Максимов Алексей Анатольевич : другие произведения.

Странствующие в Долинах. Часть 14

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Кто бы мог подумать, что предсказание сбудется. Он старался не терять надежды. Голодая, он знал, что есть что-то важнее сытой еды. Замерзая под дождем и снегом, он кутался в мокрые лохмотья и представлял то великое, что предстоит ему сделать. Снося оскорбления и насмешки, он верил в свое предназначение. (продолжение)
  * * *
  
  "Что же держит тебя на краю,
   что твой взор отыскал в небесах,
  занесенный снегами приют
  обживает прожорливый страх
  
  Ты один и твой дом одинок
  За спиною снегов круговерть
  Впереди, в черной бездне у ног,
  Притаилась голодная смерть.
  
  Над горами в слепой белизне
  Ты пытаешься Бога познать,
  Ждешь рассвета, как знака извне
  И быть может, дождешься, как знать.
  
  Льдинки зреют в недвижных глазах
  Тело сковано льдистою мглой
  Сделай шаг - и взлетит в небеса
  Снежной искоркой звон голубой".
  
   Последние дни Сван пребывал в растерянности и апатии. Даже возвращение памяти ничем, кроме вялого безразличия, не наполняло его оцепеневшую душу. Он спит и видит сон. Долгий утомительный сон без начала и конца. Прошлое было реально своей обыденностью и жестоко своей холодной точностью. Итак, в своей прежней жизни он был авантюристом, "диким" охотником за камнями, диверсантом-одиночкой, бойцом Мятежного Совета, жителем Страны Подземных Городов. Легионер Корт Юн, так его звали в прошлом. С этим именем он умер, чтобы родиться вновь под новым. И это знание, словно многотонной плитой придавило его, заледенило кровь, тягучей бесконечной болью сжало его ослабевшее сердце. Теперь он знал все. А как он мечтал когда-нибудь найти ответ на свои вопросы! Казалось, узнав свое прошлое, его сознание обретет некую целостность, приняв образ внутреннего согласия, расправит сведенные за спиной крылья, взлетит в чистое холодное небо, чтобы больше никогда не обременять свою душу печалью и грязью земных дорог.
  Корт Юн, теперь он знает свое имя. Но это имя чужого человека. Настолько чуждого, что невозможность опровергнуть это, рождает где-то глубоко внутри вспышки холодной ярости. Не о таком прошлом думалось ему под яркими звездами на бесконечных просторах Срединной Страны. Хоть что-нибудь из прошлого, что могло быть частью его самого! Но все тщетно. Вернувшаяся память рождала отторжение, неприятие, горечь и апатию. Почему он вспомнил свое прошлое именно здесь? В этом месте, которое сначала казалось ему прибежищем мудрости и чистоты, правды и спокойствия, а потом стало тяготить его. Он не удивился, когда однажды утром Повелитель блох сказал ему:
   "Человек, у тебя есть руки, возьми этими руками свой посох с суму. Нас ждет дорога..." "Действительно, пора. Здесь нет того, ради чего я бы смог остаться". "Приятно, что ты наконец-то можешь слышать меня". "Я всегда знал, что понимаю тебя и без слов". "Я скучаю без дороги, от долгого сидения на одном месте под шкурой начинает свербеть". "У людей говорят - начинают чесаться пятки". "Я вижу - ты готов". "Как никогда прежде. Я болен своим знанием, и я должен уйти. Рад, что рядом со мной будешь ты". "Предчувствую долгую и трудную дорогу". "Да, я должен найти Брюка". Кто поверит, что я разговариваю с собственной собакой?
   Вчера он видел троих обитателей дома Сотиэров. Это были Пирр, горбун Хоко и старик с длинными седыми волосами. Он сказал, что его зовут Сиф Оул. Они неподвижно сидели в круглом зале и, когда Сван вошел, спокойно посмотрели на него. Сван сел в свободное кресло. Их стало четверо. Они сидели друг против друга, молчали, понимая, что в этом заключается некое событие, значение которого им неведомо. Для чего судьба свела их вместе здесь, в доме Сотиэров, никто из них не смог бы сказать. Сван понимал, что сейчас решается не его личная судьба, а судьба Времени, ни больше, ни меньше. И прежняя апатия, принимаемая им за безразличие ко всему происходящему, сменилась уверенным спокойствием. Все будет так, как это должно быть. Корт Юн остался в прошлом. И события тех далеких лет, и его чудесное спасение, пройдет время, станут ему ближе и понятнее. Но сейчас у Свана было неловкое чувство, будто он случайно прочел чужое письмо или подслушал чей-то доверительный разговор. "Черная шкура, которую подарил тебе Брюк, вкусно пахнет дымом и вяленым мясом, хочется пожевать конец рукава или ремешок". "Надеюсь, в этом доме тебя хорошо кормят?" " Чудная здесь еда. После нее всегда хочется спать". "Тебе самого не удивляет, что ты можешь говорить?" "Я всегда умел это делать".
   Он сделает то, что от него хотят Сотиэры, и уйдет. Он уверен и спокоен. Ему известно прошлое. Он чувствует будущее. Прошлое холодно, как замороженный труп. Будущее сияет чистотой и белизной кадаверной. Кольцо Конси золотым обручем прокатилось где-то по краю сознания, озарив на мгновение лиловые облака и изумрудные глубины трепещущим неверным светом. Ему хочется опьянения, тяжелого, как чугунная плита, и долгого, как пожизненный срок. То, что он делал со Временем, можно назвать насилием. Сознание вяло сопротивляется - насилие суть мира, но это детский лепет, я не хотел, я не знал, я не виноват. Каким восторгом наполнялось сердце, когда он впервые понял, что может управлять Временем. Даже после того страшного взрыва он радовался, как дикарь, увидевший фейерверк. Мощь временной энергии и та страшная сила, с которой она ответила на попытку разжать мельчайшее звено в ее цепи, завораживала, восхищала, будоражила воображение. И ни разу ему не пришла в голову мысль. А имеет ли он право пытаться разрушить то, что сам до конца не понимает и, возможно, не поймет никогда! Теперь он, наконец, узнал это. Значит, все эти долгие годы были платой за теперешнее осознание? Колесо времени повернулось. Он снова был молод и полон надежд. Зеленая вода журчала у носа лодки, скрипели уключины и бесчисленные соловьиные стаи заставляли малиновые закаты дрожать, а сердце замирать от любви и тихой грусти.
   Кто бы мог подумать, что предсказание сбудется. Он старался не терять надежды. Голодая, он знал, что есть что-то важнее сытой еды. Замерзая под дождем и снегом, он кутался в мокрые лохмотья и представлял то великое, что предстоит ему сделать. Снося оскорбления и насмешки, он верил в свое предназначение. Даже горб не мешал ему различать добро и зло.
   Он свято верил в то, что считал единственно верным. Шли годы, менялся мир, менялся он сам, но его вера осталась неизменной. Сомнения и трудности отшлифовали ее сверкающие грани. Теперь она тверже алмаза, прочнее стали. Дело всей его жизни. Иногда он спрашивал себя, на что он смог бы пойти ради своего дела. И сам ужасался той глубины и черноты, которая затягивала его силой страшного водоворота. Ибо не было предела цены веры, и ничто не могло перевесить ее на весах его сердца.
   Дружба для него была всем. Но как он бывал одинок в ночи горных дорог. Небо озарялось всполохами далеких гроз, черный бархат ночи прорезали падающие метеориты. В темноте скальные исполины начинали шевелиться, скрипеть и щелкать каменными суставами. Из своих нор и логовищ на холодные камни вылезали ночные существа. Зеленые огоньки глаз настороженно наблюдали за медленно бредущим путником. Даже они чувствовали его одиночество. И не было начала у этой дороги. И не было конца.
   Неумение понять будущее сделало его рабом своего любопытства. Пусть рушится мир, но он не мог остановить себя, он хотел понять все до конца. Так неразумный ребенок отрывает крылья бабочки, пытаясь понять, как она летает, и тут же теряет к ней интерес, бросает в сторону мертвое насекомое. Но так устроен человек, алчный, любопытный, восторженный, расчетливый. И если бы он не сделал этого, то не был бы человеком.
   Магия - это такая же реальность, как день или ночь, сумеречное или просветленное сознание, мир живых и мертвых, пространство Прошлого и Будущего. Она объективна, действенна и реальна. Законы, положенные в ее основу - общие для всех учений о Мире. И если для научного познания мира необходимы инструменты, то в магии главный инструмент - это сам человек. Равенство слова и действия. Слово убивает и лечит не хуже ножа убийцы и скальпеля хирурга. Знание дает уверенность, уверенность рождает силу. Посредством силы можно сдвинуть горы, если умеешь правильно ее приложить и рассчитать.
   Можно отречься от себя, от всего, что связывает тебя с этим миром. Можно утончить свою душу до толщины лезвия бритвы. Отбросить все лишнее. Если ты знаешь - ради чего все это. Можно усомниться в правдивости древних легенд. Но они и не предполагают документальной точности. Важен эмоциональный посыл. И в этом их правда. Они не лгут, когда связывают избранность со многими бедами. Ибо такая избранность случайна, и любой должен быть готов взять на себя бремя действия. Почему я, а не другой? Почему дом Сотиэров выбрал меня? Ответ очевиден, никакого отбора не было. Нужны четверо наиболее разные, непохожие друг на друга. Все совпало: время, место, количество. И пусть произойдет то, что должно произойти.
   Теперь я не смогу быть прежним. В детстве я знал о своем уродстве. Быть горбатым было естественно. Потом я стал замечать, что люди по-другому относятся ко мне. Одни подозрительно и зло, другие снисходительно. Я не знал, чего ждать - насмешки или сочувствия. Иногда так сладко думалось о мести. Всем и сразу! И я хотел им несчастья. Чтобы они на себе испытали, каково быть мишенью для их насмешек и острот, объектом пустого любопытства и брезгливой жалости. И если в этом колдовство, то я, несомненно, нес на себе его отметину.
   Что же происходит в этом доме? Когда он окончательно потерял счет времени, коридоры и залы, двери и лестницы сложились в огромный лабиринт. Иногда ему казалось, что здесь он уже проходил, открывал эти бесчисленные двери, поднимался по этим лестницам. Беспокойство перешло в страх. А что, если ему суждено вечно блуждать по этим запутанным галереям и переходам? Он уже почти видел тень своего привидения, синим туманом плывущую по темным коридорам подземелья. Причем, чувство, будто он находится глубоко под землей, было так сильно, что он испытал настоящее потрясение, когда открылась очередная дверь, и он оказался на площадке центральной башни. Далеко внизу была видна окраина Валора, а еще дальше - залитые мягким светом желтого солнца горы Срединного хребта. Судя по положения солнца - день только начинался. И все его блуждание не заняло и часа. Он еще раз посмотрел вниз. Что-то показалось ему странным в этом медово-розовом пейзаже. Какая-то нарочито умиротворенная завершенность. Силуэты гор и цвета облаков были размыты. Он подумал, что это из-за тумана, но потом заметил неподвижность облаков. Солнце, за то время, что он стоял на вершине башни, так и не поднялось над сиреневой вершиной у Перевала. Все это походило на огромную картину. Что изменилось, пока он блуждал в лабиринте?
   Спустя почти пятнадцать лет он помнил устройство своей установки в мельчайших подробностях. Мысленно перелистывал чертежи и схемы, делал пометки. Да, этот узел можно было сделать по-другому, а на это устройство ушло почти полгода упорного труда, не понятно, что было сложного? Но, вцелом, машина, его детище, плод его усилий, получилась прекрасной, грозной, великолепной. Он любил ее, как живое существо, обожал, как женщину, лелеял, как ребенка. Ее отняли у него, лишили смысла жизнь, уничтожили. Спустя год после освобождения на городской свалке, в куче старых журналов, он случайно отыскал академический бюллетень награжденных званиями и премиями в области естественных наук за прошедшие пятьдесят лет. Перелистывая его, он понял, что ищет свое имя. Не веря, сомневаясь, а было ли вообще его славное научное прошлое, он, наконец, нашел: Сиф Оул, профессор, академик, первооткрыватель, но ни слова о его работах со Временем. Фундаментальные работы, преобразование нелинейности. Но больше всего его поразила биографическая справка. Если верить журналу, то пятнадцать лет назад он погиб при проведении эксперимента. Сиф Оул несколько раз перечитал страницу. Сомнений не было. Он умер в расцвете сил, на взлете своей стремительной карьеры. Сперва это его разозлило, но потом, после бутылки сатрана, безразличие и апатия заставили бросить журнал и забыть это нелепое несоответствие. Сиф Оул умер - пусть будет так. Для мира науки он давно покойник. Так что, беспокоиться не о чем.
   Командор заметил, как справа от него, над Хоко появилось легкое сияние. Показалось, на границе света и тьмы могут быть различные оптические эффекты. Маленький мальчик, что он делает в этом зале? Слева сидел Сван. Да, теперь он вспомнил этого крепкого бородача. Тогда он был моложе и не носил бороды, но цепкий взгляд рысих глаз остался прежним. Это Корт Юн, волонтер, охотник за камнями. Без сомнения, это он. Видно, ему тоже повезло, и он остался жив. Его машина вошла в стену перед самой атакой. Диверсант Корт Юн должен был заложить заряд над входом в зал. Взрыв и каменный завал остановят войска Торка Эра. Но этого не произошло. Бешеный легион погиб. Спаслись немногие. Прошло более пятнадцати лет, но все это снова и снова всплывало в памяти командора. Корт Юн был смелым бойцом, хоть и получал за свою работу плату. Страсть к камням была его натурой, своего рода болезнью. Не раз Чичо видел Корта Юна, сидящим где-нибудь в углу зала, перебирающего необработанные сапфиры и изумруды. В камнях его привлекала их немалая цена и неземная завораживающая красота. Рожденный под землей, он никогда не видел неба. Прочитав однажды о звездах, он представлял их в виде сверкающих камней разного цвета и величины. За долгие годы командор научился мгновенно распознавать людей. Их он делил на своих и чужих. Полезных и бесполезных. Опасных и безобидных. Понимая примитивность такого деления, он старался не усложнять свои отношения с окружающими, сведя их военной субординации и требовательности. Все поручения должны исполняться беспрекословно и незамедлительно. Людей надо беречь, но и не давать им возможности расслабиться и потерять бдительность. Самодисциплина, за долгие годы доведенная до совершенства, позволяла ему всегда быть в боевой готовности. Но иногда Чичо давал себе отдых. Укрывшись от посторонних глаз, он усаживался за стол, расстилал памятный платок с кистями и доставал из внутреннего кармана кожаный мешочек с "тобо". Почти все ученики школы при храме Ота имели свой "тобо". И учителя поощряли это. После счастливого дня, когда ребенок хотел запомнить его, он клал в "тобо" какой-нибудь предмет на память: пуговицу, камешек, сухарик, кусочек металла, монетку. Перебирая свое нехитрое "богатство", Чичо становился прежним страстным исследователем древних мифов, юным фиэлем, веселым и жизнерадостным ребенком, окруженным любящими родителями и мудрыми учителями. Уже, будучи взрослым, он не раз вкладывал в мешочек новые "тобо". Но с каждым годом желание оставить в памяти какой-либо день своей жизни посещало его реже и реже. И теперь череда дней и лет превратилось в одну сплошную серую ленту. Из внутреннего кармана "тобо" перешел в заплечный ранец, вместе с ранцем попал в обоз. Колонна обоза была разбита легионерами Эра еще в начале кампании. Вместе с "тобо" в вихре лихолетья пропали несколько ящиков с изумрудами, десть мер казначейского золота в пакетах с печатями Совета Города голубых струй, храмовая утварь, в том числе, бесценные светильники эльваров, золотые и платиновые сосуды, украшенные затейливой резьбой и чудесными камнями. После разгрома армии мятежного Совета Торк Эр назначил специальную комиссию, которая занималась расследованием исчезновения святыни народа чимпо, но все понимали бесполезность поисков. Так что, командор и вовсе не горевал о пропаже "тобо". Детство и юность остались где-то далеко позади, в другой жизни. Память послушно теряла прежнюю четкость и яркость. Командор забывал имена и даты, лица и события. Вместе с "тобо" он утратил знания о времени, сведя его к механическому образу перетекания сухого песка из верхней колбы в нижнюю. Песочные часы стали знаком его старости.
   Прямо против него сидел тот, кто сразу не понравился командору. Неопрятный, высокомерный старик с лицом пьяницы и взглядом бродяги. Показное презрение мешалось со страхом, что его сейчас погонят вон. Готовность к унижению соседствовало с показной независимостью и даже наглостью. Законченный тип проходимца, пропойцы и попрошайки. Ниже таких людей командор ставил только предателей и провокаторов. Это Сиф Оул. Если не знать его имени, то никто не опознал бы в этом опустившемся человеке одного из величайших ученых Срединной Страны. Годы каторги сделали свое дело. Это человеческое существо и отдаленно не напоминало смелого учено, дерзкого экспериментатора, умного и знающего исследователя. От бывших каторжан командор знал его историю. Впрочем, весьма обыкновенную. Историю угасания личности. Такая вот жизнь после смерти. Сейчас, когда разгром организации очевиден, и нет сил создавать новую, вести каждодневную, ежеминутную борьбу с опасным, умным противником, не имея преданных соратников, смелых бойцов, когда с таким трудом налаженная структура Сопротивления в одночасье рухнула - достойна ли его никчемная жизнь продолжения? И чем он лучше этого выжившего из ума пьяницы?
   Уйти и не оставить преемника, ничего не оставить после себя. Добрая память? Пройдет десять - пятнадцать лет и никто не вспомнит бунтаря-одиночку, а если и вспомнит, то со злобой и презрением, как об одном из тех, кто вверг Верхний и Нижний миры в череду войн, конфликтов и междоусобиц. Дети, потерявшие родителей, проклянут его, люди, лишившиеся крова, назовут его злодеем. Командор еще раз посмотрел на лица сидящих рядом с ним. Они были бесстрастны, безразличны, холодны. Сюда их привело то же, что и его самого. Цепь событий выстроилась так, что все они в указанный строк пришли в этот дом, сели в эти кресла. И даже причина необходимости этого меркнет перед масштабом подготовки действа. Собрать всех, рассчитав все возможности развития событийного ряда, угадать перемены судеб, понять будущее, дать объяснение необъяснимому - это не под силу человеческому разуму. Значит ли это, что движущая сила имеет надчеловеческую природу?
   Круглая комната, закрытые окна, четыре деревянных кресла, в них тени людей, застывшие восковые фигуры, неподвижный взгляд, открытые рты. Они сидели, как зловещие мертвецы на тайном сборище некромантов. Горбатый Хоко был сед и стар, сморщенное желтое лицо прорезали бесчисленные морщины. В скрюченных когтистых руках он сжимал маленькую звездную сферу, будто собирался заглянуть в астральное будущее, да так и замер, схваченный смертью на пол движении. Сиф Оул был важен и надменен, как аристократ на сельской вечеринке. Худые руки, сложенные на груди, придавали ему сходство с тем бюстом, что когда-то был установлен в галерее бессмертных. Он смотрел из мрака блестящими пуговицами глаз, и только мерное покачивание длинной ноги говорило о том, что он еще жив. Командор откинулся в кресле. Холодное оцепенение свело его лицо в злобной гримасе. Ощеренные зубы, свирепое выражение лица, пальцы, сжатые в кулаки, не пугали его соседей. И был он так же неподвижен и холоден, как и они. И это выражение ярости походило, скорее, на маску древнефинерийского театра, где актеры, изображая ярость, надевали гипсовые маски оскаленных чудовищ. Пирр хотел посмотреть на свои руки, но не смог этого сделать. Он мог дышать, слышать гулкое биение сердца, его губы шевелились, силясь произнести какое-то слово, но видел он совсем не то, на что был устремлен его взгляд. Перед его глазами мелькали изображения сада и дома Сотиэтов, длинные лестницы и пыльные залы. Иногда он видел ту комнату, где они сидели неподвижно, как восковые фигуры паноптикума. Потом луч его зрения проникал вглубь земных недр, и он видел огромные гроздья кристаллов, белыми полотнищами свисающие с темных, сочащихся бурой жидкостью, стен. Он знал, где проходила золотые жилы, а где, среди гранитных плит, притаились россыпи алмазов. Странные существа, похожие на крыс, одетые в грязные лохмотья, толкая перед собой скрипящие тележки, перевозили куда-то вниз груды блестящих камней и золотые самородки. Ни вид этого богатства. Ни странные подземные существа не удивили его. Он сам был из их числа. Старик Хоко закатил бельма своих выцветших глаз, и из черного слюнявого рта вышло облако синего дыма. Командор силился скинуть с лица свирепую маску ночного оборотня, но та все сильнее врастала в его кожу. Это было очевидно. Сиф Оул скривился так, будто выпил бутылку уксуса и его вот-вот вырвет. Кто бы мог подумать, что у этого пропащего человека столько аристократической спеси. Она буквально сочилась из пор его желто-лилового лица. Он тоже что-то высматривал внутри своего черепа. Закатившиеся глаза блестели в темноте, как фарфоровые шарики для медитаций. Длинная сухая нога качалась, будто заводная. У Пирра кружилась голова. Он чувствовал - что-то происходит. И он не знал, чем все это кончится. Порой его охватывал ужас. Ему казалось, что он сходит с ума. "Сотиэры смеются надо мной". Крысоподобные существа понимающе усмехались в жесткие блестящие усы. Они знали, в чем дело. Настал час метаморфозы. Изменение набирало силу, и все большее пространство погружалось в круговерть искажений и подмен. Пирр не знал, чему из увиденного можно доверять. Правда увиденного казалась вымыслом, горячечным бредом, полуночным кошмаром. Мечты о ней уступили место желанию конца. Искренность и ясность слабо шевелились в темноте буйствующего неверия. Сиф Оул, наконец, исторг из себя розовое облако причудливой формы и удовлетворенно зачмокал лоснящимися, будто намазанными жиром, губами. Демоны безумия сосали слабое сердце. И его слабый вскрик был обращен к кому-то далекому и безлично равнодушному. Хоко шевелил ноздрями своего приплюснутого носа, будто принюхивался. Он чуял приближение смерти. Пирр понял это по холодному поту, вдруг покрывшему его лоб и щеки. Смрадная красавица на миг выглянула из-за бархатной портьеры, но не найдя искомого, пропала в колеблющейся темноте. Это была легкая смерть, смерть от удушья, она была приветлива и благосклонна. Запах тлена был сладок и одуряюще знаком. Пирр вдруг вспомнил заживо гниющего Экцеленса. Услужливая память вытащила из мерцающего мрака его скрюченную фигуру в золотой маске. "Гнилая колода! Отродье кабана и суки!" Я знаю истину. Я был в краю Света! И я заставлю всех принять мою правду! И никому не удастся запугать меня. Во мне нет страха. А у них нет выбора. Ради истины я готов на все!
   Для Сифа Оула наступила ночь. Ему казалось, что догорающий закат слишком долго беспокоит его глаза. Он хотел прохладной темноты, он не понимал багровых знаков пылающего неба. С темнотой придет покой и уверенность. Только с темнотой он обретет веру в себя и в свои силы. Там, укрытый от посторонних глаз, он становился прежним. Там не было страха, не было боли. Темнота становилась спасением он черных дневных мыслей. Только в ней он хоть как-то мог смириться с мыслью, что он достоин такой судьбы - ничтожной, мелкой, бессмысленной. Ворон сказал, что он в лечебнице. Подходящий финал для ученого, покорившего время. Но время сломало его. Теперь его место здесь. В этой густой и вязкой темноте. Без имени, без прошлого, без будущего. Справа от него сидел Пирр. Он видел его прежде, но где - не мог вспомнить. Профессор-медик, темная личность. Говорили, что он влиятелен и очень богат, вращается в высших политических сферах. Но теперь Сиф Оул ясно увидел всю бездну властолюбия и цинизма, которая таилась на дне его внимательных и умных глаз. Каждый шаг был просчитан, каждое слово взвешено. И цель, ведомая только ему, была основой его жизни. Сиф Оул видел, как молодой Пирр бежал по трупам в темноте дымного зала. Видел, как он не задумываясь, бросил свой золотой шар в черный ларец, обрекая его, Сифа Оула, на годы рабского труда, на десятилетие безвестности, на темноту и смерть. Почему тогда он так поступил? Потому что ясно понимал, непосвященные не должны переступать черту Круга. Именно он настоял, чтобы проект прикрыли, а затем и вовсе забыли о нем. Участники эксперимента, кто не погиб во время того страшного взрыва, были рассредоточены, рассеяны. Руководители проекта, и сам Сиф Оул, осуждены на длительные сроки каторжных работ. Теперь ему все стало ясно. Сидящий справа - его убийца. Он больше, чем убийца, он уничтожил его мечту, плод работы всей его жизни. Он отнял у него имя, уважение, надежду, здоровье. Он убил его просто так, из соображений целесообразности, почти равнодушно, как многих других. Но его-то он обязательно вспомнит! Сиф Оул не собирался мстить. Месть сладка, когда молод. Теперь жизнь и смерть равноценны и почти равнозначны. Но заставить вспомнить о себе, насладиться моральным поражением соперника - это та малая радость, что согреет его душу, привыкшую к унижению и страху.
   Слева сидел командор. Среди каторжан Долины смерти было не мало тех, кто лично видел его. Этот неустрашимый воин, непримиримый боец, стойкий в своих убеждениях, невольно вызывал уважение и доверие. Десятилетия постоянной борьбы сделали его человеком легенды. Иногда рассказы о нем походили на сказку. Его смелость и отвага были безмерны, сила и выносливость невероятны. Оно его имя приводило в трепет легионы "железноголовых". Его военное искусство ставило в тупик полководцев Элеора и командиров СЧ. Нижний и Верхний мир стали местом его битвы. Правители Страны подземных городов облегченно вздыхали, узнав, что Чичо вышел из лабиринтов Ожерелья Ота наверх. Директория Секретарей при Властелине посылала войска секретной части в те города и поселки, где объявлялся командор Чичо. Сотни спецопераций по его нейтрализации, провокаторы, наемные убийцы, сыщики СЧ и засады на перевалах. Как зверь, командор за версту чуял опасность, находил пути отхода, принимал решения и наносил ответные удары.
   И вот он здесь, рядом с ним. И что он видит: старый, больной человек, опустошенный и равнодушный. В его глазах - близость конца. Усталость и смерть. Он это знает и он с этим смирился. Противостояние с властями, война и борьба поглотили всю его жизнь, лишив простых человеческих радостей. Он, мечтавший принести людям свет и добро, служил делу войны и смерти. И прав был старик-учитель, чтобы победить зло достаточно самому творить доброе, сторонясь злого. Командор с трудом поднял тяжелую голову. Профиль его сурового лица был резок и неподвижен, как погребальная маска. Сифу Оулу был понятен его взгляд, но не было в его душе жалости. Каждый достоин того, чего он достоин.
   В кресле напротив сидел молодой сильный мужчина. Загорелое лицо, крепкие руки сложены на груди. В черной с проседью бороде прячется усмешка, в глазах уверенность и спокойствие. Это Сван. Так его зовут. Он тоже здесь, в числе четверых в этом зале. И его присутствие показалось Сифу Оулу лишним, и даже вызывающе неприятным. Оно не укладывалось в его аналитическую схему. И он, и профессор с командором - люди пожившие, встречающие сумерки своей жизни, а он - молод, здоров, жизнерадостен. НО потом ему открылась темная стороне его прошлого, чернота беспамятства и горечь разочарования. Одиночество - вот что объединяет их в этом зале. Это понятно. Пусть будет так. И Сиф Оул улыбнулся человеку без прошлого.
   Сван смотрел на Хоко и не мог его узнать. Мальчишка растолстел невероятно. Жесткие черные волосы коротко острижены, под приплюснутым толстым носом щетка усов, глаза превратились в узкие щелки. И его косоротая улыбка, обнажавшая розовые десны и неровные крупные зубы, бессмысленные звуки, которые он время от времени издавал, говорили о том, что Хоко покинул мир разумной реальности и теперь пребывает вне его границ. Что же с ним произошло? Это было так неожиданно, что Сван подумал, что парень просто притворяется, ребенок! Но чем больше он за ним наблюдал, тем сильнее становилась его уверенность в том, что Хоко сошел с ума. Ведь он с рождения был не совсем нормален физически. Потом вдруг Сван понял свою ошибку. Это не сумасшествие. Ему и раньше приходилось видеть нечто подобное. Это обычное состояние буката. Именно они проповедуют учение об алогичном познании мира. "Где умный сломит голову, дурак лишь темя почешет ", -- говорят о букатах в народе. Итак, этот толстый букат - горбун Хоко. Но то ли жир на боках скрывает уродство, то ли, и в самом деле, горб стал меньше. Мальчишка выглядит вполне сносно. Круглая голова падает то на правое, то на левое плечо. Жир на щеках расходится волнами. Да, такого теперь так просто не унесешь на руках. Как же он умудрился так растолстеть?
   Хоко видел сочувствие в глазах Свана Хорна, но он находился за гранью и с трудом мог различать День и Ночь. Видения наплывали, мешаясь с реальными образами, с картинками из прошлого. Яркими вспышками, как на большом экране, появились видения будущего, и Ходко изо всех сил старался удержать их в памяти, закрепить, не дать им раствориться в пульсирующей тьме. Сван пронес его на руках от горящего дома Брака до ворот Дома Сотиэров, где он впервые услышал слово "калларо". Теперь он снова здесь, и удивленно сочувственный взгляд Свана говорит о том, что время отсутствия не прошло для него бесследно. Сван хочет примирения и гармонии. Он не хочет быть авантюристом, за камни и золото продающим свое умение проникать в глубь Недр. Но такова реальность, не можешь изменить ее, изменись сам. Он сильный, он справится, его Будущее лазоревого цвета, он его достоин. А вот слева тянет холодом. В резном деревянном кресле сидит профессор Пирр. Человек с искаженным понятием о чести. Апологет культа силы и превосходства, знание поработило его, сделало своим сторожевым псом. Он опасен, но опасность его притягательна, как прекрасный вид, открывающийся с края отвесной скалы. Еще один шаг, и ты пропал. Его доброта уживается с жестокостью. И себя он любит не больше, чем последнего бродягу в толпе нищих, стоящих перед колокольней в ярмарочный день. Такие, как он, не отказываются от власти, они умирают вместе с ней, ради нее, во имя нее. А кто достоин жалости, так это командор. Он проиграл свою последнюю битву. Его беда в том, что он не понял - быть легендой смертельно опасно. Люди из легенды живут яростно, ярко и умирают молодыми. Командор пережил свое время. А былины и сказки этого не любят. Чичо понимает это, но не хочет с этим мириться. И судьба толкает его к неминуемой гибели. Отсюда печаль в его глазах, неподвижность лица и сухой жар от его кресла слева. Эти трое видят мир по-разному. И если Сван, родившийся под землей, имеет светлую душу, то эти двое похожи друг на друга, как отливки одной формы. Люди думают, что это они повелевают сотнями и тысячами других, отдают приказы, поднимаю одних и низвергают других. На самом деле власть безжалостна к ее носителю. Она как инфекция гложет его нутро, железными тисками сжимает сердце, иссушает душу, лишает ее простоты и свободы. Год-другой, и человек вдруг видит в зеркале монстра. Свою жестокость власть пытается оправдать целесообразностью. Страх и равнодушие - вот питательная среда, в которой размножается бацилла власти. Эти двое познали власть в полной мере, но счастливы ли они?
   Пора двигаться дальше. Декорации начали меняться, свет меркнет, склоны гор становятся круче, в долинах плещется морская вода древнего моря. Диковинные животные ревут в густых зарослях первобытного леса. Молодая земля изобильна и плодородна. На нее еще не ступала нога человека. Пора уходить.
  Жаль, что Пирр не видит пустыни, что остается за его спиной. И цветущий оазис, что манил его к себе всю жизнь, оказался миражом, и что путь его бесконечен, ибо идет он по кругу.
  Командор думает о главном деле своей жизни. Он пытается взвесить прожитые годы на весах совести. Бессмысленное занятие, если не веришь самому себе. Пора. Снова это чувство радости и новизны. Ощути огонь и воздух. Порыв ветра срывает с фитилей языки пламени, и они, подобно огненным птицам, устремляются в звездное небо. Маленький шар звездной сферы начинает бешено вращаться. Ветер свистит в ушах, рвет одежду, валит с ног. Глаза застилает мутная пелена. И даже через закрытые веки Хоко видит, как ниоткуда вдруг накатывает огненный вал. Это чистое животворящее пламя. Именно здесь проходит грань между Прошлым и Будущим.
  
  * * *
  
  Тогда ничего не произошло. Утром их разбудил Эндо. Они вышли из своих комнат, спустились по лестнице в каминный зал и увидели, что сад дома Сотиэров зеленеет и благоухает. Ласковое летнее солнце золотом и лазурью залило сияющее небо. Белые перистые облака обозначили ветер. Стая голубей, сопротивляясь его силе, кружила над шпилем башни. Черный дракон указывал на север, к началу Вишневых гор. Через минуту они уже стояли на дороге, ведущей от дома Сотиэров в Валор. Они расстались, не сказав и слова, не попрощавшись, не кивнув головой на прощание. Они разошлись, как будто ничего не было.
  Хоко, резво семеня босыми ногами, пошел в Валор. Чичо и Пирр, не сговариваясь, повернули на тропинку, ведущую в горы. Сиф Оул, зевая и почесываясь, заковылял вслед за Хоко. Всех дольше перед воротами Сотиэров стоял Сван. Прежнего желания следовать за командором уже не было. Уверенность в близости их судеб нет. Они вместе сражались, вместе пытались выжить, уцелеть в той кровавой битве - не больше. Сван помнил взрыв, помнил вой раскаленных газов, разрывающих в клочья стальную обшивку "яйца", но помнил и свою уверенность, что в этот момент внутри обреченной машины его уже не было. Очень смутно, как сон во сне, Сван вспоминал некий полет и ощущение свободы и защищенности. Следующее его воспоминание было связано уже с Верхним миром. Здесь он и останется. Он не хочет быть Кортом Юном. Его место здесь. Сван расправил плечи, закинул за плечи брезентовый мешок и, направился по тропинке, ведущей к центру Валора.
  Сиф Оул никак не мог унять легкую дрожь. По предписанию он давно должен быть в Сотесе. Как теперь объяснить свое столь долгое отсутствие? В долину смерти его вряд ли отправят, но на острова, куда обычно отправляют воров и убийц, бродяг и мошенников... Нет, в Сотесе лучше не показываться. Надо начинать новую жизнь. Сиф Оул умер и похоронен в Валоре, на кладбище для бродяг и нищих. А он отправится в Столицу, где как не там он сможет легко затеряться, исчезнуть и появиться в новом обличье, с новым именем. Окрыленный решением начать новую жизнь, в хорошем настроении он шел вниз по пыльной дороге. Яркое, но еще не горячее солнце светило ему в лицо, невидимые птицы посвистывали из придорожных кустов. Сиф Оул мечтал о том, как он приедет в Столицу, найдет тихую, чистую квартирку. Документы? Об этом надо будет позаботиться. И лучше это сделать в Систе. Учитель натурологии из Систа. Поддельные документы стоят не малых денег. И надо найти способ их раздобыть. Но об этом я подумаю потом. То, что произошло с ним в Валоре, не поддается объяснению. Все, начиная с полета в небе над спящим поселком, кончая сегодняшним пробуждением, было наполнено каким-то ожиданием чуда, готовностью отдаться его течению, стать частью превращения. Сиф Оул даже улыбнулся, чего с ним не было очень давно. "Ну что, пребывание в лечебнице пошло мне на пользу".
  Хоко не знал, куда идет. Он шел, куда несли его ноги. Сосредоточившись на указаниях внутреннего голоса, которому он доверял безраздельно, он не боялся потеряться или заблудиться. Теперь он знал, что ждет его впереди. Этот путь приведет его в волшебный край. И он увидел себя, идущим по дороге в свете нездешних светил, там, на краю сна, в магическом сиянии звезд.
  Пирр был озабочен непонятным скачком времени. Как получилось, что несколько дней в доме Сотиэров обернулись несколькими месяцами. Судя по погоде и зелени лесов - сейчас начало лета! И время упущено. Он рискует окончательно потерять влияние в Круге избранных. Того, кто не напоминает о себе, скоро забывают. Погруженный в свои мысли, он не сразу вспомнил о командоре, но когда обернулся - с облегчением увидел, что тот задумчиво идет за ним следом. Командор нужен ему теперь, как никогда. Это его козырной туз. Даже сам он еще не знал, какую важную роль предстоит ему сыграть в хитрой комбинации, задуманной Пирром, иерархом Круга избранных. Сам командор чувствовал усталость и растерянность. Он еще не до конца понял, что борьба его завершена, и что он должен смириться с поражением. Тот способ изменения мира, который он избрал когда-то, не принес желаемых результатов. Мир остался прежним, и жизнь людей не стала лучше. Мечты остались мечтами.
  
  * * *
  На вершине башни, над краем смотровой площадки теплый ветер со свистом рассекался железными крыльями черного дракона. Упругие струи заставляли шевелиться заостренный хвост и чешуйчатый гребень. Холодные камни башни покрылись влагой, принесенной с равнин. Ровная сила ветра одолела упорство голубиной стаи. Было видно, как, сваливаясь на крыло, птицы по дуге ушли на восточную окраину Валора. Перо облаков, взбитое ветром, стало вытягиваться бледными размытыми полосами.
  - Я вижу, даже здесь они следуют разными путями.
  - Да, повелительница, они не смогли изменить своей судьбы.
  - Теперь они предоставлены сами себе. Смогут ли они сделать правильный выбор?
  - Можно было помешать им покинуть стены дома
  - Для этого не было веских причин
  - Но, повелительница, слишком многое теперь зависит от неверной судьбы каждого из них.
  - Не надо переоценивать наше знание о грядущем. Возможно, непредсказуемость и неведение - непременное условие этой игры.
  - Вы воспринимаете происходящее, как игру?!
  - А что этот мир, как не огромное игровое поле.
  - При всем уважении к вам, не могу согласиться. Мир очень сложен.
  - Напротив, простота - его основа. А его сложность - в тонкости структуры. Не всегда есть возможность правильно распознать грани и переходы.
  - Это меня и беспокоит.
  - Теперь нам остается только ждать. Возможно, весьма долго.
  - Да, повелительница, я вижу этих людей на путях их странствий. Они сделали выбор, -- Эндо склонил свою лысую голову.
  - Вижу-вижу, они имеют то, чего ты сам лишен. Выбор - это удел людей. Этот божественный дар дан только им. И не нам оспаривать справедливость этого.
  - Повелительница, я наблюдаю мир людей долгие годы. Меняется все - люди не меняются.
  - И это только подтверждает правильность решения. Они должны пройти свой путь. Изменить мир, но остаться самими собой.
  Рядом с широкоплечим Эндо маленькая девочка выглядела совсем крошечной. Теплый ветер играл золотыми локонами ее волос. Она смотрела вниз в долину.
  - Это одна из последних попыток, повелительница, все предыдущие окончились неудачей. Я разочаровался в людях.
  - Дело не в них. Они есть то, что они есть. Грустно об этом говорить, но, мне кажется, Сфера теряет свою силу.
  - Повелительница, когда я говорил, что люди не меняются, я подразумевал неизменность человеческой природы. Возможно, они никогда и не имели нужных качеств.
  - Ты никогда не верил в людей.
  - Согласитесь, они не лучшее, что есть в этом мире.
  - Без них наше пребывание здесь теряет смысл.
  - Я надеюсь, что это не так. Вращение Сферы убыстрилось. Это добрый знак.
  - В прошлый раз ты говорил то же самое.
  - Звук вращения слышен лучше и он на пол тона выше.
  - Если Сфера потеряет свою силу, это будет означать, что и здесь мы не сможем преодолеть своего одиночества.
  - Повелительница, люди всего лишь инструмент. Это место, как никакое другое, реагирует на действия Сферы.
  - Все предыдущие миры были не менее прекрасны.
  - Возможно, мы недооценили фактор времени.
  - Но у нас нет возможности ждать. Одиночество убивает нас. Мы уходим, не оставив и следа. И некому будет вспомнить о нас.
  - Мы пришли в этот мир с надеждой на обновление.
  - Единственное, что мы приобрели - это опыт поражений и привычку к неудачам. Мы скитаемся из мира в мир в поисках обновления, но его нет. Не означает ли это, что сила, породившая нас, имела иные истоки. И причина нашего одиночества - инородность?
  - Повелительница, это противоречит всему, что мы знаем.
  - Наше знание никогда не позволит нам стать людьми, а им стать нами.
  - Животные этого мира намного гармоничнее людей. В них нет этой страшной тяги к саморазрушению. История человечества - череда нескончаемых войн.
  В синих глазах девочки появились лукавые искорки.
  - Но раньше ты считал это признаком высокого уровня энергетики.
  - Повелительница, я не буду оправдывать свои ошибки. Если бы это помогло делу, я бы принял любое объяснение их жестокому стремлению убивать себе подобных.
  - Ответь мне, Эндо, ты действительно веришь в успех этой попытки?
  - Повелительница, моя сущность - это океан знаний, но я не знаю ответа на ваш вопрос.
  - Видишь ли ты их?
  - Да, я вижу их слова и помыслы. Они еще не вышли за пределы Сферы.
  - Можем ли мы хоть как-то помочь им?
  - Боюсь, что нет, повелительница. Выбор сделан и все в их руках.
  ( см. продолжение)
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"