Собаку звали Моника. Это был давно не стриженный пудель какого-то грязно-розового цвета, капризный и визгливый. Девчонка стояла посреди двора каждый вечер и кричала - явно со смаком - "Мо-о-ни-и-ка-а-а". Каждый вечер Дима курил на балконе и слышал, вернее, наблюдал этот вопль. Ему казалось забавным, что он понятия не имеет об имени тощей длинноногой девчонки, зато кличка собаки врезалось ему в память, наверное, на всю жизнь. И то, как эта самая Моника через кусты улепётывает от хозяйки...
В детстве Дима ходил вместе с бабушкой на луг за коровой, и бабуля начинала издали звать свою Рябинку одним бесконечным словом, певуче и ласково: "РябинкаРябинкаРябинка", а в Димкиной светлой голове этот зов звучал совсем по-другому: "КарябинКарябинКарябин", звуки причудливо переплетались, маленького Димку это веселило, и всем знакомым мальчишкам он говорил, что корову у бабушки зовут "Карабин", и все мальчишки завидовали.
Почему-то именно сейчас Дима вспомнил про бабушку, огромный луг и тёплое солнечное деревенское раздолье. Сейчас, когда ждал Катю. Она вот-вот должна была появиться в арке соседнего дома, прозвучать по асфальту своими каблучками, помахать ему, курящему на балконе, тонкой рукой в серебряных кольцах и скрыться в чёрной дыре его подъезда. И через полминуты позвонить в дверь. Именно последние мгновения перед появлением её родной фигуры в маленьком мире старого двора Дима любил больше всего. Заходило солнце, появлялась Катя, и ночи не было. Иногда он чувствовал себя этаким владельцем Вселенной: у него был закат, сигарета и любимая женщина, вернее, ожидание её появления. Ну, и визгливая Моника, конечно, - без неё Димина вселенная была бы незаконченной, не такой гармоничной.
... Мысли текли сами собой, ни на чём не задерживаясь, спокойно и гладко. Погрузившись в этот будто бы молочный поток Дима не заметил, что Монику уже поймали и унесли домой. Сигарета потухла. Солнце скрылось за липами. Откуда-то посреди тёплого июльского вечера взялась струя холодного воздуха. Кати всё не было, ощущение счастья резко исчезло, сменившись предчувствием чего-то... Дима не мог подобрать для себя слово, что же такое вдруг засело у него в голове и где-то в груди и не давало глубоко вздохнуть. Он зашёл в комнату, которая, казалось, тоже застыла в ожидании Кати, её голоса, её духов, и закрыл балкон. Потом набрал её номер.
- Алло, - сказал родной тёплый голос.
- Катюш, почему ты дома? Я тебя жду, - Дима не ожидал, что она возьмёт трубку, поэтому не смог даже поздороваться.
- Дим, - просто сказала она, - я не приду сегодня. И вообще больше не приду.
- Вот как? Что-то случилось?
- Да, случилось. Я встретила другого, - голос у неё почему-то оставался по-прежнему родным. Тёплым. Спокойным. Таким, как всегда. Самым любимым голосом на свете.
- Кого? - тупо спросил Дима.
- Просто другого.
- Давно?
- Нет.
- Ты правда больше никогда не придёшь? - вдруг опомнился он
- Правда, - она усмехнулась, он даже представил, как изогнулись её губы. Самые красивые губы на свете.
- Совсем-совсем?
- Дима, не будь ребёнком. Совсем. Ты пока обдумай всё, а я тебе попозже перезвоню, - Катя стала говорить, как старшая сестра, иногда на неё находили приступы такого тона.
- А что мне обдумывать? Если ты всё обдумала, то мне обдумывать нечего.
И он не придумал ничего лучше, чем положить трубку. Потом долго смотрел на неё, потом закурил прямо в комнате и почувствовал, как ужасно дрожат руки. Где-то за окном рухнула Вселенная и наступила ночь.
Разве он относился ко мне серьёзно? Наверное, да, но как долго? Последние два месяца? Месяц? А до этого? Думал, что я взялась ниоткуда, но уже никуда не денусь. Он был уверен, что я всегда приду, всегда прибегу, в любое время суток... Почему? Потому что прибегала. Срывалась посреди ночи, если он звонил и говорил: "Мне грустно"... Приезжала, чтобы погладить его по голове, как маленького ребёнка, его, который пошёл в десятый класс в тот день, когда я родилась.. Гладила по голове... А он? Не ценил, не замечал, не видел. Ему могло быть грустно, мне - нет. Он мог быть занят, я - нет.
"Дим, я соскучилась, - говорила я ему, - давай встретимся сегодня?". "Родная, - отвечал он, - мы же виделись позавчера. У меня много работы. Не скучай, лапонька".
Я честно старалась не скучать, я развлекалась без него. Я мучила подруг просьбами пойти на дискотеку или в кино, и в их глазах видела недоумение: а он? А он не относился ко мне серьёзно, к моим желаниям и мыслям... Только к себе. Он был занят, или не в настроении, или просто не хотел. Как так получилось, что именно он в наших отношениях стал маленьким и капризным ребёнком, а я взрослой, рассудительной, терпеливой?..
Разве он забыл, что я пыталась уйти? Я протестовала. Страдала, чёрт возьми. Неужели он забыл? А впрочем, заметил ли он мой протест? Вряд ли. А ведь я исчезала на недели. Когда он звонил, старалась разговаривать с ним дружелюбно, но холодно. Он говорил: "Лапуля, не язви. У меня просто завал на работе, ты должна меня понять". Просто удивительно, как я всё понимала.
Ирка, лучшая подруга, удивлялась: "Неужели ты правда его любишь?" Я кивала и плакала. Или смеялась. Наверное, я любила его назло ему самому. Мне надо было, чтобы он стал меня ценить, чтобы он относился ко мне серьёзно. Или как к маленькому ребёнку. Мне надо было, чтобы он нашёл время и силы приехать ко мне посреди ночи, если мне грустно. Пусть не приедет, пусть просто захочет...
Он не заметил, как я разлюбила его. Потому что влюбилась в другого, на какое-то время просто сошла с ума. За свои сумасшествием я не заметила, как изменился он. Этот момент как-то прошёл мимо моего затуманенного эмоциями сознания. Но однажды в дождь он приехал за мной на такси, чтобы привезти к себе и вместе поужинать. Однажды ночью он появился на пороге моей квартиры с букетом роз, шокировав родителей и развеселив соседей. Однажды он встал на одно колено и сказал: "Я очень хочу, чтобы ты стала моей женой" и не понял, почему я заплакала. А я пыталась вспомнить, когда же я расхотела быть его женой, и никак не могла.
Другой... При первой встрече он назвал меня "маленькой девочкой", взял за руку - и всё. Я стала его. Я запуталась, и не знала, как выпутаться. Он мне ничего не обещал, ничего не требовал, был также занят, но... Своего "большого ребёнка" я уже не могла любить. Я могла его только жалеть. А он по-прежнему ничего не замечал. Он задумчиво улыбался, куря на балконе и глядя, как я пересекаю двор по направлению к его подъезду. Если бы он знал, что каждый раз говорила себе: "Ну всё, это в последний раз".
...И каждый раз я мысленно прощалась с уютом маленького дворика, со старыми липами, с окнами, в которых отражался закат, и с бешенным пуделем, который, почему-то всё время нёсся мне навстречу.
Но хватит. Всё решено. Жалости он не заслуживает.
Люди - глупые. Я давно это поняла. Глупые медлительные животные. И толк от них какой - непонятно. К тому же они совсем ничего не понимают в жизни. НИ-ЧЕ-ГО! Сколько живу, столько удивляюсь. Удивляться я начала с тех пор, как поняла, что меня назвали каким-то дурацким, совсем не собачьим, именем. И ведь сократить - никак, так и орут всегда, позорят. Это ладно, но ведь много ещё всякой дряни делают. Они иногда совершают абсолютно непонятные, глупые вещи.
Ну, к примеру, этот красивый человек, который раньше всё время любовался с высоты своего балкона тем, как я гуляю. Он мне очень нравился. Я знаю, что к нему всё время ходила она, худая, в какой-то невозможной обуви. От неё всегда пахло кошкой, она и ходила, как кошка. И ещё - она воняла какой-то ужасной гадостью, которой моя хозяйка тоже иногда мажет себе шею. Неужели этому, на балконе, нравилась такая вонь? Глупый он, но всё равно мне нравился.
А потом она перестала ходить, и он перестал выходить смотреть, как я гуляю, как быстро бегаю и громко радуюсь. Чему радуюсь? А вы видели, какая красота в нашем дворе, когда солнце заходит? Видели? А может быть, вы знаете, какое это счастье - бежать навстречу закату и лаять?..