Был год ветреный, медный и виноградный, когда к берегам нашего моря пришли люди издалека. Никто не знал тогда еще ни прозвания их, ни наречия, а сами они звали себя Малым Египтом. Они были смуглы и черноволосы, мужчины говорили мало и хмурились, глядя в серое небо; женщины щебетали много и быстро, будто птицы в ветвях. Почти на самом берегу египтяне остановились, расставили свои повозки-вардо и шалаши из гибких жердей. Их лошади паслись вокруг, вздыхали и смотрели совсем по-человечески.
Египтяне были язычниками, они почитали солнце, небо и луну как богов, носили амулеты-путси с наговоренной солью, кошачьей мятой, черной овечьей шерстью и перьями совы. Их женщины гадали на бобах, цветных камешках и картах, а мужчины читали землю, как священник Писание и умели понять болезнь всякого дикого зверя или домашнего скота. Все египтяне были колдунами и колдуньями, но самой великой колдуньей племени считали Черную Сару, на их языке Сару Кали.
Сара Кали была далеко еще не старухой, она покрывала косы вдовьим черным платком, а юбки - синим фартуком-джоддакай, носила деревянные и глиняные бусы в девять рядов, и десятым - свадебное золотое монисто. В ночи полной луны она, как птица, поднималась в воздух над морем и летела вверх, к волчьим звездам бродяг и ведьм. Ее взгляд был острее клинка и холоднее ночной росы, она знала тайные имена людей и вещей, но ни Благой Вести, ни крещения не знала.
Была глухая ночь, когда Сара Кали ушла одна на берег, чтобы развести там костер и печь счастливый хлеб-бокморо, в который кладут мед во имя мира, чеснок, чтобы отпугнуть зло, и черный перец в знак чистоты. И небо, и вода были темны, буря начиналась на море, в такие ночи выходит плясать и петь морской народ, и горе тому, кто посмеет глядеть на них. Но Сара Кали умела вести разговор с духами воды и леса, потому не боялась их и продолжала свое дело.
И вот египтянка подняла руку к небу и позвала:
- Мой Бог наверху, посмотри на меня.
Ведь так говорят все колдуны ее племени, занимаясь своим ремеслом.
На миг из-за туч мелькнула луна, и Сара Кали узнала в ней свою богиню Гану, что в черной шали и двенадцати сборчатых юбках собирает ночью лунную росу и замешивает на ней свой счастливый хлеб - а уж крошками этого хлеба кормятся все птицы небесные. Но кто-то еще, кто-то кроме лунной Ганы смотрел с небес на Сару Кали, и этого взгляда египтянка не знала ранее.
- Кто ты, кого не видно в ночном небе, и чего хочешь от меня? - спросила колдунья. - Если ты хочешь моего хлеба-бокморо, то бери, ведь я пеку его для всякого, кто попросит, будь он с земли или небес.
- Спасибо тебе, Сара Кали, - ответил ей голос с неба, - но о другом хочу я просить. Видишь, ветер силен, море темно и неспокойно, а ведь скоро к берегу подойдет лодка с двумя женщинами, что плывут издалека. Только ты в этот час на берегу, помоги же им причалить, если сможешь.
Сара Кали подошла тогда к самой воде и вправду увидела, как медленно и неровно плывет к берегу лодка, то находя верный путь, то снова теряя его, окруженная мглой сверху и снизу; но позади нее словно разгоралось золотое утреннее солнце. Египтянка вернулась к костру и разожгла его как могла сильнее, чтобы с моря можно было увидеть огонь, сама же вошла в воду по грудь, так что ее распущенные волосы змеями поплыли по волнам. Две женщины стояли в лодке, и полоса света ложилась на волны за ними, будто солнечная дорога; таким ярким был этот свет, что Сара заслонила вначале глаза рукой. А волны, как пляшущие морские духи, все собирались и собирались к лодке, пытаясь сбить ее с пути и перевернуть.
И тогда египтянка сняла свой синий фартук-джоддакай и бросила перед собой на воду, сказав: "Нет у меня ничего другого, и если согласится Бог, что глядит сверху, то и из этого полотна выйдет мост, а если нет - то и корабль с гребцами не помог бы в эту ночь".
А свет за лодкой стал ярче, и вот полотняная полоса на воде стала расти и дотянулась до самой лодки. Обе женщины друг за другом ступили на синюю ткань, словно на прочный мост, и полотно выдержало их, а волны разом унялись. Небо посветлело, и золотая полоса на воде оказалась полосой рассвета.
Сара Кали вышла на берег и поддержала под руку ту из женщин, что казалась старше.
- Мое имя Мария, - сказала та, - и мою спутницу также зовут Марией. Спасибо тебе, Сара, ведь без твоего огня и твоего фартука не добраться бы нам до берега в такую ночь.
- Почему? - удивилась Сара. - Ведь свет, что я видела вокруг вас, был так ярок, что вам мой костер на берегу моря?
Но старшая Мария улыбнулась и ответила непонятно:
- Этот свет не для нас, он для других.
Вот так, рассказывают, и приплыли к французским берегам Дева Мария вместе с Марией из Магдалы.
В память об этом дне на берегу выстроили часовню Двух Марий, называемую также часовней Марии Морской.
Рассказывают еще, что Сара Кали, египетская колдунья, покинула после того свое племя и ремесло, чтобы принять крещение и сопровождать обеих Марий в их странствии. Свое золотое монисто она оставила младшей сестре Ганге, наказав никогда не отдавать его злому человеку.
Сара прожила много лет, и после смерти стала поминаться как святая Сара Египтянка. Ей молятся цыгане, которых Сара не оставляет заботой, а еще воры, убийцы и другие преступники, что раскаиваются в совершенном, но не смеют обратиться со своей просьбой к самой Деве Марии. Сара слушает их и отвечает на их молитвы.