Аннотация: Короткий рассказ, написанный несколько лет назад в период активного безделья. Напоминает мне о том, что не следует чересчур увлекаться собственным миром.
Философия мертвеца.
Стояла поздняя осень.
Ветер крепчал, мороз тоже.
Лежащий на земле человек не шевелился. Он не мог шевелиться, ибо был мёртв. Мелкая пороша ложилась на его демисезонное пальто, застревала в бороздках ткани, заполняла вывернутый левый карман, нос, полуоткрытый рот (с него капала густая, отвратительно черная кровь), глаза и уши. Снег покрывал горло, с которого сполз при падении шарф, но он таял, потому что тело ещё хранило тепло. Рядом лежал на боку ботинок, слетевший с ноги погибшего.
На дороге темнело. Старая, разбитая, она впервые вкусила человеческой крови.
Машина рядом стояла вся в снегу. За рулём плакал человек - он стучал головой о руль. Иногда он вскрикивал и снова начинал рыдать. Его руки дрожали и сжимались. На голове у человека тоже была кровь, алая царапина, начинающая темнеть. Когда он начинал биться, царапина краснела. Человек долго рыдал, может быть даже тридцать минут. Только потом на негнущихся ногах вышел из машины. Он шёл к лежащему на земле человеку, утирая рукавом куртки нос и глаза. Снова и снова.
Он наклонился к погибшему и дотронулся до него. Лицо мёртвого было измазано нелепой кроваво-снежной кашей. Плачущий человек перевернул лежащего.
Бессмысленные глаза мертвеца смотрели в небо. А сам он говорил следующее:
- И зачем я послушал Марину?
Слезы живого человека мгновенно высохли, и он с ужасом уставился на говорившего.
- Вы живы?
Мертвец слегка, сколько позволила сломанная шея, покачал головой.
- Умер, конечно. Но так хочется в конце жизни с кем-нибудь живым поговорить. Знакомо вам это чувство?
- Нет, - признался человек.
- Вчера после обеда, когда я уснул, - говорил умерший. - Мне приснилось такое яркое солнце, что стало больно глазам. А рядом моя жена, Марина. Говорит мне - полюби меня как самого себя и съешь. Я ещё подумал - к чему бы это? А вот, оказывается, к чему. Умер, значит.
- Больно вам? - участливо спросил человек.
- Нет, само собой нет. Трупу моему не больно, если вы о том. В душе свербит, сколько всего осталось. Позавчера дал в долг Алексееву три тысячи; он сволочь, не отдаст, и жена ведь не знает. На работе обещал сводки к среде сдать. Опять не получается. Да вы не беспокойтесь. Я никогда вообще-то в срок не сдавал. Жизнь, она такая, её в срок не прожить.
Человек задумался над этими словами умершего.
- Марина тоже сначала, наверное, добра хотела, когда на сверхурочные посылала, ей деток кормить.
- Дети у вас есть? - задрожал человек.
- А как же. В мои годы обязательно должны быть. Без них нету и жизни-то никакой. Двое у меня - Настёнка и Светочка, красавицы, скоро в школу пойдут.
- Такие маленькие, - прошептал человек и снова у него потекли слёзы из глаз, а голос охрип.
- Большие, - не согласился мертвец. - Скоро в школу пойдут. Тяжело без меня будет Маринке-то. Она кассиром в магазине трудится, зарплата, конечно смешная. Ну да ничего, Игнат в беде не оставит. Игнат - это брат мой, золотой человек. Главным инженером у нас на заводе служит, очень уважаемый специалист.
- Господи! - прошептал-прохрипел человек. - Я виноват! Что же теперь будет? Вас зароют, о вас поплачут и дальше станут жить, а мне ведь - тюрьма, убийство, хоть и случайно. Боже! А всё из-за Вадима, сукина сына, это его провожал, да и сюда съехал. Срезать хотел километра три-четыре! Вот и срезал! Убиииииииил!..
- Ну-ну, - успокоительно-неловко положил мертвец руку на колено всхлипывающего человека. - С кем не бывает? Не вы первый, не вы последний. Убили так убили. Чего плакать? А решение проблемы я вам даже мёртвым мозгом отыщу. Просто очень - надобно вам меня к леску свезти, там могилу подходящую вырыть, да и спрятать мой труп, надёжно зарыть. Поглубже копать, чтобы зверье лесное или собаки не разрыли. Лопатка-то есть у тебя?
- Есть, - сказал человек, глотая слёзы.
- И всё. Жена шибко любит меня, так ей лучше будет. Ещё, сердечная, сама удавиться. Что с детками будет? Нет уж, вы, господин хороший, понадёжней заройте. Мало ли сейчас народу пропадает? Всё ж-таки надеяться будет. Всем так лучше.
Человек слушал мертвеца, открыв рот. Труп объявлял ему амнистию.
- А как же...
- Вы про нравственную сторону вопроса? Что меня, как пса подзаборного в безвестии оставляете? - покивал мертвец. - Ерунда это, небось, в школе Толстого с Достоевским начитались, вот и лезет вам в голову чушь. Народу у нас много, давить - не передавить.
И мертвец зашелся неприятным булькающим смехом.
- А найдут? - не унимался человек.
- Найдут, значит, сами виноваты. Плохонько спрятали тело. Но в нашем районе милиция не шибко дотошная. Поищут, конечно, побродят. Давеча сторож у нас на заводе пропал. И чего? Нашли думаешь? Как же. Рыскали, рыскали. А потом Семёныч его в подвале отыскал - лежал, пьянчуга, в обнимку с бутылкой, там же склад был. Ничего хорошего, только одни огорчения. А ты, давай, хорош уже киснуть, меня в багажник пихай и к лесу, к лесу. А то пока то да сё, глядишь утро, а там уже станут по этой дороге люди ездить; сейчас вот никого, а утром будет много, а ты, значится, тут надо мной слёзы льёшь. У нас народ разбираться не станет, живо кого надо крикнут, и посадят тебя, это как пить дать посадят. И будешь поминать меня, покойника, недобрым словом. Оно мне надо? Может, из-за того меня из рая турнут? Скажут - не все, оказывается, тебя, Василий Петрович, любят, не все. Ну-тка ты пока пожарься, а потом, может, мы тебя и простим!
Слушая мертвеца, который, оказывается, был Василий Петрович, человек всё больше мрачнел и задумывался. Руки его дрожать перестали, губы пересохли.
- А как я дальше жить стану? - вдруг спросил он. - Я же за человека перестану себя считать. Я же помнить буду, как человека убил да труп спрятал! Как отца деток лишил, а деток отца. Жену мужа! За что мне всё это, я же слабый человек и ни на что не гожусь; почему такие испытания мне?
- Замолчи, - процедил мертвец Василий Петрович. - Тряпка. О себе он думает! ты о матери своей, Евгении Сергеевне подумал? Что с ней будет, когда упекут тебя за решётку? о сестре подумай! а Елена как без тебя жить станет? Может, к ней сволота какая приставать начнёт, а тебя нет! В тюрьме! Из-за меня на нарах ветшаешь! Нет, не годится так. Закопай меня, да и дело с концом. Нечего тут...
Мертвец осекся на полуслове. Человек наклонился к нему и увидел, что губы его больше не движутся, и глаза замерли. Умер, подумал человек. Так ведь и так был мёртв!
Вздохнул. Ну, да делать нечего.
- Надо послушать усопшего, - вслух сказал человек. Он подсунул свои руки под тело, приподнял его, и, кряхтя, взвалил на плечи. Двигался он к машине. Отпер багажник и сбросил тело туда, поправил вылезшие за край ноги, и захлопнул крышку.
Сел за руль и немного успокоился. В конце концов, мертвец был прав - так всем будет лучше.
Он проехал километра три и обнаружил грунтовую дорогу, ведущую к лесу. Свернул туда, проехал вглубь, пока вплотную не приблизился к старой поваленной сосне, преградившей дорогу. Вытащил лопату, потревожив мёртвое тело. Человек увидел, что Василий Петрович с усилием ему подмигивает и шепчет губами с засохшей корочкой крови: "Всё правильно, так и должно быть". Окончательно успокоившись, человек захлопывает багажник и идёт в сторону темных стволов. И начинает копать землю. Она поддается с трудом, но упорство вознаграждается.
Спустя два часа человек возвращается и забирает мертвеца. Он несёт его к чёрной глубокой яме, бросает туда и утирает вспотевший лоб своей шапкой. Хватает лопату и собирается сбросить горку скопившейся земли, как вдруг Василий Петрович поворачивает взгляд в сторону человека и торопливо говорит:
- А ведь у тебя на капоте вмятина. Её надо заделывать будет, да и подозрительно. Знаешь что. У меня остались деньги в кармане. Немного, всего тысяч пять с мелочью, но ведь они мне ни к чему. Забери хотя бы их.
- Нет, я не могу, - замахал руками человек. - Это ужасно, так нельзя...
- Раз я говорю, значит можно. И паспорт мой забери и сожги, а то мало ли что. Давай-давай, уже скоро светает, а тебе ещё полтора метра земли в яму сбросить.
И человек нехотя прыгает в яму, начинает шарить по карманам мертвеца.
- Щекотно, - хохочет мертвец.
Человек вытаскивает бумажник и паспорт, взбирается наверх и берёт в руки лопату.
- Прощай, - говорит он.
- Да, - кивает мертвец. - Увидимся там.
Земля ссыпается легко, комками и мелкой крошкой. Когда остается только кружок лица, мертвец говорит:
- Знаешь, а ведь мы могли бы стать друзьями. Ты хороший парень.
- Спасибо, - отвечает человек, опуская лопату, глядя на мёртвое лицо. - Я был бы рад стать твоим другом.
- Если бы в другой ситуации встретились, - грустно сказал мертвец. - Ладно, заканчивай.
- Прости меня, если сможешь.
Но мертвец ничего не ответил на это. Он смотрел в небо, с которого по-прежнему медленно опускался снег остекленевшими глазами, и больше не говорил. Человек побыстрее закончил работу, утоптал землю, набросал полусгнивших листьев и снега.
Вернулся в машину, открыл бардачок. Выудил оттуда зажигалку, щелкнул, и поднес к заигравшему пламени краешек паспорта. Тот загорелся неторопливым голубоватым пламенем.
Человек растоптал остатки пепла на заснеженной обочине. Вытащил бумажник, открыл.
Мертвец его обманул. На единственной фотографии человек увидел лицо светловолосого мальчика лет семи. И никаких дочерей. Странная злоба подкатила к нему.
- Теперь я понял, - произнес человек на пустынной дороге. Раскрывая бумажник, он вдруг громко хихикнул. Мертвец и тут его обманул: не было в бумажнике никаких пяти тысяч. Там лежало чуть меньше двух. - Какой хитрец!
Человек высоко поднял голову и вдохнул свежий морозный воздух. Потом он спрятал бумажник в карман, сел в машину и уехал. Следы от шин занесло уже через два часа.