Вирджиния - гиблое место, попомните мое слово. Многие отправились туда, надеясь сбежать от тех напастей, которые преследовали и душили их в старом свете. Вы, наверное, думаете, что первыми, кто отправился в Новый Свет, были просвещенные и образованные. Возможно, воображение рисует вам флотилию красивых, чистеньких кораблей с белыми парусами, доверху наполненных хорошо одетыми людьми, благовидными мамашами с карапузами; мужчин, горящим взглядом глядящих в горизонт, готовых строить новый мир.
Черта с два. Первыми на эту землю ступили бродяги и сироты, преступники и бездельники. Все, кто польстился на возможность сбежать на край света, все, кого не было жалко.
Потому-то с нами и оказался он. Поговаривали, он ирландец, но в те редкие минуты, что он говорил, в его речи слышался отчетливый славянский акцент: не то румынский, не то польский, черт его разберет. Волосы у него были рыжими, как огонь, но кожа не сливочно-белая, как обычно у дрищеватых рыжих, и не красная рожа, какая бывает у шотландцев. У него была гладкая кожа, без единой веснушки, ровного светлого оттенка. Впрочем, ее не слишком было видно: почти все тело и лицо у него были покрыты татуировкой.
Змеистые черные линии забегали даже под волосы, даже на кончиках пальцев на ногах ветвился причудливый ювелирный узор огненных языков пламени, и вокруг глаз было все вычернено.
Никто не мог понять, кто же сделал ему такой рисунок, но особо не удивлялись - уже на пятый день мы перестали судачить о странной татуировке, и уж тем более, не стали спрашивать его.
На самом деле, каждый раз, когда кто-нибудь вынимал ему кляп, все очень быстро начинали об этом жалеть: такими словами пленник начинал покрывать всех кого ни попадя. И как столько яда помещалось в нем? Поэтому рот у него был постоянно заткнут, руки связаны за спиной, да и яростные глаза, окруженные черным и оттого еще более яркие, золотисто-красные, по приказу капитана Харта завязывали накрепко.
Поговаривали, он убил кого-то. Никто из команды не спрашивал, что за планы у Харта на преступника, который просиживал целые дни в трюме связанный, пока остальные работали. Люди были недовольны, но стоило одному из нас разок заикнуться о том, что с корабля пленник никуда не сбежит и не поставить ли его хоть полы драить, капитан побагровел, сгреб недовольного за грудки и прошипел ему в лицо, чтобы и пальцем не смел трогать кандалы заключенного.
- И все вы! - сказал он. - Если дорога вам еще ваша вонючая шкура, даже не думайте о том, чтоб эту тварь развязать!
Так и просидел он всю дорогу в трюме, осунулся хуже других. Когда приплыли мы на большую землю, то сначала и забыли про него: строили форт, копали рвы - скорее, пока местные не заявились.
Мы были не первой экспедицией и по слухам знали, что жили тут страшные дикари-людоеды. Молва доходила до того, что и не люди это были, а призраки и духи животных, оборотни. Мы вроде и не верили, но, строя свои укрепления, то и дело поглядывали на лес.
Плохое место мы выбрали: в шаге от лагеря начиналась топь, влажность была такая, что отсыревшая древесина ни в какую не загоралась, сколько ни бились мы с огнивом - ничего путного не получалось.
Тогда капитан и велел привести с корабля пленного. При свете дня, выглядел рыжий паршиво: кожа да кости, только глаза еще страшнее горели на похудевшем лице, когда капитан сдернул с него повязку, а затем, грубо схватил его за веревку, обвязанную вокруг шеи и сказал:
- Теперь мы с тобой в одной лодке. Погибнем мы, и ты тут среди дикарей долго не проживешь. Так что, давай за дело!
Капитан рассек путы на руках пленника, так глубоко врезавшиеся в запястья за время долгого путешествия, что вырвались они с кровью и кусками кожи. Пальцы парня едва сгибались, а окаменевшие руки с видимым трудом меняли положение. Когда капитан сунул ему влажное полено, пленный едва не выронил его.
- Давай, - приказал Харт. Рыжий зло посмотрел на него. Если бы кляп не затыкал его рот, в лицо капитану бы полетели самые ядовитые и непокорные слова. В ответ на этот взгляд, Харт повторил:
- Умрем мы - умрешь ты. И не думай, что это будет легко.
Сказал он это таким тоном, что нас всех передернуло. Мы разглядывали носки своих ботинок и размякшую грязную землю у нас перед под ногами, не понимая, чего капитан требует от изможденного голодом пленника, и чем вызвана такая непримиримая ярость.
Юнец опустил глаза на бревно. Ничего не произошло. Харт сверлил полешку напряженным, почти фанатичным взглядом, сжимая рукоятку мушкета на поясе. Рыжий тоже пялился на бревно, пальцы побелели от напряжения.
Первым не выдержал капитан.
- Бесполезное отродье, - сказал он и отвесил пленному тяжелую оплеуху. Рыжий, не удержавшись на ногах, упал в грязь, но тут же поднял голову и метнул в Харта взгляд, полный ненависти.
В ту секунду, каждый из нас ощутил, что что-то произошло. Будто потекла по воздуху струя чего-то сжатого, горячего, как газ и угодила в крышу одного из недостроенных домов. Влажные бревна, подмоченные моросящим с утра дождем, вспыхнули, как сухие спички.
Мы отшатнулись от этого, как черти от ладана, а Харт вдруг расхохотался и стал толкать нас в спины:
- Вот и огонь для вашего обеда, джентльмены! Давайте, быстро снимайте эти бревна и в костер!.. видишь, можешь ведь, когда с тобой обращаются по заслугам. - с этими словами, он грубо потрепал рыжего по голове.
- Заприте его в доме, что ближе всего к болоту, - приказал он, - И не балуйте! Если там будет по колено воды на полу, дьяволенку это пойдет только на пользу.
Так, наш пленный стал для нас единственным источником огня во всей этой проклятой промокшей земле. Болото чавкало у нас под ногами, малярия распространялась со скоростью лихой мысли, но, пока у нас был жаркий огонь, оставалась надежда.
Мы поняли расчет, с которым капитан взял с собой в путешествие преступника с таким странным талантом, но никак не могли понять отчего столько жестокости тот изливает на него. Он обращался с ним, как с дикими зверем, которого боялся и потому старался сломать его голодом и побоями.
Я был тем, кто носил ему еду и присматривал за ним, и я же был первым, кто не выполнил приказа и не стал возвращать кляп на место, после еды. И, вместо проклятий, я услышал:
"Спасибо".
Присмотревшись к нему получше, я его раскусил. Не был он, ни задиристым воякой, ни, тем более, убийцей. Мальчишке было всего-то лет девятнадцать. И если бы не татуировка и странный дар, сошел бы за сыночка какого-нибудь дворянина интеллигента, такое у него было лицо, только вот заносило его вечно не в то время и не в то место.
Но, едва мы разобрались с огнем, пришла другая проблема. Дикари явились ночью и вырвали все ростки на огороде и выкопали все посеянные нами семена.
На следующую ночь, мы оставили охрану, но наутро нашли индейский топорик воткнутый в залитые кровью ворота. На топоре висел наш единственный петух.
Тогда, капитан снарядил отряд и сам во главе его отправился в лес, чтобы прижать дикарей пулями и железом. Поход планировался победоносным, но вернулись вояки напуганные, трясущиеся и залитые кровью.
"Люди просто исчезали в лесу", - говорили они. - "Вот он идет рядом и раз: его нету. Не видно и не слышно врагов!"
Шли дни, мы отсиживались за стенами. У нас не было шанса пополнить свои запасы или вырастить что-то, люди голодали. Те, кто осмеливался покинуть форт, чтобы хоть чего-то попытать в лесу, не возвращались.
Мы были на грани гибели, когда ситуация вдруг изменилась.
Однажды, на рассвете, в дымке, что поднималась с болота, мы увидели, в трехстах метрах от наших укреплений, стоящих в ряд индейцев. Наши враги были страшны: все в шкурах, кожа вымазана в черный, и белый, и красный, ирокезы стоят торчком, разукрашенные красной глиной и перьями, и зубами диких животных.
Мы задрожали, уверенные, что призраки пришли покончить с нами, а затем углядели в руках у них белую тряпицу.
Вышли мы навстречу индейцам все вместе, нас всего осталось человек десять, голодных и дрожащих от ужаса.
Индейцы смотрели на нас спокойно, изучающе, мне даже пришло в голову, что так сытая большая кошка смотрит на кучку грязных и тощих диких свиней: никакой угрозы они от нас не ощущали, слишком мы были жалки.
- Что вам? - спросил капитан. За много дней, лицо его заросло щетиной, только глаза горели такой же непримиримой злобой ко всему миру. Была ли эта злоба вызвана страхом или он родился с ней - неизвестно.
Один из высоких индейцев, с черным ирокезом, украшенным вороньими перьями, сказал, отрывисто, рублеными фразами, комкая незнакомые слова:
- Мы не станем убивать. Отпустим домой. Отдайте демона, которого прячете, и уходите.
Никто из нас не понял, к чему он вел, но глаза капитана вдруг загорелись безумной радостью.
- Возвращайтесь после полудня, - сказал он и указал на солнце для доходчивости.
Когда мы вернулись в форт, он рванул к домику, в котором мы держали нашего пленного и выволок его на улицу. Тогда мы и догадались, что за демона имели ввиду индейцы.
- Я знал, о, я знал что ты мне пригодишься! - приговаривал Харт, волоча пленника чуть ли не за волосы. - Я выменяю тебя на время, а потом прибудут корабли, много кораблей, с оружием и солдатами, и тогда мы загоним этих индейцев в канавы! А сейчас, разожги нам костер, да побольше!
Но как капитан не бил и не таскал беднягу, от голода и слабости он сумел выжать из себя только крохотный язычок пламени, который нам едва-едва удалось раздуть. Обессиленный, глотая кровь из разбитого носа, он смотрел на огонь до того отупевшим бессмысленным взглядом, что становилось не по себе. Мы старались не смотреть на него.
Мало того, что он пережил и во время путешествия, и во время этого плена, мы еще и отдавали его индейцам, каннибалам и убийцам, которые неизвестно еще, что с ним сделают. Все мы понимали, что это не по-человечески, но перечить капитану боялись. Мы устали, и наша совесть быстро вошла в сговор с пустым желудком.
В полдень, индейцы снова появились перед фортом. Мы, не отрываясь, смотрели в ту сторону и все же показалось, что они появились разом, как тени выросли из-под земли.
В этот раз, их было больше и все увешаны луками, каменными ножами, твердыми короткими дубинками. С некоторых не отмыты были следы крови.
Впереди них стояла девушка, такая, что ни у кого из нас не возникало сомнения, кто здесь главарь. Роста невысокого, на плечах накидка из шкуры пятнистого зверя, и его зубастая морда накрывала ее голову наподобие шлема. Глаза, сверкавшие на изукрашенном черной краской лице, походили на рысьи: желтые, неподвижные, цепкие.
От ее, завернутой в грубые шкуры фигуры, украшенной ожерельями и браслетами, исходило невероятное притяжение. Сказались ли голодные дни, или нечеловеческая, странная красота ее лица, но нас охватило чувство, что она имеет над нами полную и безоговорочную власть, держит судьбу каждого в своих руках: такой магической силой полнился ее образ.
- Демона, - сказала она вместо приветствия.
- Постойте, миледи, - осклабился Харт, явно подбирая простые слова, и много жестикулируя, чтобы невежественные варвары поняли, о чем он.
- Мы не обсудили еще некоторых условий нашего договора. Возможно, он стоит дороже. Нам жаль с ним расставаться. - он неприятно улыбнулся. - Мы ведь можем договориться.
- Твои люди умрут, - сказала она безо всякого акцента, и все мы поняли, что наш язык для нее не является загадкой. - В муках, один за другим. Духи будут уносить их, а мы - слушать их вопли. Отдай мне демона сейчас же.
Капитан посерел лицом, улыбка на его губах увяла. Он хотел возразить, но она остановила его одним взглядом, тяжелым, как пощечина.
- Конечно, - сказал он сквозь зубы. Его тон не обещал королеве индейцев ничего хорошего. Спеленутого веревками, нашего пленника он швырнул ей под ноги, так что упал он на колени.
- Приятного аппетита, - процедил Харт напоследок.
Рыжий поднял голову и посмотрел на индейскую королеву с каким-то последним отчаянным "Ну?!".
А она улыбнулась ему, широко и радостно, наклонилась и погладила его по голове, прощебетав на своем языке что-то ласковое.
Ее ладошка пригладила заляпанные кровью и грязью волосы, обвела разбитую скулу, стерла капельки крови из расквашенной губы. Она гладила и гладила его лицо и волосы, проводя пальцами по линиям татуировок на его лице, приговаривая что-то нежным голосом, а он не сводил глаз с нее, зачарованный. По его телу прошла дрожь, сначала легкая, потом крупнее и, на наших глазах, язык пламени побежал по его татуировке, как по фитилю, разбегаясь на сотни горящих линий по всему его телу, и, через мгновение, он уже горел весь, ярко как факел.
Мы все отшатнулись в сторону, крестясь, даже индейцы сделали шаг назад от невыносимого жара ревущего огня. Только королева, чье лицо стало совсем детским от восторга, не отпрянула. Не боясь обжечься, она продолжала гладить голову демона, превратившуюся уже в огненный шар, будто бы увенчанный кривыми, словно надломанными, рогами. Наклонившись, она поцеловала его в лоб, и жаркое пламя, от которого земля вокруг спеклась в черную потрескавшуюся плиту, никак не повредило ей.
Мгновение, и пламя взбежало обратно к голове и рукам нашего пленного, которого индейцы назвали демоном, и он, совершенно невредимый, встал, обнаженный, как Адам, ведомый ласковыми, но твердыми руками королевы с рысьими глазами.
Она снова сказала ему что-то доброе и погладила его голову, и лицо, но он ничего не мог ответить, только не сводил с нее глаз, умоляющих, неверящих, восхищенных. Затем, индейцы ушли и его увели с собой.
Мы вернулись в форт в молчании. За разведенным костром был поставлен караул и мы сменялись каждые два часа. Тому, кто не убережет огонь была уготована смертная казнь, да мы и сами понимали, что не проживем и нескольких дней без огня.
Холодало. Мы пробовали ходить в лес за едой, но все растения были нам незнакомы. Два человека отравились насмерть, но мы так и не поняли, чем. Харт целыми днями сидел, завернувшись в плащ и приговаривал:
- Придут корабли... всех уничтожу. Лес выжгу. Дождаться бы кораблей.
Кто-то предложил сняться с якоря и поплыть куда-нибудь дальше по течению, поискать место получше, но капитан закричал на него:
- Дурак! Не понимаешь, что это будет значить, что они победили?! Я не позволю им взять верх!
Он велел набрать из костра факелов и поджечь лес. Огонь в костре был такой, что мигом пожирал все, и вода бы, должно быть, горела бы в нем. Мы взяли факелы, пошли к лесу, но едва мы успели поднести огонь к деревьям, все факелы потухли.
В то же мгновение, погас костер в лагере. Высоченное пламя, которое мы исправно кормили поленьями и ветками, погасло в одночасье, будто кто-то свечку задул.
Увидевший это Харт взревел, выхватил мушкет и стал палить, как безумный по опушке, но лес отвечал ему безмолвием.
Тогда, он приказал строить вышку в три человеческих роста. Торопился, сам таскал бревна и подгонял всех: "Скорее, скорее".
Когда вышка была построена, он приказал стащить туда все оружие и сам залез туда. Он собирался палить по индейцам оттуда, надеясь, что легче будет увидеть их с высоты.
Капитан сидел в своей вышке, ни на миг не сводя глаз с опушки, день, ночь и еще день, не собираясь никуда уходить, ждал. Тогда, на рассвете, рыжий демон появился снова.
Мы все гадали, что произошло с нашим пленником, но почти все были уверены: индейцы оставили его в живых. Так оно и было. За несколько прошедших дней, болезненная худоба почти пропала с его лица и тела. Он был одет, как индеец, а глаза у него и впрямь горели, как у демона, гордо и непримиримо.
Я видел, как на рассвете, он появился на опушке, рядом с ним была эта девушка. Она указала ему на вышку и он пошел к ней, не слыша яростных проклятий, которыми разразился капитан Харт, не замечая летящих в него пуль. Я видел, как он положил ладонь на деревянную подпорку и все его тело вспыхнуло оранжево-красным пламенем, а вместе с ним, вмиг загорелась вышка и сгорела очень быстро: капитан успел крикнуть только раз, страшно, яростно и бессильно.
Королева взяла демона за локоть и они вместе исчезли в лесу.
В тот же день, мы сели в лодки и убрались из этого места. На осталось всего четверо. Много ниже по реке, мы нашли небольшую колонию голландцев, которые приютили нас и выслушали наш рассказ, таким, каким я его здесь и привел.