Был вечер. Солнце висело низко и светило прямо в лобовое стекло. Отражалось в глянцевых поверхностях машин, окнах зданий и, казалось, в самом воздухе. Все вокруг было залито солнцем, которое подсвечивало каждую пылинку.
Вика сощурилась и опустила солнцезащитную панель над своим пассажирским сидением, взглянула в зеркало: глаза покрасневшие, на открытом лбу тонкая, но очевидная морщинка... Челку сделать? Она отвернулась к окну: подъезжали к дому. Саша сегодня молчаливый - хорошо. Врать она не умеет, поэтому если спросит о приеме, придется все рассказать, а не хочется. Есть хочется. И в душ. А лучше в ванну - набрать воды, укрыться пеной, подумать... что делать с этой беременностью, которую она совсем не планировала. Вика представила, как она стоит где-нибудь в Манеже, сияет улыбкой и красноречием, открывая выставку Сары Мун перед разодетой публикой, и тут через весь зал с криком "Мама" к ней несется ребенок. Нет, этот сюжет не для нее... но что сказать Саше?
- Все хорошо? - спросил он. За то время, пока они ехали от ее офиса, Вика не сказала и пары слов.
- Устала.
Но голос ее прозвучал не устало, а, скорее, задумчиво. Саша тут же вспомнил про врача и отвлекся от дороги, чтобы взглянуть на жену. В этот момент пыльное солнце особенно настойчиво заглянуло в окно ехавшей впереди Саши черной Ауди, и ее ослепленный на миг водитель не заметил перестраивающийся фургон.
***
Вика лежала в ванной, спрятавшись за белой пеной. Голова гудела от обрывков мыслей прожитого дня. Катя долго не засыпала, но хоть успокоилась. Ночью будет ворочаться - надо ее поднять... Она вспомнила шуршащий целлофановый пакет со скомканным белым бельем (в день рождения надо быть нарядной!), казавшимся теперь серым. А еще - заплаканное Катино лицо, нелепые чужие леггинсы, собравшиеся на коленках грустной гармошкой; нетронутый торт, который накануне так долго выбирали, чтобы угостить ребят в детском саду. Торт протягивала Вике молоденькая, но очень серьезная воспитательница с красивым именем Наиля:
- У нас не разрешают давать детям торты с масляным кремом, - сказала черноглазая Наиля и посмотрела в сторону: утром она лично приняла злосчастный торт у этой вечно запыхавшейся мамочки, а потом пришла медичка и орала, как блажная, на всю группу, а тихая новенькая Катя прямо на прогулке... но она даже не просилась, Наиля это помнила точно... еле угомонила детей, которые стали обзывать бедняжку.
Вика глубоко вдохнула, задержала воздух и медленно погрузилась под воду. В состоянии полуневесомости хотелось замереть: и жить, и не жить одновременно. Ощущать тело подвластным только ее воле. Вику тревожила, но в то же время притягивала мысль, что сейчас она может все прекратить.
Ее волновала эта прозрачная (или призрачная?) грань между жизнью и смертью... всего несколько сантиметров остывшей воды - и все кончено... В эти тягучие размышления ворвался звук, похожий на крик (Катя?), и она резко села, опираясь на бортики облезлой ванны. Слышался лишь плеск воды - показалось. Когда Вика вспомнила о дочери, спящей в единственной комнате их дешевой съемной квартиры, представила, как Катя лежит на разложенном диване одна, как прилипли к порозовевшей щеке, к вспотевшему лбу золотистые волосы, ей стало жарко. Она открыла холодную воду.
Следующим утром проспали. Вика торопливо оделась, включила на кухне мультики и поставила перед заспанной девочкой тарелку с хлопьями:
- Ешь, только поскорее, опять опаздываем.
Пока Катя завтракала, у Вики было немного времени. Выпить кофе или накраситься? Она закрыла за собой дверь в ванную. Постояла, глядя в треснувшее зеркало. Привычно поправила густую челку и собрала волосы в хвост. Кофе купила в ларьке у работы.
Конечно, опоздали. Конечно, эта девчонка просверлила насквозь своими чернющими. Не рассказывать же каждый раз, что в маршрутках Катю тошнит, поэтому им приходится плестись на трамвае? Ходим в этот садик, значит, устраивает... спасибо, что вообще место получили...
Вика зашла в здание офиса и вызвала лифт.
- Вика, - прозвучало где-то рядом и очень знакомо. Она обернулась. - Я тебя нашел, - сказал Андрей и улыбнулся.
- Нашел, - повторила Вика, растерявшись. Поправила челку, сумку на плече, улыбнулась - нервно и искренне. - Андрей... Откуда ты здесь? Как ты меня нашел?
- Ты не сменила работу, - сказал он.
- Да, но... - она покачала головой, будто бы не верила, кого перед собой видит. - Отдел сменила. Теперь общаюсь не с людьми, а с бумажками - договоры, аренда залов, отчеты ...
- Почему?
В этот момент музыкально распахнулись двери лифта и Вика опомнилась:
- Я... у меня работа...
- У меня тоже, - Андрей улыбался. Он был очень счастлив встретить Вику. Это получилось не специально: он был почти уверен, что она здесь больше не работает, но втайне на встречу надеялся. Не изменилась почти.
- Да о чем мы... Как ты, как твои дела? Как Амстердам? Как твоя выставка? - она словно вспомнила все, о чем нужно спрашивать знакомого, которого не видела несколько лет.
- Все хорошо, - черт возьми, сияю, как медный таз, не ожидал даже. - Она готова... вернее, работы готовы. Приехал с ними в Россию. Ваш Кузьмин меня выставляет в "Синей Скале".
- Как я могла пропустить твою фамилию? Кузя отдает мне все договоры на проверку, - спросила Вика то ли себя, то ли Андрея.
- Я взял английский псевдоним, - сказал он, немного смутившись. - Открытие сегодня в семь.
- Знаю.
- Ты придешь? - Он достал из кармана мобильник, быстро взглянул на экран и так же быстро убрал обратно. - Вик, меня ждет Кузьмин. Приходи, пожалуйста. В семь в холле, я встречу, - он взял ее за руку. - Обещай.
- Да! Конечно, я приду, - сказала она с воодушевлением.
И пришла. Отпросилась с работы пораньше, чтобы забрать Катю из сада и отвести Наталье Петровне. Пожилая учительница на пенсии - чудаковатая добрая женщина - жила с Викой на одной лестничной площадке.
- Ужином я ее покормила, вот тут творожки перекусить, печенье... чаю попьете... яблоки... - Вика выкладывала продукты на стол, накрытый цветастой клеенчатой скатертью, но вдруг остановилась и выглянула в прихожую. - Ой, Наталья Петровна, где Катя?
- Да Тимофея пошла искать. Я ей сказала, что он под диваном спрятался, а на самом деле он на улицу еще с утра убежал, - сказала старушка и засмеялась, как девчонка. - Долго искать будет.
Вика покачала головой и сказала:
- Вы мне звоните, главное. Я буду на связи.
- Не переживай, Викуля. У нас все схвачено. Тимофея найдем, будем чай пить и книжки читать. Пушкина. Там читать - не перечитать. С Лукоморья начнем... А потом спать ляжем: Александр Сергеевич лучше всякого снотворного. Ты развлекайся и о нас не думай.
Эта грустная девочка с дурацкой, совершенно ей не подходящей челкой, как-то с год назад постучалась к Наталье и попросила... Что ж она попросила-то... то ли спичек, то ли сахара. Да спичек-то сейчас не просят... ну, значит, сахара... или крупы какой. Да! Молока на кашу она просила... что-то совсем у нее плохо было с деньгами... Ну, сейчас, конечно, полегче, с садиком-то. Только носится, как угорелая... худющая... одни глаза остались....А Катюша славная, диковатая только, молчит все больше... ну так оно и понятно, вот горе-то... Господи, неужели ничего не исправить?
- Наталья Петровна, вы меня слышите?
- Слышу, Викуля, ну иди, иди уже, разберемся.
***
Вика вошла в галерею. Скорее, это было арт пространство: со стенами, ободранными до красного кирпича, так любимого художниками, хипстерами и голодранцами; свисающими с потолка лампочками без абажура; брутальными металлическими скамейками у входа, возле которых стояли такие же пепельницы. Было многолюдно и шумно. Вдалеке кто-то красиво играл на фортепиано. Хорошо пахло: духами, табаком ( - Тебе скрутить? - А у тебя какой? - ... - Нет, слишком крепкий) и беззаботностью. Вика вошла в это облако запахов, звуков и радостной суеты, чувствуя себя так, будто вернулась домой после долгого отъезда.
- Ты здесь! - она обернулась на знакомый голос и увидела Андрея, которой шел к ней откуда-то из глубины зала: встретил, как и обещал. - Пойдем?
И они пошли. Старых знакомых почти не было. Вика даже слегка расстроилась, а, расстроившись, удивилась тому, что к этой встрече, кажется, готова. После аварии она отдалилась от всех, кто напоминал бы о прошлом. Но сегодня, когда она увидела Андрея, она будто бы проснулась и посмотрела на мир сквозь умытое дождем окно. И ей захотелось выйти наружу и почувствовать этот свежий запах воздуха после грозы.
Фотографии Андрея были хороши. Андрей тоже. Вика стояла с ним в центре зала, и к ним постоянно подходили какие-то люди. Андрея хвалили, он сдержанно улыбался, обнимал Вику за талию, и она чувствовала себя немножко причастной.
- Это очень хорошо. Твои работы, - сказала Вика, когда они вышли на улицу. Сбежали от всех, как влюбленные подростки, чтобы провести наедине хотя бы пару часов, пока не загонят домой. Подростки, которые еще не признались друг другу в чувствах. - Ты знаешь об этом?
- Ты очень красивая. Ты знаешь об этом?
- У тебя получилось. Хотя, я всегда знала, что получится.
- И совсем не изменилась. Только... что-то с прической, да?
- Перестань. Прошло пять лет.
- Всего пять.
- Ты мне ни разу не позвонил...
- Ты сменила телефон!
- Не писал в соцсетях...
- Ты удалила все страницы! Черт, Вика, ты хоть знаешь, что я чувствовал, когда ты сбежала? Что я чувствовал, когда обнаружил вместо тебя жалкую записку? Ты знаешь, что я весь день проторчал в аэропорту?
- Я прилетела к тебе в Амстердам на все лето. А ты только работал, работал, проявлял, печатал, снова проявлял, эти пленки были везде... на полу, на кровати... а я... мне было там место?
Вика, конечно, забыла, что за эти пять лет хотела сказать Андрею, поэтому говорила все подряд. Ее знобило, но, скорее, от холода: они стояли на набережной и с реки дул ветер, а на Вике было легкое платье (лето же, и потом - есть такси).
- Ты замерзла. Мой отель совсем рядом, в двух шагах.
- Нет.
- Перестань. Мы не виделись пять лет. Я утром улетаю. Мы просто поговорим. Как друзья. А потом я отвезу тебя к мужу...
Вика вздрогнула. Андрей стоял, опершись на холодные перила и смотрел на нее, невинно и искренне.
- Как у вас, кстати?
- Саша погиб. Автокатастрофа.
Андрей перестал улыбаться. Он поглядел куда-то в сторону, будто что-то вспоминая, потом легонько притянул к себе Вику и осторожно убрал с ее лба длинную челку.
- Ты там была, - утвердительно сказал Андрей, после того, как рассмотрел ее лоб.
- Да. И почему-то я есть и сейчас, - она убрала его руку и отстранилась.
Помолчали, глядя на черную, отливающую светом улиц, воду.
- Поедем со мной. Теперь... когда его больше нет, ты же не напишешь мне "я возвращаюсь к мужу"?
Вика ударила улыбающегося Андрея по лицу, не успев понять - за что. От звона пощечины она очнулась.
- Прости.
- Ты прости.
Опять помолчали. Огни расплывались в глазах и стекали по щекам.
- Поедем со мной, - повторил Андрей.
Вика вспомнила въедливый запах проявителя в амстердамской квартире. А ещё мягкий мятный вкус поцелуя в то последнее утро вместе, смятую простынь на кровати, на которую она долго смотрела, стоя уже в дверях и рискуя опоздать на самолет; табличку с русской фамилией, написанной латиницей (давно пора взять английский псевдоним), на почтовом ящике, в который она бросила ключи. Они звонко ударились о металлическое дно, и она улетела к Саше.
- У меня осталась дочь.
Андрей никак не отреагировал и Вика спросила:
- Тебя это не смущает?
- Почему меня это должно смущать?
Она поправила чёлку и сказала:
- Я постоянно, постоянно думаю, если бы я тогда не улетела...
Андрей перебил ее печальной усмешкой:
- То он остался бы жив?
- Да. Но не было бы Кати... А потом я вспоминаю свою жизнь без неё, ведь мне нравилась та жизнь. А потом я опять думаю о Кате... и это все так запутано... Знаешь, она даже молчит, как он. А я... я даже не успела ему сказать. Мне надо было ему просто сказать...
***
Вика очнулась, когда увидела перед собой охранника (Дима? Денис?), который смотрел на нее с подозрением. Кажется, сегодня она его уже видела, только тогда он больше интересовался тем, что происходило на экране его мобильника, чем ею.
Она огляделась по сторонам и поняла, что стоит посреди холла бизнес-центра, в котором работает, и не помнит ничего, начиная с того момента, как купила кофе в ларечке. Наверное, поднялась на свой этаж и снова спустилась вниз - на автомате.
Она вызвала лифт и поднялась в офис. Там было пусто: все разошлись на обед. Хорошо - можно спокойно выпить кофе и подумать... Машинально включила компьютер, ожидая увидеть заставку со звездным небом. Но сквозь неплотно задернутые жалюзи пробивалось солнце, и монитор бликовал, подсвечивая пыль на экране. Казалось, пыльное солнце залило это небо, звезды и млечный путь. Вика провела по нему рукой - получился изогнутый яркий след. Еще какое-то время она сидела и смотрела на эту неровную, но ясную дорожку, которую она нарисовала, смахнув пыль. Потом взяла телефон и наконец написала Саше: "Была у врача. У нас будет ребенок". Почти сразу пришел ответ: "Ура!" и несколько радостных смайликов. Желтые рожицы расплывались в ее глазах и стекали по улыбающемуся лицу.
Вика дочиста вытерла пыльный монитор, а потом написала ещё одно сообщение: "Вечером за мной не приезжай. Попьем чаю с девчонками". Отправив сообщение, мельком взглянула в черное "зеркало" мобильника: лицо с открытым чистым лбом показалось каким-то заурядным... Челку сделать? Нет, и так хорошо.