Аннотация: удк 882.6-31
ББК 84(4БЕЛ)6Т41Юмористическое произведение о любви и превратностях судьбы молодежи 80-х.ISBN 985 - 424-018 - 5
О.ТИМ
ПОКОРЯЮЩИЙ
ВЕЧНОСТЬ
Исторический роман
НЕВЕРОЯТНЫЕ ПРИКЛЮЧЕНИЯ
Г О Л А и А Я
1. ЛЕГЕНДА О ПРЕКРАСНОЙ
ПТЕРОДАКТИЛЬ
В 70-х годах восьмого миллиона лет до нашей эры в одной из благополучных семей колонии птеродактилей выросла дочь, прославившаяся на всю округу своей красотой. Безупречная фигура, обворожительная улыбка, умные выразительные глаза посеяли настоящее смятение среди молодых летающих ящеров. На родителей красавицы посыпался целый дождь самых заманчивых предложений. К огорчению папы и мамы дочь отклоняла одно предложение за другим, так что, в конце концов, отчаяв-шись увидеть внуков, старики ввели невесту в глубокую летаргию и зарыли в укромной пещере, а сами умерли от горя. Легенды о той прекрасной птеродактили передавались из уст в уста и дошли до наших дней. Родители надеялись, что в будущих поколениях найдется достойный жених для их дочери, но место консервации как-то сразу после их смерти забылось, а многочисленные поиски смельчаков и романтиков так и не смогли увенчаться успехом.
Время изменило облик земли, вымерли ящеры, пронеслись ледники, образовался Совет Экономической Взаимопомощи, но где-то глубоко под землей ждала своего суженого птеродактиль несравненной красоты, еще храня память о папоротниковых лесах, хвощевидных рощах с их немудреным укладом жизни и отношений.
* * *
2. ГВАРДЕЙЦЫ! УМРЕМ ВСЕ КАК ОДИН!
1969год Киевский военный округ
Капитан Люнетов был мужественным человеком, а потому он всегда снил только суровые, боевые сны.
Во сне он яростно и безжалостно уничтожал врага. Он
губил его из крупнокалиберного пулемета и при помощи кистеня, испанской навахой и американской бузукой, авиабомбами и нервно-паралитическим газом, и никогда его рука не дрожала, а глаз не давал промашки. Но однажды патроны вышли, а гранаты под рукой не оказалось, пришлось вступить в рукопашный бой.
Противник Люнетову попался не из робкого десятка, да и собой был ужас как крепок, однако и капитан нес в себе неукротимую волю к победе. Враги вцепились друг другу в глотки и приступили к взаимному удушению. Лицо супостата побагровело, глаза выпучились, но он не сдавался. Капитану было не легче, уже мутнел взгляд, и потный нос врага расплывался, сливаясь с кровавым горизонтом, но неистребимое желание изничтожить агрессора не покидало храброго офицера. "Врешь гад! - кряхтел отважный воин. - Сам помру, но и тебя в могилу унесу..."
Утром в одном из домов офицерского состава был найден остывший труп капитана Люнетова, руки его застыли на собственной шее. Фельдшер дивизиона зафиксировал смерть от ураганного рака.
Героическая смерть отважного капитана может и показалась бы нам событием малозначительным, если бы не цепь драматических событий, оказавшихся непосредственно связанными с проводами в последний путь гвардии-капитана, кавалера юбилейной медали 45 лет Вооруженных сил СССР Валерия Андреевича Люнетова.
3. ОСВОБОДИТЕ ОКНО!
"Аэрофлот - быстро и удобно! Комфорт, высокая культура обслуживания, экономия времени! - ожесточенно пережевывала вместе с недоваренной курицей рекламные достоинства Аэрофлота рыжебородая жертва метеоусловий. "Шестые сутки! Поездом давно бы уже был на месте! Хорошо хоть место занял. Можно посидеть, время поэкономить,"- продолжал возмущаться Сёма Бюц, разглядывая зал с высоты подоконника, который все это время служил ему местом отдыха.
Пассажиры готовились к ночлегу, и аэропорт был похож на... А с чем можно сравнить зал ожидания крупного аэро-порта, из которого давно уже ничего не вылетало, кроме проклятий, а билеты на очередные рейсы продолжали продаваться с прежней исправностью?
Центр зала, где когда-то располагались стройные ряды кресел, занимала колония старожилов, тех, кого посадили на первые сутки. Они держались группами, по-хозяйски сдвинув кресла и раздражая администрацию налаженностью быта. На переносных газовых плитках и керогазах кипело пахучее варево, женщины в домашних халатах и шлепанцах накручивали бигуди, в то время, как отцы семейств по-соседски забивали вечернего "козла". Над серединой поселка, на веревке, протянутой между заглохшим телевизором и аэропортовской пальмой, вымпелами непокорства циклонам и антициклонам гордо реяли детские пеленки.
Прилетевшие позже транзитники, подобно пыли, плотно и равномерно оседали на любой горизонтальной поверхности, занимая все выступы, углы, пристройки и надстройки. Зеленой ковровой дорожкой по лестничным ступенькам выстелились неприхотливые демобилизованные воины, напрочь парализовав движение между первым и вторым этажами.
Хуже всех приходилось одиночкам. Их не пропускали к окошку справочной, выталкивали из очереди и обсчитывали в ближайшем гастрономе. Немалая часть трудностей и переживаний, выпадавших на их долю, была связана с поиском свободных мест. Но еще труднее было удержать его. Приходилось жертвовать такими благами, как свободное посещение буфета, курилок, общественной уборной, доступных членам колоний и вольношатающимся индивидуумам.
Семен был одиночкой, в командировку его отправили без напарника. Бесперспективным выглядел и вариант национальной солидарности: других евреев, с которыми можно было бы скооперироваться, его зоркий взгляд не регистрировал. Сёма привстал на подоконнике, по-страусиному вытянув шею, разглядывая все возможные вывески и указатели, шаря глазами в поисках давно желанной буквы "М". Внезапно взгляд его наткнулся на окольцованного жигулевскими покрышками гражданина с орлиным носом, который, медленно описывая круг по залу, пристально на него смотрел. По глазам носатого Бюц понял, что тот разгадал его нужду и уже давно следит за ним.
"Ну нет!- мотнул бородой Сема. - Я лучше потерплю. " Он любовно погладил подоконник и отвалился на оконную раму, приготовившись к длительной осаде.
Оба не спали всю ночь. Черные покрышки продолжали кружить. Из разных концов зала Семен ощущал на себе хищный взор их хозяина. Время тянулось мучительно долго, властелин подоконника держался, но желание становилось невыносимым, и он начал тихонько подпрыгивать на своем насесте. Заметив это, хозяин покрышек злобно ухмыльнулся золотыми фиксами и сузил круги.
Почувствовав, что предел наступил, рыжебородый, стиснув зубы, выждал, пока покрышка достигнет апогея своей орбиты, и, слетев с подоконника, в несколько прыжков покрыл расстояние, отделявшее его от двери туалета.
Выскочив через некоторое время назад, он с ужасом обнаружил, что его место занято. На окне с царственным видом сидел гражданин, прикрывающий свое лицо газетой, по краям которой виднелись новые ребристые протекторы.
Семен Бюц на минуту застыл, приходя в себя.
- Освободите окно! - с мощью пожарной сирены заревел он с середины зала и ринулся на врага.
- Это мое окно! Я его первый занял! Тебе говорю!! Думаешь, не вижу твою покрышку?! Она здесь давно уже всем надоела!
Сидевший на окне всем своим видом показывал полное безразличие к скандалисту. Он дождался своего часа, и теперь никакая сила не могла сдвинуть его с места.
Нападающий не унимался, он подбирал такие эпитеты, что выдержать их могла только мраморная статуя.
-...Империалист! Захватчик!... Чертов велосипедист! - бушевал Семен Яковлевич. - Освободи окно!!! Не то я тебе быстро нос пообломаю!
Газета дрогнула. Заметя, что попал в цель, оратор стал бить точнее.
- Думаешь, я не вижу, как у тебя газета горбится?! Отрастил клюв!
Крики рыжебородого привлекли внимание обитателей аэропорта. По мере нарастания шума группа зевак постепенно росла. Здесь были, в основном, пассажиры, которым было все равно где стоять, так как своего места они не имели. Они обступили соперников плотной массой, очертив своими телами ровный квадрат ринга.
- Чего пристал к человеку? Ты что, купил это окно? - выкрикивали из толпы.
Сторону рыжебородого приняла сидячая половина общества. "Да сдерни его оттуда", - советовали ему.
Спор принимал массовый характер. Разделившись на две партии, искатели консенсусса уже не выбирали выражений. Они целиком перешли на фольклор, изредка разряжая плотность речи литературными междометиями. Когда и этого оказалось мало, фронты пошли на сближение.
Получив по кумполу шипованой резиной, Семен рухнул на ленту транспортера. Багажный транспортер, обязанный доставлять вещи пассажиров в прекрасное далеко, несмотря на коллапс аэропорта, работал с завидной исправностью. Так бессознательное тело искателя справедливости под солнцем было доставлено в багажное отделение и сброшено на пол жестоким металлическим распределителем.
- А этот почему без гроба? - возмутился первый грузчик.
- И по гражданке почему-то, - отозвался второй.
- Позвони на шестой склад, пусть еще один пришлют.
4. ОТ ВИНТА!
В диспетчерской было не спокойнее, чем в зале ожидания. Пилот борта С-17ф, именуемого в армии Черным Тюльпаном, сел в аэропорту Жуляны взять несколько трупов для доставки на родину, на этот раз в Белоруссию. На этом самолете должен был отправиться в свой последний путь отважный капитан Люнетов.
Груз был скоропортящийся, и старший лейтенант ВВС, по прозвищу Саша-истребитель, не мог больше ждать. Он явился в диспетчерскую и, размахивая гранатой РГД-5У, пригрозил, что если ему не дадут полосу для взлета, он проломит череп начальнику смены этой железкой лично.
Дежурный оператор потянулся рукой, чтобы включить сирену, означающую ракетное нападение, но, получив по челюсти гранатой, передумал пугать людей войной.
Граната была учебная, но впечатление производила в те неизбалованные времена неизгладимое. Недаром Саша даже иногда использовал ее как сберкнижку: возьмет гранату, предъявит в окошечко, получает деньги.
Истребителя пробовали усмирить двое дежурных милиционеров, но тот был не только тактиком, но и стратегом и пришел на разборку с четырьмя дембелями срочной службы. Тех в спецрейс подрядили, поскольку им было по дороге, в качестве носильщиков похоронной команды.
На призыв командира бойцы не преминули явиться, вследствие чего только один из милиционеров успел два раза жалостно протрубить в свой свисток. После разоружения и вязки блюстителей порядка начальник смены понял, что полосу для взлета придется давать.
- Ты только молодых этих с собой не бери, - кивал он в сторону дембелей. - Жмуриков, что везешь не жалко, а самому тебе туда и дорога, если грохнешься.
- Отставить бздеть! - ерепенился летчик, - Я - истребитель! Я над Ладогой финнов в такую грозу щелкал, что мне твой туман - шутка детская, я у себя в кабине гуще накуриваю.
Саша, действительно, год назад служил на МИГ-21, но за то, что срезал на бреющем финский воздушный шар с пассажиром, был понижен в звании и переведен на гробовоз. Шар сорвался в парке отдыха Пюстокаале и был занесен на территорию Ленинградского военного округа сильным ветром, на запрос "свой-чужой" цель не отвечала, а значит поступать с ней нужно было по уставу. Однако Финляндия была хоть и капиталистической, но дружественной страной, и с боевым летчиком поступили несправедливо.
Команда на взлет борта С-17ф была дана.
5. НИТИ СИОНИСТСКОГО
ЗАГОВОРА
В то время, как труженики неба выясняли свои непростые отношения, а к военным пытался пристроиться один цивильный, у которого тоже был скоропортящийся груз - племенная сперма для крупнорогатого скота, к междугороднему телефону-автомату подскочил человек, одетый цыганкой.
- Але! Это раби Герцель? - прошептал он в трубку тревожным голосом - Он исчез!
- Как исчез? - возмутились на том конце провода. - Вы хоть понимаете, что вы говорите?
- Раби, тут был маленький переполох, и он, как сквозь землю. Наши у входа божатся, что не выходил. Из аэропорта официально ничего не летит, но ходят слухи, что отправят военный транспорт в сторону Белоруссии. Раби, надо связаться с Минском.
- Хорошо, мы свяжемся. Ицик, я прошу, найдите его, это очень важно.
Жестокий рок ударил раби Герцеля, откуда невозможно было ожидать неприятностей. Над святыней еврейского народа - камнем из короны царицы Савской, тысячилетиями хранившемся в общине, нависла угроза.
Во время 2-ой мировой войны 12 евреев, сотрудников НКВД и тыловых служб, эвакуировали в Закавказье старичка-дантиста. По официальным документам, он лично спас жизнь товарища Сталина во время его героической революционно-гангстерской деятельности на Кавказе.
В кипящем эвакуированными Ереване дантист растворился буквально через час. Вместе с ним исчез и один из офицеров охраны. Сопровождающие обратились в местные органы, и за расхлябанность были отправлены на фронт.
Сегодня драгоценность, обладающую магической волшебной силой, необходимо было отправить на историческую родину. Дело было несложным; камень заплавили в сувенирную свечу и отправили в Калининград, где курьер должен был передать ее пассажиру теплохода, отправляющегося на Кипр, а там до Израиля рукой подать. Курьер про камень ничего не знал, его попросили передать сувенир человеку, который встретит его в аэропорту, но самолет до Калининграда не долетел, его посадили в Киеве из-за непогоды.
Хотя про тайну хасидов знали только 3 человека, пришлось обеспечить через местную общину внешнее наблюдение. Курьер исчез, и раби почувствовал, что всемогущий бог Яхве отвернулся от него.
Уже через два часа в аэропортах Минска, Гродно, Бреста и Витебска появились наблюдатели, которым необходимо было выявить рыжего бородатого человека, 25 лет, одетого в ...
К утру Семен начал приходить в себя, ушиб на голове сильно болел. Он открыл глаза, пытаясь определить, где находится. Было темно и тесно, не понимая, куда попал, он стал шарить вокруг рукой и везде натыкался на обитые сатином доски. Уж больно странным показалось ему теперешнее положение, на реанимацию это было непохоже, даже моргом это, пожалуй, назвать было нельзя. "Неужели проспал собственные похороны?" - мелькнула страшная мысль.
Рука автоматически пощупала макушку, традиционной ермолки там не было. Невыразимый ужас охватил гражданина Бюца при мысли, что он на дне могилы и неизвестно, когда испустит дух... А когда это случится, он (О ужас!) предстанет перед Всевышним с непокрытой головой. "Лучше бы уж сразу в крематорий", - с горечью подумал Семен, и комок боли подкатил к горлу. Не в силах выдержать такого горя, Семен стал, жалобно поскуливая, царапать крышку своего гроба.
C-17ф приземлился на военно-воздушной базе Липки, вблизи Минска. При выгрузке обнаружилось, что один гроб лишний, а в нем находится вполне живой гражданин Бюц Семен Яковлевич. После трехчасового допроса в особом отделе воинской части, тщательной проверки документов "заяц" был отпущен на все четыре стороны. Дело "О несанкционированном проникновении в воинский гроб" отправилось в архив.
6. МАГИЧЕСКОЕ ВЛИЯНИЕ ЗЮЙД-ВЕСТА
апрель (фаза Орфея)
Предусмотрительно запасшись железнодорожными
билетами, Семен вышел на привокзальную площадь. Город выглядел просто прекрасно: улицы были подметены, пиво продавалось прямо на углу, автобусы пыхтели, а возле "Промтоваров" толпа женщин ожидала открытия магазина. Но несмотря на обыденность панорамы, тайной романтикой пахнуло на Семена из привокзального сквера. Видно, удар по голове, похороны вместе с героями и чудесное воскрешение сделали свое дело. Семен шел по улицам Минска, словно по берегу волшебного острова, где путешественника ждут роковые встречи, неожиданные зигзаги судьбы, и, конечно же, таинственные, запретные, но очень сладкие плоды. Полон волнующих предчувствий, наш герой втиснулся в троллейбус N1, так как намеревался доехать до почтампта позвонить домой и старику Герцелю, чтобы не волновались - с ним все в лучшем виде.
Близость пассажиров друг к другу граничила с интимной, и достать мелочь из кармана было под силу только экстрасенсу. Бюц экстрасенсом не был, а значит, ехал "зайцем", это его ничуть не волновало: не так далеки были чудесные студенческие времена, когда покупка билета была действием зазорным, бросающим тень на факультет и институт в целом. Вдруг резкая боль обнаружила себя в левой Семиной стопе; это светловолосая девушка, стоящая рядом, пыталась нанести своим шпилькообразным каблуком колотую рану рыжебородому романтику. С трудом проглядывая сквозь сумерки, наступившие в его глазах, Семен попытался возразить создавшемуся положению:
- Девушка, вы мне на ногу наступили, - с трепетом в голосе произнес он.
Но курносая особа не поняла, а может и не хотела понимать намеков.
- Ну и что? - неприступно, как бы отвергая всякую претензию на знакомство, хмыкнула она.
- Уберите, пожалуйста, ногу. Мне больно. - вынужден был сознаться путешественник, так как даже терпению мужественного человека иногда наступает предел.
- Некуда. Тебе не нравится, ты и убирай, -оставаясь безучастной к Семиному горю, ответила девчонка и перенесла весь вес своего тела на гвоздь, впившийся в плоть нашего героя.
Семен набрал полные легкие воздуха, зажмурил глаза и под дружные возмущения окружающих рванул ногу из капкана. Раздался треск, в результате активной локтевой деятельности Бюца два лишних человека вышли на остановке. Наконец нога была освобождена. Девушка повернулась к Семе возмущенным лицом и задала сакраментальный вопрос: "Молодой человек, вы сломали мне каблук, а кто будет его чинить?"
При этом она посмотрела на него такими тронутыми поволокой глазами, что у молодого человека взорвалась в груди настоящая бомба, и краска приступила к лицу.
- Может, вы думаете, что я это специально? - промямлил Семен.
Для этого были все основания, на него смотрели такие горящие дьявольским огнем глаза, а губы были так томно приоткрыты, что сохранить спокойствие в душе было просто невозможно.
- Я же не знал, что у вас столь непрочная обувь, - почему-то загрубляя голос, добавил он.
- Незнание закона ответственности не снимает. Следуйте за мной, - ошарашила его незнакомка и двинулась, прихрамывая, к выходу. Семен полез следом, сохраняя философское выражение лица и безнадежно пытаясь поддержать ее под локоть.
- Хулиган! - каркнула ему в щеку какая-то старушенция, но Семен даже не посмотрел в ее сторону.
Выйдя, она сама ухватила его рукав выше локтя и с неувядаемой принципиальностью приказала отвести ее в мастерскую. Сема не знал, где находится мастерская, но он пошел, решив двигаться вперед, что всегда вернее. Итак она хромала, он супил бровь и сжимал губы как капитан, прокладывающий курс в тумане. А погода тем временем была прекрасная: в лужах играло солнышко, щебетали воробьи, а в воздухе пахло нежными чувствами. Молчать в такой нервозной обстановке было крайне мучительно, и Семен стал напевать песенку, в которой он знал только полторы строчки, но это и не имело значения, потому что пела душа.
Спутница косила на тенора глаз, но более никак не реагировала.
- А вас как зовут? - неожиданно прервал песню Семен.
Словно во время фокуса с двойным дном, у него внутри возникла львиная уверенность в себе. Это чувствовалось на расстоянии, и девушка ответила:
- Какая разница.
- Удивительное имя! А можно просто Кака?
- Нет, тогда уж лучше Алла.
Мастерская по ремонту обуви вынырнула из-за кустов жасмина, улыбаясь сверкающим на стеклах солнцем. Уверенность в душе героя закалилась в дамасскую сталь. Если бы Семен был игроком, он бы сказал "масть идет" и не стал бы добирать из прикупа.
Пока неудавшиеся киномеханики колдовали над каблучком, Сема сбегал в гастроном и купил коньяку и карамели.
- Не надо меня провожать, - посоветовала Алла.
Но пушки уже были заряжены, знамена развернуты, а пуговицы гренадеров надраены, Сема был готов к штурму, и остановить его было уже невозможно.
- Я хотел бы быть весенним ветерком, заблудившимся в локоне возле вашего ушка, - прошептал он.
Но прекрасная спутница не упала в его объятия с бурным выражением страсти, а только посмотрела на него подозрительным взглядом, которого Сема, надо сказать, не заметил. Командировочная надобность, как и ответственное поручение раби Герцеля были окончательно забыты и рыдали где-то, подобно брошенным любимым. Романтическое приключение обещало быть блестящим и вызвать всеобщую зависть сослуживцев в курилке. "Да разве они поверят?" - с легким огорчением подумал Бюц. Надышавшись парящими в атмосфере нежными чувствами, Сема плыл по улице как воздушный шарик, и только державшая его за локоть блондинка мешала зюйд - весту унести его в неведомую даль. Они подошли к пятиэтажному типовому дому, но сейчас для Семы это был сказочный замок дамы его сердца. Нет! Уйти сейчас было никак невозможно, и кавалер напросился на чашку чая.
В комнате играла легкая музыка, они сидели друг против друга и говорили ни о чем. Семен с сытым восхищением ощупывал взором плавные формы прелестной хозяйки и думал: "А случайна ли эта встреча? Могло ли такое произойти с другим, более черствым и рациональным человеком? С тем, кто любит называть себя благоразумным?" Самолюбие нашего героя давало на эти вопросы однозначный отрицательный ответ: "Нет! Для этого нужны сильные люди, способные увидеть и оценить озарение, пойти за мечтой, даже мимолетной, до конца, не останавливаясь на полпути, а их становится все меньше и меньше на этой земле". Это Семен Яковлевич Бюц знал достоверно. Свет неожиданно погас.
- Я посмотрю пробки, - встрепенулась дама сердца.
- Не стоит. - остановил ее рыцарь, кладя руку на зовущее из- под короткого халатика точеное бедро и доставая другой из кармана декоративную свечу в форме башни царя Тиграна.
Алла не убрала руку.
- Действительно, очень красиво. - c придыханием прошептала она, зажигая свечку от зажигалки.
Вдруг, будто разрывая в крупные клочья сладкую пелену, в прихожей раздался какой-то шум. Хозяйка вышла. Вновь загорелся электрический свет. Загудели мужские голоса, отчего гость стал быстро трезветь, не теряя, впрочем, при этом самообладания и достоинства. Оба этих чувства стали гораздо прозрачнее, когда в комнату вошли боком двое высоких мужчин. Боком же они вошли по причине несоответствия ширины их плеч стандартным размерам дверного проема. Семе почему-то вспомнились его служебные обязанности, ждущие его в далеком Калининграде, запоздавшее желание согласовывать, утрясать и пробивать стало настойчиво проклевываться где-то под ложечкой.
- А у нас гости!? - не то удивленно, не то вопросительно воскликнул Первый.
Второй посмотрел на нашего героя так, что Сема с трудом переборол в себе охоту глупо улыбаться.
- Ну раз гости, надо выпить, - законодательным тоном сообщил Первый и достал из внутреннего кармана початую бутылку с сомнительным содержимым, заткнутую бумажной пробкой.
- Может быть, лучше коньяку? - с потертой радостью предложил гость.
- Нет, ты уж нашего попробуй, - убедил Сему Первый, наливая полный фужер.
Второй посмотрел на героя - любовника еще раз, и тот понял, что пить надо.
Это было не вино и, тем более, не водка, вкус напитка будил в Семе воспоминания далекого румяного детства.
- Чего морщишься, не боись, не отравим, - успокаивал кравчий и снова наполнял фужер. - Давай еще одну.
И хотя жидкость была, на удивление, противная, Сема не мог отказать хозяевам принять угощение.
" Вот так же хладнокровно и с истинным достоинст-вом чашу с цикудой испил когда-то древний философ Сократ", - подумал любитель приключений и уже приготовился скорчиться в страшных судорогах, когда почувствовал хлопки по плечу.
- Извини, друг, тебе пора, - слегка подтолкнув Сему коленкой ниже спины в прихожую, сказал Первый.
Блондинка исчезла, оставив только аромат духов "Клима", и романтик, действительно, понял, что ему здесь делать нечего.
Тут автор вынужден сделать некоторое отступление. Поскольку роман исторический, необходимо ввести читателя в традиции той романтичной эпохи. Если в ХV111 веке кавалер заставал у любимой незнакомого мужчину, он старался нанести ему множественные колотые ранения острым предметом. При аналогичной ситуации в Х1Х веке обидчика вызывали к барьеру. Пуля, величиною в грецкий орех путалась в кишках и служила прекрасным средством от изжоги. Как же поступали в таких случаях наши славные предки в шестидесятые годы ХХ века? Литературные и кинематографические источники дают на этот вопрос однозначный ответ: всовывали штакетину в рукава провинившегося.
Кинофильм "Бумажные глаза Пришвина" пр-ва "Ленфильм", рассказ "Месть" из серии рассказов о водолазе Ураганове Альберта Иванова, "Путевые заметки о Красной Империи" Джозефа Лейстрейта, "Некоторые традиции и обряды северныx дикарей" Омаки Тусуго, многие другие источники, а также народные предания прямо утверждают, что наказать беднягу Бюца могли только одним способом. Всякие другие версии будут грязными инсинуациями в отношении описываемого периода и вообще оплевыванием нашей славной истории.
- Постой, - неожиданно задержал суетливо заспешившего по делам гостя Второй. - а ну-ка расставь руки в стороны.
- Зачем? - тревожно спросил Семен, давно ожидая от Второго какой-нибудь гадости.
- Делай, что просят! - убедительно потребовал Первый и всунул провиновавшемуся командировочному в рукава куртки ручку от швабры так, что она прошла за спиной.
- А теперь, счастливого пути!
Дверь за нашим героем захлопнулась. С широко расставленными руками, очень похожий на истребитель, вошедший в штопор, Сема понесся вниз по лестнице. Выходя из подъезда, он услышал, как разбилась о бордюр выброшенная вслед из окна башня Тиграна, но Семе было не до нее. Все попытки вытряхнуть палку из рукавов оказались безнадежными. Он прыгал на одной ноге, трясся всем телом, кряхтел и даже пытался сломать ее, с разгону ударившись спиной об угол дома, но палка была крепкая, сухая, и ничего, кроме ушибов ребрам, это не принесло. Положение можно было бы еще считать терпи-мым, если бы жидкость, поднесенная хлебосольными хозяевами, не начала проявлять свое действие на организм. После первого же толчка в глубине живота Сема вспомнил ее название: КАСТОРКА, и внутри у него стало гораздо тревожнее.
На незнакомый город быстро опускалась ночь, прохожие резко сворачивали в сторону, издали заметив куда-то спешащего мужчину с широко расставленными, словно для жарких объятий, руками. А Сема так сейчас нуждался в помощи. Он напрягался всем телом, а по спине у него тек пот. Постепенно трусца нашего героя переросла в безумные метания, сопровождающиеся свирепыми рыками. Желающих приблизиться к нему менее чем на 50 метров не стало вообще. Кризис приближался, и Семе ничего не оставалось, кроме как встретить его на небольшом пустыре, подальше от людских глаз, среди чахлых деревьев и диких котов.
То, что должно было случиться, случилось. Как Христос на Галгофе, стоял на пустыре рыжебородый идеалист, и мокрые его штаны доставляли ему такие душевные муки, которые трудно сравнить с муками физическими.
Над ним уже во всю распахнуло свой плащ звездное небо. Впереди причудливой мозаикой светились окна района новостроек. Все тот же зюйд-вест, трепавший его волосы, нес теплую свежесть далекого тропического океана, где сейчас тоже была ночь, и пальмы на берегу грустили о смелых и романтичных сердцах, о людях, которых в наш век становится все меньше и меньше.
Семен уже не вспоминал о пальмах. Он вообще не понимал, как могло случиться с ним такое невероятное, ужасное происшествие.
К сожалению, он не знал, какие удивительные метамор-фозы способен делать с людьми камень, который он потерял.
7. ЮЛИЙ И МИШУТКА
11лет спустя (1980год)
Миша нервничал. Юрий Владимирович никак не хотел войти в его положение. Вот-вот должна была освободиться вакансия, о которой Миша мечтал еще с комсомольской юности. Да, он был слишком молод для такого поста, но Наполеон в его возрасте был уже императором.
- Юрий Владимирович, - скулил Миша, - меня жена из дому выгонит, если я не получу этой должности.
Юрий Владимирович знал, что Рая женщина строгая, на таких и держится государство, она, бывало, даже поколачивала Мишу, когда тот слишком много проигрывал в карты. А Михаил был азартен, однажды он проиграл Вите Гришину Грецию и Филиппины. У Виктора и так находилось в кураторстве больше 30 стран, и поэтому, когда Миша проиграл две из своих восьми, жена две недели не подпускала его к себе.
- Не горячись, - проявил осведомленность старший товарищ. - Грецию-то назад откупил?
- Откуда деньги? Гол как сокол! - взвыл Мишель. - Почему вы мне не сказали, что произойдет военный переворот в Боливии, я бы хоть на каучуке копейку какую заработал.
- Что Боливия? - ухмыльнулся Юрий Владимирович.
- Через два дня такое начнется, что Боливия твоя покажется мелочью, типа выговора без занесения в учетную карточку.
- Что? - Михаил упал на колени. - Неужели вы мне не скажете?! Помогите, заклинаю ! Всю жизнь в ноги кланяться буду! Жена в конец разорила, виллу в Крыму строит. Скажите, ради бога, что произойдет через два дня? Вы же знаете, как я вас всегда уважал. Вы для меня не просто наставник, вы для меня как отец родной!
- Знаю тебя, сукина сына. Есть в тебе новое мышленье, - наставник понизил голос. - У тебя вроде бы артиллерия была на продажу и вертолеты?
_ - Есть - то есть, - загрустил Михаил. - а что толку, я металлолом этот на моджахедов хотел протолкнуть через Кипр, да там китайцы весь рынок захватили, не пробиться, а еще в Греции забастовка банковских служащих, предоплата не прошла. Транспорты в Кипрских портах только неустойку платят.
- И как у тебя совесть не просыпается? Моджахеды же против наших в Афганистане воюют, а ты им пушки. Вот из-за таких, как ты, мы и не можем добиться победы социализма во всем мире.
- И не говорите, у самого сердце разрывается. Может, там из этого орудия будущего скрипача убьют или талантливого партийного работника областного масштаба. Да что делать, в конец нищета достала. Одни вон свадьбы дочерей в Эрмитаже на императорском золоте справляют, а я даже участка на Канарских островах себе купить не могу.
- Ладно, не плачь, - пожалел молодого Юрий Владимирович. - может и не придется тебе грех на душу брать. Но впредь, береги, Миша, честь коммуниста.
- Да я ее, честь коммуниста, смолоду берегу. Оружие это сначала на Намибию должно было идти, но мы то поддер-живаем Намибию, то не поддерживаем, а, кроме СССР, никто им кредита под оружие не дает.
- Ну что ж, придется тебя выручить, - снизошел старый коммунист. - Значит так, завтра, максимум послезавтра начнется война между Ираном и Ираком. Ирак всю прошлую неделю через Италию оружие закупал. Оружие итальянским посредникам сбрось и на все деньги нефть на Ротердамской бирже бери, она к концу недели наверняка вдвое подскочит.
У Михаила глаза вылезли на лоб. Вот это новость ! Если умело сориентироваться, то не только Грецию можно назад вернуть, но и прикупить парочку каких-нибудь Вьетнамов у Ульяновича. На что они ему, он и так уже ели ходит. Пусть про лекарства думает.
- Ну иди, действуй! - прервал задумчивость Михаила старший товарищ .- А на счет должности потом подумаем. Тут у тебя сильный конкурент есть, да и вакансия еще может не освободится.
Миша вышел из кабинета, прикидывая план действий. Все шло неплохо.
- Процесс пошел. - пришла в голову крылатая мысль.
8. ЛИФТ КАК ЗЕРКАЛО ПОЛОВОГО
СОЗРЕВАНИЯ
Студент 3-го курса Политехнического института Ай, имея беззаботное лицо и потрепанную папку, болтавшуюся под мышкой, прекрасным осенним утром выскочил на площадку 6-го этажа большого серого типового дома. Насвистывая популярную в то время песенку "И скользила рука по груди молодой, ты шептала не надо, не надо...", - он дотанцевал до лифта и нажал кнопку вызова.
В глубине шахты кто-то недовольно проурчал и затих... Надо сказать, что из всех творений человеческой технической мысли особую склонность к проявлениям индивидуальности имеют устройства, предназначенные для доставки людей и грузов на различные этажи высотных зданий. Как нет двух абсолютно одинаковых листочков на дереве, так и нет двух одинаковых лифтов. Их уникальность проявляется во всем: в характерной вибрации во время движения, в апокалипсическом грохоте дверей, в сложных закономерностях отказов и застреваний.
Пестрая семья лифтов обладает огромным разнообразием механических голосов, зачастую это веселое
позвякивание или постукивание, но может быть и рев, напоминающий поэтическим натурам о далекой прекрасной Ниагаре, а сухарям - реалистам о летящей прямо в них авиабомбе, некоторые умеют очень грустно выть, нападобие пса, у которого умер хозяин, а некоторые мычат, как удивленная корова.
Таким образом, лифт всегда уникален и неподражаем. Чувствуя это, люди, и особенно подрастающее поколение, стремятся еще больше подчеркнуть это природное лифтовое разнообразие и, пользуясь различными подручными средствами, придают каждой из стенок лифта свое неповторимое лицо. В лифте легко убедиться, что дети довольно в раннем возрасте узнают, как называются в простонародье наиболее интимные части человеческого тела. Рисунки и надписи слой за слоем фиксируют страницы
дворовых симпатий и антипатий. Надо отметить, что наш герой тоже когда-то давно написал в уголке под щитком имя одной девочки, и хотя пыл той детской страсти давно угас, относился к надписи очень внимательно, регулярно ревностно осматривал ее: не затерлась ли, не требует ли обновления эта маленькая веха его прошлого.
Наиболее самобытной чертой лифта 2-го подъезда было то, что с даты основания дома он не вызывался на 6-ой этаж. Сначала жильцы скандалили, механики гремели разводными ключами, а уборщицы грозили лифту шваброй, но потом все утихло, люди смирились и перестали обращать на это внимание. Только один из жильцов кв.86, по имени Ай, ежедневно выходя на площадку, нажимал кнопку вызова, что свидетельствует о неисчерпаемом запасе оптимизма, а не о врожденном дебилизме, как пытаются утверждать некоторые.
Итак, убедившись, что мир по-прежнему непоколебимо консервативен, наш герой отправился вниз своим ходом. В вышеупомянутое утро, пролетая мимо площадки 4-го этажа, Ай услышал из квартиры 73 порывы бушевавшего там скандала. Как и всякий порядочный квартиросъемщик многоквартирного дома, он потихонечку подошел к двери и, согнувшись, приложил ухо к замочной скважине, после чего, конечно же, дверь резко открылась, и голова Ая уткнулась в живот пузатого гражданина в шляпе. Изо рта толстяка, как кукиш, торчал кусок колбасы, щеки были раздуты от пережевываемой пищи, и поэтому пошлого вопроса: "Что вы тут делаете?" не последовало. Установилась глубокая психологическая пауза, напоминающая шоковое затишье в театре перед овацией.
- У вас в животе булькает, - выпрямляясь и краснея, тихо сказал Ай, чтобы хоть как-то разрядить затянувшуюся молчаливую напряженность.
Но сосед почему-то не захотел поддержать разговор. Не переставая работать челюстями, он отстранил молодого человека чуть в сторону и с прытью мячика поскакал вниз по лестнице.
- Стой! Ты куда?! Держи его! - пронзительно, как бензо-пила, завыла из глубины квартиры женщина, одетая в голубую комбинацию и бигуди. - Стой, паразит!
Она бросилась вслед, и наш герой, который, по-прежнему глупо торчал в дверях, получил сильный удар в живот ребром тазика, который женщина держала наперевес и из которого шел горячий пар от свежевыстиранного белья.
- Ну, приди же только домой, мерзавец! - еще раз выкрикнула женщина, вдруг понявшая, что оппонента ей не догнать, и дверь перед носом молодого человека захлопнулась.
Ай, присев на корточки, обнимал ушибленное место. Из квартиры, перекрывая вой водопровода, еще долго неслись сетования на судьбу, в результате которых получалось, что все мужчины такие подлецы. Поприседав несколько раз и в душе не согласившись с таким выводом, наш герой продолжил свой путь на лифте, вызвав его на 4-й незапрещенный этаж.
9. ТАМ, ГДЕ ЛЮБОВЬ, ТАМ
ВСЕГДА ПРОЛИВАЕТСЯ КРОВЬ!
Несмотря на случившиеся мелкие неурядицы настроение было прекрасным. Анка уже ждала его на углу. Она читала приклеенные к столбу объявления о продаже лож, сдаче очагов, найме кормилиц и косила взглядом навстречу.
Она училась с ним в одной группе и жила в соседнем дворе. Но не надо думать, что они знали друг друг с пеленок и пылали взаимной страстью с детского садика.
Анна училась в другой школе, в центре. Поэтому они познакомились только во время вступительных экзаменов, а понравились друг другу и того позже: на второй картошке.
Вторая картошка отличается от первой тем, что на нее едут те, кто называет себя матерыми студентами. Они не захотели батрачить в стройотрядах, считают ниже своего достоинства доставать справку о полной потере здоровья и честно прогуляли каникулы с надеждой, что в следующем году картошка не уродит. Но картошка родит, и в результате - заброшенная деревушка, покосившийся клуб и сырое, зыбкое поле.
Расселившись по хатам, студенты оживляют на месяц селенье. В клубе, которым, кстати, является бывшая школа, закрытая по случаю отсутствия крестьян школьного возраста, каждый вечер танцы.
За самогон вскапываются бабкины огороды и даже производится реставрация заборов. История, которая произошла с Аем, а также его другом и соратником, по имени Гол, на сельхозработах невероятна по двум причинам: какого черта бабке понадобилось забивать кабана в сентябре, а не после Покрова, как это делают все нормальные люди, и откуда в простой деревенской старухе столько авантюризма, что она решилась доверить это тонкое и опасное дело двум городским оболтусам. Тем не менее одного из двух старухиных воспитанников необходимо было убить, обсмолить, выпотрошить и расчленить.
За все про все обещалось 3 литра самогона (один вперед) и по 5 рублей наличными советскими деньгами. Злотыми 1936 года, хранившимися в стеклянной литровой банке, забойщики брать отказались, очевидно, из боязни преследования за валюту.
О том, что Ай ударит животное ножом в сердце, не могло быть и речи. Товарищ Ая Гол, по прозвищу Фабрикант, хотя и имел определенную черствость в душе, также от такого пути отказался, поскольку поймать и связать борова в течение часа так и не удалось. Двухстволку нашли в чулане, когда набирали огурцов, чтобы заткнуть авансированный литр. Патроны нашлись в "шкапчике". Бабуля причитала недолго, у Гола хватило красноречия доказать ей преимущества огнестрельного оружия перед холодным.
Дело осталось за малым: произвести меткий выстрел. Для достижения поставленной цели решили пойти на хитрость. Ай стал выманивать кабанчика большим сочным бураком. А его друг, взобравшись на чердак-сеновал, высунул ружье в дырку, и, когда свинья подошла, чтобы сделать надкус, приставил дуло ей сверху к голове и нажал курок. Бухнул выстрел. Животное хрюкнуло и сигануло обратно в сумерки хлева. Гол выругался. Приняли еще по одной, после чего Ай начал все сначала. Хрюша посопел-посопел в углу и снова вышел на угощение. На этот раз глаз стрелка был верен. Кабанчик рухнул тут же, у входа в загончик.
Еще когда стрелок спускался на землю с чердака и услышал удивленный вопль Ая, он почувствовал недоброе. Предчувствия его не обманули: в стойле - один у входа, другой - в дальнем углу хлева лежали - оба бабкиных кабана. Горе старухи было ни с чем не сравнимо. Убийц увез участковый в районный изолятор предварительного заключения, а туши остались себе потихоньку портиться, поскольку в пылу возмущения некому было выпустить из них кровь.
Ай был отпущен следующим утром и привез исполнительный лист, в котором все бабкины убытки следо-
вало покрыть за счет студенческой бригады.
Жуткий рассказ Ая об ужасах милицейских застенков потряс девочек, и именно вечером этого дня Ай в первый раз поцеловал Анку. "Она меня за муки полюбила, а я ее за состраданье к ним", - любил цитировать классика Ай.
Фабрикант вернулся, когда было уже темно, перед самыми танцами, и перемены, происшедшие в этом человеке, были еще разительнее. На руке его красовалась татуировка, а в глазах светилась скорбная грусть. Он ругался по фене и мурлыкал блатные песни. Девочка Оля, симпатизировавшая ему с первого курса, ушла после танцев с другим. Так по-разному повлиял на жизнь и характер двух молодых людей один и тот же кровавый эпизод в их жизни...
...Они идут, держась за руки. Им навстречу движется очень толстая женщина.
- А если бы я была такая, ты бы со мной дружил?
- Не-а-а, - отвечает он и улыбается потому, что ему радостно, что она не такая.