Моя жена украинка, как говорится, по паспорту. По тому советскому паспорту, где была графа "национальность". Родилась моя будущая супруга в Горьковской области (ныне Нижегородская область РФ), несколько дошкольных лет прожила у русскоговорящих киевских бабушек и дедушек. Украинского языка она не знает и украинской культурой особо не интересуется, разве что борщ любит больше щей, лакомится иногда голубцами и варениками, и уверена, что украинское сало из нежного свиного подчревка, привозимое или присылаемое киевскими родственниками гораздо вкуснее покупаемого на ближайшем рынке. На счет сала не могу не согласиться.
Родители жены родом из Киева, и в пятом пункте обязательной советской анкеты писали "украинка" и "украинец". Теща росла там, где служил и жил её отец, офицер-артиллерист: на Дальнем востоке, в Севастополе, в столице УССР. Тесть мальчишкой пережил немецкую оккупацию, учился в Киеве и Харькове, а потом нес воинскую службу в Белоруссии, в Тюменской и Горьковской областях, в Казахстане, и даже в Восточной Европе, а когда вышел в отставку, остался жить в Ленинграде.
Тестю украинский язык преподавали в школе, теща "рiдну мову" никогда не изучала. В речи моих родственников слышится мягкое южное "гэ", изредка проскальзывает суржик: "я скучаю за тебя" или "цаца" в значении красавица.
Сам я русский и гражданин России. Наша дочь, когда была маленькой, на вопросы родственников о своей национальности хитровато отвечала: "Я русский полухохол".
Для тех, кто не жил в СССР, замечу, что в биографиях моих родственников нет ничего исключительного. Отечественная история решительно перемещала людей и перемешивала народы на просторах российской и советской империи.
Русский, украинец, белорус были отчасти обозначениями географическими, как москвич, ленинградец, киевлянин, уралец и сибиряк, северянин и южанин. А различия между восточными славянами представлялись несущественными, по крайней мере, по сравнению с различиями между русскими и многими другими народами Российской Федерации или бывших республик Советского Союза. Так мне казалось. Тогда казалось.
Мой личный опыт общения с Украиной был скудным. Ещё в советские времена на летних школьных каникулах вместе c одноклассниками собирал фрукты в совхозных садах под Одессой. Помнится густой борщ из полевой кухни и большие куски белого пшеничного хлеба, и какая-то физиологическая тоска по хлебу черному ржаному. Одесса запечатлелась в памяти городом с собственным колоритом, морской душой, с южным акцентом, и не только украинским.
Были мы и в Крыму уже после "незалежности", в середине 90-х. Там из специфически украинского было только отсутствие уличного электрического освещения по вечерам и ночам, да гротескные пузатые дядьки на пляже с опереточными чубами и усами, и в патриотичных "жовто-блакитных" плавках. Уличные торговцы ещё охотно принимали к оплате русские рубли и американские доллары, но могли обидеться, если приезжие называли местную валюту "хохлобаксами".
А в Киеве вот не был, а хотелось побывать. Древняя Русь, Киев - мать городов русских, "откуда есть пошла Русская земля", и всё такое. Хотелось прикоснуться к корням и истокам. И тесть всегда повторял: "О! Киев - красивейший город в мире!" Но я резонно полагал, что в этом восклицании не мало от ностальгии по юности, по родному дому с садом на Подоле.
Жене много лет мечталось предстать перед многочисленной киевской роднёй в обрамлении мужа и дочки.
В общем, летом 2008 оранжевого, ющенковского, года мы собрались и поехали.
То, что вы прочитаете далее, основано на кратких путевых заметках, сделанных тогда же. Как сказал поэт: " Я ловлю в далеком отголоске, что случится на моём веку".
Железнодорожный состав, отправлявшийся с Витебского вокзала Санкт-Петербурга, был киевского формирования. Поезд давно знакомый - не единожды встречали и провожали родственников, получали посылки и гостинцы. Обыкновенный такой вагон, советского образца, привычный с самых ранних детских времен. Но меню незамысловатого ж/д буфета - пиво, лимонад, печенье - было на украинском языке, а цены указаны только в гривнах. Вместе с постельным бельем выдали традиционный гигиенический набор - все надписи на украинском, без дублирования на русской, английский или другой язык. Хотя поезд вроде бы международный. Особое внимание привлек желтый пакетик с синей надписью "волога серветка для взуття". Характер упаковки и предыдущий опыт подсказывал, что это должна быть дезинфицирующая салфетка. Доморощенная сравнительная филология склоняла к аналогичным выводам. "Вологая" - скорее всего, влажная; волога - влага, одно "о" потерялось, другое "о" превратилось в "а". "Серветка" - наверное, салфетка; серветка, сервировка, сервис, т.е. обслуживание, по смыслу даже правильнее, чем непонятно откуда взявшаяся "салфетка".
Но вот что такое "взуття"? Никаких схожих морфем в моем словарном запасе я не обнаружил. И воспользоваться предлагаемым сервисом не решился, на всякий случай.
Тогда это языковое недоразумение показалось мне забавным казусом. Как и рулон туалетной бумаги, свернутый плотно, без картонной трубки посередине, так что нанизать его на стандартный бумагодержатель в вагонном туалете было невозможно. Серые рулоны стояли на полочке, размокая от разбрызганной воды и приходя в негодность. Странная экономия получалась.
Въезд на Украину дозволялся по внутреннему российскому паспорту, но помятуя о том, как на заре "незалежности" украинский пограничник влепил самостийный штамп в тещино удостоверение личности, тем самым приведя его в бюрократическую непригодность, требующую замены документа, мы предъявили стражам государственных рубежей наши загранпаспорта. Там же на границе нам выдали анкетки иммиграционной карточки для заполнения и возврата при выезде за пределы Украины. "Iммiграцiйна картка" - половинка писчего листа (формат А5), сложенная вдвое, с текстом, напечатанным с обеих сторон мельчайшим шрифтом. Правила заполнения присутствовали в русском варианте, но параграфы опросника были обозначены на двух языках: украинском и английском. Я опять дивился мелодике певучей украинской речи: "прiзвище", "громадянство", "стать / sex"), "мета прибуття", "N транспортного засобу (рейсу)". Смысл же родственной славянской грамоты приходилось уточнять по английскому тексту.
- А заполнять по-русски можно? - спросил я у пограничника.
- Да, заполняйте по-русски.
Я начал бубнить:
- Может быть, лучше написать по-английски.
Жена пихнула меня локтем:
- Не зли их.
Различия в языках - это первое на что обращаешь внимание. Хотя интерес, конечно, простирался гораздо глубже. Мне хотелось понять, в чём же кроется украинская идентичность, ведущая к "незалежности" и "самостийности", самоуверенному "Украина це Европа", а не москальское варварство.
И всё время нашего пребывания в Киеве я обостренно чувствовал едва заметное или нарочито подчеркиваемое отличие украинского от русского, и бросающееся в глаза отличие украинского от того, что видел в европейских и иных государствах.
Взгляд стороннего наблюдателя, впервые попавшего в незнакомую обстановку, остро примечает то, что местному обитателю кажется привычным, обыденным и абсолютно нормальным.
В Киеве не оставляло ощущение некой раздвоенности, абсурдности языковой среды. Все вокруг говорили по-русски: дома, на улице, в магазинах, в транспорте, по сотовым телефонам. А вывески, указатели, официальные таблички и объявления были исключительно на украинском. Только на украинском - ценники в киосках и ларьках, даже в самых туристических местах. Понять какая начинка у пирожка на лотке можно было, лишь спросив у продавщицы.
На купленных продуктах пояснительный текст о составе и свойствах, способе употребления был только на украинском языке. И это было не привычно, ибо на упаковках товаров, продаваемых в России, каких только алфавитов не встретишь, изучая можно стать полиглотом.
Притом, едва ли не все частные объявления, расклеенные на столбах, стенах, дверях парадных, рукописные или распечатанные, были на русском языке. Я специально искал какой-нибудь листочек с украинским текстом, почти безуспешно.
Пояснительные надписи на русском языке мы видели в музее "Софийского собора", они сохранились ещё с советских времен. Да ещё на вокзале об отправлении поездов в российском направлении объявляли и по-русски, а за стеклом киоска на платформе висело объявление для транзитных пассажиров: "Водки и сигарет нет".
Дополнительный элемент сюрреализма вносило телевидение, где официальные лица говорили по-украински, а остальные как придётся. Даже в музыкальной передаче на развлекательном канале ведущий задавал вопросы только на украинском языке, а его собеседник - популярный украинский певец и шоу-мен - отвечал на чистейшем русском литературном языке. Запомнился документальный фильм, посвященный почтенному хореографу, создателю ансамбля украинского народного танца, молдаванину по происхождению, по-русски рассказывающему о своей жизни и долгом творческом пути, с украинскими субтитрами внизу экрана.
Всё это отчетливо контрастировало с тем, что мы видели в других странах. На курортах Турции, Египта, Греции, чтобы привлечь русских туристов (кстати, и русскоговорящих), часто вывески магазинов продублированы на русском языке. Обычная картина для кафе и ресторанов - русский текст в меню. По всей Европе возле туристических достопримечательностей мы встречали рядом с названиями и пояснениями на основных европейских языках их русский вариант, и рекламные буклеты на русском языке.
На экскурсионных теплоходиках, курсирующих по Сене в Париже, на шестой кнопке аудио-гида был русский текст (на 7-ой и 8-ой - уже что-то иероглифическое).
Финны в приграничных районах строят огромные магазины, ориентированные в основном на приезжих из соседней страны, и нанимают русскоговорящий персонал. Люди ради бизнеса, чтоб казаться любезными и гостеприимными, не стесняются учить русские слова. Так было в Турции, когда в отеле мы оказались первой группой из России, а повар уже на следующий день с улыбкой повторял: супчик, мясо, рыба. В Риме, где официант охотно пользовался своим не хитрым словарным запасом: чай, кофе, вино, пиво. Пожилой фермер, продающий плоды своего хозяйства возле каталонского монастыря Монтсеррат, не поленился выучить необходимый для общения с туристами словарный минимум: сыр, козий, овечий, коровий, мёд, вместе.
В поездках по Европе, часто не наш посредственный английский помогал нам в коммуникации, а родной русский язык. В "Макдональдсе" на Кельнском железнодорожном вокзале при малейшем недопонимании из подсобки была вызвана девушка Оксана, которая и исполнила роль переводчика. В Любеке, в пивной на окраине города, мы долго пытались объясняться на английском, пока официантка не сообразила, что мы из России. Тут же на помощь был призван "Иван", убиравший со столиков посуду. К нашему удивлению русскоговорящий паренек не пил пива и не мог сказать, чем различаются 3 представленных в меню сорта, но остальной заказ был быстро оформлен. Кстати, после пива и рюмки шнапса взаимопонимание с официанткой установилось полное. На центральной улице Сан-Марино, поднимающейся в гору, чуть ли не в каждом магазинчике был русскоязычный продавец: "И евро берем, и рубли, и гривны. Нам всё равно домой надо отправлять".
Очень часто в "дальнем зарубежье" в экскурсионных группах с русскоговорящим гидом собираются люди из бывшего СССР, и прибалты, и эмигрировавшие в Израиль евреи.
Нравится это или не нравится, но русский язык выполняет функцию межнационального общения.
Демонстративный отказ киевской власти от русского языка изумлял. Ведь двуязычие - не недостаток, не ущербность, это богатство. Любые твои знания уже помножены на два.
Есть, например, у финнов два официальных языка: не только финский, но и шведский; они не смущаются своей бывшей подчиненности шведской короне.
Гастрономические впечатления неотъемлемая часть любого познавательного путешествия. Национальная кухня - ходовой товар. Иногда сущая ерунда преподносится как что-то уникальное, экзотическое, непременно заслуживающее внимания. Знаменитый мальтийский кролик! Да на этом маленьком островке другой съедобной живности просто не водится.
И в Киеве нам, естественно, хотелось попробовать чего-нибудь специфически украинского, национального. Например, хотелось угоститься варениками. Но это оказалось не так-то и просто. Мы нашли это блюдо только в маленьком кафе на пляже, на Трухановом острове, посредине Днепра. Остров и пляж в центре города - это здорово! А вареники оказались замороженными заводскими полуфабрикатами, плохо разогретыми в микроволновой печи.
Родственники пригласили нас посидеть в ресторане, и были озадачены, когда мы отказались идти в глобалистские суши-бары и стейк-хаузы. После взятой до следующего дня паузы был найден ресторан закарпатской и украинской кухни. Обслуживали нас молоденькие, лет по 17, девчина и парубок в вышиванках. Вот они единственные совсем не говорили по-русски, и заказ мы делали через переводчика, родственницу Лену.
Какие-то зарисовки с натуры, казавшиеся почти случайными, нынче окрасились тревожной тональностью или не представимы в сегодняшнем Киеве.
Стояли на холме над площадью Независимости (она же - майдан Незалежности), подходит девочка лет десяти:
- Вы не знаете, где здесь кинотеатр?
- Не знаем, мы приезжие.
- Вы, как и мы, издалека, из Харькова?
В Киево-Печерской лавре огромное количество даже не туристов - паломников. Целые автобусы женщин в длинных юбках, скромных кофточках и платочках. Два батюшки, высокие, здоровенные, в рясах до земли, один - в черной, другой - в серой. Длинные волосы, кучерявые бороды, и ...солнцезащитные очки. Подошли к новенькой "ладе", достали из багажника по двухлитровой бутылке кока-колы и пьют из горла.
В церковной лавке женщина выбирала иконку: "Мне бы не очень дорогую, я сюда издалека приехала, из России".
В те дни отмечалось 1020-летие крещения Руси. Ждали прибытия Патриарха Московского. Через город, от лавры к Софийской площади, шли люди крестным ходом с иконами, хоругвями, с плакатом "Россия, Украина, Беларусь - это всё святая Русь".
Возле Михайловского Златоверхого собора памятный знак трагедии голодомора. Рядом стенды с фотографиями и комментариями к ним, текст на украинском и английском. Написали бы и по-русски, мы бы поняли содержание точнее, может быть, глубже задумались и устыдились.
Про голодомор у меня есть своя история.
У моего деда было пять сестер и два брата, а родом они были из Костромской губернии, из села Черная Заводь. Село было большое, сотни дворов, а земли мало. На полях выращивали исключительно картофель, который отправляли на ближайший паточный завод. С огородами справлялись женщины и подростки. Мужики зарабатывали отхожим промыслом, по весне отправляясь в стольный Санкт-Петербург на стройки, малярами и штукатурами. Жених дедушкиной сестры Анны был пришлый. У него даже дома своего в селе не было, жил он с матерью в бане, за что прозвали их "банные". Община землю под строительство дома не давала. Когда в 30-х годах заявились в село вербовщики и предложили ехать на Украину, несколько семей согласились. В том числе и Анна с молодым мужем. Ехали со своими пожитками, с картошкой, с коровой. В дороге вагон со скотиной сгорел. На месте переселенцам выделили новых коров, выдали по 20 кг муки. Поселили в опустевшие дома. А местные жители все не умерли, бродили голодные в ветхой одежонке по округе. Бабушка Анна рассказывала. Созвали переселенцев на общее собрание, а местные выставили рамы в хатах и обчистили всё. Бежим, а они обессиленные убежать от нас не могут. Голод был такой, что живые вырезали ляжки у мертвых и ели. Вместо того чтоб накормить местных, привезли нас. Скоро мы поняли, что житья здесь не будет, надо уезжать. А на ближайшую железнодорожную станцию не сунешься. Корову тайно продали, наняли подводу в чужом колхозе, чтоб вывезли нас в другую область. Всё бросили, в ночи уехали. А у меня ещё дизентерия началась. Ох, и намаялись, чудом ноги унесли. Прибыли мы на Украину в январе, а в мае уже домой подались.
В облике Киева для меня не было ничего разительно необычного. До Софии Киевской видел Софию Новгородскую. Ученые считают, что оба храм возводила одна и та же дружина (строительная артель). В Андреевской церкви легко узнавался знакомый по петербургскому Смольному собору архитектурный почерк Бартоломео Растрелли. Крещатик очень смахивал на московскую купеческую Тверскую. "Сталинки" и "хрущевки", как и по всей нашей бывшей стране, навевали унынье казенщины и казармы. Крикливые и выпирающие наглой безвкусицей постройки новейших времен ничем ни отличались от новорусской пошлой роскоши. Глядя на всаженный посреди исторической застройки небоскреб или особняк, я вопрошал у родственников:
- Наши так строят, потому что нефть и газ воруют. А ваши-то что воруют?
Внятного и убедительного ответа я тогда не получил.
В 2008 г. было уже как-то дискомфортно русскому человеку на украинской земле, но невозможно было представить, что так стремительно будет расти стена взаимного непонимания, неприятия, вражды.
И сейчас я не могу понять, почему у людей, думающих на русском языке, разговаривающих на нем со своими женами и детьми, и между собой в приватной обстановке, проявляется столько ненависти к России, не к путинскому или сталинскому режиму, а ко всей многовековой общей истории и культуре. Хотя, чему удивляться, было и такое не раз: братоубийство (вот даже термин устойчивый есть), усобица, смута, гражданская война.
В Киеве на многих улицах встречались растяжки с надписью "Любiть Украiну!" Я не знал, что эти слова отсылают к стихотворению Владимира Сосюры. Для русского уха в этой фразе было что-то не точное. Приказ любить Родину? Как в армейском анекдоте: "Я научу вас Родину любить! Будете у меня думать строем и плац ломиком подметать"? А может быть, в этих словах есть оттенок раздумчивого сомнения. Любовь к родине - естественна и органична, если её нет, что-то неладно в человеке или (и) государстве.
Любить Украину, нелепо и гонористо враждующую с Россией, с русским языком, с общей историей (какой бы трагичной она не была) совсем не хотелось и не хочется.
Киевляне мне подсказали, что "взуття" - это "обувь". Желтый, не вскрытый, пакетик с синей надписью "волога серветка для взуття" я почему-то храню до сих пор.
Апрель 2016 г.
Этот текст с картинками (фото) по адресу http://mih-mal.livejournal.com/7168.html