Аннотация: Чтобы спасти его, она превращает его в зверя
Приехал как-то раз в одну захолустную деревеньку автомобиль, древняя таратайка, дверцы ржавые, номера заляпанные, тряслась и звенела от первого и последнего винтика.
Остановилась эта телега на холме над деревней, откуда прекрасно были видны покосившиеся домики, запущенные поля и лес. Из машины вышел молодой парень и посмотрел вниз жадно, будто на месте жалкой деревеньки видел что-то грандиозное и сказал сам себе:
"Вот здесь и начну".
Парня звали Васей Орловым и он задумал стать предпринимателем и начать с того, чтобы построить тут ферму.
Но не так-то просто оказалось двинуть что-то в такой дали от больших городов. Люди здесь были ленивы, от жизни ничего не ждали. На расписываемые Василием радужные перспективы чиновники позевывали, а в лучшем случае говори: "Хорошо бы. Но не здесь, Вася, не здесь".
А Вася-то знал, что только здесь! Ему был от бога дан хороший взгляд, золотые места он издалека чуял, и, как удачно совпало, что здесь еще никто ничего не построил!
Но как Вася ни пытался, ничего он не добился. Приходилось уезжать и начинать все сначала где-то в другом месте, хоть сердце у него ныло, ужасно не хотелось все бросать.
Тем вечером рассказал Василий все старушке, у которой снимал комнату. Внимательно выслушала она все его разговоры про проценты и прибыль, про перспективы, да жалобы на то, что любая идея здесь тонет, как в болоте. Выговорившись, Вася совсем сник, а старушка вдруг сказала ему:
- Ты, хоть и чужой, но хороший человек, сразу видно, хочется мне тебе помочь. Я знаю к кому тебе нужно за советом обратиться, без нее в этих краях ни одно дело важное не делается. Сумеешь ее уговорить и все у тебя само собою получится.
Вася уши-то и навострил, он думал, что все про здешних начальников знает, а была оказывается еще какая-то сила, которая им всем указом была, которую он из виду упустил.
- А кто она такая? - спросил он тут же, - жена чья-то или любовница?
- Ничья он не жена, упаси тебя такое ей сказать, - замахала руками старушка, - она куда старше и важнее всех твоих чинушей. Они про нее ничего не знают, а она про всех все ведает.
- Кто же она?
- Ведьма, Вася. Но ты ее так не называй, она же женщина, может и обидеться.
Ничего не понял Василий. Как это ведьма?
- Вы так шутите?
- Глупый ты. Я тебе помочь пытаюсь, а ты заладил, шутите-шутите, - рассердилась старушка, - так и уезжай ни с чем, если слушать не хочешь.
- Нет, постойте! - взмолился Василий, - Расскажите! Если уж идти, то до конца, я по-другому не умею.
- Вот и слушай внимательно, и не перебивай. Пойдешь утром на опушку лесную и постучишь по большой ели, что стоит у тропинки. А потом иди, прямо и прямо и все по елям постукивай. Сам увидишь, что будет.
***
Утром Вася сел в машину и поехал по дороге прочь от деревни, будто бы уезжал. Потом он свернул и проселочной дорогой доехал до лесной опушки в двух километрах от деревни, оставил там машину и пошел вдоль деревьев.
Он опасался, что старушка над ним подшутила и теперь вся деревня высыпет посмотреть как дурак ходит по елям стучит.
Но когда он дошел до большой ели, вокруг не было ни души. Вася несколько раз огляделся, плюнул от смущения и дважды стукнул по сухому дереву. Снова огляделся, убедился, что и впрямь никто за ним не следил, и зашагал вглубь леса.
Шел Вася долго, стуча по каждому еловому стволу, которые уводили его все глубже в чащу. И что-то так глубоко он задумался, пока шел, что когда раздался совсем рядом женский голос, он едва язык свой не проглотил от неожиданности.
- Что стучишь, мальчик? Потерялся?
Вася оглянулся, но никого не увидел, только деревья да кусты.
- Ты где? - сказал он, крутя головой.
- Так ты еще и слепенький? Здесь я, - ответил голос и Вася увидел ее у ели в трех шагах от себя, будто она и в самом деле все это время здесь стояла, а он ее не замечал.
Хоть и не заметить такую было бы трудно! Высокая и стройная, как деревце, кожа белая, а длинные темные волосы спускались ниже поясницы, укрывая ее плечи и спину как плащ. Ведьма была одета в длинную белую рубашку, а ноги ее оставались босы.
Была она чудо как хороша собой, но Василию от ее взгляда стало сильно не по себе. Она смотрела не как человек, а как кто-то совсем человеку чужой.
- У тебя дело ко мне, Василий Иванович? - спросила она. Ему подумалось, что она смеется над ним, но ему было все равно. Чутьем своим, Василий чувствовал исходящую от нее силу. Права была старушка, только она все здесь и решала, только от нее все зависело, теперь он очень хорошо это знал.
Собрался Вася с мыслями и, как мог коротко, изложил ей свое дело. Никогда он еще не был так немногословен говоря о делах, но он знал что никакими льстивыми речами и фантазиями удивить ее не удастся.
Она выслушала его довольно равнодушно, Василий и не ожидал, что она кивнет и скажет:
- Пускай. У тебя есть мое согласие. Строй на этой земле, обогащай ее, никто не станет чинить тебе препятствий. Но за это ты выслушай мой совет и запомни его.
Ведьма посмотрела ему в глаза и будто бы через них коснулась самой его души, которая сжалась под ее холодным нечеловеческим взглядом.
- Смотри в оба, Василий Иванович. Незнакомкам с темным глазом двери не открывай. Второй раз не женись. Если ослушаешься, то приведешь ко мне своего первенца, так и запомни. Беги теперь, Вася. Свободен.
И Вася побежал, давно ноги просились, а теперь дал он им волю и бежал до самой опушки, уже в конце смеясь на бегу, зная точно: теперь все получится!
Не прошло и пяти лет, как в умеренно спивающейся глубинке выросла крупная и преуспевающая ферма. Для этого Василий немало побегал, много порогов обивал, работал с утра до ночи и не зря: не каждый из провинциального засранца за пять лет вырастает большим предпринимателем.
В деревне выросли новые дома, приехали люди на заработки, построили целых два магазина и поговаривали об открытии школы и каждый житель назвал Василия, к имени которого теперь непременно прибавляли уважительное "Иванович", своим благодетелем.
В то время ферма уже встала на ноги, Василий обнаружил, что свободного времени у него образовалось больше, чем раньше, но заскучать не успел: как и полагалось, он встретил девушку, прекрасную Катеньку и влюбился, куда деваться.
Поженились они через год и поговаривали, что счастливая пара совсем скоро станет еще счастливее. Не прошло и пяти месяцев после свадьбы, как в областном роддоме раздался первый пронзительный крик Орлова-сына.
Назвали Матеушем, в честь Катиного деда-поляка, погибшего в войну, диковинно, зато красиво. А дома звали Матек.
Следующие четырнадцать лет семья прожила очень счастливо, душа в душу - сын умница, мать красавица, отец работящий. Деревня за это время как-то незаметно превратилась в городок и сын стал ходить уже в новую школу.
Когда Матек подрос, Катя захотела вернуться на работу на ферму. До беременности она была ветврачом. Домой решили нанять домоработницу, чтоб было кому приготовить и прибраться.
Никто из них не помнил, кто привел в дом кареглазую Варвару. Молодая была совсем, красивая девица, Василий надеялся, что она подружится с Матеком, но мальчик почему-то ее так и не полюбил. Не разговаривал с ней и в комнате своей закрывался, если раньше родителей домой приходил.
Варвара объяснила, что он ведь почти уже взрослый парень, вот и стесняется.
К тому времени, Василий Иванович совсем забыл про свою встречу с ведьмой. Когда люди сталкиваются с чем-то, чего не понимают, память сама старается вытеснить это из их головы, хотят они того или нет. Вот и забыл Вася и ведьму, и ее наказ.
Через полгода Катя заболела, порезалась чем-то на ферме, и, несмотря на перевязки Варвары, с травами, рана воспалилась, да так сильно, что когда повезли ее в больницу, выяснилось, что у нее заражение крови.
Сгорела Катя за два дня, от сепсиса, оставив безутешного мужа вдовцом, а сына сиротой.
Василий Иванович был совершенно разбит. Если бы не забота Варвары, целыми днями отпаивающей его успокоительными травками, он бы не знал что бы с собой сделал. Но через несколько месяцев, заботами Вари, понемногу, ему стало лучше.
Никто не удивился, когда Василий на ней женился.
Матека после смерти матери будто подменили. Он стал нелюдимым, мрачным, домой приходил как можно позже, так что у отца сложилось впечатление, что он всеми силами избегает вообще там появляться. На Варвару сын смотрел волком, разговаривать с ней отказывался наотрез, а еду, которую она готовила, выбрасывал не пробуя.
Молодая мачеха и лаской, и добром пыталась приручить пасынка, но Матек от этого все больше закрывался как раковина.
В один день Василий призвал отбившегося от рук сына к ответу и потребовал, чтобы он извинился перед мачехой, поцеловал ее и впредь вел себя как положено сыну.
Варвара слушала Василия, сложив руки на груди и в ее глазах Матек безошибочно чуял насмешку и ту поганую гнильцу, которую почувствовал в ней с самого начала, сладкий дурманящий запах, который с ног до головы окутал его отца.
- Извиняйся! - потребовал Василий и Варвара выжидающе подняла брови: куда ты мол денешься, щенок, делай как отец велел.
А Матек открыл рот и сказал:
- Меня ты не обманешь, я знаю, что это ты убила мою мать. И однажды я убью тебя, дрянь, - зло выплюнул он.
Варвара изменилась в лице. Василий ударил сына так, что он упал на пол, а потом отволок его в его комнату и запер там, чтобы он как следует подумал о своем поведении.
Варвара так и стояла как громом пораженная. От мальчишки исходила невиданная сила, яркая, ослепительная, и чутье, которому она доверяла, подсказывало ей, что сила эта однажды может стать опасной. Этого она допустить никак не могла.
Той ночью, Василий проснулся и понял, что молодой жены рядом в постели нет. Он увидел оранжевый свет пляшущий по стенам и потолку от горящей на полу свечи. Его жена сидела на полу к нему спиной в черной шали и мерно раскачивалась, бормоча что-то под нос. Почувствовав его взгляд, она обернулась и Василий Иванович увидел ее глаза: мрачные черные озера без единого отблеска.
- Спи, - приказала она. Утром он ничего не вспомнил.
Варвара выглядела утомленной, а у ее виска целая прядь волос поседела, на лбу обозначились морщины. Василий решил, что это от расстройства и пообещал ей за завтраком серьезно поговорить с сыном.
Варвара накрыла на стол, а Василий постучал к сыну, не получил ответа и открыл дверь. В нос ему ударил странный затхлый запах, в комнате было очень жарко, будто кто-то топил всю ночь печку, а окна были наглухо завешены шторами.
- Матек? - позвал сына Василий и распахнул штору, впуская в комнату свет.
С постели раздалось глухое рычание и Василий бросился туда, чувствуя неладное. Матеуш за ночь похудел вдвое, кожа у него горела огнем, глаза слезились от света и закатывались, открывая страшные белые белки. Его трясло, и ни на какие слова он не реагировал.
Тут же вызвали скорую, повезли его в областной центр, потом в инфекционную и везде врачи разводили руками, даже связи Василия Ивановича оказались бессильны, Матек горел и умирал у него на руках.
Вечером второго дня Варвара тронула оглушенного горем мужа за рукав и сказала вкрадчиво:
- Давай отвезем его домой. Если уж умирать, так в родных стенах.
Той же ночью Варвара смотрела как он сам укладывает ослабевшего сына в постель: прикосновений мачехи он не переносил, начинал рычать и трястись пуще прежнего.
- Пойди в лес, - сказала она Василию, глядя, как он поправляет одеяло на Матеке, который трясся все слабее и слабее, неумолимо угасая. - Сруби две еловые ветки для креста. Здесь так принято хоронить.
Василий кивнул, взял топор и пошел в лес. На опушке встретил большую ель, и хотел срубить ее, а потому подумал: "А вдруг, дерево гнилое? Стану я делать сыну крест из гнилушки?"
Постучал Василий по стволу, прислушался, и пошел дальше, вглубь леса, ни одной елью не довольный. Понимал, что время попусту тянет, а все же была надежда, а что если пока он веток не срубит, Матек не умрет?
Забрел он так в глубокую чащу и понял, что если еще дальше пройдет, совсем заблудится, пора дело делать. Выбрал он дерево покрепче, занес топор, и услышал:
- Не послушался ты меня, Василий Иванович.
От неожиданности Василий едва не выронил топор. Оглянулся - никого.
- Кто здесь? - прошептал он.
И ведьма показалась. Такая же как в прошлый раз, только еще страшнее в темноте, еще жутче смотрели потусторонние глаза.
- Впустил колдунью в дом, теперь пришел сына хоронить. - сказала она, пронизывая его холодом до костей.
Василий вспомнил ее, будто из прошлой жизни появилось воспоминание, как точно так же стоял он на поляне, только залитой солнцем и был у них с ведьмой уговор, и помогла она ему, словно по волшебству, все двери перед ним открылись.
Тогда Василий Иванович, наживший на голове немало седых волос, упал перед ведьмой на колени:
- Владычица, помоги, - умолял он, - убереги моего мальчика, все что пожелаешь бери взамен, только не дай ему смертью страшной погибнуть.
- Встань, Вася, - строго сказала. - Приводи первенца своего до рассвета, да смотри не опоздай. Коли не убережешь мое, не дам я тебе жизни. Беги скорее, Вася, беги.
***
Спешил Василий домой. Ему казалось, что перед тем, как забраться в чащу он часами бродил по лесу, но совсем скоро показалась впереди опушка.
К дому он бежал, а у самой двери остановился и тихо-тихо вошел в дом. Варвара спала в кресле, накинув на плечи черную шаль. Василий обошел ее, чтобы не потревожить, оглянулся только раз посмотреть в ее лицо.
Теперь, когда ведьма сказала кем вправду была его жена, ее лицо вовсе не показалось ему красивым. Было в нем что-то злое, настороженное, что-то гадкое, о чем постоянно ведь говорил ему сын. А он не слушал, околдованный ее речами и зельями.
А выходит, что это она погубила Катеньку. Сердце у Василия сжалось от боли и ярости и шагнул он к ведьме, чтобы свернуть поганую шею, придушить, раздавить, как насекомое, но бросив взгляд за окно он увидел, что небо светлеет. Нельзя было медлить ни секунды.
Василий взял сына на руки и побежал в чащу. Небо светлело, вот уже первые лучи стали пробиваться за горизонт и Василий испугался, что все потеряно, он опоздал.
Краем глаза заметил он просвет меж деревьями, метнулся туда и оказался на широкой поляне. Посреди поляны стоял дом, сложенный еще в те времена, когда лес вокруг был юной рощицей, бревна его потемнели от времени, под крышей теснились гнезда не одного поколения птиц.
Дверь распахнулась и ведьма вышла на поляну.
- Положи его на землю, Василий Иванович, - велела она. - И отойди.
Василий сделал, как велено, а Матек вдруг открыл глаза и устало, но вполне осознанно посмотрел сначала на отца, потом на ведьму. Его уже совсем не трясло, и Василий снова испугался, что уже поздно.
Он шагнул назад, глядя как ведьма склонилась над его сыном, хмурясь, а потом нежно погладила его по голове.
- Что же ты, Матеушек, - сказала она нараспев, - и не болеешь ты совсем, то суть твоя наружу рвется. Ничего, сейчас мы ее выпустим... уходи Василий. Уговор есть уговор - твой сын теперь мой.
- Скажи, только будет ли он жить.
Ведьма подняла на него глаза, страшный, нездешний взгляд.
- Будет. Уходи и не оглядывайся.
Матек под ее рукой задрожал, но Василий не мог противится ее взгляду и пошел прочь. Только у самых деревьев, услышав громкий, леденящий кровь крик сына, он обернулся.
Увидел Василий Иванович как спина мальчика выгнулась дугой, как лопнула на костях кожа, обнажая красное, кровоточащее нутро, а сквозь него росла пучками густая влажная шерсть. Треснул с громким хрустом череп и протиснулась изнутри длинная клыкастая пасть, с вываленным розовым языком.
Больше Василий ничего не увидел: ведьма стрельнула в него глазами, темными, как озеро, с холодным огоньком в самой глубине, и, через мгновение, он уже бежал, обуянный страхом, прочь.
Жене Василий сказал, что похоронил сына, и почему-то она ему поверила. Среди людей Матека больше не было. Взмахом руки она успокоила мужа, он и сам уже позабыл, что заставило его бежать по лесу оголтело, потом напоила его чаем с травами, и он совсем все забыл, смерть Матека казалась ему чем-то далеким и давно прожитым.
У Варвары был план. Теперь, когда пасынок умер, пришла пора рожать своих детей.
Снился только иногда Василию сон, будто стоит он на поляне и видит старый дом. Выбегает на поляну огромный зверь с красноватой шерстью, больше волка, а морда длиннее медвежьей и смотрит зверь на него, будто ждет чего-то.
После этого сна Василий всегда просыпался беспокойный, хоть никогда не мог вспомнить отчего.
***
Поздней ночью, услышав поскребывание на крыльце, ведьма открыла дверь и поглядела на зверя, жалобно скребущего лапой порог.
- Рано еще, - сказала она в ответ на его печальный взгляд, - не окреп как следует. Спи, Матеуш.
Зверь покорно склонил голову и свернулся на крыльце клубком.
***
Прошли годы и город вырос, изменился до неузнаваемости. По новым дорогам теперь ездили дорогие автомобили, старые домики заменялись новыми, высокими зданиями, в центре появился банк, кинотеатр, расплодились, как грибы после дождя, кафе, а на центральной площади открылся шикарный ресторан "Рояль".
Василий Иванович, который, разумеется, имел прямое отношению к большинству этих заведений, все богател.
Варвара была довольна жизнью. Она растила своих троих детей в любви и достатке, муж много работал и никого не осталось кто мог бы осуждать ее за то, каким способом она добилась счастья. Да и какие могут быть упреки, ведь она лишь пыталась отыскать место потеплее и кусок послаще для своих детей, любая мать на ее месте сделала бы то же самое.
Варвара отогрелась и размякла от хорошей жизни и все реже с тревогой поглядывала в сторону леса, откуда она, со свойственной ей чуткостью, ощущала смутную угрозу.
Пока молодые с энтузиазмом прорубали себе тропинки в жизнь через предприятия Орлова, старики помнили о силе, которая жила в лесу. Они же и заметили, что характер этой силы с годами стал меняться. Нелюдимый и темный раньше лес, бывший страшным местом и для прогулок и для игр, постепенно смягчал свой характер.
Осенью в лесу мягко дул теплый ветер и торжественно золотилась листва, а зимы стали мягкими и мирными, веснами на опушке стали расцветать невиданные цветы, целыми охапками, бывало, даже деревья зацветали.
Молодые люди не замечали перемен, только чаще прежнего собирались на шашлыки и гулянки, но старые видели, что к чему.
А началось это все когда в лесу появился Зверь.
Каждый год в глубине леса отыскивались следы огромного животного, которое с годами все набирало в весе и размерах. Спустя десять лет после первого найденного следа, он увеличился вдвое, обогнав размерами медведя. По весне и осени везунчики находили клоки яркой красноватой шерсти на кустах и коре деревьев, а кто-то говорил даже, что видел Зверя: огромного, как грузовик, с глазами, как фонари и появлялся он неизменно с Евой, сидящей верхом на нем. Имя ведьмы всегда произносили шепотом, низко наклонясь к собеседнику, а без необходимости, старались не упоминать вовсе.
Считалось, что того, кто назовет ее имя с дурными мыслями, постигнут несчастья и беды.
О причинах появления Зверя судачили много и с удовольствием, особенно поначалу. Интересно всем было что за питомец объявился у Евы и какие отношениях их связывают. А со временем, к его присутствию в лесу привыкли и стали относится к нему как к должному, благо с ним лес стал спокойнее и благосклонней к людям. А состояние леса всегда связывали с настроением Евы, и, если с появлением Зверя ее характер стал меняться в лучшую сторону, ему оставалось только вынести благодарность: молчаливую, но искреннюю благодарность стариков, которые помнили.
***
В самой чаще леса, на широкой поляне стоял древний темный домик. Лет ему было больше чем самому трухлявому пню в лесу, но дом стоял ровно и ни одна из древних стен не покосилась в сторону, только выпадали временами из-под крыши старые гнезда, когда приходило время птицам строить новые.
Ева стояла на крыльце и не мигая глядела на солнце. Любое живое существо потеряло бы так зрение, но ведьма могла смотреть так часами, поглощая солнечный свет всем своим телом, испивая его, как пьют дорогое золотистое вино.
Деревья с другой стороны поляны раздвинулись, впуская Зверя. Низко опустив огромную голову он пошел к домику. Дни, когда он умещался на крыльце давно миновали и подняться на него он даже не попытался, только, потянувшись к Еве, ступил на верхние ступени сердито застонавшие от тяжести его тела.
Ведьма обняла его огромную голову, с грустными разумными глазами.
- Снова ходил на отца глядеть. - сказала она и Зверь согласно заворчал в ответ. - И неймется тебе. Забыл он тебя, Матек, давным-давно забыл. Было бы что выглядывать.
Она погладила его меж ушами, а Зверь продолжал смотреть на нее печальными глазами и глухо ворчать.