По его лицу потекла вязкая, липкая, резко пахнущая слюна. Женский запах, густой, мускусный, жаркий. Сильно кружилась ушибленная при падении голова, то и дело тянуло отрубиться, но если Женя хотел спасти свою жизнь, он должен был думать.
- Даже не знаю, - сказал он, - может быть, дерево?
- "Нет", - прозвучал голос в его голове, очень похожий на его собственные мысли.
Острые жвалы нежно обняли его голову. Компенсируя отсутствие зрения в полной темноте, восприятие обострилось, как у зверя. Он не видел, но чувствовал ее: тяжелое мягкое брюшко, гладкие трепещущие надкрылья над хрупкой радужной сеткой крыльев, каждое длиной с легковую машину.
- Наверное это пень, - снова попытался он.
- "Ты опять ошибся!" - капризно ответила она. Его несообразительность расстроила ее и она чуть сжала жвалы. Женя услышал, как расходится кожа под острыми краями: с таким же звуком ботинок давит выползшего на асфальт дождевого червя. По лицу потекла кровь и закапала с подбородка в рубашку, смешиваясь с грязью и ее слюной. Было чертовски больно, но Женя очень старался сохранить безучастный, безразличный вид, будто бы все в порядке, будто бы все под контролем. Ему казалось, что стоит ему показать ей, как он на самом деле напуган и слаб, она убьет его в ту же секунду.
Вот только она все равно его убьет, ведь он не мог придумать ответа, в голову ничего не шло, он мог думать только о льющемся ручье крови, которую он терял. Интересно, какой звук будет, когда она проломит ему череп, и успеет ли он его услышать? Мысли выходили из под контроля так же быстро, как подступала паника.
- "Ты не отгадываешь!" - она еще сжала жвалы, прокусывая кожу до самого черепа, сдавливая его так сильно, что перед глазами от боли заплясали цветные круги. На плечи ему легли ее клешни, тяжелые, толщиной с две его руки.
Как ни крути, а она была королевой мотивации.
Женя успел мысленно попрощаться с сестренкой, маленькой Соней, мамой и учебой, прекрасной учебой, каким хорошим он бы мог стать художником, если бы огромная насекомая не раскусила бы его голову как орех. Мысль зацепилась за слово и он едва не закричал:
- Я знаю! Это орех, орех!
Жвалы рефлекторно сжались чуточку сильнее в ответ на громкий звук, а затем хватка ослабла.
- "Отгадал, ты отгадал!" - пела она в его голове. - "Хорошая забава! Хорошая игра!".
Насекомая удовлетворенно защелкала надкрыльями и выпустила, наконец, его голову.
Кровь прилила к мозгу так резко, что перед глазами замелькали яркие картинки: на всю жизнь он пока не настрадал, но короткий показ ему все-таки устроили и он увидел свои последние несколько часов.
Жарким майским днем он шел из института домой. Только что прошла гроза, в воздухе висел аромат цветущей черемухи, дождя, мокрого асфальта, восхитительный коктейль, обещание скорого лета, которое наступит сразу после последних экзаменов.
Женя только что сдал сложный зачет и шел, запрокинув голову к небу, вдыхая запах лета, дразнящий аромат будущих гулянок на всю ночь до рассвета, парков, холодного пива, загорелых девушек, коротких юбок и мокрых губ.
Закинув на плечо ветровку, он решил пойти более длинным путем, дворами, прогуляться, развеяться, может даже, если повезет, встретить кого-то из соседей-приятелей. Он зашел в арку-подворотню, ведущую во двор.
В арке было темно и холодно, откуда-то текла вода, ржавый подтек сбегал по одной из стен. Женя почти никогда не ходил через арку, с детства обходя ее стороной. Кажется, тогда он еще верил, что в ней живет чудовище, а повзрослев, забыл об этом. Дети вообще во многом куда сообразительнее взрослых.
Только этой несообразительностью объясняется то, что, даже почувствовав неладное, Женя только ускорил шаг, глядя вперед, во двор, на разноцветные скамеечки, деревья и живую изгородь вдоль дорожки, детскую площадку, на которой играли мелкие. Это все было очень близко и вызывало ложное ощущение безопасности. Он так торопился пройти неприятное место, что забыл посмотреть под ноги, наступил на люк, крышка под ним двинулась и стала поворачиваться. Женя и глазом не успел моргнуть, как ухнул вниз, расквасив по дороге оба локтя, инстинктивно попытавшись остановить свое падение, и по прибытии на дно крепко ударился головой. Из глаз у него брызнули искры и им на смену пришла темнота.
Очнулся он от того, что на лицо ему капало, будто кто-то решил сыграть с ним в слюнку: оно было вязкое, липкое, пахнущее. Женя открыл глаза, увидел над собой гигантскую треугольную жучью голову и услышал торжествующее щелканье.
- "Живой!" - громко прозвучала у него в голове мысль, не принадлежавшая ему, и дальше последовал яркий образ: удар и теплая кровь, много сочной еды.
Только благодаря приступу телепатии, больше похожем на галлюцинацию, Женя откатился на бок прежде, чем огромная лапа ударила туда, где только что было его горло.
- "Бежит!" - возникла новая чужая мысль, галлюцинации продолжались и Женя едва успел увернуться от лап, норовящих схватить его за ноги.
- Погоди, постой! - закричал он, быстро отползая, - Я слышу тебя!
Оно остановилось и в рассеянном свете, падавшем откуда-то далеко сверху, Женя сумел разглядеть Это.
Оно было огромным и занимало собой почти весь туннель целиком. Большая треугольная голова, тускло блестящие твердые пластины панциря, тонкая грудь и большое брюшко с мягким животом и трепещущими надкрылками. Здоровенные, молельно согнутые клешни с зазубренным шипами по всей длине. Огромный зеленый богомол в канализации - нет, его мозг не мог, конечно выбрать другого сюжета для галлюциногенного бреда.
- "Он говорит со мной. Слышит меня?", - "сказало" насекомое. Должно быть все-таки насекомая. Самец должен быть меньше и вроде как коричневый, - всплыли в голове полезные сведения, которые непременно должны были спасти ему жизнь. Что-то не так работало в его мозгу после падения, определенно.
Голова придвинулась вперед, большие и мутные широко расставленные глазищи оказались совсем близко. Она пошевелила мощными жвалами, колеблясь и протянула вперед лапы.
- Не убивай меня, - попросил Женя пытаясь еще чуть-чуть отползти назад, пачкая руки и одежду в гадкой зловонной жиже, покрывавшей пол.
- "Я съем тебя", - ответила она. - "Ты можешь говорить, но не можешь убежать".
- Нет-нет, постой! - крикнул он, увернувшись от выпада огромной лапы, затем от второй. Игра в кошки-мышки ее развлекала: она била чуть медленней, заранее давала понять куда ударит, и Женя это понял.
- Я знаю игру получше! - крикнул он.
- "Я люблю играть. Что ты знаешь об играх?".
- Я знаю одну хорошую игру. Отличную. В загадки.
- "Загадки?".
- Я буду говорить о чем-то непонятно, а ты должна будешь отгадать, что за слово я имею ввиду.
Молодец, мозг, так держать!
Она пошевелила жвалами, раздумывая.
- "Игра должна как-то заканчиваться. Как мы узнаем, кто выиграл?".
Безумное вдохновение обуяло Женю и, вспомнив все сказки, что он читал в детстве, он сказал:
- Если я задам загадку, которую ты не отгадаешь, ты не станешь меня есть.
Насекомая пришла в возбуждение и защелкала надкрылками.
- "Если я не отгадаю, я не стану есть тебя. А я тоже загадаю тебе загадки. Не отгадаешь - умрешь".
- Идет!
Треугольная голова быстро приблизилась к его лицу и он увидел блестящую слизь на жвалах, раскрытых в жуткой карикатуре на улыбку.
- "Ты думаешь, ты очень умный. Думаешь обхтрил глупое чудовище?"
- Нет, - сказал он быстро. Именно так он и думал.
Треугольная голова наклонилась, разглядывая его. Потом, так быстро, что он и не разглядел само движение, она схватила его за шиворот и стремительно метнулась в туннели, волоча его за собой.
- Постой! Не надо! - закричал он, решив с перепугу, что она передумала и теперь тащит его прямиком на обеденный стол.
- "Идем ко мне играть!".
Она остановилась так же неожиданно. Женя ничего не видел: все источники света оказались далеко позади и их окружала кромешная тьма. На плечи ему легли зазубренные лапы, он скорее почувствовал, чем увидел, как глазастая голова нависла над ним.
- "Сначала моя очередь. За каждый неправильный ответ, я буду обнимать тебя вот так".
Жвалы обхватили его голову, оставляя скользкий след слюны на коже и волосах.
- "Я стану сжимать сильнее, если станешь отвечать неправильно. И прокушу тебя когда ты сдашься".
- Обещай, что отпустишь меня, если я выиграю. - сказал Женя, справедливо подозревая, что имеет дело со слишком уж увлеченной особой.
Она неохотно отпустила его голову.
- "Чем обещать?"
Снова в голове у него всплыли тексты многочисленных сказок. Вот что следовало зазубривать вместо всех учебников, нигде нет столько реальных инструкций по выживанию, как в сказках. И чем он только думал!
- Самым ценным обещай, чтобы не нарушила слово.
Она тихо пощелкала в полной темноте.
- "Тогда я клянусь тобой. Теперь загадка."
Женя приготовился слушать.
Прошло очень много времени, прежде чем Женя признал, что жестоко ошибся - насекомая была ничуть не глупее, и, пожалуй, даже поумнее него. Она с легкостью щелкала все его загадки, даже те, на которые он сам в свое время потратил немало часов. Ее загадки становились все сложнее, а разум его слабел, последствия удара не прошли даром, голова страшно кружилась, а потеря крови постепенно лишала его способности соображать.
Женя чувствовал, что не выберется. Следующая ли загадка станет последней, или та, что за ней, какая разница? Милосерднее попросить насекомую не откладывать больше трапезы и съесть его сейчас.
- "Твоя очередь!" - сказала она, обдирая ему плечо, неловко и нетерпеливо тыча в него зазубренной клешней, - "Задавай!".
- Я устал.
- "Загадку!" - потребовала она. Сдаться она ему не даст, слишком уж азартная. Будет требовать играть, пока он не отключится. - "Играй!".
Пришлось крепко напрячь мозги. У него ведь было зачем жить, он должен попытаться.
- Что я могу сделать, чего ты никогда не сможешь повторить? - наконец сказал он, уверенный, что она ответит если не сразу, так через минуту, как разгадывала все предыдущие задачки.
Она задумалась, затихла. Жене казалось, что и сквозь темноту он мог видеть, как она сложила вместе огромные клешни и наклонила голову вперед, только длинные усы движутся, покачиваясь.
- "Твоя загадка неправильная. Ты не знаешь, что я могу!"
Женя покачал головой:
- Этого ты точно не можешь.
Она зашевелилась. Темнота наполнилась звуками: скрежет от зазубренных лапок, поскрипывание экзоскелета, мягкое касание брюшка к полу, сухой треск приоткрытых в волнении крыльев.
- "Плавать? Но я могу плавать!"
- Нет, не это.
Женя очень устал. Он сел на пол и наклонил голову, чтобы кровь не текла на одежду. Рубашка уже вся пропиталась ею и подсохла толстой коркой, но из ран все еще текла свежая. Запах крови вызывал тошноту и Женя постарался сосредоточится на терпком запахе насекомой и на мыслях возникающих в голове, чтобы не упустить ее ответа.
- "Плакать?".
Женя глухо рассмеялся. Если бы голова была пояснее, он бы мог проанализировать ее ответы, как интересный психологический материал. Они больше говорили о том, как она оценивает себя в его глазах, чем содержали реальный ответ. Да только до ясной головы, он, наверное, уже не доживет.
Темнота просачивалась внутрь черепа. Женя чувствовал, как гаснет свет в мозгу, один отдел за другим потухал. Когда повсюду наступит темнота, придет покой.
- "Я не знаю ответа. Я все могу!"
- Нет, не все, - промямлил он липкими от крови губами.
Он не увидел, но почувствовал, как голова насекомой оказалась прямо напротив его лица. Она смотрела в его глаза.
- "Любить? Ты думал я не могу любить? Но я могу. Я люблю солнечный свет. Я люблю зеленые деревья. Я люблю каждого своего ребенка, и вкус людей я люблю. Люблю тебя".
- Почему? - не то подумал, не то сказал Женя, но она ответила: значит все-таки вслух говорил.
- "Не знаю," - сказала она, - "Но, никак не решу чего хочу больше - твое тело или твой разум и голос".
- Скоро у тебя останется только один вариант, - пообещал Женя, закрывая глаза. Все равно они без надобности в темноте, подумал он, но разница все же была. С закрытыми глазами, сработал какой-то переключатель и его разум стал растворяться намного быстрее.
"Скажи ответ и сможешь уйти".
Но он уже уходил, туда, где дом всех нас, живых существ, там, где мы заканчиваемся.
Он ответил:
- Проползти между твоих ног. Я смогу, а ты никогда.
Сил у него осталось ровно капля, для того, чтобы уловить ее ответ.
- "Ты выиграл. Я бы не додумалась до этого".
Так что умер Женя с приятным чувством собственного превосходства.
Возрождался к жизни он мучительно, головная боль была такой сильной, что ее призрак наверняка остался с ним навеки вечные, как вновь приобретенное свойство организма, а может ему так только казалось в те моменты, когда ослабевало действие обезболивающих препаратов.
Он не помнил, как выбрался из канализации, всего одну картинку сохранил его разум: сначала все залил свет, а затем его поднимали, но он никак не мог вспомнить: человеческие ли то были руки или насекомые.
В больнице ему рассказали завиральную историю про то, как прохожий заметил открытый люк, заглянул, а там он, весь в крови. Тот человек потом приходил к нему в больницу, очень гордый, он ведь думал, что это он спас Женю. Тот его и не разубеждал. Первые дня три он провел, между тем миром и этим, не различая, что ему видится, а что реально. В темноте, которая возникала, когда он закрывал глаза, он все еще разговаривал с насекомой.
На четвертый день, он, наконец, испугался. Попросил зеркало, когда ему сняли повязки, чтобы обработать лицо, долго пришлось упрашивать: почему-то медсестра считала, что он, как припадочная барышня непременно в обморок упадет от вида своей распухшей рожи.
Женя рассмотрел набухшие, воспаленные швы, пытаясь определить, что их оставило: жвалы нефритовой королевы богомолов, или, как его убеждали, он разрезал лицо, когда упал в груду битого щебня?
Он не знал, как выглядят раны от осколков, но могут ли они быть так симметричны? Ох, он сомневался.
Он сомневался до самой выписки, потерял аппетит, плохо спал и на вопросы приходивших мамы и друзей отвечал рассеянно. Все дружно решили, что у него шок и это нормально, ему просто нужно дать время. Как только люди не оправдывают свой животный страх столкнуться с неизвестным в лице того, кто в это самое неизвестное макнулся с головой и пропах им насквозь. Только сестренка могла его ненадолго оживить, потом он снова погружался в апатию.
А насекомая больше не говорила в его голове.
Когда пришло время покидать больницу, он попросил вещи, в которых его привезли - грязные и окровавленные, изрезанные ножницами врачей. Больше всего он боялся, что их выкинули, но больница оказалась на редкость запасливая.
Женя повез пакет домой, скрывая волнение, чтобы не решили, что поторопились и лучше назад в больницу везти. Дома он закрыл дверь в комнату на ключ, разорвал пакет трясущимися руками, чуть ли не уткнулся в рубашку носом, чего впрочем и не требовалось - запах, сладковатый и терпкий, ни на что не похожий, пропитал пакет насквозь.
Вязкая слизь застыла на воротнике и плечах длинными полосами.
Он успокоился мгновенно. Тщательно запечатал пакет и лег спать, а наутро он стал сочинять следующую загадку.