...Заунывный ветер пронизывал холодом до самых костей, и темные тучи сгущались все больше, а волны ожесточенно бились о борта драккаров, грозя опрокинуть их, обливая палубы, скамьи и гребцов ледяной водой. Но варяги были не из тех моряков, что в бурю выводили свои суда в океан - дальше от опасных прибрежных скал.
В бурю, когда разъяренная Рэн швыряла ладьи по волнам, грозя их погубить, они упрямо правили их в Дублинский залив. Они могли погибнуть в любую минуту от одного лишь неверного движения рулевого, но решались на этот путь раз за разом, чтобы войти в устье реки Лиффи и подняться к Дублину. И взять там все, что они захотят. Потому что они сильнее.
Ярл Ингвар заслонил лицо от холодных струй дождя и огляделся, взглядом ища юного воина.
"Хакон! - выкрикнул он хрипло, - Хакон, иди сюда, живо!"
Парень мгновенно оказался рядом и согнулся пополам от удушающего кашля, невнятно бормоча: "Да, ярл..."
"Хватит мямлить, Хакон! - ободряюще похлопав его по спине, произнес норманн, - Ступай к Каре и присмотри за ней. Если нам повезет, сейчас мы войдем в залив".
Но ярл Ингвар только усмехнулся в ответ и, оттолкнув его, вернулся к рулевому веслу.
"В смысле, если не напоремся на скалы или нас не перевернет, - раздался за спиной Сережки знакомый голос, и теплый меховой плащ укутал его плечи, - Блин, я вчера смотрела погоду. Сегодня в Дублине всего тринадцать тепла. А у нас тут такое..."
Обернувшись к девушке, Сережка внимательно посмотрел ей в глаза.
"Скажи, пожалуйста, - произнес он сипло, поправляя платок на ее голове и накидывая плащ ей на плечи, - Дублин-то тут при чем?"
"А ты думаешь, куда мы плывем?" - откликнулась АлЕка, пытаясь сбросить плащ.
И громко вскрикнув, уткнулась лицом в грудь парня, когда над их головами взорвались две яркие зеленые молнии. Сережка усмехнулся и сильнее укутал ее.
"И зачем нам в Дублин?" - спросил он, когда молнии перестали сверкать в вышине, и АлЕка осторожно размежила веки.
"Основной центр ирландских викингов-пиратов, - ответила та, все еще опасливо щурясь, - Был до конца двенадцатого века. Насколько я поняла, Маннавард что-то не поделил с местными пиратами, вот и..." - она вздохнула.
Нападения викингов, появлявшихся в руслах рек, словно из бури, на своих ладьях и грабящих все, что попадалось им на пути, в то время, как местные князья и крестьяне даже не успевали опомниться от неожиданности и оказать хоть какое-нибудь сопротивление, были беспощадны. Это, действительно, было совсем не так весело, как в книгах.
"Все чудесатее и чудесатее... - пробормотал Сережка, недовольно хмурясь, - Главное, в этот раз на рожон не лезь, - произнес он спокойно, проверяя крепления ножен, - Просто тихонько идешь за мной. Ладно?"
АлЕка уже хотела поспорить, но тут вспомнила конунга Хейдвальда и ту страшную битву и просто кивнула в ответ.
"Хорошо".
"Вот и умница, - насмешливо улыбнулся Сережка, - Плащ застегни".
Девушка быстро замотала головой.
"Нет! Сереж, ты же уже простудился! - воскликнула она, - Ты же совсем свалишься! А до конца года..."
Приблизившись к ней, Сережка вздохнул и, снисходительно улыбнувшись, застегнул плащ на ее груди большой бронзовой фибулой.
"Конунг поручил мне заботу о тебе, так что, лучше не сопротивляйся, - произнес он с улыбкой, прямо глядя девушке в глаза, и добавил тише, - Так что ты решила? Пойдешь смотреть АнтарЕс?"
И он увлек ее к корме. АлЕка последовала за ним, перепрыгивая через разбросанные по настилу петли канатов.
"А когда это будет? - спросила она быстро, - Сереж? Это ночью надо идти?"
"Тридцать первого мая..." - только и успел ответить парень.
И, резко остановившись, он отстранил девушку за спину и обнажил меч.
Только теперь АлЕка поняла, что их драккар сбавил ход со "скорости трамвая" почти до "скорости гусеницы" и качается теперь между остроконечных скал Дублинского залива нос к носу со шнекой - незабвенной шнекой! - незабвенного конунга Рагнейд.
"Как-то мне все это не нравится..." - пробормотала девушка, поглаживая небольшой нож на поясе.
Хёгни заслонил ее собой справа и весело улыбнулся ей через плечо.
"Дама Рагнейд, определенно, неравнодушна к нашему конунгу! - усмехнулся он, обнажая меч, - Что ж, в этот раз они, пожалуй, уже не разойдутся миром!"
"Пожалуй. Вот только море, да еще и в бурю, не место для поединков! - откликнулся высокий черноволосый воин, заслоняя девушку с левой стороны, - И точно для них не подходит бушующий Дублинский залив!"
Из-за этих двоих и Сережки АлЕка почти ничего не видела, и ей оставалось только полагаться на свой слух. Ладьи гулко ударились бортами, и, пошатнувшись, девушка вцепилась левой рукой в плащ на спине Сережки. Он совсем промок под дождем.
"Сережа..." - прошептала АлЕка обреченно, уткнувшись лбом ему в плечо.
Но парень только усмехнулся и, не глядя, погладил ее озябшие пальцы.
"Не бойся, все наладится!" - и он снова закашлялся.
"Парни, расступитесь, дайте дорогу даме! - донесся до них сквозь шум дождя голос ярла Ингвара, - Приветствую вас, дама Рагнейд!"
Холодный надменный смех стал ему ответом.
"И тебе привет, Ингвар! Не думала, что ты все еще жив!"
"А она душка!" - угрюмо пробормотал Сережка.
"Дама Рагнейд из знатной семьи. Она бежала из Норвегии, потому что не захотела признать конунга Олафа. Но и конунг Кнут ей тоже был не по душе, - тихо пояснил Хёгни, - И, не желая участвовать в их войне, она удалилась с верными людьми в Дублин. И здесь она, как и наш конунг, подняла пиратский флаг".
"Они с конунгом Маннавардом извечные соперники в море и на суше от Норвегии и Франции до Ирландии и Исландии, - уточнил Бонди хмуро, - И уступать никто не намерен вот уже десять лет! Эта змея, действительно, отпугнула удачу от нас своим появлением!"
"Бонди! - укоряющее протянул Хёгни, - Немного уважения даме! Не "змея" - "морской змей".
"Ага, морская гадюка!" - пробормотал тот в ответ.
И Сережка с АлЕкой быстро переглянулись и весело улыбнулись друг другу. История - совсем не скучная вещь!
"Привет тебе, Рагнейд! Надеюсь, ты благополучна?" - послышался с носа драккара насмешливый голос Маннаварда.
И АлЕка, протиснувшись между воинами, выглянула из толпы.
Ей еще с той, первой, встречи было безумно любопытно, как же выглядит эта таинственная Рагнейд, женщина-конунг, женщина-пират. Но глупый Интернет по запросу "скандинавские воительницы, валькирии" выдавал либо явно эротические изображения, либо нечто настолько ужасное, что она долго еще пребывала в шоке после просмотра этих картинок. В итоге у АлЕки сложился такой образ скандинавской воительницы: рост около двух метров, плечи, как у борца, параметры 90Х90Х90, волосы цвета зрелой пшеницы, оставленной под проливным дождем на двое суток, и глаза никакого цвета под толстыми рыжими бровями вразлет. И нечто подобное она ожидала увидеть теперь.
Но на носу драккара, напротив конунга, стояла женщина, с первого же мгновения поразившая девушку своей красотой. Действительно, очень высокая, она была, кроме того, отлично сложена и всем своим видом демонстрировала достоинство и гордость.
Она была одета просто и, явно, не в костюм двенадцатого века. Такие платья АлЕке если и приходилось видеть, то только на репродукциях картин немецких художников. И сразу Сигюн, собирающая яд из пасти змеи над беззащитным Локи, пришла на память. Только было в костюме Рагнейд что-то неправильное, все-таки.
Белоснежная льняная сорочка струилась до самых пят женщины, и ее широкие прямые рукава были зафиксированы на плечах бронзовыми браслетами в форме змей. Верхнее платье было шерстяным, без рукава, длиной чуть ниже колена, и с двух сторон были сделаны разрезы до бедра - для удобства. Оно не было украшено вышивкой, и на шее женщины не было ни ожерелий, ни монист, и это показалось АлЕке странным. А еще ее удивил цвет этого платья - не багровый, такой модный у господ всех времен, для конунга почти обязательный, - а темно-зеленый, хвойный. И темно-зеленым был ее платок - огромный платок, доходящий до пят, если его не подвернуть, который скандинавским женщинам в свое время заменял и головной убор, и плащ. Он был укреплен на голове женщины широким серебряным обручем - знаком конунга, - а ниже завернут за ее железный пояс. И, глядя на этот пояс, безжалостно окольцовывающий стройную талию женщины, АлЕка невольно улыбалась.
Но тут же она начинала хмуриться. Ей не нравилось, как Рагнейд говорит с Маннавардом, стоя к нему так близко, глядя ему в лицо и беззастенчиво угрожая на глазах у всей дружины. Она не могла видеть из-за платка лица женщины, но веселое, привычно-насмешливое выражение с лица Маннаварда уже исчезло. Это АлЕка видела прекрасно.
Поглаживая свои ножи, конунги продолжали тихо разговаривать, не отрывая друг от друга глаз. И в любую минуту они могли схватиться за оружие, чтобы в битве решить все спорные вопросы.
Рагнейд была опоясана тяжелой перевязью, и в ее ножнах лежал столь же искусно выкованный "бастард сворд", что и у Маннаварда. И это АлЕке ой как не нравилось!
Еще одна яркая молния пересекла небо, и девушка, вскрикнув, пригнулась от ее света. Сережка обнял ее за плечи и заставил выпрямиться.
"Не трусь. Это всего лишь электричество!" - улыбнулся он.
АлЕка сердито насупилась. Легко ему говорить!
"Ну, так давай решим все здесь и сейчас! - услышала она громкий уверенный голос норвежского конунга, - Ты отлично знаешь, что в Дублин мы вас не пропустим!"
"Действительно, пусть! - опасно сверкнув яркими, как молнии, глазами, откликнулся конунг данов, - Мы, так или иначе, пройдем по Лиффи. И лучше пусть все решит одна схватка, чем окрашивать Черный залив красным!"
"Ты всегда был поэтом!" - бросила Рагнейд презрительно, закрепляя концы платка за поясом.
"А ты никогда не умела этого оценить!" - усмехнулся Маннавард, спрыгнув с носовой палубы на настил.
Норвежцы зашумели и отступили к бортам, а кто-то перепрыгнул обратно на шнеку. И ярл Ингвар недовольно прикрикнул на раскрывших рты от изумления новобранцев: "В стороны! Освободите место для схватки конунгов!"
Сбросив меховой плащ, Маннавард вышел в центр драккара, играя мечом на весу, словно дразня противницу. Рагнейд только усмехнулась и шагнула к нему.
Теперь АлЕка могла видеть ее лицо. Эта женщина, действительно, была красива той варварской красотой, что ей приходилось видеть на картинах. Темные волосы, заплетенные вокруг головы, были почти не видны из-под платка. Ее черты были прямыми и суровыми, глаза - холодными, серыми, с едва заметными зелеными огоньками на дне. Ее тонкие бледные губы были бескровны, но на щеках играл щедрый румянец здоровья. Или румянец азарта, может быть, ведь и холодные глаза женщины тоже разгорались веселым огнем, пока они кружили с Маннавардом по шаткому настилу, едва удерживая равновесие во время толчков - всего лишь в шаге друг от друга, меньше, чем на расстоянии вытянутого меча. И убить так соблазнительно в тот момент, когда враг вдруг теряет опору и сам падает тебе на меч...
Но так они не хотели. Потоптавшись немного, конунги отступили на шаг назад, и сверкающий в свете молний "бастард сворд" Рагнейд с убийственной силой обрушился на голову врага. АлЕка ахнула и зажала рот руками. До этого момента на ее глазах только берсеркер Хёгни так легко - как игрушку - поднимал меч над головой.
Однако Маннавард с готовностью встретил удар, и, противно заскрежетав, сталь проскользила по стали. Усмехнувшись противнице, мужчина напряг силы и оттолкнул ее от себя. И ударил. АлЕка думала, что, когда откроет глаза, увидит окровавленное тело Рагнейд у его ног. Но, когда она вновь решилась посмотреть на место боя, они оба стояли на ногах, и их мечи ударялись с невообразимой силой, рассыпая вокруг снопы искр.
Платок Рагнейд выбился из-за пояса, и теперь штормовой ветер трепал его, обнажая лицо, плечи и шею женщины. Она, действительно, была прекрасна. И кого-то она АлЕке напоминала...
Пошатнувшись от удара, женщина на мгновение потеряла равновесие и, уперевшись острием меча в настил, опустила голову, словно бы не в силах продолжить бой. Даны ликовали. Но лицо их конунга исказилось страхом, и, шагнув к женщине, он протянул к ней руку. Он не успел даже назвать ее имени.
Резко выпрямившись, конунг Рагнейд рассекла воздух вокруг себя мечом. Этого удара Маннавард избежал. Но он отскочил столь стремительно, что потерял свой меч и теперь стоял безоружным перед противником, который, явно, не собирался его миловать.
Даны стонали, но не смели прервать поединок конунгов. Никто не обязан миловать поверженного врага!
"Нет! - что было голоса, закричала АлЕка, - Маннавард!"
И она, не глядя, метнула во тьму свой маленький нож и упала на колени, закрыв руками лицо. На что она надеялась? Что может этот ножичек против легендарного клинка "бастард сворд"? И кто ей этот Маннавард? Это только сон, и он - лишь часть сна! Но, пусть она и думала так, а на сердце, все равно, было тяжело, и девушка все повторяла сквозь слезы: "Маннавард, Маннавард! Как же так?"
Еще один - последний - раз меч конунга Рагнейд взлетел в воздух и опустился вниз. И сталь проскрежетала по стали.
На шее юного воина выступили вены от напряжения, но он сумел удержать удар и оттолкнуть Рагнейд, заслонив безоружного Маннаварда собой.
Удивленно посмотрев в лицо парня, женщина убрала меч в ножны и отступила назад. Ее потемневшие серые глаза выражали удивление и боль.
"Почему?" - спросила она тихо, незаметно пряча в складках платка окровавленную кисть.
И Сережка ответил: "Потому что так нельзя!"
"Но разве, - Рагнейд опустила взгляд на мгновение, и Сережке впервые послышалась дрожь в ее голосе, - Он же пират? Почему ты защитил его?"
Сережка убрал меч и шагнул к женщине.
"Он пират, Вы пиратка. Вы одинаковые для меня, - произнес он серьезно, протягивая к ней руку, - Дайте посмотрю. Но сейчас он был безоружен, а Вы напали. Это подло..."
Вложив свой меч в ножны, Маннавард весело усмехнулся и потрепал его по мокрым волосам.
"Вот бы они всегда оставались такими, а, кара?" - ухмыльнулся он женщине поверх его головы.
Та отвела взгляд и запахнулась в платок.
"Наш спор не окончен! - бросила она, - И, поверь мне, карех, ни им, ни, тем более, ей я его не уступлю!"
Шмыгнув носом, АлЕка посмотрела на склонившегося над ней мужчину и невольно улыбнулась в ответ на его улыбку. Маннавард помог ей встать на ноги.
"Ты меткая девочка, - шепнул он, протягивая ей лейкопластырь, - Держи, помоги товарищу".
И он с заговорческим видом приложил палец к губам и снова улыбнулся. Быстро вытерев слезы, АлЕка бросилась к Сережке.
Тот оставался таким же, как всегда, даже после всего произошедшего. Словно это была школьная драка!
Аккуратно заклеив рану на ладони женщины, поверх большого пальца, он отступил на шаг назад и прямо посмотрел ей в глаза.
"Я не хотел Вам вреда, и Сашка не хотела. Она просто испугалась, - произнес он твердо, - Но Вы сами нас спровоцировали. Мы только защищались. Простите, что так все вышло... - он хотел уже уйти, но в последний момент обернулся к женщине снова, - И ее не трогайте. Она ничего плохого не сделала".
Эти слова прозвучали, как угроза, и каждый почувствовал это. Но гордячка Рагнейд не ответила ни слова на столь наглое оскорбление. Сжав платок в кулаках, она подняла наполнившийся горечью взгляд на Маннаварда, и ее голос прозвучал удивительно тихо.
"Почему? Почему тебе всегда удается это, а мне - никогда? Ни один из них не любил меня!"
"Просто я всегда люблю первым, - улыбнулся тот, - Ни за что-то и не рассчитывая ни на что".
"Тебе легко, - вздохнула Рагнейд и добавила тверже, - Но наш спор не окончен!"
И она вернулась на шнеку в сопровождении норвежцев.
АлЕка проводила ее недоуменным взглядом.
"Сереж, - протянула она вопросительно, - Ты так странно говорил с ней. Ты ее знаешь? И о чем вы говорили?"
Задумчиво улыбнувшись, Сережка обнял ее за плечи и заставил обернуться к берегу.
"Смотри. Дублинский залив..." - произнес он тихо.
"Красиво!" - вздохнула АлЕка и против воли сжала пальцы парня на своем плече.
"Я так перепугалась!" - хотелось ей сказать.
Но она сказала: "А ты здорово дерешься теперь!"
И Сережка понимающе улыбнулся.
...Сережка покорно брел по лестнице следом за Бестией, понуро опустив голову и глядя только на ее расписанные хной ступни. Но он никак не мог забыть тот миг, когда увидел ее кровь. Теперь, конечно, на его плече не было и следа от нее. Но тогда...
Тогда ему показалось, что он ощутил запах ее крови. И это было не вычеркнуть из памяти. Парень страдальчески зажмурился, пытаясь заглушить жалость мыслью о том, что она - бестия, - но у него ничего не получалось. Он не такими представлял бесов!
Остановившись на площадке рядом с высоким окном, Киара медленно обернулась к нему и посмотрела ему в глаза усталыми карими глазами. Зеленого в них почти не осталось. Одна горечь.
"Это был мираж. Ты не должен придавать этому хоть какое-нибудь значение, - произнесла она, показательно оторвав с ладони пластырь и обратив его пеплом, - У меня уже есть вечно ноющая напарница, поэтому, мальчик, пожалуйста, избавь меня хотя бы от своего нытья!"
И она снова отвернулась от него. Сережка нахмурился. Он не привык навязываться с жалостью, но он знал точно - это не был мираж!
И он сказал: "Тебе было больно! Ты закричала".
Киара удивленно посмотрела на него через плечо, насмешливо приподняв темные брови, и парень потупился.
"Мне, конечно, тоже не особо охота жалеть разных подозрительных бестий, тем более, высока вероятность, что ты мне просто кажешься, - произнес он медленно, - Но, я так понял, это из-за меня? Она говорила..."
"И что?" - насмешливо спросила Бестия, медленно приблизившись к нему и проведя благоухающей ладонью по его волосам.
Сережка нахмурился еще сильнее.
"Ну, я, как бы, виноват..." - пробормотал он, уже пьянея от этого аромата.
Отстранившись, Киара отступила на несколько шагов назад и громко расхохоталась.
"Не думала, что соблазнить тебя будет так просто! - произнесла она, наконец, - Так ты согласен стать бесом, как я?"
"Ну, я довольно посредственно танцую, - откликнулся Сережка с улыбкой, посмотрев ей в лицо, - И я сомневаюсь теперь, что знаю, кто такие бесы..."
Киара поджала губы, скрывая улыбку, и с уважением посмотрела ему в лицо. Этот мальчик совсем не так прост!
"А как ты стала бесом? - спросил Сережка неожиданно, - То есть, если я, человек, могу стать бесом, то, значит, и ты когда-то была человеком? - и он протянул по-детски просительно, - Расскажи!"
По одному щелчку пальцев Киары лестница за ее спиной устлалась дорогими коврами и подушками, и Бестия опустилась на ступени, жестом приглашая Сережку составить себе компанию.
"Лукум, - кивнула она на серебряный поднос у своих ног и, откинулась на подушки, - Это было очень давно... Странно, что я до сих пор помню, - произнесла она задумчиво, сквозь полуопущенные ресницы продолжая смотреть в окно, на тусклое предутреннее небо, - Но ведь мы этим и отличаемся от ангелов. Нам не стирают память о человеческой жизни, как им. Мы помним все. И как же тут не быть бесом?"
Она печально улыбнулась. И Сережка отодвинул поднос со сладостями. В горло ничего не лезло.
"Вряд ли ты учишь историю прилежно, но, возможно, и ты слышал, - произнесла Киара медленно, - О прославленной Мидии, что была сильнее Ассирии и Урарту, и ее великолепной столице - магической Экбатане, городе храмов и жрецов..."
"Я правильно понимаю, - тихо произнес Сережка, - Это ты про зороастризм?"
Киара едва заметно улыбнулась.
"Ты правильно понимаешь, - откликнулась она, - Я была жрицей в одном из храмов. Не надо так морщиться, мальчик! Культовая жрица - это совсем не то, что... - в последнее мгновение оборвав грубую фразу, она бросила презрительно, - Гетера! - и продолжила спокойнее, - Я была жрицей в храме Ардвисура Анахита, богини плодородия. И это был год моего совершеннолетия..."
На лицо Бестии набежала тень, но она продолжила напряженным голосом.
"Все, ради чего я была рождена и воспитывалась, и обучалась жрецами в течение многих лет, должно было осуществиться в тот год, когда Кир растоптал цветущую Мидию, захватил нашу столицу, и его солдатня разорила наш храм!"
Бокал с вином полетел в окно, но стекла не разбил - растворился в воздухе.
"Все, посвященное нами Богине, было отнято, - добавила Киара тише, снова опустившись на ступени, - И я очнулась среди убитых и раненых во дворе храма. Нас предали!"
...Их предали, предали, предали!
"Нас предали!" - прошептала девушка, и ее длинные ресницы дрогнули, а губы скривились в гримасе ненависти.
Зловоние разлагающихся тел и крики умирающих не вызывали в ней ни жалости, ни отвращения. И собственная судьба больше не заботила ее. Она оказалась недостойной жрицей! Сжав кулаки, девушка простонала, и по ее щекам потекли крупные слезы. Она - ничто теперь и не заслуживает снисхождения, как и все эти ничтожества вокруг. Они не отстояли Экбатану! Не отстояли свой храм и свою честь! Они заслужили позорную смерть уличных псов!
Но одна мысль не давала ей умереть спокойно. Одного из предателей царственной Экбатаны она знала лично. Дядя, бросивший в беде племянницу, не столь грешен, как жрец, предавший свою Богиню! Первого она могла бы простить. Но второй не избегнет кары!
Тяжело сглотнув, девушка попыталась подняться, но снова упала на землю. У нее совершенно не осталось сил.
"Бедняжка! - услышала она над собой тихий мужской голос, - Как тебя!"
"Не прикасайся, пес!" - девушка наотмашь ударила незнакомца по руке и заскулила от бессилия и злости.
Неужели она так и умрет, а этот предатель останется жить?
"Корк, оставь ее! Значит, такова ее судьба!" - донесся до нее безучастный женский голос.
Но незнакомец только отмахнулся от этих слов.
"Все бы вам на судьбу списывать! Праведники! - бросил он через плечо и снова склонился над девушкой - Как тебя зовут?" - спросил он тихо, ласково гладя ее по волосам.
И все тревоги мира отступали при звуке его голоса, все беды забывались от прикосновения его ладони.
"Шаме..." - всхлипнула девушка.
"Родилась в субботу, значит, - в голосе незнакомца послышалась улыбка, и Шаме улыбнулась тоже, - Тебе некуда идти? - спросил он, - Ты боишься вернуться домой?"
Девушка отрицательно покачала головой.
"Это мой дом, - прошептала она со слезами, - И он разрушен. Я хочу найти человека..."
Незнакомка, присев на корточки, заглянула ей в лицо. Ее серые глаза были такими же безучастными и холодными, как ее голос.
"Ты хочешь убить одного человека!" - произнесла она четко и громко.
И Шаме согласно кивнула.
Эти странные люди в странной одежде не были похожи ни на кого из тех, кого ей приходилось видеть прежде. Должно быть, это вестники мира мертвых пришли за ней. Но она не может умереть сейчас. Она должна отомстить!
Прямо посмотрев в лицо мужчине, женщина сердито нахмурилась в ответ на его беспечную улыбку.
"Ты слышишь? Она понимает, что мы не люди, и все же не боится! - произнесла она, - И она все еще думает об этом!"
"Элга, помолчи минутку! - цыкнул мужчина недовольно, - Пусть она сама скажет".
"Оставь ее! - требовательно повторила женщина, отходя, - Даже если ты хочешь ее в ученицы, подумай, Корк, какой ценой! - она гневно сверкнула серыми глазами в лицо спутника, - Завтра он покинет Экбатану, и тогда делай, что угодно! Но не дай ей пойти на этот грех!"
Вцепившись пальцами в одежду незнакомца, Шаме приблизилась к его лицу.
"Я должна отомстить!" - прохрипела она, и вся ее ненависть и боль вспыхнули зелеными огнями в глубине карих глаз в это мгновение.
"Тогда и тебя убьют..." - сообщил незнакомец спокойно.
Но глаза юной жрицы сияли все так же ярко и решительно: "Неважно!"
"И ты пойдешь за мной после этого?" - спросил мужчина.
Голос его спутницы дрогнул от негодования: "Корк!" - но ее крик не был услышан.
"Куда ты только скажешь!" - без раздумий поклялась Шаме.
Удивленно поджав губы, незнакомец близко посмотрел ей в глаза. Его глаза тоже были каре-зелеными и очень яркими. Он был похож на ее отца или дядю. При мысли о дяде Шаме страдальчески зажмурилась.
"Помоги мне!" - повторила она свою мольбу.
"И ты не спросишь даже, кто я?" - недоуменно поинтересовался мужчина, с задумчивой улыбкой продолжая рассматривать ее - такое похожее на его - лицо.
"Корк, прекрати!" - выкрикнула его спутница гневно.
Шаме открыла глаза и встретила его взгляд. Такой красивый и заботливый, такой опасный. Кто он? Откуда? Посланец Богини или демонов?
"Это неважно!" - произнесла она решительно.
"Хорошо, я помогу тебе, - улыбнулся тот и только теперь огляделся, взглядом ища свою спутницу, - Элга? Обиделась! - он весело усмехнулся и протянул руку девушке, - Вставай, Киара".
"Конечно, я его убила, и, конечно, стража убила меня, - с усмешкой продолжила Бестия свой рассказ, - Но все это не так важно. Я исполнила свой долг, как жрица и мидийка. Даже спустя многие сотни лет я не сожалею об этом, хотя многое видится сейчас совсем по-другому. Но тогда, будучи человеком, я не могла поступить иначе".
Сережка в задумчивости катал между ладонями какой-то засахаренный фрукт, и он скатал его уже в шарик. Он и представить себе не мог...
"И ты получила иное будущее? - спросил он тихо, - Какое оно?"
Усмехнувшись, Киара забросила в рот несколько ягод винограда.
"Разное! На самом деле, сначала все было просто замечательно, - откликнулась она, - Я странствовала с учителем, смотрела на мир, который оказался вдруг таким огромным, удивлялась... - она мечтательно улыбнулась, - Больше всего я удивлялась тогда! Но потом учитель решил, что я могу продолжить свой путь без него, и оставил меня одну. Это было... - она помолчала, подбирая слово, - Странно..."
...Это было тоскливо.
Это было невыносимо тоскливо для юной Бестии - вдруг остаться совершенно одной среди огромного непознанного мира, в один миг лишившись и дружбы, и поддержки своего учителя.
И прекрасный мир вокруг казался ей холодным и чужим теперь, как в тот день, когда, облаченная в лучшие одеяния, умасленная и благоухающая, она прошла мимо оторопевшей стражи, гордо подняв голову, увенчанную короной жрицы, и ни один человек не посмел преградить ей путь.
Ее шагов было почти не слышно. И новый сановник Царя Царей не заметил ее, а лишь поморщился, ощутив в воздухе запах храма. Он сиял от гордости, ведь Кир позволил ему служить себе! Губы девушки скривились от презрения, и ее слова ядом пролились в утренней тишине.
"Здравствуй, дядя".
Быстро обернувшись на звук знакомого голоса, сановник на мгновение опешил от неожиданности и невольно отступил перед ней. Она была так похожа в это мгновение на Ардвисура Анахита! Но, опомнившись, он шагнул навстречу девушке и раскрыл ей свои объятия.
Шаме смерила его взглядом и улыбнулась. Он не надевает больше жреческих одежд. Им не быть замаранными кровью предателя.
"Шаме, племянница! - воскликнул сановник радостно, привлекая ее к себе, - Здравствуй!"
"Прощай, дядя!" - был ее ответ.
Одежды жриц алы и багряны. Кровь на них почти не видна.
Корк учил ее находить прекрасное и удивительное в беспрерывно изменяющемся мире, учил удивляться. И с ним она почти забыла ту горечь. Но, лишившись его, она осознала вполне ясно: мир нисколько не изменился за десятки лет, и единственное, что всегда будет удивлять ее в нем, это безграничная людская подлость.
Так минул год, десять, так минули десятки лет, и Бестия устала тосковать.
Она огляделась однажды вокруг и увидела сама то, что Корк показывал ей, когда они были вместе. Безграничное разнообразие мира, его переменчивость и сложность, его загадочность и красота манили за собой, и она погружалась в них с головой, тонула, растворялась, гибла и возрождалась в этом познании, которому не было конца.
И однажды она снова заметила людей. Теперь уже они не казались такими слабыми и подлыми, такими ничтожными, как раньше. Наблюдать за ними было интересно. Но они были безгранично глупы! И это было забавно. Без подсказки они совершенно ничего не могли решить. И шли в кумирни и храмы, к гадалкам и магам, и старейшинам за советом в самых незначительных делах. Они были такими жалкими в этом своем вечном страхе ошибиться, что однажды - сама не зная, как, - она пожалела их. И встала за левым плечом.
Корк говорил, что искушать приятно, но, определенно, он выбрал не то слово, говоря об этом!
Стоя за левым плечом человека, она могла соблазнить его на все: на преступление и подвиг, на возвышенное чувство и низменную страсть, верность до самого конца и трусливое подлое предательство.
Она могла уничтожить человека своим шепотом или возвысить над суетностью дней, даровав ему свое знание - то, что люди привыкли называть безумием. И она сводила людей с ума десятки лет.
Потом она слушала их стихи и диспуты, смотрела их спектакли и бои, становилась над колыбелями их детей и чувствовала, что искра ее огня не пропала даром в их сердцах. Тогда зеленый огонь почти угасал в ее взгляде, и оставалось только тепло. И, слушая их благодарения богам, она снисходительно улыбалась: глупые люди!
На войне все было иначе. Там люди убивали людей так буднично и просто и так просто умирали, ни о чем не думая и не веря ни во что, что каждое мгновение битвы возвращало ее в тот день. И она снова начинала думать: люди совершенно не изменились.
Но он был не таким, как все.
"Он не был таким, как все, - произнесла Киара задумчиво и, отпив вина, продолжила тихо, - Когда уже, казалось, все полководцы Дария отвернулись от него, он остался верен своему Царю Царей, - она горько усмехнулась, - Как я осталась верна Экбатане".
...В темнице было сыро и темно, и тела пленных, как тела убитых в тот день, лежали у ее ног.
Но теперь она чувствовала иначе.
Какая разница, насколько великими покажутся потомкам, которые не были здесь, свершения и победы Дария и Александра, и тех, кто придет вслед за ними? Купленные такой кровью, они не стоят ничего!
Молодой полководец сидел в углу, обхватив колени руками и уткнувшись в них лбом.
Его не казнили, как многих, сегодня - в спешке, где придется. На рассвете его казнят прилюдно, чтобы увеличить его позор. Он посмел оскорбить Александра, отвергнув его милость!
Опустившись на корточки перед спящим воином, женщина тихо позвала его: "Бахтияр..."
Он улыбнулся во сне. Конечно, никто в этой зловонной темноте не может обладать столь пленительным голосом, но, даже если это обман, он столь сладок...
Мужчина поднял голову и счастливо улыбнулся, увидев перед собой прекраснейшую из всех женщин на земле, подобную богине Ардви в своем жреческом одеянии. Должно быть, он уже бредит.
"Бахтияр, - повторила незнакомка шепотом, ласково коснувшись его щеки благоухающей амброй ладонью, - Они казнят тебя завтра. Но ты не должен бояться и не должен скорбеть. Это лишь мгновение, за которым последует новая жизнь. А до тех пор я не покину тебя. Тебе не будет одиноко".
"Я познал годы одиночества, - прошептал он хрипло, - Только войны и кровь, и никого рядом. Я согласен быть казненным каждое утро, если ночь проведу рядом с тобой..."
"Не бросайся такими словами! - сердито произнесла женщина, но не отняла руку, - Расскажи мне о своей жизни. Я останусь до утра".
"Тогда я хочу..."
Обижено посмотрев на ночную гостью, Бахтияр потер покрасневшие от удара губы и снова улыбнулся, весело сверкнув зелеными глазами.
"Клянусь, следующее, чего ты пожелаешь, я обязательно исполню!" - пригрозила та и похлопала ладонью по своим коленям, приглашая воина прилечь.
"Ты мне кажешься?" - спросил он, укладываясь головой на алый шелк.
И мгновенно разомлел от прикосновений нежных пальцев.
"Мне повезло. Не всем перед казнью кажутся такие красавицы, хотя, спросить, конечно, не у кого, - пробормотал Бахтияр, - Расскажи лучше ты..."
Когда первый луч солнца коснулся крыш, незнакомка поднялась на ноги и еще раз провела рукой по кучерявым волосам воина.
"Я буду рядом до конца..."
"Я хочу разделить с тобой жизнь, даже если в ней будут сотни казней! - произнес мужчина, схватив ее за запястье, и прямо посмотрел ей в глаза, - Ты обещала исполнить это!"
"Так вот, собственно, этот... - Киара старательно закашляла длинное ругательство, - И стал Бесом. Я была слишком молода и неосторожна!"
"Круто! - давясь смехом, произнес Сережка и добавил, вытерев слезы с глаз, - Ну, вы, я гляжу, друг друга стоите! А вот..."
Коротким жестом Киара заставила его замолчать.
"Лана. Сбеги, встреть, а то еще заблудится. Мы в двести второй".
"Ладно!" - откликнулся парень и сбежал вниз по лестнице.
Вздохнув, Бестия по одному жесту очистила лестницу от ковров и, мгновенно переодевшись в черное платье в стиле модерн, сплошь состоящее из кружев, исчезла в пустоте, оставив после себя лишь едва уловимый аромат амбры.