"Мужчина был в раздражении от своего шумного многочисленного семейства. В его просторной квартире царил кавардак, трое детей гонялись за котом и гувернантка никак не могла совладать с ними. Он бешеным движением стянул с головы уличную прозрачную шляпу, наполненную гелием и швырнул ее в услужливые руки служанки. Потом снял с плеч портативный фонограф, который весь день нашептывал ему о запланированных в этот час делах, стянул макинтош и непромокаемые резиновые галоши и в одних туфлях по-домашнему прошелся по паркету. Жена задерживалась на вечерних курсах суффражисток, которые посещала вместе со своими подругами. Кухарка еще не закончила ужин, как он подозревал, потому, что опять флиртовала с дворником по домашнему телефону. Дойдя до кабинета, мужчина захлопнул дверь и с облегчением повернул ключ в замке. Вопли детей и несчастного кота досюда не доносились и он мог спокойно сесть в удобное кресло перед письменным столом. На стене перед ним зажглось белое пятно, когда он нажатием рычага включил электроскоп. Достав из портфеля цилиндр свежей газеты, он положил его на полку электроскопа, откинулся в кресле и стал читать текст на стене..."
Редактор морщился, мялся и жался, и в конце концов цедя слова выдавил из себя, что текст он не купит. В его журнале, мол, это уже пятый утопический роман за последние полгода, и если один они еще могут поставить в номера после Нового года, то шесть - ну никак. Всего хорошего, господин талантливый автор, эй, мальчик, проводи молодой господина, покажи ему где у нас выход. Ничего не оставалось делать, как взять цилиндр и кашне, натянуть перчатки(у сгиба среднего пальца левой руки уже маленькая дырочка, скоро она станет большой) и выйти в промозглую стылую синь петербургского зимнего дня. Взять извозчика или пройти пешком? Пожалуй, второе, гривеники надо поберечь. Идти тут всего-то версту.
Утром, едва продрав глаза и похлебав принесенный сонно хлопающей глазами прислугой едва теплый кофе с молоком, автор натягивал брюки поверх кальсон, с тоской глядя на пачку, перетянутую бечевой. Как всегда, вместо исписанных листов он представлял в пакете аккуратные банковские упаковки рублей, пятерок, десяток... выше его фантазия не поднималась, останавливаемая ехидным и твердым голосом здравого смысла:"Кто твои творения за такие деньги купит?" Автор вздохнул, пока вообще ни за какие не покупали. После нескольких удачных рассказов, он взялся за роман на казалось бы беспроигрышную тему(романы о будущем вошли в моду и публиковали их солидные журналы, а то и серьезные издательства под твердыми обложками, на белой плотной бумаге, такая публикация была его тщательно лелеемой, но увы, недосягаемой мечтой) и даже закончил его быстрее, чем сам ожидал. Но вот уже третий журнал отвергает его творение. Ах, если бы самому в это самое будущее попасть, все увидеть и записать, из рук бы небось рвали его книгу! Под дверями с заманчивыми предложениями стояли! Вся беда именно в его неистребимом здравомыслии, сдерживающем безудержный полет фантазии. Для рассказов реализм хорош, а для романа, как оказалось, вреден. Лежит проклятая рукопись на столе, ни во что не превратилась и никуда не делась. Только оберточная бумага разорвана и запачкана, бечевка развязалась... Развязалась? Сама? А бумага тоже сама порвалась? Чувствуя, что наливается бешенством не хуже своего героя, характер которого был яростным до припадочности(публике такое нравилось, как он считал), он схватил рукопись и потрясая ею хотел выскочить их комнаты, чтобы наорать на Марфу - как она смела трогать хозяйские бумаги, да еще и пачкать их?
Но пачка, не сдерживаемая более бечевкой, разлетелась по всей комнате. Чертыхаясь и злясь, автор начал собирать листки и тут он заметил, что широкие поля, которые он всегда оставлял для редакторских замечаний и правок, кто-то исписал синими чернилами, тонким неровным почерком. Он остановился. Тоже прислуга? Марфа неграмотная, кухарка тем более, да и далеко до кухни, она в другом крыле. К тому же обеды и ужины она готовит на десять жильцов, и потому всегда занята. Кто же тогда? Вчерашний редактор? А почему тогда рукопись отверг? Да и почерк не его. Какой-то тайный недоброжелатель пролез ночью в его спальню, открыл рукопись и начал писать отметки на полях? Без света? Спит он не так чтобы чутко, но от света бы проснулся. Значит, уносил рукопись, а потом снова принес? Автор аккуратно собрал все листки, пока не разбирая их по порядку. Отметок было много, чуть ли не на трети страниц. А это значит, что кто-то сидел над рукописью всю ночь. Или... Он почувствовал холодок за спиной, мучительно захотелось обернуться. Но там никого не могло быть, наука подобные суеверия отрицает. Впрочем, и так ясно, откуда у него это чувство. Чувство настоящей тайны. Невыдуманной. С ним наконец-то случилось нечто мистическое! Если не футуристический, то романтический и мистический сюжет для новой книги... да какой, к бисовой бабушке, книги! Рано о книге думать. Сперва надо разобраться, что вообще произошло. А для этого разложить листки по номерам и прочитать наконец замечания. Он все откладывал чтение, стараясь не смотреть на текст, набросанный синими чернилами. Ибо знал, что ничего хорошего про рукопись он там не увидит и его авторское самолюбие сопротивлялось критике, хотя бы и со стороны мистических сил. Но вряд ли сильно мистических, ибо почему тогда чернила, а не кровь или... что там еще может быть? Следы эктоплазмы? Тьфу, только слизи ему и не хватало. С детства был брезглив.
Так, вот теперь вся стопка, от первой до 393-й страницы. Уже видно, что заметки не на первой трети листов, но разбросаны без всякой системы по всей рукописи. Значит, прочитана она была вся. Хотя на первых страницах их больше, тут они сплошь, а потом уже островками или на отдельных листках. Так, перед тем как начать работу, надо иметь ясную голову. Он спустился на первый этаж в туалетную, вылил над умывальником на голову кувшин воды, вытерся насухо, побрился опасной бритвой, почистил зубы патентованной пастой. Нашел Марфу, дал ей полтинник, заказал кофе и французскую булку из лавки "У Армана", что в соседнем переулке. Вернулся в спальню, взял рукопись, прошел в кабинет, положил рукопись на стол, рядом положил пачку чистой бумаги, новое стальное перо, два карандаша, линейку, разграфил(всегда так делал с писчей бумагой, по школьной привычке) один лист. Встал, отдернул штору от окна. Не зажечь ли электрический светильник? Нет, пожалуй пока света хватает. Да и экономить нужно. Чудо чудом, а вдруг оно никаких денег не принесет? Да и было ли чудо, может все же чья-то глупая шутка? Или редактор все же не ограничился беглым просмотром, а отдавал рукопись рецензенту... бечевку же он мог сам вчера перед сном развязать, сомнамбулически. Марфа принесла кофейник, чашку, ароматную свежую булку в бумажном пакете и сдачу, которую он широким жестом оставил ей. На самом деле не столько из барства, сколько из суеверия, вот пожалеешь сейчас копеек и не будет удачи, когда она можно сказать под рукой, только сожми ладонь. Упорхнет, только ее и видели. Лучше бы нищему пожертвовать, но и прислуга сойдет. Автор поймал себя на том, что пить кофе, хрустя булкой, ему хочется, а вот разбирать заметки на полях его рукописи - не хочется. То есть совсем. Мало ли какие гадости там понаписаны. Перенервничает и пустит пулю в лоб, мы, писатели, народ нервный и к беспричинным самоубийствам весьма склонный. А что? Вот и револьвер есть, в нижнем ящике стола. Не заряженный, правда, все забываю к нему патронов прикупить. Те, что были куплены вместе с револьвером, давно расстреляны по воронам на потеху мальчишкам. По пьяни или по трезвости, из удальства, уж и не помню. Ну, неважно. С Богом. Пора браться за эту непонятную бумагу, еще вчера знакомую и даже осточертевшую, а теперь ставшую страшной, как спящая змея.
Так, вот самая первая страница. Отец семейства возвращается вечером домой. Что тут написал неизвестный, какой комментарий? Как-то странно он пишет, без ятей, но на малограмотного не похож, в остальном слова вполне нормальны. Может, иностранец? А почерк правильный, буквы понятны, слова не слипаются, значит писалось не в спешке. Хотя по высоте буквы неровны, может, сильно нервничал, когда писал? Опять пытаюсь оттянуть чтение, да что же это! Словно отворачивает кто от вникания в смысл комментариев, знать бы только, ангел-хранитель так старается или нечистый блазнит. Не хочется, а надо. Как пить рыбий жир или как давать табель с оценками вечером субботы отцу, чтобы тот ремнем вложил в сына недовложенное учителями. Жмуришься, отворачиваешься, а что делать. Ну ничего, главное начать, потом будет легче. Итак...
"многочисленное семейство? У горожанина в будущем? Откуда, если у горожан рождаемость снижается во втором поколении до одного-двух детей на семью? Да и с просторными квартирами загнул(Что значит сие слово? Как можно загнуть квартиру? - подумал автор), в большом городе для такой квартиры надо быть миллионером. Как и для того, чтобы слуг держать. Шляпу с гелием пусть этот идиот сам носит(автор шестым чувством понял, что речь идет о нем), раз придумал такую чушь(с некоторым стыдом автор вспомнил, что эту деталь он не придумывал, а увел у одного не очень известного английского писателя). И портативный фонограф на плече тоже. Хотя, кажись(это что, простонародное?) мужик(ну точно, про деревенских) предвидел появление плейера(а это, похоже, английское слово русскими буквами, означает "игрок", но к чему бы оно здесь?) И органайзер(еще одно английское слово... организатор чего?) тоже, с напоминаниями. А вот кто такие суффражистки?(Похоже, делавший заметки и в самом деле из какой-то глухой деревни, раз про общеизвестное и весьма шумное общественное движение не слышал.) Домашний телефон - это наверное домофон.(Какое удобное слово, надо бы записать. Наверняка, в будущем телефон не для города, а для связи с прислугой так и будут называть. Хорошо звучит - домофон...) Забавно, проектор предвидел, но использует его для какой-то фигни(опять незнакомое слово), диафильм(знакомо звучит, но что это?) с газетой, надо же! И глаза этот отец семейства не бережет, читать с проектора, это же кошмар(может и так, зато футуристично! Что бы он понимал...)"
Так, хватит пока. Полстраницы прочитано и пока что одни загадки. Кто мог такие комментарии написать? Почему столько странных слов, причем английские вперемежку с простонародными? Воистину, помесь французского с нижегородским. И что вообще значит - предвидел? Я же про будущее писал, его еще нет! А если... Пришедшую в голову мысль пришлось запить полной чашкой кофе, ибо ничего более крепкого в кабинете не было, а вставать и выходить из дому не хотелось. Неужто и в самом деле - потомки(то бишь один потомок, надеюсь, не мой, не нужно нам в роду таких грубых невоспитанных людей) прочитали? А как рукопись к ним попала? Или это потомок сюда за ней пришел? Может, в будущем машину времени, о которой писал мистер Веллс, изобрели? И для чего ее используют, чтобы воровать рукописи многообещающих авторов? Может и так, но возвращать-то рукопись в таком случае зачем? Да еще и с заметками. Ничего не понятно. Так, допустим, комментировал и в самом деле потомок, пока оставив в стороне вопрос о способе и цели, им преследуемой. Какая мне с того польза может быть? Из комментариев я могу что-то узнать о будущем, но очевидно, немногое. Хотелось бы больше и в более внятной форме. Почему бы не попробовать? Рукопись лежала на столике у кровати, обычно я ее там не держу, но вчера пришел из редакции в расстроенных чувствах и не стал относить в кабинет, положил на столик перед сном. Значит... Значит, оставлю-ка я на том же месте стопку чистой бумаги с небольшой запиской. Сейчас же и напишу ее.
Здравствуй, славный потомок!(может и бесславный, но лесть в любом случае не повредит. Фамильярно, конечно, сразу на "ты", но тут он сам виноват, не надо было хамить мне в комментариях.) Спасибо за ценные замечания по моей рукописи, за затраченное время и усилия.(Не поленился ведь, гад ползучий.) Однако их недостаточно для коренного улучшения качества моего, еще не законченного, романа. Не будешь ли ты любезен написать подробнее о своем времени? А также и об истории от наших дней, до ваших (Ну и хватит, пора заканчивать, сам не люблю читать длинные послания.) и о том, что сам сочтешь нужным рассказать нам, твоим предкам, пребывающем в пагубном мраке невежества. (Однако о вежливости и уважении к чужому письменному труду знающим поболее твоего, дорогой потомок.) С уважением, писатель такой-то.
Листок на стопку, стопку завернуть и той же бечевкой завязать. Чтобы была точь в точь, как рукопись. Во-от, скоро уже вечер, схожу-ка я в "Бродячую собаку", послушать новых декадентских стишков, поговорить с умными людьми, и вина наконец выпить, сколько можно хлебать остывающий кофе! Марфа, где ты там? Скажи кухарке, что я сегодня не обедаю и не ужинаю, и хозяйке тоже скажи, пусть вычтет из платы за эту неделю. Все, я ушел.
Возвращался писатель поздним вечером домой уже в совершенно другом настроении. И не только вино было тому причиной. Пусть даже потомок ничего в литературе не понимает, но ведь искал именно его рукопись, еще не изданную, читал, комментировал! Должно быть он, писатель, в том будущем известен и почитаем, раз за его рукописями охотятся, словно за шекспировскими. А значит, будет успех, будет слава, будут деньги в конце концов! Ну и все прочее, что к деньгам и славе прилагается. Юные поклонницы, почтительность, даже угодливость издателей... Йэ-эх, поскорей бы только! Вот завтра будет у него краткая энциклопедия будущего, этого ему на два, нет на пять... на целый цикл романов хватит. А там слава, успех... Марфа небось спит уже, клуша вечносонная, ничего, своим ключом открою. Хорошо, что пил только вино, а не водку, хоть и пьян, а на ногах стою и в глазах не двоится. Лестница, коридор, дверь в спальню, раздеться, лечь, уснуть, бумагу я уже положил на столик перед выходом, вот она, э, а это кто? Темная фигура, склонившаяся над ночным столиком, поднялась во весь рост. Оторопевшему полураздетому писателю показалось, что она при этом достигла потолка. Перед тем, как упасть в обморок, писатель заметил странное синее свечение в ладони у темного человека, причем пальцами другой ладони он очень быстро тыкал в это свечение, как будто давя там мелких насекомых. Светляков? - мелькнула последняя мысль.