Аннотация: Действующая глава Умоляю о комментах!!! Хоть в главу, хоть в общий файл! Не умею я писать серьезно, помогите хоть отзывами, э? И оценками, если не жалко :)
Глава 5
Рассветы после прихода хмари повседневно окрашивались в грязно-рыжий цвет, неуловимо напоминая хвост линяющей лисицы. Рваные полосы блеклого света в проблесках туч, набрякших никак не проливающимся дождем, как клочья линялого пуха раскиданы по свинцово-серому небу, создавая видимость прихода нового дня. На самом деле вереница сменяющих друг друга дней и ночей давно перестала волновать этот город. Дни шли, цепляясь за прошлое, как тонущий в изнеможении хватается за спасательный круг, ибо обходиться без него просто не могли - утонули бы в водовороте безысходности, исчезли, сметенные диким отчаяньем и бессмысленностью существования.
Ну право дело, какое утро, когда на дворе сумеречная темень? Какой день, если солнце скрыто за слоями неразгоняемых пластов густочайшего тумана? Какой вечер без зарева багряного, кровавого заката? И какая ночь, если обе луны, две сестрицы плакальщицы, не показывались над крышами половину витка?
Молитвы Всевышнему не помогали. Не то хмарь глушила мольбы, не то сами жрецы умалчивали о проблемах люда, не желая беспокоить своего господина делами смертных, но улучшений с той первой бури, с которой и началось шествие некромантского проклятья по городу и окрестностям, никто не замечал. Наоборот, стали видеть все вокруг в черном цвете - доносили на соседей, прикрывших на время ремонта образы Единого холщевиной, строчили (кто не был обучен грамоте - ябедничали вслух) доклады о новоприбывших, докучающих спокойствию граждан. Особо подозрительных личностей, наплевавших на обязательные ежеутренние проповеди, подводили под ту же гребенку, что и нехрычей - на костер, чтоб Единый сам просветил неразумное чадо свое. Озаренных гласом Всевышнего, вернувшихся после беседы с Единым, не появлялось, но костры горели не реже, чем раз в девятидневье, являясь своеобразной данью в угоду Создателю - может, смилостивится.
Но хмарь упорно реяла над городом, как флаг над кораблем, отмечая собою оплот грешников и не сдавая позиций, сыто расползаясь по равнине во все стороны.
Кэш считал, что магов в его городе не осталось. Ни одного. Искренне верил, что его дружина находила всех до единого и истребляла. Он сам приложил к этому делу немалую помощь и теперь, стоя на пороге хорошо знакомого дома напротив немолодого мужчины, во все глаза смотрящего на его спутницу, не мог поверить увиденному и услышанному из уст приветливо улыбающейся кеаны, ведь никогда даже не предполагал, что этот человек не чужд магии и является одним из отступников.
Может, глаза ему застил его возраст и благородная седина в русых волосах? Может, дружелюбный вид и вечная улыбка, спрятанная в зарослях усов и бороды? А может - да что там, точно! - его принадлежность к жрецам? Виконт всегда вовремя и верно исполнял все обязанности в храме - принимал подношения прихожан, окуривал залу, проводил проповеди. Он изгонял бесов, лечил обреченных на погибель, предсказывал будущее - многое он мог, что было непосильно большинству слуг Всевышнего. Да, его не выставили Высшим, из-за этого даже скандал был страшный, ведь сила у Виконта была, и большая, но на задания его не пускали. Ни разу. Сначала отговаривались тем, что пришел он в жрецы слишком поздно, когда минуло тридцать шесть витков - возраст сам по себе уже почтенный, потом - незаменимостью его в храме, а потом внезапно отрекли от сана, заявив, будто не чувствуют в Виконте должной веры. Конечно, прихожане сумели вернуть своего любимого жреца в храм, но о карьерном росте можно было забыть. Как, впрочем, и о возможности покинуть город.
Кэш искренне сочувствовал Виконту. Думал, что понимает его, ведь стражника тоже обрекли на пожизненную должность в забытом Всевышним городишке. Виконт был единственным жрецом, с которым Кэшшерн разговаривал по душам, делился сокровенным даже вне храмовых стен. А теперь оказывается, что единственный друг на самом деле - хорошо законспирированный маг! И где искать в мире себя и настоящих друзей, не способных на предательство, как жить, не боясь быть обманутым, если даже чертоги Всевышнего погрязли во лжи?
- Моя госп... - совладав с голосом, начал лже-жрец. Кеана резко приложила палец к его губам, заставляя замолчать. Улыбнулась особенно добро и тепло, в светло-карих глазах засветились медовые искорки. Будто два крошечных солнечных зайчика обосновались на лице Ирраны, мигом осветив все вокруг на добрых четыре квартала. Кэш даже взволновался, не найдут ли их по этому сиянию, пока не понял, что свет, окружающий кеану, всего лишь плод его разгулявшегося воображения.
Девушка - вполне обычная - нервно переминалась на пороге, не зная, куда деваться от снедающего душу беспокойства. С одной стороны Виконт был другом. Да, еще раньше он был слугой и рабом, но именно отец освободил эана от невольничьих оков, разглядев затухающий огонек Силы. Четырнадцатая ступень, немудрено и проглядеть, сама Иррана могла бы запросто спутать Виконта с обычным, неодаренным человеком. Могла бы... если ее лишить зрения, слуха, обоняния, а, заодно, и Силы. Всей, без остатка. Тогда, быть может, опустевшая оболочка и не заметит изумрудного дара высших иллюзий, на которые не всякий кеан способен.
- Может, пустишь нас в дом, Вик? У меня к тебе разговор, не для тихой улицы, где каждое слово разносится на половину города. - Иррана смотрела на псевдо-сановника, восстанавливая в голове образ друга детства, сравнивая с настоящим, в изумлении стоящим перед нею, и отсчитывала новые морщинки на его лице. Складка меж бровей, горизонтальная линия, пересекающая высокий лоб, печальная линия рта... Нельзя сказать, что Виконт постарел до неузнаваемости, но многое в нем изменилось. Где прежняя, знакомая кеане, улыбка? Где излюбленные южные бабочки, стремглав метающиеся перед самым носом? Где... где тот человек, к которому она так привыкла? Неужели не сдюжил, подчинился и умер для нее? Неужели...
- Госпожа... Вы... - выдохнул мужчина, слепо протягивая руки. Сжал в пальцах узкие запястья девушки, уверившись в ее материальности. Беззвучно шептал благодарности Четырем, вернувшим ему отголосок прошлого, с которым он давно Распрощался. Внезапно отвлекся от лица кеаны, заметив ее спутника. И узнал. - Что делает с тобой этот человек? Ты хоть знаешь, кто это?! - Кэш смутился под уничижительным взглядом Виконта, мечтая поскорее разорвать зрительный контакт - настолько неприятный взгляд уперся в капитана, норовя смести с места одним взмахом ресниц. Если, разумеется, ему прикажет Иррана - вряд ли этот человек (ох, простите, тайный некромант) осмелиться на какое-либо действие против воли своей госпожи.
- Он друг, я ему доверяю. Я все объясню, только пусти в дом. Город начинает просыпаться, не хотелось бы, чтобы нас увидели у твоей двери.
- Да-да, разумеется, - Виконт посторонился, пропуская нежданных гостей. Ирану проводил нежным, теплым взглядом, Кэш же удостоился скептического прищура - мол, погляжу еще за тобой, дружок новоявленный.
Дом был добротным, сделанным на совесть. Все жрецы получали жилую площадь в обмен на службу в угоду Всевышнему. Высшие - в квартале знати, сановники среднего звена - неподалеку от храмов, низшие - почти у городских стен, где чаще всего располагались трущобы да сточные канавы. Дом Виконта стоял в двух кварталах от позолоченного шпиля оплота Единого, хотя, по чести, за все заслуги ему стоило жить в королевском дворце.
Кэш не раз бывал в этом доме. Хоть за чаркой вина, хоть за длинным разговором - делясь и горем, и радостью, и, частенько, собственными мыслями и предположениями. Виконт умел и любил слушать. Теперь-то понятно, почему молодого капитана не гнали из дому. Его использовали, как связующую ниточку между двумя противоборствующими силами. А он не замечал. Предпочитал не слышать провокационных вопросов, силился не видеть заинтересованного взгляда, если дело касалось очередного разбирательства или слуха о некромантах. Не замечал. Или не хотел замечать, страшась потерять единственного друга? Пожалуй, второе, ведь слепцом Кэшшерн никогда не был. Но умел вовремя закрывать глаза.
Зачем он обманывал самого себя? Почему предпочел сладкую ложь горькой истине? Чего он добился? По уши увяз в чуждом ему мире, захлебнулся в собственных обмане... И кто виноват? Кого винить? Только себя. Себя, струсившего признать...
- Присаживайтесь, - Виконт кивнул на два широких кресла, а сам устроился напротив, на краешке софы. Отбросил седоватые волосы с лица и вперился в гостей задумчивым взглядом. Тень у ног Ирраны взлохматилась, расширилась и приподнялась над полом. В один прыжок преодолела расстояние до Виконта, ткнулась носом в колени...
- Четыре Великих... - охнул маг, разглядывая примостившуюся у ног тварь. Кэш с удивлением признал в восклицании Виконта обращение к древним богам, запрещенным приказом короны. - Я и не подозревал, что кто-то способен на такое... Она?
Кеана горестно кивнула, протянула руку. Тень, обернувшись, на прощанье вильнула хвостом и вновь улеглась у ног хозяйки привычным чернильным пятном, подстраиваясь под контуры настоящей тени.
- Я сделала все, что могла. Но воскрешать мертвых...
- Это никому не по силам, девочка. Даже то, что ты освободила его...
- Я не освобождала. Он сам. Я лишь держу его, что есть сил, когда она пытается призвать его обратно. И делюсь с ним магией...
- Что?! - Виконт резко поднялся с места, в миг очутился перед кеаной, схватил ее за плечи, ощутимо встряхнул. - Ты хоть понимаешь, чего это стоит? Понимаешь, что с каждым его вздохом ты теряешь свою магию, а с каждой отданной крупицей силы - укорачиваешь себе жизнь! Остановись! Мертвые не стоят жизни живых!
- Поздно, Вик, - прошептала Иррана. - У меня же не было учителя. Да и если б был... не уверена, что я изменила бы свое решение...
- Ты... - неверяще выдохнул мужчина, падая на колени перед девушкой. Руки, прежде сомкнутые на узких плечах, обессилено поползли вниз, пока не опали вдоль неестественно прямого тела. Напряженный до предела он смотрел на свою воспитанницу и не узнавал. Все меняется, конечно, но он и не предполагал, что кеаны тоже подвержены этим изменениям. Вечные, могущественные... они тоже умеют быть слабыми и смертными. А он и не знал...
- Выкинешь меня из своего дома за эту ошибку? Говорят, дома падаль не держат - не к добру. Только скажи - я уйду. Терять мне уже нечего.
- Глупая! Как ты можешь так говорить? Чтобы я бросил тебя на съедение этим волкам-сановникам! Да никогда в жизни. Я лучше сам на плаху пойду, чем предам тебя, госпожа. То, что ты видишь перед собой - лишь оболочка. Тщательно спланированная и выверенная, но внутри я остался прежним. Слугой, рабом... кем угодно, но не предателем! Веришь, госпожа?
- Верю, - шепнула Иррана, проведя кончиками ледяных пальцев по смуглой скуле старого друга.
- Верю... - Вздохнули занавеси распахнутого в рассвет окна.
- Верю. - Колыхнулись кусты черемухи у забора.
- Верю! - Откликнулось громом низкое небо, разломившись пополам свистнувшей плетью молнии и падая на землю соленым дождем невыплаканных слез...
- Быть не может! - только и сумел выдохнуть Рил, комендант бойницы, разбуженный на рассвете низким гулом, переходящим в утробные раскаты. Как был - в наспех наброшенной рубашке, сапогах на босу ногу и нижних штанах, держащихся на честном слове - бросил в постели очередную претензию на законную супругу коменданта Южных ворот и вылетел на крепостную стену, ошеломленно таращась на небо. Пояс с ножнами - причем пустыми - выпал из ослабевших пальцев, скользнул за перилла и сверзился на голову крепко спящему внизу караульному, страстно обнимавшему алебарду - не боевую, а сущий муляж, призванный приумножать уважение к гильдии стражников, но преумножал (причем в большем объеме, нежели предполагали устроители подобного безобразия) лишь насмешки, сыпавшиеся на стражей ворот, когда те со своим оружием не могли остановить даже пустячную драку. Потому как алебарды муляжные-то муляжные (читай - незаточеные), но весу в них - с четыре боевых.
Риллан, запрокинув голову, жадно ловил солоноватые крупные капли, сплошным потоком текущие ему в лицо, не обращая ни малейшего внимания на отборную ругань под стеной, которая, впрочем, уже через пару мгновений сменилась ошеломленным выдохом, сопровождающимся красноречивым сравнением, от которого уши покраснели бы и у коменданта, не будь тот так погружен в собственные ощущения (тогда б нерадивый сторож мог и штраф схлопотать за неуставную реплику). А затем и изумленным:
- Глянь, ребятки! - сонные 'ребятки' довольно скоро выбрались из казармы, но лишь для того, чтобы утихомирить не в меру крикливого собрата. В одних подштанниках, но с оголенными клинками, смотрелись они уморительно, если бы не вполне агрессивный настрой. Зазвенело железо - виновник ранней пробудки едва успел подставить под многочисленные, но подслеповатые и корявые от недосыпа удары режущую кромку алебарды. Долго так, конечно, продолжаться не могло, горе-стражника уже взяли в кольцо, примериваясь как нанести особенно обидный удар куда-нибудь в область седалищного нерва...
Свара могла перерасти в настоящую бойню, кабы один глазастый, из новоприбывших лучников не увидал то, о чем мечталось всем без исключения горожанам последние луны - поджатый хвост туманной твари, расплывающейся в падающей с неба влаге.
- Хмарь деру дает! Ей-Всевышний! Да неужто сановники таки до Единого докричались? Ух, и улепетывает, зар-раза! - и под конец своего восклицания радостно захлопал в ладоши, подпрыгивая на месте от нетерпения раструбить благую весть по всему городу. Стражники как по команде опустили мечи, провожая обзаведшуюся лысоватым хвостом хмарь, невинным облачком стелящуюся по холмам. Она двигалась, убегала, как от опасности. Но все без исключения понимали, что 'бежит' страшное проклятье совсем не туда, куда следовало бы - на восток, к пустынным землям и побережью, ближе к Вольным островам, где еще сохранились единоверцы создателей хмари. Тень чудовища, тяжким гнетом лежащего на сердце каждого жителя, направлялась на юг, прямиком на Столицу. Направлялась уверенно, будто именно там может получить защиту.
От Рила не ускользнул этот маневр. Минуя коморку с по-прежнему почивающей женщиной, на ходу застегивая пуговицы, даже не озаботившись поиском мундира, комендант стремглав промчался около своих подчиненных, рыкнув заместо приветствия парочку коротких приказов, сводящихся к лаконичному 'молчать и с места не сдвигаться', и, петляя в коротких улочках городской окраины, исчез за углом казарм, желая поскорее достигнуть конечной цели - Храма. Уж больно мало походило это светопреставление на божественное деяние, а своему чутью Риллан привык доверять.
Он говорил. Под шум дождя за окном, разрывающий гнетущую тишину, когда Виконт затихал, собираясь с мыслями и крупицами смелости, разбросанными по всему телу, чтобы продолжить - уж очень нелегко было выталкивать из себя горькую правду.
Кэш слушал такого незнакомого ему мужчину и с ошеломлением понимал, что не такой уж он и новый для него, этот Виконт-колдун. Мысли, надежды, мечты - все прежнее. Изменилась лишь оболочка. Он как змея - мудрая, верная - сбросил старую кожу, но суть осталась. И именно к этой сути Кэшшерн тянулся, не глядя на сановничий ранг. Теперь нужно закрыть глаза на колдовское прошлое. Но ведь прошлое на то и прошлое - оно прошло, забылось и больше не вернется.
- Я рассыпал прахом все свои иллюзии. Ты, верно, знаешь, девочка, что бывают тяжелые минуты, когда привычный мир рушится, ты теряешь опору под ногами, а кругом - только враги, а в черном тоннеле собственного бессилия не углядеть и лучика света. Знаешь, что порой, вставая на горло собственной гордости, приходится идти на компромисс, искать лояльных, нуждающихся в твоей помощи. Просто ради того, чтобы выжить. Мне пришлось похоронить милого и верного Вика, возродив рабское преклонение и угодливость сильным мира сего. Наверное, ты возненавидишь меня за это. Ведь я напросился в слуги самой Королеве. Я не рвался в высшие эшелоны, не заботился о собственном благе. Хотя, у каждого свое понимание счастья и блага. А я вот жил. Мне хватало. Просто жил, питаясь надеждой. Надеждой в завтрашнем дне. Что он придет и покончит, наконец, с моим жалким преклонением. Но дни шли. Сменялись круговерти. И пришло осознание - прошлого не воротишь. Все, ради чего я старался выжить - умерло. Знаешь, как обрубили все чувства. И я решил, что терять уже нечего - наплевал на услужничество, перестал лебезить. Стало свободнее, но... прошлое не отпускало. Я обрядился в треклятую рясу сановника, подчинялся приказам Высшего, тянул положенную долю обязательств. И помнил. Чем сильнее пытался забыть, тем острее кол вбивал себе в грудь. Жутко чувствовать себя ни на что не годным. Предателем еще труднее, но я все равно не бросал этот глупый Храм. Мне оставалось только молиться. Пускай и Всевышнему - чем он хуже Четырех? Так же слеп и глух к мольбам, как и прочие боги. От гнева истинной Владычицы я научился скрываться. Но выступить против нее, пожалуй, побоюсь и теперь. Ведь сейчас мне есть что терять, девочка! Тебя...
Иррана сидела, ссутулив плечи и грея узкие ладошки между коленок, и старалась не подымать лицо на Виконта. Даже не дышала почти, или дышала настолько беззвучно, чтобы не перебить рвущуюся из глубин боль. В словах ли, во взгляде ли, в жестах она выражалась - какая в сущности разница? Если ее другу надо выговориться - она промолчит. Если ему не хватает смелости и, что уж скрывать, талантов не бросать ее в бездумной борьбе - она не будет умолять, не будет приказывать. У каждого должен быть выбор и свобода. Лишенный воли перестает быть человеком. А нелюдей она и по соседним кладбищам поднять может, не велика потеря.
- Я все понимаю, Вик, - прошептала кеана. Тень, словно почувствовав настроение хозяйки, отряхнулась, единым текучим движение приподнявшись над полом, и положила вихрастую морду ей на колени. Разомлела, когда Иррана почесала за 'ушком', заурчав от удовольствия. Кэшу этот звук напомнил урчание желудка голодной твари особо крупных размеров, и стражник не на шутку задумался, чем питается этот ручной зверек явно магического происхождения. Верно не травкой-муравкой, а чем посущественнее... людьми, например. Задумался, но, случайно столкнувшись с Тенью глазами, тут же позабыл о своих сомнениях. Тварь казалась мирной и ласково урчащей - совсем неопасной. Захотелось протянуть руку, погладить завитки дыма, заменяющие Тени шерсть. Лишь претящий инстинкт не позволил полностью утонуть в черных заводях, которые воистину были настоящей жадной трясиной. Но разглядеть суть Кэш не мог. Как и не заметил выражения на удлиненной морде - раздраженного, полного затаенной злобы и голода. Не увидел.
А Тень не желала 'показывать зубки' направо и налево. Пусть снедающее жалкие остатки души чувство останется в секрете. Хоть от верного Вика, хоть от любопытного стражника... и тем более от Ирраны. Ни к чему ей чужая боль, ей со своей бы справиться.
Тень прикрыла глаза, привычно просунула голову под слепо протянутую вперед руку кеаны, задумчиво перебирающую воздух, и блаженно заурчала. Клубы магии вокруг Ирраны лечили раны - не только физические, но и душевные. Тень пользовалась этим даром своей хозяйки. Знала, к чему может привести подобный обмен потоками, но ничего не могла с собой поделать. Потеряв силу, она потеряла часть себя, в первую очередь - разум. Теперь ею правили инстинкты. И лавный из них - выжить - вполне мог пренебречь благополучием отдельного человека ради собственной выгоды. Прошлое воплощение Тени так бы не поступило, оно бы скорее само погибло за кеану, но Тень не знала своего прошлого. И для нее не было будущего. Тень жила - если существование в роли слуги можно назвать жизнь - и выуживала из своего положения как можно больше положительных моментов. А потом, как ей надоест хозяйская ласка, а сила кеаны иссякнет, Тень приведет Иррану - ну что за имя такое - Предреченная? - прямо в руки своей Госпожи. Тень не была способна на предательство к Создательнице. И на привязанность к молодой хозяйке - тоже, но отчего-то страстно желала как можно дольше сопровождать именно юную кеану, нежели возвращаться к прежней госпоже. А почему - этот вопрос был за гранью понимания Тени.