Вид у Антона был озадаченный. Выставка его работ планировалась на 25-е число, а значит, времени оставалось всего ничего. Чуть больше двух недель.
Только выставлять было практически нечего. Понятно, что две недели это не срок, он не писал маслом или даже акварелью - его стихия это мелки, карандаш.... Но вот с сюжетами.... С сюжетами была просто беда. Вдохновение за последний месяц посещало его как-то осторожно, Антон бы даже назвал - с опаской. Обычно депрессивные и на крови замешанные сюжеты теперь с большой неохотой выходили из-под его руки. Композиции получались удачные и даже очень удачные, но.... Что-то в них пугало даже самого Антона, обычно спокойно пропускавшего сквозь себя на бумагу весь этот багрово-черный поток.
В них начинала прослеживаться не то, чтобы даже логика, а скорее взаимосвязь с окружающим миром. Невозможная, нелепая, но всё же прямая взаимосвязь. Взять хотя бы эту работу - "Гать". На серо-черном фоне человек с отчаянием в глазах пытается выбраться из кроваво-красной трясины. Левой рукой он держался за лезвие обоюдоострого меча уходящего рукоятью за пределы картины, из порезанной ладони сочилась кровь, увеличивая в объеме и без того ненасытное болото, а правой укрывался от пикирующих на него нетопырей. Ужас, отчаяние и обреченность как восковая посмертная маска застыли на его лице.
Ее можно было бы назвать "Безысходность". Антон писал ее с себя, даже не прибегая к помощи зеркала. Ему отчетливо виделась эта сцена изнутри главного героя, и как бы со стороны. Ощущение ужаса, панического страха быть поглощенным багровой жижей он пропустил через себя как провода электрический ток.... Только раньше подобный ток прошел бы насквозь и захватил с собой частичку его личных страхов. А сейчас....
Через три дня его накрыла паника. Антону вдруг показалось, что как художник, он давно исчерпал себя. Вдохновение безвозвратно ушло еще несколько лет назад и сейчас всё, что осталось - это имя, его знаменитое имя. Покажи он свои последние работы любому неискушенному почитателю живописи и тот, даже глазом не моргнув, выдаст рецензию - "Чушь!". Антон четко проассоциировал себя с героем своего сюжета. Мороз пробежал по коже.... Неужели эта пучина так реальна? Неужели последние несколько лет были дорогой в никуда?
Рука сама потянулась к мелкам, и вот уже следующая сцена казалось, пропитала бумагу насквозь кровавой расправой. Бегущий человек, поймавший на излете пулю. Мужчина, в панике пытающийся спастись, укрыться, сжаться в комочек, прошит автоматной очередью. Первый миг ощущения боли и он же последний миг жизни. Смесь удивления, страха и жалости к самому себе - всё это было прописано в его глазах....
На следующий день Антону пришло извещение, что его работы не будут участвовать на торгах в престижном аукционе. Причина - неправильно оформленные таможенные документы. Его последняя надежда не свалиться в разверзающуюся прямо перед ним финансовую пропасть, рухнула окончательно.
Это было неделю назад.
На три дня он свалился в пьяный штопор. Депрессия не позволяла ему даже на секунду вынырнуть из алкогольного дурмана. Антон пил, пил, пил... не различая ни времени суток, ни погоды за окном. Ему очень хотелось нырнуть в такое глубокое небытие, чтобы оттуда уже никогда не выплыть на поверхность. Захлебнуться и не выплыть.
Только потом это в раз прекратилось. Просто, как по мановению волшебной палочки. Проснувшись утром, он ощутил небывалый прилив сил. Никакого похмелья, никакой депрессии. Впервые за последние полтора месяца захотелось, именно захотелось выйти на улицу. Воображение не рисовало больше сценок Армагеддона, наоборот, его тянуло посмотреть на разводящиеся мосты в Питере, на собор святой Софии в Стамбуле, прокатиться на гондоле по каналам Венеции. Какой-то очень тихий, но отчетливый голос внутри Антона твердил "Жизнь прекрасна!" и не верить ему было невозможно. Жизнь действительно заиграла самыми яркими красками.
Менеджер компании, что занималась размещением его работ на аукционе, приехал лично и долго и нудно извинялся за произошедшее недоразумение. Оказывается работы Антона уже давно на складах аукциона, а письмо пришло по ошибке новенькой секретарши. Его компания готова возместить моральный ущерб (в разумных пределах, естественно) и обязуется больше никогда не повторять подобных ошибок. Слово "ошибка" звучало так часто, а в глазах менеджера светилось настолько искреннее раскаяние и участие, что оставалось только улыбнуться и развести руками. Бывает...
Вечером того же дня он встретил своего давнего приятеля. Они не виделись... сколько же времени прошло? Лет семь, наверное.... Просидев в кафе до закрытия и так и не насытившись общением, они еще час расставались, хлопая друг друга по плечу, пожимая руки и железно обещая друг другу созвониться на следующий день. Созвонились.... Более приятное чувство было бы трудно испытать. Его, Антона, помнят, он нужен друзьям и самое главное, они у него есть.
Телефон стал раскаляться от звонков с предложениями мастер класса для начинающих художников, каких-то заказов, пожеланий купить его старые, написанные еще четыре года назад работы....
Финансовая пропасть, так и не разверзшись, постепенно превращалась в небольшой холмик прибыли, который рос день ото дня, предвещая возможность полного погружения в творчество без оглядок на ремесленный кусок хлеба. Даже погода, так часто влиявшая на тонкую нервную организацию художника перестала кривляться и радовала ежедневно теплыми деньками. Казалось, что всё идет хорошо.... Да, нет.... Не казалось - так оно и было. Лишь выставка не давала ему покоя - свежих работ было все-таки мало. Но писать депрессивные сюжеты больше не хотелось, а других идей пока не было.
В мыслях о новом сюжете его застал звонок в дверь.
- Бандероль для господина Загородецкого, - оттарабанил звонкий голос по ту сторону квартиры.
- Городецкого, грамматей! - беззлобно пробурчал Антон и открыл дверь.
- Простите, орфографическая ошибка служащего отдела доставки.... Нет, Вы ничего не должны. Всё оплачено.... Распишитесь.... Приятного дня.
Мальчишка - посыльный бодро, чуть ли не взяв под козырек, развернулся и заспешил к лифту, а Антон остался с увесистым пакетом в руках по центру прихожей своей студии.
Странно... почерк отправителя очень похож на его собственный. Пьяные, корявые, нестройные буквы.... Ни обратного адреса, ни фамилии.... Отправлена четыре дня назад.
Разорвав упаковочную бумагу, Антон достал небольшую копию школьной доски. Да, да... была у него такая... возможно даже именно эта. Точно эта, вот царапина в левом верхнем углу. Зачем он сам себе ее послал? Надпись мелом на доске сделанная, несомненно, рукой Антона кроме как удивление вызывать больше ничего не могла:
- "Достал депресняк и суицидные сюжеты! Хочу счастья, везенья и хорошего настроения!".
* * *
- Может забрать у него мел судьбы? - Завулон скосил недоверчивый взгляд на Гессера. - Наворотит дел по неразумению, а инквизиция нам потом счет предъявит - лет на сто, с конфискацией.
- Не предъявит, - Борис Игнатьевич многозначительно попыхивал трубкой, с хитрым прищуром глаз смакуя происходящее на магическом телеэкране - Пространственно временное действие мела ограниченно, а самооценку поднять ему всё-таки надо. Время еще есть...