Человек вторые сутки шел по глухой, непроходимой тайге. Горы не позволяли жадным людям добраться до тех богатств, что хранила земля в своих недрах и на покрытых лесом склонах. Трелевать за многие сотни километров лес было дорого и не выгодно. Это и спасало его от уничтожения. Человек шел куда-то на север, он даже не думал об этом. Он просто шел и шел. Кругом на многие километры была только тайга и горы. Он не знал куда идет, он несколько раз пытался свернуть с предназначенного ему маршрута, но уже через два часа он находил, что идет вновь на север. Он снова и снова менял направления движения, но какая-то сила поворачивала его, как магнитную стрелку, на север. Снег уже выпал, так что было довольно холодно, но он не ощущал его, организм уже привык к данной температуре, хотя одет он был довольно легко: армейский бушлат, под которым был только легкий свитер, на ногах были обуты летние облегченные армейские берцы и теплые носки. Пятнистые армейские штаны были натянуты поверх берца, чтобы снег не попадал в обувь, шерстяные трико под ними было заправлено в носки. Если добавить рюкзак и широкий ремень портупеи, на котором висел нож довольно внушительного размера и коробчатый патронташ под патроны для карабина, и сам карабин, торчавший под правой рукой стволом вперед, то экипировка его была почти полной, если добавить еще небольшой походный топорик, что лежал в рюкзаке.
Кроме этого топорика в рюкзаке лежали еще три булки хлеба, несколько банок тушенки, шмат сала, лук и кое-что еще из съестных припасов, к которым он так и не притронулся. Урожай кедровых орех был отменный и шишки валялись прямо под ногами. Стоило ему подумать о еде, как он спотыкался о шишку или летел с вершины кедры оброненный белкой или снесенный ветром осмоленный снаряд с орехами внутри.
Он грыз на ходу орехи, даже не замечая этого. Иногда он находил сушеный гриб, что оставила белка на ветке. Он просто не думал о еде, а просто брал то, что преподносила ему природа. Все выходило само по себе: стоило ему подумать о ночлеге, как он находил очень удобное место для него, где легко можно было нарубить лапника и в изобилии валялись сухие дрова. Он не переутомлялся днем и хорошо высыпался ночью. Этот тяжелый по своей сущности поход отчего-то казался ему простой прогулкой по горам. Он зачем-то шел и шел, подчиняясь неизвестно чьей воли. Он не хотел с ней бороться и противится ей. Он просто чувствовал, что этот поход не грозит ни чем страшным. Он давно научился читать предостережения судьбы и легко разбирался в том, что его ждет. Здесь его ничто не пугало и ничто не маячило грозное на горизонте. Он просто шел в неизвестном направлении, покоряясь неизвестному зову, может зову судьбы.
На третьи или четвертые сутки он не стал даже разводить огня, а просто зарылся в лапник, который постелил на месте костра, на котором вскипятил себе чай. Под утро он проснулся оттого, что кто-то ходил рядом с бивуаком. Когда зверь подошел ближе, то рассмотрел, что это был большой марал. Тот его нисколько не боялся, хотя явно чуял его присутствие. Потоптавшись в некотором отдалении, он подошел прямо к импровизированной постели человека и остановился, с большим интересом рассматривая того. Скоро он подошел еще ближе, стал принюхиваясь, шумно втягивая воздух, и, наконец, придвинул рогатую морд к человеку, но все же еще несколько боязливо - пригибая голову. Человек протянул руку. Зверь отпрянул и понюхал ее, но не убрал голову совсем. Он позволил человеку почесать себя за ухом. После чего придвинулся еще ближе. Видимо ему это понравилось.
Человек почесал оленя за вторым ухом, как когда-то чесал коров в уже далеком детстве. Большой бык казался здоровым, но шерсть его была липкая и грязная, и в самом организме его чувствовалось какая-та надорванность.
Человек чесал зверя довольно долго. Не только за ушами, но гладил шею и морду. Несколько раз он пытался прогнать оленя, но тот начинал недовольно мотать головой и подходил еще ближе, пока ему это то же не надоело, и он отошел в сторону и улегся недалеко, изредка ворочаясь и тяжело дыша. Скоро он успокоился и, видимо, заснул. Человек заснул еще раньше, на редкость спокойно и беззаботно.
Утром он вскипятил чай и напился густого, почти черного отвара, разбавив его только куском хлеба и сахаром. Марал лежал тут же, казалось, не обращая на него никакого внимания, но только человек тронулся в путь, как тот последовал за ним, кормясь в некотором отдалении и не сильно досаждая ему своим присутствием. Под вечер повторилась та же процедура, что была предыдущей ночью, зверь подошел к лежащему человеку и потребовал от того, чтобы тот его, как и прежде, чесал и обихаживал. Человек отнесся к назойливости быка слегка иронично и долго гладил и почесывал того за ушами и рогами, лохматил пятерней шерсть на морде и шеи, заметив, что, на удивление, шерсть на марале стала не столь грязной и засаленной, какой была в предыдущий день. Ночь они провели точно так же, как и провели и ночь прошлую: олень лежал неподалеку, иногда шумно и тяжело дышал, раза два вставал с лежки и переходил на новое место. Утром он последовал за человеком, который попил только чай, сдобрив горечь и черноту дешевого индийского чая сахаром.
В это день зверь тоже следовал за ним в некотором отдалении, но вечером, когда человек лег, тот, как обычно, подошел к нему, но не стал долго досаждать ему своими требованиями. Отойдя в сторону, он не стал ложиться, а ушел куда-то в гору. Человек удивился лишь тому что шерсть на звере была уже здоровой и пушистой и в нем не чувствовалось той усталости и надорванности, что была три дня назад. Его не было довольно долго. Человек стал засыпать, когда услышал вдалеке шум. Он приближался. Было ясно, что движется не один зверь, а несколько. Скорее небольшое стадо, так как звери не отходили в сторону, как бывает при кормежке, а шли прямо к нему. Это не мог быть и человек или группа людей, поскольку человек в такую пору ходит редко, за исключением охотников или местных аборигенов, да и тех, в основном, по нуждам охоты. Безусловно: это были звери. Крупные звери. Именно маралы. Действительно он скоро увидел их. Кроме самца, что ушел по вечеру, было еще две самки. Точнее телка с телком. Олень вновь подошел к нему и подставил свою голову, для того, чтобы его почесали. Телка же остановилась рядом, внимательно наблюдая за действиями самца. Скоро она осмелела и отогнала быка от человека, подставив свою ушастую и изящную голову для тех же процедур, если их, конечно, можно назвать процедурами, что проводились быку.
Самой боязливой была молодая телочка. Она с любопытством наблюдала за всем этими чесанием и вычесыванием родителей, но боялась еще близко подойти. Но, видя, что они ведут себя спокойно, скоро осмелела и, прячась за оленуху, протянула свою любопытную морду, но тотчас боязливо отдернула ее, стоило человеку протянуть к ней руку.
Но скоро ему пришлось общаться и ублажать уже и эту игривую малышку, так как она попросту отогнала мать, как недавно сделала та с быком, после того как освоилась. Она вела себя, как капризный ребенок. Если родители ее стояли спокойно, то она беспрестанно дергала головой, требовательно тыкала носом в руки, когда тот хоть на время прекращал чесать ее, и лезла мокрым носом в лицо, становилась на постель из лапника передними ногами, предъявляя свои права господина или, точнее, госпожи. Это было похоже на игры людей, но только звери не разговаривали, а ругаться, отталкивая довольно массивную голову зверя, приходилось человеку. Она даже пыталась забодать его, так что пришлось довольно сильно ударить оленуху по голове, чтобы успокоить ее и прекратить все ее нападки и игры, которые могли быть и весьма опасные, при ее весе и острых копытах. Когда и она наигралась, то отошла к родителям, которые уже лежали не вдалеке.
Ночь прошла спокойно. Следующий день звери ему не досаждали, только пару раз подходила молодуха и ласкалась к нему. К вечеру он почувствовал озноб, не тот, что вызывается болезнь, а озноб, связанный с перерасходом сил и энергии. Он соорудил нодью и развел большой костер. Когда ложился спать, звери вели себя беспокойно, словно чувствовали присутствие кого-то другого и очень опасного. Но ранее, когда он готовил себе чай, они были спокойны. Бык даже лег недалеко, но когда стемнело окончательно, он испуганно вскочил со своей лежки и стал тревожно глядеть на человека. Телка и теленок тоже выражали беспокойство. Они, казалось, звали его с собой, только потому и не уходили так долго. В это время сильно потянуло холодом. Если бы это было просто дуновением ветерка, то было бы вполне объяснимо. Но костер горел в полную силу, и пламя вздымалось довольно высоко, но жар, казалось, из него высасывала какая-то неведомая сила. Человек ощутил, как тепло, что только что согревало его, устремилось куда-то в сторону. Холод был не естественный, а, как ему показалось, сырой и могильный. Хотя влажность воздуха была не большой, но сыростью явно тянуло от костра, что, в сущности, не могло быть. Он явственно ощутил чье-то присутствие.
В это время звери окончательно покинули его. Что самое странное было то, что они уходили галопом, словно их преследовали. Он предположил наличие волков и подвинул поближе карабин. Но ночь была тиха и никак не выдавала чье-либо присутствие. Ни шороха, ни похрустывание снега под ногой не было слышно. Если бы это был кто-то живой, состоящий из плоти и крови, то чем-то себя выдал, но тот, кто находился рядом, не мог иметь плоти. Человек не боялся жизни, чтобы бояться смерти. Он не боялся ни черта, ни бога. Он даже знал, кого испугались звери.
Холод усилился и человек увидел, как над костром стало образовываться облачко, скорее туманность. Скоро стали различаться и человеческие черты. Перед ним появился призрак. Точнее не появился, а проявился. Это был старик страшного вида, изможденный и худой. Он его видел хорошо, как живого, только ноги у него отсутствовали, и его изображение было зыбким. Он как-то весь дрожал. Призрак был худ и бледен, но глаза его горели огнем бешенным. Человек ждал. Он знал, что дух пришел к нему не напрасно. Наконец тот заговорил.
- Меня прислала к тебе женщина. Она сказала, чтобы ты шел, куда идешь, и ничего не боялся. - Привидение еще больше заколебалось и закорчилось, словно бы задыхалось. Но с правившись с удушьем или еще с каким недугом, оно продолжил. - Это она вызвала тебя к себе. Ты ее не бойся, она женщина хорошая, хоть и колдунья. Она обещала с меня снять проклятие и дать успокоение душе. Ты ее не бойся. Она хорошая..
Призрак заколебался еще больше, видимо ему стоило больших усилий материализоваться, и стал медленно исчезать. Когда призрак почти растаял, он услышал последние слова.
- Ты скоро придешь. Об этом ты сам узнаешь..
Почти сразу после этого от костра дохнуло теплом и настороженность, что висела в воздухе, исчезла.
Через полчаса вернулись и звери. Они поочередно подошли к костру посмотрели на лежащего человека и, убедившись, что с ним ничего не случилось, улеглись недалеко.
Последующие два дня не отличались особым разнообразием. Компанией они продолжали путь. Звери не отставали и не покидали его. Вечером подходили к костру, и молодуха доставала его своими играми, окончательно отогнав от него родителей. На третий день он вышел к жилым местам. То и дело попадались вырубленные участки леса, наткнулся он и на заросшую лесовозную дорогу, но не пошел по ней, а двинулся в гору, несколько в сторону от нее. Через три километра он вошел в девственный лес. Под вечер он добрался до прогалины, точнее небольшой поляны в кедровом лесу и остановился. Он понял, что пришел. Еще было достаточно светло, но он устроил бивак, вскипятил чай и напился густого, черного сладкого его настоя. Звери паслись недалеко. Неожиданно они разом повернули головы и стали смотреть в сторону распадка. Потому, что они не боялись того, кто находился в нем, то он подумал, что это идут другие маралы или косули, но он ошибся. Скоро он различил шорох шагов. Если это был зверь, то зверь довольно крупный. Он все же решил, что еще один олень идет к ним на свидание, но из распадка вышла женщина. Звери бесстрашно подошли к ней, и она угостила их чем-то, что она доставала из карманов. Звери ее явно знали и старательно слизывали с руки угощения. После чего она подошла к костру.
Они сидели молча. Он ее узнал. Они часто встречались на конференциях. Ее звали Викой. Викторией Анатольевной. Она ему нравилась, но отношения их были суховатые и не очень близкие. Он знал, что и он тоже нравится ей.
Костер горел, пожирая запасы дров. Они молчали. Олени ходили недалеко.
- Оленушка молодая вас ревнует ко мне, - сказала женщина.
Он промолчал. Она тоже еще немного помолчала и сказала:
- Лешка мне рассказал, что вы придете сегодня, - и добавила усмехнувшись - Лешка это то призрак, что приходил к вам ночью. Раньше был хорошим, пил, правда, но не часто. А жена у него была гулящая. Сильно он ее любил и ревновал ко всем, но не трогал, а она в открытую ему изменяла и еще над ним смеялась. Вот он однажды напился и в порыве ревности ее и двинул табуреткой. Он мужик был спокойный, безобидный, но силы немереной, а она была маленькая, тщедушная и зараза. Вот ее и сразу убил, а сам, увидев это дело, с горя и повесился.
- А почему вы его знаете.
- Он ко мне приходил жаловаться. Душа его покоя не находит, а я ему нравилась, да не боялась его. Вот он и заходил, когда ему слишком тошно было.
- Вы его видели? - по привычки говоря ей вы, спросил человек.
- Иногда видела, но чаще слышала.
- Откуда он знает про меня?
- Я ему сама рассказала и попросила вас встретить.
- Это он посоветовал меня позвать?
- Нет, я так решила. Я знала, что у вас в семье не все в порядке, вот и позвала. Дети у вас взрослые и у них семь и свои.. Отца я у них не отберу. Да вы человек не городской, хоть и наукой занимаетесь. Все больше в экспедициях.
- Олени тоже ходили меня встречать? - усмехнулся человек.
- Нет, вы просто встретились случайно, но я их знаю. Вот и все.
Они молчали, смотрели на костер, который быстро пожирал оставшиеся ветки. Затем встали, присыпали еще горевшие уголья костра снегом. Те зашипели, поднимая клубы пара, и погасли. Синеватый дымок скоро растаял в окрестностях, разнося по ним горьковатый запах и вкус дыма.
Мужчина одел рюкзак. Женщина взяла его карабин, по-охотничьи стволом вперед, как обычно носят охотники, и носил он, и они пошли в том направлении, откуда пришла женщина. Ни мысли, ни чувства не бередили его душу. Просто он знал, что пришел туда, где его ждали, где он был нужен.
Он пришел домой. Олени не пошли следом, а медленно стали подниматься в гору, пока совсем не скрылись среди темнохвойного леса, что покрывал ее.