Драматический актер Алексей Скворцов, после долгого пребывания в городской больнице вернулся домой. Жил он в коммунальной квартире в центре города, но дома его никто не ждал. Матушку схоронили несколько лет назад, сестра уехала к мужу на Украину, а своей семьи у него не было. Все надеялся, что встретит большую любовь, вот тогда, мол, и женится. А теперь о женитьбе думать бессмысленно. Не то, чтобы поздно (недавно стукнуло тридцать лет), а по причине случившегося с ним несчастья.
В квартире было тихо, пахло пылью. На общей кухне и в коридоре ни единой души. Всего в коммуналке проживало четыре семьи, если одинокого Алексея считать за семейную единицу. Пройдя в комнату, он запихнул под стол дорожную сумку, скинул куртку и пошел в ванную. Умывшись, осторожно промокнул лицо полотенцем и посмотрел в зеркало. Страсти, господние! Все лицо изуродовано рубцами и бугристыми пятнами. Не "квазимодо", конечно, но на сцене с таким лицом не появишься. И голос хриплый из-за поврежденной гортани. Об актерской профессии теперь придется забыть.
Выходя из ванной, он встретил соседа. Валерий, облаченный в засаленный женский халат, зевнул, почесал бородку и равнодушно спросил:
- Отпустили? Петровна на днях говорила, что скоро вернешься. Ну, что, по сто грамм, по случаю выздоровления?
Алексей отрицательно мотнул головой и с трудом прохрипел:
- Врачи запретили, пока горло не заживет.
Валера хмыкнул и, шлепая тапками, удалился на кухню.
В комнатах все было точно так, как он оставил, уезжая на гастроли с театром. С тех пор прошло около пяти месяцев. Не такой уж и долгий срок. Молчаливая жизнь его жилища осталась прежней, а к прежней жизни актера, похоже, возврата нет.
Он обошел обе комнаты, прилег на тахту и уставился в потолок. Каждая трещинка на потолке и каждая завитушка незамысловатой лепнины были знакомы с раннего детства. Здесь когда-то жили его дед и бабушка, а затем он с сестрой и матерью. Отца не помнил, слишком мал был, когда мать осталась вдовой. Он считал ее самой прекрасной и доброй женщиной. И почти так же беззаветно любил сестру. Она старше его на четыре года и, пока они жили вместе, была для него ангелом-охранителем.
На него нахлынули воспоминания из далекого детства. В памяти всплывали картинки, события, фразы, отдельные ощущения, которые он когда-то испытывал. Наиболее яркие из впечатлений прошлого были связаны с какой-нибудь радостью или с ожиданием предстоящей радости...
Когда Алешка Скворцов пошел в школу, одноклассники прозвали его Скворцом. Обычное дело. Рыжиков ― значит Рыжий, Громов - Гром, а Серов - обязательно Серый. Правда, были прозвища и другого толка. За одной партой с Алешкой сидел Женька - смешливый мальчишка с озорными глазами, пухлым ртом и такими же пухлыми и румяными щечками. Неизвестно, кто первым назвал его Пончиком, но это прозвище прочно к нему приклеилось, хотя фамилия у него была Кондаков, а не Пончиков.
Став постарше, Алешка решил записаться в спортивную секцию. Он был шустрым парнишкой: ловко прыгал и быстро бегал. Ребята из секции прозвали щуплого на вид новичка Птенцом, но Леша Скворцов на прозвище не обиделся. Птенец даже лучше Скворца, потому что скворец - птичка маленькая, а из птенца может вырасти сильная и гордая птица, нужно только добиться, чтобы товарищи тебя уважали. В шестом классе он уже выступал за сборную школы в соревнованиях по легкой атлетике, а затем увлекся футболом. В школьном дворе и во дворе дома, где жили Скворцовы, мальчишки часто играли в футбол. Алешке пришлось приложить много сил, проявить упорство, чтобы овладеть искусством футбольного дриблинга, научиться разным финтам для обводки футболистов команды соперников. Среди дворовых команд, он стал считаться игроком высокого класса, и его уже не называли Птенцом, а звали Лехой или Алексеем Скворцовым. В каждом матче он отдавал все силы, а его спортивный азарт и увлеченность игрой не раз приводили их команду к победе. Славное это было время, когда он гонял мяч на футбольном поле. Сколько радости приносила игра, и с каким нетерпением ожидал он начала каждого матча!
Но всему свое время. Будучи старшеклассником, он увлекся чтением книг, а затем - театром. Мать, работая в библиотеке, приносила домой интересные книги, но Алешка обычно их только просматривал, а читал лишь те, где рассказывалось о приключениях его сверстников. Страсть к чтению он приобрел после Диккенса, вернее, после прочтения "Оливера Твиста". Он "проглотил" эту книгу взахлеб, а потом - все тома собрания сочинений Диккенса. Какой новый, неведомый раньше мир открылся ему тогда. После Диккенса он стал читать книги запоем, проводя часы на работе матери, выбирая в библиотеке книги, которые принесут ему ни с чем несравнимую радость. Домой возвращался почти бегом, чтобы быстрее начать читать.
А любовь к театру вспыхнула так же внезапно, как и открытие мира литературной прозы. В школе ему нравилась невысокого роста девчонка из параллельного класса. Однажды она предложила ему пойти вместе с ней в театр, пояснив, что имеется лишний билет. С тех пор и началась для него жизнь заядлого театрала. Та девчонка из параллельного класса давно куда-то уехала, а Леша Скворцов при любой возможности продолжал посещать театры, наблюдая с замиранием сердца за удивительной жизнью на театральной сцене. Увлеченность театром не проходила. Решил попробовать стать актером. К тому времени Алексей вырос в стройного симпатичного юношу, а способности к лицедейству у него, несомненно, имелись.
Закончив одно из театральных училищ, он не маялся в поисках актерской вакансии. Его приняли в труппу театра, известного своей приверженностью к классическому репертуару. В том театре он проработал шесть лет. Сначала играл небольшие второстепенные роли, но это его не расстраивало. Он верил в себя, набирался опыта и мастерства. Это были самые счастливые годы. По утрам, едва проснувшись, с радостью думал о том, что вечером снова будет играть на сцене. Наконец наступило время, когда ему доверили играть одну из главных ролей, причем в замечательной пьесе известного драматурга.
Но личная жизнь Алексея не задалась. Он, по-прежнему, вел холостяцкую жизнь в двух комнатушках коммунальной квартиры. В театре его считали завидным женихом, но пока он не встретил девушку, о которой ему мечталось.
В начале лета Скворцов отправился с театром на гастроли по городам России. Там и настигла его беда.
Пожар в старинном театральном здании, построенном в прошлом веке, произошел во время спектакля. Как это случилось, он узнал позже от администратора их театра, навестившего Алексея в московской больнице.
- Милиция установила, что в пожаре виноваты трое местных рабочих, нанятых на время гастролей театра, ― печально вещал Семен Львович, хлюпая простуженным но-сом. ― Перед началом спектакля они уединились в подсобке нижнего этажа, распили пару бутылок вина и ушли. В той подсобке и начался пожар. А мы с тобой в это время беседовали у меня в кабинете и бросились к выходу, когда пылал уже вестибюль. Слава Богу, обошлось без жертв. Зрителей и актеров вывели через запасные выходы.
- А девушка, которую мы нашли в вестибюле?
- Откачали. Она наглоталась дыма и потеряла сознание, пробираясь к дверям на улицу.
Он отчетливо помнил, как в заполненном дымом и язычками пламени помещении они наткнулись на обмякшее тело и понесли девушку к выходу. Семен Львович шел чуть впереди. До дверей вестибюля оставалось совсем немного, когда раздался ужасающий треск...
- Пока я пришел в себя, пока выбирался из-под обломков рухнувшего потолка и тащил девицу на улицу, - печально рассказывал Семен Львович, - прошло, должно быть, минут двадцать. А потом пожарники вынесли из горящего вестибюля тебя в бессознательном состоянии.
Рассказав о делах в театре и пожелав поправляться, администратор ушел, не спросив Алексея, что у него с лицом, упрятанным под тугими повязками (свободными были лишь щелки для глаз и рта). Тактичный человек Семен Львович! Наверняка, заранее расспросил хирурга и не стал затрагивать болезненную для Скворцова тему. Когда Алексей увидел свое лицо, то понял, что возвращение на театральную сцену для него безнадежное дело.
В коммуналке на Пушкинской улице жизнь текла своим чередом. По утрам было слышно, как в коридоре переговариваются соседи, ожидая очереди в туалет, расположенный рядом с комнатой Алексея. Выждав, когда смолкнут соседские голоса, он шел умываться, затем ставил на кухонную плиту закопченный чайник и готовил завтрак, во время которого начинали одолевать невеселые мысли, чем заняться и куда попытаться приткнуться человеку, не имеющему работы.
В те "лихие" девяностые годы устроиться на работу было не просто, тем более, если нет у тебя ни профессии, ни знакомств, ни нужных связей. Ничего этого у Алексея не было. Денежные накопления тоже отсутствовали.
Надо найти хотя бы какой-то заработок, а потом уж решать, как жить дальше. Данный вывод показался ему логичным, поэтому и согласился на Валеркино предложение. Сначала сосед попросил помочь в пустяковом деле. Алексей с детства хорошо рисовал, стены комнат до сих пор украшают его акварели. А Валерка попросил сделать эскиз цветного рисунка для коробок дешевых конфет. Разговор их происходил на кухне. Бородатый Валера опрокинул в рот стаканчик вина, подцепил на вилку ломоть жареной колбасы.
- Понимаешь, старик, - сказал он, прожевав еду,- мы с моей Зойкой зарегистрировали частную деятельность, наладили производство популярных конфеток, так называемой, клюквы в сахарной пудре. Пока что фасуем ее в пакетики, но, сам понимаешь, в нарядных коробочках конфетки пойдут по другой цене. Ты, старичок, сделай для нас эскиз, мы заплатим. Понимаешь, не хочу обращаться к художникам по рекламе, им бы только денег срубить за свою халтуру.
Спустя пару дней эскиз был готов и вызвал у соседей бурное одобрение. После этого Алексей выполнил окончательный вариант рисунка, и вскоре Валера принес домой пачку оттисков, выполненных на цветном ксероксе. Это событие решили отметить. Зойка жарила на кухне картошку с луком, а Валерка, прихлебывая из стакана портвейн, громко вещал:
Если "клюква" принесет доход, можно будет расширить конфетную деятельность. Что вы скажите о коробках с захаренными орехами и сухофруктами?
Валерий с Зоей работали инженерами. Когда в их институте прекратили давать зарплату, стали заниматься коммерцией. Ездили "челноками" в Польшу и в Турцию, крутились, проявляя изобретательность в изыскании денежных средств, чтобы приобрести ходовой товар. Купить - продать - снова купить товар, используя прибыль на удовлетворение своих жизненных нужд. "Нам ведь с Зайкой много не надо, - говаривал Валера соседям. - Было бы чего пожрать да выпить, ну, и шмотки разные, чтобы были".
Валерий и Зоя лукавили, говоря о своих скромных запросах. Среди жильцов коммунальной квартиры они выделялись скупостью и неуемной жаждой к деньгам. Алексей помнил, как мать часто жаловалась, что Зойка то и дело обманывает соседей при оплате общих счетов. Ее муж поддерживал со всеми приятельские отношения, но, чтобы, хотя бы раз, он кому-то помог ― такого никто припомнить не мог.
Семья Скворцовых жила бедно. Мать растила детей од-на, из последних сил тянула лямку на двух работах ради того, чтобы дочка и сын могли учиться и получить хорошее образование. Вырастила и умерла. Сестренка окончила строительный институт, а Алексей ― престижное театраль-ное училище. Только толку сейчас никакого нет от этого образования. А любимую матушку с того света уже не вер-нешь...
От горестных мыслей отвлек зычный Валеркин голос:
- О чем задумался, старичок? Жизнь в искусстве закончилась, надо думать о хлебе насущном. Могу предло-жить тебе подзаработать. Если согласишься съездить в провинцию.
Выслушав Валеркино предложение, Алексей сначала хотел отказаться, но потом подумал, почему бы ему не сменить обстановку? Все лучше, чем маяться в городе в поисках неизвестно какого дела. Поручение соседа казалось несложным. Всего-то, - доехать на поезде до районного цен-тра, расположенного в Ярославской области, купить на базарной площади несколько бочек клюквы и доставить их на грузовой машине в Москву.
Сборы в дорогу были недолгими. Вручая деньги, Фролов еще раз повторил инструкции по закупке и транспортировке клюквы. Присутствовавшая при их разговоре соседка Петровна - пожилая неприметная женщина - испуганно охала и покачивала головой в платочке. На прощанье пере-крестила Скворцова и, вздыхая, удалилась в комнату.
Всю дорогу в райцентр Алексей провел, ворочаясь на жесткой вагонной полке. Ранним утром, потягиваясь и кряхтя от боли в ногах, он вышел на освещенную солнцем привокзальную площадь. Осмотрелся и улыбнулся, чувст-вуя, как накатывает, захватывая все его существо ощущение покоя и благодати.
Господи, хорошо-то как, думал он, прогуливаясь по улицам и проулкам, наслаждаясь чистым, словно в деревне, воздухом и теплом наступившего бабьего лета.
В этом маленьком городе, вдали от сочувственных взглядов друзей и знакомых, он вдруг понял, что снова способен испытывать радость жизни.
Закупка клюквы и погрузка пластмассовых бочек в грузовичок заняли всего пару часов. В Москву Алексей возвращался, сидя в кабине машины, рядом с водителем, не ведая, что уже на следующий день разразится скандал.
Валерий, вернувшись из расположенной в подвальном помещении мастерской, долго орал, размахивая руками, что Алексей зарезал его без ножа и что он взыщет с него все расходы. В нескольких из привезенных бочек клюква оказалась мятой и частично прокисшей.
- Выброшенный товар! - ярился сосед. - Куда ты смотрел, покупая эту помойную клюкву?
Скворцов знал, что Валерка не прав: клюква, лежащая сверху, была свежей и выглядела отборной. А проверить до дна содержимое бочек Алексей не мог. "Кинуть", оптового покупателя в те годы было делом обычным.
- Сейчас подсчитаем убытки, - Фролов стал колдовать над калькулятором. - Вернешь нам все до копейки.
- Да чего с него взять, с убогого, - подала голос, стоящая в дверях кухни Зойка. - У него и рубля не найдется.
- Отработает, - буркнул сосед и глянул зло на жену: - Чего уставилась? Тащи портвейн и жарь картошку.
Однако супруга не двинулась с места. Покачав головой, украшенной разноцветными валиками бигуди, насмешливо изрекла:
- Как же! Такой отработает. Сделаем вот что...
Предложение супруги Фролова сводилось к тому, чтобы сдать внаем одну из комнат Скворцова какому-то Арику с Полашевского рынка.
- На том и решим,- одобрил владелец конфетного бизнеса.
- Но я не согласен.
- Тогда плати, - жестко сказал Фролов, почесывая волосатую грудь.
Разговор был прерван тремя звонками в дверь, извещая, что кто-то пришел к Алексею.
Это был Виктор Прохоров, живший в соседнем подъезде. Закадычный друг детства, такой же надежный и прочный, как стены их дома, построенного до революции купцом Ляпиным. Они поговорили о жизни и о погоде. Рассматривая лежащую на тахте книгу, Витек спросил, чем вызван расстроенный вид Алексея. Не удержавшись, он рассказал об истории с клюквой и о грозном ультиматуме, выдвинутом соседом.
- Зови сюда этого коммерсанта, - распорядился Виктор, отличавшийся нетерпимостью ко всякой несправедли-вости.
После школы Витек, не без помощи хорошо учившегося Алексея, поступил в автодорожный техникум, а сейчас, в наступившие трудные времена, работал механиком в одном из автомобильных сервисов. После пожара в театре он часто навещал Алексея в больнице, а потом, когда тот вернулся домой, не забывал о друге и пытался поддерживать в нем бодрость духа.
Когда в комнате появился Валера, Витек пересчитывал вынутые из бумажника деньги.
- Вот и ладненько,- ухмыльнулся Фролов и потянулся к деньгам.
- Погоди, ― Прохоров встал, сунул деньги за ворот рубахи соседа и ухватил мертвой хваткой его руку повыше локтя. Легко придвинул его к стене и прошипел:
- Еще раз пристанешь к Алешке, размажу по стенке.
После того, как сосед ретировался в коридор, Алексей с восхищением посмотрел на Виктора.
- Спасибо, Витек. Верну долг, когда устроюсь с работой.
Прохоров беззаботно махнул рукой, мол, какие проблемы с долгами между друзьями. Стал рассматривать полку, уставленную забавными фигурками из глины и пластилина. В основном, ― персонажи пьес и спектаклей: Городничий, Хлестаков, Чацкий, Отелло, Фигаро, Мэки-нож... Это было давнее увлечение Алексея, сохранившееся с дней его юности, а теперь, пожалуй, единственное, что продолжало связывать его с театральным миром.
- Продолжаешь лепить? - Виктор вертел в неуклюжих пальцах одну из последних работ Алексея. ― Здорово у тебя получается.
Уходя, Прохоров пообещал помочь другу с работой.
- В автосервисе у меня много приятелей и знакомых. Есть на примете интересный мужик. Если он согласится, на днях зайдем с ним к тебе в гости.
Витек сдержал обещание. Спустя день привел высоченного костлявого старика с всклокоченной седеющей бородой.
- Это Кирилл Петрович Романов, - представил Прохоров спутника. - Он живет в доме двадцать. Кирилл Петрович хотел бы взглянуть на твои художества из пластилина.
- Виктор рассказывал мне о вас, - сообщил старик. - В каком театре играть изволили? - Водрузив на кончик мясистого носа очки, он стал рассматривать акварели и пластилиновые фигурки.
- Вы, должно быть, были хорошим актером. - сказал он задумчиво. -Знаете, в молодости я тоже мечтал играть на сцене, а вышло так, что стал кукольником. И нисколько не жалею об этом.
Прощаясь, Кирилл Петрович, заглянув в глаза Алексея, произнес:
- Вот что, молодой человек. Заходите завтра ко мне домой, и мы продолжим наш разговор.
Романов жил в огромной комнате, расположенной в первом этаже соседнего здания. Это был один из первых в городе кооперативных домов, построенный в довоенные годы. Войдя в жилище Кирилла Петровича, похожее на музейный зал и, в то же время, на мастерскую художника, Алексей с любопытством стал рассматривать развешанные по стенам куклы. Целый мир удивительных сказочных об-разов.
- Нравится? - спросил подошедший Кирилл Петрович. - Хотите заняться изготовлением кукол, подобных тем, что видите?
Спустя неделю Алексей показывал старому кукольнику сделанные по его просьбе рисунки сказочных персонажей. Внимательно просмотрев эскизы, Кирилл Петрович одобрительно пробурчал:
- У вас есть способность претворять фантазии и жиз-ненные наблюдения в образы, обитающие в царстве сказок. Но вам, Алеша, надо многому научиться. Труд будет каторжный.
Трудно, ох, как трудно, пришлось Алексею на первых порах, не имея профессиональных навыков в рисунке, в лепке моделей, в изготовлении муляжей из папье-маше. Но он справился. В лице старика Романова он нашел внимательного и опытного наставника, научившего его искусству изготовления кукол и не раз повторявшему способному ученику, что без творческой увлеченности и любви к делу ничего путного не получится.
Спустя несколько месяцев Алексей изготовил свою первую куклу. Это был сказочный старик-лесовик, внешний облик которого сложился у него при воспоминаниях о стороже, дежурившем когда-то у ворот пионерского лагеря. Сколько счастья Алексей испытал, когда, выполнив заключительный штрих в работе над куклой, понял, что у него получилось, что он, все-таки, создал именно то, что ему хотелось.
Поделиться нахлынувшей радостью было не с кем. Ки-рилл Петрович дремал на кушетке, и тревожить его Алексей не стал. Вернувшись домой, он заглянул на кухню, где Валерий пил пиво, обсасывая куски вяленой рыбы. Алексей постучал в закрытую дверь в конце коридора. Подхватив под руку возникшую на пороге Петровну, он привел ее в свою комнату. Достал из буфета бутылку сухого вина и наполнил янтарной жидкостью два хрустальных бокала. Он рассказывал пожилой соседке о своих прежних ролях в театре и о куклах, которые собирается сделать. Петровна слушала, кивала седой головой, поддакивала и улыбалась, вспоминая годы, когда она была красной девицей. А сосед все рассказывал и рассказывал. Так тепло и ласково на душе у Алексея давно уже не было.
Пронеслись короткие зимние дни. Жизнь Скворцова, казалось, наладилась. Его куклы пользовались успехом на выставках и вернисажах. Но к вернувшейся радости творчества примешивалось сожаление о прошлой жизни в театре и актерской среде, в которой он когда-то вращался. По ночам иногда снилась девушка, о которой ему мечталось еще в театральном училище.
И однажды с ним это случилось...
На одной из выставок кукол, состоявшейся в Доме художника, к нему подошла незнакомая женщина. Она представилась Анной и сказала, что ей нравятся куклы, сделанные его руками. Разговорившись, они провели вместе время до вечера и договорились встретиться снова. Лишь спустя несколько дней она призналась, что пришла на выставку специально, чтобы познакомиться с ним.
- Когда-то вы помогали вынести меня из горящего здания, ― сказала она, глядя ему в глаза.
- Почему вы не сказали об этом раньше?
Она не ответила, теребила в пальцах подхваченную с земли мохнатую еловую веточку.
- После пожара, - продолжала рассказывать Анна, ― меня увезли домой, а потом - в санаторий. Только год спустя я смогла приехать в Москву, поступила в полиграфический институт на художественное отделение.
- Как вы меня нашли? - спросил он, пряча за шарфом изуродованные шрамами губы.
- Родители рассказали о Семене Львовиче. Я разыскала его в Москве. Знаете, он оказался не таким, как я себе представляла. Это не важно. Я хотела сказать, что Семен Львович с виду совсем не похож на героя, но более мягкого интеллигентного человека я еще не встречала. Он рассказал мне о вас, где вы живете и чем занимаетесь. Извините меня за обман: постеснялась придти к вам домой, решила, что лучше познакомиться с вами как бы случайно.
Они подружились, невольно испытывая друг к другу симпатию, стали часто встречаться. В одну из таких вот встреч, гуляя с Анной по Страстному бульвару, он отчаянно и бесповоротно понял, что влюбился в нее до потери сознания.
В тот день он еще долго бродил в одиночестве по раскисшим бульварным аллеям, прислушиваясь к тому, что творится в душе. Когда-нибудь это должно было с ним случиться. Но жизнь продолжается. Совсем скоро наступит весна. Уже тают сугробы, и небо с каждым днем становится выше, все пронзительнее в своей синеве.
Надеялся ли он на ответное чувство Анны? Конечно, надеялся, хотя понимал, что шансов на успех с такой внешностью у него немного. Ну, и пусть, с горечью думал он, размышляя о том, что случилось. Все равно он будет ждать и надеяться. Ждать, словно большого праздника, каждую встречу с Анной, радуясь, что скоро увидит ее...
Не станем вздыхать над превратностями судьбы Алексея Скворцова. Еще неизвестно, чем закончится эта история.
Будем надеяться на ее счастливое продолжение, зная наверняка, что наступит весна и что в жизни много хорошего. Поэтому накроем столы белоснежными скатертями, включим негромкую музыку и откроем двери, приглашая друзей на праздник, который ждали и всегда будем с нетерпением ожидать.