Сергей Борисович никогда не позволил бы себе даже подумать такой банальщины, – но других слов просто не мог подобрать. Перелистывая страницу за страницей, пробегая строки сначала быстро, выпивая их залпом одну за другой, он затем возвращался к началу и вчитывался в каждое слово, каждую букву; спорил сам с собой за знаки препинания и тайные смыслы всего недосказанного.
Стихи то отращивали крылья своему читателю, то низвергли его под землю, заставляя – насильно, издевательски, безжалостно – пережить то, что ни одному смертному и ни одному живому не доведется испытать никогда.
А когда последняя страница была изъедена глазами до дыр, Сергей Борисович откинулся в кресле, словно разом лишившись и сил, и воли, и самого смысла существования.
«Дорогая племянница!» Руки замерли над клавиатурой.
После всего прочитанного любые слова казались пустыми и лишенными жизни. Он боялся сложить письмо неверно – низко, приземленно, слишком… Слишком по-человечески. Потому что то, что он прочитал на распечатках, не мог написать представитель людского рода.
***
Стихи племяшки попали к Сергею Борисовичу через дцатые руки несколько месяцев назад. Кто-то из родни – как и водится, седьмая вода на киселе – пел дифирамбы и всячески расхваливал; впрочем, так и не сумев отойти от шаблонных определений, слышимых еще, поди, в школе. И судя по возрасту восторгающегося, – в прошлом веке как минимум. Растерянно слушая сего «родственника» на очередном семейном шабаше, Сергей Борисович даже подумал, что литературные критики забытого богом века как пить дать нашли бы этого невежу достойным их пера…
– Вам стоит прочитать их! – жаркий выкрик «родственника» заставил Сергея Борисовича вздрогнуть и заречься узреть хотя бы даже строчку.
– Всенепременно, – выдавил он улыбку, больше обеспокоенный пятном от красного вина на лацкане нового пиджака.
С «шабаша» удалось уехать лишь ближе к полуночи и на такси, оставив свою машину у подъезда дома родителей. На последок он выслушал очередную отповедь пьяного батюшки, заверения – дай бог памяти, в чем – от старшего брата; и поспешно ретировался спиной вперед на лестничную клетку, как только в прихожей замаячила фигура того самого «родственника», осоловевшими от вина и водки глазами намекающего, что вот сейчас он обязательно опять выкрикнет про чертовы стихи.
Отпирая дверь своей квартиры, Сергей Борисович в очередной раз ненавидел семейные праздники и уже заранее терпеть не мог графоманские стихи племянницы. А посему колокольчик электронной почты, весело просигналившей новым письмом на следующий день, заставил Сергея Борисовича нервно икнуть: в теме письма большими буквами значилось «СТИХИ!»
– Серег, ты идешь, или как? – на пороге кабинета замаячил сослуживец, и Сергей Борисович поспешно захлопнул ноутбук, словно опасаясь, что нетленные творения кто-то увидит.
А после обеда все «СТИХИ!» с радостным шуршанием полетели в корзину.
***
Сергей Борисович терпеть не мог чужих людей за своим ноутбуком. И каждый раз, вызывая мастера, нервно курил сигарету за сигаретой, бросая на очередного компьютерного гения ненавидящие взгляды. Он чувствовал себя как минимум раздеваемым до нага, пока паренек копался в системных файлах, что-то насвистывая себе под нос и изредка бубня: «Это в треш… Это на фиг… Это вообще как сюда попало…»
– Ну, долго там? – зажигалка на секунду замерла в пальцах Сергея Борисовича.
– У вас ящик ломится, – изрек «гений».
– С почтой я сам, – заверил его Сергей Борисович, заходя парню за спину и заглядывая в экран.
– Сам, так сам, – пожал плечами молодой человек, снова забегав мышкой по экрану.
– Парень, мне работать надо… – терпение Сергея Борисовича уже давно истощилось.
Раз мастер добрался до почты, – значит, всё уже сделал, что было нужно. Иначе какого черта его вообще потянуло на письма? Да и вообще, чего он копается так долго…
– Работать, так работать, – согласился паренек, вставая из-за стола. – Но почту все равно почистите…
– Обязательно! – только свали уже с глаз моих долой.
Вложив в руку юноши купюры, Сергей Борисович со вздохом облегчения упал в свое кресло, взялся за мышку – и почтовая программа веселыми нотами укуренного анашой оповестила, что места для новых писем нет, а письма – есть!
– Зараза… – пробубнил Сергей Борисович, опуская глаза на общее количество писем во всех папках: в его банковском счете цифр меньше, ей-богу.
– Начните с корзины, – посоветовал мастер на прощание, покидая кабинет.
Метнув на закрывшуюся дверь ненавидящий взгляд, Сергей Борисович послушно ткнулся в корзину – заветная кнопка «очистить всё» подло уползла из-под взора мужчины, не желая упрощать задачу. И примерно к десятой странице действия «выделить всё» – «удалить» выполнялись уже на автомате, а к двадцатой Сергей Борисович и вовсе развлекался слепым тырканьем мышой в пространство экрана, дабы не упасть носом в клавиатуру, захрапев.
«СТИХИ!»
Рука Сергея Борисовича замерла. Он мог даже поклясться, что образ «родственника» всплыл перед его глазами совершенно материальным гипсовым бюстом – на подобии тех, что когда-то армейскими рядами украшали всяческие учебные заведения, кощунственно и неправдоподобно изображая не то Ленинов, не то Марксов, не то и вовсе Пушкиных с Гоголями.
А когда «материальное видение родственника» пьяно подмигнуло, Сергей Борисович зажмурился, помотал головой, неловко дернув мышь… Зажурчав, ноутбук чуть поднатужился, выплевывая на экран Word.
И слова полились…
***
«Дорогая племянница!»
Да какая она мне, прости Господи, племянница, – Сергей Борисович раздраженно хлопнул ладонями по ни в чем не повинной клавиатуре ноута, – двоюродная племянница троюродной тетки отца. Или что-то в этом роде. А четыюродные могут быть? – почему-то пришло в голову, и Сергей Борисович нервно усмехнулся сам на себя.
– Серый, – дверь кабинета без стука распахнулась, и мужчина поспешно захлопнул крышку ноутбука, вопросительно посмотрев на сослуживца. – Я не вовремя? – тот удивленно проводил жест приятеля.
– Говори уже, – буркнул Сергей Борисович.
Пришельца хотелось как минимум четвертовать за такое бесцеремонное вторжение в написание письма, которое так еще и не продвинулось со слов «Дорогая племянница!»
– Шеф планерку собирает. Внеплановую. Через час, – улыбаясь краешками губ, сослуживец как зачарованный смотрел на ноутбук.
– Ага. Спасибо.
Чему-то усмехнувшись и покачав головой, молодой человек захлопнул дверь.
Досчитав до пяти, Сергей Борисович раскрыл ноут, тут же прочитав: «Доргая племянница!» Да ед*ить вас всех в корень! – разозлился он неожиданно, ткнул кнопку выключения и захлопнул маленький компьютер с такой силой, что тут же сам и испугался, не сломал ли чего.
А ведь там стихи… И эта мысль, первая пришедшая ему в голову, едва ли не заставила взрослого, обычно трезво мыслящего и в меру циничного мужчину выбросить этот же ноутбук в окно. Вместе со стихами и прочими наваждениями.
***
Как и все «внеплановые», планерка прошла под девизом «бездари, работайте лучше!» Малый зал совещаний, немного попыхтев, принял-таки в себя тех менеджеров компании, от которых в принципе можно было бы потребовать, попросить или хотя бы сметь ожидать результатов после каких-либо напутствий.
Если Сергей Борисович помнил правильно, то шеф начал планерку словами: «По итогам прошлого месяца…», – а закончил: «Вопросы есть?» На этих магических словах Сергей Борисович и «проснулся», в ту же секунду поняв, что письмо – сложилось! Осталось только добежать до своего кабинета и отпечатать всё, что он сейчас так грамотно и легко мысленно «отстучал» у себя в голове.
– Есть! – громко оповестил Сергей Борисович, поднимаясь. – Мы свободны?
Почему его не уволили, осталось загадкой даже для него самого. Ну и пусть один из «топов» компании – незаменимых нет. А хамить шефу на планерке – идея всё равно не здоровая. Впрочем, директор сам же и обернул вопрос своего «топа» шуткой, не желая припирать себя к стенке «единственной возможной реакцией», то есть – увольнением.
Вбежав в свой кабинет, Сергей Борисович даже дверь закрыть забыл; плюхнулся в мягкое кресло, открыл крышку ноута, нетерпеливо выстукивая пальцами по столу, пока загружалась почтовая программа…
«Здравствуй, Елена!» – заменил он прежнее «Дорогая племянница!»
– Отлично, отлично… – Сергей Борисович облизнул губы.
Руки, застывшие над клавиатурой, дрожали. А дальше-то что там было? «Ко мне попали твои стихи»? Вот так топали-топали – и попали. Ладно бы книга еще, так ведь файлом… «попали». «Мне передал твои стихи…» – а кто, кстати? Как его звать-то хоть, этого «родственника»?
– Сергей Борисович, – на пороге кабинета показалась секретарша шефа.
– Что! – рявкнул «топ», просверлив девушку таким взглядом, что она даже вздрогнула, тут же поджав губы; аккуратно выщипанные брови взлетели вверх.
Весь ее вид надменно говорил: ты-то «топ», но я – секретарь твоего начальника!
– Господин Паркопейчик, – выдал этот надменный вид, еще больше приосанившись, – Виталию Андреевичу нужны цифры по «Экиз-Строю».
Молча порывшись в ящике своего стола, Сергей Борисович бросил на стол увесистую папку, тут же снова уткнувшись в экран. Секретарша медлила.
«Мне довелось прочитать твои стихи…» – тут же забегали пальцы по клавиатуре. Он даже не взглянул на секретаря шефа, когда она всё же прошла в его кабинет, забирая папку, разве что не фыркнув от обиды и досады: девушка чувствовала себя охотничьим спаниелем, допущенным подобрать добычу для хозяина…
А Сергей Борисович уже погрузился в свое письмо, милостиво всплывшее в памяти – едва успевал записывать; отстукивал, не поднимая глаза на экран – до фонаря опечатки, потом исправит; злился и нервничал, когда спотыкался о знаки препинания, призывая на помощь все знания, что в него пытались затолкать еще на школьной скамье…
И наконец откинулся в кресле, лихорадочно всхлипнув: письмо было закончено.
***
Зачем он вообще написал ей?
Сергей Борисович проснулся, мягко говоря, не в настроении. И первой мыслью было: зачем он написал письмо «племяшке»? Ну прочитал он ее стихи, ну понравились… Стихи Пушкина, вроде бы, ему тоже когда-то нравились – в основном потому, что их так вдохновенно читала перед классом девочка, так отчаянно нравившаяся ему в те далекие школьные годы… Но ни девочке, ни тем более Пушкину он не писал и не собирался.
Выплюнув зубную пасту и всполоснув рот, Сергей Борисович нарекся дурнем, когда ноутбук неожиданно тренькнул пришедшей почтой. Странно, он, вроде, уже все утренние письма просмотрел, еще до душа…
С полотенцем в одной руке и зубной щеткой в другой, Сергей Борисович босиком прочавкал в гостиную, раскрыл почтовую программу – и замер на несколько долгих секунд, пытаясь осознать, что от «племяшки» пришел ответ.
Она не помнила его отчества – она вообще видела его, дай бог, пару раз в жизни – и в обращении писала «дядя Сережа»; она мимолетно, даже вскользь интересовалась, как к нему попали ее стихотворения – именно так, она каждый раз полностью отписывала слово «стихотворение», словно пренебрегая сокращенным «стихи»; ей очень приятно, что ее слова нашли место в чьем-то сердце – ну правильно, не «в его», а в «чьем-то»; да, конечно, у нее есть еще стихотворения, и она обязательно позволит ему прочесть их, как только он перечислит те, что у него уже есть – ему как-то не пришло в голову приложить список тех, которые он прочитал вчера: «список имеющихся прилагаю», что ли, получилось бы?
Даже в письме ее слова были… лёгкими, поймал себя на мысли Сергей Борисович, как и в ее сти…хотворениях. Создавалось впечатление, что, лишь едва скользнув взглядом по его вымученным строкам, Елена присела за компьютер и тут же – за пару минут, не больше – отстучала ответ, подвесив каждое слово за паутинку к облакам.
Сергей Борисович помотал головой, зажмурившись: дурь какая-то.
Отложив полотенце с зубной щеткой, мужчина опустился на стул – и неожиданно новое письмо вылилось само собой; буквы естественно складывались в правильные слова, слова – в предложения, а абзацы вырастали, подобно снежным сугробам. Где-то под конец он даже пошутить сумел…
Жахнув по кнопке «отправить», Сергей Борисович вскочил со стула и начал одеваться, насвистывая что-то себе под нос: от плохого настроения не осталось и следа.
***
Пробки, пробки, пробки…
Они уже давно стали достопримечательностью любого мегаполиса, эти чертовы пробки. Без них нельзя представить себе ни одну дорогу, а нервные водители в глубинке, ругающиеся на всего пять машин впереди себя перед светофором, вызывают снисходительную улыбку.
И продвигаясь к офису со скоростью «двадцать кэмэ в час через три минуты простоя», Сергей Борисович задумчиво улыбался. В памяти всплывали строчки стихотворений; фрагменты письма от Елены; даже складывалось уже новое письмо, которое он ей отпишет в ответ на «посылку»…
Планшет на пассажирском сиденье мелодично оповестил о подоспевшем сообщении – Сергей Борисович вытянул руку, пробежав пальцем по экрану; а когда убедился, что письмо от Елены, умостил планшетик на руле и начал читать, машинально поглядывая на дорогу и не забывая продвигаться вперед.
Новые стихотворения он оставил на потом: сначала надо прочитать эти воздушные строчки письма; выпить их, словно утренний фреш; впитать, как теплые солнечные лучи после затяжной зимы… Выведя клавиатуру, Сергей Борисович начал отстукивать ответ.
Теперь движение уже мешало ему, и отложив планшет, он проложил себе дорогу к обочине, припарковавшись под пассажирским мостом через магистраль. Заглушив мотор, Сергей Борисович вернул миниатюрный компьютер на руль и продолжил печатать – одним пальцем, иногда не попадая по буковкам, порой усмехаясь на робота автозамены, невпопад подставляющего совсем не те слова, что он хотел… Но всё это не раздражало, лишь позволяло подольше оставаться в неожиданном волшебстве переписки, растягивая удовольствие.
Отправив сообщение, Сергей Борисович вернулся в поток машин. Но едва он свернул с магистрали, планшетик подмигнул снова… В этот день господин Паркопейчик так и не приехал в офис. Где-то между письмами от Елены он позвонил на работу, нагло и уверенно соврав, что «на встречах до вечера», тут же свернув в шумный центр Москвы – на «Пушке» есть очень миленький кафе-ресторанчик, где ему уже никто не помешает.
И им с Еленой не мешали вплоть до закрытия заведеньица.
Он узнал, что она, собственно, не на много младше его, всего на какой-то десяток лет; что она работала товароведом в Питерской фирме – почему «работала»? А сейчас? Она пропустила вопрос, а он не стал настаивать. Елена сама подсказала имя того «родственника» – Сергей Борисович долго смеялся на свою рассеянность и даже осмелился признаться ей, как этот «родственник» почти отвадил его от прочтения ее стихотворений – Сергей Борисович мог поклясться, что слышит, как она рассмеялась – не зло, но приняв его рассказ как он и ожидал: просто смешное недоразумение с благополучным финалом.
Он узнал, что Елена была замужем, но не заладилось – он несколько дежурно посочувствовал, словно ее брак именно почил, а не буднично распался; что у нее есть дочка, Светочка – фотография приплыла с тем же письмом, и Сергей Борисович мельком глянул на нее, увидев то, что и ожидал: все детеныши умильны…
А когда официант, извиняясь, сообщил, что ресторан закрывается, Сергей Борисович жестом попросил его замолчать: пришло новое письмо с питерским адресом и странной просьбой: «Скажите маме, что медальон под секретером».
Какой, к чертям, медальон?
***
– Нет, Виталь, мне нужно всего несколько дней, – Сергей Борисович плечом прижимал мобильный телефон, выруливая по уже ночной Москве, – до Питера смотаться… Нет, там нет никаких клиентов, сдурел? По личному… Да не суетись, никуда строевцы не денутся, вернусь – всё будет…
Просигналивший красным светофор заставил Сергея Борисовича вжать сцепление с тормозом, и он перехватил телефончик рукой, завершая разговор с шефом. А сложив «раскладушку», задумался, уже машинально трогая «Форд» с места. Какой медальон?
И этот вопрос не давал ему покоя всю дорогу.
Странно, но спать совсем не хотелось. Жаворонок, он спокойно рулил по трассе всю ночь напролет, так и не притронувшись к энергетикам, запасливо купленным на выезде из города. А в голове всё крутилась странная просьба Елены: она что, сама не может сказать матери о каком-то там медальоне? Может, они не разговаривают? Рассорились из-за развода? – И такое ведь бывает. Тогда зачем она дала адрес родителей, если они не разговаривают и ее там нет? Ведь ясно же, что ему интересна сама Елена, а не ее предки… с медальоном.
– Чертовщина какая-то…
Он только сейчас подумал, что понятия не имеет, как Елена выглядит, собственно. Зато он теперь узнает ее дочь! Просто отлично. И уж конечно, он твердо запомнил, что «медальон – под секретером».
Снова начиная раздражаться, Сергей Борисович оживил экранчик планшета, словно попрекая ему, что больше новых писем так и не пришло. И в Санкт-Петербург мужчина въехал уже взвинченным.
Выведя на экран карту, Сергей Борисович на пару минут притормозил у обочины, изучая дорогу. Он бывал в Питере очень не часто и задерживался совсем не на долго, но сейчас запомнил череду поворотов и опознавательных знаков слёту: как будто ездил до дома Елены на протяжении не одного года, а сейчас лишь освежил в памяти когда-то привычную дорогу. И уже через час заглушил машину во дворе домов-кораблей одного из спальных районов Питера, закурив.
Ну и что он здесь делает?
Совершенно не хотелось признаваться самому себе, что привели его сюда «СТИХИ!» – дурь-то какая, честное слово; что он решил приехать, как только узнал, что недавняя «племяшка» оказалась разве что не его ровесницей – увидеть ее, посмотреть в глаза, почувствовать, услышать голос… и больше не отпускать. Вместе с дочкой-ангелочком, хрен с ней, пусть тоже не отпустится.
Да кто ему сказал, что эти планы впишутся в желания самой Елены?
Дотлевшая сигарета обожгла пальцы – он едва ли затянулся пару раз, – Сергей Борисович выбросил окурок, выматерившись. И оставив цветы на заднем сиденье, решительно вышел из «Форда», ткнув сигнализацию. С обреченно опущенной головой он побрел к подъезду, уже понимая, что увидеть-то он увидит, и даже услышит… и в глаза посмотрит, будь они неладны… А вот «не отпустить» получится вряд ли.
– Кто там?
Сергей Борисович кисло улыбнулся, понимая, что его сейчас рассматривают в дверной глазок:
– Это Сергей Паркопейчик… – он только сейчас сообразил, что даже не озаботился звонком перед приездом.
Ну правильно, он же ехал к Елене, а не к… ее маме с медальоном.
– Паркопейчик? – удивились за дверью.
– Ага, – вздохнул Сергей Борисович, подперев стену около створки и уже не надеясь, что ему откроют. – Мой батя – какой-то там «юдный» брат вам, если я не ошибаюсь… Собственно, мне бы Елену, вашу дочь, – добавил он поспешно, запоздало понимая, что с этого и надо было начинать; он бы еще всю родословную припомнил, вплоть до обезьян, Казанова…
Дверные замки отпирались, казалось, целую вечность. Отлепившись от стены, Сергей Борисович посмотрел на невысокую худощавую женщину с выцветшими глазами; безотчетно комкая в ладони домашний халат, она смотрела на незваного гостя, словно не решаясь спросить…
– Как – к Елене?
Сергей Борисович пожал плечами и развел руками: ну вот так; понимаю, староват для вашей дочурки, наверное…
Вопрос прозвучал дежурно и безразлично – этакая дань вежливости и не более того, отказывайся, друг, от любезности, выкладывай поскорее, какой черт тебя принес, и уматывай восвояси.
– Нет, спасибо, – поспешно заверил Сергей Борисович, тут же тупо повторив, что ему бы, собственно, Елену. – Она дала этот адрес, – заверил он, распахивая чехольчик планшета и включая маленький компьютер; женщина покосилась на продукт технического прогресса, вряд ли понимая, что ей сейчас покажут. – Вот, смотрите, это письма от нее, – Сергей Борисович развернул семидюймовый экран к собеседнице, и она водрузила на нос очки, читая. – Мы с Еленой вчера переписывались… и она дала этот адрес…
Еще не договорив, Сергей Борисович понял, что ляпнул что-то, чего совсем не стоило: женщина побледнела, поменявшись в лице. Они так и стояли в прихожей, где их словно заякорил его отказ от чая, и мама Елены вытянула руку, опершись о стену и чуть покачнувшись. Опустив голову, она сняла очки, отбросив их на миниатюрный столик под зеркалом.
– Уходите, – тихо, но твердо попросила женщина.
– Я уйду, только скажите, где мне найти Елену, – Сергей Борисович поспешно выключил планшет, пряча его обратно в чехол.
Посмотрев на него исподлобья, женщина поджала губы; в какую-то секунду Сергею Борисовичу даже показалось, что она набросится на него с кулаками… Но обошлось.
– Лена в последнем письме просила передать, – господин Паркопейчик сам не заметил, что пренебрег официальным «Елена», – что медальон под секретером… Я понимаю, это звучит несколько безумно, – тут же пробормотал Сергей Борисович, – вы меня даже не знаете, или просто не помните, а я говорю… о каком-то… медальоне…
Последние слова он говорил уже в пустоту: женщина слишком резко для ее возраста снялась с места, шумно распахивая дверь по левую руку; чуть ли не упав на колени, она зашарила под секретером… Сергей Борисович сделал несколько осторожных шагов, заглядывая в комнатку. Кровать, письменный стол, шкаф… Книжные полки… И секретер, из-под которого мама Елены уже выудила злосчастный медальон.
– Под плинтус забился, – прошептала она, роняя слезы.
– Ну так нашелся, – Сергей Борисович опустился перед женщиной, желая помочь ей встать с колен – не по возрасту уже на карачках-то ползать. – Не переживайте вы так, – увещевал он. – Хотите, я вам еще пять таких же куплю? Вы только скажите, где мне Лену найти. Или она здесь живет? – он снова осмотрел комнату, но помещение казалось… потерянным – словно пес без хозяина. – Я тогда в машине подожду, во сколько она приходит? Или лучше давайте я оставлю свой номер, – Сергей Борисович уже поднял женщину с пола, но так и не отпускал ее руку, боясь, что она все же выгонит его сейчас, так ничего и не сказав, – а Лена когда придет домой, то позвонит мне, и мы уж решим, как нам дальше…
– Лена умерла, – перебила его женщина. – Два года назад.
– Как… два года… – Сергей Борисович плюхнулся на кровать.
Его шокировал даже не сам факт смерти, а то, что он случился два года назад. Открыв чехол, он дрожащими руками оживил планшет и выудил последнее вчерашнее письмо от Елены, тут же прочитав вслух адрес:
– Ваш?
Женщина кивнула, присев около него.
– Но этого не может быть, – заверил ее Сергей Борисович, – мы же с Леной вчера весь день обменивались письмами…
– Мы с ней поссорились из-за этого медальона, – мама Лены не слушала его. – Его подарил ей отец, еще на восемнадцатилетие. А когда он умер, медальон потерялся… Вот мы и… поссорились.
– Так, погодите, – властно перебил ее Сергей Борисович, совершенно не готовый принять на веру смерть двухлетней давности. – У Лены есть дочь! – победно выкрикнул он.
– Светочка, – кивнула женщина. – Она с отцом теперь живет. С его новой семьей. Ей там лучше…
Но Сергей Борисович не слушал. Он рассеянно открывал все вчерашние письма от Лены, глазами пробегая «воздушные, словно паутиной подвешенные к облакам» слова; снова рассматривал фотографию «умильной девчушки»; перечитывал стихотворения – те отрывки, что Елена цитировала в своих письмах…
– Хотите чаю? – неожиданно спросила мама Лены, коснувшись руки Сергея Борисовича и заглянув ему в глаза.
***
Зима выдалась мягкой. Почти каждый день шел снег – уборочные машины едва справлялись, расчищая проезжие дороги; автомобилей значительно поубавилось, но пробки, почему-то, тем не менее остались.
Продвигаясь к офису с черепашьей скоростью, Сергей Борисович не нервничал: он уже безнадежно опоздал, переговоры начнут без него, а когда партнеры уедут, Виталик спросит: «Как ее зовут?» – подмигнув. Ему почему-то очень хочется, чтобы у его «топа» постоянно были женщины, причем желательно каждую ночь разные.
«Лена», – ответит Сергей Борисович.
Закурив, он приоткрыл форточку. Виталик не будет допытываться подробностей, да он и не стал бы выдумывать их: одного «Лена» вполне достаточно. Опустив руку в карман пальто, Сергей Борисович вынул небольшую книжицу в мягком переплете; она еще пахла типографской краской – только что с конвейера, считай.
Его действительно задержала сегодня Лена.
Перелистнув первые страницы, Сергей Борисович прочитал одинокую строчку, открывающую сборник стихотворений: «Посвящается Автору». Он был уверен, что пятитысячный тираж разлетится по Москве быстро; завязнет на страницах интернета, будет преиздаваться еще не один раз, упадет в сердца и останется в душах… Его Лена, не успевшая вырастить дочь и не заставшая свой первый тираж.