Аннотация: ...Пламя взрывалось, горело искрами в такт бешеного ритма музыки завораживая и оттеняя Ее . Ту которую, однозначно, сожгли бы во времена инквизиции.
Пламя взрывалось, горело искрами в такт бешеного ритма музыки завораживая и оттеняя Ее . Ту которую, однозначно, сожгли бы во времена инквизиции.
Огонь теперь всего лишь украшающий сцену, казался ехидной насмешкой над прошлым, такой же как и танцующая в нем девушка. Сверкающие откровенно рыжие, отнюдь не длинные волосы, глаза карие лишь на первый взгляд, на самом деле бывшие болотно-зелеными, цвета самой глухой чащобы из детских сказок, разлитое по залу очарование, пьянящее посетилей не хуже молодого вина, лукавая усмешка скользящая на губах- это все были знаки невероятного везения танцовщицы- появиться на свет в эпоху ярких красок, столетия откровенной моды.
Я знал эту девушку, немножко, совсем маленький краешек жизни танцовщицы, но и этого уже достаточно, чтобы утверждать- родись она в средневековье, не избежать девушке преследований, даже несмотря на вырванное у нее однажды признание, что волосы вовсе не от рождения имеют этот ослепляюще яркий оттенок.
Причиной гонений для начала бы стал факт, что Стафф не боялась огня, совершенно, играя с ним с самого детства, танцуя с языками пламени так, что видилась чуть ли не древней саламандрой посетителям клуба.
Но и она обжигалась... на тренировках, шипя рассерженной рыжей кошкой, на вырвашуюся из под контроля стихию, что тоже, кстати, навело бы обывателей на мысли о ведовстве или сумашествии- разве ж можно с огнем, как с разумным разговаривать.
И даже смазанные после таких осечек страшные красно-розовые пухлые ожоги, не убедили бы в невиновности, а уж потраченные девушкой часы медитации до состояния транса, вовсе стали бы приговором. Вот только исполнить его было бы вероятно некому, поскольку дальше Она начинала танцевать, внезапно, еще с закрытыми глазами, рискуя страшно, все ускоряя и усложняя движения, а пламя довольно ластилось, скользило бликами по стройному телу, казалось чуть ли не элементом костюма, вопреки всему не обжигая девчонку.
Зрелище это зачаровывало, затягивало, заставляя замирать дыхание у немногочисленных посвященных и тянуться всем сердцем к сцене и верить в волшебство еще сильнее,чем в детстве, потому что творилось оно не в легендах и мифах, а прямо у тебя на глазах.
Стафф была уникумом, ошибкой или шуткой природы, эта девчачья бесшабашная смелость касалось не только огненной стихии, но глядя на нее в движении с пламенем, девушку хотелось назвать чудом и беречь от серости и злости обычных дней.
Почему то Стафф не казалась повелительницей стихии, хотя так покорно ластились к ней языки огня, вырисовывая нарочитую хрупкость гибкого, как лоза тела.
Я был влюблен в нее или сказать вернее- околдован, приходя в этот клуб наверно уже сотую ночь подряд, встречая за столиками таких же завороженных постоянных зрителей, уверенно пришедших за чудом.
Такую стабильность в выборе проведения вечеров определили бы манией, которая безусловно привлекла бы внимание тех, кому не к чему излишняя вера в магию, пусть и всего лишь в волшебство момента.
Но к счастью хозяин клуба был человеком разумным и загадочно- серьезным, несмотря на кажующуюся молодость и мальчишескую внешность, глаза его смотрели на мир с мудростью столетнего старца, слишком циничного, чтобы впасть в маразм, потому то и выступления Стафф проходили в клубе лишь два дня в неделю и трижды за вечер по нарастающей- сначала 15 минут потом через два часа - полчаса и в середине, в разгар вечера, когда разогревшиеся напитками и весельем посетители, были не столь критичны и придирчивы 2 часа.
Сама девушка не принимала такой осторожности, лишенная чувства страха и влюбленная в свое дело, она могла бы танцевать непрерывно, постепенно то разжигая то туша пламя на метеорах, стаффах и девелстиках, только слова Вира, Виктора Заречного, держали ее в таком графике.
Почему этот белобрысый официант столь много значит для Стафф не знал никто, но тихие слова Вира становились железным аргументом в любой буре, устроенной весьма темперантной девушкой.