Начинаться это может по-разному, но конец всегда один. Сначала я вижу лишь темноту, потом в затылке возникает тупая боль. Со стоном открываю глаза, и пытаюсь понять где я. Тусклый свет керосиновой лампы больно режет слезящиеся глаза, но смотреть особо не на что. Я нахожусь в том самом подвале, куда спустился ровно в девять утра двадцать четвертого июня, и где четверть часа спустя получил чем-то тяжелым по затылку. По опыту я знаю, что после подобных ударов либо приходят в себя довольно быстро, либо не приходят вообще, а это значит, что на улице по-прежнему ясное летнее утро. Но здесь, внизу, меня окружает плотная, почти осязаемая темнота, которую разгоняет лишь робкий язычок пламени.
Я пытаюсь пошевелиться, и перезвон ржавых звеньев сообщает мне то, что я и так уже знаю. Я, словно окорок, подвешен в нескольких сантиметрах над полом на изъеденных ржавчиной цепях. Ледяной металл давит на плечи, не дает вдохнуть полной грудью.
Из охотника я превратился в жертву. Внизу живота, словно шар из зловонной талой воды, ворочается страх.
Глаза привыкают к свету, и я вижу, что он еле теплится в высокой лампе с закопченным стеклом. Неверное свечение выхватывает из темноты щербатые доски стола, на котором стоит лампа, и кирпичную кладку стены. Вылезшие цементные швы похожи на искрящиеся влагой грибковые наросты.
Наверху глухо бухает дверь, раздаются шаги. Кто-то не торопясь спускается по поскрипывающим ступеням. Меня охватывает дрожь, и цепи над головой предательски звенят. С каждым ударом каблука о дерево я непроизвольно вздрагиваю. Скрип раздается в последний раз, шаги стихают. Теперь он где-то здесь, совсем рядом, смотрит на меня затаившись во мраке.
- Вы пришли в себя, мистер Филлипс, - раздается из темноты, - Как вы себя чувствуете?
Я молчу. Я не знаю что сказать, и более того, я не уверен, что смогу выдавить из себя хоть слово даже если захочу. Мне не хочется признаваться в этом, но я испуган до чертиков.
- Мистер Филлипс? - подвальная темнота сгущается в силуэт невысокого мужчины, - Вы меня слышите?
Он протягивает руку к лампе, и фитиль оживает. По неровным кирпичным стенам ползут апельсиновые блики. Я впервые вижу его вживую, не на фотографиях.
- Мистер Филлипс? - он подходит ближе, - С вами все в порядке?
Вот теперь мне становится по-настоящему жутко. Он одет в обычную клетчатую рубаху и джинсы, на нем нет так любимых авторами книжек просторных одеяний, расписанных странными символами, и на любой улице любого города он выглядел бы самым обычным слегка полноватым и неряшливым мужчиной средних лет, если бы не одно но. В трепещущем свете лампы я вижу его глаза, и понимаю, что это две дыры в холодные пустые могилы. В этих глазах нет жизни, они пусты, и в эту пустоту можно провалиться.
- Мистер Филлипс? - повторяет он, - Вы меня слышите?
- Я слышу вас, мистер Коул, - отвечаю я.
Он кивает, и к моему облегчению, отводит взгляд в сторону.
- Простите, что пришлось вас ударить, - говорит он своим мягким голосом, - Я боялся, что вы вооружены.
Он отходит к столу, и только теперь я замечаю там свой бумажник, фонарь, ключи от машины и еще несколько мелочей из моих карманов.
- Позвольте вас спросить, мистер Филлипс, - он присаживается на край стола, и снова превращается в смутный силуэт, - Как вы нашли это место?
- Это вам объяснят в участке, - отвечаю я, - Думаю, с минуты на минуту полиция будет здесь, и, поверьте, если меня обнаружат в подобной упаковке...
Коул качает головой, словно учитель, разочаровавшийся в способном ученике.
- Позвольте вам не поверить, мистер Филлипс, - мне кажется, что он грустно улыбается, - На расстоянии двух кварталов отсюда нет ни следа полиции.
Я молчу.
- Давайте упростим друг-другу жизнь, - предлагает он, - Вы мне расскажете, зачем вы так хотели меня найти, а я, в свою очередь, постараюсь ответить на ваши вопросы. В сущности, у вас есть замечательный шанс узнать все то, что вы с таким трудом узнать пытались.
Я смотрю на его силуэт, очерченный рыжими отсветами лампы, и снова начинаю дрожать. Если он и вправду готов рассказать мне то, что я хочу знать, значит живым мне из этого подвала не выйти.
- Итак? - я скорее угадываю, чем вижу, как он делает приглашающий жест.
- Сумасшедшие из клиники Аркхема, - наконец отвечаю я. Нужно тянуть время, рано или поздно меня хватятся, начнут искать, - Я должен выяснить, что с ними произошло.
Он наклоняется вперед, его лицо выплывает из темноты. Я вижу, как он вопросительно вскидывает брови:
- Сумасшедшие из клиники Аркхема. При чем же здесь я?
- Одного из них опознала его сестра.
- Понятно, - он встает и начинает не торопясь прохаживаться по подвалу, заложив руки за спину, - И вы связали помешательство пациента с моей скромной персоной.
- Не я. Полиция.
Он недовольно морщится, останавливается напротив и сверлит меня своими ямами.
- Мистер Филлипс, пожалуйста, не нужно считать меня глупцом и так неуклюже врать, - в голосе мягкость и бесконечное терпение, - Если бы мной интересовалась полиция, то я не обнаружил бы здесь частного детектива вроде вас, ведь так?
Мне нечего ему ответить. Он снова начинает ходить от стены к стене, то попадая в луч света, то теряясь в густых тенях.
- Собственно, дальше я могу продолжить рассказывать за вас, мистер Филлипс, - говорит он, - Вы узнали от сестры безумного пациента, что ее брат посещал мои собрания, и решили, что это может быть зацепкой, ведь так?
Я не могу оторваться от его размеренного движения, он гипнотизирует меня словно маятник в руках психиатра.
- Она назвала ваши собрания сектой, - говорю я, - Даже культом.
- Пусть так. Что же дальше? Вы начали следить за мной?
Я опускаю глаза вниз и старательно изучаю тонущие во мраке ножки стола. Уж лучше эта темнота, чем та, что плещется на дне его глаз.
- Вы начали следить за мной, мистер Филлипс, и что же произошло дальше?
- Не столько за вами, сколько за вашим окружением.
- Даже так? И что же вы обнаружили в моем окружении?
Ему любопытно. Я решаю, что он уже достаточно втянулся в беседу для того, что бы из него можно было что-то вытянуть.
- Как вы сводите их с ума, Коул?
- Их? - в его голосе я слышу притворное, нарочито наигранное удивление, - Кого вы имеете ввиду?
Внезапно на меня накатывает усталость. Мне все надоело и я слишком стар для всего этого. Единственное, чего мне на самом деле хочется, так это освободиться от режущих тело цепей и оказаться подальше от этого холодного, пропахшего крысиным пометом подвала. Где-нибудь на солнышке, где нет Криспена Коула с его пустыми глазами. Я чувствую себя старым и дряхлым.
- Вокруг вас пропадают люди, Коул, и брат моей клиентки далеко не первый, - я рискую встретиться с ним взглядом, - Ко мне в руки попала фотография одного из ваших ближайших соратников по культу, а потом я опознал его в одном из безымянных психов Аркхема.
- Ах, вот оно как, - его брови взлетают вверх, словно он только что услышал откровение, - Теперь мне все понятно, мистер Филлипс. Два сумасшедших оказываются связаны со мной, и вот вы здесь. Я правильно излагаю?
Я киваю, и, вторя мне, над головой звенят ржавые звенья.
- Как вы сводите их с ума, Коул? - этот вопрос уже давно не дает мне покоя, - Сестра видела Джастина Торна за два дня до того, как его поместили в Аркхем, и он был совершенно нормален.
Коул молчит, я вижу лишь неясную тень среди теней.
- Это какие-то нейролептики? - допытываюсь я, и тут же сам себе отвечаю, - Нет, они не действуют так быстро и так разрушительно. Их не обнаружили в крови, как и следов других наркотиков. Но, тогда как, Коул, как?!
Сначала мне кажется, что он так и не ответит, но Коул отвечает. Он выходит на свет, и я снова отвожу глаза, что бы не встречаться с ним взглядом.
- Вам кажется, что это правильный вопрос, мистер Филлипс? - спрашивает он, - Вы в самом деле считаете, что важнее узнать как, нежели зачем?
Он подходит еще ближе, смотрит на меня снизу вверх.
- Вам разве не интересно узнать почему? А, мистер Филлипс?
Его вопрос, словно густое облако повисает под низким потолком подвала.
- Я объясню вам мои цели, но сначала я открою эту дверь, - Коул идет к стене, и распахивает маленькую, сколоченную на скорую руку из старых досок, дверцу, - Вы не против?
Я не против. Я заглядывал в эту дверь до того, как удар по затылку лишил меня сознания, и там не было ничего интересного. Кирпичная кладка была разобрана, словно кто-то начал копать еще один коридор, но вместо коридора была выкопана всего лишь не глубокая в пол шага ниша, заканчивающаяся сырой глинистой стеной, с которой свисали тонкие черные корни. Сейчас ниша тонет в непроглядном мраке и кажется, что перекошенная дверь открыта в космическую пустоту.
- Взгляните, мистер Филлипс, - Коул делает приглашающий жест в сторону двери, - Что вы видите?
Я не знаю какого ответа он ждет, поэтому под звон цепей неловко передергиваю плечами.
- Ничего. Я не вижу ничего.
- Нет, мистер Филлипс, - он отступает к столу, его голос опускается до таинственного шепота, - Это бездна, понимаете? Вы смотрите в бездну.
- Вы сумасшедший, - говорю я, и понимаю, что эти слова крутятся у меня на языке уже давно, - Криспен Коул, вы сумасшедший, и вы должны быть в Аркхеме, по соседству с теми беднягами.
Вопреки моим ожиданиям Коул не злится. Даже наоборот, на его лице возникает легкая улыбка.
- Я совершенно не собираюсь с вами спорить, мистер Филлипс, - говорит он, - Более того, я склонен с вами согласиться!
- Тогда спустите меня на пол, - предлагаю я, - И мы вместе подумаем, как вам помочь.
- Нет, - он грустно качает головой, - Спасибо за предложение, мистер Филлипс, но вы просто не понимаете о чем говорите.
Коул подходит к открытой дверце, и долго всматривается в темноту. Должно быть это одна из самых жутких сцен, какие я только видел - человек стоящий перед дверью в никуда. Я напоминаю себе, что стоит ему протянуть руку, и она тут же упрется в осклизлую глину, но жуть, от которой волоски на шее встают дыбом от этого никуда не исчезает.
- Видите ли, мистер Филлипс, - говорит Коул не отрывая взгляда от темноты, - Я нашел бездну и заглянул в нее. Ту бездну, что постоянно рядом с нами.
Я слушаю его, и с каждым словом все отчетливей понимаю весь ужас своего положения - я заперт в подвале с полным и окончательным безумцем. Коул продолжает:
- Человеческий разум не предназначен для того, что бы смотреть в те пространства, которые я рискнул открыть, и мой собственный рассудок не стал исключением. Я лишь приблизился к краю поистине бездонного Демокритова колодца, всю необъятность которого вы даже не в состоянии себе представить, но даже это едва не погубило меня.
Он отрывается от созерцания темноты и снова присаживается на край стола. Его скрывают тени, и я вижу лишь длинные бледные пальцы, рассеяно перебирающие край рубахи.
- Что бы вы предприняли на моем месте, мистер Филлипс?
Я молчу. Я пока еще не сошел с ума, что бы иметь ответ на его вопрос, но он ему и не нужен.
- В смятении я обращался к врачам, потом, когда они не помогли, к священникам, колдунам, прочим сомнительным личностям, а после и к наркотикам, но все было тщетно. Видения иных, чуждых нам пространств не отпускали меня. Два года я провел в бесконечных путешествиях, в попытках сбежать от самого себя, но лишь понял то, что и без того знал. Что наш привычный мир не более чем солнечный зайчик на белой простыне, за которой скрывается бездонная пропасть. И куда бы не побежал солнечный луч - бесконечная тьма все равно будет рядом, скрытая лишь тонким слоем материи.
Его тихий гипнотический голос против моей воли захватывает меня, и от нарисованной им картины мне становится страшно. Тьма за дверцей в стене становится угрожающей. Ждущей.
А Коул тем временем продолжает говорить.
- Тогда я смирился, мистер Филлипс. Смирился и впервые повернулся лицом к тому, что все это время ждало меня. Для начала я взял в руки перо, и перенес свои видения на бумагу.
Он берет что-то со стола, протягивает в мою сторону, и в тусклом свете я вижу книгу. Это даже не книга, скорее толстая тетрадь или журнал на толстой блокнотной спирали.
- Это результат моих трудов, - в голосе Коула слышится гордость и даже некое благоговение, - Я называю ее просто "Книга Коула", хотя это уже не совсем верно, и вы сейчас поймете почему.
Он изгибает книгу, и с шелестом страницы летят от одной обложки к другой. Передо мной мелькают убористые строчки текста, пятна рисунков, какие-то схемы. Примерно треть книги - пустые листы.
- Когда я закончил, исписана была только половина, - руки с книгой растворяются во мгле, - Но я уже не мог остановиться. И вот тогда возник культ, вокруг меня собрались те, кто жаждал познания.
Коул соскакивает со стола, и опять начинает расхаживать взад-вперед. Я почти физически ощущаю, как от него исходят волны больной энергии.
- Мы не возносим глупых молитв божествам, которые нас не слышат, мы не пытаемся убедить себя в том, что весь мир вертится вокруг нас. Мы просто слушаем бесконечность и по крупицам собираем знания о ней.
Он останавливается передо мной, и я смотрю в его лихорадочно блестящие глаза, за которыми скрываются бездонные ямы хаоса и безумия.
- И вот иногда, мистер Филлипс, - доверительно шепчет он, - Один из нас отправляется за край, что бы принести с собой осколки знания о том, что происходит рядом с нами, за углом мироздания.
Он придвигается еще ближе, я чувствую на щеке его дыхание.
- И я рад вам сообщить, мистер Филлипс, - горячий шепот обжигает мне ухо, - Что вскоре вы тоже приобщитесь к этому знанию. Вскоре вы отправитесь в это путешествие.
Коул отступает назад, зажимает подмышкой свою тетрадь, берет лампу.
- Прощайте, мистер Филлипс. Боюсь в следующий раз наша беседа будет протекать несколько более... лихорадочно.
Тени пляшут по стенам в такт раскачивающейся лампе, он идет к лестнице наверх. Я чувствую мимолетное облегчение - он не стал меня убивать, а значит у меня все еще есть шанс. Время работает на меня.
- Прощайте, Коул, - отвечаю я, - В следующую нашу встречу я увижу вас в наручниках.
Он останавливается у самой лестницы, я вижу только силуэт.
- Вы так и не поняли, мистер Филлипс, что я вам говорил - он качает головой, - Может быть, вы когда-нибудь слышали о гаруспиках?
Я молчу. Мой взгляд прикипел к лампе, которую он уносит с собой. Я не хочу оставаться наедине с угольно-черной темнотой. Не дождавшись ответа Коул продолжает:
- Гаруспиками назывались жрецы Древней Этрурии, гадатели по внутренностям, - рука с лампой делает пространный жест и тени на стенах судорожно дергаются, - Так вот, я современный гаруспик, с одной небольшой разницей. Я гадаю не по внутренностям, а по осколкам разума.
Он делает паузу, давая мне время осмыслить сказанное.
- Сожалею, мистер Филлипс, но, думаю, в следующую нашу встречу вы не сможете вспомнить даже своего имени.
Он поднимается по лестнице, свет стремительно меркнет. Я едва сдерживаюсь от того, что бы криком не попросить его вернуться. Спустя несколько секунд я слышу, как наверху открывается и закрывается дверь, я остаюсь один на один с темнотой.
Внезапно я начинаю слышать свое сбивчивое лихорадочное дыхание и частые-частые удары сердца. Это все темнота, убеждаю я себя, но паника подкрадывается все ближе. Я начинаю дергаться и биться в оковах, и тут же замираю, испуганный громким лязгом цепей над головой. Звенья трутся друг о друга, в едва слышном хрусте ржавчины мне начинает чудится шепот, произносящий непонятные слова. Я до боли прикусываю губу, стараясь не закричать.
С той стороны, где в стене расположена распахнутая настежь фальшивая дверь, раздается едва слышный скрип. Я изо всех сил убеждаю себя, что это всего лишь перекошенная ржавая петля, но получается плохо. Воображение рисует, как сквозь дверной проем в подвал бесшумно втекает густая, нездешняя тьма чужих пространств. Вот она разлилась по углам, вот обняла собой ножки стола, безмолвно и неотвратимо заменяя собой обычную земную тьму, подкрадываясь к моим ботинкам.
Я говорил, что конец всегда один, и это действительно так. Врачи называют это приступами или припадками, но что они знают? Рано или поздно я дохожу в своих воспоминаниях до того момента, когда мой мозг просто не в состоянии воспринять то, что хранит в себе о произошедшем дальше, и тогда, как говорят, я начинаю кидаться на стены, пытаясь разбить о них голову, и все в таком духе. Говорят, я пытался выцарапать себе глаза, но, думаю, на самом деле я пытался вырвать из себя то, что скрывается за ними. Наверное, я должен благодарить бога за эти приступы, возможно только благодаря им из подсознания наружу не прорывается та жуть, которая там хранится, когда медикаменты Аркхемской лечебницы перестают действовать.
Врачи называют меня Пятым, не так давно я услышал, что они говорят про Шестого, значит я такой не один. Еще я слышал, что они планируют какой-то эксперимент, в ходе которого нас поместят в одно помещение. Я боюсь этого, по-настоящему боюсь. Здесь, в Аркхеме у меня нет зеркала, но если я увижу Шестого, и он действительно пережил тоже, что и я... Я не хочу смотреть ему в глаза, это может оказаться той последней каплей, которая прорвет хрупкую плотину моего разума, и выпустит наружу жуткое знание о кошмарной бездне, которая незримо присутствует рядом с нами.