После того, как Семёну Кузьмичу стукнуло восемьдесят лет, он стал часто задумываться, каким будет его последний выход из дома. Чему в немалой степени способствовало и заметно ухудшившееся здоровье. Чего только он не нафантазировал себе за прошедший год! И тихие домашние посиделки на дорожку за чаем с вкусными пирожками, которые с удовольствием пекла жена Вера Ильинична. Они у неё всегда получались особенно вкусными. И проводы в более широком кругу.
Недалеко, в этом же городе, жил младший сын с семьей. Уж он-то с внуком обязательно придут проводить. Двух других сыновей судьба раскидала по обширной стране - от центральной части до Кузбасса. Общение с ними в основном сводилось лишь к разговорам по скайпу. Весьма удобной штукой оказалась эта придумка ученых! Не затратной даже при частом общении. А впечатление такое, как будто и впрямь посидели за одним столом.
Много и других сцен проводов Семен Кузьмич представлял себе. А получилось всё по-другому, обыденно. На вызов участкового врача приехала молодая девушка, внимательно послушала больного, померила температуру и, получив согласие на госпитализацию, вызвала скорую. А как тут не согласишься, если температура уже не первый день поднимается под тридцать девять градусов!
Уходя, врач предупредила, что собираться особенно быстро не стоит, вызовов много, скорая может приехать и к концу дня. Но жена Кузьмича всё же сразу стала суетиться, готовить мужа в больницу. И, как оказалось, не зря - скорая приехала через считанные минуты.
Прощаясь, Семен Кузьмич обнял жену и уже направился к выходу, как ему дорогу преградила любимая собака Чернявушка. Хозяин склонился к ней, крепко обнял, приговаривая при этом:
--Заболел я, дружище. Но ты жди меня, я обязательно вернусь.
Чернявушка в ответ окинула Семёна Кузьмича таким внимательным и в то же время напряженным взглядом, что у него мурашки по спине побежали. В больших глазах животного застыла невыносимая тоска, а в уголках стали скапливаться крупинки слезинок. Взволнованный Кузьмич еще раз обнял собаку и шагнул за порог.
А ещё через час Семён Кузьмич уже обживал безлюдный трехместный блок в "красной зоне" первого госпиталя на Покровке. Наплыв ковидных больных спал и госпиталь готовился к нормальному функционированию.
--Так что, дедушка, вы, похоже, один из тех могикан, кого эта проклятая болезнь сумела одолеть в числе последних. Но мы вам не дадим долго залеживаться. Врачи у нас хорошие, быстро подлечат ваши лёгкие и поставят на ноги,- бодро заверила дежурная медсестра, помогая Семёну Кузьмичу обустроиться.
Кузьмич потом не раз мог убедиться в справедливости этих слов медсестры. Врачи, медсестры, санитарки не оставляли его без своего заботливого и профессионального внимания чуть ли ни круглосуточно. Ставили капельницы, делали уколы, брали анализы, просвечивали и прослушивали различными переносными приборами, и он ни разу не почувствовал при этом дискомфорта. Все операции выполнялись с максимальной заботой и профессионализмом. Кузьмич и в самом деле вскоре пошел на поправку.
Особенно воспрял духом, когда родные навестили его вместе с собакой. Чернявушка, которая после его ухода еще долго, по словам жены, сидела перед дверью, не отводя от неё взгляда и отказываясь от еды и воды, теперь бурно выражала свою радость при виде дедушки. Беспрестанно прыгала, пытаясь дотянуться до его руки через стекло, и взвизгивала, когда это у неё не получалось.
С этого момента Кузьмич жил единым желанием: побыстрее выздороветь и отправиться домой. В мыслях он представлял, как они с Чернявушкой снова отправятся гулять по окрестностям, как это делали раньше.
Правда, последнее время их прогулки стали и короче и реже. И не всегда это зависело от самочувствия Семёна Кузьмича. Болеть стала и Чернявушка. Особенно часто докучали ей передние лапы - то одна, то другая. Собака храбрилась, и в желании отправиться бродить старалась не хромать. Но болезнь всё сильнее давала о себе знать. Не помогали и частые визиты в ветеринарные клиники. Суставы от уколов и таблеток на какой-то срок переставали болеть, но затем все начиналось сначала. А теперь еще не ко времени заболел и сам Кузьмич. К болезням суставов ног у собаки прибавилась ещё и постоянная тоска по нему.
Тревожные мысли о Чернявушке занимали все больше и больше времени у Кузьмича, заставляли беспокоиться и переживать. Её любили все члены семьи, но она сама, похоже, больше всех до непонятного собачьего самозабвения любила Семена Кузьмича.
Да и как её можно было её не любить! Она до мельчайших условностей соблюдала правила поведения в доме. Зайти на кухню для неё было обязательным табу. Даже если в квартире никого нет, а кухонный стол уставлен всякими вкусностями. Самое большее, что Чернявушка в этом случае себе позволяла, это остановиться у входа на кухню и сглатывать слюну. В зал без приглашения также не смела входить, если на диване в это время отдыхала Вера Ильинична или кто-нибудь из гостей. А играть с мягкими игрушками могла годами, не нанося им ущерба. А уж поиграть-то она любила, и отдавалась игре со всей страстью! Но самой большой её страстью были всё-таки прогулки именно с дедушкой.
Предполагали, что она сделала свой выбор в пользу дедушки еще будучи совсем маленькой крохой. Кузьмич в тот день уже подходил к дому после похода в магазин, как рядом по дороге, расплескивая первые весенние лужи, промчался огромный джип. Потом послышались визг тормозов, невнятная ругань из машины. Обернувшись, Семен Кузьмич увидел как из окна джипа вылетел черный сверток и тут же плюхнулся прямо в огромную грязную лужу. Джип, газанув на всю мощь, снова помчался дальше.
Кузьмич, возможно, тоже пошел бы своей дорогой, но услышал жалобный писк. Приглядевшись, увидел в свёртке маленького черного щенка. Тот, тихонько взвизгнув еще раз, безвольно опустил мордочку в холодную грязную воду.
--Ну что за нелюди так поступают! - возмутился Кузьмич и поспешил на помощь щенку.
Вскоре стала понятна и причина, почему его выкинули из машины. Тряпка, в которую был завернут щенок, и он сам были все в продуктах жуткого поноса.
--Эх ты, бедолага! Угораздило же тебя так обмишуриться,- сокрушенно проговаривал Кузьмич, пытаясь заскорузлыми пальцами хотя бы слегка отмыть черный комок. Щенок еще раз жалобно пискнул и затих.
С этого момента щенок стал основной и самой трогательной заботой Семёна Кузьмича. Вера Ильинична с укоризной наблюдала, как её супруг буквально часами не отходил от него. Он сам купал его, чистил, кормил, выгуливал и при этом постоянно о чем-то разговаривал с животным. С улыбкой иронизировала над такой плотной опекой:
--Что старый, что малый - нашли друг в друге себе забаву.
Но вскоре с удивлением отметила, что щенок быстро оправился от болезней желудка, окреп, заметно подрос, превратился в красивого лабрадора с блестящей черной шерстью и густой волнистой полосой от холки до хвоста. Она даже хотела было настоять на более звучном имени для такой красивой собаки, но Семен Кузьмич решительно отверг её предложение:
-- Смотреть надо не на имя, а на душу. А душа у Чернявушки добрая, преданная. Многим людям не помешало бы иметь такую.
И похоже, Чернявушка очень сильно ценила такое трогательное отношение к ней Кузьмича. На прогулках она хоть и была без поводка, не оставляла дедушку одного. А если, увлекшись, удалялась метров на пятнадцать-двадцать, то тут же возвращалась обратно с виноватым видом, словно хотела сказать: " Извини меня, дедушка, я постараюсь больше так не поступать". Семен Кузьмич нежно трепал по холке и мягко приговаривал:
--В принципе я не против, что ты порезвишься и побегаешь. Но я хотел бы постоянно видеть тебя, чтобы защитить в случае чего.
И это предостережение, как оказалось , совсем было не лишним.
Однажды Семён Кузьмич с Чернявушкой отправились на дневную прогулку за ручей. А потом и вовсе решили подняться на высокий увал, поросший кустарником и душистым иван-чаем. Привлек островок высоких тенистых деревьев в небольшой лощине. Под ними было уютно и спокойно, и Семён Кузьмич поспешил приспособить этот уголок для отдыха. На ближайшей свалке разжился парой чурбанов, доской и соорудил из них весьма приличное сиденье. И после, притомившись, с особым удовольствием пил горячий чай из термоса, а Чернявушка, устроившись на бугре, с любопытством осматривала окрестности.
Покидая этот уютный тенистый уголок, Семен Кузьмич мысленно прикидывал, что надо сделать еще, чтобы он стал более уютным. И очень удивился, когда в следующий приход увидел, как всё тут изменилось. В центре поляны появилось кострище, а рядом с сидениями было сооружено некое подобие столика, на котором стояли пустые бутылки из-под спиртных напитков и пива и валялись остатки закуски. Чувствовалось, что гулянка состоялась здесь нешуточная и совсем недавно.
--Эх, люди! - устало вздохнул Семен Кузьмич и стал неспешно приводить уголок отдыха в удобоваримый вид. И не сразу обратил внимание на беспокойное поведение Чернявушки. Она то и дело взбегала на бугор и тут же возвращалась с глухим негромким рычанием.
Волнение собаки Кузьмич оценил, когда увидел спускающихся с бугра молодых мужчину и женщину с бойцовской собакой на поводке. Они были в сильном подпитии, изрядно помятые, с не до конца заправленной одеждой, что не оставляло сомнений, чем они занимались на бугре. Увидев, что перед ними старик, они тут же набросились на него:
--Кто тут наше место занял, да еще с шавкой? Быстро уносите ноги!
\
Семён Кузьмич попытался было миролюбиво сгладить грубость неожиданных гостей, заявив, что у него не шавка, а лабрадор, и что места всем хватит. Вот только бы прибраться сначала не помешало. Но гости оказались неуступчивыми.
--Нам, может, и хватит. Но нашему дружку вряд ли. - И женщина тут же отпустила поводок с собакой с напутствием:
--Ну-ка, Джек, разберись кто здесь хозяин!
Собака мгновенно набросилась на Чернявушку, которая еще ни разу не сталкивалась ни с чем подобным и не знала как себя вести с злобно оскалившимся и рычащим бойцовским псом. Не успела она тревожно оглянуться на Кузьмича, как Джек попытался вцепиться ей в горло. Кузьмич понял, что без его помощи вот-вот может случиться трагедия. Он схватил свою трость, с которой в последнее время всегда выходил на прогулку, и со всей силой, на которую был способен, ударил по крупу озверевшего животного. Трость от удара прогнулась и буквально оплела тело собаки, но, похоже, не отрезвила его. Джек продолжал делать попытку ухватить Чернявушку за горло. Но и Чернявушка, получив маленькую передышку, стала активно защищаться, хотя силы были явно не равны. И тогда Кузьмич, изловчившись, ударил ногой бойцовского пса прямо в оскалившуюся пасть. В ней что-то клацнуло, но Джек, подуськиваемый хозяевами, и не подумал отступать.
С грозным рычанием он высказывал явное намерение напасть теперь уже на Кузьмича. Бросив бесполезную трость, Кузьмич схватил один из обгоревших сучьев, валявшихся рядом с кострищем, и, не колеблясь ни мгновения, огрел им озверевшего пса. Тот взвизгнул и отскочил в сторону. Но по всему было видно, что он готов продолжать схватку. Чувствовала это и Чернявушка. Она вся дрожала, но не отступала, стояла рядом и только время от времени нервно оглядывалась на Кузьмича, словно пытаясь убедиться, что тот не бросил её.
Кузьмич только успел шепнуть ей:
--Не бойся. Дедушка рядом. Я тебя не брошу.
Но в этот момент хозяева громко и требовательно окликнули Джека, и тот с явной неохотой отступил.
--Ну, думаю, мы определились, кто здесь останется? - с вызовом поинтересовался мужчина.
Остались, конечно же, они, два ублюдка человеческого вида с необузданным, натасканным на борьбу до последнего вздоха животным.
Не перестали ходить в это хорошее место для отдыха и Кузьмич с Чернявушкой. И однажды снова столкнулись со своими недоброжелателями. На этот раз перед ними были совсем другие люди. Собаку они вели в наморднике и сами были миролюбивыми. А потом и вовсе оказалось, что эта семья живет чуть ли не по соседству - всего через два дома. Но Джек даже в наморднике оставался крайне агрессивным, и Кузьмич, опасаясь за Чернявушку, постарался свести встречи к минимуму.
Во время прогулок чаще стали уходить на окраину города, в ближайший лес. Семену Кузьмичу нравилось наблюдать, с каким любопытством Чернявушка осваивает новые места. Она, по сути, и выбирала маршрут прогулок. Кузьмич лишь безропотно следовал за ней. Опасался лишь одного, чтобы Чернявушка не попала в какую-нибудь беду. Особенно, когда обследовали обширные развалины бывшего стекольного завода. Чернявушка иногда настолько увлекалась обследованием новых объектов, что Кузьмич терял её из вида и начинал волноваться. Но стоило ему негромко окликнуть собаку, как она тут же возвращалась, и дальнейший путь они проделывали уже вдвоем.
Как позже выяснилось, опасения Кузьмича не были напрасными. Как-то раз из-за очередного полуразрушенного здания неожиданно на их пути появилась огромная стая собак. Их было не менее семи, и все, остановившись, смотрели в их сторону. Вожак неторопливо сделал ещё пару шагов вперед и замер, видимо, решая как поступить. Семён Кузьмич, пожалуй, первый раз не на шутку испугался. Чернявушка же с откровенным любопытством рассматривала сородичей, которые нетерпеливо повизгивали и злобно скалились в её сторону. Но вскоре, видимо, опасность ситуации стала доходить и до неё. Она тревожно оглянулась и нахохлилась. По телу животного пробежала дрожь.
--Что - страшно? -тихо и стараясь оставаться спокойным, заговорил Кузьмич. - Мне тоже страшно. Их вон сколько, а нас только двое. И они на своей территории. Но мы не должны так запросто сдаться. Мы даже не должны показать им, что боимся их.
Потом, воспользовавшись паузой в поведении стаи, Кузьмич буквально попросил свою собаку:
--Чернявушка, милая, медленно поворачивайся ко мне и не спеша уходи по боковой дорожке.
Трудно сказать, поняла ли собака Кузьмича или в его тоне было что-то такое, что давало надежду на благополучный исход конфликта, но она выполнила этот нехитрый манёвр с предельным безразличием к стае диких собак, как будто их здесь и не было вовсе. Кузьмич так же неторопливо, сдерживая невольную нервную дрожь и беспокойство не столько за себя, сколько за собаку, поковылял вслед за Чернявушкой. Но неприятный холодок от стычки со стаей одичавших собак ещё некоторое время давал о себе знать. И впредь, прежде чем отправиться обследовать новые территории, Кузьмич внимательно осматривался вокруг. Но, к счастью, таких встреч больше не случилось.
К концу лета Кузьмич с Чернявушкой уже освоили маршрут прогулок до самого леса. Год назад ему довелось уже быть с внуком в этом тихом уголке. Тогда они провели время с удовольствием. Раньше здесь была чья-то усадьба, и хозяин, судя по всему, был рачительный. Вокруг дома росли плодовитые яблони, боярышник, целые кустарники целебных растений.
Нынешняя встреча с этим уютным уголком не порадовала. Сада больше не было. Все плодовые деревья были срублены и валялись с засохшими и так не развившимися плодами. Те, кто готовил площадку для строительства, явно поторопились. Никаких даже намеков, что возведение здесь жилого комплекса начнется в ближайший год, не было. Видимо, у кого-то из ретивых работников сработало привычное чувство: прежде чем построить, обязательно надо что-то поломать, срубить, чтобы с тупой гордостью доложить, что задание выполнено с опережением. Иначе чем объяснить столь варварское отношение к милому природному уголку, где у населения ближайшего микрорайона была возможность отдохнуть и душой и сердцем, и одновременно полакомиться вкусными плодами?
Грустные мысли все чаще одолевали Семена Кузьмича и по некоторым другим поводам. Чернявушка, которая без остатка завладела его сердцем, так и не дала потомства. А каких только красавцев кобелей ей ни приводили для знакомства! Но она так никого не подпустила к себе. А теперь уже и лучшие годы для воспроизводства потомства ушли. А как хотелось, чтобы род с такими прекрасными, если не сказать уникальными душевными качествами не прерывался!
Особенно тревожило Семёна Кузьмича ухудшение здоровья Чернявушки, которое усугубилось вместе с его болезней. Чернявушка совсем затосковала без любимого дедушки. На прогулках, на которые в его отсутствие собаку выводила Вера Ильинична, она была инертна, мало двигалась и по долгу смотрела на проходящих мимо людей. Оживилась, когда однажды Вера Ильинична радостно сообщила:
--Дождалась ты своего дедушку. Готовься встречать.
Услышав слово "дедушка", Чернявушка встрепенулась, подняла сначала голову, а потом встала в полный рост и принялась всматриваться в силуэты мужчин, проходивших по противоположной стороне стадиона, давно ставшего площадкой для выгула собак. Людей было не много. До конца рабочего дня было еще далеко.
Но вот показался знакомый ей силуэт. Чернявушка встрепенулась, напряглась и что было силы рванулась вперед. Бег был тяжелым и не таким быстрым, как в прежние годы. Было видно, что каждый новый прыжок давался ей с всё большим трудом, но она упрямо рвалась вперед. И наконец, в длинном прыжке дотянулась до Кузьмича и, лизнув протянутые ей руки, неожиданно, тихонько взвизгнув, упала и неподвижно застыла. Дыхание остановилось. Кузьмич испуганно смотрел на свою любимицу и вся его душа стала наполняться зарождавшимся ужасом. Он закричал что есть мочи:
--Чернявушка, милая, встань! Дыши!
Подняв голову и оглядываясь вокруг, требовательно попросил обступивших его собачников:
--Врача! Вызовите врача срочно!
Кто-то подсказал, что совсем недалеко есть ветлечебница, и Кузьмич, обхватив собаку, попытался поднять её, но у него просто не хватило на это сил. Вызвался помочь молодой парень. Вдвоем они быстро понесли еще теплую Чернявушку в ветпункт. Но уколы и массаж уже ничего не дали. Тело Чернявки оставалось бездыханным.
Похоронил Чернявку сын Семена Кузьмича недалеко от городского кладбища. Сам Кузьмич надолго слег от сильнейшего нервного потрясения. Едва оправившись от болезни, попросил отвезти его к могилке Чернявушки и оставить одного. Поправив цветы, негромко заговорил, как делал это, когда они беседовали во время прогулок или при обсуждении каких-либо ситуаций.
--Ну вот, видишь, я обещал, что вернусь и вернулся. А ты могла бы и меньше любить меня, и меньше тосковать. Мы бы сейчас вдвоем отправились на прогулку. Помнишь, как нам было хорошо вместе?
Кузьмич склонил голову, задумался. Долго сидел согбенный. Не хотелось ни вставать, ни уходить. Да и сердце, похоже, больше не хотело биться.
Когда к нему подошел встревоженный сын, Кузьмич только и смог неловко повернуть в его сторону голову с застывшей скорбной улыбкой на лице. И тут же снова безвольно склонился над земельным холмиком.