Аннотация: Чтобы спасти его, она превращает его в зверя
Приехал как-то раз в одну захолустную деревеньку автомобиль, древняя таратайка, дверцы ржавые, номера заляпанные, тряслась и звенела от первого и последнего винтика.
Остановилась эта телега на холме над деревней, откуда прекрасно были видны покосившиеся домики, запущенные поля и лес. Из машины вышел молодой парень и посмотрел вниз жадно, будто на месте жалкой деревеньки видел что-то грандиозное и сказал сам себе:
"Вот здесь и начну".
Парня звали Васей Орловым и он задумал стать предпринимателем и начать с того, чтобы построить тут ферму.
Но не так-то просто оказалось двинуть что-то в такой дали от больших городов. Люди здесь были ленивы, от жизни ничего не ждали. На расписываемые Василием радужные перспективы чиновники позевывали, а в лучшем случае говори: "Хорошо бы. Но не здесь, Вася, не здесь".
А Вася-то знал, что только здесь! Ему был от бога дан хороший взгляд, золотые места он издалека чуял, и, как удачно совпало, что здесь еще никто ничего не построил!
Но как Вася ни пытался, ничего он не добился. Приходилось уезжать и начинать все сначала где-то в другом месте, хоть сердце у него ныло, ужасно не хотелось все бросать.
Тем вечером рассказал Василий все старушке, у которой снимал комнату. Внимательно выслушала она все его разговоры про проценты и прибыль, про перспективы, да жалобы на то, что любая идея здесь тонет, как в болоте. Выговорившись, Вася совсем сник, а старушка вдруг сказала ему:
- Ты, хоть и чужой, но хороший человек, сразу видно, хочется мне тебе помочь. Я знаю к кому тебе нужно за советом обратиться, без нее в этих краях ни одно дело важное не делается. Сумеешь ее уговорить и все у тебя само собою получится.
Вася уши-то и навострил, он думал, что все про здешних начальников знает, а была оказывается еще какая-то сила, которая им всем указом была, которую он из виду упустил.
- А кто она такая? - спросил он тут же, - жена чья-то или любовница?
- Ничья он не жена, упаси тебя такое ей сказать, - замахала руками старушка, - она куда старше и важнее всех твоих чинушей. Они про нее ничего не знают, а она про всех все ведает.
- Кто же она?
- Ведьма, Вася. Но ты ее так не называй, она же женщина, может и обидеться.
Ничего не понял Василий. Как это ведьма?
- Вы так шутите?
- Глупый ты. Я тебе помочь пытаюсь, а ты заладил, шутите-шутите, - рассердилась старушка, - так и уезжай ни с чем, если слушать не хочешь.
- Нет, постойте! - взмолился Василий, - Расскажите! Если уж идти, то до конца, я по-другому не умею.
- Вот и слушай внимательно, и не перебивай. Пойдешь утром на опушку лесную и постучишь по большой ели, что стоит у тропинки. А потом иди, прямо и прямо и все по елям постукивай. Сам увидишь, что будет.
***
Утром Вася сел в машину и поехал по дороге прочь от деревни, будто бы уезжал. Потом он свернул и проселочной дорогой доехал до лесной опушки в двух километрах от деревни, оставил там машину и пошел вдоль деревьев.
Он опасался, что старушка над ним подшутила и теперь вся деревня высыпет посмотреть как дурак ходит по елям стучит.
Но когда он дошел до большой ели, вокруг не было ни души. Вася несколько раз огляделся, плюнул от смущения и дважды стукнул по сухому дереву. Снова огляделся, убедился, что и впрямь никто за ним не следил, и зашагал вглубь леса.
Шел Вася долго, стуча по каждому еловому стволу, которые уводили его все глубже в чащу. И что-то так глубоко он задумался, пока шел, что когда раздался совсем рядом женский голос, он едва язык свой не проглотил от неожиданности.
- Что стучишь, мальчик? Потерялся?
Вася оглянулся, но никого не увидел, только деревья да кусты.
- Ты где? - сказал он, крутя головой.
- Так ты еще и слепенький? Здесь я, - ответил голос и Вася увидел ее у ели в трех шагах от себя, будто она и в самом деле все это время здесь стояла, а он ее не замечал.
Хоть и не заметить такую было бы трудно! Высокая и стройная, как деревце, кожа белая, а длинные темные волосы спускались ниже поясницы, укрывая ее плечи и спину как плащ. Ведьма была одета в длинную белую рубашку, а ноги ее оставались босы.
Была она чудо как хороша собой, но Василию от ее взгляда стало сильно не по себе. Она смотрела не как человек, а как кто-то совсем человеку чужой.
- У тебя дело ко мне, Василий Иванович? - спросила она. Ему подумалось, что она смеется над ним, но ему было все равно. Чутьем своим, Василий чувствовал исходящую от нее силу. Права была старушка, только она все здесь и решала, только от нее все зависело, теперь он очень хорошо это знал.
Собрался Вася с мыслями и, как мог коротко, изложил ей свое дело. Никогда он еще не был так немногословен говоря о делах, но он знал что никакими льстивыми речами и фантазиями удивить ее не удастся.
Она выслушала его довольно равнодушно, Василий и не ожидал, что она кивнет и скажет:
- Пускай. У тебя есть мое согласие. Строй на этой земле, обогащай ее, никто не станет чинить тебе препятствий. Но за это ты выслушай мой совет и запомни его.
Ведьма посмотрела ему в глаза и будто бы через них коснулась самой его души, которая сжалась под ее холодным нечеловеческим взглядом.
- Смотри в оба, Василий Иванович. Незнакомкам с темным глазом двери не открывай. Второй раз не женись. Если ослушаешься, то приведешь ко мне своего первенца, так и запомни. Беги теперь, Вася. Свободен.
И Вася побежал, давно ноги просились, а теперь дал он им волю и бежал до самой опушки, уже в конце смеясь на бегу, зная точно: теперь все получится!
Не прошло и пяти лет, как в умеренно спивающейся глубинке выросла крупная и преуспевающая ферма. Для этого Василий немало побегал, много порогов обивал, работал с утра до ночи и не зря: не каждый из провинциального засранца за пять лет вырастает большим предпринимателем.
В деревне выросли новые дома, приехали люди на заработки, построили целых два магазина и поговаривали об открытии школы и каждый житель назвал Василия, к имени которого теперь непременно прибавляли уважительное "Иванович", своим благодетелем.
В то время ферма уже встала на ноги, Василий обнаружил, что свободного времени у него образовалось больше, чем раньше, но заскучать не успел: как и полагалось, он встретил девушку, прекрасную Катеньку и влюбился, куда деваться.
Поженились они через год и поговаривали, что счастливая пара совсем скоро станет еще счастливее. Не прошло и пяти месяцев после свадьбы, как в областном роддоме раздался первый пронзительный крик Орлова-сына.
Назвали Матеушем, в честь Катиного деда-поляка, погибшего в войну, диковинно, зато красиво. А дома звали Матек.
Следующие четырнадцать лет семья прожила очень счастливо, душа в душу - сын умница, мать красавица, отец работящий. Деревня за это время как-то незаметно превратилась в городок и сын стал ходить уже в новую школу.
Когда Матек подрос, Катя захотела вернуться на работу на ферму. До беременности она была ветврачом. Домой решили нанять домоработницу, чтоб было кому приготовить и прибраться.
Никто из них не помнил, кто привел в дом кареглазую Варвару. Молодая была совсем, красивая девица, Василий надеялся, что она подружится с Матеком, но мальчик почему-то ее так и не полюбил. Не разговаривал с ней и в комнате своей закрывался, если раньше родителей домой приходил.
Варвара объяснила, что он ведь почти уже взрослый парень, вот и стесняется.
К тому времени, Василий Иванович совсем забыл про свою встречу с ведьмой. Когда люди сталкиваются с чем-то, чего не понимают, память сама старается вытеснить это из их головы, хотят они того или нет. Вот и забыл Вася и ведьму, и ее наказ.
Через полгода Катя заболела, порезалась чем-то на ферме, и, несмотря на перевязки Варвары, с травами, рана воспалилась, да так сильно, что когда повезли ее в больницу, выяснилось, что у нее заражение крови.
Сгорела Катя за два дня, от сепсиса, оставив безутешного мужа вдовцом, а сына сиротой.
Василий Иванович был совершенно разбит. Если бы не забота Варвары, целыми днями отпаивающей его успокоительными травками, он бы не знал что бы с собой сделал. Но через несколько месяцев, заботами Вари, понемногу, ему стало лучше.
Никто не удивился, когда Василий на ней женился.
Матека после смерти матери будто подменили. Он стал нелюдимым, мрачным, домой приходил как можно позже, так что у отца сложилось впечатление, что он всеми силами избегает вообще там появляться. На Варвару сын смотрел волком, разговаривать с ней отказывался наотрез, а еду, которую она готовила, выбрасывал не пробуя.
Молодая мачеха и лаской, и добром пыталась приручить пасынка, но Матек от этого все больше закрывался как раковина.
В один день Василий призвал отбившегося от рук сына к ответу и потребовал, чтобы он извинился перед мачехой, поцеловал ее и впредь вел себя как положено сыну.
Варвара слушала Василия, сложив руки на груди и в ее глазах Матек безошибочно чуял насмешку и ту поганую гнильцу, которую почувствовал в ней с самого начала, сладкий дурманящий запах, который с ног до головы окутал его отца.
- Извиняйся! - потребовал Василий и Варвара выжидающе подняла брови: куда ты мол денешься, щенок, делай как отец велел.
А Матек открыл рот и сказал:
- Меня ты не обманешь, я знаю, что это ты убила мою мать. И однажды я убью тебя, дрянь, - зло выплюнул он.
Варвара изменилась в лице. Василий ударил сына так, что он упал на пол, а потом отволок его в его комнату и запер там, чтобы он как следует подумал о своем поведении.
Варвара так и стояла как громом пораженная. От мальчишки исходила невиданная сила, яркая, ослепительная, и чутье, которому она доверяла, подсказывало ей, что сила эта однажды может стать опасной. Этого она допустить никак не могла.
Той ночью, Василий проснулся и понял, что молодой жены рядом в постели нет. Он увидел оранжевый свет пляшущий по стенам и потолку от горящей на полу свечи. Его жена сидела на полу к нему спиной в черной шали и мерно раскачивалась, бормоча что-то под нос. Почувствовав его взгляд, она обернулась и Василий Иванович увидел ее глаза: мрачные черные озера без единого отблеска.
- Спи, - приказала она. Утром он ничего не вспомнил.
Варвара выглядела утомленной, а у ее виска целая прядь волос поседела, на лбу обозначились морщины. Василий решил, что это от расстройства и пообещал ей за завтраком серьезно поговорить с сыном.
Варвара накрыла на стол, а Василий постучал к сыну, не получил ответа и открыл дверь. В нос ему ударил странный затхлый запах, в комнате было очень жарко, будто кто-то топил всю ночь печку, а окна были наглухо завешены шторами.
- Матек? - позвал сына Василий и распахнул штору, впуская в комнату свет.
С постели раздалось глухое рычание и Василий бросился туда, чувствуя неладное. Матеуш за ночь похудел вдвое, кожа у него горела огнем, глаза слезились от света и закатывались, открывая страшные белые белки. Его трясло, и ни на какие слова он не реагировал.
Тут же вызвали скорую, повезли его в областной центр, потом в инфекционную и везде врачи разводили руками, даже связи Василия Ивановича оказались бессильны, Матек горел и умирал у него на руках.
Вечером второго дня Варвара тронула оглушенного горем мужа за рукав и сказала вкрадчиво:
- Давай отвезем его домой. Если уж умирать, так в родных стенах.
Той же ночью Варвара смотрела как он сам укладывает ослабевшего сына в постель: прикосновений мачехи он не переносил, начинал рычать и трястись пуще прежнего.
- Пойди в лес, - сказала она Василию, глядя, как он поправляет одеяло на Матеке, который трясся все слабее и слабее, неумолимо угасая. - Сруби две еловые ветки для креста. Здесь так принято хоронить.
Василий кивнул, взял топор и пошел в лес. На опушке встретил большую ель, и хотел срубить ее, а потому подумал: "А вдруг, дерево гнилое? Стану я делать сыну крест из гнилушки?"
Постучал Василий по стволу, прислушался, и пошел дальше, вглубь леса, ни одной елью не довольный. Понимал, что время попусту тянет, а все же была надежда, а что если пока он веток не срубит, Матек не умрет?
Забрел он так в глубокую чащу и понял, что если еще дальше пройдет, совсем заблудится, пора дело делать. Выбрал он дерево покрепче, занес топор, и услышал:
- Не послушался ты меня, Василий Иванович.
От неожиданности Василий едва не выронил топор. Оглянулся - никого.
- Кто здесь? - прошептал он.
И ведьма показалась. Такая же как в прошлый раз, только еще страшнее в темноте, еще жутче смотрели потусторонние глаза.
- Впустил колдунью в дом, теперь пришел сына хоронить. - сказала она, пронизывая его холодом до костей.
Василий вспомнил ее, будто из прошлой жизни появилось воспоминание, как точно так же стоял он на поляне, только залитой солнцем и был у них с ведьмой уговор, и помогла она ему, словно по волшебству, все двери перед ним открылись.
Тогда Василий Иванович, наживший на голове немало седых волос, упал перед ведьмой на колени:
- Владычица, помоги, - умолял он, - убереги моего мальчика, все что пожелаешь бери взамен, только не дай ему смертью страшной погибнуть.
- Встань, Вася, - строго сказала. - Приводи первенца своего до рассвета, да смотри не опоздай. Коли не убережешь мое, не дам я тебе жизни. Беги скорее, Вася, беги.
***
Спешил Василий домой. Ему казалось, что перед тем, как забраться в чащу он часами бродил по лесу, но совсем скоро показалась впереди опушка.
К дому он бежал, а у самой двери остановился и тихо-тихо вошел в дом. Варвара спала в кресле, накинув на плечи черную шаль. Василий обошел ее, чтобы не потревожить, оглянулся только раз посмотреть в ее лицо.
Теперь, когда ведьма сказала кем вправду была его жена, ее лицо вовсе не показалось ему красивым. Было в нем что-то злое, настороженное, что-то гадкое, о чем постоянно ведь говорил ему сын. А он не слушал, околдованный ее речами и зельями.
А выходит, что это она погубила Катеньку. Сердце у Василия сжалось от боли и ярости и шагнул он к ведьме, чтобы свернуть поганую шею, придушить, раздавить, как насекомое, но бросив взгляд за окно он увидел, что небо светлеет. Нельзя было медлить ни секунды.
Василий взял сына на руки и побежал в чащу. Небо светлело, вот уже первые лучи стали пробиваться за горизонт и Василий испугался, что все потеряно, он опоздал.
Краем глаза заметил он просвет меж деревьями, метнулся туда и оказался на широкой поляне. Посреди поляны стоял дом, сложенный еще в те времена, когда лес вокруг был юной рощицей, бревна его потемнели от времени, под крышей теснились гнезда не одного поколения птиц.
Дверь распахнулась и ведьма вышла на поляну.
- Положи его на землю, Василий Иванович, - велела она. - И отойди.
Василий сделал, как велено, а Матек вдруг открыл глаза и устало, но вполне осознанно посмотрел сначала на отца, потом на ведьму. Его уже совсем не трясло, и Василий снова испугался, что уже поздно.
Он шагнул назад, глядя как ведьма склонилась над его сыном, хмурясь, а потом нежно погладила его по голове.
- Что же ты, Матеушек, - сказала она нараспев, - и не болеешь ты совсем, то суть твоя наружу рвется. Ничего, сейчас мы ее выпустим... уходи Василий. Уговор есть уговор - твой сын теперь мой.
- Скажи, только будет ли он жить.
Ведьма подняла на него глаза, страшный, нездешний взгляд.
- Будет. Уходи и не оглядывайся.
Матек под ее рукой задрожал, но Василий не мог противится ее взгляду и пошел прочь. Только у самых деревьев, услышав громкий, леденящий кровь крик сына, он обернулся.
Увидел Василий Иванович как спина мальчика выгнулась дугой, как лопнула на костях кожа, обнажая красное, кровоточащее нутро, а сквозь него росла пучками густая влажная шерсть. Треснул с громким хрустом череп и протиснулась изнутри длинная клыкастая пасть, с вываленным розовым языком.
Больше Василий ничего не увидел: ведьма стрельнула в него глазами, темными, как озеро, с холодным огоньком в самой глубине, и, через мгновение, он уже бежал, обуянный страхом, прочь.
Жене Василий сказал, что похоронил сына, и почему-то она ему поверила. Среди людей Матека больше не было. Взмахом руки она успокоила мужа, он и сам уже позабыл, что заставило его бежать по лесу оголтело, потом напоила его чаем с травами, и он совсем все забыл, смерть Матека казалась ему чем-то далеким и давно прожитым.
У Варвары был план. Теперь, когда пасынок умер, пришла пора рожать своих детей.
Снился только иногда Василию сон, будто стоит он на поляне и видит старый дом. Выбегает на поляну огромный зверь с красноватой шерстью, больше волка, а морда длиннее медвежьей и смотрит зверь на него, будто ждет чего-то.
После этого сна Василий всегда просыпался беспокойный, хоть никогда не мог вспомнить отчего.
***
Поздней ночью, услышав поскребывание на крыльце, ведьма открыла дверь и поглядела на зверя, жалобно скребущего лапой порог.
- Рано еще, - сказала она в ответ на его печальный взгляд, - не окреп как следует. Спи, Матеуш.
Зверь покорно склонил голову и свернулся на крыльце клубком.
***
Прошли годы и город вырос, изменился до неузнаваемости. По новым дорогам теперь ездили дорогие автомобили, старые домики заменялись новыми, высокими зданиями, в центре появился банк, кинотеатр, расплодились, как грибы после дождя, кафе, а на центральной площади открылся шикарный ресторан "Рояль".
Василий Иванович, который, разумеется, имел прямое отношению к большинству этих заведений, все богател.
Варвара была довольна жизнью. Она растила своих троих детей в любви и достатке, муж много работал и никого не осталось кто мог бы осуждать ее за то, каким способом она добилась счастья. Да и какие могут быть упреки, ведь она лишь пыталась отыскать место потеплее и кусок послаще для своих детей, любая мать на ее месте сделала бы то же самое.
Варвара отогрелась и размякла от хорошей жизни и все реже с тревогой поглядывала в сторону леса, откуда она, со свойственной ей чуткостью, ощущала смутную угрозу.
Пока молодые с энтузиазмом прорубали себе тропинки в жизнь через предприятия Орлова, старики помнили о силе, которая жила в лесу. Они же и заметили, что характер этой силы с годами стал меняться. Нелюдимый и темный раньше лес, бывший страшным местом и для прогулок и для игр, постепенно смягчал свой характер.
Осенью в лесу мягко дул теплый ветер и торжественно золотилась листва, а зимы стали мягкими и мирными, веснами на опушке стали расцветать невиданные цветы, целыми охапками, бывало, даже деревья зацветали.
Молодые люди не замечали перемен, только чаще прежнего собирались на шашлыки и гулянки, но старые видели, что к чему.
А началось это все когда в лесу появился Зверь.
Каждый год в глубине леса отыскивались следы огромного животного, которое с годами все набирало в весе и размерах. Спустя десять лет после первого найденного следа, он увеличился вдвое, обогнав размерами медведя. По весне и осени везунчики находили клоки яркой красноватой шерсти на кустах и коре деревьев, а кто-то говорил даже, что видел Зверя: огромного, как грузовик, с глазами, как фонари и появлялся он неизменно с Евой, сидящей верхом на нем. Имя ведьмы всегда произносили шепотом, низко наклонясь к собеседнику, а без необходимости, старались не упоминать вовсе.
Считалось, что того, кто назовет ее имя с дурными мыслями, постигнут несчастья и беды.
О причинах появления Зверя судачили много и с удовольствием, особенно поначалу. Интересно всем было что за питомец объявился у Евы и какие отношениях их связывают. А со временем, к его присутствию в лесу привыкли и стали относится к нему как к должному, благо с ним лес стал спокойнее и благосклонней к людям. А состояние леса всегда связывали с настроением Евы, и, если с появлением Зверя ее характер стал меняться в лучшую сторону, ему оставалось только вынести благодарность: молчаливую, но искреннюю благодарность стариков, которые помнили.
***
В самой чаще леса, на широкой поляне стоял древний темный домик. Лет ему было больше чем самому трухлявому пню в лесу, но дом стоял ровно и ни одна из древних стен не покосилась в сторону, только выпадали временами из-под крыши старые гнезда, когда приходило время птицам строить новые.
Ева стояла на крыльце и не мигая глядела на солнце. Любое живое существо потеряло бы так зрение, но ведьма могла смотреть так часами, поглощая солнечный свет всем своим телом, испивая его, как пьют дорогое золотистое вино.
Деревья с другой стороны поляны раздвинулись, впуская Зверя. Низко опустив огромную голову он пошел к домику. Дни, когда он умещался на крыльце давно миновали и подняться на него он даже не попытался, только, потянувшись к Еве, ступил на верхние ступени сердито застонавшие от тяжести его тела.
Ведьма обняла его огромную голову, с грустными разумными глазами.
- Снова ходил на отца глядеть. - сказала она и Зверь согласно заворчал в ответ. - И неймется тебе. Забыл он тебя, Матек, давным-давно забыл. Было бы что выглядывать.
Она погладила его меж ушами, а Зверь продолжал смотреть на нее печальными глазами и глухо ворчать.
- Я знаю что ты-то ничего не забыл, - сказала, - но в человека тебя не превращу. Не то ты уйдешь и забудешь меня.
Зверь ласково зарычал и стал тянутся огромной головой, чтобы потереться о любимую хозяйку, все так же глядя на нее жалобно.
Но ведьма сказала "Нет" и он не стал спорить больше, лег на траву изредка тяжело вздыхая так, что листья на другом конце поляны дрожали.
Когда он уснул, Ева села, прислонившись к теплому боку, едва не утонув в густой волчьей шерсти. Глаза ее еще хранили в глубине огоньки солнечного света и зрачки светились в темноте, как пара светлячков.
Годы шли, а Матеуш не забывал своей истории, помнил, как обошлась с ним мачеха и ходил на лесную опушку поглядеть на дома внизу, где иногда можно было почуять его отца вышагивающего рядом с мачехой-убийцей. Магия Евы сделала его невидимым для тех, кому он не хотел показываться, а Матек с лесной опушки видел, как стареет отец и хорошеет Варвара, как подрастают у нее, один за другим, новые детишки.
Матеуш скрежетал зубами, но из леса не ходил, пока Ева не разрешит.
- Ты щенок еще. - говорила она ему, когда в холке он уже был выше нее, - Встретишься с ней, и ей только плюнуть нужно будет, и ты уже покойник, что же это за месть. Да и не нужна она тебе. Забудь, глупенький ты мальчик.
Но Матеуш не забывал и все настойчивей просил отпустить его повидать отца, не так уж много разглядишь с опушки. Глаза у него делались все печальней и тоскливей, и сердце ведьмино сжималось от плохого предчувствия. Но он так просился, что не уступи она - так и зачахнет от тоски.
Глубокой ночью Ева обняла голову Зверя и стала гладить его напевая нежную песню, похожую на колыбельную. Зверь еще глубже провалился в сон и не почувствовал, как его тело задрожало и начало меняться.
***
Рассветное солнце тронуло верхушки деревьев и первые лучи проникли на тихую сокрытую в глубокой чаще поляну. Ведьма вздрогнула, открыла глаза, пробудившись от сна и увидела, что ее колдовство закончилось.
Зверь исчез. На коленях у нее спал молодой парень, чему-то улыбавшийся во сне, хорошо сложенный и красивый, как осеннее солнце. О Звере напоминала только густая копна красновато-коричневых волос, которые Ева ласково погладила, пробуждая его ото сна.
Он улыбнулся еще шире, открыв глаза, которые ни капельки не изменились. Матеуш попытался по обыкновению приветственно заурчать, но из горла у него вырвались совсем другие звуки.
- Привет, - сказал он и сам испугался своего голоса, - Ой, ты такая большая!
Ева усмехнулась наблюдая, как Матек вскочил с места и скачет по всей поляне, восторгаясь во все горло.
- Ты погляди, погляди! - кричал он, показывая ей то руки, то колени и ступни.
Он и забыл как положено двигаться человеку, шатался как пьяный, не привыкнув к новому телу, он ведь столько времени провел в звериной шкуре, а теперь стал человеком.
Матеуш перестал скакать и крепко обнял Еву.
- Спасибо, - сказал он, - спасибо за твой подарок.
- Пусти, не то пополам меня сломаешь, зверюга, - отмахнулась она, но в глазах у нее мелькали лукавые искорки, - получил чего просил.
Матек только улыбнулся и боднул головой ее плечо, как бывало делал прежде, выпрашивая ласку и Ева рассмеялась, ероша его волосы.
- Больно велик ты вырос для ребячеств. Пойдем, отыщу тебе в этой избе чем одеться и перекусить.
Матеуш смел со стола все, будто только из голодного края вернулся. Человек человеком, а аппетит у него остался зверский. Одевшись он стал поглядывать в окно и спросил наконец, то, что давно на языке вертелось:
- Скажи, ты отпустишь меня повидать отца?
- Отпущу, зачем же все затевалось, - ответила она равнодушно, но Матеуш очень долго был зверем и почуял исходящую от нее грусть. Он наклонил голову, ловя ее взгляд и пообещал:
- Я вернусь. Ты и соскучится не успеешь!
- Я и не собираюсь скучать, - ответила ведьма, а потом повесила ему на шею маленький медальон.
- Носи, это на счастье. И помни - ты больше не зверь, от пули и дурного глаза тебя больше ничего не защищает. Мачехи берегись, но помни, что больше всего на свете она дорожит своими отпрысками. Вернись живым.
- Спасибо тебе, - Матеуш обнял ее бережно, поцеловал в щеку и, стремительно сбежав по крыльцу, скрылся среди деревьев. Она смотрела ему вслед своим потусторонним, нечеловеческим взглядом, которого он совсем не боялся, и в ведьмином сердце поселилась тоска.
Она тронула щеку, где ее коснулись губы ее мальчика и исчезла в темном нутре дома.
***
Матек бежал, перепрыгивая через корешки и кочки, радостный и полный предвкушения. Он увидит отца, и он обрадуется ему, узнает, что все это время сын был жив, стряхнет с себя наваждение и вместе они прогонят мачеху, вместе с ее детенышами и заживут по-настоящему! Но поближе к лесу, чтобы Ева не скучала без него долго, да и он без нее затоскует.
До самой опушки добежал Матеуш, а после пришлось идти шагом. Город разросся за время его отсутствия и бегом здесь можно было и под машину попасть. Он крутил головой, пялясь на незнакомые здания и новые улицы, дорогие машины и магазины. Сколько всего успело перемениться!
И почти везде он видел имя своего отца, подойди поближе к любому гипермаркету, кафе и высотке, и на табличке увидишь приписку: "Собственность компании "Орлов"." И, все права, дескать, защищены.
Матек радовался, восхищался, а потом задумался: а вдруг не получится отыскать отца в таком большом городе? Когда он пришел туда, где раньше был их дом, он увидел сетчатое ограждение, и котлован и десяток рабочих в оранжевых касках. Надпись на сетке гласила, что строится жилой дом. Владелец: "Орлов".
Матек испугался было, а потом вспомнил, кем он был совсем недавно, и как во всем лесу знал, где какая птица шевельнется.
Матеуш закрыл глаза и увидел мир другим своим зрением: ушами и носом, стал с городом единым целым, с головой погрузился в его суетливую, торопливую жизнь. Через минуту, Матек уверенно пошел по следу.
***
Василий Иванович был бережливым хозяином и у него редко что-то ломалось. Успех и богатство так и не сделали его высокомерным снобом и, в сущности, он так и остался тем Васей, который приехал когда-то в глухую деревню на раздолбанном "Москвиче", чтобы изменить мир. С тех пор "Москвич" успел смениться на модную иномарку, но от привычки ездить на одной и той же "феюшке" много лет он не отказался.
Машина неожиданно закапризничала прямо посреди дороги, едва Василий съехал на обочину, иномарка печально фыркнула и двигатель заглох. А у него было назначена встреча, на которую он хотел успеть и ехать еще через весь город! Василий почесал в седом затылке, поглядел в капот, подергал провода, и, к своему счастью, увидел автосалон на другой стороне дороги. Поглядев по сторонам, он стал переходить улицу, и тут-то его история могла и закончится. Из-за поворота вылетел грузовик и понесся к нему. Считанное мгновение, которое оставалось у Василия, чтобы отпрыгнуть, он потратил, растерянно пялясь на заляпанный номер и пыльные фары КАМАЗа приближающегося со скоростью апокалипсиса,.
Он почувствовал удар в грудь, от которого весь воздух со свистом вырвался из легких, и земля ушла из под ног. Спиной он во что-то врезался и все прекратилось, увизжали куда-то вдаль шины.
"Наверное, все" - подумал Василий, удивляясь, что совсем не ощутил боли. "Интересно, когда можно открывать глаза?".
- Ты в порядке? Ответь. - позвал незнакомый голос и, открыв один глаз, Василий увидел склонившееся над ним обеспокоенное лицо молодого парня. Увидев, что он жив, тот широко улыбнулся, и в глазах у него заплясали разноцветные огоньки.
- Напугал ты меня, отец, - сказал он, помогая Василию Ивановичу подняться. Фуры нигде не было, дорога была пустынна и безопасна, автосервис также зазывно мигал огоньками на другой стороне дороги.
- Так ты, получается, жизнь мне спас! - сказал он парню, хлопнув его по плечу. - И как успел? На секунды счет шел.
- А у меня реакция хорошая, - ответил он.
- Баскетболист? - уважительно спросил Василий.
- Вроде того.
Василию парень понравился, про такого сразу видно, что добрый и обманывать не станет, да и знакомое что-то промелькивало в его глазах и улыбке и даже том, как встряхивал головой, убирая волосы.
- А знаешь что, пойдем, посидим, где-нибудь? - сказал Василий Иванович, обнимая парня за плечи, - нравишься ты мне, а за спасенную жизнь одного обеда мало.
- Пойдем, отец, - легко согласился парень, но ничего не шевельнулось в памяти у Василия на это обращение. Манера такая у парня разговаривать, что с того?
- Вот и пройдемся, тут недалеко, одно неплохое место... меня Василием Ивановичем зовут, но ты меня Василием называй. А тебя как звать?
- Матеуш, - ответил парень, - меня Матеком еще зовут.
- Необычное имя, - сказал Василий. В груди у него образовался какой-то холод и свернулась клубком тревога. - Родители поляки? Или сам оттуда приехал?
- Нет, родители русские, в честь деда-поляка назвали. В войну погиб.
- В честь деда, значит, - в раздумьях повторил Василий, но они уже пришли и он постарался показать себя гостеприимным хозяином. Ресторан этот, как и многие другие в городе, принадлежал ему и он уж расстарался, чтобы парень был накормлен, напоен и весел. Василий рассказывал Матеушу истории, про жизнь свою, как предпринимателем стал, анекдоты всякие припоминал. Гость и спаситель смеялся, и Василий смеялся вместе с ним, а что-то его не отпускало, будто тень над ним стояла и тревожила его.
Вышел Василий в туалет, умылся и поглядел в лицо свое в зеркале, и поседевшие волосы, кое-где еще помнящие, что некогда были золотисто-каштановыми. Вернулся он за стол, посмотрел внимательно на гостя и сказал:
- А знаешь, Матек, был у меня сын. Я про то никому не рассказываю. И сам почти не вспоминаю. - Василий глотнул водки из стакана, поморщился и продолжил хрипло, и быстро, потому, что то, что он говорил и его самого пугало, - Кажется мне иногда, что не умер он. Будто не хоронил я его, как память говорит, а в лесу спрятал. Странно, да?.. не знаю, почему сейчас вспомнил. Звали его как тебя, потому наверное. И похож ты на него. Да, похож.
Матек крепко сжал его плечо, глядя почти виновато.
- Ну ты чего, пап, - позвал он, видя, что неладное творится с Василием от таких догадок. Матеуш хотел, чтобы отец обрадовался, не представлял, что он плакать станет.
Василий обнял сына и сжал крепко.
- Как же так, Матек, как же так. Что же ты делал все это время?
- Я жил, папа, - Матеуш улыбнулся и поглядел в глаза отцу, - скучал невероятно, но теперь все, можно, вернулся за тобой. Прогоним мачеху и заживем с тобой счастливо, давай?
Тут Василий выпустил его и посмотрел на сына серьезно.
- Что значит, прогоним? - спросил, - Матек, она моя жена, а тебе мачеха. Она так обрадуется, что ты живой!
Матеуш глянул на отца, ничегошеньки не понимая. Только что перед ним сидел нормальный человек, а сейчас глаза у него заволокло будто туманом, взгляд потерялся.
"Наваждение" - понял Матек, - "Навела мачеха на него морок, чтобы не помнил ничего. Но сейчас я ему напомню!".
- Папа, - мягко позвал его Матеуш и, когда взгляд отца на нем сфокусировался, стал рассказывать: про маму и про детство свое. Про то, как Варвара сначала маму в могилу свела, своими припарками ядовитыми, а потом и его самого едва не убила. Про то, как отец спас его, отнес в лес, к Еве.
И словно солнышко выглянуло из-за облаков: туман рассеялся и Василий вспомнил. Вспомнил даже, как придушить хотел наглую ведьму, да рассвет наступал на пятки, а сын погибал.
- Да Матеуш, помню, теперь помню, - сказал, вытирая намокшие было глаза, - прав ты, мальчик, хорошо, что пришел. Вот что, приходи завтра? Тогда и поговорим, а теперь мне нужно переговорить... с Ней.
И распрощались. Матек в одну сторону пошел, Василий в другую. Пришел домой, раньше, чем обещался, прошел в залу, увидел жену.
Варвара сидела на диване, вся в черном, смоляные волосы убраны наверх, темные глаза не отрываются от малютки на коленях, которую она поила из бутылочки. Остальные дети молча возились у ее ног, и при приближении отца, так же молча подняли на него свои одинаково-темные глаза и внимательно поглядели на него, как звери при приближении охотника.
Ни один из трех детенышей не походил на отца.
В этом было столько жути, что Василий подумал, как же он раньше этого не замечал. Жил, выходит, как во сне, в вязкой, липкой паутине.
Варвара улыбнулась мужу, но в глазах у нее не было тепла.
- Привет, дорогой. Почему ты сегодня так рано? - она отложила бутылочку, ссадила с колен ребенка и встала навстречу мужу, протягивая руки, чтобы обнять его, но Василий отступил на шаг.
- Уходи из моего дома, - тихо сказал он, чувствуя злость и разочарование. Она убила его жену, едва не погубила его сына и всю жизнь делала из него идиота. Заставила его забыть своих любимых! Вертела им как дурачком!
- Что стряслось, милый? Ты сам не свой. - голос нежный, а глаза уже щурятся подозрительно, выискивают в нем причину. Василию стало горько и печально.
- Уходи, пока не пришиб тебя, - сказал, - я все помню. Все твои грехи.
- Кто-то задурил тебе голову, да? Кто это был? - сказала, приближаясь по шажочку. Василий почувствовал, что если она его тронет, морок вернется, и снова шагнул назад.
- Не приближайся, ведьма. Знаю я, как твои штучки работают. Просто уходи.
- Понимаю, - вдруг сказала она. Плечи ее поникли, голова опустилась, и сразу она стала выглядеть беззащитной и маленькой. Василию стало жаль ее на мгновение, а потом он вспомнил, кто перед ним и одернул себя. - Тогда я уйду. Соберу детей и... - она упала на диван и заплакала, горько и тихо, давясь слезами.
Василий стоял, как истукан, держась изо всех сил, чувствуя себя чудовищем и отчаянно борясь с желанием подойти к жене. Он много лет с ней прожил в браке, в конце концов!
- Я просто хотела счастья нашим детям, - сказала, икая и всхлипывая, - чтобы кушали сладко, одевались тепло, всего-то. Прости меня, такого наворотила, бог мне судья, хотелось, как лучше.
- Ну, не плачь так, - попросил, - все обойдется.
- Раз уж так, - сказала она, вытирая слезы, - помоги мне собраться, и я уйду и больше не появлюсь.
- Конечно, - с облегчением сказал Василий.
Варвара протянула руку и он, не задумываясь, взял ее и обожгли его тут же черные глаза, и ни следа слез в них, и Василий пропал.
***
С самого утра Матеуш поспешил в ресторан, где они обедали вчера, и прождал почти до обеда, нетерпеливо оглядываясь по сторонам, но отец так и не появился. Предчувствуя дурное, Матек стал искать след и нашел его в больнице.
Отец спал. Он был очень бледный, дышал хрипло, прерывисто. Матек тронул его плечо и он с усилием открыл глаза.
- Ты кто такой? - выдохнул он и на Матеуша пахнуло лекарствами и болезнью. - Уже пора?
- Отец, ты чего? - Матек склонился ниже. - Это же я, Матеуш. Мы виделись вчера, неужели забыл?
- Ты прости уж, память совсем плохая. Хоть и кажется, что я тебя где-то видел и правда. - отец закашлялся и Матек почуял, что обволакивает Василия липкий темный туман и высасывает из него силы и едва не одернул рук, чувствуя, как туман тянется и к нему.
Тот же туман заволакивал и взгляд отца. Теперь он не помнил его, в этом Матек был совершенно уверен, как и в том, чьих рук делом было все это. Матеуш почувствовал, как горячая кровь приливает к голове и кипит в венах. Он не хотел трогать мачехи, но она не оставила ему выбора.
***
Матеуш отыскал нужный дом очень быстро. Ярость, которая вела его, проложила для него дорогу, а приобретенное чутье и скорость провели, мимо всех охран и препятствий, на самую вершину многоэтажного дома.
Дверь в квартиру была открыта, даже распахнута. Матуеш чувствовал, что идет в подготовленную ловушку, но и это не заставило его отступить, так он был зол на коварную ведьму, посмевшую тронуть его отца, всю жизнь она высасывала из него кровь!
Варвара сидела в большой комнате, прямая и строгая на фоне огромного окна.
Она была одета в строгий деловой костюм и просматривала бумаги, глядя на столбики цифр через стильные очки-половинки. Ведьма посмотрела на Матеуша поверх них, когда он подошел.
- Вот и наш мстительный-добродетельный явился, - сказала она, - зачем пришел?
- Отца мне верни, колдунья! - крикнул Матек и, что было сил, ударил по стене. Варвара равнодушно посмотрела, как отлетел от угла большой кусок штукатурки. - Мало тебе было мать мою извести и меня едва к праотцам не отправить! Отца забрать не позволю!
- Ты так орешь, словно это я виновата, - сказала Варвара, снимая очки. - Не я его убиваю, а ты.
- Ума лишилась? - спросил Матек, - Это из-за меня что ли он на больничной койке лежит?
- А из-за кого? Пока ты не воскрес, он в больнице не бывал. Даже не чихнул ни разу. Но нет, надо было тебе явиться и воду мутить, что мне по-твоему оставалось делать, после того, как он заявил, что прогоняет меня? Я повела себя совершенно естественно.
- Твоя логика такая же больная, как ты сама. И гнилая насквозь, - Матеуш наклонился вперед, опираясь на стол, сверля ведьму таким взглядом, от которого ей стало не по себе. - От тебя пахнет разложением. Верни мне моего отца.
- А что ты мне сделаешь? - сказала Варвара и холодно рассмеялась, - ты беспомощен! Тронешь меня и станешь такой же безвольной колодой как и твой отец, мне и трудов-то вызвать охрану, чтобы тебя вывели. А, как только ты выйдешь из комнаты, знаешь, что я сделаю? Я достану свою черную шаль, и полынь, и рябину, и так поколдую, что к утру ты будешь мертвее всех мертвых, мальчик. На что ты надеялся, приходя сюда, безо всякой защиты? На то, что я испугаюсь голоса твоего грозного? Или может, раскаюсь? В чем, интересно? Мне нет больше выгоды беречь твоего отца: раз тебя вспомнив, он вспомнит и потом, и после. От мертвого больше пользы: я получу все его деньги и предприятия, и мои дети не будут знать голода и недостатка ни в чем, до конца своих дней. Жаль, что так приходится с ним кончать, он был хорошим добытчиком все эти годы, но, что поделать! Для того все и затевалось, и неужели ты думал, что я сейчас отступлю?
Знаешь что - уходи, мальчик. Уходи и жди пока смерть сама тебя найдет. Уйдешь тихо и я, так и быть, сделаю твою смерть спокойной и безболезненной. И не кипятись так, бедняжка. Ничего личного, видишь ли, ты просто мне мешаешь.
Матеуш страдал от бессилия. Ведьма была права, ничегошеньки не мог он ей сделать, отца погубил и сам ничего противопоставить не мог, на верную смерть и явился, наглой стерве на радость. Он сжимал и разжимал кулаки, ища способ сделать все правильно и вдруг, неожиданно, нашел его, словно вело его что-то, вкладывая в голову нужные слова, которые уже срывались с языка.
- Делай, что хочешь, ведьма. Доставай свою шаль и колдуй, потому что сейчас я уйду. Но, когда твое колдовство меня настигнет, твои детеныши уже будут мертвы. Я посворачиваю одну за одной их тщедушные шейки, за мать, за отца, и за себя. И станем мы с тобой в расчете. - Он дико улыбнулся, скаля зубы, глядя, как потемнело ведьмино лицо от страха и ярости, и вскочила она с места, бормоча слова заклинания.
"И что же выгадал?" - подумал он себе, - "Сейчас она меня проклянет и умру я на месте".
В глазах потемнело, его согнуло пополам от боли, раскалился докрасна медальон на груди, прожигая кожу, обнажая кровоточащие мышцы и прорастающий через них кроваво-красный мех.
Матеуш торжествующе зарычал и бросился вперед, чувствуя, как хрустят и ломаются кости, вырастая в два, в три, в десять раз, щелкнул клыками вытянувшаяся челюсть.
Комната стала для него мала, а ведьма ничего не успела ни сказать, ни крикнуть, только смотрела на него глазами, полными кромешного ужаса, когда его челюсти сомкнулись, на ее талии, перегрызая ее пополам.
***
Посреди поляны, залитой закатным солнцем, на фоне золота и зелени травы выделялась высокая черно-белая фигура.
Ева ждала, сложив белые руки на груди, считая удары сердца, пока солнце не скрылось за деревьями, и поляну не укутали голубым сатином сумерки. Тогда Ева глубоко вздохнула и повернулась к избушке.
Тогда прозвучал треск и шорох, будто сквозь деревья двигалось что-то большое. Ева увидела, как меж ветками протискивается голова огромного зверя. Глаза горели яростным пламенем, а вся морда, до самых ушей, щедро обагрена кровью, багровым были запачканы его клыки и когти.
Зверь глухо зарычал, содрогаясь всем своим огромным телом, но Ева одна на всем свете знала, что значит его рык вовсе не угрозу.
Легко, как маленькая девочка, Ева подбежала к зверю и обняла его шею, зарываясь руками в густой мех. Зверь закрыл глаза, прижимаясь к ней мордой.
- Вернулся, глупый упрямый мальчишка, вернулся. - повторяла она, не переставая гладить его. - Отчего столько крови? Неужели, она тебя ранить успела?
- Не она. - хрипло сказал Матеуш человечьим ртом, его тело стремительно принимало человеческую форму, и тогда Ева увидела глубокие кровоточащие укусы, страшные раны, на лице и груди, и боках. - Ее дети, - сказал и поглядел на Еву затуманенными от боли глазами.
- Она не сразу умерла. Ползла половинкой тела, впиваясь в пол ногтями, изрыгая ругательства, звала своих детей, пока не скусил я ее голову с тела. Тогда пришли ее детеныши и вопили громко, как птицы. Быстрые, злобные твари, зубов у каждого что у акулы. Я сражался с ними, пока всех не удавил, но и они меня достали. - Он дико усмехнулся, покачнулся, едва не упал. Ева удержала его, с неженской силой, и обняла, укачивая, как ребенка.
- Но я пришел к тебе.
- Молодец. Ты молодец. - сказала Ева. - Я вылечу тебя: лунным светом и травами, и заговором крепким. Зубы у тварей ядовитые, мыть твои раны придется в тайной реке, три долгих месяца. Не дошел бы, совсем скоро бы умер.
- Скажи мне, что теперь будет, - попросил, зарываясь лицом в ее длинные волосы, - не испортил ли я все насовсем.
- Василий Иванович завтра же встанет на ноги, - сказала Ева нараспев, - и все у него будет лучше прежнего. В третий раз не женится, поселится в доме, поближе к лесу, станет часто-часто к тебе ходить. А ты останешься со мной, пока деревья вокруг не разменяют пятидесяти сотен лет, пока про нас не забудут, пока не придет время звездам гаснуть, а нам с тобой - умирать. Если дураком снова не будешь и станешь меня слушать.