Они не виделись с позапрошлого января, охваченного белым пламенем снежной бури, теперь же на деревьях пламенели первые алые всполохи позднего сентября.
Господи боже, конечно, она была обижена.
Да нет, что там - она была в ярости. Но что тут поделаешь, тем более, в этом была не его вина. Истинная правда!
Расстались они не по своей воле. Вот и сейчас тоже, почуяв ее возвращение, гребаные ублюдки Эдвард и Фил не могли сдержать свою многолетнюю, душащую их зависть, и снова поставили непримиримое условие: либо они и их гитары, либо она. И точка.
Завистливые мерзкие сволочи.
У них никогда не было таких, как она - не теряющей с годами свежести юного лица, прекрасной, как богиня неведомых мифов, насмешливо улыбающейся, хмурящей носик, когда она была недовольна, и ласково прижимающей его к своей соблазнительной, налитой молодостью груди. Паршивая и старая как мир зависть.
В принципе, ему было плевать что на Эда, что на Фила - эту парочку дебилов, так кичащихся своей вечной дружбой "еще со школьной скамьи", что даже своим сыновьям они пытались привить тот же дебилизм "неразлучности", к примеру, водили их в один класс частной школы на Беверли-Хиллз, упаси боже.
Он бы с радостью послал их обоих - что бы они делали без него все эти годы? Без него и написанных им песен?
Только благодаря ему... нет, неверно... Только благодаря его Музе они продержались так долго, и как продержались! Снимали самые жирные сливки со всех возможных радостей жизни.
Из тех, кто начинал с ними в одно время и остался на сцене и в жизни, уважения были достойны исключительно их "Night Knives" да "Wondering Mary", которых, признаться, за выживаемость и удачливость давно хотелось прирезать.
Все. Вот и весь список достойных.
И теперь, когда он готов был послать эту долбаную парочку куда подальше, хоть к их же зажравшимся женушкам, едва закончившим школу в свое давно ушедшее время юности, так вот теперь они, вооружившись подмогой их бессменного продюсера, козлины Спенсера, выдают ему такое.
Или они, или она.
Да в задницу их!
Он так и сказал. Да, прямо так им и сказал. Выплюнул буквально в их офигевшие рожи, это видеть надо было, конечно. А они что думали? Что их вечный совместный запил на тему: "Да мы, да ты, да мы все, да мы бы давно! Да если бы не публика!".
Ага, держите за дурака, как же. Если бы не публика...
Срать вы на нее хотели, давно и плотно. Если бы не публика...
Если бы не колледж старшего филовского сынка и не выставка эдвардовской дочурки, возомнившей себя непонятно кем, женской версией Пикассо, что ли, так и не быть им вместе уже лет десять.И черт бы с ним!
Но, в конце концов, как только Муза вернулась, скептически оглядев его с головы до ног и покуривая какие-то французские, тонко пахнущие цитрусом сигареты, он им так и сказал:
- В жопу.
Как только в офис приехал, позвонил им всем, чтоб немедленно тащили сюда свои задницы, и так и сказал, ясно и по слогам. И даже повторил четыре раза - по одному на каждого и еще один для закрепления материала.
- В жо-пу. Вас всех.
В кои-то веки, впервые за черт знает сколько времени к нему вернулась Муза, а он будет драть ради их хренового турне где-то на окраине Зимбабве свою уставшую задницу. Не бывать этому.
Ублюдки, конечно, знали от их вторых половин, что Сьюзанн все-таки собрала свои пожитки, что заняло не один день и
с десяток грузовиков, и теперь ему после развода придется несладко, вот и попробовали на этом сыграть.
- Да, мы все знаем, и нас тошнит от тебя, Крис, не меньше, чем тебя от нас, но подумай сам - нам всем сейчас нужно заработать. Но эта хренова девка нас еще тогда довела - так что гони ее в шею, и тогда будет тебе и мешок с золотом, и продажи как от "Violet Girl", а потом разбежимся и увидимся, может, только в аду.
Нужно заработать. Это у них так полуторагодичный тур называется. Так, заработать.
Он бы прожил и в стареньком домике в пригороде Далласа, но аппетиты разобидевшейся вдруг Сьюзанн - это нечто.
Очнулась после стольки-то лет. Видать, не все врут газетенки насчет нее и сопляка-тренера по теннису. Да плевать.
К нему вернулась Она. А на остальное и правда плевать.
Почему Муза вдруг решила придти к нему, Крис не знал.
В тот раз он ушел от нее сам, пусть и не своей воле, но такое предательство не прощают, он был в этом уверен и, зная непредсказуемой характер своей вдохновительницы, был немало удивлен, разглядев ее невысокую изящную фигурку в суетливой пестрой толпе горожан.
"Неужто все так плохо со мной?" - подумал он, увидев ее
в полупрозрачном голубом платье, открывающем соблазнительные линии ног и сжимающую сигарету двумя пальцами, украшенными тонкими золотыми кольцами.
"Неужели все так плохо, что она сжалилась со мной и вернулась?"
Муза смотрела на него глубокими синими глазами и качала головой так, как делают матери, когда их неразумное дитя, решившее сделать что-либо самостоятельно, запарывает едва начатое дело столь безнадежно, что его остается только бросить и начать заново - старое ведь уже никак не поправишь.
Да-да, Крис знал это.
То, что они с группой натворили за последние три альбома, можно было спокойно называть "самым большим в мире дерьмом" и безжалостно отправлять на всемирную помойку.
Но нет, Спенсер решил по-иному, и заставил его желать себе скорейшего самоубийства, выпустив каждый из них двойным тиражом.
С одним бы его нервная система еще справилась, но двойной тираж она уже не потянула.
- Как Вы оцениваете Вашу новую работу? - въедливо спрашивали журналисты, даже не пытаясь скрыть издевательские улыбки на своих лицах. - Это действительно прорыв в новой эпохе рок-музыки, - любезничали они.
- Ага, конечно, - вяло отмахивался Крис, опрокидывая в себя очередной стакан виски. - Я очень старался, хотя без ребят, конечно, ничего бы не сделал. В общем-то, вся идея последнего альбома принадлежит Эду и Филу. Я решил дать им возможность творческого эксперимента, ну, вы понимаете меня, и, в общем-то, они... м-да... не подкачали. Так что скажем "спасибо" нашим бессменным лидер-гитаре и басу, гип-гип, ура!
Если уж подыхать, то не одному.
Потом они все втроем орали друг на друга в офисе как взбесившиеся буйволы, а гад Спенсер обмахивался своим педерастическим бумажным веером а-ля Лагерфельд и все приговаривал:
- Ну, это был эксперимент, что уж там скрывать? Но теперь мы знаем - это не наш путь. Крис, если бы ты был немного сосредоточеннее, то мы бы не оказались в такой ситуации, как эта. Не хочу произносить банальности, но, вспоминая старые добрые времена, скажу, что нам нужен хит. Делай что хочешь, как хочешь, но нам нужен хит. И турне. На старом материале мы больше выезжать не можем, так что вари мозгами сам.
Вот тогда-то Крис и брякнул:
- Может, пора уже разбежаться? Меня лично от ваших морд блевать тянет давно, а сейчас я и вовсе вас терпеть не могу, еще немного, и захлебнусь в собственной блевотине. Сами вы подыхать не собираетесь, так что давайте-ка разбежимся, наконец, а?
Он ожидал, что голову сорвет у Фила, всегда поровшего горячку, не разобравшись, но в этот раз почему-то понесло Эда. Видать, дочурка всю проплешину молью прогрызла.
Крис не обратил бы на ор Эда внимания, но когда тот грохнул едва пригубленный "Дэниелс" об стену, он расстроился, да так искренне, что продемонстрировал свой фирменный удар левой. Веселье длилось недолго, потому что Спенсер и Фил решительно отказались вспоминать времена, когда они часто так поддерживали беседы, все как-то скукожились и помрачнели, принялись что-то орать, а потом Крис отрубился прямо на полу, как он потом понял, при помощи кулака Эда, отправленного ему прямо в солнечное сплетение.
Вся потасовка длилась от силы минуты четыре, а в прежние времена их хватало на часа три, не меньше, пусть и
с привлечением посторонних сил.
Все-таки старость - фиговая штука.
Ну, да черт с ней, этой старостью.
Черт косой со Спенсером, Филом, Эдом и их вечно голодными женами и детьми. И Сьюзанн отныне туда же.
По правде говоря, Крис ожидал, что Муза начнет насмешничать - это она умела делать лучше, чем кто-либо, но, к его удивлению, вечная вдохновительница лишь выпустила клуб ароматного сигаретного дыма, усевшись на кровати в дрянном гостиничном номере, долгим взглядом проводила летящий
за стеклом грязного окна усталый самолет и сказала:
- Приходи завтра на наше место. Я буду ждать тебя.
- Жалеешь меня?- спросил он.
- Нет, - Муза пожала плечами, откидывая с лица длинные пряди пепельных, словно покрытых инеем волос. - Я никогда никого не жалею, ты это знаешь. Просто у меня появилась идея. И тебе определенно нужно расстаться с твоими коллегами, потому что этот ржавый якорь потопит тебя.
- Я знаю, - сказал он. - Нет сил их больше терпеть. Видеть их не могу. Мне кажется, если я их еще раз увижу, то точно прирежу.
- Наверное, поэтому ты и бросил меня и остался с ними, - ехидно заметила Муза.
- Я очень виноват перед тобой, я знаю, - Крис устало развел руками. - Ну, делай со мной что хочешь. Хочешь - убей меня.
Муза пожала плечами:
- Я подумаю над этим, - она соскользнула с мятого покрывала на пол. - Приходи завтра.
- А сегодня почему нельзя?
- А сегодня, знаешь ли, у меня другой творец, - она придирчиво оглядела себя в грязное зеркало, висевшее на стене напротив кровати.
- И какой он? Или это она? - без интереса спросил Крис.
- Он, - Муза вздохнула. - Молодой. Даже слишком. Но талантливый. Тоже слишком. Не знаю, сколько он в таком ритме протянет. Не спит ночами, знаешь ли, все творит, и творит, и творит... Творец, - она усмехнулась. - Как вас много, этих творцов. Меня одну на вас не хватит.
- Ты когда-то говорила, что не одна такая.
- Не одна, - согласилась Муза. - Подобных мне нет, но есть иные, из моего рода.
- Я тебя не понимаю, - ответил Крис.
- Я тебя тем более, - резко ответила Муза. - Я вас вообще никого не понимаю. Чао, - она снова кинула взгляд на свое отражение. - У мальчика сегодня трагедия - его бросила любимая девочка, о, боже мой, так что у него резко подскочило настроение что-нибудь сотворить. Пойду помогу, а то он разобьет свою молодую и глупую голову прямо о стену комнаты, а заканчивать жизнь самоубийством ему еще рано, разве что только после выпуска дебютного альбома.
- Ты очень жестокая, - пробормотал Крис. - Ты знаешь об этом?
- Знаю, - серьезно ответила ему Муза. - Но с тобой завтра я буду другой. Обещаю.
Редко, когда ему приходилось начинать свой день в полной уверенности, что вот именно сегодня все будет как нельзя лучше.
Иногда такие дни рождаются на свет.
Сегодня один из таких и был.
Крис ехал в своем любимым стареньком, но все еще исправно работающем "Форде" под звуки "Violent Girl", той самой, что принесла их "Ножам" оглушительный успех, который они так и не сумели больше повторить, и с каждым поворотом дорожного полотна, уносящего его из суетливого, бездушного города, приближался к ожидающей его Музе.
То, что она назвала "их местом", было ничем иным, как лесом, растущим в двадцати милях к северу от мегаполиса.
В былые времена Крис часто приходил на опушку и подолгу бродил там вместе с Музой, которая внимательно выслушивала его новые идеи и тексты, смеялась над забавными историями, приключающимися с ними в турне и иногда, в минуту особенного хорошего настроения, предлагала ему что-то особенное - строчки из еще не родившейся на свет песни, партию баса для Эдда или сюжет для будущего видео.
Ни одна из ее идей не оказалось провальной.
Муза есть Муза.
Иногда она уходила, бывало, надолго - на недели или даже на месяцы, временами же так плотно держала его в своих крепких объятьях, что, казалось, еще немного, и он сорвется, задохнувшись в ее удивительно сильных ручках.
Знаменитая "Violent Girl" стала вершиной их сотрудничества.
Виски в тот год лилось бурной рекой, гостиничные номера громились на раз-два, люстры только что купленных особняков были увешанными трусиками смазливых группи, да и отношения
с Эдом и Филом еще не перешли ту черту, за которой им уже не хотелось даже слышать друг о друге.
В то время не было, кажется, ни одной бродячей собаки, которая бы не знала названия их группы. Но через пару лет
в донельзя глупой, как все пьяные потасовки драке, погиб их барабанщик Крори, и как-то все вдруг стало валиться из рук.
Ребята зачастили вместо веселых вечеринок к новоиспеченным супругам, еще не потерявшим стройность талии, Спенсер нашел себе "молодой и перспективный проект в лице грудастой девки с техасской фермы", да и сама Муза теперь смотрела на него
не так ласково, как в прежние времена.
Дальше стало только хуже.
Ударники сменялись с частотой светового дня, на Сюзанн больше не стояло, а для полной радости Эд и Фил объединились в группировку "Мы против всего того, что могло бы сделать нашу группу не такой подыхающей", то есть, против Музы.
- Избавься от этой девки! - орали они.
- Да вы что, ополоумели? - вопил в ответ Крис. - Она - то единственное, что может нас вытащить обратно в чарты, кретины хреновы!
- Это тебя она тащит черт знает куда! Тебя же не видно целыми днями! Сидишь, запершись в сортире, и мычишь там что-то! Последний раз тебя предупреждаем - или она, или, нахрен, мы тебя на улицу вышвырнем!
В тот раз Крис и его Муза расстались, точнее, он позорно сбежал от нее, сдавшись под напором Сьюзанн, прооравшей целую ночь, что не она желает расставаться со своей платиновой "Визой", бриллиантовыми колье и песцовыми шубками.
Плач по шубкам был ему особенно непонятен. На его взгляд, в Калифорнии без шубок можно было бы запросто обойтись, но на этот счет у жены имелось мнение ровно противоположное его.
Криса удивила холодность Музы.
Ее как будто совсем не беспокоило происходящее, и, почувствовав себя преданным еще и ею, он решил, что их расставание пройдет безболезненно.
Крис даже подумать не мог, что она всерьез оскорбится, да так, что за все время их разрыва в его голове так и не родится ни одной идеи, от которой бы он не пришел в ужас, настолько они все были откровенно плохи.
Он чувствовал себя двенадцатилетним мальчишкой, карябающим на стене пошлые стишки, каждый раз, когда рвал листок бумаги со своим очередным "шедевром", и ощущал себя еще паршивее, протягивая эти записи продюсеру.
- Просто вы, ублюдки, сделали все для того, чтобы уничтожить мой талант!
- Что же мы такого сделали, скажи, пожалуйста? Все, что мы хотели, так это то, чтобы ты снова стал самим собой - успешным и талантливым, открыть то, что спрятал... нет, почти убил в себе. Эта твоя девка...
- Оставьте же ее, наконец, в покое! Ее уже нет рядом, но вы все еще не можете успокоиться! - орал Крис, и разговор сам собой плавно сходил на нет.
Они бесились, когда его Муза была рядом, и их же выводило из себя то, что он потерял свою искру вдохновения, когда она перестала навещать его.
И вот, когда она милостиво вернулась к нему, Крис решил, что больше не позволит отнять ее у него.
Никогда.
Он шел все дальше в лес, в самую глубину его чащи, где густая листва была охвачена тонкой паутиной льда, и с каждым шагом, с каждым вдохом хрустящего от наступающего мороза воздуха приближался к ней - к своей заветной цели.
Муза сидела на схваченной молодым холодом траве, окруженная упавшими к ее ножкам трупиками замерзших певчих птичек и свернувшимися в кольца белыми змеями, почти утонув в длинных пышных юбках серебристого шелка, и ласково, как в давние времена, улыбалась ему и манила тонким пальчиком, повторяя:
- Ты пришел вовремя. Иди, не бойся, я больше не сержусь на тебя. Я рада тебя видеть, очень-очень... Они все неправы, очень неправы, но теперь тебе не надо думать о них. Оставайся здесь, сколько захочешь. Оставайся здесь навсегда. Здесь, со мной. Тут больше никого нет - даже эти шумные, глупые птицы - они все замолчали и больше не будут нам мешать. Только ты и я. И не думай больше ни о чем. У нас будет много новых песен. Каждая из них будет прекрасна настолько, что даже трудно себе представить. Если ты захочешь, можешь подарить их миру, но будет лучше, если они останутся нашим секретом. Так ведь будет лучше, правда? Эти песни будут только для нас. Какая прекрасная тишина, ты слышишь ее?.. Крис, куда ты смотришь? Здесь никого больше нет - только ты, я и... - Муза, улыбнувшись, обняла его, прижала к груди и нежно погладила по щеке. - Какой ты холодный. Тебе это очень идет, Крис.
- Ты слышишь? - он поднял голову, заглядывая в ее невыносимо прекрасные, словно подернутые инеем глаза. - Голоса... я слышу чьи-то голоса. А ты? Ты их слышишь?
- Я никого не слышу, Крис, - Муза прикоснулась губами к его лбу. - Тебе все это кажется. Я же сказала, здесь никого нет, кроме нас с тобой. Тебе все это кажется. И даже если бы они были, зачем они тебе? Поспи немного. Отдохни... Закрой глаза и слушай только меня. Слушай мой голос и мелодию, которую я тебе подарю. Просто спи, Крис. Спи.... Спи.
И Крис заснул.
- Черт!
- Никак!
- Хватит... - врач устало вздохнул. - Это уже все. Конец.
- Вот дерьмо, - молодой ассистент в раздражении стянул с руки перепачканную кровью резиновую перчатку. - Кокаинщик хренов. Столько возни тут с ним, а он взял и откинулся.
- Там совершенно точно еще что-то было, помимо... - круглолицая ассистентка заглянула в застывшее лицо немолодого человека, лежащего на операционном столе. - Если бы мы...
- Дерьмище какое-то там было.
- И не говори.
- Джейк, если ты мне в следующий раз опять торчка пришлешь, клянусь, я забуду, что мы с тобой еще со школы дружим! Пятый за два дня, ты что, издеваешься? - выкрикнул врач.
- Что-то мне его рожа знакома... не могу вспомнить, может, политик какой-нибудь... не знаю, писатель... был бы известный, я бы вспомнил, а так...
- Мне похрен. Убирай его отсюда. Всё. Мэри!
- Да, доктор Вейтер?!
- Не спи, еще надрыхнешься. Отключай его, хватит. Итак, время смерти...