Теперь старую юрту, что осталась у Нока, поставили в полусотни шагов от юрты Ану. Через час, после того, как её установили, и он сам вселился в неё, его вызвала хатуни.
Он вошел и почтительно поклонился. Он был обязан этой маленькой женщине не только своим падением, но и жизнью. Это двойственность разрывала его на части, но и примиряло, как не странно, поскольку внутренне он все-таки не чувствовал себя нойоном. Он был канцлером. Он был вторым человеком, которому судьбой предназначено быть вечно вторым, вечным серым кардиналом, а не королем. Пусть и могущественным. Теперь он был падшим канцлером при этой маленькой степной королеве. Теперь он был самим собой. Пусть он был и рабом, но необходимым рабом, который был свободнее и могущественней самого нойона. Это он теперь чувствовал и был согласен с этим внутри своей души. Зная закон неминуемости наказания, он предполагал для себя подобный исход, даже и худший, но нойон был слаб, а Хадан, в руках которого была сила, был глуп и ограничен. Судьба улуса в его руках была предрешена, а, следовательно, и его, пусть даже Хадан сохранил ему жизнь. А в этой женщине он чувствовал силу и предназначение быть первой в улусе. Он знал, что она не только сохранит улус, но и защитит его, как и его и его детей.
- Хадан замышляет убийство Доржи-нойона, но когда и как это он собирается делать - неизвестно, - без предисловий начала разговор Ану, сидя на войлоки в свободной позе, выставив вперед маленькую ручку, положив её на полусогнутое колено и опершись о подушки. Она была обольстительна. Даже старый сухарь Нока, который больше всего думал о своем положении и той работе, и интригах, которые были в свое время, происходят сейчас в улусе или даже будут в будущем. По понятиям монголов хатуни была не красавица, но молодость, округлые формы молодого сильного тела невольно шевельнули в нём глубоко зарытый мужской инстинкт. Он опустился на войлок перед женщиной и сделал вид что задумался, хотя просто приходил в себя от того удара крови в голову, что смел всё его хладнокровие в неизвестную пропасть, и привела все его чувства в смятение. То, что Хадан замышляет маленький переворот в отдельно взятом улусе, для него было не секретом. У него были везде свои люди, большей частью должники или люди, просто попавшие в затруднительное положение. Имея достаточно средств, он зачастую помогал бескорыстно, что было для него естественным, хотя стремился к тому, чтобы долги ему возвращали.
Наконец Нока взял себя в руки и сказал.
- Я это знаю.
- У тебя есть люди, которым доверяет Хадан?
- Есть.
- Пусть они следят за каждым его шагом, если что-то станет известно, сразу доложишь мне. - Хатуни задумалась. - Если снимут голову нойону, то снимут её и тебе, и мне. Надеюсь, ты это и без меня понимаешь?
Нока это прекрасно понимал сейчас и знал последствия переворота и без этой некрасивой красавицы, к которой его неожиданно потянуло.
Он кивнул, в знак того, что все предельно ясно и понятно.
- Ты займешься сейчас торговлей, будешь принимать товары у старой лисы Ли, но основным занятием будет слежка за Хаданом. Будешь торговать и можешь быть потому везде, где тебе будет нужно. - Хатуни внимательно посмотрела на Нока, тот по-прежнему сидел потупившись и рассматривал войлок. - Если ты что-то недосмотришь и проворонишь, то твоя голова слетит первой. - Ану смотрела на Нока пристально и взгляд её не предвещал ничего хорошего. Впрочем, старый Нока побывал за своих сорок с небольшим лет в таком количестве переделок и столько раз смотрел в глаза смерти, что это было для него не в новинку.
Ану отпустила своего раба. Нока почтительно поклонился и вышел, едва сдерживая волнения. Два чувства разрывало на части. Первое, то, что с этой минуты его судьба находится только в его руках и, что смерть, которая уже примеривалась к нему и грозила забрать в страну предков, теперь не на столько страшна. Второе же чувство, которое он давно не испытывал, было чувство любви к женщине. Он влюбился. Он не мог не влюбиться, поскольку в своей жизни он встречал так мало умных и проницательных женщин, что считал их намного ниже себя. Здесь же была женщина. Женщина, которой на этой свете для него не было равных. Он был готов служить ей, служить бескорыстно. Подобное бывает со многими умудренными опытом людьми, считающими, по нашим понятиям, закоренелыми прагматиками или людьми реалистичными и трезвомыслящими. Впрочем, во все времена существовала подобная прослойка людей, особенно в среде чиновного люда.