Вечером в отсветах каминного пламени он выглядел спокойным.
Впрочем, так оно и было. Утомившись за день, он почти засыпал под ласковую игру огненных бликов, но всё еще не мог угомониться окончательно.
- Ты слышишь? Я просил тебя рассказать сказку, - настойчиво повторил малыш.
Я вздохнул - очень трудно, когда рядом с тобой живет любознательный малыш. Но с другой стороны интересно.
- Конечно, слышу, - сказал я, отложив в сторону кочергу, которой ворошил уголья. - Подожди немного, сейчас возьму книжку с большими и красивыми картинками.
- Не надо книжку, - закапризничал малыш, - я и сам могу посмотреть картинки. Я хочу, чтобы ты рассказал сказку.
- Но это необычная книжка, - сказал я как можно более загадочным голосом. Малыш любил все необычное и загадочное. - Каждый, кто ее откроет, сможет прочитать собственную ни на что не похожую сказку. И каждый раз сказка будет другой.
- Да? - недоверчиво, но заинтересованно спросил малыш.
- Правда, - ответил я, подходя к огромному во всю стену шкафу, полки которого были плотно заставлены книжными рядами. - Древний писатель написал ее чудесными буквами. В этих буквах есть всё, всё, всё, что только бывает на свете. Любое изображение. И только ты ее открыл - видишь специально для тебя написанную сказку. Видишь только буквы, нужные для твоей сказки, потому что чудесные буквы чувствуют, что происходит внутри тебя и какая сказка тебе нужна.
- А вот и книжка,- я вытащил с одной из верхних полок толстенный том в красочной обложке, на которой было нарисовано солнце с облаками, а под ними на морском берегу пальмовые рощи и множество птиц и животных, простых и диковинных. С задней стороны обложки, если я правильно помнил, должны были быть звезды и луна, прекрасный дворец и еще множество всякой всячины.
Но малыш не дал мне даже взглянуть на обратную сторону. Он уже стоял рядом, нетерпеливо поднимаясь на цыпочки.
- Дай, я сам, - не слишком-то вежливо потребовал малыш.
Я вручил ему тяжеленный том, который он с трудом дотащил до стола и, расстегнув золотые застежки и коленями взгромоздившись на мое любимое кресло, углубился в чтение.
(Читать малыш научился уже давно, а про рассматривание картинок говорил, потому что обиделся на меня.)
Но не успел я порадоваться, что так хорошо занял непоседу, как книжка с грохотом полетела на пол.
- Что ж ты творишь? - возмутился я.
Книжка упала рядом с камином, и искры от пламени полетели на раскрытые страницы.
- Ты обещал..., ты говорил..., там сказка, - запинаясь, проговорил малыш. В глазах у него стояли слезы.
Я поднял книгу. На картинке в крыше пряничного домика зияли провалы, прожженные искрами. Буквы также в испуге съежились, отступили от черных с желтыми обводами дыр.
- Смотри-ка, что ты наделал, - укорил я малыша. - Испортил страницы. Напугал буквы. А ведь они умеют чувствовать.
- Книжку жалеешь?! - малыш не выдержал, и слезы хлынули из его глаз ручьем. - А ты видел, ты видел, что там за сказка? Ты видел, как ведьма живого Ганса в печку засовывает? Разве я такую сказку хотел?
Дети долго помнят ужасы. И я стал срочно спасать положение.
- Вот ты весь вечер капризничаешь. А если бы вел себя хорошо, то и в книжке замечательная сказка бы получилась.
Малыш совсем не хотел, чтобы его сейчас воспитывали. Он засопел и спросил сердито:
- А сейчас почему не получилась?
- Так ведь ты плохо себя вел, буквы это почувствовали и тоже стали себя плохо вести.
Малыш задумался, а затем упрямо проговорил:
- Все равно плохая сказка, плохая книжка, плохие буквы. Зачем они не слушаются, детей пугают?
- А ты зачем капризничаешь? - не сдавался я, радуясь, что ужас с пряничным домиком позабыт. - Если бы вел себя хорошо, - сказка бы чудесная вышла.
Малыш опять задумался, подперев голову кулачками, опасливо покосился на толстую книгу в красочной обложке, лежавшую с дальнего от него края стола и, наконец, спросил:
- А как это вести себя хорошо? Это сейчас пойти спать, Да?
- Ты ведь сам все знаешь, - улыбнулся я.
- И тогда никакой сказки сегодня не будет? - грустно-грустно сказал малыш и, понурив голову, отправился в соседнюю комнату разбирать свою кроватку.
- Но зато завтра утром тебя будет ждать множество хороших, не злых, сказок. И чудесных и волшебных, - сказал я.
- Да, но я хотел сегодня, - вздохнул малыш, отправляясь в ванну чистить зубы.
Я дождался, когда он вернется, и, присев к нему на кроватку, предложил:
- Давай я тебе вместо сказки расскажу историю книжки с чудесными буквами. Хорошо?
Малыш кивнул.
- Эта книжка была написана давным-давно, - начал я, - когда только придумывали письмена и буквы. Одни буквы были похожи на предметы, которые можно увидеть кругом себя. Например, на дом, лодку или рыбу. Простые, очень понятные буквы. Их было трудно перепутать с чем-нибудь другим. Но беда была в том, что ими можно было записать только очень простые и короткие сказки. А для длинных и сложных сказок нужно было очень-очень много разных простых букв. Так много, как песчинок в море или звезд на небе. Невозможно было их запомнить, а потому невозможно было прочитать сказки ими записанные.
Тогда стали придумывать другие буквы, которые были похожи только на самих себя. Зато этих букв было мало. Их можно было запомнить. Только чтобы записать ими длинные-предлинные сказки потребовались правила. Потому, что из буквы похожей на дом можно написать только дом. А из одинаковых букв похожих только самих на себя можно написать как слово "гул", так и слово "луг". Из человека без правил могла бы получиться мерзкая веколоч, из малыша - противная шлыма, а из доброй сказки - сказка запутанная или злая. Но если сказки писались по правилам, то получались замечательными. Одно было только плохо. До конца записанная сказка останавливалась, словно бы умирала. И все оставалось в ней навсегда неизменным.
Поэтому однажды один писатель решил придумать чудесные буквы, которыми можно было бы записывать никогда не кончающиеся сказки. Буквы чувствовали бы читателя и изменяли бы и продолжали бы сказку и добавляли бы новые буквы так, чтобы читателю было интересно.
Но сначала все это надо было придумать и сделать. Перво-наперво придумал писатель, как правильно сделать буквы. А потом приготовил для букв специальную бумагу. Из специальной бумаги нарезал листы. Листы переплел в толстую-претолстую книгу. Украсил книгу диковинными картинками, на которых были солнце с луной и звездами, пальмы на морском берегу, львы и райские птицы и еще множество всякой всячины. А потом в толстую-претолстую книжку, на обложке которой были нарисованы солнце и луна, и звезды, и львы, и райские птицы, записал чудесные буквы и научил их, в каком порядке надо становиться, чтобы получались слова со смыслом и сказки. Добрые и хорошие, красивые и волшебные, полезные и поучительные, мудрые и глубокомысленные.
Долго трудился над своей книжкой писатель, потому что быстро только сказка сказывается, а дело долго делается. Целых семь лет трудился. А когда закончил, обрадовался. Очень хорошая у него книжка получилась. Писатель на нее налюбоваться не мог. Но надо же было ему и другими делами заниматься. Поэтому писатель последний раз сказал чудесным буквам, что для хорошей сказки они обязательно должны соблюдать порядок и правила. Потом закрыл книжку на золотые застежки и отправился на ярмарку, приключившуюся в его городке, отдохнуть и подумать, кому первому дать почитать книжку.
А когда писатель ушел, в дом к нему через окно забрался соседский непослушный мальчишка. Мальчишка любил все делать наоборот. Скажут ему "иди домой", а он дальше гуляет. А скажут, например, "иди погуляй", так его из дома никакими коврижками выгнать нельзя. В общем вредный был мальчишка. А тогда очень было любопытно мальчишке, что там так усердно делал писатель.
Книжка лежала на столе и мальчишка, немножко посмотрев на обложку, шустренько расстегнул золотые застежки и принялся листать большие и тяжелые страницы. Сказка мальчишке не понравилась, ведь ему нравилось когда все было наоборот. Вот если бы курочку Рябу из-за профнепригодности пустили на суп, а из семерых козлят волк изготовил большой шашлык, то мальчишка был бы доволен. А так все в сказке оказалось хорошо.
"Столько времени возиться, кучу бумаги потратить, чтобы написать такую ерунду", - подумал мальчишка, и собирался уже захлопнуть книгу, как вдруг заметил, что в сказке появилось продолжение.
Так, курочка Ряба сказала, что до смерти огорчить деда с бабкой совсем не ерунда, то же самое сказали про свою маму семеро козлят. "Ерунда, ерунда", - хмыкнул на это мальчишка. - "Если бы огорчили их по-настоящему, то сказка только лучше бы стала".
"Но так нельзя", - сказали сказочные герои. "По правилам нельзя, иначе сказка выйдет плохой и злой".
"Кто придумал такие правила?" - возмутился мальчишка. "Писатель, наверно? Так он просто боится, что вы сами придумаете сказки намного лучше его."
Поверили буквы мальчишке и забыли после этого порядок и правила, которым научил их писатель и стали у них получаться сказки запутанные и злые, а не только хорошие. Особенно, если читатели сказок злились или упрямились.
Я поднялся, собираясь уходить, думая, что малыш заснул.
- А дальше, что было дальше? - спросил малыш, открывая глаза.
- Дальше? - переспросил я.
- Ну когда писатель увидел, что случилось с его книжкой, - пояснил малыш. - Он не пытался написать новую чудесную книжку?
- Зачем? Если любой вредный и противный мальчишка мог научить буквы беспорядку и безобразию. Писатель ужасно огорчился, что так получилось, и отложил книжку в сторону подальше. Она завалилась за кровать. Потом, когда делали большую уборку, книжку нашли. Писатель открыл ее и ужаснулся. За это время буквы забыли порядок. Всякая буква стремилась стать заглавной, чтобы ее украшали красивые виньетки. И не важно им было, что слово становилось совсем другим, и сказка не получалась. Виньетка ложной сути была важнее, - я улыбнулся удачному сравнению.
- Тогда писатель взял и смыл специальным раствором почти все буквы кроме нескольких, которые все еще соблюдали порядок и смысл. И еще писатель решил поискать для сказок хороших читателей, которые хорошо бы себя вели и соблюдали порядок. Он подумал, что ты мог бы быть хорошим читателем.
- Да? - удивился малыш. - Откуда он про меня знает? Ведь он жил давно.
- Этот писатель немного волшебник, - ответил я. - Разве ты это еще не понял по чудесным буквам?
Малыш помолчал некоторое время, а потом тихонечко произнес:
- Завтра я буду хорошим. А можно встретиться с этим писателем?