На первом этаже гостиницы располагался трактир. С утра народу было немного, то ли постояльцы не любили ранних подъемов, то ли дело заключалось в чем-то ином, но пустых столов хватало. Напарники медленно прошли мимо свободных и заняли место в углу. Гортензия рассеянно посматривала по сторонам. Вся эта псевдо историческая совместимость вызывала у нее подозрения.
- Гортензия, - она как-то резко дернулась к Эвалю и тут же мысленно одернула себя за грубость. Что-то нервы пошаливают не к месту. Конечно, женщина знала причины своей несдержанности, но это не оправдание, в конце концов.
Эваль смотрел на нее внимательно.
- Я не выспалась. Все будет нормально. Я уже почти в норме, - как можно суше сообщила она.
Он улыбнулся и едва заметно кивнул:
- Конечно. Думаю, правильным будет сходить и посмотреть, что за экзекуция ожидается на площади днем.
- Экзекуция? - Она приподняла брови, - я что-то пропустила в нашей беседе.
- Я говорил, что с утра немного походил по городу. Те люди, которых я видел, а тут, видимо, принято рано вставать, вовсю обсуждают последние сплетни. Хотя, - он едва заметно пожал плечами, - по харчевне не скажешь. Опять-таки, это место для гостей, не для местных. Так вот, вернувшись к городским жителям, все они бурно обсуждают некую новость. Пойманная ведьмачка и ее наказание днем на площади.
- О! Я вспомнила, - Гортензия кивнула, - тогда конечно. Вы правы. Это полезно, хотя, скорее всего, малоприятно. Вы считаете, стоит завтракать?
Эваль выглядел сильно удивленным:
- Ну, не идти же голодными. Мы провели тяжелые сутки и должны поддерживать силы.
- Боюсь, как бы от местных развлечений меня не стошнило.
- Все еще ваше сотрясение сказывается? - Участливо поинтересовался мужчина и замахал рукой, привлекая внимание служанки.
- Пожалуй, - язвительно проворчала Гортензия, больше не пытаясь понимать логику напарника. Нет, в чем-то он прав. Есть хотелось. Но, предположения о вариациях экзекуции аппетит отбивали начисто.
- Скажите, Гортензия, - подчеркнуто вежливо начал Эваль, - а этот ваш контакт с трактирщиком, вы не считали с него что-либо об этом мире? Ну, я не очень понимаю принцип, как оно происходит. Что именно вы делаете? Вы проживаете с ним его жизнь и получаете знания, или только извлекаете нужное? А может все вообще случайно, как игральный кубик?
- Правильно, Эваль. Вы не понимаете, - она помолчала (на самом деле Гортензия судорожно думала, как объяснить, но ничего путевого в голову не приходило), - Скажем, все зависит от поставленной задачи. Но я уже могу кое-что вычленить из информации, которая сейчас в моей голове.
Эваль был весь внимание. Гортензия же помолчала еще немного. Непросто было выловить из каши что-то стоящее.
- Например, у меня стойкое ощущение неестественности. Словно этот трактирщик ведет себя...- она замешкалась, пытаясь подобрать слова, - Не могу. Честное слово, Эваль, пока никак. Передать чувства - занятие неблагодарное. Оно не относится к фактам и плохо облекается во что-то физическое.
Мужчина задумчиво смотрел на нее. Кто знает, о чем он в этот момент думал?
- Ну, пока потопчемся по краю. Уверен, очень скоро появятся сведения, которые нам помогут сориентироваться. Не волнуйтесь. Мне кажется, это произойдет даже быстрее, чем мы рассчитываем, - наконец, вежливо произнес он.
Она неловко пожала плечами. "И чего я так напрягаюсь?" - Голодная и нервная, Гортензия уже была склонна замолчать и не развивать разговор. И именно тогда, словно нарочно, к ним подошла служанка и торопливо затараторила меню.
Гортензия исподлобья посмотрела на девушку. Костлявая особа невысокого роста, облаченная в коричневое платье с круглым вырезом у горла и белый передник, беззастенчиво строила глазки ее напарнику. Негоднице, на первый взгляд, было не больше семнадцати и ее хамоватая наивность, раздражала и обескураживала. Гортензия, конечно, сталкивалась с таким раньше. Большинство культур подобного уровня практиковали раннее взросление и сексуальную активность. Хуже другое. Гортензия заподозрила, что ее неприязнь вызвана объектом кокетства. Она почему-то не считала, что Эваль способен вызывать такую яркую реакцию у противоположного пола. Теперь женщина злилась на себя. Как еще расценивать подобный прокол, как не профессиональную несостоятельность?
Она мрачно пробубнила заказ, проводила служанку откровенно неприязненным взглядом и глубоко задумалась.
Ни Эваль, ни кокетливая девица на ее выпад не обратили ни малейшего внимания.
- А мерзавка заигрывает с вами, - мрачно констатировала Гортензия.
- Вас это задевает? - С легким удивлением спросил мужчина.
- А вас, видимо, нисколько не удивляет легкость поведения в этом сообществе?
- Э, легкость? - Эваль явно недоумевал о причинах яростной вспышки напарницы, - Ну, это логично и объяснимо. Я мужчина, выгляжу вполне презентабельно, у меня, скорее всего, водятся деньги, я не стар и могу быть полезен, как источник дохода и как кавалер. Или вас смущает моя внешность?
Он лукаво улыбнулся, и Гортензия вновь поразилась насколько обаятельным и притягательным может становиться, на первый взгляд, гигантский уродливый мужчина. Ей стало неловко. И самую малость стыдно.
- О чем вы? - С каменным выражением лица возмутилась она, - Я просто пытаюсь понять
ценности и алгоритмы данного мира...
Она осеклась.
- Гортензия, а вы видели в саду цветы, в честь которых вам дали такое чудесное имя? - С улыбкой спросил Эваль. Смена темы оказалась вовремя. Разговор заходил в тупик, да и девица как раз принесла огромный поднос, уставленный едой источающей удивительно аппетитные запахи.
- Приятно откушать, - с широкой улыбкой пожелала служанка, вознагражденная за вежливость ответной искренней и обаятельной от Эваля. Гортензия же неразборчиво буркнула, привлеченная россыпью золотистых веснушек на носике девицы и ее симпатичной молодой мордочкой. "Ни прыщей, ни порченных зубов" - с неожиданной досадой посетовала она и выдавив из себя подобие веселой гримасы, перевела взгляд на еду.
Первое, что ее поразило - полный столовый набор. Вилка, ложка и нож. Совершенно не типично для условного средневековья и тем более захудалой (ну, ладно, вполне приличного заведения) таверны. Второе - еда была вкусной!
Гортензия поймала себя на том, что торопливо поглощает все, что наставлено перед носом. Жаркое; овощи в густом сладком и пряном соусе; маленькие кусочки панированной рыбы, плавающие в душистой подливе и восхитительно хрустящие на зубах; что-то похожее на сладковатую картошку политую маслом; горячий хлеб, ноздреватый, пышный, с чуть горьковатой корочкой. Яблочный пирог, со сводящим с ума ароматом ванили. И сбитень.
Она сыто вздохнула, снова начиная размышлять и осененная внезапной догадкой, недоверчиво взглянула на напарника. Тот неторопливо пил густое, темное пиво и лицо его отражало истинное блаженство.
- Чудесно, - проговорил он.
- Это эклектика. Сочетание несочетаемого. Искусственное смешение стилей, времен и антуража, если хотите. Нужно понять, что в этом мире присутствует, а чего нет, и сочетаются ли эти вещи в одном временном промежутке. Логически.
Эваль прищурился и понимающе кивнул. В его взгляде Гортензии привиделось уважение, но она откинула догадку, как несущественную.
- Вы, похоже, правы. Меня тоже многое смущало, но я никак не мог вычленить, что именно. А теперь, под новым ракурсом, все смысловые дырки становятся на место и наполняются смыслом.
- Я выйду в сад. Мне нужно подумать. Вы расплатитесь? - Гортензия резко, даже слишком, встала.
Напарник проводил ее взглядом, но не произнес и слова.
Она быстрым шагом вышла на улицу и шмыгнула в неприметную калитку, ведущую во внутренний сад. Именно сюда выходили окна их номера. Женщина прошла вперед и почувствовала, как на нее снисходит какое-то удивительное чувство умиротворения и покоя. Остановившись, Гортензия с легкой беспомощностью оглядывалась. Она не была готова к ослаблению защиты. Скрученная в тугую пружину горечи, обиды, разочарования, она все время заставляла себя держаться, не раскисать, бороться. А тут умиротворяющая красота места обрушилась на нее. Гроздья синей, фиолетовой, розовой и белой гортензии, пушистыми шарами окаймляли тропинку, ведущую вглубь садика. Белоснежные, оранжевые, желтые и золотистые с розоватыми прожилками цветы лилейника, крупные и нежные, словно ароматные облака, ласкали соседние ветки барбариса едва заметными прикосновениями. Всюду, нарушая привычное течение времени, цвели самые разные цветы, зеленела трава любых оттенков от нежно яблочного до изумрудного. Колокольчики, мальва, тут же бессмертник, хрупкие анемоны, пахучая красная и розовая герань. Кружевная, пышно разросшаяся физостегия - десятки бутонов лиловых, розовых, синих, фиолетовых оттенков. Ковер ультра синего барвинка и плотные, словно набивные заросли темно зеленого можжевельника. Пышные кусты и одиночные растения - все они благоухали, смущали яркостью красок, форм и видов. Жужжали насекомые. Солнце медленно поднималось в зенит. Становилось все жарче. Легкий, едва ощутимый ветерок ласкал кожу.
Гортензия замерла, обхватив себя за плечи. Ей было почти невыносимо хорошо и больно одновременно. Глаза и нос щипало от подступивших слез. Тело сотрясала мелкая дрожь. Она отчаянно скучала по детям, по прежней жизни, ощущению уверенности и защищенности. Пусть их безопасность не подлежала сомнению, как и необходимость отправиться в эту авантюру. Гортензия могла не думать о муже и их общих проблемах. Но дети... Вот что по-настоящему тяжело.
- Эй, дамочка! - Услышала она грубый мужской голос и испуганно обернулась. Непролитые слезы высохли. Покачиваясь, на нее нагло уставился одутловатый мужичонка лет сорока, с пивным пузом и наглой рожей: - Доброго утречка, красавица! - Сально улыбаясь, сказал он, делая шаг вперед. В руках его красовалась плетеная корзина, полная зелени и свежих овощей. Видимо, в глубине за садом располагался огород, а мужичонка был местным садовником или занимал похожую должность.
- И вам не хворать, - сухо ответила Гортензия и тут же пожалела о своих словах. Пьянчужка расцвел и пошел в наступление.
- Милая дама заблудилась? - Она молча смотрела на него, досадуя. Очевидный промах. Ей следовало вести себя так, словно она гораздо выше его по социальной лестнице. В таком случае, мужик не посмел бы вести себя так развязно. Она же невольно поставила их на одну ступень.
- Я могу показать вам дорогу, красотка, - он подмигнул, явно не понимая намеков. Возможно, хмельные пары слишком ударили в его всклокоченную голову.
- Вы забываетесь, - высокомерно процедила Гортензия, смотря максимально неприязненно. Мужик икнул и шагнул ближе:
- Знаешь ли, - доверительно сообщил он ей, обдав перегаром, - ты весьма недурна, хотя явно не первой свежести. Не упускай шанс поразвлечься, дамочка. Я парень хоть куда, - он подмигнул ей, - а ты вот-вот станешь старухой. Стоит ли отказывать себе в последних радостях?
- Да как ты смеешь, скотина, - прошипела Гортензия. Слова пьянчуги задели ее не на шутку. Она конечно не юная девушка, и не красотка с идеальными пропорциями, но до сих пор считала себя вполне симпатичной, моложавой женщиной. А тут старуха! Невольно, перед глазами встала картинка безупречной кожи с россыпью веснушек, и Гортензию охватил праведный гнев.
- Пошел прочь, пьяный олух! - взвизгнула она в ярости, - ты к кому подкатываешь, пьянь поганая? Глаза потерял? Да я тебя выпороть велю!
Она несла какую-то чушь, слишком оскорбленная, чтобы выбирать слова. Пьянчуга попятился, на лице его отразился ужас пополам с брезгливостью и он поспешно ретировался. Однако Гортензия услышала, как мужчинка бубнит под нос:
- Старая баба - вздорная баба. Я ей от всей души, а она, тьфу, дура! Пороть, ижь ты.
Гортензия проводила его ненавидящим взглядом. Настроение было безнадежно испорчено. Ее трясло мелкой дрожью от отвращения и обиды.
Она сделала несколько шагов в сторону, остановилась и скользнула бессмысленным взглядом по пушистым кустам. Механически отшагала в другую, снова остановилась. С трудом взяла себя в руки, глубоко, нарочито медленно дыша. Она гнала прочь злые слова и неприязнь, но прежде чем рассудок взял вверх над эмоциями, прошло время. Гортензия зажмурилась, решительно провела руками по волосам. Из прически выбились волоски и щекотали шею.
"Неважно. Неважно, что она не сумела сдержаться", - мысли эти раздражали, но с неохотой ступали другим, ясным и четким, - "Важно, что она получила сведения, новые факты. Пьянчуга угроз не испугался. Возможно, он слишком напился и не особо отличал кто перед ним. Но скорее всего, традиционные условности в этом обществе несколько отличались от ее ожиданий".
Гортензия решительно покинула сад и прошла вдоль забора, вернувшись обратно к парадному входу гостиницы. Здесь ее поджидали сразу две неожиданности. Первая - томно привалившийся к балке, подпиравшей крышу при входе, Эваль. Напарник, лениво прищурившись, то посматривал на небо, то наблюдал за перепалкой крупной женщины в годах и ее недавнего знакомца - ба, вторая неожиданность - пьянчуги. Женщина, по-видимому, кухарка, в коричневом платье и ослепительно белом переднике, кокетливом белоснежном же чепце и удивительно практичных на вид кожаных туфлях, давала бенефис. В просторечье - жару! Ее громовой голос заставлял мужичонку втягивать голову в плечи и жалко оглядываться в поисках укрытия. Женщина, топая полной ногой, крыла его самой отборной руганью, поминая всех родственников до седьмого колена и его личные заслуги, слабости характера, тела и вообще, изобретательно и витиевато складывая слова в предложения. Наконец, мужичонка не выдержал, и поспешно сунув ей в руки корзину, бросился прочь, молча и решительно. Он пронесся мимо Гортензии, не удостоив ее и взгляда.
Испытывая мстительную радость, она увидела, как кухарка гордо вздернув подбородок, отправилась к черному входу и перевела взгляд на Эваля. Он, пряча усмешку, едва заметно покачал головой и шагнул ей навстречу с крыльца:
- Занятный спектакль, Гортензия, верно?
Она пожала плечами. Ее взгляд рассеянно скользил вперед, к дороге, ведущей из города. Та широкими кольцами стелилась по пологим холмам, все выше и выше к предгорьям и там терялась на фоне зеленых шапок старых гор, посеченных коричнево-серыми проплешинами камня. Гортензия нахмурилась, заметив нечто неожиданно подтвердившее ее случайную догадку.
- Вы это видели? - Спросила она.
- Сложно не заметить, - голос Эваля прозвучал над ухом, и Гортензия вздрогнула, в замешательстве переведя взгляд на напарника. Он подошел вплотную и с интересом смотрел сверху вниз:
- Они очень громко разговаривали.
- Да нет же! - Она раздраженно фыркнула и махнула рукой в направлении гор, - вон там, видите?
Эваль проследил за ее рукой и кивнул:
- Железная дорога.
Она удивленно посмотрела на него:
- Вы уже видели ее?
- Я, скажем так, догадывался, что она есть. А сейчас убедился. Когда я гулял с утра, то ходил в нижней части города, там, где спуск к озеру. Оттуда дорогу не видно. Зато с этого ракурса, когда солнце отсвечивает на металле, блики на рельсах... определенно, да, железка.
- Очень поэтично, - Гортензия рассеянно улыбнулась и более жестко добавила, - каковы наши планы, Эваль?
- Сначала экзекуция с ведьмой. Потом нам нужно попасть в другой город. Я пока с трудом понимаю, что мы должны искать. А еще это чудище...
Гортензия кивнула:
- Соглашусь с вами. Чудище, еще какая проблема в перспективе. Но, не будем забывать, что оно может стать и источником информации. Особенно в свете его угроз и заявлений, что подобные нам в их мире не выживают и надолго не задерживаются.
- Его головы заключили пари, - добавил Эваль, и на лице его отчего-то возникла лукавая усмешка. Гортензия поймала себя на мысли, что она идет грубому лицу, но вслух сказала другое:
- Думаю, нам пора идти к площади. Наказание состоится там?
- Определенно, - напарник покачал головой, думая о чем-то своем, - я хочу, чтобы выиграла та, которая за нас.
Гортензия вздохнула и взяла мужчину под локоть:
- Идемте, мой рыцарь. Нас ждут великие дела.
Улочки были мощены булыжником или деревянными кирпичами, в некоторых местах засыпаны гравием, а кое-где вовсе напоминали грязную кашу из смеси земли и песка. Дорога местами расширялась, но чаще оказывалась узка и витиевата. Она то спускались вниз, то делала широкую петлю и поднималась вверх. Эта странная планировка утомляла Гортензию и даже раздражала. Она постоянно спотыкалась, хотя и пользовалась поддержкой Эвалевого локтя, ведь вместо удобной одежды путалась в длинной юбке. Дома тоже отличались разнообразием и богатством отделки. Единственное, что объединяло столь разные по стилю сооружения - их чистота и ухоженность. Откровенных лачуг Гортензия не заметила. Хотя, они ведь не исходили город вдоль и поперек? Возможно, их еще ждали сюрпризы в виде трущоб. Пока же пели птицы, пахло цветами, недавним дождем и травой. В это свежее созвучие мягко вплетались менее благозвучные ноты, но Гортензия поняла, что ее не сильно беспокоят запахи и заинтересованно смотрела по сторонам. Чем ближе они подходили к площади, тем больше им встречалось людей. Все они, включая Гортензию с Эвалем, степенно влились в неширокую реку зевак, идущих поглазеть на ведьму.
Площадь находилась в нижней части города. Само поселение, как из разговора с напарником и собственных наблюдений поняла Гортензия, широко раскинулось на совершенно разных по структуре ландшафтах. Частично оно располагалось в низине, буквально на берегу приливного озера. В сезон дождей некоторые дома немного подтапливались, но, видимо, редко критично, поскольку полоса основательных построек не выглядела узкой или бедной. Далее город полз вверх, раскинувшись на пологих холмах. Волнообразными террасами застроек он поднимался в предгорья, к тракту. Самая высокая точка его была аккурат у гостиницы, где остановились Гортензия с напарником. Выше начинались "кочки и горки", как поэтично высказался Эваль. Широкий тракт, извилисто петляя среди лесов и холмов, уводил повозки с путешественниками и торговцами все выше, к гипотетической железной дороге, существование которой еще следовало подтвердить.
Площадь представляла собой круглую плошку, окруженную домами и домиками, тут же располагался рынок, а посредине топорщилась свежей щетиной сложенная из плохо струганных досок сцена.
"Какая сцена?!" - С мысленным ужасом, смешанным с истерическим весельем, подумала Гортензия, мрачно ковыляя за Эвалем. Справедливости ради, стоило бы отметить, что и на эшафот сооружение не очень походило, поскольку отсутствовали предметы экзекуций. Просто площадка.
Однако около нее активно кучковался народ, из чего Гортензия сделала вывод, что пришли они по адресу. Она покосилась на Эваля. Тот с каменным лицом чинно шествовал в направлении площадки. Гортензия тяжело вздохнула. Начинал болеть копчик, правда, голова больше не беспокоила, и это не могло не радовать.
Люди вокруг задевали ее заинтересованностью лиц, живостью выражений и даже радостного возбуждения. Для Гортензии подобное всегда плюсовалось с низким уровнем развития местной культуры. Она, скорее автоматически, отметила совершенную смешанность нарядов и фасонов, хотя общая цветовая гамма оказалась на удивление скромной и сдержанной. Кто-то пришел в шляпах, у иных кудри и косы лежали на плечах, изредка встречались чепцы и кружевные платки. Кафтаны и камзолы, даже нечто напоминающее очень примитивный сюртук - абсолютная временная анархия. Гортензия слепила на лице возвышенно презрительное выражение, уверенная, что теперь никто в здравом уме к ней не сунется.
Стоять на месте ей становилось все труднее. Копчик ныл, толпа пребывала.
- Вы заметили? - Тихо спросила она у напарника, - Почти нет детей.
- Считаете, их культура не позволяет детям глазеть на разрушающие психику зрелища?
Гортензия пожала плечами:
- Не уверена...
- Я думаю, - перебил ее вялую речь Эваль, - может быть две вероятности. Моральные принципы, я бы не рассматривал. В периоды ограниченного количества достижений цивилизации, люди будут искать любых развлечений: выступлений артистов, балаганы, шарлатаны с их представлениями и конечно публичные казни и экзекуции. Значит, либо законы, по каким-то причинам очень жестки в данном вопросе. Либо, у них крайне мало детей.
- Мор? - приподняла брови Гортензия, изумившись, что эта мысль ей в голову не пришла раньше.
Эваль скривился и чуть заметно покачал головой:
- Нет. Не разочаровывайте меня. У болезней и эпидемий также есть симптоматика, причем ярко выраженная. Скорее генетические причины. Заниженная рождаемость, к примеру. Однако та девица, служанка в таверне - юная особа.
Он доверительно склонился к ней, говоря негромко, но выразительно. Шумовая завеса нарастала, люди ждали начала спектакля и испытывали все большее нетерпенье.
- Значит, дети рождаются. Вы правы, Эваль, нужно выяснить. Странно, что мы не заметили этого сразу, не задумались. Ведь дети такая естественная часть жизни. А я до сих пор не видела ни одного, - растерянно ответила Гортензия и тайком потерла копчик. Она очень старалась, чтобы это выглядело так, словно она оправляет платье, но толстяк с вислыми усами все равно покосился на нее неодобрительно.
- Мы не можем никого спросить в лоб, - продолжал философствовать Эваль, - но если вести себя осмотрительно и прислушиваться, быть может, сами поймем.
Гортензия осматривалась с большим любопытством и интересом, чем раньше. Как женщина не старалась, ей не удалось увидеть никого младше шестнадцати. Мыслями она бродила где-то далеко, перебирая варианты и взвешивая расклады. Взгляд скользил по лицам, толстым, худым, одутловатым и истощенным, миловидным и уродливым. Вокруг кричали, смеялись, громко что-то доказывая, ссорясь или раздражающе бубня. Торговцы, пользуясь моментом, нахваливали товары, наперебой предлагая зевакам бублики и пряники на меду, какие-то напитки, ленты и почему-то вяленую рыбу.
Гортензия сморгнула и внезапно замерла, едва дыша. На дощатом козырьке одной из лавок с выражением глубочайшего равнодушия на морде сидел ее недавний знакомец. Сообразительный кот, забравшись повыше, был недосягаем и невидим. Он, аккуратно обернув хвостом лапы, внимательно смотрел в толпу немигающим взглядом голубых глаз.
Гортензия тихо пискнула и вцепилась в руку Эваля.