Она Сидела на корточках, и чертила что-то на полу пальцем.
Красный свет падал как то криво и вкось, отчего казалось что лицо сидящей залито кровью. Это было странное место, казалось само время здесь замерло и не шло дальше.
-Ты Кто?...
это было как то странно и не правильно, здесь не задают таких вопросов. Но она даже головы не подняла, все так же сидела и рисовала что то на полу, длинные белые пальцы скользили, по ковру выводя замысловатые рисунки, а красный свет, создавал иллюзию что девушка рисует своей кровью.
-Что ты рисуешь?
-.....
-Книгу жизни...
Она сказала это так тихо, что только тут прохожий понял, кругом гремит, ревет, надрывается музыка. Она была такой громкой что ни слов не мотива не разобрать, и, не смотря на то что это тоже было странно, музыка была уместна в этом мире.
И тут девушка прекратила рисовать узоры на ковре и неожиданно резко вскочила.
Прохожий отшатнулся...
Это все свет... красный свет кругом, от которого так болят глаза. Ведь мы привыкли видеть белое или черное.
Видеть только Свет или Тьму.
Лицо девушки было залито слезами и кровью, а пальцы и ладони были обожжены.
Кроме того кровь струилась по ее ногам, от чего ноги казались одетыми в темные колготки.
-Хочешь я тебе покажу...?
И она резким движением вытерла окровавленные руки о его светлую рубашку.
А потом опустилась на корточки и опять принялась рисовать что-то на ковре.
Это все свет, проклятый красный свет из лампы для проявки фотографий и музыка, ревущая, глушащая музыка!
А девушке на ковре уже не было. Была какая то совсем другая комната и два силуэта на мятой кровати.
Вот мужчина приживает ее к кровати, вот что-то шепчет, вот резкое движение и он внутри. А девушка только вздрагивает и замирает.
Прохожий, смотревший на все со стороны вдруг понимает, что кругом нет ни звука. Неживая, плотная тишина, словно кто-то выключил звук в телевизоре.
Тишина началась тогда, когда девушка отказалась сопротивляться...
Мужчина устало и непонимающе качнул головой.
Странная, окровавленная фигура снова сидела на ковре, и кругом все так же грохотала музыка.
-Покажи мне еще.
Попросил прохожий.
...Промозглая осень... светит солнце, но на горизонте уже видна огромная, свинцово-фиолетовая туча. Девушка в светлой юбке и кофточке весело улыбается, чему?
Может солнцу, а может туче.
Она чему-то рада. Но, сворачивая на проселочную дорогу, она сначала хмурится, потом что-то шепчет и подходит к мужчине, что мирно спит в луже грязи.
Улыбка умирает, и солнце гаснет...
На глаза наворачиваются слезы и капают первые капли дождя.
Девушка тянет пьяного за руку, тот упирается и замахивается на нее.
Загорелая мужская рука наотмашь по белому лицу.
Дышать больно, обидно, слезы льются... сама просила...
Загорелая рука грубо отпихивает маленькое тело, и оно надломившись ударяется об ограду моста...
Загорелая рука сживает горлышко бутылки с сивухой...
Солнце блестит на кончика медицинской иглы, для инъекций инсулина...
Остатки ужина на только что вычищенном паласе...
Кусочек битой бутылки отчаянно не хочет резать тонкую кожу на белом запястье...
Чужое белое тело на загорелых руках...
Прохожий снова помотал головой...
Девушка отрешенно смотрела сквозь него...
-Еще...?
-да...
Дневник раскрашенный разноцветными красками, теплые руки греются друг об друга...
Кругом люди, улыбаются, смахивают с неулыбчивого лица челку, смеются, танцуют, как на карнавале. Сладкое пятисекундное забытьё, и много телефонов в сотовом...
Недоверчиво бурчит себе под нос что-то, смеются, говорят: "Да не бойся ты!"
Улыбается. Не смело.
Руку тянет. Хватают за руку, тянут в толпу. Так весело смеются, самой хочется.
Кто-то тоже сидел и не улыбался. Подошла, спросила. Оказалось ее отражение. Стали вместе. А кругом карнавал, весело, нельзя не смеяться.
Мелочи какие-то, подарки.
И мужчина читавший чужую жизнь, понимает что музыка звучавшая в этой главе, излишне гармонична, приторно сладка, завораживающе не настоящая...
А потом сувениры в мешке, и лица.
Настоящие без масок. Такие же отрешенные и окровавленные. Не друг на друга смотрят, а мимо. В себя.
Девушка пугается, в сторону. И натыкается на презрительную гримасу. Больно.
Больнее всего. Все смотрят мимо друг друга и расходятся.
На потолке раскачивается обрывок серпантина. Сувениры грудой хлама лежат в углу. Улыбки кусочками стекла хрустят под ногами.
Дневник выцветает и становится черно-белым.
Свет гаснет и становится красным.
Девушка сидит на полу и окровавленным пальцем водит по паласу.
Он присел рядом и вздохнув спросил:
-А хочешь я нарисую тебе что-нибудь другое?
-...здесь ничего больше нельзя нарисовать... хриплый неживой шепот.
-Тогда давай рисовать по очереди...
И мужчина садится рядом, начинает водить пальцем по ковру.
-Ты портишь мою картину...
зачем ты размазываешь кровь? Она все равно не запечется...
девушка поднимает глаза на прохожего, заплаканные, затравленные глаза...
ЖИВЫЕ.
Мужчина улыбается ей и достает из кармана желтое стеклышко.
Встает и подносит его к красному фонарю....
Она проснулась в своей комнате. Просто комнате, залитой солнцем, проснулась и поняла, что сжимает в руках кусочек желтого стекла.
Проснулась и поняла, что сжимает в руках надежду.
Она несмело улыбнулась и разжала ладонь, и солнечный зайчик, соскочив на пол, побежал по стене стирая остатки кошмара.
Она проснулась и робко подняла голову на стоящего рядом парня.
А он улыбнулся в ответ, немного грустно, но как-то тепло и бескорыстно.
-я нечем не могу тебе помочь...
Ведь исправить ничего нельзя, но зато можно понять, что ничего исправлять не нужно.
-может я и не Свобода, может я и не Дружба, и уж точно не Боль, я не похож на Отчуждение, и не пишу замысловатых стихов...
но я тебе верю.
И в тебя верю...
В такую, какая ты есть.
Девушка посмотрела в ясные, живые и немного грустные глаза.
И поняла.
Просто наконец-то поняла.
-Чудовища страшные, только когда их разглядываешь, больно, когда наслаждаешься болью, чувства превращаются в слова, когда пытаешься в них разобраться.