Утром девятого мая было тепло и солнечно. Как парад по телевизору закончился, я на улицу.
Взял в Ларискином Ларьке пару бутылок, хотел, главное... нет, хотел две и взял две. В общем, взял, и взял. Две. Тут как раз Горыныч с Вурдалаком подваливают.
-Здорово, - говорю, - мужики.
Вурдалак сразу:
-Сколько взял?
-Семь! Две говорили - две и взял.
-А может, для затравки...
-Нет! - хором сказали мы с Горынычем.
-Ладно, пошли, - твердо сказал Горыныч и двинулся по Мясницкой в сторону Лубянки.
Вурдалак сник немного, но послушно пошел следом.
-Горыныч, а что ты без наград? - спрашиваю.
-Что я, ветеран, что ли?
Вурдалак сзади оживился:
-А то не ветеран? Ты, небось, лет десять воевал?
-Воевал. Да другие то были войны...
А наград у Горыныча много. Я его китель видел как-то раз. Одних Красных звезд - как на Кремле. Последний орден недавно совсем дали. Горыныч не говорил ничего, мне один полковник на рыбалке рассказал.
Как президент новый пришел, тот случай в Тридесятом султанате, после которого Горыныча из армии погнали и чуть не посадили, оказался героическим подвигом. Стали разбираться, кто, да что. Хотели Горыныча даже к Герою представить, да кто-то там начал мутить, мол, если за все несанкционированные подвиги звезды раздавать, то не армия будет, а бардак... Короче, вручили Горынычу Орден Мужества.
Ну, не хочет, так не хочет - его дело.
Приходим к Большому театру. Мы на прошлый День Победы случайно сюда попали - мимо шли. Задержались. А у нас с собой было. С одним поговорили, с другим. Интересно. В этом году решили специально пойти. Мало их совсем осталось. Хоть поговорить.
Смотрим - там кучка, тут кучка, тут двое, там трое. Стаканчики пластмассовые, разговоры, слезы, песни тихие.
На ближайшей скамейке старик сидит в орденах. Один.
Подходим, спрашиваем, что, мол, товарищ ветеран, один? Однополчане не подошли еще? Встает. Невысокий, крепкий такой.
-Нету никого, - говорит. - В прошлом году нас тут четверо было. Все с нашей роты. Да Митько в марте умер. Гоги из Тбилиси не смог приехать. Леня Цейтлин в госпитале, был я у него утром. Думал, может, кто еще придет. Нету. Один я, значит.
-А величать-то вас как? - спрашиваю.
-Василий Дмитрич.
-Давайте, Василь Дмитрич, за Победу по сто.
Старик плечами пожимает, мол, не настаиваю, но и не возражаю. Разлили по полстаканчика.
-За вас, Василь Дмитрич.
-За Победу, - отвечает Дмитрич.
Я говорю:
-Это - Горыныч, тоже ветеран, воевал. Это - так, Вурдалак. А я - Иван.
Разливаю оставшуюся водку.
-Ну, за знакомство.
Выпили. Закурили. Помолчали.
-А где, Василь Дмитрич, воевали? - спрашивает Горыныч.
-Да так сразу и не скажешь. Я в сорок третьем в армию попал, сразу после Нового года. В Сталинград, на Донской фронт. Потом нас переформировали в Центральный, а к сорок четвертому стал Первый Белорусский.
-Рокоссовский командовал, - говорит Горыныч.
-Так точно. С самого Сталинграда. А потом - Жуков.
-Так вы, Василь Дмитрич, Берлин брали?
-Было дело. Сначала Брест, потом Берлин.
-И Днепр форсировали? - спрашивает Горыныч.
-И Вислу, - отвечает Дмитрич.
-Да, героический фронт. А в Варшаве были?
-И откуда ты все знаешь, Горыныч? Может, это? - засуетился Вурдалак.
-Да погоди ты! - треснул я Вурдалака по спине.
-Нет, в Варшаве не был. В госпитале был.
-А может, правда, Василь Дмитрич, пойдём, посидим где? - предлагает Горыныч.
-Ой, ребята. Да в деревню мне надо. Домой. Электричка через час.
-А вы в деревне живете? Далеко?
-Под Можайском.
-Хорошо сейчас в деревне, - задумчиво говорит Горыныч.
-Хорошо, - отвечает Дмитрич, - Сил уже маловато. Да и непривычный я. Дом-то от племянницы достался - померла три года назад. Второй год, как переселился. Квартиру сдал - сын помог - а сам в деревню.
-Ну что, на посошок? - опять оживился Вурдалак.
-Разливай, - кивает Горыныч.
Разлил я всю бутылку в четыре стаканчика.
-Ну, за Победу! И, спасибо вам, Василь Дмитрич! - говорит Горыныч. - Если что надо, обращайтесь, звоните всегда.
Горыныч записал на бумажке свой телефон и отдал Дмитричу.
Опять покурили.
Вроде прощаться надо. Тут старик говорит:
-Ребята, а может, махнем ко мне?
-В деревню? - засомневался Вурдалак. - Не, ко мне вечером такая обещала...
-Да нет, Василь Дмитрич, как-то неудобно, - перебивает Вурдалака Горыныч.
-Да что вы, ребята? Что неудобно-то?
-Ну, что мы приедем? У вас там семья, наверное.
Старик помедлил немного и говорит:
-Один я. Жена померла пять лет назад. Сын в Германии. Живет там.
-Поехали, - отрезал Горыныч.
По дороге на Белорусский купили кое-что выпить-закусить. Дмитрич кричал, что у него все есть. И выпить, и закусить... В электричку вскочили почти на ходу.
-Фу-у! - выдохнул Вурдалак, когда мы уселись в вагоне. - Ну, ты, Дмитрич, даешь! Силенок у него маловато! Как Жеглов говорил: 'Ты побегай с ним на перегонки...'
Тронулись.
-А ты когда ж успел повоевать, Игорек? - спрашивает Дмитрич Горыныча.
-Да ты что, Дмитрич? - отвечает Вурдалак. - Горыныч где только не был. Помнишь тот шухер в Тридесятом Султанате, когда они сдались по-быстрому?
-Ну, да. Шуму было много. Американцы, англичане всякие еще выступали.
-Во-во. Так это все наш Горын...ы-ы-ч, - еле выдохнул Вурдалак, получив по печени.
-Кончай трепаться.
Проехали Кубинку, потом Дорохово. Давно в электричке не ездили. Даже уютно как-то.
Дмитрич рассказывал, как они в сорок четвертом пришли в Белоруссию и увидели, что там немцы натворили. Ужас. Попадись они сейчас, гады!
Стал Дмитрич рассказывать, как они по хуторам ездили, отставших при отступлении вермахта немцев ловили.
-Всякое бывало. Ведем как-то очередную партию человек в двадцать в комендатуру. Главное, как взяли-то их. На хуторе нарвались. Я за клумбу какую-то залег и кричу: 'Первый взвод, справа, третий взвод, слева! Остальные, по центру. Фрицы, сдавайся'. Те и сдались. А у меня Леня Цейтлин - справа, а Гиви - слева. И больше нет никого. А-а. Тогда и не такое бывало. Даже благодарности не объявляли, не то, что наград. Ведем их. У разъезда стоят два грузовика, в них еда и водка, а рядом шоферы, один пьяный совсем, оба плачут. Выяснилось, что везли пайку в какой-то гарнизон, а там немцы всех перебили. Пьяный шофер немцев увидел, автомат схватил и полоснул длинной очередью, мы даже залечь не успели. Ни в кого не попал. Скрутили его ребята. Тут комендантские бегут. Мы им объяснили, в чем дело. Но те разбираться не стали, сунули этого шофера в колонну вместе с немцами и увели.
Тут Горыныч вперед по составу пошел, за парнем с корзинкой пива. Мы сразу не стали брать, а потом думаем, надо пару бутылочек взять на дорожку.
Вдруг станции через две после Дорохова влетают в вагон два парня и с ними девчонка. Глаза испуганные. У одного морда разбита. Бегут к дальнему тамбуру. За ними врывается толпа, человек пятнадцать. Гопники какие-то. Орут:
-Мочи Фрицев.
Догнали они тех в тамбуре. Сами все даже не поместились. Смотрим, там махач начинается. Даже не махач, а просто гопники ребят мочат. И девчонку, наверное, тоже.
Мы с Вурдалаком хлебальники раскрыли, стоим, смотрим. Вдруг Дмитрич вскакивает: 'Да что ж это?!' и в толпу. На задних наскакивает и начинает их лупить. Мы с Вурдалаком переглянулись, и туда. Бегу, и думаю: 'Зря'.
Вписались в драку. Одному дали, другому. Они тех ребят бросили и на нас. Хорошо, что большая их часть в тамбуре - в двери все не пролезают. Так, по два, по три.
Но чувствую - долго не продержимся. Все равно толпой затопчут. И точно, отжимают нас с Вурдалаком от дверей. Дмитрич уже на лавке сидит, за сердце держится. А народ в вагоне молчит. Смотрит.
Вдруг сзади один кто-то подошел, за ним другой, и гопников с нами вместе теснить пытаются. У обоих медали звякают. Еще народ подтянулся, тетки с кошелками. Воспряли мы вроде, но нет, не устоять. Гопники подготовленные.
Прорвались они из тамбура и начали нас топтать. Вурдалак первый под лавку свалился. Я в проход отлетел. Там и ветераны посыпались, и остальные покатились. Ну, думаю: 'Всё'. А те подступают.
Вдруг из тамбура рокот, как от истребителя, и вихрь врывается в вагон. Горыныч. Гопники летят кто куда. Тут и мы с ветеранами взбодрились. Повылезли. Давай гадов долбать. И ребята, которых гопники гоняли, подключились, а особенно - девчонка.
Мы уже всем вагоном гопников метелим, а они орут:
-Да вы что, пацаны, это ж Фрицы!
Какие фрицы? Ничего не понятно.
В общем, когда менты появились, гопники уже не сопротивлялись.
Ребят этих расспрашивать стали, кто да что. Оказалось, правда - фрицы. Немцы. Студенты. Русский учат. Ехали в Бородино...
Ну что, до станции нашей еще полчаса. Достали бутылки, закуску. Разлили всем, кому во что.