------------------------------------------------------------------------------------------------------------

КУЧА.

1.

Альгид и Цинтра сидели на крыльце и наслаждались теплым летним утром, а позади уже гудел просыпающийся Дом. До них доносились топот и шарканье, звон посуды, тонкий детский смех и, наоборот, низкий недовольный баритон вставшего не с той ноги сородича. Но это им нисколько не мешало: Альгид, прищурившись, посмотрел на разгорающийся солнечный диск и рассмеялся. Беззаботно болтающая нижней парой ножек-лапок подруга взглянула на него и улыбнулась.
- Хорошо, - сказал Альгид, блаженно жмурясь.
Цинтра снова улыбнулась и припала к плечу супруга. Они частенько вставали пораньше, чтоб вот так, спокойно, посидеть, наслаждаясь тишиной, прежде чем их подхватит и понесет суетливая и деятельная волна этого огромного конклава, являющегося их домом.
Со скрипом распахнулась входная дверь, и на пороге показалась потягивающаяся фигура старого Микрона.
- Сидим? - как всегда, вместо приветствия вопросил старик. - Эх, молодежь.
Они вежливо покивали в ответ. Микрон прекратил свои потягивания и, сплюнув под ноги, двинулся к ближайшим зарослям. Они проводили взглядами его нескладную, припадающую сразу на две покалеченные передние правые лапы, фигуру, а на пороге уже возник художник Ант. Постукивая по болтающемуся на боку мольберту, он бодро спустился с крыльца. Поприветствовав Альгида и Цинтру взмахом своей лихо сорванной с головы знаменитой широкополой шляпы, Ант подошел к ним.
- Привет, друзья, - начал он, и уловив их ироничные взгляды, смутился.
- А я вот опять проспал, - добавил он тише и посмотрел на солнце.
Заветной мечтой Анта было нарисовать появление над горизонтом солнечного диска, но, к несчастью, сделать это ему все никак не удавалось - уж очень любил художник поспать! Эта маленькая слабость очень расстраивала маэстро , но, в итоге, природные оптимизм и беззаботность брали свое, и он довольствовался многочисленными оставшимися стадиями неустанного подъема светила к зениту. Запечатление же ослепительного лика над пробуждающимся горизонтом откладывалось на следующее утро. Вот и сейчас грустил он недолго.
Что ж, - сказал художник, - придется отложить это на завтра, - и, взглянув в очередной раз на солнце, он с неожиданным энтузиазмом вдруг вскричал:
- Вы только посмотрите, какое солнышко сегодня! Какой-то новый оттенок, что-то совершенно потрясающее! Я буду работать его с Лысого Утеса. Это что-то невероятное!
Преисполненный вдохновения, он заметался, роняя и подбирая многочисленные тюбики и карандаши, и, совершенно забыв о друзьях, понесся прочь. Рисовать он все же любил.
Цинтра подобрала один из валяющихся под ногами тюбиков и крикнула:
- Ант, ты краски потерял!
Тот остановился, всплеснул первой парой ножек-ручек, дернулся, было, назад, к ним, но взглянув на восток, с отчаянием махнул рукой и убежал. Он всегда что-то терял.
А муравейник, тем временем, пробудился. Они и не заметили, как пространство вокруг наполнилось разнообразными звуками и сородичами. Вокруг что-то строили, ломали, тащили, прокладывали. Промаршировала военная команда, и возглавляющий ее Лантан-воин покосился на них и, как всегда, неодобрительно покачал головой, вооруженной огромными ужасными челюстями.
- Идти надо, - протянула Цинтра, продолжая сидеть.
- Угу, сейчас, - отозвался Альгид.
Они еще посидели, наблюдая за бьющей ключом жизнью вокруг, и уже совсем собрались вставать, как их внимание привлекло странное зрелище. Из высокой травы на тропинку выскочил погодник Ледоридо и направился к Муравейнику. Сразу было заметно, что ученый сильно возбужден: он часто спотыкался, наталкивался то и дело на встречных муравьев, невнятно извиняясь, а то и не извиняясь вовсе, а его усики нервно подрагивали. В общем, выглядел он неважно.
Вероятно, он так бы и пронесся мимо, если б Цинтра, испытывавшая глубокое уважение к своему старому профессору, не окликнула его. Уже вставшему Альгиду пришлось из вежливости задержаться. Старик подошел к молодым людям, и прямо-таки рухнул на скамейку рядом с ними, чем страшно напугал Цинтру. После долгой череды охов и причитаний с одной стороны, дельных и разумных советов с другой и раздраженных уверений, опровержений, проклятий по различным адресам, с третьей, начала проясняться причина дурного настроения ученого. Оказалось, он возвращается из Муравейника на Кленовом Холме, где проходила конференция физиков-погодников, и происходили на этой конференции, по словам профессора, вещи просто ужасные.
- Этот сопляк, этот молокосос Миний и его банда совсем обнаглели! - с возмущением кричал Ледоридо, ломая дрожащей рукой очередную спичку. - Им, видите ли, Мастера Большой Кучи не указ! Наглецы! Они, видите ли, не желают бездумно преклоняться перед авторитетами, потому что это недопустимо в науке, и вообще, они выбрасывают само слово "авторитет" из своего лексикона. Мальчишки!
Профессору удалось, наконец, прикурить и он замолчал, жадно затягиваясь. Цинтра жалостливо наблюдала за ним.
- Вся погодика, по их словам, основана на ошибочных представлениях, все ее основополагающие принципы ошибочны, и вообще, это, видите ли, не наука, а одна сплошная ошибка.
Тут профессор взорвался и вскочил:
- Мал, Шкет, великий Коротыш - эти мудрецы для них никто! Мальчишки, дерзецы, сопляки!
Уже всерьез опасаясь за старого чудака, Альгид и Цинтра вцепились в него с двух сторон, и силой усадили. Но Ледоридо продолжал вертеться и возмущаться, игнорируя многочисленные призывы к спокойствию и выдержке. Со стороны это, неверное, выглядело забавно.
- Сопляки!... Дорогой профессор... Закон обобщенного катаклизма... Конечно, коне.... Не позволим!... Да, да... Мальчишки!... Успокойтесь, дорогой про... Отдельный закон Головы, видите ли. Позор!... Вы совершенно.... А эта их теория двойного происхождения огня. Бред!... Ну, конечно же... Ниспровергатели выискались. Недоучки!
Прошло много времени, прежде чем профессор укротился и стал пригоден к цивилизованному общению. И заинтригованные собеседники деликатно, стараясь не задеть ни единой задорной струнки увлекающегося ученого, приступили к расспросам.
- Что же сказал этот Миний? - держа Ледоридо за руку, мягко спрашивала Цинтра, умудряясь при этом произносить последние два слова с изрядной долей пренебрежения.
- Что сказал? Да чушь собачью....
- А нельзя ли конкретнее, профессор? - попросил Альгид, выбрав строгий деловой тон.
Это помогло.
- Вы ведь знакомы с релятивистской теорией Муравьиной Кучи? - начал с вопроса свою речь Ледоридо.
Собеседники неуверенно закивали, а он, не обращая больше на них никакого внимания, по старой профессорской привычке сам и ответил на свой вопрос:
- Конечно, знакомы, ведь этому учат в каждой школе и не знать этого просто невозможно. Образно говоря, наша Вселенная представляет собой огромную муравьиную кучу. Это бесспорно и подтверждено самыми тщательными опытами, произведенными с помощью самой современной муравьиной техники, и только самый последний болван... - тут профессор спохватился и замолчал.
"Профессор, профессор," - залепетала Цинтра, успокаивающе поглаживая Ледоридо по руке. Тот извинился и продолжил:
- Произошла наша вселенная в результате сверхвзрыва огромной кучи компоста, спрессованной в микроскопическую точку. После взрыва, вызванного чрезмерной концентрацией компоста в бесконечно малом объеме, его ошметки разлетелись в пространстве, и так образовалась наша Вселенная. Да, именно так образовались и соседние, известные нам Муравейники, и бесспорно существует великое множество других Муравьиных Куч, которые мы пока не открыли, но наличие которых доказали наши величайшие умы.
- Простите, профессор, но какое отношение все это имеет к погодике? - не выдержал Альгид.
- К погодике, молодой человек, это имеет самое непосредственное отношение, так как именно на положениях этой теории зиждутся основополагающие принципы этой науки. Всего их три, и первый гласит:
Все погодные катаклизмы имеют общую природу. То есть, такие простейшие явления, как Падающая влага, Гром и Свет без огня, и даже такие, пока считающиеся парадоксальными, явления, как Небесное Лицо, Издевающиеся Руки и даже Огненная вода, есть явления одного порядка.
Принцип второй гласит: все явления одного порядка, объясняемые теорией Муравьиной Кучи, могут быть объяснены, изучены и использованы на благо Муравья.
И принцип третий: все явления, действие которых не объясняется двумя предыдущими пунктами, природными не являются, а потому серьезно не рассматриваются, и интерес к ним может носить чисто академический характер.
Как видите, все чрезвычайно просто и никаких особых пояснений не требует. И все же, находятся некоторые, которые утверждают...
- Да, да, что они утверждают? - нетерпеливо перебила Цинтра.
- Гм, ... они утверждают, что все эти три принципа ошибочны, и, соответственно, неверна вся Теория Муравьиной Кучи. На редкость безответственное высказывание! А это Миний, - профессор опять занервничал. - Этот Миний доказывал, что простейшие и, так называемые, парадоксальные природные явления имеют разную природу. Он имеет смелость говорить перед Первыми Учеными Куч, что к погодным явлениям откосятся только простейшие, и, как таковые, могут быть изучены и использованы, а явления, которые ты называем парадоксальными, он к погодным не относит. Каково, а?
- Как? - поразилась Цинтра, слегка, впрочем, переигрывая. - Ведь это противоречит всему, чему Вы нас учили.
- И более того, - продолжал вещать ученый издевательским тоном, - он считает эти явления результатом деятельности иного Разума, настолько превосходящего наш собственный, что он даже предположить не может, что мы, муравьи - мыслящие существа.
- Этот Миний просто дурак! - раздраженно воскликнула Цинтра, которую очень задело подобное предположение.
- Ну почему же? - ободренный ее реакцией, Ледоридо теперь чувствовал себя значительно лучше. - Возможно, ему просто следует больше заниматься. Я пошлю ему кое-какие учебники по погодике... для четвертого класса.
Профессор издевательски захохотал, а задумчиво молчавший Альгид вдруг тихо произнес:
- До сих пор никто не смог предугадать ни одного парадоксального явления, а эта теория, пожалуй, может хоть как-то все объяснить.
Ледоридо аж подскочил на месте.
- Вы так считаете? - ледяным тоном осведомился он.
Цинтра сердито посмотрела из-за его плеча на супруга и выразительно постучала себя пальцем по лбу. Но профессор неожиданно быстро успокоился и сокрушенно заговорил:
- Именно этим и опасны все эти глупости, что так действуют на простых людей, особенно молодежь. Вы, молодые, слишком самоуверенны и нетерпеливы, вам все подавай сразу, а если нет, вы тут же начинаете бросаться в крайности, выдумывать и делать всякие глупости и, как правило, становитесь жертвами разных квазинаучных субъектов. Поймите, никто не может иметь все сразу. Мы пока не объяснили эти парадоксальные явления, но это еще не значит, что неверна вся Теория. Наука движется, и, рано или поздно, мы все равно изучим их. Вы, молодые люди...
Дальше профессор пошел по накатанной дорожке, и пока он распространялся о недостатках и слабостях современной молодежи, Цинтра украдкой зевала, а Альгид думал о том, что он мог бы ответить старику. Он мог бы сказать, что напрасно тот делит муравьев на стариков и молодежь; что ни одна теория, даже самая нигилистская, не возникает просто так, а представляет собой лишь более-менее удачную попытку объяснить что-либо. Что это совсем не плохо - придумывать новое, куда-то торопиться. И еще много о чем он передумал, и уже устал думать и проголодался, а Ледоридо все продолжал и продолжал свой бесконечный период на тему отношений отцов и детей.
Спасение пришло с самой неожиданной стороны. Профессор увидел куда-то бредущего в толпе молодого муравья в очках, и закричал:
- Миний! Миний, мальчик мой! - в его голосе слышалось неподдельное радушие. - Я здесь!
Он даже взмахнул рукой, потом скомкано попрощался и убежал.
- Вот это да, - изумился Альгид и почесал в затылке.
- Обычная научная толерантность, - пояснила Цинтра. - пойдем обедать.
2.

... Они как раз приканчивали десерт, когда коротко прозвенел сигнал аварийной тревоги. Супруги вскочили из-за стола и заметались по квартире, согласно инструкции отключая источники электроэнергии, перекрывая воздушные, водяные и газовые магистрали. Покончив с этим, они очумело замерли в середине комнаты, с тревогой глядя друг на друга. В огромном муравейнике стояла непривычная тишина - все его остальные обитатели сейчас бегали по квартирам и также проводили мероприятия по обеспечению безопасности, как своего жилья, так и всей муравьиной кучи. И тут опять включилась сигнализация. Все помещения затопил низкий рев, означающий приближение самой серьезной опасности - парадоксального погодного явления. Потом ревун смолк, и муравейник наполнился тревожным гомоном. Но и он скоро утих. Теперь оставалось только ждать.
На этот раз сейсмологи сработали оперативно, и прошло не менее получаса, прежде чем опасность почувствовали все. Муравьи с замиранием слушали приближающиеся, сотрясающие землю, гулкие удары, в такт которым хлестко и шумно шелестела трава. Альгиду почудилось, будто приближается огромный-преогромный Муравей, Протомуравей, Муравей-Бог. Из глубин памяти всплыли и беспорядочной чередой понеслись в голове давно забытые строки из Священной Мимлии. А "шаги", тем временем, приближались, и вскоре их шум полностью поглотил Альгида, Цинтру, весь Муравейник. Со стен посыпалась штукатурка, треснуло и вылетело оконное стекло, под ногами заходил пол, и не в силах устоять, Альгид присел и вцепился нижней парой ножек-ручек в края тяжелого ворсистого ковра, а другой плотно прижал к голове терзаемые низким гулом контактные усики. И внезапно все стихло.
Альгид и Цинтра лежали на полу и смотрели в окно. Там, далеко-далеко, за бесконечным полем высокой травы, за старым, наполовину разрушенным соседями-термитами пнем, там, где перспектива представляется муравьиному взору в туманной сине-зеленой дымке, сейчас возвышалась, уходя в размыто-голубое небо, невообразимых размеров Тень.
- Великая Тень-предвестница, - раздался позади сдавленный голос.
Они обернулись и увидели замершего в дверях профессора Ледоридо.
- Тень-предвестница, - благоговейно продолжал тот. - Значит, сейчас появится Нога, или Рука, или Лицо. Но обязательно что-то одно. Этого никто объяснить не может. Вы знаете, Миний доказывал, что все эти явления имеют один источник, и даже то, что все это одно единственное явление, которое мы не можем охватить целиком, и видим только его отдельные фрагменты.
Постепенно в голосе профессора полностью исчезли нотки благоговения, и он принялся сыпать словами, как автомат:
- Он болтал, что объединяет их Лицо, и если мы видим Лицо, значит где-то рядом есть и Руки и Ноги. Он говорил, что Лицо управляет Руками и Ногами и, что если мы хотим избавиться от Рук и Ног, мы должны договориться с Лицом. Какой бред! Я вас спрашиваю: можно ли договориться с дождем?
Профессор сардонически перекосился и попробовал продолжить, но тут закричала Цинтра. Тень за окном вдруг быстро укоротилась. И когда высотой она стала лишь немногим превосходить муравейник, вдруг резко подалась вперед. Такая абстрактная и неблизкая еще несколько секунд назад, сейчас Тень заслонила собой весь мир, а потом из нее выдвинулось лицо и нависло над муравейником. С неба на них смотрели два огромных внимательных глаза, и под их взглядом Альгид почувствовал себя словно придавленным к земле. Он казался сам себе персонажем картин Анта, написанных в пору, когда художник увлекался импрессионизмом. И еще ему было очень страшно.
- Лицо! Лицо! - Ледоридо стоял на четвереньках в центре комнаты и смотрел в небо. Его глаза демонически сверкали.
- Где Руки, я вас спрашиваю? Я был прав, я!
И тут из Тени возникла Рука и потянулась к ним.
- Это невозможно! - заорал Ледоридо.
Но это было так. Более того, они отчетливо видели, что Рука и Лицо составляют единое целое, и являются частями чего-то еще большего, скрытого и видимого как огромная Тень. Рука, тем временем, опустилась и принялась разрушать все, что муравьи так долго и с таким трудом возводили.
- Это невозможно!
Они обернулись и увидели Ледоридо, вскочившего с пола и потрясающего сразу четырьмя сжатыми кулаками. Тут безумный профессор ринулся к окну и, ловко увернувшись от попытавшихся его перехватить рук, вспрыгнул на подоконник. Альгид и Цинтра замерли от ужаса, а профессор замахал руками и закричал, глядя в небеса:
- Ах ты, чертова тварь! А ну, убирайся отсюда!... ты слышишь, что я тебе говорю? Немедленно прекрати!
На Лицо, однако, этот демарш никакого впечатления не произвел. Оно словно и не заметило ничего. Огромные пронзительные глаза в упор смотрели на них, но, создавалось странное впечатление, что, заглядывая в самую душу, эти глаза, тем не менее, ничего не видят. Даже Ледоридо растерялся и прекратил свои вокальные упражнения. Он нерешительно обернулся и посмотрел на хозяев квартиры, словно спрашивая совета.
А откуда-то снизу раздались торжественные аккорды, и послышался скрип несмазанных дверных петель. Альгид и Цинтра переглянулись и бросились к окну.
Они смотрели вниз и видели, как открываются Главные Ворота Муравейника, и из них выходит длинная плотная процессия, сопровождаемая торжественным маршем. Во главе ее шел субъект с чем-то громоздким в руке.
- Что там происходит? - вытягивая от любопытства шею, спросила Цинтра, ни к кому конкретно не обращаясь.
В ответ она получила только недоуменные пожимания плечами, но тут лидер процессии поднес свой предмет к голове, и они услышали:
- Внимание! Свободные муравьи вызывают Лицо! Свободные муравьи вызывают Лицо!
- Миний! - ахнул Ледоридо.
А тот продолжал:
- Свободные муравьи предлагают Лицу воздержаться от каких-либо действий, которые могут быть восприняты одной из сторон, как недружественные, и вступить в переговоры.
- Черт, определенно, в этом наглеце что-то есть, - пробормотал Ледоридо.
Миний продолжал:
- От имени муравьев Свободной Кучи буду говорить я - первый ученый Кучи, профессор Миний. Я уполномочен...
Дальше они не услышали.
- Что? - вскричал Ледоридо. - Первый ученый? Профессор?
И высунувшись из окна еще дальше, он обрушил вниз целый поток ругани, полностью заглушив усиленный мегафоном голос самозванца.
- Профессора Ледоридо мы бы просили не вмешиваться в переговоры, решающие судьбу Свободной Кучи! - проорал снизу мегафон, воспользовавшись паузой в извержениях старого профессора.
- Что, что? - опять завопил тот. - Я тебе покажу, "не вмешиваться"! Я тебе....
И тут профессор выпал из окна и полетел вниз, видимо, рассчитывая продолжить дискуссию на месте. У Альгида появились серьезные сомнения по поводу результатов переговоров. Он взглянул на Цинтру и понял, что у нее тоже. И оба оказались правы.
Выражение Лица изменилось, взгляд ушел чуть вниз, в нем появились признаки некоторого удивления. Вытягивающаяся из ворот колона явно привлекла к себе внимание. Убравшаяся в Тень Рука снова вынырнула и, подняв с земли неиспользованную серную спичку, припасенную для фейерверка в честь годовщины Победы во Второй войне с листорезами, бросила ее поперек движения делегации, чуть не прихлопнув идущих во главе Ледоридо и Миния. Демонстрация рассыпалась.
Обезумевшие от страха муравьи метались по двору в поисках щелей и прочих укромных мест, самые ненаходчивые толкались у дверей, пытаясь вернуться в Кучу. А над всем этим царила Рука - засыпала муравьев землей, бросала на их пути травинки и щепки, подгоняла, либо, наоборот, перекрывала дорогу отдельным муравьям, гоняя несчастных в разные стороны.
Альгиду, наблюдающему за всем сверху, увиденное казалось каким-то бредовым сном, чем-то совершенно нереальным. Его чувства находились в заторможенном состоянии и, возможно поэтому, он почти не испугался. Из полуобморока его вывела острая боль в руке: впившись в него острыми ноготками, Цинтра медленно оседала на пол. Альгид подхватил теряющую сознание супругу и уложил в кровать. Затем поспешно вернулся к окну. Лицо и Рука убрались и вновь превратились в первоначальную Тень - высокий туманный силуэт, оставив после себя разруху и множество изувеченных трупов. Смотреть вниз было тяжело, и Альгид поднял глаза. Но над остальным миром сейчас нависала Тень, и смотреть на нее было страшно. Альгид почувствовал подступающую ярость, кулаки его сжались. "Уходи же, уходи," - мысленно взмолился он.
И тут от Тени что-то отделилось и со страшной скоростью полетело к Муравейнику. Их комнаты располагались в верхней части кучи, удар же пришелся в средний уровень. Раздался оглушительный треск, строение вздрогнуло, пол ушел из-под ног и Альгид успел заметить только стремительно падающий потолок. И потерял сознание.
Очнулся он на полу. Рядом лежала и стонала пришедшая от удара в себя Цинтра. Он на четвереньках подобрался к окну и выглянул наружу. В этот момент от Тени опять отделилось ЭТО. Удар застал его на полпути от окна, сбил с ног, швырнул в стену. Сорвалась с петель дверь, закричала Цинтра. Потом все закончилось, и он осмотрелся. Комната была полностью разрушена, но кровать, привинченная ножками к полу, сохранилась. Альгид подхватил и бросил на кровать Цинтру, и вжался в нее сам. И тут же последовал новый удар.
Пришел в себя он в противоположном конце комнаты. Цинтру также сбросило на пол, но недалеко, и она уже самостоятельно пыталась встать. Альгид поднялся и с трудом поковылял к супруге. Проходя мимо окна, он боковым зрением уловил, как от Тени вновь отделилась Нога. Ему показалось, что она несется прямо в их окна, но что-либо предпринимать уже было поздно. Он потерял сознание даже раньше, чем последовал удар.
... Когда Альгид очнулся, все закончилось. Было необыкновенно тихо. Он открыл глаза и тупо уставился на Муравейник. Все верхние ярусы были снесены начисто. Средняя часть представляла собой сплошные руины, и также для жилья была непригодна, и только широкое основание сохранилось, несмотря на сильные разрушения. Он повернул голову и обнаружил сидящего рядом Ледоридо. Тот, непрерывно морщась, что-то говорил, но Альгид совсем не слышал его и только смотрел на беззвучно шевелящиеся губы. Потом, постанывая, сел и потер виски. Он заметил, что профессор, говоря, все время кивал куда-то ему за спину, и обернулся. И тут к нему вернулся слух.
На возвышении перед огромной толпой стоял Миний и, отчаянно жестикулируя, кричал:
- ... но мы не животные! Мы должны бороться и мы будем бороться! И если Мастера Большой Кучи показали себя трусливой сворой жалких стариков, мы решительно даем им отставку. Это на их совести сегодняшнее бедствие! Это говорю я - Миний! Тот, кто предупреждал, но был освистан и изгнан. Но сейчас я говорю: "Хватит, господа!". Теперь муравьи сами будут решать свою судьбу, настали новые времена! Мы сами проложим себе дорогу к счастью, и пусть побережется всякий, кто решит помешать нам! Каждый муравей желает счастья, достоин счастья, и я знаю, как дать его всем! Я - Миний!
А толпа, все разрастаясь, слушала. И поддерживала. Наступали новые времена.