XXXI
И только к вечеру, премного зол,
Герой к постели наш добрался
И храпанул - дрожал там даже пол.
Он с похмелюги не стеснялся,
К тому ж здоровый организм-
Без сна вторую ночь? Садизм!
Пусть он привык к походной жизни,
И спал спокойно на земле,
Нажившись по общагам он в отчизне-
Он не изнежился и в подоле,
Хотя ценил комфорт порой,
Но не стоял уж за него горой,
И не пищал от неудобств дороги,
Не замечал их - видят боги.
      XXXII
Но утром с головною болью
Глаза со сна он продирает
И встрепенулся, словно солью,
Ему здесь раны посыпают:
Ведь Ольга перед ним сидела
И с болью на него глядела-
Со скорбью, грустью, но любя.
Он ошибиться здесь не мог,
И сердце шевельнулось тихонько скорбя.
Ведь мог же быть иной итог!
Он сожалел о шансе, или нет:
Себя ж ругнул  за глупость лет.
А я? Я прошлое не поминаю
И оттого себя позднее не пинаю.
         XXXIII
Он смотрит: все черты родные,
Хоть новое находит в ней,
Одежды милые, простые
И мягкость, свойственная ей.
Уж строгости вчерашней нет:
Глаза струят прекрасный свет,
И зрелой женщины черты
Его влекут всё больше, больше,
И даже прошлого мечты
Уж так близки, не стали горше.
Пусть эта встреча и случайна,
Но он любил её необычайно,
Но вот любовь когда-то не ценил,
Себя за глупость лишь бранил.