Женя собиралась на работу. Все движения были рассчитаны по минутам. За минут надо собрать сумку, коту Муське, налить свежую воду, положить свежую еду, перемешанную с кошачьим кормом и одеться. Раньше котяра всегда провожал Женю до двери, а последнее время не стал, ложился в кресло, опускал мордочку на лапки и поводил ушами, когда Женя пробегала мимо. Он знал, на улицу его не пустят, только вечером или через ночь утром. Обижаться и орать бесполезно, и он дремал, иногда поглядывая на хозяйку...
Женя любила утро, особенно весной, когда выходишь из дома, тихо вокруг, людей мало, один-два пройдут. Дорога пустынная, машин нет. Идешь до остановки одна. На сердце так легко, спокойно, после недавнего сна еще никакие мысли тебя не будоражат.
На остановке почти одни и те же лица. Стоишь минут десять, за это время появляются люди новые, незнакомые. И вот автобус первый в начале восьмого, тринадцатый номер. Женя заходит в автобус, шофер и кассир, всё те же, здороваются с Женей, пассажиры, постоянные попутчики. Вот мужчина лет пятидесяти, небольшого роста, интеллигентного вида, лысый. Всегда глазеет на Евгению, миловидная женщина лет сорока, учительница. Женя как-то уловила ее разговор с другой женщиной. Высокая крупная девица с распущенными светлыми волосами. Наверное, уже родила и вышла на работу. Ей Женя часто уступала место, когда она была беременная.
Автобус поехал, заходили всё новые люди. Через три остановки выйдет бабушка. Она всегда сидит на переднем сидение. Бабушка выходит, а Женя садится на ее место, лицом к салону и с удовольствием всех начинает рассматривать, на неё тоже смотрят, За себя она спокойна. Пусть лысый мужчина на нее смотрит, женщины, которые, примерно ее лет, с завистью, молодые с любопытством, даже парни глазеют - и это приятно. Они, может, и смотрят от того, что не на что больше смотреть, но Жене, как всякой женщине, хочется думать, что смотрят именно на нее, из интереса мужского.
А посмотреть есть на что. Женя всегда ухоженная. За те полчаса, что она собирается на работу, между одеванием и укладыванием сумки, она ухитряется привести в порядок лицо, подкрасить глаза, большие, темные, очень выразительные. Последний яркий мазок на губы и лицо готово, хоть в театр. Светлые волосы очень пышные, развеять расческой, чтобы легли короной вокруг головы и перед вами эффектная интересная женщина. Вот так, не лениться утром, привести себя в порядок - и в автобусе ты самая яркая, потому, как многие женщины едут заспанные и в порядок себя начинают приводить на работе. Поэтому тебя утром все и рассматривают: мужчины с интересом, женщины с изумлением и с завистью.
Итак, бабушка вышла, Женя села. Сейчас на следующей остановке зайдет он. Сердце зашлось волнением, гулко застучало. Автобус остановился, народу в автобусе уже много. Несколько человек вышло, а заходит толпа, и Евгении не видно его. Но вот толпа рассортировалась: кто сел, кто прошел назад и она его увидела. Черная кожаная куртка и черная, тоже кожаная кепка. Он стоял боком, через толпу он мог ее не увидеть, и он стал вытягивать шею, вертеть головой и, когда наткнулся на Женины глаза, сразу успокоился, но видно было, как он заволновался, щеки порозовели, он весь напрягся. Ему все время хотелось повернуть голову на ее взгляд...
Это началось осенью. Женя ехала на работу, сидела у окна, ни о чем не думала, смотрела отрешенно, со скукой в окно. На ней было черное длинное пальто. На голове шарф, темный в красных цветах, мать подарила, привезла из Израиля, куда ездила в гости, к подруге, Было холодно, и она Жене предложила одеть этот шарф. Женя одела его перед зеркалом и увидела, как он ей шел. Шарф оттенял темные глаза и светлые волосы. С тех пор Женя шапки больше не признавала. Шарф был теплый, шерстяной, и мужики пялились на нее в этом шарфе , неимоверно.
Она смотрела в окно. Было пасмурно. За окном пробегал осточертевший, виденный каждодневно пейзаж... В автобус заходили, выходили, толпились разные люди, но Жене было всё равно, ей было тепло и уютно около окошка, ее никто не задевал...
Вдруг она почувствовала взгляд, повернула голову. Возле неё стоял мужчина и разглядывал ее в упор. Она отвернулась к окну, но мужчина глаза не отводил. Его голубые глаза, она успела это заметить, рассматривали ее с огромным интересом.
Жене это было приятно. Мужчина был симпатичный, высокий, - "Сколько, интересно, ему лет?" - подумала она. "Под сорок или сорок с маленьким хвостиком. Между его сорока с маленьким хвостиком и моими тридцатником с большим хвостом - целая вечность... Подумала она с сожалением. - Для мужчин это не возраст...
А мужчина думал, глядя на нее: "Какое интересное лицо, и какие глаза! Посмотрела мельком, но обдала огнем. У молодых не у всех такие глаза. Сколько, интересно, ей лет? Мне ровесница или моложе, но сохранилась хорошо. Ухоженная, и этот шарф ей к лицу, подчеркивает глаза и светлые волосы. Сейчас редко, кто носит шарфы, косынки, это оказывается так женственно....
Прошло время. Женя и думать забыла, кто там в транспорте, на нее посмотрел. Работа сменная: день, ночь, два дня отдых. Когда опять попадешь с теми же пассажирами? Да еще выходные совпадают с работой, в автобусе в такие дни, обычно несколько человек. В середине недели Женя ехала на работу. Почему-то было много народа, прямо толпа, как будто кроме этого автобуса не было другого транспорта. Опять ни о чем не думалось, как обычно по утрам. Сидела, смотрела на толпу и вдруг наткнулась на голубой глаз. Женя замерла. Глаз внимательно смотрел на нее. Что-то знакомое...
Да это же тот парень, симпатичный! Толпа задвигалась, показалось все лицо. Точно он. Он смотрел на нее очень внимательно, не отводя глаз, и Жене вдруг стало так хорошо, так тепло под этим взглядом. Она вылетела на своей остановке на крыльях, зная, что он смотрит ей вслед. Пришла на работу возбуждённая, счастливая...
И вот прошла холодная дождливая осень. Женя каждый раз с замиранием сердца ждала его. А он заходил, проходил вперед, подгоняемый входящими и тут же оглядывался, искал ее глазами. Женя видела, что ему тоже было хорошо и радостно от того, что он видит ее. Если он ее не видел на знакомом месте, он начинал нервничать и вертеть головой, Жене хотелось крикнуть: "Вот же я, посмотри. Мне радостно, что видишь меня, что я смотрю на тебя...
Пришла зима. Все поменяли одежду. Женя боялась пропустить свое счастье. "Вдруг я его не узнаю?" Но вот же он. Другая куртка, шапка, но его голубые глаза, такие родные, теплые опять смотрят на нее, не отрываясь.
А он думал: "Эти глаза, такие горячие и страстные, столько в них огня! Вдруг она разочаруется при близком знакомстве? А так они горят только для него, никого больше не видят. Она, как талисман. Когда ее вижу, и день складывается удачно".
А ее глаза кричали и требовали: "Когда? Когда?". Но он боялся обжечься. Таких выразительных говорящих глаз он еще не видел.
Евгения сидела на диване, тупо глядела в телевизор, ничего не замечая. "Влюбиться в таком возрасте, в женатого незнакомого мужика... Уже прошел год, уже год длился этот диалог глазами. Сколько можно? С этим надо что-то делать.
Весь автобус, по крайней мере те, что ездили постоянно, с интересом наблюдали за этой парой, и кассир тоже давно обратила внимание. Нельзя было не заметить, когда на остановке этот парень заходил, все смотрели на Женю. Он тут же начинал искать ее глазами, находил, успокаивался. И все, кто наблюдал за ними, тоже облегченно вздыхали, можно ехать, все свои на месте.
"Это безумие надо прекратить. Я же сильная, а он просто порядочный, понимает, что у них нет будущего. И я должна помочь ему в этом, и себе тоже, иначе можно наделать столько глупостей, потом сама себе противна будешь...
На работу она вышла раньше на двадцать минут. Подошел автобус. Другие шофер, и кассир и почти пустой салон. "Значит, это первый, а тот вторым рейсом ездил. Отлично". Спокойно доехала до работы. Новые лица, его, конечно же, не было...
Вот уже две недели Женя ездила первым автобусом, и стала успокаиваться. "Все же сильная я женщина", - хвалила она себя. "Что это было? наваждение какое-то. И ничего в нем особенного не было", - успокаивала она себя...
Тем временем во втором автобусе все, кто был в курсе этого романа, с любопытством наблюдали, как этот парень, заходя на своей остановке, каждый раз с надеждой жадно оглядывал салон, ее не было вот уже две недели. "Куда она подевалась? Отпуска летом? Заболела? Так долго?" Он сникал, садился ни на кого не глядя и понимал, что пропадает без нее. Вспоминал яркие горящие глаза, и никого не хотелось видеть, ни с кем не хотелось разговаривать. Жена дома беспокоилась, что-то с ним происходит непонятное. Домой вовремя приходит, значит, не женщина. Тогда что? "На работе что?" - спрашивала, молчит.
Вот и этим утром, собираясь на работу, его все раздражало, ее вопрошающий взгляд, сейчас опять начнет доставать расспросами, лучше побыть одному на улице.
Он выскочил, не попив кофе. Все раздражало: что вылетел раньше, жена раздражала. Сигарета не успокоила. Подошел автобус. Вошел, ни на кого не глядя, плюхнулся на сиденье, хмуро уставился в окно. И еще не осознавая, почувствовал что-то родное.
Он поднял глаза и обомлел: она сидела напротив и в упор смотрела на него. "Так вот где она пряталась". Он огляделся, кассир, люди все другие, салон почти пустой... Он понял, что она решила, закончит эту историю, она увидела, что он испугался своих чувств, и её вопрошающих глаз. Сейчас ее глаза спрашивали: "Зачем ты здесь? Я не хочу, и ты не хочешь. У тебя своя жизнь, у меня своя". Он растерялся от ее холодного взгляда, но глаз не отводил. Они кричали: "Я не знаю, что с этим делать. Да, у меня своя жизнь, у тебя - своя, но я не могу без тебя жить...".
Ему ужасно хотелось взять ее за руку и не отпускать, чтобы опять не исчезла. Вокруг стали обращать внимание: не успел парень зайти, уставился на женщину, и она на него смотрела. Они сверлили друг друга глазами довольно долго, после женщина отвернулась к окну и больше не смотрела на него, но он не отводил от нее глаз, пока она не вышла на остановке.
Евгения на ватных ногах шла от автобуса. "Да что же это такое? Вот тебе и успокоилась, увидела его и вся напряглась, от нахлынувших чувств. Как она могла жить эти две недели? А теперь что делать? Ездить третьим рейсом, опаздывать на работу или с пересадкой, лишь бы его не видеть?"
Он же все для себя решил, сразу, как она вышла: "Ну все, хватит в самом деле в гляделки играть. Что будет, то и будет. Надо ей записку передать с телефоном, а там пусть сама решает. Только вот каким она теперь рейсом будет ездить?".
На работе Евгению ждала новость, что в отгулы будут отправлять не тогда, когда тебе надо, а как наберутся дни, так тут же чтобы их использовали, не накапливали. "Вот и отлично, - подумала Женя, - на неделю можно исчезнуть от него, от себя. Что толку, что увиделись? Опять не заговорил". И она, не раздумывая, тут же написала заявление на отгулы.
А он заболел. Видимо, сказались последние нервные дни, пока ее не видел. И давление подскочило, и сердце что-то давило. Пришлось идти в больницу. На работе стало плохо с сердцем. Жена повела к знакомому врачу, к какому-то профессору. "Нервное истощение, невроз сердца", - еще что-то говорил, он не слушал, думал, что от любви, оказывается, и помереть недолго, но теперь он точно знал, что умрет, если не будет видеть ее.
Евгения после отгулов вышла на работу, поехала своим рейсом. Его не было. И тут она узнала новость от пассажиров: несколько дней назад была авария, на тринадцатый автобус наехал камаз, погибло несколько человек. "В какое время?" - поинтересовалась она. "В это время, утром", - ответили ей. У Евгении перехватило дыхание, в глазах потемнело. "Вам плохо?". Она не ответила, ее била нервная дрожь, в голове стучало: "Его нет, его нет...". И шофер, и кассир другие, она сразу не придала значения этому. Теперь ясно: тот автобус попал в аварию.
Она не помнила, как вышла из автобуса, дошла до работы. Весь день прошел, как в тумане. Она невпопад отвечала, если к ней обращались, не помнила, как отработала.
Пришла домой, рухнула на кровать и пролежала в забытьи неизвестно сколько. На другой день, напившись успокоительного, что было в аптечке, она начала звонить в автобусную службу: может, все это раздутые сплетни. Но там подтвердили, что, да, действительно имела место такая авария, погибли люди. "Где это произошло?". Ей сказали. Сомнений не оставалось. "Какой ужас! - думала она. "Я даже имени его не знаю, ничего не знаю о нем. Целый год ездить вместе, сверлить друг друга глазами год, и не заговорить. Идиотка", - корила она себя, свой идиотский принцип, первой не делать шаг навстречу мужчине. "Может, он стеснительный, не уверенный в себе. Почему я первая не заговорила?" - продолжала она себя бичевать.
Несколько дней она ходила больная, жало сердце, поднималась температура. Надо бы поплакать, легче станет, но слез не было, и тогда она решила сходить на то место, где случилась авария, хотя бы так отдать дань ему. Может, легче станет.
Купила цветы и поехала. Не доезжая, решила выйти и пройтись пешком, чтобы успокоиться...
Он после больницы шел на остановку, окрыленный и решительный. Записка с телефоном лежала в кармане. Сейчас он увидит ее. "Да, надо встретиться, хотя бы пообщаться, а там, что будет, то будет". Не хотелось загадывать, думать о семье. Главное, он понял, что так не может продолжаться, он уже не мог существовать отдельно от нее.
Чтобы подстраховаться, он вышел раньше, чтобы застать первый автобус. Туда можно было и не заходить: сидело несколько человек, ее не было. "Значит, вернулась в наш автобус", - подумал он. Выкурил сигарету. Подошел второй. Он зашел решительно, оглядел салон. Странно, ее не было. Сел разочаровано. Столько времени потеряно, теперь ждать следующего раза. Позади двое мужчин разговаривали о какой-то аварии. Он невольно прислушался: погибли люди, этот маршрут.
Он оглянулся, спросил: "В какое время?". "Вот в это, утром", - ответили ему. Он обратил внимание, что были другие шофер, кассир. "Нет, нет, не может быть", - пронеслось в голове. Сердце забилось, как раненная птица.
Он не помнил, как отработал. Не видел вокруг никого и ничего, домой приехал совершенно больной. Не слышал, что ему говорила жена. Ночь прошла в забытье.
Утром опять работа, никого не хотелось видеть. "Ну почему я с ней не заговорил? Испугался своей любви? Испугался, что она глазами мне ответила взаимностью? Ну почему именно она? Никогда ее не увижу. Никогда..." - стучало в висках. Сердце разрывало боль. "Надо поехать на то место, где это произошло, может, легче будет. Отдать дань. Даже имени ее не знаю". Когда подошел к начальнику, чтобы отпроситься, тот слушать не стал, махнул рукой: "Вижу, не в себе ты. Дома что или заболел ? Весь зеленый. Иди домой".
Подъехал к месту аварии. Там уже лежали маленькие венки, цветы. Ее глаза, прекрасные, выразительные. Не забыть ему их вовек. Не будет больше этих глаз. Он стоял, опустив голову. Сколько времени прошло - он не знал. Очнулся от того, что какая-то женщина спросила: "Вам плохо? Может, Вам присесть, вон там скамейка есть". Он огляделся. Летели машины. Шли люди, сочувственно поглядывая на него, на цветы у столба.
Он пошел от того места - легче не стало. Тут только ощутил, что все еще держит цветы в руке. Хотел повернуть назад, положить цветы, но увидел женщину. Она шла, опустив голову, тоже с цветами. Он невольно остановился. Что-то в ее облике показалось неуловимо знакомое. Женщина приближалась. У него так сильно застучало сердце, что, наверное, стук слышали прохожие...
Это была она. Не поднимая головы, хотела обойти, но, увидела у него в руке цветы, подняла голову. Лицо ее помертвело. Они стояли и смотрели друг на друга. Она все поняла... эти цветы и его осунувшееся лицо. У нее началась истерика, наконец - то слезы прорвались. Он тоже еле сдерживал себя. Глухо проговорил: "Где-то здесь, сказали, скамейка есть". Взял ее под руку и повел, искал глазами, где можно присесть.
Они сели. Он взял ее руки и начал целовать. От прикосновения теплых губ, рыдания стали стихать. Она полезла в сумочку за платком. Злополучные цветы мешали, она не знала, куда их деть. Он молча взял ее цветы, сложил со своими и отнёс к столбу, положил к другим цветам и вернулся к ней. Протянул ей руку: "Меня Григорий зовут". Она улыбнулась сквозь слезы: "Какое красивое имя, редкое. А меня Женя". Он взял ее руку в свою, крепко сжал: "Пошли, Женечка. После таких волнений надо подкрепиться и что-нибудь выпить. Здесь кафе недалеко есть".
Официантка обратила внимание на пару, вошедшую в кафе. Она с заплаканными глазами, он тоже на грани. Сели голова к голове. Он все время держал ее руки в своих, без конца их целуя. Сделали заказ, выпили и опять сидели, тесно прижавшись, друг к другу. Тихо разговаривали. Он не выпускал ее руки, из своих. И так просидели до закрытия. Она часто прикладывала платок к глазам, он тоже был не в себе, все время хмурился и в чем-то ее убеждал. Она качала головой и снова плакала.
Официантка невольно стала их оберегать от других посетителей. Следила, чтобы за их столик больше никто не садился, а потом поставила на столик табличку "Служебный".
Кафе закрывалось. Мужчина посмотрел на часы, подозвал официантку, расплатился, и они с женщиной молча вышли из кафе.
Григорий закурил на улице: "Ну, так, что Женечка, неужели так и расстанемся после того, что мы пережили? Ты понимаешь, что это тот редкий случай, когда два человека полюбили друг друга, не общаясь, глазами разговаривая год. Я не смогу без тебя. Как мне дальше жить?".
Женя взяла его за руку: "Гриша, мы с тобой уже все переговорили. Когда я думала, что ты погиб, я почему-то первым делом подумала о твоей семье. Каково им сейчас? Жена, наверное, чуть с ума не сошла. Дети твои. Какое горе для них, отец уехал на работу и все, нет его. Да, я тоже полюбила тебя, переживала, но их страдания, были бы сильнее, случись, что с тобой, поэтому давай оставим все, как есть. Сейчас разъедемся, провожать меня не надо. В автобусе здороваться не будем. Моя любовь умерла там, под этими цветами. Не будем начинать другую. Мы живы - и это главное. Каждый пойдет своей дорогой".
"Сильная ты женщина, а я не могу так расстаться". "Да, Гриша, это так, жизнь научила быть сильной. Ничего, и ты переборешь себя. Тебе легче - у тебя семья, ты мужчина. А что это было целый год - мы не знаем: дурь, блажь или просто наваждение. Скоро забудется. Все проходит...