Губернатор Богдан Евгеньевич крепко держался за дверную ручку внедорожника, ползущего по глинистой таежной дороге. Водитель то и дело поглядывал на шефа с опаской - пугающая глубина раздумий отражалась на его каменном лице. Десять минут назад они выехали из таежной избушки, и Богдан Евгеньевич был вполне весел и бодр, а сейчас он тупо смотрел сквозь заляпанное грязью лобовое стекло и ничего не говорил о впечатлениях, которые непременно должны были возникнуть у него после встречи с "таёжным человеком".
- Богдан Евгеньевич, вы как себя чувствуете? - заботливо спросил водитель.
- Хорошо, Степан. Даже, наверное, очень хорошо, - без промедлений ответил тот. Но все же голос его был сдавлен.
Водитель в очередной раз увел машину от сваливания в глубокую колею и кивнул. В голове пронеслись мысли об аптечке, лежащей в багажнике, и о том, что нужно делать при сердечном приступе или инсульте. Ближайший населенный пункт в тридцати километрах отсюда. Вертолет в случае экстренной необходимости может прилететь только часа через полтора. Но даже если и прилетит, где его здесь сажать? Поэтому рассчитывать нужно лишь на свои силы. Шеф хоть никогда и не давал повода усомниться в своём здоровье, но все-таки возраст...
За поворотом поджидал крутой спуск - пожалуй, самый опасный участок на всем пути. Вчера Богдан Евгеньевич взял этот рубеж сам и только с четвертого раза. Разгон он брал солидный, даже согнанный водитель от испуга в пассажирскую сидушку вжался. Любой участник захудалого трофи-рейда скажет: при равных условиях спускаться с крутой горы в несколько раз опаснее, чем подниматься на ту же гору.
Водитель сосредоточенно выбрал режим трансмиссии, еще раз посмотрел на окаменевшее лицо шефа и, вдохнув свежего воздуха через приоткрытое окно, пересек рубеж невозврата.
Первые несколько метров машина уверенно держала заданные маршрут и скорость, но потом в дело вступили законы физики. Колеса беспомощно цеплялись за скользкий грунт, тщетно удерживая трехтонную махину от избыточного разгона. Громкие потрескивания тормозной системы и вибрация в педали как бы говорили: всё критично, но пока под контролем... однако скорость нарастала. В таких ситуациях и проявляется водительское чутье и мастерство. Это не по гладкой автостраде в ясную погоду, здесь любое неправильное движение рулем - и полетишь кувырком уже не в машине, а в железном гробу. По обочинам лесозаготовщики побросали "сюрпризов" в виде ненадобных бревен, так что при таком наклоне даже мощную конструкцию "Крузака" размолотит в фарш.
- Богдан Евгеньевич, не волнуйтесь! - успокаивая, скорее, себя, а не шефа, воскликнул Степан, вцепившись в баранку.
Он оказался водителем хорошим, однако неправильное движение рулем все же сделал, под самый конец затяжного спуска. "Ленд Крузер" неожиданно развернуло поперек, потащило, оставалось колесам во что-нибудь воткнуться - и переворот. Но косогор вовремя сменился горизонтальной поверхностью.
Пара секунд тишины и облегчения. Впереди - десяток метров распутицы и частокол таежных деревьев, в зеркале заднего вида - то же самое: нужно осторожно разворачиваться. Желать, чтобы машина не села на брюхо, поздно: днище даже при плавном движении издавало неприятный скрежет. Но возможность трогаться и даже набирать разгон она не потеряла.
- Богдан Евгеньевич, может, вам воздухом подышать?
- Нет, Стёпка, езжай.
Стёпка убежден: с шефом что-то не так. А дорога тем временем становилась всё у́же. Ветки деревьев, как пальцы оживших мертвецов, с невозмутимым рвением цеплялись за борта джипа. Не желала тайга отпускать гостей, не показав им своих возможностей. И вот Богдан Евгеньевич стал пристально в свое боковое окно глядеть. Но что за ним можно увидеть? Гуща такая, что даже день там словно ночь.
- Останови! - приказал Богдан Евгеньевич.
Стёпа по тормозам ударил и не успел ничего сказать, а шеф уж наружу выпрыгнул. Замер он - от раскрытой дверцы шаг боится сделать, напряженно в таежную полутьму вглядывается.
- Мотор заглуши, - не оборачиваясь, проскрежетал губернатор.
Степан кнопку нажал, и дизель обиженно смолк. Где-то недалеко ветки затрещали. Судя по звуку, огромное что-то. Может, лось какой, может, пара кабанов, а может, медведь брюхо к спячке набить старается. На секунду затихло всё, а потом с удвоенной силой затрещало. Да так, что треск аж эхом прокатываться стал. Словно и не медведь это, а чудище какое-то огромными лапами всё на своем пути разбрасывает.
Стёпка парень не трусливый, но мороз по его коже ощутимый прошелся. Рука вновь к кнопке запуска потянулась, и палец перед ней остро выпрямился. Автомат Калашникова на полу в багажнике лежит, до него еще добраться надо. А шеф, вопреки здравому смыслу, дверцу захлопнул и зачем-то прочь устремился.
Дело совсем плохо, и Стёпка решил, что лезть за оружием самое время. Он одним махом на заднее сидение перескочил и, протянувшись в багажник, за цевьё схватился. Не теряя времени, тут же через заднюю дверцу вслед за шефом выскочил. Автомат в руках приятно тяжелел и придавал уверенности. Но вот странное дело: шеф как сквозь землю провалился! Множество трав, каких-то кустарников, огромных деревьев - всё это стояло стеной и не позволяло быстро войти в таежную гущу. По крайней мере, за те секунды, пока доставалось оружие.
Стёпа оббежал вокруг джипа, затем остановился и стал прислушиваться. Но тихо кругом, таинственно тихо - и треск прекратился, и птицы смолкли. Бежать за шефом надо, пока беды не случилось, но куда бежать? Ни следов, ни примятой травы, ни сломанной веточки - ничего, что указало бы направление.
А Богдан Евгеньевич наблюдал за своим водителем в просвет между деревьями. И оклики его слышал, и видел, как тот вдоль дороги зачем-то побежал. Всё он видел, да только пошевелиться не мог: страх нечеловеческий его обуял. И вроде бояться конкретно некого, но страх такой, что горло сдавливает. Дышать трудно стало, сердце вдвое быстрей заработало.
Вдруг затылок его кто-то тронул, мягко так, осторожно, но сила в том прикосновении безумная чувствовалась. И понял губернатор Богдан Евгеньевич, что не человек там за спиной стоит, и не зверь даже. Кроме силы безумной, он буквально кожей могучий интеллект того существа почувствовал. И, кроме того, что вмиг беспомощность свою ощутил, он надежду на спасение почуял. Ни к чему существу тому смерть человеческая. Неоправданная смерть - ни к чему...
"Не оборачивайся",- шёл тихий, почти телепатический приказ.
- Не буду, - покорно прошептал человек.
"Увидишь меня - уничтожу", ќ- предупредил голос, и был он холоден. Больше мужской, чем женский, но главное - четкий и ясный, как журчание таёжных ручьев, как завывание ветра. Если Бог есть и ему вздумается заговорить с грешником, заговорит он именно так.
- Я жить хочу, - умоляющим шепотом произнес губернатор.
"Вне сомнения"
И понял губернатор, что, может, это последние его минуты. И осознал, что страха такого никогда не испытывал. Разве что когда однажды немилость президентскую почувствовал. Но тогда страх за секунду схлынул, едва вспомнилось, что пути отхода есть и деньги в офшорах спрятаны и что в камере тюремной ему ни за что не сидеть. И в душном СИЗО он себя заморить не даст, и баланду магаданских тюрем пробовать не собирается...
Последняя мысль взбодрила его: весь масштаб теперешнего ужаса мгновенно до размеров пылинки сжался, и он уж обернуться вздумал и храбро взглянуть в глаза тому, кто там есть. Но в тот же миг ноги его подкосились и упал губернатор. Как приятен запах таежной травы! Как остры разбросанные старые ветки, по которым поволокся живот! Кто-то с варварским рвением тащил его за ноги. Цеплялся Богдан Евгеньевич за что ни попадя, стебли растений обрывал, землю пальцами драл. Только без толку - волокли его вниз головой вперед ногами.
- Подожди! - взмолился он.
Рвение тянущего заметно ослабло.
- У меня есть возможность что-то сделать для вас! Буду рад быть полезным!
Но спавшее рвение оказалось лишь замедлением перед препятствием: губернатор на себе испытал, каково это, когда волокут через трухлявое поваленное дерево, раздирая кожу живота об острые сучья.
- Я могу привезти сюда сотню людей на растерзание... Я глава области! Высшее должностное лицо! Сколько угодно жертв доставлю! Любые желания! Я могу сделать всё, только отпусти!
Понял Богдан Евгеньевич, что бесполезно всё это, но не терял надежды и продолжал жизнь себе вымаливать:
- Кровь и деньги!.. Слышишь, я могу обеспечить сколько угодно крови и денег!
- Мне людская кровь ни к чему, - послышалось от кого-то.
- Тогда зачем я?!
- Ты не человек - ты свинья!
Обидно стало губернатору, и на фоне этого грызущего чувства страх вновь поутих. И он уже сказать что-то хотел, но вдруг голову приподнял и увидел мохнатое чудище, большое и темное, в том месте, где его десятью секундами ранее волокли. Но если чудище там, тогда кто же его так проворно тащит?
Взревело чудище - у губернатора аж дыхание перехватило и боль расцарапанного живота сделалась не важной. Встало оно на задние лапы и закружилось в неистовстве. Вокруг него черное облако быстро возникло. Стало облако кружиться, гул издавать, а мохнатый зверь - реветь и лапищами размахивать.
Над всей этой каруселью безумия начал туман сгущаться. Понял Богдан Евгеньевич, что сознание теряет, но ничего с этим поделать не мог...
Неизвестно, сколько времени промчалось, прежде чем он в себя приходить начал. Первое, что увидел, - металлические наконечники своих изящных, измазанных грязью туфель, вытянутые ноги и разодранную рубашку. Он, прислонившись спиной к дереву, сидел. Живот, кисти рук и лицо зудели так, что хотелось содрать с себя кожу и оставить её на ближайшем суку. Рой всякого гнуса жужжал и пищал вокруг, словно не веря в такую сладкую и доступную добычу.
Богдан Евгеньевич в карман пиджака потянулся, достал оттуда флакончик с аэрозолем.
- А ну, прочь! - заорал он, распыляя густое облако репеллента.
Руки к лицу потянул, чтобы насекомых согнать, и почувствовал, что уши, губы и щеки вздулись, словно силиконом накачаны. Проклятый гнус!
Губернатор поднялся на полусогнутые и, непрерывно оглядываясь, побрел, уповая на своё чутьё. Пять минут потребовалось, чтобы понять окончательно: чутьё у него паршивое, и он заблудился. Взглядом пробивая слои веток, на небо глянул: тучи сгущаются. Который час? Из-под рукава пиджака серебро показалось: стрелки "Ориса" сообщили о наступлении вечера. В боковом кармане айфон тяжелел, вот только бесполезен он при севшем аккумуляторе.
- Стёпа! Степа-а-ан! Ты слышишь?! А-у-у!
Но не ответило даже эхо.
Глаза уловили подозрительное движение. Жаль, что это настоящая тайга, а не лес: в её зарослях зона видимости порой ограничивается собственным плевком.
- Стёпка! - окликнул он промелькнувшую между деревьями тень. А затем прошептал: - Стёпа, родной, где же ты? Найди меня скорее. Вытащи из этого чистилища...
Вдруг из глубины чащи вылетел некий предмет, в котором губернатор распознал стрелу. Быстро она пролетела и где-то позади с глухим ударом в дерево вонзилась.
- Что происходит?!
Покрутился губернатор, еще раз в небо взглянул и выкрикнул очень точный вопрос:
- Зачем я здесь?!!
- Каяться! - ответил голос, шедший сразу со всех сторон.
- Что? - вздрогнул и замер Богдан Евгеньевич, словно догадываясь, почему и для чего его просят каяться. Словно грехи свои сдерживал, как пар в закрытом котле. Словно несколько секунд назад сам готов был душу излить, чтобы только высшие силы позволили выбраться.
- Здесь ляжешь, если не покаешься!
- Не в чем мне каяться! Я честно служу своему народу уже много лет! Меня любят! За меня голосовать готовы...
Резкая боль пронзила его правое плечо. "А-а-а-а! А-а-а-а!" - заорал губернатор не своим голосом. Но стрела лишь пробила одежду, едва задев кожу, оттого сразу отвалилась и упала.
- Это всего на четверть тетивы прилетело! - раздался голос. - Притворство свое продолжишь - боли уже не почувствуешь. Мертвые боли не чувствуют.
Перепуганный губернатор напрягал глаза, пытаясь найти источник голоса, но находил лишь разнообразные стволы деревьев. Вдруг впереди что-то промелькнуло, и тотчас сзади треснули ветки. Богдан Евгеньевич запутался и просто обессиленно прислонился спиной к вековой сосне. Запахнул рубашку и застегнул пиджак на единственную оставшуюся пуговицу.
- Кто вы? - спросил губернатор, надеясь потянуть время.
Трюк не удался. Что-то черное и большое пошло в его сторону. И понял Богдан, что смотреть на того, кто идет, не надо. Не то это будет последнее, что он увидит в своей жизни. Отвернулся он лицом к дереву и голову руками обхватил. Приближение чего-то ощущалось всеми фибрами. Спина словно лёд на себе почувствовала. Холодом космическим её обдало. Задрожал губернатор Богдан Евгеньевич. Нервы и до этого на пределе были - не выдержали.
- Каюсь... - тихо вымолвил он.
И тишина страшная, и ответа нет. Словно меч там за спиной возносился. Не думал Богдан, что справедливость вот так его накажет. Продажные судьи и лояльные прокуроры остались где-то там, в большом мире. Не поможет сейчас чемодан денег, личной охраны здесь тоже нет. Только огромные муравьи, сползающие по сосновой коре прямо в волосы, и что-то жуткое за спиной.
- Каюсь, что деньги народные присваивал! - будто совершая прыжок в холодную воду, сказал губернатор.
И рука, занесшая меч справедливости, словно разрядила усилие.
- Каюсь, что мои заместители от меня добро получили на взятки и казнокрадство! - громко и отчаянно признавался губернатор. И чувствовал если уж не благосклонность, то, как минимум, резкий спад озлобленности и решимости у того, кто там, позади.
- Честные люди, бизнесмены, не желающие делиться, с моей подачи травле подвергались, а один даже в тюремной камере умер. Каюсь!
Почувствовал грешник, будто меч снова над ним возносится, и понял, что спастись сможет только за искренность глубокого покаяния.
- Один умер, а двое еще сидят... Каюсь, они честные люди, налоги платили, семьи у всех... Каюсь!
Ужасно пить захотелось, стакан воды померещился. Собравшись духом, решил губернатор поскорее свои грехи перечислить:
- Каюсь в фальсификации всех выборов, которые за последние годы в области моей проходили! В том, что преступным приказам сверху потакал, не воспротивился. В том, что агитировать разрешал всеми способами, бюллетени заставлял подделывать. А тем, кто пытался что-то возразить, - рот затыкал.
Представил губернатор на секунду масштаб своего преступления, ужаснулся и прошептал:
- Бог мой, а я ведь не один такой губернатор... Вот именно так мы всей страной и президента выбрали, и партию правящую!
Стукнулся Богдан о дерево лбом несколько раз. Стыдно ему стало, наказать он себя захотел. И, несмотря на то, что несуществующая тень за его спиной давно покинула его воображение, он перешел в другую крайность, и остановить его уже было нельзя:
- Руки мои кровью запачканы... не про того человека, умершего в тюрьме, я сейчас говорю, а про то, что десять лет назад было... Журналистом он был... очень не хотел, чтобы я губернатором становился... раскусил он мою жуликоватую натуру, разгром готовил. Той весной его труп под воду навсегда ушел... - И, набрав в легкие воздуха, закричал: - Каюсь!!
К горлу тяжелый ком подступил, и не сглотнуть его никак. Но останавливаться он на этом не стал:
- А за пять лет до этого... все те же бизнесмены... Туманным утром с трассы сошли, машина у них неисправной оказалась... и вспыхнула она ярким пламенем неестественным. А тому, кто нужные гайки где надо подкрутил и горючку в огонь подливал, за день до этого деньги передал я... я этих людей убил! Каюсь!
И поплохело грешнику так, что желание жить отрубило, чего не было с ним никогда. Он медленно поворачиваться стал, но глаза все еще открыть боялся.
- Убей, - всхлипнув, проговорил он. - Свинья я... правда... убей! Как людям в глаза смотреть буду... детям своим что перед смертью скажу? Что после себя этому миру оставлю? Кучу денег наворованных? Недвижимость? Перемноженную в десять раз подлость? Жалкая лживая жизнь! Незачем её продолжать... Убей.
Но стихло всё. Золотой луч вечернего солнца откуда-то прорвался. Богдан Евгеньевич с закрытыми глазами его прикосновение почувствовал, горько улыбнулся и сказал:
- Недавно я понял, что, будь я не у власти, то и не смог бы ничего. Ни в бизнесе, нигде... Бездарь я. А как вспомню, что таких, как я, пол-России, - хоть петлю надевай! Все мы себя важными шишками возомнили, позабыв главную истину: не народ на нас работает, а мы на него. И пока самый средний представитель этого народа не сможет позволить себе хорошую одежду, жилье и достойную работу, мы, слуги, в обносках ходить должны. На троллейбусах ездить, а наши жены в магазинах у касс - последние копейки из кошелька доставать. У меня особняк только три миллиона долларов стоит. Два "Мерседеса" на мне... про имущество и бизнес жены даже говорить не буду. Сыну еще двадцати пяти нет, а у него уже депозит солидный в Швейцарии. Дочь в Лондоне не первый год в собственной квартире живет. Но разве справедливо всё это?! Кто я такой? Что я дал этому миру?! Открыл лекарство? Изобрел что-то? Сделал что-то, что останется в вечности? Нет у меня заслуг никаких перед обществом, а значит, и благами его я пользоваться права не имею. И пока такие, как я, будут у власти, народ самой богатой страны на коленях и в нищете останется. Пусть одним гадом меньше... убей!
В тот миг Богдан Евгеньевич глаза решился открыть. Открыл. Но не увидел никого. Точнее, того, кого ожидал увидеть. Лишь рыжая голова шофера Стёпки в узком луче солнца показалась. Он бежал, перепрыгивая препятствия, с бутылкой воды в руках, а на плече автомат болтался.
- Богдан Евгеньевич! Как вы?
- Что это было, Стёпка? - вытирая распухшими пальцами слезы, пробормотал губернатор.
- Дрянь какая-то, Богдан Евгеньевич. Наверное, таёжник нас чем-то опоил. Я сам кое-как в себя пришел. Вот, водички простой попейте. Машина в той стороне, идемте.
Они стали пробираться через заросли. Вдруг в траве какой-то предмет промелькнул.
- Это гильза что ль, Стёп? - изумился губернатор, наклоняясь за находкой.
Степан виновато покосился, затем кивнул.
- Ты в кого-то стрелял? - затаив дыхание, спросил шеф.
Стёпа быстро отстегнул магазин и показал ему, что там нет ни одного патрона.
- Как это понимать?
Степан вздохнул и молча кивнул на десяток шагов вперед. Там виднелся какой-то взгорок. Присмотрелся Богдан Евгеньевич и ужаснулся: то не просто взгорок, то бурая шерсть!
- Это что, медведь? - шепотом спросил он.
Прикусив губу, Стёпа закивал.
- Зачем ты убил его? Можно было просто напугать.
Стёпа вздернул плечами.
- Значит, ты тоже под это влияние попал?
- Какое влияние... - пробормотал Степан. - Зельем каким-то нас с вами опоили, вот и всё. У меня перед глазами вещи нереальные твориться стали, а от странных звуков голова затрещала.
- Зелье, говоришь? Не думаю, что всё так просто, - подавляя вновь накатывающий ужас, сказал губернатор. - Ох, бежать отсюда быстрее надо! Веди к машине, Стёпка.
В поездку к "таёжному человеку" Богдан Евгеньевич собрался спонтанно. И даже не взял подходящей одежды: как сидел в своем кабинете в костюме, так и поехал. И туфли на нем были, хорошие, дорогие, на боках - стильные металлические элементы декора. Штуки красивые, но острые: палец не порежешь, но...
Богдан на запястья своего водителя посмотрел и обомлел: они все были покрыты характерными царапинами.
- Стёпа, - обратился губернатор, сбавляя шаг. Тот откликнулся внимательным взглядом. - Это что у тебя за царапины?
Тот повинно посмотрел на свои руки и тихо сказал:
- Я не помню...
Внедорожник встал на курс, получил немного разгона, и его зашвыряло из стороны в сторону по направлению к цивилизации. Меж деревьями, провожая, не раз проскакивала чья-то тень, но ни губернатор, ни Стёпка этого не заметили.