...Она долго сидела перед компьютером, глядя на эту фразу, на это слово, и не умея понять - как так...
Целесообразность...
Нахмурившись, она посмотрела на экран снова. Но она, все равно не понимала, как так можно...
Целесообразность?
Целесообразность!
Против воли ладони сжимались в кулаки, когда она перечитывала снова и снова, и снова...
Целесообразность ядерной бомбардировки!
Услышав, как отец встал с кресла, девочка быстро закрыла страничку и вышла из Интернета.
И вышла из комнаты, и закрыла за собой дверь спальни, закрыла свое сознание, все свои чувства.
Не слышу, не помню, не хочу думать об этом! Не буду, не буду, не буду!
...Устроившись на диване, Андрей включил телевизор. Последние новости. Ни капли не лучше, похоже. Это страшно, все-таки, когда ты отвечаешь не только за себя. Молодым не понять.
А в квартире тихо, сумрачно. Отключил звук у телевизора - и не слышно ни шороха. Так странно. Отложив пульт, он обернулся к двери спальни и замер, уткнувшись подбородком в спинку дивана.
АлЕка сегодня такая странная. Такая тихая, задумчивая и печальная, что от этого не по себе. Что могло произойти?
Что могло расстроить его неунывающую дочь настолько, что она даже часа не посидела в Интернете, ни разу за вечер не позвонила своей лучшей подружке, не прочла и страницы из нового романа и даже не стянула шоколадку из тайника, куда они с женой прятали от нее сладости? Она же всегда так делает...
Шаркнув по щекам, ресницы на мгновение закрыли грустные карие глаза мужчины.
Тут еще Лилька в ночь! Андрей сердито нахмурился. Он почему-то так разозлился на свою жену, словно она нарочно бросила его наедине с такой грустной, такой бесконечно грустной, АлЕкой, что просто сердце кровью обливается. Может, позвонить?
Он уже схватил сотовый, но телефон упал на диван из разжавшихся пальцев. Теперь он злился на себя не меньше, чем на жену. Позвонить! Тоже, додумался! Чтобы она там всю ночь себе нервы накручивала?
Но что-то ведь делать надо. Откинувшись на спинку дивана, Андрей посмотрел на люстру над собой. И что он должен делать? Обычно такие вопросы решает Лиля. Нет, позвонить!
Потянувшись к сотовому телефону снова, мужчина упал на диван в полном изнеможении. Он в жизни ни из-за чего так не переживал, включая облако радиоактивной пыли, как из-за этого ребенка!
А может быть, он слишком переживает? В сощуренных глазах блеснула надежда. АлЕка такая впечатлительная. Может быть, ее горе и не горе совсем! И, вскочив на ноги, он уже шагнул к двери спальни и замер на полушаге. А почему он подумал "горе"? Почему ему в голову не пришло какое-нибудь другое слово?
А! Все равно, он должен разобраться! Вздохнув, Андрей преодолел, наконец, те несколько шагов, которые отделяли его от комнаты дочери. Он, между прочим, вообще парня хотел! С парнями таких проблем не бывает!
Осторожно приоткрыв дверь, мужчина облегченно вздохнул. Девочка сидела за столом, низко склонившись над тетрадкой, и что-то в ней писала. Уроки делает, вот и притихла. Хорошо.
Он уже хотел закрыть дверь, когда до него дошло: в этом нет ничего хорошего! АлЕка - его АлЕка, нормальная АлЕка - с первого класса забивала на домашку! Ну, если только это не были ее любимые литература - история - география...
А если она строчит сейчас сочинение, то выглядит это, по меньшей мере, странно. Обычно она вся сияет, когда пишет какую-нибудь работу по литературе. Сотню раз все перечитывает, правит. Светится от счастья, что может безнаказанно высказываться на двадцать страниц, да еще ей за это и оценку поставят. Просто будущий писатель!
Бедная Лана Юрьевна! При этой мысли невольная улыбка коснулась губ мужчины. И тут же он помрачнел снова.
Но сейчас все не так. Сейчас она сгорбилась над столом, почти легла на него, в задумчивости треплет пальцами завитки рыжих кудрей и тихо вздыхает. И ручка в ее руке двигается медленно-медленно. А ведь обычно - летает, не уследишь. И личико у нее такое несчастное: губки поджаты, бровки насуплены - того гляди, заплачет.
Совсем уже взрослая девушка. Такой еще ребенок...
Даже не обернувшись на звук шагов, АлЕка решительно поставила последнюю точку в своем сочинении и отложила ручку. И ручка откатилась к краю стола и остановилась у учебника истории.
"АлЕка, - позвал Андрей тихо, остановившись рядом с ней, - Сочинение пишешь? Что за тема?"
Он чувствовал себя полным идиотом, говоря это, но он, правда, не знал, как иначе завести разговор.
"Ядерное оружие, - откликнулась девочка безразличным голосом, - Вроде спора... "За" и "Против"... Хочешь почитать?"
Она, не глядя, протянула ему тетрадь и легла на стол, уткнувшись лицом в сложенные руки. И замолчала.
Включив основной свет, Андрей раскрыл тетрадь на последней записи. Что ж, он сам заговорил об этом, поэтому должен прочитать, раз она предлагает. Но обычно АлЕка совсем не так представляет им с женой свои сочинения. Обычно это похоже на фейерверк. А сегодня, честное слово, на похороны.
И никогда еще раньше ее сочинения не бывали такими короткими.
Справа, на месте эпиграфа, всего одна строка из одного из любимейших ее стихов: "Кто всех сильнее, тот и прав..." - а ниже еще три строки: "В эпицентре взрыва в Хиросиме люди рассеялись в воздухе на атомы - то, из чего состоит все живое. И все живое там было уничтожено людьми".
Андрей поднес тетрадь ближе к лицу. Неровный почерк АлЕки было в этот раз еще труднее разобрать - буквы потекли от детских слез. Что ж, значит, он был прав. Это, действительно, горе.
Положив тетрадь на стол, Андрей наклонился к дочери и, положив руки ей на плечи, поцеловал ее в затылок.
"АлЕка, это было давно..." - произнес он тихо.
Плечи девочки вздрогнули.
"Да дело же не в этом! - откликнулась она, подавив рыдание, - Но они говорят, что так было можно. А так нельзя!"
Мужчина вздохнул.
"Так нельзя, - произнес он, - Таких, кто считает, что так можно, меньше. Их очень мало, АлЕка... Они - брак. Всегда есть некоторый процент брака в производстве, это неизбежно. Но их очень мало. Просто тебе не повезло столкнуться именно с ними..."
Быстро вскочив с места, девочка крепко обняла отца. Конечно, брак! Он же понимает в этом, он каждый день отсеивает бракованный товар. И среди людей тоже есть такие - бракованные, с бракованными сердцами.
Андрей гладил ее по волосам и тихо вздыхал. Пусть верит. Может быть, когда-нибудь так оно и будет...
...С тихим плеском галеон рассекал волны океана, и казалось, он гонится за уходящим солнцем, таким манящим в этот вечерний час, на грани дня и ночи.
Стоя у борта, мрачный боцман сосредоточенно хмурил спаленные на солнце брови, пытаясь осознать рассказ девушки.
"И это оружие уничтожает всех там, где оно есть? - уточнил он недоверчиво. Девушка согласно кивнула, - Не разбирая, солдат это или крестьянин, мужчина или женщина, молод он или стар, виновен или нет?"
Обернувшись, девушка серьезно посмотрела ему в лицо.
"Не разбирая. Но больше всего гибнет невинных".
"Почему?"
"Потому что они обычно самые слабые. А люди... и в ваше время, правда же? - она отвернулась к морю и вздохнула, - В первую очередь нападают на тех, кто слабее и беззащитнее их".
Некоторое время они молчали.
"И... дети?" - выдавил боцман, наконец.
"И дети".
Девушка смотрела на море. Оно было таким красивым в лучах заката, что хотелось просто любоваться им и забыть обо всем плохом в жизни - хотя бы сейчас.
"У вас совсем не осталось ничего святого?" - произнес моряк едва слышно.