Тропа извивалась змеей, ползла меж камней и скал, карабкалась вверх, падала вниз, Причудливо вихляя по карнизу отвесных скал. Пушистые кедры, развесив тяжелые от шишек руки-ветви, дремали в полуденной жаре. Сонно бился где-то внизу ручей, наполняя горы однообразным журчанием. Солнце палило нещадно, и полуденный воздух был напоен смолой. Были последние дни лета, но такая погода была обычна для этих мест, хотя лето в Сибири довольно коротко. Этот день был обычным днем, что так много проходят над землей, как проходит по небу солнце. Ничто не нарушало покой. Усталые кони плелись по извилистой каменистой тропе. Пыльные всадники понуро сидели в седлах, на некоторых белели повязки, через которые проступала запекшаяся и давно почерневшая кровь. Вооружение на большинстве из них было обычным: панцири-куяки из толстой кожи, усиленные железными пластинами, круглые щиты, кривые монгольские сабли и луки с малым запасом стрел, но среди них выделялась группа всадников своим богатым вооружением и броней. Особо бросался в глаза один из них. Ему было едва за двадцать, но он был суров, высок и смотрелся уже испытанным воином. Броня, хоть и богатая, была измята во многих местах, а щит, заброшенный на спину, даже проломлен ударом копья. Если под большинством всадников были неказистые, лохматые низкорослые степные лошадки, то под ним был сильный жеребец рыжей масти, на треть превосходивших по росту своих тщедушных товарищей. Хотя его хозяину было немного лет, но никто бы из ехавших рядом взялся оспаривать у него первенство. Властная и жестокая натура, что было, в общем-то, нередкостно в те времена, сочеталась с каким-то неистовым бешенством неукротимой дикой сущности. Огромная физическая сила, находилась в подозрительном сочетании с хитростью и изворотливостью ума, впрочем, не настоль высокого и благородного, что свойственно духовным натурам, а низменного и практичного, извлекающего малейшую выгоду из людей и ситуаций. Рядом с ним ехал въюноша. Он по-родственному походил на описанного выше человека, хотя ещё не успел так загрубеть от постоянных войн, охот, лишений и походов. Характер его был не столь крут, ум его отличался живостью и эмоциональностью. Фигура его была гибче, чем его брата, а именно в таких родственных отношениях находились они, и не производила впечатления такой грубой силы, как фигура брата, но никто бы не сказал, что он его слабее. Если бы они сошлись на поле брани, то я бы затруднился отдать пальму первенства кому бы из них. Впрочем, если сравнивать его с братом, то одежда, столь же богатая, как и на брате, сидела на нем с каким-то изяществом и даже ухарством, хотя была не менее пыльная, а броня столь же измята; в то время, как на брате все смотрелось чересчур игрушечным: панцирь, казалось, не сходился на груди, арабская сабля выглядела на его крутом бедре не более, чем изящный кинжал на поясе кавказского горца, мощный лук торчал из-за его спины - тонкой хворостиной. Если бы он достиг зрелости взрослого мужчины, то наверно бы не всякий конь мог бы тогда унести. Впрочем, вернемся к его брату. Природа, дав им родство по крови, наделила прямо противоположными чертами характера. Если старший брат, был типичным средневековым правителем, то в младшем не было ни малейшего желания ни править, ни воевать, хотя он упивался самой битвой и трезво судил о различных житейских делах. Если характер его брата был низменным, тяжелым, то на лбу у младшего лежала какая-то печать святости, высокого духа и легкого незлобивого характера и это, несмотря на то, что в те времена умение владеть мечём ценилось выше, чем умение читать или писать. Впрочем, младший брат с саблей и луком управлялся столь же виртуозно, что и старший брат и даже лучше, поскольку последний больше надеялся на свою бешенную силу и часто пёр напролом. Но хватит о них, поскольку наше внимание должно быть обращено ещё на одного человека - на женщину. Конечно, в те времена женщина был все же большее, чем кухонная принадлежность, но мы люди несколько иной эпохи и женщинами не брезгуем, да, впрочем, и женщина стоила того, чтобы это мы сделали, так как она была не менее колоритной фигурой, чем двое из вышеописанных воинов. Физиономия её была не типична для средней Сибири того времени, как и физиономии её спутников. В ней явственно проглядывали европейские черты: светлая кожа, но лицо было слегка скуластое, в отличие от нынешних европейцев, но гораздо с меньшими скулами, чем у её спутников. Волос был черным, но не жестким, как у монголоидного населения этой части света, а вьющийся, набегающий изящной волной на средней величины лоб и, далее, падал ослепительным водопадом, на худенькие плечи. Она была молода, но в ней не было той юношеской наивности, что свойственна неопытным женщинам. Зрелый мужчина сразу бы выделил её из сотни её товарок и едва ли отказался от неё в дальнейшем. Она казалась не особенно умна и даже не особенно чувственна, но в ней было что-то такое, что возвышает женщину: то ли искренность, то ли порывистость чувств или бог знает ещё что, что я не берусь описывать и даже затрудняюсь назвать, что выделяет роковых женщин. В наше время это называют аристократизмом, интеллигентностью или ещё чем-то, но такие женщины почти всегда несчастны и бывают игрушкой судьбы. Впрочем, она не была высокой, грудастой, что было признаком красоты того времени, когда женщин использовали больше, как ломовых лошадей, чем для телесных утех, а маленькая и изящная, хрупкая. Если добавить, что признаком красоты у монголов всегда было круглое, как блюдце, лицо, то наша красотка по всем параметрам не подходила под средний эталон красоты того времени, а средний степной жених счел бы её скорее дурнушкой, чем даже мало-мальски привлекательной бабой. Но в ней было все-таки что-то, что не поддается перу, но притягивает мужские взор, да и завистливые женские тоже.
Солнце нестерпимо палило, даже в лесу нельзя было найти прохлады. В воздухе висел густой настой хвои, но люди не снимали с себя накаленной брони и тащились по ослепительной белизне жаркого полудня. Усталые кони едва переставляли ноги и легли бы, если бы их хозяева настойчиво не гнали их вперед. Какое-то напряжение витало в воздухе, даже смертельная усталость и жара не останавливали это движение. Копыта у уставших лошадей скользили по крутому склону, и становилось ясно, что они скоро начнут падать. К первому, из описанных мной людей, подъехал пожилой осанистый воин. Это был, безусловно, не рядовой воин, поскольку на нём была надета не простые куяки из кожи, усиленные металлическими пластинами, а богато украшение ламеллярные доспехи, хоть и не столь дорогая, как на описанных. Он что-то сказал предводителю и тот, ответил односложно, но видимо соглашаясь с ним.