Сначала тусклый, неяркий, еле заметный и почти не согревающий, стал постепенно разгораться, фыркая и отбрасывая яркие искры, заполнять все большее пространство, своими языками приближаясь ко мне, и вот он уже наполняет меня до самых кончиков, согревая ту пустоту, что зияет внутри меня, и превращая ее во что-то большее...
Неужели пора открыть глаза?...
Яркий свет пробивался к глазам, будто пытался донести до меня истину. Веки медленно поднялись, впуская внутрь меня смысл. Глаза ослепил свет тысячи свеч, и через эту белую пелену я не сразу смогла рассмотреть тот зал округлой формы, в котором я находилась. За спиной стояло множество длинных скамеек, на которых сидели люди в странных серых балахонах и о чем-то тихо шептались. Хотя да, для меня сейчас это было не столь важно. Мой разум был затуманен, и внутри звучал только один вопрос...
Где я?...
Что скрывает моя улыбка?...
Держа в руках фотографию и папку с подробной биографией, начинаешь задумываться, почему же мне досталась именно она. Глупая случайность или жестокая закономерность?
"Первый блин комом..." Криво улыбнувшись, я понял, что моя первая нелепая попытка принесет слишком много страданий...
Бредя по аллее, я чувствовал на своей коже прикосновение капель бурлящего фонтана. Она снова плакала и верила, что кто-то свыше может подарить ей искупление. Меня окликнула наставница, и я, наконец оторвавшись от заветной папки, пошел быстрее навстречу ей.
- Это она на тебя так реагирует, - смотря в сторону фонтана, медленно произнесла она и вздохнула, - Первая попытка...
Я бодро кивнул и с поддельной радостью улыбнулся ей.
Что скрывает моя улыбка?
Нестерпимую боль...
Боль...
Теплая вода уже не могла ее усмирить. Вода под ногами окрашивалась в багровый цвет, и даже окунаясь под сладостные струи с головой, так, что все посторонние звуки заглушал шум воды, я все равно слышала этот размеренный стук об эмаль. Тук... тук... тук... Каплей за каплей из меня медленно вытекала кровь. Я чувствовала слабость и подступающую предательскую тошноту, но не сдавалась, продолжая стоять, облокотившись руками об кафельную плитку. "Еще пять минут..." Теплые струи воды приносили мне успокоение...
И только когда сил сдерживаться уже не оставалось, я с неприязнью вытолкнула из себя съеденный сегодня завтрак. Мелкие остатки еды сползали по телу вниз, повелеваемые струями воды, но даже когда последние кусочки сгинули в водовороте труб, ощущение чистоты куда-то пропало. Последние секунды под струями уже не приносили особого наслаждения, и ослабевшая рука начала медленно закручивать кран. Рука соскальзывала, не в силах крепко ухватиться. Сначала один, с горячей водой: меня обдало ледяным потоком, но вместо ожидаемого отвращения, меня охватил приступ счастья. Боль на несколько мгновений пропала вовсе, всего на несколько мгновений, пока рука не закрутила кран до привычного скрежета. И скрежет перерос в вновь нахлынувшую боль, которая ударила по спине особенно сильно. Стиснув зубы, я схватила полотенце и стала осторожно вытираться, боясь задеть рану.
Подойдя к большому зеркалу, я сразу же повернулась спиной, скинув наспех наброшенное полотенце, и повернула голову, устремим свой взгляд в отраженье. Крест на спине стал больше: теперь он вертикальной полосой длился в пол позвоночника, а горизонтальной достигал лопаток, покрывая багровой кровью крылья, которые с жадностью впитывали этот яркий цвет.
- Он все-таки не справился... - пробормотала я, нервно дергая кончики перьев.
Еще раз бросив опустевший взгляд на свое изуродованное отражение, я взяла с крючка серый балахон, надеясь что хоть он сможет скрыть проступающую кровь. Я глубоко вздохнула, неожиданно поперхнулась, закашляла и поспешила к раковине...
Меня снова тошнило...
Глупо...
Отражения в окнах скрывают то главное, что есть во мне... В этом мире я просто человек, смотрящий на витрину кондитерского магазина. Глупо... Проведя в таком состоянии с полчаса, действительно начинаешь думать, что чего-то ждешь. Рядом остановилась девочка и стала заворожено смотреть на витрину магазина. Я посмотрел на нее и ласково улыбнулся.
- Тебе нравится? - я присел к ней, чтобы ей было легче на меня смотреть.
Она испуганно посмотрела на меня, немного отодвинулась, но осторожно кивнула головой.
Я еще шире улыбнулся.
- Покажешь?
Она некоторое время, недоумевая, смотрела на меня, а после, все же сообразив, кивнула энергичней. И потянула за собой в магазин, не особо боясь меня. Детские пальчики ткнули в отполированное стекло витрины, указывая на шоколадный батончик.
- Мне это, пожалуйста, - с улыбкой попросил я у продавца.
- С вас 33 копейки, - привычным отчеканенным тоном произнесла женщина среднего возраста.
Я несколько встревожено полез в карман штанов, боясь не добыть там необходимой суммы, но, увидев на ладони несколько мелких монеток, облегченно выдохнул, еще раз все пересчитал, звонко кинул копейки на прилавок и забрал желанное лакомство. Я обернулся к ней, она благоговейно смотрела на батончик, надеясь побыстрее пощупать обертку, пытаясь поверить, что это не сон. Я снова ей улыбнулся и вручил шоколад, она радостно выпрыгнула из магазина, так что я еле поспевал за ней. Я думал, что она сразу же убежит, но она оказалась воспитанной девочкой и покорно ждала меня на выходе.
- Спасибо, - неуверенно произнесла она.
Я еще раз, уже по привычке, улыбнулся и потрепал ее по голове.
- Жуй с удовольствием.
Она с легким непониманием подняла голову, но, сообразив, что можно идти, слегка опустила голову, освобождаясь от моей руки, и отошла на пару шагов. Покрепче сжала батончик, и... наконец улыбнулась. И эта улыбка пронзила мое сердце. Снова... В который раз...
Я заворожено смотрел ей вслед.
- Все ради твоего счастья...
Я улыбнулся, но не так, как улыбался любому прохожему или говорившему со мной человеку. Я улыбался искренне, впервые за эти долгие полгода...
- Я все таки нашел тебя...
Крылья приятно пощипывали...
Свет...
Свечи были везде. Казалось, что они занимали все свободное от людей пространство, и огромный зал неожиданно резко становился маленьким и забитым до верху. Я осторожно обернулась: любопытство вернулось вместе с сознанием. За спиной сидели люди, слишком много людей. Их было примерно сотни три, и каждый из них был в сером балахоне, который скрывал не только лицо, но и фигуру в целом. Слышалось шептание, но не видно было шевеление губ, из-за чего создавалось ужасное ощущение одиночества. Я повернулась обратно и посмотрела вперед, надеясь хоть здесь увидеть присутствие жизни. Но и здесь на меня смотрели люди в балахонах: их было трое, но они внушали какую-то странную смесь страха и благоговения. Я посмотрела наверх, но ничего не увидела, потолок был настолько высок, что до него не доходил свет свечей. Я неожиданно остро почувствовала себя одной в этом огромном мире. Глаза закрылись сами собой: свет свечей превратился в палящее солнце, непрерывное шептание - в морской прибой, я начала покачиваться, подчиняясь этим волнам... Я уже куда-то летела, неуверенно расправив крепкие крылья, но мой полет резко оборвал голос, и я начала падать, со страхом и жжением в груди, пока снова не оказалась в просторном, набитом людьми зале. Исчезло сновидение, но исчез и голос, вместе с ним исчезал и свет: кто-то ходил по залу и уверенно тушил свечу за свечой. Зал погрузился в сумрак, тени стали зловещими и пугающими. И в этой тишине и мраке вновь раздался голос.
- Начало положено.
Сзади раздался шелест, и стало ясно, что люди, сидящие за мной, медленно снимали капюшоны. Ужасно хотелось повернуться и посмотреть, кто же эти таинственные незнакомцы, но страх уже успел подкосить мои ноги и смелость. Мне оставалось только смотреть вперед на три мрачные фигуры и молить о пощаде...
Тиль...
Спаси меня...
Снег...
Он шел за окном...
Уж не знаю, как он попадал сюда, но выглядело это красиво. Пушистые снежинки порхали в воздухе, и возникало ощущение, словно я нахожусь в тех новогодних шариках, которые надо переворачивать дном вниз, чтобы такие снежинки летели на снеговика... Мило, и это пробуждает воспоминания детства...
Мне четыре годика, и, раскрывая очередной новогодний подарок, я натыкаюсь на такой вот шарик. Внутри стоит улыбающийся снеговичок в красной шапке и полосатом шарфе и, не отрываясь, смотрит на меня. Я переворачиваю шарик, и снеговик пропадает под сугробом пенопластовых снежинок. У меня на лице появляется улыбка, и я еще долго бегал в обнимку с новой игрушкой, устраивая метели в маленьком мире под колпаком...
Интересно, а может тот снеговик был живым, и смотрел на меня не стеклянными, а вполне осмысленными глазами? Быть может тот мир в стеклянном шарике жил своей отдельной жизнью, а я, как всемогущий бог, менял погодные условия одним движением руки?...
Тогда кто повелевает нашим маленьким мирком? Какой-нибудь счастливый ребенок, получивший новогодний подарок?...
Я улыбнулся. Я был искренне счастлив, что в этом мире еще остались счастливые люди...
Бог был где-то рядом...
Звонок...
Кто-то снова упрямо требовал, чтобы я открыла дверь...
Тихий вздох, и поворот ключей. А в дверях вновь стоял он.
- Дим, что-то случилось? - осторожно спросила я.
А он молчал. Лишь смотрел на меня уверенными, темными глазами, в которых поблескивали нотки нежности.
- Ты что-то забыл? - я снова попыталась его разговорить, - Я могу принести...
И лишь молчание, которое начинает нагнетать.
- Дим...
Он неожиданно замотал головой, на его лице вновь появилась привычная улыбка, он протянул руку и потрепал меня по голове, как маленького ребенка. Мое сердце дрогнуло и забилось чуть быстрее. Память вспыхивала странными воспоминаниями...
Он развернулся и пошел по коридору, прочь от меня.
- Дим...
Он делал новый и новый шаг, отдаляясь от меня.
- Дим, постой!
Но он даже не обернулся.
- Дим!
А он исчез в лестничном переходе...
Я побежала за ним, завернула за угол, но он бесследно испарился. И сколько я ни искала на лестнице, в коридорах, на улице, бегая в тапках по первому снегу, все было бессмысленно...
Вернувшись в квартиру и закрыв за собой дверь, я осторожно направилась в комнату, медленно раздумывая над случившимся. Что-то явно было не так...
- Что-то случилось?
- Нет, Эт, все в порядке...
Не знаю, предчувствовал ли он это, пытался ли мне что-то сказать или просто захотел меня снова увидеть, но...
В тот самый день его не стало...
Дождь...
Не знаю, как природа чувствует настроение людей, но атмосфера была самая подходящая. Ее гроб несли медленно и чинно, словно в этом медленном шаге пытались отразить ее походку по жизни. Всегда с поднятой головой, навстречу врагам и трудностям в жизни, только так и никак иначе. И я искренне верил, что даже сейчас она спокойно лежала с улыбкой на лице...
Осенний дождь упрямо бил в мой черный зонтик, и гнетущая атмосфера вокруг убивала мое настроение, стирая меня среди множества других людей, идущих в черном...
И я уже не особо слушал речь, когда мы подошли к месту захоронения, зная наперед, что ей было всего 19 лет, она была красива и доброжелательна, у нее было много друзей и поклонников, и как жаль, что таких замечательных людей убивает странный случай судьбы...
Я одним из первых бросил на полированное дерево горсть мокрой земли, отдающей гнилью, и еще долго стоял, не замечая, как меня толкают люди с опустевшими глазами, и смотрел на ее последнее пристанище...
Когда стало темнеть, и я остался совсем один, я наконец дал волю слезам. Капли падали на примятую землю, ноги предательски подгибались...
Я уже смутно помню, как падал на колени, как вгрызался ногтями в землю, как хлюпал носом и вытирал лицо грязными руками...
В конце концов, оставшись без сил, я лежал на спине, расставив руки и ноги в стороны, и долго смотрел на ночное небо, в котором одиноко висела луна... Одинокая, как и я...
Я осторожно поднялся на ноги, устало отряхнулся и в последний раз посмотрел на нее сквозь толщу земли. Красива, как всегда...
Я развернулся, достал из кармана сигарету, закурил и двинулся прочь. Попытался затянуться и глухо закашлял. Я так и не привык к этой гадости...
Шаги давались с трудом, а слезы лились с легкостью...
А завтра...
Я исчезну...
Голоса...
Они врывались в голову и не давали мне сосредоточиться на главном голосе. Он говорил что-то важное, что-то очень важное для меня, а я не могла его расслышать. Я отчаянно закрывала уши, но осознание того, что голоса шли не снаружи, а изнутри, никак не хотело приходить. Кто-то стоял на постаменте передо мной, не снимая балахона, и монотонно говорил. Его губы шевелились в свете последней горящей свечи на огромном столе.
Я старалась прийти в себя, бормоча несвязные фразы, стараясь заглушить голоса...
"За что?"... "Чем я провинилась?"... "За что мне все это?"...
Бормотание постепенно переходило в диалог с голосами...
"За что?"...
"Ты виновна..."
"Чем я провинилась?"...
"Ты виновна перед всеми..."
"Я не виновата!"...
Голоса стихали под напором ненависти, волнами отдаляясь от меня, но главный голос уже начинал стихать, и я услышала только...
- Виновна!
Я без сил упала на колени...
"За что..."
Глава 1. Замыкая круг.
Это сонное безразличие уже начинает входить в привычку. Смотря по сторонам, но не задерживаясь на определенных вещах, я обвела взглядом автобус. С утра всегда чего-то не хватает, и это явно мягкая подушка.
За окнами снова шел снег, спускаясь на землю мелкими пригоршнями. Медленное движение снежинок еще больше усыпляло, но, к сожалению, смотреть за окном было больше не на что.
Автобус новую бесконечную минуту стоял в пробке, не давая никаких шансов успеть на первый урок. В наушниках опять что-то орало, но я уже не пыталась прислушиваться и что-то понимать. Сон накатывал волнами, с каждым разом все с новой силой захлестывая меня.
Когда автобус наконец тронулся, у меня уже не было сил сопротивляться, и я тихо ехала, закрыв глаза и покачиваясь в такт движению автобуса. Блуждая в водовороте сна, я еле различала посторонние шумы и терялась в потоке мыслей, посещающих мой разум. Я была на пороге спокойствия...
Не знаю, почему мне так захотелось открыть глаза. Быть может, желание еще раз увидеть солнечный свет перевесило всю лень, которая отчаянно требовала сна. И увидев машину, мчавшуюся на нас, мне оставалось только криво улыбнуться...
Мне всегда было интересно, на что похоже это чувство, когда понимаешь, что остается жить всего несколько мгновений. А оказалось, что оно банально донельзя: сжатое до боли сердце и пульсирующий яркими вспышками мир вокруг. Но все это продолжается не больше секунды, после чего происходит тяжелый удар, заменяющий стук твоего сердца. Глупо, а я надеялась на что-то более стоящее...
Я ясно видела, как водитель легковушки предпринимал жалкие попытки вывести автомобиль из опасного состояния, но все было тщетно: автобус, на короткое время освободившийся от груза пробок, уже успел порядочно разогнаться, и глупо было надеяться, что тормозной путь по велению чуда станет короче и безболезнее...
Еще мгновенье, и последовал толчок.
Тело отдалось болью, в глазах резко потемнело. Посыпалось стекло, вгрызаясь в руки острыми краями. Слышались испуганные и отчаянные крики людей, просившие о помощи, где-то шептали молитву, голоса срывались на визг, эмоции пролетали все планки дозволенного. Автобус начал крениться, скрипя ржавыми гайками, сокращая разрыв с землей, колеса еще вертелись по инерции, из-за чего машина медленно крутилась вокруг своей оси, беспрерывно сигналил клаксон, возвещающий, что водитель мертвым грузом упал на руль... Автобус еще на одну секунду застыл в воздухе, а затем грузно рухнул на холодный асфальт. Падали люди, я падала на людей, не в силах держаться за поручни, кто-то падал на меня, ломая мои кости, отдававшие ужасные болезненные сигналы мозгу. Я беззвучно кричала, уткнувшись лицом в чье-то плечо, и, крича, теряла последние силы, которые мне были дарованы свыше. Сознание отпускало меня, заменяя себя скупой болью, темный мир плыл перед глазами... Спокойствие накатывало шуршащей волной, и я без сил для сопротивления впустила ее внутрь своих бездонных глаз, закрывая за собой все двери...
Очнувшись, что стало для меня неожиданностью, я увидела серый мир вокруг себя. А впереди - огромные ржавые ворота, которые усердно чистили два человека в длинных белых одеяниях. Я медленно поднялась и осторожно пошла вперед на гнущихся ногах, которые дрожали и виляли из стороны в сторону, к железному творению.
Но мне не ответили. И в неожиданно наступившей тишине было ярко слышно трение щеток о твердый металл.
- Простите...
И молчание.
- ... вы не подскажите?
И только равномерное движение щеток.
Простояв так еще немного, с интересом наблюдая за странным трудом не менее странных людей, я привычно подняла глаза к небесам, отчаянно надеясь получить от них ответа. Странно, но здесь они были гораздо ниже. В воздухе пахло сыростью, а тучи уже успели вальяжно устроиться на небосклоне.
- Знаете... - я вновь посмотрела на людей перед собой. - Приближается дождь. Я думаю, вам стоит уйти в закрытое помещение...
Но они, похоже, совсем не замечали надвигающейся слякоти.
- Да послушайте же!
Я коснулась плеча одного из них, и руку обожгло пламенем. Тело импульсивно отдернуло руку, и я посмотрела на свою ладонь: на ней отпечатался знак в виде креста.
Закапал дождь, и капли запрыгали в мою ладонь, остужая рану и оставляя прозрачные полоски на ней.
"Бросая новый взгляд на вещи,
Я верю старым небесам,
Когда исчезнут мои крылья,
Я не смогу укрыться там.
И едкий дождь, стекая каплей,
Оставит след в моей руке..."
Кто-то шептал эти строчки в моей голове, рождая бурю образов, воспоминаний и разговоров. Я крутила головой из стороны в сторону, ловя лицом холодные капли, пытаясь отыскать бестелесного стихотворца, но снова встретила взглядом лишь двух человек перед воротами. Пытаясь отстраниться от беспорядка в голове, я сделала шаг вперед, приблизившись вплотную к человеку, и, боясь прикоснуться к нему, заглянула ему в глаза. И мне открылось ужасное зрелище: дождь каплей за каплей смывал с его лица некогда существовавшую ранее улыбку, образуя масляные разводы на лице, и, словно снимая слой краски, открывал моим глазам унылый, потускневший взгляд человека передо мной. Из моего горла донесся хриплый стон, переходящий в глухой крик, и в ту же секунду мне внемлил раскат грома. Затем еще один, и еще, с каждым разом все ярче и громче. Засверкали рваные вспышки, освещая серое, грузное небо. Дождь участился. Ветер пронизывал мою одежду, и даже шуба не спасала от холода. От раскатов закладывало в ушах, дождь превратился в непроглядную стенку.
Неожиданно человек в белом дернулся, опустил руку с щеткой и медленно пошел вперед, и, словно не замечая меня, больно прошелся своим плечом по моему плечу. Второй последовал его примеру. Ворота чинно, со скрипом открылись, впуская в свои владения своих приспешников.
Я прыгнула за ними, надеясь за воротами отыскать временное прибежище, но путь мне был со скрежетом прегражден. И мне оставалось только молча смотреть, как двое в белом удалялись от меня, скрываясь в плотном потоке дождя.
"Боже, услышь меня..."
Небеса разверзлись, словно противясь моим словам, и огромная молния, расчертив мир от небес до земли, воткнулась в землю у самых моих ног, раскалывая ее надвое. Трещина расширялась, сразу же заполняясь водой, трескалась, расходилась все дальше мелкими, резкими ручейками, занимая все большее пространство. Страх наполнял меня, выплескиваясь каплями дождя из моих глаз, покрывая мое лицо, руки, одежду. Земля уходила из под ног, рассыпаясь на куски, пуская меня в свободное падение, выйти живым из которого уже не было никакого шанса. И в отчаянии я закрыла глаза, полные слез, погружаясь все глубже в эту непроглядную тьму, слушая свист ветра и тихий шелест крыльев...
"...Бросаюсь в бой через преграды,
А мир растает в смутной мгле.
Так почему же не открылся
Мне путь небесною тропой,
И я опять скитаться должен?
Быть может просто я другой?"
Открывать глаза снова, в который раз, было нестерпимо больно и обидно. Уже не было сил бороться, не было сил сопротивляться, надежды на спасение оставалось все меньше, и угасала она все быстрее...
Жгучая, нестерпимая боль резала ногу, разрывала ее изнутри, колола сотнями острых игл. Двигать ее было так же невозможно, как и просить кого-то о помощи. Судя по тому, что болезненных стонов из автобуса доносилось все меньше, в небытие я провела достаточно много времени.
На моей спине лежал мужчина, весь груз своего тела отдав мне на ненадежное сохранение. Он не шевелился, не подавал никаких признаков жизни, и понять в каком состоянии: беспамятном или предсмертном, он находился, было довольно сложно. Собирая последние силы в кулак, я медленно поднялась на руках, чувствуя, как они трясутся под тяжестью моего тела, и осторожно, двигая одними плечами, столкнула мужчину с моей спины. Он послушно рухнул на соседнее тело тяжелым бездушным мешком. Было ужасно стыдно и противно осознавать, что я, возможно, лишаю человека последнего шанса на продолжение жизни, но нужно было выбираться самой. Не на кого надеется, не на кого положиться, все только в моих руках. Я посмотрела по сторонам, пытаясь не замечать кровавых подтеков и конечностей, вывернутых под странным, несуществующим углом, и увидела поручни на сидениях, которые теперь стали похожи на маленькие перекладины. Скрипя зубами и кусая губы, чувствуя волны боли при каждом движении, я упрямо ползла к шансу на спасение, не замечая преград в виде тел других пассажиров. Еще пара усилий, и вот он, в моих руках. Промерзший под потоками холодного ветра он обжигал руки, но я только крепче хваталась за поручень, не желая отказываться от надежды. Я осторожно села на колено здоровой ноги и вцепилась ногтями в край обшивки сидения. Потянула тело наверх, поднялась на одной ноге. Сидение автобуса оказалось на уровне моей груди, я подтянулась вверх, перевалила через край сидушки, с муками подняла ноющую ногу, и теперь, осторожно балансируя на ребре сидения, потянулась вверх. Второе сидение оказалось довольно высоко: до него я могла дотянуться только руками, и мне пришлось несколько раз вставать на носок и даже невысоко подпрыгивать, рискуя каждым неверным движением сломать себе шею. Еще одна попытка, и я крепко схватилась за край. А совсем близко уже сверкал металлическим блеском корпус автобуса, словно подмигивал мне и приглашал выглянуть из окна, и я, принимая его предложение, уверенно подтянулась всем телом к заветному небу...
А когда до цели было совсем недалеко, лишь протяни руку и ветер подхватит тебя наружу из душного и мертвого автобуса, я услышала детский плач...
Я всегда боялась умереть...
И всегда знала, что мне страшно не за свое тело, не за свою жизнь, не за свои надежды, эмоции и амбиции, которые я хотела подарить миру. Я всегда боялась, как отреагируют на мою гибель близкие и друзья...
Когда они однажды узнают о моей смерти, они будут надрывно плакать, пытаясь вместе со своими слезами выбраться из телесной оболочки и прилететь ко мне. Когда они однажды увидят мое тело, они будут рыдать, в надежде утолить мою смертельную жажду своими слезами. Когда они однажды будут идти во главе колонны на похоронах, они будут кричать, стараясь дозваться на небесах до моей души. Когда они однажды будут смотреть, как закапывают мой гроб, они будут шептать, пытаясь вымолить меня с того света. Когда они однажды вернутся домой, у них не останется больше слез, но навсегда останется вера, что я еще жива... в их сердцах.
И услышав этот крик, прорезавший тишину, я неожиданно ясно поняла, что не могу так просто умереть. Еще остались незаконченные дела, еще не все силы были потрачены, еще оставалась надежда на то, что чье-то сердце не прекратит биться, как сотни подобных в одно мгновение...
А мне оставалось только глубоко вздохнуть и начать свой победоносный спуск вниз в поисках того лучика света, который не мог погаснуть в столь пасмурный день...
Моего плеча тепло коснулись.
Колени неприятно жгло от удара. Слезы оставляли соленый привкус на губах.
Я подняла взгляд и увидела его.
- Тиль...
Он нежно улыбнулся мне, лучезарно блистая своими водянистыми глазами. Капюшон балахона был опущен вниз. Он протянул руку, давай возможность мне встать. Я осторожно пододвинула свою ладонь к его, помедлила еще несколько секунд, и коснулась. Руку обожгло живым огнем, который молниеносно пронесся по всему телу, в голове замелькали чужие мысли, разговоры, воспоминания...
Я вскрикнула от боли и ужаса.
Я вспомнила все...
Спуск вниз оказался намного легче подъема. Плач ребенка как назло стих, пробираться на четвереньках с плохо слушающейся ногой в кабине автобуса становилось все сложнее , и в какие-то секунды у меня возникало явное желание все бросить.
- Где же ты? Ответь! Я не смогу тебя так найти...
Но в ответ мне отвечало мое же собственное эхо. Я делала новое движение, в наивной надежде отыскать ребенка, а голову пронизывала лишь одна мысль: "Почему? Почему никто до сих пор нас не заметил? Почему никто не пытается спасти выживших?" Снаружи не доносились ни голоса, ни звуки машин, и это определенно пугало. Пытаясь отбросить в сторону все глупые мысли, я продолжала двигаться вперед, заглядывая в каждый темный уголок.
- Ответь... Ответь пожалуйста... Ответь...
Силы заканчивались, ускользали потоком вслед за струйками крови, которые вытекали из изрезанных стеклом рук.
И крик раздался. Яркий, пронизывающий, взывающий о помощи. Я криво усмехнулась.
-Вот ты где...
Я резко поднялась, испытав новый порыв боли, и с еще большим рвением поспешила вперед.
Она была очень теплой, эта девочка трех лет, которая отчаянно звала свою маму. А я бессовестно молчала и тащила ее вперед, хоть и чувствовала, что она своими маленькими ручками тянулась к самому дорогому человеку на свете, которого теперь, возможно, уже нет.
- Мама!
- Все будет хорошо...
- Мне страшно!
Я захлебнулась словами и прикусила губу, отчаянно пытаясь не зарыдать на глазах у ребенка.
"За что?"
"За что ей то такие мучения?"
Она не плакала, нет, она услышала мой голос и сразу примолкла. Странно, мне доверился незнакомый ребенок. Плакать хотелось еще сильнее...
Я посмотрела наверх, туда, где свет касался разбитого стекла, и рванула наверх. Одной рукой прижимая к себе ребенка, второй рукой держась за опоры, я напористо двигалась наверх, уже не обращая внимания на боль, которая настойчиво упиралась в мозг и рвала его на куски.
"Держись, осталось чуть-чуть..."
Свет неожиданно резко ударил в глаза, мокрый снег упал на лицо. Я наконец то была снаружи после стольких мучений. Ребенок до сих пор молчал, и это начинало пугать.
- Ты... в порядке?
Она еле заметно кивнула головой.
- А мама?...
- Все... все будет хорошо.
Мы были наверху, на боковине автобуса, и с землей нас разделяло примерно полтора метра. Прыгать было боязно, и я, оставив ребенка сидеть, стала осторожно спускаться вниз, обернувшись лицом к обшивке машины.
- Оставайся здесь, - повелительно сказала я ребенку перед спуском.
Держась голыми руками за край автобуса, я старалась найти здоровой ногой землю. Теплое дыхание белой дымкой разлеталось по воздуху и оставляло мокрые следы на лице.
"Чуть-чуть, еще чуть-чуть. Я ведь знаю, что ты близко!"
Руки предательски потели от волнения, и держаться с каждой секундой становилось все сложнее.
"Я знаю ты где-то здесь..."
Еще пара мгновений, и руки расцепились. Я не успела даже крикнуть, лишь охнула и осела на твердый асфальт, ощутив болезненные сигналы позвоночника.
"Черт..."
Я посмотрела наверх, заметила ребенка и кивнула ей головой.
- Прыгай, я тебя поймаю!
Она осторожно пододвинулась к краю машины, но медлила с прыжком.
- Прыгай, прыгай же!
В ее глазах был испуг. Она в последний раз посмотрела вниз и неуверенно оттолкнулась. Мягкий комочек упал мне в руки. Я радостно прижала ее к себе и с наслаждением закрыла глаза.
"Счастье?... да, счастье, когда дорогой человек рядом..."
Я открыла глаза и посмотрела по сторонам. Пусто... Совершенно пусто... Тихие дороги без единой машины, обезлюдившие остановки и улицы, лишь светофор, не сбиваясь с ритма, меняет свои цвета.
- Кто-нибудь! Кто-нибудь, ответьте!
Но из тишины никто не отзывался, и приходило понимание того, что мы в этом мире совершенно одни. Автобус, люди в беспамятстве, ребенок, я и пустой мир.
"Что за бред?"
Я старалась двигаться вперед, но что-то держало меня. Холод асфальта проникал в тело, пробирался все глубже. Замерзал и ребенок, и я старалась подарить ему свое тепло.
- Держись, нам нужно выбраться.
Еще пара усилий, но здоровая нога отказывалась двигаться, и я застревала на одном месте. Я легла на бок и, одной рукой прижимая ребенка, второй пыталась толкать тело вперед. Но сил не хватало, и, как я не старалась снова сесть, у меня ничего не получалось. Лежать на боку было еще холоднее, и я ближе пододвигала к себе ребенка.
"Глупая смерть..."
Я усмехнулась. Дыхание все меньше туманило воздух. В глазах темнело, и я, поморгав немного, блаженно закрыла глаза.
"Спасите..."
"Спасите хотя бы ее..."
Огонек во мне затухал, но я продолжала улыбаться.
"Все будет хорошо..."
Она жалась ко мне, а я улыбалась... и плакала. Теплые слезы грели мое лицо.
Неожиданно свет и тепло озарили меня. Я осторожно открыла глаза и увидела кончики золотых перьев, которые блистали и переливались даже без солнца. Спину жгло, и я, обернувшись назад, увидела у моих лопаток яркие крылья, которые дарили живительное тепло.
"Спасибо..."
Я спокойно закрыла глаза, чувствуя всю радость, что переполняет меня, и утонула в свете крыльев, слушая их тихое шелестение на ветру...
- За что?
- Я тебя не понимаю... - Тиль явно был обеспокоен.
- За что мне все это? - убитым голосом спросила я.
Он долго молчал, но все же после произнес:
- Я не смогу тебе сейчас этого объяснить... Прости... Нам надо идти...
Я медленно подняла взгляд на него. Он был потускневшим блондином, его короткие волосы отливали серебром, серые глаза с голубым отливом были отведены в сторону, а губы напряжены.
Я поднялась с колен и, смотря сквозь Тиля, спросила его.
- Куда?
- Тебя нужно записать в наши списки.
- Я ни на что не подписывалась, - отрезала я.
Он вздохнул.
- А это уже не тебе решать...
Нотки сарказма слышались в его голосе, и я невольно посмотрела на него, чтобы проверить, действительно ли он надо мной смеялся. Но нет, улыбки на его лице не было, а глаза выражали откровенную грусть, так что мне в какой-то момент стало жаль не столько себя, сколько его самого.
Я тихо спросила его:
- У меня еще есть шанс спастись?
- Нет... Уже нет...
Когда мы выходили из зала, который был уже пуст, в коридорах было трудно кого-то встретить. Люди, которые изредка проходили мимо, сторонились меня. Хоть они и пытались делать это незаметно, получалось у них это нелепо.
- Почему они сторонятся нас?
- В тебе еще остались частички земного, а они с годами начинают этого бояться.