Чухул был с вечера не в духе. На следующий день с утра он начал волноваться, что заметили все его ближние.
- Духи его начали беспокоить, - сказала бабушка Чама, - не любит старик, чтобы его духи беспокоили. Кто-то сегодня приедет. Будет шаманить. Плохо это. Твой дед после этого будет два дня сам не свой. - Уже обращаясь к своему внуку, которого звали Чортах, потому, что ещё совсем маленьким вечно везде ползал и везде залазил. - А может это и хорошо, что-то должны привести гости.
С этими словами она вздохнула и продолжила вылавливать сгустки творога в зеленоватой жидкости сыворотки, машинально думая о чём-то своём, делая привычную и однообразную работу, а старый шаман не только знал, кто приедет к нему, но и даже то, что скажет им, поскольку подземные духи ему всё уже рассказали.
К обеду он собрался и ушел на гору, что возвышалась прямо за его юртой, долго сидел на её вершине, подстелив под себя кошму, затем встал и стал собирать дрова для костра.
Вернувшись, достал из большого войлочного сундука одежду шамана, прогрел над огнём бубен, постукал его колотушкой, послушал звук. Затем снова стал прогревать его, легонько, теперь уже пальцами, колотя по коже инструмента. Отложив его, он осмотрел одежду, что-то подвязал, что-то поправил и всё положил на кошму, на которой он спал.
Пока он занимался своими сборами, в юрте и вокруг неё наступила полная и тягостная тишина. Даже собаки, что вечно вертелись возле людей и, особенно, вокруг самого Чухула, просто куда-то исчезли, дети не галдели, а в юрте была только старая Чама, да и она чувствовала какое-то беспокойство. Затем старик сел на кошму и, закрыв глаза, стал медленно и ритмично покачиваться. Затем послышался напев. Слов нельзя было разобрать. Звуки вырывались откуда-то из нутрии и заполняли юрту.
Даже, многое повидавшей Чаме, стало как-то не по себе, и она на цыпочках покинула юрту. Когда она выходил, то ей показалось, что потянуло холодом, и какой-то белый туман стала сгущаться в полумрака помещения.