что контролируете.
  - Я так не думаю. И Филипп не думает. И Саид наверно тоже.
  - Это потому, что вы вообще не думаете. - Ойхо вздохнула. - Совсем. Думает один только Райфайзен, но он такой...
  - Ограниченный.
  - Да. Мао, а почему бы тебе не определиться в хороший зоопарк? Мы могли бы согласовать твою диету так, как ты захочешь. Никакой перловки, зато пиво. У меня есть знакомые, ты можешь ни о чем не волноваться, мы ведь не чужие уже люди.
  - Я не знаю, Ойхо. Я же с друзьями. Мне одному скучно будет. Спасибо тебе за предложение.
  Ойхо собирала камушки, засовывая их себе куда-то. На последний, самый маленький, она долго смотрела, потом сказала:
  - Неблагоприятно все у вас вырисовывается. Улетаю я, Мао. К придурку своему. Пора кое какие точки над и расставить в наших отношениях, да и вообще. С ним я работать не буду больше, это я решила твердо. У меня подруга тут рядом, где-то во льдах у них станция. Тишина, чистый воздух. Прощай, Мао.
  - Прощай. У тебя сигареты нет?
  - Вот, у ножки стола, уронил кто-то... Ты будешь меня вспоминать? Я бы дала тебе номер телефона, то ты ведь потеряешь...
  - Потеряю. А как же ты полетишь?
  - Со мной, - раздался голос из-за окна. Я оглянулся и увидел там кальмара на блюдце, трап уже тянулся к подоконнику. - Закончили любезничать? Может, еще поцелуетесь?
  - Подсади меня пожалуйста на подоконник, - попросила меня Ойхо, выразительно колыхаясь.
  Я помог, и она по трапу перебралась к мужу.
  - Как там Ван Сяо? - спросил я. - В зоопарке? А осликов там нет?
  - А ты поболтай еще, и будешь первым, - грубо сказал мне кальмар. - Ойхо, ты что же, Книги, оставляешь?
  - Я к ним не притронусь, - сказал Ойхо, усаживаясь в блюдце. - Разве только тебе подарю, на день рождения.
  Я опустил голову, чтобы стряхнуть пепел с сигареты, а когда поднял, уже не мог понять, кто из них кто. Блюдце стало подниматься, и один из кальмаров мне помахал клешней. Наверное, Ойхо.
  - Мао! - крикнул из комнаты Райфайзен.
  Я понял, что поискать на улице приятеля мне сегодня уже не придется. В квартире стало совсем тихо, все гости ушли. Мне немного уже хотелось спать, и я не стал прятать бутылку, так прямо с ней и пришел.
  - Тебе все мало, все пьешь? Ох, Мао, отправим мы тебя в санаторий от этого дела лечиться! В самый дорогой! - Райфайзен говорил совсем не зло. Он был вымотанный, но счастливый. Саид у окна делал гимнастику, Филипп лежал на кровати и что-то невнятно бормотал без конца. - И вот этого парня тоже, а то толку от вас - никакого. Эх, вы себе не представляете, сколько сил я потратил, чтобы уговорить-таки Фрэнка на постоянное сотрудничество! Кондовый парень, от сохи, он же во всякие мудрости не верит, всего необычного пугается, ему покажи отчеты, грамоты-дипломы, опыт пяти лет работы на рынке... Я бы все это бросил, не выдержал - если бы не наши Книги! Не подвели! Я же по ним просчитал, что именно сегодня, и именно здесь он согласится!
  - Это не потому, что ты шесть раз присел, - сказал я.
  - Конечно! - вдруг громко сказал Филипп. - Так же можно считать, что ты присел шесть раз, потому что он согласился! Это равнозначно и ничего не значит!
  - Вы откуда знаете, что я приседал? - удивился Райфайзен.
  - Есть мудрость и мудрость! - выкрикнул Филипп и снова забормотал ерунду.
  - Да ну вас к черту, - обиделся Райфайзен. - Вы же даже не стараетесь разобраться с Книгами. Да, некоторых вещей я еще не понимаю, но пока все идет отлично. Не без осложнений, но отлично.
  - Над нами проклятие довлеет, - говорю ему, попивая ром. - Оно довлеет и в Книгах про нас не написано...
  - Ложись спать вон рядом с Филиппом, - сказал печально Райфайзен. - Наслушаетесь вечно дураков про проклятия. С Книгами все не так просто... Они в чем-то повторяют принцип Книги Перемен, оттого и чудовищно многовариантны... Пожалуй, я тоже лягу спать. Саид, хватит махать руками.
  - Я обещал к Сью зайти, - сказал Саид. - Если что - мы с ней к нам вернемся, но вы спите, мы в эту комнату не зайдем.
  - Тебя тоже хорошо бы в лечебницу, - ответил ему Райфайзен. - Всех вас хорошо бы в лечебницу. Вы психи и плохо кончите.
  Саид вышел, погасив свет, и я уснул. Мне снилось, как Райфайзен привез нас всех в больницу, но ему там среди докторов так понравилось, что он нас отпустил, а сам остался. И закрылся изнутри, чтобы не дружить с ненормальными. Мне стало интересно, как он там живет, и я заглянул в щелочку в заборе, но увидел там Цуруля, который заорал мне:
  - Кому сказано не соваться! Вешайся, череп, я повторять не стану!
  А потом у меня какие-то кошмары были, но я не помню, какие. Вот только проснулся в дурном настроении, вставать совсем не хотелось. Я выпросил у проходящего мимо Саида сигарету, закурил и стал просить у него выпить. Саид сказал, что я все выжрал, и что нечего мол. Филипп от этого тоже проснулся, засмолил свою травку и лежал молча, отвернувшись к стенке, только иногда шумно затягивался или хихикал очередной грубости Саида. Пришел и Райфайзен и стал тоже меня отчитывать:
  - Я не понимаю: ну какой тебе интерес с утра пораньше напиться? Ведь в такой день ты уже ничего не сможешь сделать! Человек должен пить только после шести часов вечера, да и то с оглядкой. Ты же как будто боишься жить и стараешься все время забыться. Или ты алкоголик?
  - Алкоголик за бутылку родину продаст, - мне стало обидно. - А я вас ни разу еще не подвел. Я Каролину победил. Я с Абдуллой договорился. Я с Ваном познакомился. Я Готвальду рукой помахал. А водка мне нужна, потому что грустно. Мне нет интересного дела.
  - Как нет?! - возмутился Райфайзен. - Вот Книги расшифруй, может, я ошибаюсь в чем? Или хочешь - помогай мне, нам вот надо найти человека, чтобы документы купить, а то счет в банке не откроешь... Хотя нет, это я сам... Ну вот помоги Саиду убраться в квартире!
  - И не собираюсь, - сказал я. - Нашел интересное дело.
  - И я не собираюсь, - сказал Саид. - Вон пусть Фил убирает, он ночью наблевал в коридоре под коврик, придурок!
  Филипп заржал, но встал и пошел убираться. Мне кажется, пока у Филиппа травка есть - ему любое дело интересно. Но я так не могу, я как-то не так устроен и травка мне не нравится.
  Я докурил, снова попробовал уснуть, но мне мешали Саид и Райфайзен, они делили деньги. То есть не делили, а просто на кучи раскладывали: одна куча на документы, другая на хозяйство, третья какие-то непредвиденные расходы, а Саид стал себе на костюм просить. Райфайзен поломался и дал ему. Я тогда говорю: ну дай и мне на костюм. Он даже не ответил. Дурак ограниченный. Еще ведь думает, что делает мне как лучше, они все всегда так говорят и думают. А я лежал-лежал и почувствовал, как мир становится все хуже и хуже. В нем стали появляться темные пятна, он трещал где-то в глубине, и я этот треск слышал. Тот, который создал этот мир, на минуту отвернулся - и вот мир стал портиться. А я мог помочь Ему, потому что знал, что сделать, чтобы все наладилось, надо было просто, чтобы Мао выпил. Иногда Он не хотел, чтобы Мао пил, а вот сейчас Он бы этого хотел, я это сразу понял. Нам с Ним надо было срочно действовать. Я встал и Саид даже испугался:
  - Чего у тебя так глаза горят?
  Я ничего не ответил. На драку с ними я не мог терять времени, мир рассыпался, я уже видел каким все стало серым. Мне было трудно, ноги не слушались, а голова шумела, но я смог дойти до двери, выйти из квартиры. Они что-то крикнули мне вслед, и я понял, что они бессильны мне помочь, а могут только помешать. Я захлопнул дверь и сделал несколько шагов к лестнице. Тут меня качнуло и бросило в дверь Сью и Тома. Главное, чтобы Райфайзен и Саид не догнали меня. Я постучал, потом нащупал звонок и нажал. Дверь открылась и я упал в квартиру.
  Надо мной склонилась Сью:
  - Тебя Джек прислал? - прошептала она.
  - Ага. Ему бы выпить.
  - Плохо? Я сейчас. Я сейчас отнесу ему таблеток, - и она быстренько пробежала в комнату и обратно.
  Когда за ней захлопнулась дверь, из комнаты раздался скрипучий голос похмельного Тома:
  - Сью? Где ты, Сью?
  Я пополз искать холодильник. В глазах было темно, в голове звук, как когда вагоны на горке башмаками останавливают, все рушилось, времени почти не осталось. Я не нашел холодильник, а уперся головой в какой-то шкафчик. Почти без надежды открыл, а там... Там они и стояли. Я взял наугад, оказалось что-то сладкое, но все равно сразу посветлело. Там же в шкафчике я нашел надкусанное яблоко, дело пошло совсем хорошо. Скоро я смог встать, оглянулся - позади постель Тома. Том смотрит на меня одним глазом, в глазе мука. Я нашел коричневую настойку, которую они в Америке чаще всего пьют, стакан, выпил, снова налил и принес Тому. Том застонал:
  - Нет... Меня стошнит...
  - А ты не тошнись! - я-то знаю, как надо. - Ты сдержись и полегчает.
  Я посадил его и заставил выпить. Это нетрудно сделать человеку, который спас мир только что. Том выпучил глаза, у него в горле забулькало, он вывернулся и упал на живот. Но я перевернул его на спину, а когда брызнуло из горла, прижал ему к лицу подушку. Он вырывался, но потом притих. Я снял подушку, вернулся к шкафчику, взял еще стакан и налил нам обоим, нашел сигареты и закурил две. Тому стало легче - он сам сел и мотал головой.
  - Ты меня чуть не убил... Я уже почти умер...
  - А как ты думал? - говорю. - Жить - это не просто. Жить - это даже больно иногда, - я могу иногда сказать красиво, особенно если жизнь на глазах налаживается.
  Том сперва все отнекивался, но я чувствовал, что надо курс лечения закончить. Мы с ним выпили всю эту бутылку за час с небольшим, и он до того поправился, что захотел есть. Я вспомнил, что в своих заботах о мире тоже не завтракал, пошел и первый раз в жизни сделал яичницу. Раньше как-то не получалось - то сковородки не было, то огня, а чаще всего яиц. Оказывается, когда сам делаешь яичницу, то не так вкусно получается, как если кто-то другой. Том тоже сказал, что несоленая получилась и с дымком. Но я думаю, это просто яйца были несоленые. Хоть и странно: три десятка - и все несоленые. Мы поели и стали курить, и тут раздался выстрел. Я много слышал выстрелов за последние дни, поэтому сразу понял, что стреляют, хоть это и было в Готвальдовой квартире. Том мне как раз стал рассказывать, какая Сьюзен потаскуха - до этого он все вокруг ходил, никак не мог решиться рассказать. Я не возражал: мне какая разница что слушать? Да и вообще, когда все вокруг не успеют выпить, сразу начинают друг на друга жаловаться, так чего же от бедного Тома ждать. И вот на словах "и еще этот ваш брат, шустрый который" раздался выстрел. Я так сразу и догадался, что с Саидом что-то не так. То ли он кого-то пристрелил, то ли его. Быстренько открыл новую бутылку и побежал, даже Тому не налил.
  
  - 14 -
  
  А дверь к нам уже нараспашку. Я вбежал и сразу в ту комнату, что ближе, а там дверь не поддается, кто-то придерживает. Я отскочил, бутылку за шкаф поставил и с разбегу об дверь ударился, в комнате кто-то взвизгнул, дверь отворилась. Я сунулся туда, а это Саид Сьюзен к двери прислонил, теперь они на полу без трусов барахтаются.
  - Вы что, опять? Надоели уже. А стреляли зачем?
  - Баранья ты башка, - ворчит Саид, прикладывая платок Сьюзи к разбитому носу. - Я что, садист какой, в женщин стрелять? Не знаю, Фрэнк наверно или Мария, посмотри в той комнате. Только не сболтни Марии чего!
  - Ааа... Ты ее боишься... - всхлипнула Сью.
  - А они тут откуда уже? - удивился я и закрыл дверь.
  Достал свою бутылку, отхлебнул и, уже спокойный, вошел в другую комнату. Посередине лежал Райфайзен с половиной лица, весь в крови, не двигаясь. Рядом на коленях стояла Мария и протирала подолом большущий револьвер, над ней пританцовывал Фрэнк. То есть мне сперва показалось, что он пританцовывал, а вообще-то он трясся так. А на кровати сидел Филипп. Он помахал мне рукой:
  - Смотри, до чего наш бедняга доигрался...
  - Стоять! Всем стоять! - раздался крик, когда я хотел подойти поближе. Оказывается, за дверью притаился спортсмен Ричи, с таким же большим револьвером, как у Марии.
  Я встал, конечно. Отхлебнул.
  - Он живой?
  - Дурак, что ли? - оглянулась на меня Мария. - Полковник Кольт в упор не облажается.
  - Ты понимаешь...- Фрэнк быстро подошел ко мне и оперся о мое плечо. - Ты понимаешь... Мы приехали... Мы хотели, чтобы завтра, когда противник мой будет новый парк открывать, ленточку резать, чтобы он порезался... Он крови боится, и наверняка упал бы в обморок, это очень полезно нам, а с ним такое уже бывало... А Джек сказал, когда посчитал все, сказал, что мне нужно голым по улице пройти, хотя бы в маске... В прошлый раз только зубы не почистить, а теперь голым на улицу... И я... Я ему не поверил...
  - Ричи, возьми кольт и убирайся с ним за город, там разберешь и утопишь. Прямо сейчас, - сказала Мария.
  Ричи нерешительно потоптался, потом запихал себе под пиджак оба револьвера и убежал. Фрэнк и не заметил. А я заметил, что сумка с деньгами у Марии на боку.
  - И вот я не поверил... А Джек сказал: могу доказать... Он опять считал, а потом облился кофе и сказал, что сейчас ему позвонят... И ему позвонили. Но ошиблись номером, понимаешь? Я не поверил поэтому. А Джек тогда посчитал снова и достал из кольта Марии пять пуль. Крутанул барабан как в русской рулетке, только это наоборот... То есть не наоборот... - у Фрэнка по щекам текли слезы.
  Хороший парень Фрэнк, чувствительный. Я дал ему выпить, несколько глотков всего, потому что сам был растревожен. Мария прошлась туда-сюда, платочком пыль посмахивала, потом говорит:
  - К вам ворвался грабитель. Он пытался вымогать у Джека деньги, направил на него пистолет, а потом рука его дрогнула. Грабитель убежал, ничего не взяв. Ясно?
  - Так что же, Фрэнк мне наврал, что ли? - не понял я.
  Мария оглядела меня с ног до головы, хотела что-то сказать, но тут в комнату заглянул Саид:
  - Что случилось-то? Ох, шайтан...
  - Объясни ему, - Мария шлепнула Фрэнка по щеке. - И особенно объясни: ни тебя, ни меня здесь не было! Я скоро.
  И она вышла, утащив за собой Саида. Филипп спрыгнул с кровати и, осторожно переступая через лужицы крови, подошел к Райфайзену. Он стал рыться у него в карманах, нашел немного денег и сигареты, забрал. Потом подошел ко мне:
  - Нас тут двое, Мао, кто с головой на плечах. Какая полиция? Документов нет у нас, пусть-ка Фрэнк даст нам денег и тихо разойдемся. Райфайзена мне жаль, можно вечером похоронить на газоне, между кустов. Но лучше просто положить на улице - полиция его без нас лучше похоронит, они умеют.
  - Мао? - удивился Фрэнк. - А почему документов нет? Ох. Вы - китайские шпионы?
  - Вот-вот, - сказал Филипп. - Так и влипнем, сожгут нас на электрическом стуле. За то, что не достигли точки покоя.
  - Ты не кипятись, - говорю я Филиппу. - Иди лучше травы покури, тебя успокаивает. Райфайзен все-таки не чужой, надо с ним по-человечески. Сью попросим, все устроится. А ты, Фрэнк, и правда: дай денег-то на похороны!
  - Конечно, - сказал Фрэнк. - Конечно. Вот только Мария куда-то ушла. И главное: как бы там ни было, никто не должен узнать, что мы здесь были. И что имели дело со шпионами, не губите меня, ребята. Ведь это крест карьере. Возьмите денег, я вас прошу, вот только Мария...
  Я сунул ему в руки бутылку и пошел искать Марию. Ну конечно, Саид ее к двери в той же комнате прислонил. Я это предвидел и сразу посильнее вдарил. Мария стала ругаться, обзывать меня, все-таки Сью гораздо воспитаннее, но я не испугался - кольта-то у нее уже нет. Саид тоже назвал меня бараньей башкой, но он всегда так делает. Пока они на полу лежали, я увидел сбоку на стуле сумку, взял ее и хотел выйти, но Мария вцепилась мне в ногу.
  - Куда? Ты что?!
  - Фрэнку деньги нужны, - отвечаю. - Прямо сейчас. Вы заканчивайте, а я скоро сумку верну.
  - Да я уже, - говорит Саид. - Подожди меня, вместе пойдем. Может, врача стоит Райфайзену вызвать?
  - Минутку! - Мария отпустила мою ногу и схватила ногу Саида. - Как это? Нет уж, ты тогда останься!
  И я вышел. Пусть Саид сам разбирается. В коридоре столкнулся с Томом, он вошел в открытую дверь, совсем поправившийся. Том спросил, где его жена и что у нас упало. Я сказал, что Сьюзен не видел, и ничего не упало, просто Райфайзен застрелился. И еще я спросил, есть ли у Тома лопата.
  - Лопата? - удивился Том. - Надо поискать, - и ушел.
  Я вернулся к Фрэнку и Филиппу. Они молча пили, Филипп снова покуривал травку. Я дал Фрэнку сумку, он ее открыл, посмотрел на деньги и закрыл снова.
  - А где Мария? - жалобно спросил он. - Мне без Марии трудно.
  - Филипп, - попросил я. - За деньгами я ходил, а ты сходи за Марией.
  - Не нужно никуда ходить, - тихо сказал Филипп, затянулся, прикрывшись ладошками, как он любил, и закрыл глаза. - Сама придет, когда планета повернется. Когда придет срок. И ты не ходи, посиди с нами.
  - Посиди с нами, - попросил и Фрэнк. - Как-то я плохо себя чувствую...
  Сел я, закурил. Жалко мне Райфайзена, забавный он был. Умничал много, но и помогал иногда. И вот до чего докатился: застрелился случайно. Это же надо так книжкам верить, чтобы пистолет к голове приставлять! Мне от жалости даже не сиделось и я подошел к телу Райфайзена проститься. Выглядел он паршиво, и выражение половины лица было совсем не важное, скорее испуганно-удивленное. Когда успел удивиться?
  - Раньше надо было удивляться, Райфайзен. - сказал я и вспомнил, что я человек верующий. - Ничего, Он знает, как лучше, все устроится. Может быть, тебя даже ко мне назначат, вместо Цуруля. Хорошо бы. Тогда я к тебе захаживать буду. А за тело свое не беспокойся, мы с ним что-нибудь сделаем.
  Карманы Райфайзену уже проверил Филипп, я туда не полез. Хотел было снять часы, он их на правой руке носил, но они были сильно забрызганы кровью, кровь уже спекаться начала, мне лень стало возиться. А вот на левой руке у него был настоящий компас, тоже на ремешке, как часы. Я в детстве очень хотел такой компас, мне нравилось со стрелкой играть. Один раз я даже отобрал у одного парня такую штуку, но потом меня учитель труда догнал. И вот теперь Райфайзен мне мою детскую мечту подарил.
  - Спасибо, дружище, я при случае тебе тоже что-нибудь подарю, - я снял компас, нацепил себе и пошел показать Филиппу.
  - Вот только компаса тебе и не хватало, - сказал Филипп и стал тихонько хихикать.
  Минут через десять мне его хихиканье надоело и я все-таки сам пошел за Марией. Фрэнк хотел за мной увязаться, но я сказал ему, что Мария запретила. Он сразу послушался. В комнате ни Саида ни Марии не было, но я нашел их обоих в ванной, под душем. Они и там продолжали.
  - Слушайте, уже Фрэнк волнуется, нам деньги нужны, обедать пора, похоронами заняться, а вы все никак не закончите! Пять минут вам на все, я жду.
  - Жди, жди, дверь только закрой! - злобно сказала мне Мария, и я подумал: а не суккуб ли она?
  Но дверь я закрыл и прошел на кухню, и нашел там Сьюзен. Она опять, как тогда, сидела за столом и плакала с каменным выражением лица. Это же надо так уметь, застыть и плакать. Я попросил ее сделать мне бутерброд и она сразу послушалась. Хорошая она, хоть и странная. Пока я ел, из ванной выскочил Саид, и сразу на кухню, голодный очень был. Сьюзен сделала бутерброд и ему, а он стал есть и извиняться, все про любовь ей втирал. Я понял, чем это кончится, доел и пошел к Марии. Но Мария закрылась в ванной, с чего-то ей вздумалось еще раз помыться, хотя только что в душе стояла. Делать нечего, вернулся я к Фрэнку и сказал, что Мария разрешает взять денег сколько нужно.
  - А сколько вам нужно? - насторожился Фрэнк. - Я слышал, в Китае все очень дешево.
  - Сколько нам нужно денег, Филипп?
  - Деньги никому не принадлежат, так же как вода и воздух. Нам вовсе не нужно денег, - пыхнул Филипп очередной папироской. - Потому что они у нас есть.
  - Где? - не понял я.
  - Да вон, полная сумочка, - кивнул Филипп на сумку.
  - Э... - удивился Фрэнк и вдруг закричал: - Мария!! Деньги, Мария!
  Где-то в коридоре хлопнула дверь и одновременно с этим звуком к нам влетела Мария. Она была в одном белье и расстегнутой блузке, а в руках был ее пиджачок, в котором она пыталась что-то нащупать. Забыла конечно, что револьвера нет. Но теперь она мне и без револьвера не нравилась.
  - В чем дело, козлы?! - не растерялась Мария, не найдя револьвера.
  - Деньги, - сказал Филипп, не глядя на нее. - Они не могут принадлежать.
  - Дай сумку, Фрэнк. - Мария расстегнула молнию и показала Филиппу несколько пачек денег. - Это все, на что вы можете надеяться. Теперь мы уйдем, а вы имейте в виду, Николсоны, что те, кто много говорит, рано умирают. Прямо в камере. Ясно?
  - Они не Николсоны, - грустно сказал Фрэнк. - Они китайские шпионы.
  - Нет, это мне уже совсем не нравится. - Мария закусила губу, бросила деньги в сумку и стала застегивать свою блузку. - Шпионы из них как и китайцы, никакие, но кто-то тут сильно дурит мне голову. У тебя есть пистолет?
  У Фрэнка оказался пистолет, и он отдал его Марии. Мария чуть успокоилась и приказала нам всем сидеть, где сидим, а потом с пистолетом и сумкой вышла из комнаты, громко окликая Саида. Правда, она звала его Джеком, может, поэтому он и не откликнулся, и подготовиться к ее приходу не успел. Она их нашла, раздался визг, и через три минуты в комнату вошел, застегиваясь, смущенный Саид. За ним шла Сьюзен, а Мария подталкивала ее в спину пистолетом.
  - Ну поживей шурши задницей, толстуха! - подбодрила Мария Сьюзи и с ходу продолжила: - Всем сесть!
  Фрэнк почему-то сразу вскочил и отошел в сторону, а на его место тяжело плюхнулся Саид. Сьюзен хотела сесть на его колени, но он подвинулся, столкнув Филиппа с кушетки. Филипп остался сидеть на полу.
  - Мария... - робко сказал Фрэнк. - А почему ты в таком виде?
  - Я тебе потом все расскажу. - Мария потрепала его по щеке. - Потом. Я так устала. Даже немного потеряла контроль за ситуацией. Давай-ка ты пересчитаешь деньги, а то всякое могло быть с сумкой, пока я ее не видела.
  Фрэнк вывалил деньги в угол и стал их считать, руки сразу дрожать перестали. Мария задумалась и смотрела то на Саида, то на Сьюзен.
  - Мария, - сказал Саид. - Не делай из мухи слона.
  - Заткнись. Лучше поцелуй свою корову, а то она сейчас заревет.
  - Знаешь, женщина, я ведь сейчас встану, намотаю твои патлы на руку и...
  Саид начал было подниматься, но тут Мария ловко стукнула его в лоб рукояткой пистолета. Звук получился сухой и звонкий, как обухом топора зимой по дереву.
  - Ох!.. - сказал Саид.
  - Сволочь! - крикнула Сьюзи.
  - Короче, так! - прикрикнула на них Мария. - Если деньги на месте, то мы сейчас уходим. Мы не знаем вас, вы не видели нас. Все понятно?
  - Мы согласны, - отозвалась Сью.
  - Ты думаешь только о деньгах! - возмутился Саид. - Для тебя люди - ничто, тьфу!
  - Можно я его ударю? - прибежал тут же Фрэнк.
  - Нет, - сказала Мария и немного смягчилась к Саиду, наверное, из-за растущей у него на лбу шишки. - Вот что, Джек, если хочешь нормально поговорить, идем в другую комнату, и сперва ты мне все расскажешь. Только правду, мне надоела ложь!
  - Правда - частный случай лжи, - очнулся на секунду Филипп.
  Саид встал, и теперь Мария его не ударила. Сьюзен постаралась удержать его за руку, но он мягко вырвался. Фрэнк жалобно сказал:
  - Оставь мне хоть пистолет!..
  - Да ты посмотри на них. И так управишься, - ответила Мария уже из коридора.
  - Их не будет с полчаса как минимум, - я как раз прикончил бутылку и постарался сосредоточиться. - Фрэнк, ты деньги не досчитал, давай помогу.
  - Отстань. А почему полчаса, почему так много?
  - Это как минимум, - уверил я его и для виду покосился на компас. - Меньше у него не получается. Мне-то ты веришь?
  Фрэнк постоял-постоял, да и выбежал из комнаты, а за ним тут же поскакала Сьюзен. Я подошел к кучке денег и набил себе в карманы сколько можно, чтобы не очень заметно было, в трусы тоже положил. Потом занялся Филиппом, самому ему было все равно. Он сказал:
  - Пища - это голод со спины. Спина - это отвернувшееся лицо.
  - Нет, ты с затылком путаешь, - поправил я его.
  - Да. Пища - затылок лица голода.
  За дверью орали на четыре голоса. Я вдруг вспомнил об Ойхо и Книгах. Если они еще здесь, то это проклятие еще довлеет. Я прошел по комнате и легко Книги нашел, они лежали на подоконнике, за шторой. Я быстро открыл окно и вышвырнул Книги наружу.
  - Теперь все будет хорошо, - сказал я Филиппу.
  Филипп мне очередной гадостью ответить не успел, потому что за дверью вдруг заорали так, что мы оба сразу поняли: это американские полицейские. Скоро полицейские стали нам кричать через дверь, чтобы мы сдавались, а то они будут стрелять. Я сказал, что мы сдаемся. Тогда они попросили нас лечь на пол и распластаться. Я распластал Филиппа, который снова расхихикался, лег сам и сказал, что мы готовы. Полицейские немного покопались, потом с ревом забежали и стали пинать нас ногами. Потом они завернули нам руки за спины, надели наручники, обыскали и украли все деньги. Может, я зря Книги выбросил?
  Потом нас подняли и отвели в другую комнату, там уже стояли все остальные. Фрэнк пытался объяснить полицейским, что его нельзя задерживать, хотя кто он такой он сейчас не скажет, Сьюзен плакала с каменным лицом, Саиду со свежеразбитым лицом было все равно, Мария была без лифчика и в блузке нараспашку. Полицейские очень забавлялись Марией и не разрешали ей отвернуться к стене. Потом один полицейский крикнул:
  - Запускай! - и в комнату понабежала целая орава людей с фотоаппаратами. Они стали фотографировать, галдеть и ко всем приставать. Полицейские терпели это минут пять, а потом всех выгнали. В образовавшейся тишине Фрэнк сказал:
  - Ну вот что, раз уж так все случилось, я заявляю, что группу китайских шпионов раскрыл я.
  - Ни фига, - в комнату заглянул из коридора Том с сигарой в зубах. - Какая бы тут группа ни была, первым стукнул я, и вся честь мне. Я книгу буду писать, слышишь, Фрэнк? В основном про тебя и твоих друзей. Не этих. Ты знаешь, каких.
  - Не будь идиотом! - возмутился Фрэнк. - Нас обоих найдут на дне!
  - А ты не подкладывай мою жену кому попало!
  - Прости, Джек, это я во всем виновата! - завопила Сьюзен и хотела, наверное, обняться с Саидом, но руки у обоих были за спиной и Саид от толчка повалился на пол.
  Мне вдруг страшно захотелось есть, и я понял, что обеда не будет. А то вдруг и ужина. Я даже спросил у полицейского, будут ли нас кормить. Он сказал, что лично он бы нас просто побросал в окно, потому что от китайцев нигде не продохнуть, от ублюдков желтопузых, но, видимо, в конце концов покормят, потому что мир катится к чертям. А вот лично он заставил бы нас жрать друг друга, проклятых узкоглазых коммуняк. Я немного успокоился. Вроде и желудок мой тоже. И вредный Том ушел, перестал мозолить мне глаза. Но тут Филипп стал мне нашептывать на ухо:
  - Говорил я, надо уходить, а теперь нас поджарят.
  Полицейские стукнули его дубинкой, потом немного постучали и всех остальных, а потом повели нас вниз по лестнице. Когда мы вышли из подъезда, там была целая толпа и нас опять фотографировали, но полицейские быстро загнали нас в большой автобус без окон. Нас рассадили по лавкам, наручники перезастегнули так, чтобы они еще за специальные кольца держались, и мы поехали. Ехали часа три, водитель громко жаловался на пробки, а ведь полицейским за рулем не положено пить. Я пытался спать, Филипп спал, а остальные все тихо переругивались между собой и громко с полицейскими. Я не вслушивался. Очень хотелось повидать хоть Цуруля, если уж Апулей далеко в зоопарке, но даже просто уснуть толком не получилось. Только время потерял.
  Мы приехали на аэродром. Я обрадовался, потому что люблю летать на самолетах. Там повсюду стояли солдаты, но на наших не похожие. Эти были модно одетые, чистые, даже не в сапогах, а в ботинках. Я спросил полицейских:
  - Чего это вы нас, в армию забираете?
  - Это не армия, - сказал он, оскалясь на этих солдат. - Это хуже. Лучше тебе было бы из окна выпрыгнуть. Так что держись, парень, хоть ты и шпион, я тебе сочувствую. Пошел! - и он пинком выбросил меня из машины.
  Около солдат откуда-то оказался человек в черном костюме. Он поглядывал то в бумажку в руке, то на нас и потом показал солдатам на Сью и Фрэнка:
  - Этих двоих в комендатуру. Они не полетят, мы их знаем.
  - А меня! - крикнула Мария, на которую пялились все солдаты. - Меня вы тогда тоже знаете!
  - На вас распоряжения не было. Все, уводите.
  - Джек!! - кричала Сьюзен и бросалась грудью на дула автоматов, когда нас разводили в разные стороны.
  - Пока, Сью, - сказал не оборачиваясь Саид, он выглядел очень уставшим.
  - Который самолет наш? - спросил я парня в черном.
  - Вон тот, с надписью "Южноатлантические авиалинии". Только без глупостей, мы вас все равно не застрелим, приказ был очень жестким.
  - Сволочи, - сказала Мария. - Да здравствует свободная Панама! Долой империализм! С Троцким - победим!
  - Ну не надо кричать, - попросил ее Саид. - Попроси лучше, что б тебя застегнули.
  - Что, тебе уже не нравится? Слабак! А мне нечего скрывать! - не унималась Мария. - Мои руки связаны, но мой голос свободен! Пусть будет стыдно палачам свободного народа!
  - А нас в самолете покормят? - спросил я опять парня.
  - Обязательно. На "Южноатлантических линиях" кормят вполне прилично каждые три часа полета. А ты, я вижу, приятный малый! Тогда, знаешь что? О спиртном даже не спрашивай, не хочу тебя расстраивать, - и он весело мне подмигнул.
  Когда мы подошли к самолету и стали вместе с солдатами подниматься по трапу, нам навстречу выглянул толстяк в белой рубашке и галстуке.
  - Как они, Фокс, не капризные? Можно с них наручники снять, когда в клетку запрем? Не очень-то хочется водить их в сортир, а так поставим туда ведерко и вся недолга.
  - Нормальные ребята! - улыбнулся Фокс. - Трое из красного Китая, по линии влияния на свободные выборы, и одна марксистская партизанка-двурушница. Я думаю, наручники можно снять. Воспитанные люди, не убийцы какие-нибудь.
  
  - 15 -
  
  В самолете нас сразу провели в большую комнату, где в центре стояла большущая железная клетка, привинченная к полу, а вокруг нее - кресла.
  - Фокс за вас поручился, - сказал толстяк. - Так что в одиночки вас не пихаем, будете лететь в клетке, как нормальные люди. Условие: не безобразничать. Давайте-ка мы вас еще раз обыщем, и приветствую вас на борту, как говорится.
  Обыскали нас очень тщательно, забрали и шнурки, и даже резинки из трусов. Мария снова психанула и вообще разделась. Толстяк пытался было ее образумить, принес какое-то одеяло, но она только шипела на него. Тогда он сказал, что посадит ее в шкаф для буйных, но тут уже заступились солдаты. Солдаты говорили, что лететь пять часов, скучно, а тут вроде развлечение, девушка симпатичная.
  - Ладно уж, но тогда обещайте мне не напиваться как в прошлый раз! - погрозил солдатам толстяк. - Кстати, принесите мне коктейлю кто-нибудь. Снимите с них наручники и не забудьте ведро.
  В клетке Филипп сразу сел в углу, я опустился рядом, позвал Саида, но тот угрюмо рассматривал Марию. Мария некоторое время обзывала всякими словами солдат, которые очень веселились и тоже ее обзывали, а потом повернулась к Саиду.
  - А ты что смотришь, козел? Что-то ты с лица спал, а какой герой был!
  Саид угрюмо стал сбрасывать рубашку, солдаты засвистели и захлопали. Когда Саид повалил царапающуюся Марию на пол, самолет взлетал и они покатились по полу, а меня кто-то потрогал за плечо. Я обернулся и увидел, что около клетки стоит Фокс.
  - Послушай... Я тебя не отвлекаю? Нет? Вот что мы нашли под вашими окнами... - и он показал мне наши книги. - Скажи, это имеет к вам отношение?
  - Никакого, - я не хотел больше с этими книжками связываться. - Это не наши, это Нибелунгов. Забирай себе.
  - Спасибо. - Фокс улыбнулся. - А скажи, то, что в районе вашего пребывания несколько сот человек неоднократно видели неопознанные летающие объекты - это тоже не имеет к вам отношения?
  - Тоже. Они, наверное, к Тому прилетали, - ловко я догадался Тома подставить! - Вы его арестуйте. У него жена хорошая, а сам он скотина.
  - Я скотинами не интересуюсь, - Фокс показал мне значок с какой-то ерундой. - Я интересуюсь летающими блюдцами и всем, что имеет к ним отношение.
  - Совсем непохоже нарисовано. Оно гораздо больше, и сверху ничем не накрыто. И вообще чепуха это все.
  - А что бы могло тебе помочь говорить откровенно? - спросил Фокс. - У меня есть иголки под ногти, а есть бутылочка бренди. Ты что выбираешь?
  - Дай попробовать, и я решу, - сказал я.
  - Попробовать могу дать только иголки. А бренди получишь, когда расскажешь про блюдца и книги. И учти, что ложь я отличить сумею.
  Я стал соображать, о чем ему говорить, а о чем - нет, и тут пришли стюардессы. Они прикатили тележки с едой и бутылками. Солдаты набежали и стали быстрей хватать все, чтобы не пропустить чего интересного между Саидом и Марией, а некоторые тарелки отнесли к нам.
  - Только этих пока не зовите, - сказали солдаты, подавая нам в клетку обед на четверых. - Спорт есть спорт, не отвлекайте. Молодец ваш приятель.
  - А по-моему, он тупой, - сказал Филипп и стал есть.
  Я тоже стал есть, но Фокс не отставал, и мне пришлось с набитым ртом ему рассказывать, как мы на самолете китайской армии куда-то влетели и как там все выглядит и какие из себя инопланетяне. Но, правда, немного бренди я уговорил его себе в стакан из-под компота плеснуть. Когда я покончил с обедом, солдаты заорали:
  - Четыре! - и стали отдавать друг другу деньги и отвешивать щелбаны.
  - И это все?! - орала на Саида Мария и хохотала. Саид рычал, солдаты заругались между собой и снова доставали и отдавали деньги.
  - Она обижает Саида, - сказал Филипп. - Давай съедим ее обед.
  Я, конечно, согласился, ведь Саид - наш друг. Фокс налил мне стакан бренди и заставил рассказывать про Книги. Ну, с бренди-то у меня лучше получалось, хорошая штука, тут уж я ему говорил и говорил, он даже кассету в своем магнитофончике менял. За разговором мы съели и обед Саида, потому что Фокс обещал, что будет еще и ужин. Филипп тоже немного наврал Фоксу, про взлетные площадки инопланетян в Тибете и про одного инопланетянина в бочке, потом потребовал, чтобы и ему бренди налили. Фокс плеснул и пошел еще за бутылкой, потому что у него была маленькая, грамм на триста, и вся кончилась. Мы с Филиппом, чтобы размяться, стали ходить вдоль решетки по кругу. Солдаты кричали:
  - Восемь! - и улюлюкали.
  - Как все это отвратительно, - сказал Филипп. - Шумно, душно. Пожалуй, я лягу спать.
  - Я бы тоже, да Фокс не даст.
  - А ты ему скажи: "Сеанс связи, не мешай.", и спи. С такими помогает, - и Филипп лег и уснул.
  Я закончил круг и пришел к Фоксу. Фокс смотрел на Саида:
  - Послушай, а он - человек? Кстати, почему вы не похожи на китайцев? Пластическая операция?
  - Дай скорее бренди, у меня сеанс связи вот-вот начнется, - сказал я. - Устал я что-то.
  Фокс не отказал, и еще дал мне полпачки сигарет. Потом сел в кресло и стал книжки листать, прямо как наш Райфайзен. Я уснул, солдаты мешали, но вкусная еда и бренди помогли. Мне снился Райфайзен! Он жег книги посреди зимнего леса и никак не мог согреться, все подбрасывал и подбрасывал. Но так и не согрелся и сказал мне: "Двух не хватает!" Я говорю: "Не будь дураком, дерево лучше сруби!" А он в ответ: "Сам не будь дураком. Сны не стоит толковать буквально." Я обиделся: "Ну и снись тогда вон хоть Филиппу, а я не знаю, чего ты хочешь!" Райфазен подумал и говорит: "Да все вы дураки. Но с тобой хоть общаться приятнее. Не знаю только, чем." "Ну и ладно, - говорю, - спасибо за компас." И проснулся, когда солдаты заорали "Двенадцать!"
  - С добрым утром, - сказал Филипп. - Я все сигареты скурил, извини. Говорят, скоро уже прилетим.
  - А ужин? А бренди не осталось?
  - Фокс куда-то спать ушел. Я с ним долго говорил, он устал. А знаешь, куда нас везут? На Южные Фолклэнды. Вот тебе и Острова. Там самые мрачные тюряги у них, а погода такая, что если вместо снега дождь, то это лето. А лето там - зимой.
  - Не может быть! А летом что?
  - Зима. Вот такое тухлое место. Хана нам настает по полной программе. Если и не на стул, так лет сорок припаяют обязательно - не просто же так везти в такую даль.
  - А что делать?
  - Радоваться. Мы нашли свою точку покоя, а в этом - цель жизни, я же тебе говорил. Тебе, как мусульманину, тоже должно быть приятно. Вы же фаталисты.
  - Много ты понимаешь, - загрустил я. - Знаю я, как в тюрьмах живут. Да еще мороз. Давай с Саидом посоветуемся, может убежим?
  - От судьбы не убежишь, и не отстанешь. А Саид теперь никуда не годится. Если только как таран, да и то легкий слишком, выдохся.
  Я пошел посмотреть на Саида. Солдаты теперь затихли, им, видимо, тоже все это надоело, только один или два продолжали покрикивать. Кажется, "четырнадцать". А может и нет, они осипли, не разберешь. Саид дышал с хрипами, неровно, Мария под ним вообще не шевелилась, закрыв глаза.
  - Спит, что ли? - спросил я Саида.
  - Уйди, не мешай... Я им всем покажу... Кто здесь... - видимо, последний пар из него вышел на слова, он перестал двигаться, а потом осторожно отполз от Марии и вытянулся на полу.
  - Саид, нас в тюрьму везут. Может, убежим? Филипп не хочет.
  - Я не смог... - грустно прохрипел Саид через несколько минут. - Она лежит - а я не смог... Как я дошел до такой жизни? Что же теперь будет?
  Я отошел, а тут и ужин принесли. Мы с Филиппом опять все съели, потому что Мария и Саид спали, ну не будить же их из-за ерунды.
  Потом заходил Фокс, задавал какие-то вопросы, я кое-как отвечал, ему не понравилось. Он сказал, что я путаюсь в показаниях, и что по прибытии на место со мной придется серьезно разбираться. Грустно так сказал. Наконец откуда-то появился толстяк, весь умытый и чистый, в свежей рубашке, и объявил, что мы подлетаем.
  - Кружить не придется, погода отличная, раз в году такая. Значит, быстренько все после себя убираем, бутылочки относим к буфету и приводим в порядок обмундирование и оружие! Спецконтингент тоже подготовьте, замерзнут ведь голышом!
  Солдаты бросились наводить порядок, почти все были довольно трезвые. Вошли и к нам в клетку, унесли ведро, я еле успел им попользоваться, надели на всех наручники, Саида заставили одеться, Марию закутали в одеяло. Я предложил Марии попробовать сбежать, но она только хлопала глазами спросонок и ничего не ответила. Потом все солдаты сели в кресла и самолет приземлился, нас довольно здорово трясло.
  - Добро пожаловать в элитную тюрьму Соединенных Штатов! - сказал толстяк. - Отсюда многие убегали, и их никто не искал. Потому что мы никогда не против сэкономить на похоронах!
  Мы вышли. Шел небольшой снег, но ветра почти не было, воздух очень свежий. Мы шли молча, оставляя следы на свежем снегу, шли довольно далеко, и мне стало даже уютно. Я вспомнил детство, ментов. Их бы в тюрьме сразу убили, а я что - простой китайский разведчик. Может быть, нас даже обменяют, я слышал, как об этом тихо-тихо солдаты говорили, и тогда я побываю еще и в китайской тюрьме. В сущности, мне нравилось путешествовать, хотя и трудностей хватает. Выпить бы. Но выпить было нечего, и я решил, пока идем, немного побыть хорошим мусульманином, я ведь обещал. Я стал представлять себе, как в этом мире все хитро устроено, но все правильно. От этого у меня совсем настроение улучшилось. Я всем советую, это очень помогает. Особенно, если выпить нечего. Я сразу понял, что ничего страшного вообще произойти не может, а значит, и сейчас не происходит. Не может быть, чтобы Он меня здесь оставил на сорок лет. Если только мне не будет здесь хорошо, конечно. Так мы и дошли до здания и вошли внутрь. Здесь с нас сняли наручники и Марию сразу увели, толстяк сказал, что женщин держат отдельно. Саид очнулся и крикнул, чтобы ему дали еще раз попытаться и он не подведет, но толстяк обозвал его казановой, и ничего ему не разрешил. После этого нас завели в большую комнату без мебели с бетонным полом, толстяк и Фокс отошли в сторонку, а перед нами появился Генерал.
  - Ну что, говорить будем, или как все?
  Мы промолчали. Я, например, просто не знал, что выбрать.
  - Ага, как все. Прекрасно. Так вот слушайте, как у нас со всеми. У меня нет времени ждать, пока вы раскачаетесь. Поэтому прежде, чем мы начнем допросы, мы вас немного введем в курс дела, где вы и кто вы. Но не я буду вам это рассказывать и показывать, а наши отборные заключенные. Они здесь давно и крепко любят встречать новичков. Фокс, вы куда их рекомендуете?
  - К афроамериканцам, - тут же сказал Фокс. - Я думаю, это будет действеннее всего.
  - Ну что же, одобряю ваш выбор. Разводите их. Приятно провести время, господа, встретимся здесь же через три часа.
  И Генерал быстро вышел. Я поздно сообразил спросить, чего ему нужно, и спросил толстяка. Толстяк улыбнулся:
  - А это ты сам должен понять и рассказать. Собственно, в этом вся ваша проблема и заключается. Вы не понимаете. Но вам сейчас помогут все понять. Вызови конвой, Фокс.
  Пришли солдаты, встали по бокам и между нами, повели нас по коридорам. Саида вели впереди, меня в середине. Саид чуть не падал от усталости, но немного встрепенулся и стал мне кричать:
  - Мао! В камере главное себя сразу поставить! Клади на всех, ничего не бойся, если что - бей! Бей на смерть, табуреткой лучше всего! Дужки на койках попробуй, если снимаются - бей! Мочи их и ничего не бойся, тогда только выживешь, ты слышишь?! А иначе опустят, не устоишь!
  Я слышал. Я это еще в детстве слышал, от парней, что из тюрьмы приходили, только они все инвалиды были. Я не хотел быть инвалидом, но, наверное, в тюрьме так принято. Я вдруг вспомнил, что за щеку надо положить бритвенное лезвие, но у меня не было.
  - Мне бы побриться, - сказал я солдатам.
  - Не мельтеши, ты им и так понравишься, - ответил один солдат и мы остановились около железной двери с запертым окошком.
  Солдат постучал в окошко, открыл его, посмотрел, потом открыл и дверь. Я оглянулся на Филиппа, но его в коридоре уже не было.
  - Получите, - сказал солдат. - И будьте с ним нежны.
  Меня втолкнули в камеру и захлопнули дверь.
  - Здрасьте, - сказал я и огляделся.
  Коек там не было вовсе, и табуреток тоже, просто по стенкам стояли лавки и на них сидели высокие черные ребята, человек десять. Один что-то напевал, постукивая себя по коленям, и вообще на меня не посмотрел. Большинство остальных тоже, только два или три очень серьезно и долго на меня поглядели.
  - Здрасьте, - снова сказал я. - Вот я теперь тут.
  Они ничего не ответили. Стоять было как-то неудобно у них перед глазами, и я сел на единственное свободное место, с краешка. Тут же наголо побритый мужик в смешных круглых очках удивленно поднял брови, хотя смотрел по-прежнему в потолок.
  - Эй, что это тут село? Чем тут воняет?
  - Это я. Я Мао, - ответил я. - Я давно не мылся, но вообще-то не очень грязный.
  - А кто тебе сказал, что сюда можно сесть? - он повернул ко мне свою большую голову и все остальные тоже смотрели на меня, один только не смотрел и все напевал. - Может, нам встать, чтобы ты, сука, лег?
  - Нет, не нужно. Меня сюда к вам на три часа всего. А потом я уйду. Если хотите, я постою.
  - Ну что ты! - улыбнулся мужик. - Разве белый господин может стоять, когда черномазые сидят? Нет, он сунет свою задницу на лавку, в самую середину, никого не спрашивая. Он скажет: я - Мао, вы должны теперь лизать мне подошвы. Так?
  Я ничего не успел ответить, он сел передо мной на корточки и его лицо оказалось на одном уровне с моим.
  - Знаешь, что я тебе скажу? Ты отсюда вообще никогда не выйдешь.
  - Так Генерал будет ждать.
  - Наплевать. Так парни? - и все закивали головами, даже певец перестал мычать и кивнул. - Но мы не звери какие-то. Мы не дикари, как нас выставляют ублюдки вроде тебя. Мы не наказываем человека просто так, какого бы цвета он ни был. Ты сам расскажешь нам, что натворил. С самого начала. А Генерала здесь нет, хотя и жаль. Ну, начинай, белый господин Мао: кто ты, откуда? И помни, что мы - твои судьи.
  Я стал рассказывать, как мы жили на помойках в Москве, но мне сказали, что это неинтересно и такие истории продаются по копейке. Тогда я рассказал, как сестра меня в армию спровадила, как я служил, и как меня в Афган отправили. Они не поверили было, что можно с самолета упасть и не разбиться, но один из угла сказал, что с его братом тоже так было. Когда я рассказал, как сидел в яме и изучал Коран, другой парень сказал, что эта яма называется "зиндан". И что мне очень повезло, что там было сухо. А еще один сказал, что не верит мне, потому что моджахеды так не поступают. Я на это возразил, что у Цуруля шея до сих пор платком перевязана, и он, этот парень, может сам у него все спросить, когда откинет копыта. Я им все рассказал про Небесную Канцелярию и они притихли, а потом тот, что в очках повернулся к остальным и что-то им сказал одними губами, а они рассмеялись.
  Когда я рассказал, как работал на героиновых плантациях, они опять смеялись и называли меня идиотом.
  - И оттуда ты норовил сбежать? - закатывался громче всех тот, что пел.
  Потом я рассказал про доктора Менгеле и всю его кампанию. Они им все не понравились, даже Райфайзен. Я сказал, что он хороший, что он мне помог, но тот, в очках, что сидел передо мной, остановил меня:
  - Все они хорошие, когда ты им нужен. А когда опасность миновала, ты для них никто, руки не подадут, - и рассказал историю своей жизни, очень грустную, он по тюрьмам сидел с шести лет. Он при первом аресте за налет сказал, что ему четырнадцать, чтобы не возвращаться в приют, где его обещали убить итальянцы. Получалось, что верить можно только таким, как ты сам, а все остальные продадут. - Вот так-то, ниггер. - закончил он, и все закивали головами.
  Потом еще один рассказал историю своей жизни. А потом я рассказал, как мы в Тибете были в монастыре и про китайца.
  - Ну уж это ты врешь, - сказали они мне. - Китайцы хрен кому помогают, только своим.
  Но когда я им рассказал, как дед на нас кидался и как чуть не угробил нас в китайском самолете, они закивали. Потом один рассказал, как его брата убили китайцы, когда поймали в своем магазине. Услышав про Готвальда, они все заржали: оказывается, Готвальд здесь и они его знают. Они сказали, что этот придурок еще и не такое откалывал и вообще козел и опущенный. А потом я заговорил про бизнес Райфайзена, и тут они просто все загомонили, что такие как он и Фрэнк уроды и не дают никому жить, кроме белых. Мужик передо мной наконец встал с корточек, и долго говорил про этих белых козлов, то обращаясь ко мне, то спрашивая всех, не врет ли он. Все кричали, что нет, что все это правда. И он снова закончил:
  - Вот так-то, ниггер.
  Потом я вспомнил еще, как стал мусульманином, и на этом месте один молчаливый полный мужик, который все слушал очень внимательно, сказал без интонации:
  - Лайон.
  - Лайон - это я, - сказал мне мужик в очках. - И я тут не последний человек. А вот тот парень, что меня назвал - Абубакар. Держись его, он твой брат, но если что, называй и меня, я тебе помогу, ниггер. Только не верь белым, ты им не нужен, что бы они не говорили. И еще - ты бы поменьше трепался про марсиан и Небеса.
  Дальше они еще с час рассказывали мне о себе и о тюрьме, и мне они понравились, а тюрьма нет. Кормили тут лучше, чем мне в Москве про тюрьмы рассказывали, но все остальное было очень плохо. Хуже всего был мороз, потому что когда Генерал был не в духе, то запросто мог отключить от отопления какой-нибудь корпус и тогда насмерть замерзали целые камеры. Каждый день в любой холод всех гоняли на уборку снега, и многие не возвращались, потом их могли случайно откопать в сугробе. А могли так никогда и не откопать. Снег же на острове шел круглый год почти каждый день, поэтому убирать его приходилось постоянно, иначе все бы давно засыпало по крышу. А летом снег иногда сменялся дождиками, и тогда все покрывалось ледяной коркой, и ее приходилось постоянно откалывать, и это было еще хуже. Я спросил, как отсюда сбежать, но парни рассмеялись и сказали, что выбраться отсюда могут только моржи, а остальные тут до тех пор, пока не решат уснуть в сугробе или броситься на охрану. Я начал грустить, что не стал в детстве моржом, и тут за мной пришли.
  Солдаты отвели меня обратно в комнату с бетонным полом и вышли. В комнате уже был Филипп, у него появилась пара синяков на лице.
  - Ну как? - спросил он.
  - Да ничего. Плохая это тюрьма, Филипп.
  - Хороших не бывает. Зато точек покоя не бывает плохих, - глаза у него были удивительно спокойные. Почти даже не моргали. Я подумал, что за время нашего знакомства Филипп стал спокойнее раза в два.
  Солдаты снова зашли и принесли Саида. На нем просто не было живого места, на губах выступала розовая пена. Солдаты положили его в углу и вышли. Мы подобрались поближе.
  - Как дела, Саид? - спросил я.
  - Гады... - еле слышно сказал Саид. - Гады... Ненавижу... Что же они сделали... Если бы я мог... Если бы я не так устал... - и Саид заплакал.
  - Да ладно, не переживай, - утешил его Филипп. - Ну прочистили тебе дымоход, ну что же, с каждым в такой ситуации может случиться. Ерунда какая.
  Саид застонал и закрыл глаза.
  - Доктора бы, - сказал я Филиппу. - Может, сказать солдатам?
  - Не надо доктора... - всхлипнул Саид. - ничего уже не надо... Как ты, Мао?
  - В порядке.
  - Ну и хорошо, - Саид дернулся и вытянулся.
  - Это называется: протянуть ноги, - Филипп вздохнул. - Вот тоже кадр. Как что не по нему, так или драться, или помирать. А в сущности, ну что особенного случилось? Зачем себе голову расшибать? Вдвоем мы теперь остались.
  
  - 16 -
  
  Вошли Фокс и Генерал. Генерал сразу понял, что с Саидом:
  - Уберите труп. Теперь о вас: у меня срочный звонок из Вашингтона, с вами будет говорить агент Фокс. Учтите, ему предоставлены самые широкие полномочия. Не будете говорить с ним - он вас отправит к другим специалистам.
  Генерал вышел, а Фокс пригласил нас в маленькую дверь сбоку, там была небольшая комната со столом и креслами. Входя, я оглянулся на Саида, которого уносили солдаты. Вот так дружишь с людьми, дружишь - а они умирают. И жди потом, пока приснятся.
  - Ну вот, - сказал Фокс, усаживаясь за стол. - Вы уже поняли, какую жизнь мы можем вам тут устроить. Только один из вас оказался достаточно горд, чтобы умереть.
  - Ага, он всегда был тупой, - сказал Филипп. - Славный малый, но тупой.
  - Нехорошо так о покойниках, - заметил ему Фокс.
  - Так это ты и сказал, я только согласился. Меня ты на такие штуки не возьмете, чтобы ты сразу понял. Что хотите - расскажу, что хотите - подпишу. Мне все равно, потому что одно другого стоит. Обработка в камере или круиз с Мерилин Монро - для меня это равнозначно несущественно. Потому что я смотрю внутрь, - и правда, его глаза так и выглядели.
  - Да вы садитесь, - предложил Фокс.
  - Чертовы ниггеры!.. - ожил на секунду Филипп, опускаясь в кресло.
  Фокс закурил, угостил сигаретами нас и сказал:
  - Я не советую вам ссориться с Генералом. Зверь. И все, что вы можете ему выложить про свою миссию, он из вас вытащит, можете не сомневаться. Причем пытать вас будут в любом случае, но если будете молчать - то старательно, целенаправленно, а если все расскажете - для профилактики, на случай если что забыли. Есть разница?
  - Наверное, - говорю. - А совсем без этого нельзя? Я обещаю сразу все-все рассказать.
  - К сожалению, мы не можем вам доверять, пока вы не прошли полную обработку. Но это я говорю только потому, что обязан вам это сказать. Между тем мне глубоко наплевать на китайскую разведку, я специализируюсь по другим вопросам, а сюда попросился для возможности поговорить с вами. Книги судьбы, левитация, оживление мертвецов, Небесная Канцелярия... Вся эта каша очень любопытна, но меня интересует то, что можно потрогать. Инопланетяне - вот тема нашего разговора. Где они и как вы поддерживаете связь?
  - Я ему все рассказал, - говорю я Филиппу.
  - Ну и зря, - ответил мне Филипп. - А что инопланетяне потом к нам прилипли из-за Книг, рассказал? Может, ему это надо. Знаешь что, Фокс, - Филипп лег грудью на стол. - Давай так: ты нас вытаскиваешь и отправляешь на Острова, а мы тебя сводим с инопланетянами?
  - Нет, - вздохнул Фокс. - Это не в моих силах... Но я могу написать несколько ходатайств.
  - Не трудись, - откинулся Филипп. - Я не очень серьезно говорил. Мао, поговори с ним, я устал, - и он прикрыл глаза.
  - Книги им были нужны. Но Райфайзен не дал, - сказал я.
  - А теперь нужны?
  - Наверное, да. Выбросил бы ты их. По ним предсказывать все можно и советовать, но только не для себя. Проклятие довлеет.
  - Так где, ты говоришь, их база? - спросил Фокс.
  - В небе. А еще у Ойхо подруга где-то во льдах. Там еще воздух чистый, как здесь, наверное.
  - Льдов много, - вздохнул Фокс. - Ты вот скажи, глядя в глаза: вас мне подсунули? Кто? Кто постоянно мешает мне добраться до истины?
  - Истина в вине, - пробурчал Филипп. - Кто тебе мешает?
  - Кто? - откликнулся эхом Фокс. Он встал и забегал из угла в угол. - Кто?
  - Китайское правительство, - заставило что-то меня ляпнуть.
  - Да ладно! - замахал на меня руками Фокс, полетела слюна. - Китайское! Если бы только китайское! Это заговор правительств! Кто стоит за ним - вот каков мой вопрос!
  - Можно не кричать? - Филипп приоткрыл глаза. - Шум привлекает суету. Суета мешает пребывать в покое.
  Но Фокс не слушал его. Он подскочил ко мне и схватил меня за воротник.
  - Где их база? Где? Где эти льды?
  - Льды кругом. Вон и на острове есть льды, мне сказали, - какие-то неоформленные желания заставляли меня говорить ему эти глупости. - Может, там.
  - Там? Или на Леднике? В Антарктиде? Там, где разбился Коул?! Я угадал?! Да?!
  Он совсем взбесился, этот агент Фокс. Я брякнул:
  - Так поехали туда, и все увидим, - и понял, чего я хочу. Я хочу сбежать, когда мы приедем в Антарктиду. Ловкий я парень.
  - А гарантии? Где гарантии, что я выйду оттуда живым? - Фокс вдруг успокоился и стал поправлять пиджак.
  - Я останусь здесь, - сказал Филипп. - Я буду гарантией. Только не шумите.
  - Нет, Фокс, я без него не смогу. Он один дорогу знает.
  - Ничего я не знаю.
  Фокс метнулся к телефону:
  - Генерал все еще на проводе с Вашингтоном? Ужинает? Нет, не беспокойте. Подготовьте мне вертолет, это очень срочно. Что? Молчать, у меня допуск Ю-12! На вторую площадку, без пилота! Все.
  Потом повернулся к нам.
  - Никто из вас не может служить гарантом, вы не представляете для них ценности. Цивилизация коллективного разума не признает ценности конкретного индивидуума. Книги, вот что им нужно, теперь многое становится для меня ясно! Книги будут со мной, но я полью их бензином. Слушайте, слушайте, вы это расскажете своим хозяевам. Я полью их бензином, пропитаю каждую страницу, и в случае угрозы уничтожу. Лучше им быть осторожнее. А сейчас - летим.
  - Никуда я не полечу с этим ненормальным, - заупрямился Филипп. - Где Генерал?
  Но Фокс уже тыкал в него пистолетом, а я тянул за руку. Филипп сплюнул и пошел с нами.
  - Ты понимаешь, что в жизни главное? Смерть. Теперь я понял, что именно ее и называют точкой покоя. Но она бывает разной. Здесь - хорошо, спокойно. Это сначала суета, а потом будет снег и тишина. Куда ты меня тащишь?
  - Ну не можешь же ты меня бросить? - спросил я, начиная обижаться.
  - Нет, - сказал он. - Вообще-то нет. Особенно с этим психом.
  Мы прошли большую комнату с бетонным полом и попали в коридоры, которыми долго шли и без Фокса наверняка бы заблудились. Конечно, Фокс ненормальный, мне и самому он не нравился, это Райфайзен смог бы с ним договориться, но в тюрьме я оставаться не хотел. А когда я не хочу где-то оставаться, то быстро оттуда выбираюсь, так уж получается. Может быть, один бы я выбрался еще быстрее, но я боялся оставаться один, без Филиппа. Я привык уже быть с кем-то. Фокс завел нас в какую-то каптерку, как в армии, и там взял для всех нас теплые куртки, а себе еще и автомат. Это мне не понравилось - Ойхо добрая, и если мы ее найдем, я не хочу, чтобы с ней что-то случилось. Но пока я решил промолчать, очень хотелось из тюрьмы улететь. Солдат, который спал в каптерке, стал было задавать Фоксу вопросы, но тот быстро спросил его "Что это там в углу?" и ударил под ухо.
  - Они кругом, - сказал Фокс. - Они все видят и слышат. Но теперь им меня не остановить! Слишком поздно. Слишком далеко я зашел.
  И он потащил нас дальше, коридорами, коридорами, а потом мы оказались перед дверью, к которой Фокс что-то приложил. Дверь сама распахнулась, и мы вышли на ровную площадку. Трое солдат метелками сметали снег с вертолета, еще двое забрасывали туда ящики. Фокс растолкал солдат и приказал нам лезть за ним в кабину. Там он закрыл двери и включил мотор.
  - Все. Обратной дороги нет. Сегодня я узнаю все, чего бы мне это не стоило.
  - Идиот, - Филипп снова закрыл глаза. - Много я видел идиотов. Были и посмешнее.
  Мы закурили, и через несколько минут Фокс поднял вертолет в воздух. Некоторое время он управлял машиной, а потом отошел вглубь кабины и стал там поливать книги бензином. Он и правда делал это основательно, поливал каждую страницу, сам даже весь облился при этом. Я спросил его, как же мы будем лететь без пилота, но Фокс сказал, что пилот здесь автоматический. Тогда я осторожно сел в кресло пилота и действительно, руль немного шевелился то в одну сторону, то в другую. Это было забавно, я осмелел и положил на руль руки, и стал представлять, что это я управляю вертолетом. Получалось очень похоже. Я попросил Филиппа посмотреть, но он не захотел, да и Фокс вернулся. Он заставил нас погасить сигареты, прогнал меня с кресла и опять стал задавать дурацкие вопросы. Я говорить с ним отказался, ну сколько уже можно? Тогда он решил меня задобрить, и отдал нам мешок со всеми нашими вещами. Там были какие-то деньги, записная книжка Райфайзена, сигареты, косметика Марии и ее же лифчик, много всякой ерунды, и еще мой компас. Я стал смотреть, как крутится стрелка, если крутить компас и этим немного развлекся. Настроение снова поднялось, и я пошел осмотреть кабину и что там есть в ящиках. Фокс приглядывал за мной с пистолетом в руке. Кабина была большая и красивая, со всякими ремешками и железками, а в ящиках я нашел спирт. Не какую-то водку, а самый настоящий спирт, бутылку примерно с литр. Я внаглую отхлебнул, но Фокс ничего не сказал. Я тогда еще выпил, а потом порылся, и нашел еще сухарей и фонарик и аптечку. Я позвал Филиппа, но он выпил только глоток, а вот аптечкой заинтересовался, стал ее изучать и расспрашивать Фокса. Фокс иногда отвечал, иногда нет, о чем-то думал. Так мы и летели часа полтора.
  Вдруг у кресла Фокса что-то так громко запищало, что я спиртом подавился, закашлялся, а Фокс повернулся, схватился за руль и стал сажать вертолет. Мне он крикнул, чтобы больше не пил. Я, конечно, его не послушался. Может, он и правда сумасшедший, а я стану его слушаться. Филипп проглотил несколько таблеток и еще кучу высыпал себе в карман. Глядя на него, я спрятал за пазуху бутылку, и правильно сделал. Как только вертолет опустился, и винт перестал крутиться, Фокс выгнал нас на улицу, а вслед покидал лыжи. Я как-то раз пробовал кататься на лыжах, но мне не понравилось, потому что упасть можно, это почти как велосипед. Но Фокс махал пистолетом, а на шею повесил автомат, так что пришлось нам пристегнуться к лыжам специальными резинками. Сам он тоже так сделал, повесил себе на спину рюкзак и повел нас куда-то. Вокруг была снежная равнина, и я спросил Фокса, как он знает, куда идти. Фокс сказал, что по компасу, и даже показал мне, как определять направление, где север, а где юг. Еще он сказал, что мы в Антарктиде и поэтому, хотя уже ночь, здесь светло. Пока мы шли, я все думал: хорошо это, когда ночью светло, или не очень. С одной стороны, плохо, потому что не знаешь день или ночь. Но с другой - хорошо, потому что можно спать, когда хочется, и не будет так, что ты проснулся, а везде темно и магазины закрыты. Я спросил Фокса, где тут живут антарктидцы, он засмеялся и показал мне в сторону: "Вон где!". Там, вдалеке я увидел пингвинов, это такие звери с длинными клювами. Точно, Фокс рехнулся, раз такие глупости говорит. Мы шли долго, то я, то Филипп часто отставали, потому что уставали, а еще я украдкой глотал спирт. Тогда Фокс ругался, возвращался, подгонял нас сзади, но потом все равно шел первым.
  - Неймется этому придурку, - сказал мне Филипп, когда мы очередной раз встали отдышаться. - А посмотри, как хорошо кругом. Лучше чем в тюрьме.
  Я ничего хорошего кругом пока не видел: снег и снег. Даже глаза начинали болеть. Фокс уже давно надел специальные темные очки, но нам таких взять не догадался, идиот. Наконец Фокс остановился и сказал нам, чтобы подъезжали осторожнее. Мы подошли, и оказалось, что он стоит на самом краю горы, просто гора белая и внизу все белое и издалека ничего не различить. Фокс сказал нам, чтобы мы на лыжах ехали вниз по склону.
  - Если я переломаю себе ноги, - сказал Филипп, - тебе придется меня нести.
  - Черта с два, мне хватит одного, а тебя пристрелю, - огрызнулся Фокс. - Езжайте тихонечко, то влево то вправо, а если упадете, то старайтесь не сломать лыжи, до Ледника еще километров шесть-семь.
  - А что ж мы не долетели? - не понял я.
  - Чтобы они нас не заметили. Или ты думаешь, я идиот, и не понимаю, как погиб Коул?
  - Да, мы думаем, что ты - идиот, - сказал ему Филипп и поехал вниз.
  Он упал не сразу, а метров через тридцать, и покатился кубарем. Сначала отлетела в сторону одна лыжа, потом половина другой. Филипп катился долго, до самого низа. Я сказал Фоксу, чтобы он взял мои лыжи, они так целее будут, потому что я все равно так же покачусь. Фокс не успел ответить, как вдруг снизу, откуда-то из-под склона, поднялось летающее блюдце и повисло прямо напротив нас.
  В блюдце сидела Ойхо, и я ей очень обрадовался.
  - Привет! - крикнул я. - Как дела?
  - Привет-то привет! - весело сказал мне кальмар. - Только во-первых, не имею чести знать, а во-вторых, вы вступили в запретную зону и вам пора испариться!
  Кальмар поднял вверх клешню с маленьким желтым камешком, и я спросил:
  - Это что такое?
  - А это испаритель и есть! - крикнул веселый кальмар. - Пришла пора прощаться!
  Фокс ухнул и бросился вниз с горы. Никогда не видел, чтобы кто-то скатывался вниз так красиво. Кальмар, видимо, тоже такое видел в первый раз.
  - Спортсмен? - спросил он меня, кивнув на удаляющегося Фокса.
  - Нет, агент.
  - Ты тоже?
  - Нет, я - Мао. А где Ойхо?
  - Надеюсь, ты не скажешь, что она твоя девушка? - кальмар все смотрел на Фокса и покачивал клешнями от восхищения. - Я собираюсь отбить ее у мужа. Она здесь, вчера приехала к нам. Теперь ты готов испариться?
  - Нет. Я готов вместе с тем парнем, что валяется внизу, куда-нибудь отсюда отправиться, если тебе так надо.
  - Отправиться куда-нибудь - это работа для испарителя! - он поднял было свой камешек, но остановился. - Слушай, а Ойхо любит театр?
  Я замешкался с ответом, потому что не знал, любит ли Ойхо театр. Она меня в зоопарк приглашала, а в театр - нет. Я и про себя-то такого не знаю, люблю ли я театр. Кальмар устал ждать и подлетел на тарелке ко мне:
  - Внизу поговорим! Залезай осторожно, а то приятелей твоих растеряем. Шустрые!
  Я залез, и мы довольно быстро и плавно опустились вниз. По дороге я успел сбросить лыжи, они мне страшно надоели, и отхлебнуть спирта. Горло почему-то сильно обожгло, и как только мы опустились возле сидящего в сугробе Филиппа, я спрыгнул и заел спирт снегом. Кальмар решил, что я пытаюсь удрать и выстрелил в меня из своего камешка, но промазал и угодил в сугроб, который и правда тут же испарился. Получилась большущая туча тумана, в который я сразу прыгнул, сам не успев подумать, почему. В туче было сыро и ничего не видно, и я сразу заблудился, это было похоже на облако, хотя я в облаке не был. От нечего делать выпил спирта, от души выпил, потому что сердце колотилось. Я, видимо, действительно был не готов испариться. Горло снова обожгло, а снега не было, я стоял по щиколотку в воде. Я зачерпнул воды ладонью и запил, и тут из облака вышел Саид.
  - Здорово. Тебе Николаев просил передать, что он ждет Книги. Он дежурный, - он смотрел в сторону.
  - Как дела, Саид? Спирта хочешь?
  - Нет, у меня теперь есть... Слушай, баранья башка, я Борхонджона видел... Он сказал, что голову тебе при встрече оторвет. Ну и все. Он нормальный мужик, отходчивый. Смеялся. Филипп-то что про меня говорит?
  - Говорит, тупой ты. Не обижайся, он любя.
  - Да ладно, - Саид улыбнулся. - Тупой, да. Ты меня извини и будь осторожней. А Книги лучше отдай.
  - Так они у Фокса, а он их бензином полил, не хочет отдавать никому.
  - Вот и прекрасно, ты их только подожги. Это ж рукописи, а они как сгорят - сразу к нам попадают.
  - Так спичек же нет!
  - Ну придумай что-нибудь. Понимаешь, эти вот кальмары четырехклешные - они с другой планеты, но там все вымерли, теперь в своей Канцелярии. Вот занимаются всякой ерундой, Книги им наши нужны зачем-то. Любопытные очень. Я к тому, что дело-то хорошее. Сожги их как следует, и дыши свободно.
  - А спичек у тебя нет? - но я уже не видел Саида, он махнул рукой и ушел в облако.
  Пришлось еще выпить спирта. Вода под ногами уже превращалась в лед, я решил выйти из облака, пока не вмерз по щиколотки. Вышел как-то сразу, и передо мной оказался Филипп. Он брел куда-то, озираясь по сторонам.
  - Мао, ты куда пропал? Идем отсюда, заварушка тут.
  - Филипп, надо Книги сжечь.
  - Почему тебе все время чего-то надо? Почему мне ничего не надо?
  Тут же перед нами опустилось блюдце с кальмаром.
  - Два вопроса, господа, два вопроса. Где ваш третий и любит ли Ойхо театр?
  - Не знаю, - сказал я.
  - Чего именно? - не понял кальмар и тут же как из под земли выросший Фокс приставил автомат ему к спине.
  - Отличная работа, ребята. Теперь осторожно выньте его из аппарата, - сказал нам Фокс. - Только не повредите. И сами не делайте резких движений.
  Кальмар стал возмущенно бормотать что-то, цепляться за сиденье, но мы его вытащили. Я сказал ему, что не знаю ни любит ли Ойхо театр, ни где Фокс, то есть тогда не знал, и спросил, есть ли у него спички.
  - Не курю, - буркнул кальмар. - Чего вам от меня нужно?
  - У нас будет долгий разговор, - Фокс обнял его одной рукой и поднял, другой рукой целясь в нас с Филиппом из автомата. - Все идем к вертолету.
  - Ага, сынок, конечно, - кальмар обхватил его шею клешнями, Фокс тихо ахнул и повалился вперед. Придавленный кальмар все-таки посмеялся с минуту, прежде чем обратиться к нам за помощью.
  - Вы видели это? Он думал, что только он крутой! А что меня полгода только тому и учили, как гуманоидов голыми клешнями выключать, ему в голову не пришло! Слушай, парень, я оставлю тебя в живых, если ты обещаешь рассказать это Ойхо. Подгребай на полюс, мы там скоро соберемся, сразу три дня рождения будем отмечать, и Ойхо придет. Гуманоидам можно без подарков!
  - Я что же, по-твоему, в школе не учился? На полюсе холодно. Так что спасибо, в другой раз.
  Мы вытащили его и усадили в блюдце. Потом я отыскал у Фокса Книги и зажигалку, отхлебнул спирта, и приготовился сжечь Книги.
  - Зачем это ты? - спросил кальмар, щелкая кнопочками у себя в блюдце. - Это не Книги Нибелунгов? Мое начальство их ищет. Перестань.
  - Ойхо сказала, что они вредные для хозяев. И Небесная Канцелярия их тоже ищет, - я чиркнул зажигалкой, там что-то хрустнуло, но огня не появилось.
  И тут же подскочивший Фокс ударил меня ногой, и я отлетел от Книг, а он упал на них животом.
  - Если ты выстрелишь в меня, я сгорю вместе с Книгами, они пропитаны бензином! - закричал Фокс кальмару. - Бесценные знания, содержащиеся в священных Книгах Нибелунгов будут потеряны для вас навсегда!
  - Ну если Ойхо так тебе сказала... - кальмар полыхнул в него испарителем и не стало ни Фокса, ни Книг.
  В облаке пара я первым делом нащупал Филиппа и схватил его за руку, потом выпил. Я ожидал, что кто-нибудь появится, но никто не пришел, ни звука я не услышал, только Филипп шуршал упаковками таблеток. Потом Филипп потянул меня за собой, мы пошли, и скоро туман перед нами рассеялся. Перед нами была снежная равнина. Филипп пошел прямо вперед, не оглядываясь, а я оглядывался несколько раз, но никого не увидел: облако рассеялось так же, как и первое, мы были совсем одни. Так мы и шли, никуда не спеша и ни о чем не разговаривая, ведь иногда приятно помолчать. Мы шли медленно, иногда я останавливался и пил спирт, а иногда Филипп останавливался просто так, и я его догонял. Когда у меня кончился спирт, мы оказались на берегу моря. Невдалеке от нас ходили туда-сюда пингвины.
  - Смешные звери, - сказал я Филиппу.
  - Это - птицы, - сказал Филипп.
  Вот так, а я думал - пингвины.
  
  * * *
  
  Филипп уселся в сугроб и долго молчал. Мне стало скучно, и я стал думать, о чем бы Филиппа спросить, но вроде бы мне все было ясно. И вот тогда я решил вспомнить все, что со мной случилось, а для памяти записать. Я пишу пальцем на снегу слово за словом, а потом ладонью стираю их, это очень удобно, только мерзнет палец. Тогда я его грею, и поэтому пишу долго-долго, но солнце совсем не двигается. Поэтому я не знаю точно, сколько времени я это пишу. Долго. А еще я уже давно не пью, судя по тому, что голова болит, и вот очередной раз выполняю обещание Борхонджону. Чего он там злится? Я ему очень благодарен. Раньше я просто не знал, что делать, когда трезвый, а теперь научился видеть, как в этом мире все хорошо. Несколько раз я ходил к этим птицам, отнимал у них рыбу, ел ее, Филипп иногда тоже ее ел, но мало. Иногда я предлагал Филиппу куда-нибудь пойти и вот сейчас попробую еще раз.
  - Некуда и незачем, - отвечает Филипп, и так он делал уже несколько раз.
  Я знаю, что некуда и незачем, но мне скучно, и немного холодно, и уже хочется выпить, даже просто пива, ведь сколько уже можно есть снег. Я надеялся, что появятся какие-нибудь люди, ведь кто-то же должен следить за птицами, крылья им отрезать, чтобы на юг не улетали, но никого нет. Видимо, до города далеко. Это не страшно. В другом месте надо торопиться, чтобы успеть засветло, а здесь не надо. Здесь всегда светло. А Филипп никогда не торопится. Сейчас еще раз схожу за рыбой к птицам, а потом снова предложу Филиппу куда-нибудь зачем-нибудь пойти. Мне скучно.
  Одна птица полезла со мной в драку, но я треснул ее здоровой рыбиной по морде. Филипп на мое предложение идти не ответил ничего, он совсем холодный. Нашел точку покоя и сразу заснул. Оставил меня одного, среди снегов и рыбных птиц, далеко-далеко от магазина. Хотя я понимаю, он не виноват, просто так нужно. А я вот не могу успокоиться, наверное, я бессмертный. Впрочем, я еще в детстве это подозревал. Вот с такими мыслями я и отправляюсь в путь, а значит, заканчиваю записывать. Не могу же я писать на ходу? Попробую на ходу думать, потому что больше делать нечего. И я уже придумал, куда я пойду. Я пойду туда, где теплее, там и должны быть люди, я пойду на юг. Раньше я не знал, где это, но теперь у меня есть компас от моего друга Райфайзена. Там должны же быть магазины, и что-нибудь случится, и все как-нибудь устроится. Вот только как бы добраться побыстрее? Даже идти не хочется. Эх, выпить нечего, а так бы что-нибудь обязательно придумалось. Придется пешком.
  Или попробую догнать ту мохнатую зверюгу с длинным носом, которая с час назад откопалась из снега и тоже пошла на юг. Ее еще видно вдалеке, я мог бы залезть ей на волосатую спину, просто немного страшно, она большая. А еще нервирует выражение ее глаз, прямо как у моего директора школы, и лоб такой же здоровый, и клыки как у слона. Зверюга, прежде чем уйти, бродила вокруг, все поглядывала на нас, нарисовала носом зачем-то в снегу треугольник, а потом к каждой стороне треугольника квадраты пририсовала. Чего добивалась? Потом ко мне тянула нос, я в нее снегом бросил, чтобы не мешала писать, ушла. Догнать и помириться? Все-таки попутка. Догоню. А Филиппа я сейчас забросаю снегом, ему так будет и теплее, и еще спокойнее, а он всегда искал, где потише.
  Ну, прощайте, глупые птицы, не нужна мне больше ваша сырая рыба!
  
  
  Октябрь 2000 г. - Февраль 2001 г.,
  Курилка им. Курилки ЛИТО им. Лоренса Стерна,
  Нескучный Жанр,
  Рулинет.
Оценка: 4.24*39  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"