Большой марал лежал в грязи в мочажине, что была выше по склону, чем проходившая внизу тропа. В это время на ней показались всадники. Вскочив и застыв на мгновение, марал помчался в лес, что находился в сотни шагов от той солоноватой болотины, что он лежал. Всадники остановились, кто-то даже потянулся за луком, но ни одна стрела не взвилась в воздух в поисках такой желанной и близкой добычи. Скоро на тропе все затихло, и марал вернулся к облюбованному им болотцу и блажено погрузился в жидкую, прохладную грязь и задремал. Но сон его был вновь прерван. По той же тропе двигалась новая группа всадников. Она была больше, и люди, составляющие её, были гораздо говорливей. Олень уже успел задремать, потому вскочил слишком поздно, когда всадники подъехали уже близко к нему, и, когда он бросился к лесу, то наперерез ему устремилось с десяток всадников, и в воздух взвилась туча стрел. Олень заметался, бросился в обратную сторону и начал карабкаться по отвесному склону ближайшей скалы, но не удержался и покатился вниз, уже больше похожий на ежика из боков которого, вместо колючек, торчали стрелы, увлекая камни, прямо под ноги коней победителей.
Его быстро дорезали и стали споро свежевать. К удачливым охотникам подъехали двое. Оба они были относительно молоды. Один был высок, ладно сложен и, видимо, очень силен и ловок. Тонкая талия и широкие плечи, худощавое лицо говорили о том, что он способен переносить долгие лишения не теряя ни сил, ни ясности головы. На нем была простая, но надежная броня, хорошее оружие, изящно, хоть и неброско отделанное. Но пояс на всаднике был дорогой. Он был украшен накладками из нефрита, которые обычно носили китайские чиновники, что говорило о его явно не рядовом положении в обществе. Сбруя, так же, как и оружие, не было особо вычурно украшено, но была со вкусом подобрана. По лицу это был типичный монголоид, как и его спутник. В отличие от первого всадника, второй был низенький и толстенький человечек, хотя по внешнему виду он был, скорее всего, ровесником первого. На нем было тоже одето защитное вооружение, но богатство отделки и его дороговизна наталкивали на мысль, что их владелец весьма богат и, возможно, знатен. Впрочем, оно так плохо сидело на его владельце, что можно было предположить, что он непривычен к нему. Если добавить неряшливость её хозяина, поскольку грязь успела накопиться во всех завитках украшающих броню, богато отделанных ножнах, а эфес арабской шашки, как и ножны, были, кроме того, побиты и поцарапаны, то вся фигура сего знатного наездника производила не самое приятное впечатление.
Они видимо были равны чинами, поскольку охотники отнеслись к ним почтением, хотя к первому с уважением, а ко второму, как ко всякому начальству, понимая, что от его самодурства может зависеть не только благополучие, но самая жизнь, тем более в тот жестокий, безжалостный век.
-Мунке-батор, - спросил второй у первого, - ты вчера с намангана снял византийские доспехи.
-Уступи ты мне их? Я тебе за них двадцать кобылиц дам.
-Мне за них дадут и тридцать, хотя они и стоят больше.
-Врешь! Ну, тогда двадцать пять?
-Догоним этого кыркызкого князька, тогда и поговорим, - сказал тот в ответ. - У них кони устали они должны остановиться иначе они упадут.. Если нам здесь топтаться, то через полдня они уйдут в горы, а там мы их не догоним.
-Почему?
-Наши люди не привыкли к горам, и лошадям там не пройти. Они бросят лошадей, - объяснил свою мысль Мунке. - Ты здесь оставь двух людей, пусть оленя разделают, а нам нужно спешить.
-Ты все-таки подумай о том, что я сказал, - тебе они ни к чему, а мне будут как раз?
-Ты лучше подумай о том, что надо сделать, чтобы не попасть в засаду. Они здесь совсем недавно проехали, а их два десятка человек и все опытные войны, а ты мне всё про доспехи. Тебе голову снимут, за то, что ты их не догнал. Ты же здесь главным назначен Доржа-нойон. У этих кыркызов лошади спотыкаются, и они тут недалеко должны быть..
-Ты лучше сам подумай, тебе виднее. - Доржа махнул рукой и слез с лошади, остановился у туши марала. Войны уже вскрыли брюшину, и буроватую, уже начавшуюся сворачиваться кровь, он почерпнул пригоршней. Захватив сгусток крови, он засунул его в рот и стал облизывать её с рук, морщась от удовольствия.
Пока они разговаривали, растянувшееся войско сгрудилось у убоины. Мунке-батор отдал несколько распоряжений, и группа всадников поскакала дальше по тропе, скоро они разделились на три группы. Одна из них поднялась выше по склону, другая, спустилась ниже, третья продолжала осторожно с опаской двигаться по ней, беспрестанно вглядываясь в свежие следы и каждый бугорок и кочку, подозревая засаду.