Сейчас всё будет немного похоже на правду - правду, осознанную и зафиксированную безнадёжным неудачником. Среда обитания накладывает отпечаток. Гиблые места. Хмм... Какого чёрта! Мне нечего скрывать - это Заводской район. Город Саратов. Я здесь когда-то родился, живу тут кучу времени и с этим ничего особенного не поделаешь. Мне стрёмно от всего этого. Стрёмно от того, что я так никуда и не делся - и, скорее всего не денусь. Стрёмно от того, что я не выросший в респектабельном районе придурок с блестящим будущим и несомненным прошлым. Нет, я придурок с окраины самого беспонтового города на планете. Но мне тут нравится.
В этих местах всегда есть кого ненавидеть. В общем-то ненавидеть тут можно всех. Можно выйти на улицу и размозжить голову первому встречному - на это обязательно будут причины. Я так не делаю, но мне приятно осознавать, что я могу так делать. Казалось бы, это самое подходящее место, чтобы планировать какую-нибудь кровавую революцию, или спиваться, или писать стихи, - то есть посвящать себя чему-то, что требует постоянно пребывать в тонусе. Я вот, например, хотел бы достаточно обоснованно считать себя революционером, поэтом или, на худой конец, алкоголиком. Но нет, я просто перетекаю из одного дня в другой, как и многие местные жители. Более активные ищут, конечно же, как бы развлечься, но при этом держатся в определённых рамках, не замышляя ничего более брутального, чем дружеские полуночные потасовки возле ярко освещённых магазинов и погружённых в первозданный мрак подъездов. С другой стороны я всё-таки знаю людей, которые живут здесь и хотят править миром, не покидая привычной среды обитания. Правда эти делают ещё меньше, чем все остальные. И я не хочу, чтобы кто-то подумал, будто я имею что-либо против любого из перечисленных вариантов - надо же нам как-то убивать время в путешествии через все эти дыры. Когда монотонность бытия становится излишне напряжной, мы веселимся, как можем: шумим, оскорбляем друг друга, берём всё, что плохо лежит и не разочаровываемся, если взятое оказывается дерьмом; варимся в одном котле, и каждый пятый считает себя неповторимой индивидуальностью. Это безопасно, но выглядит, как бунт. Те, кто ненавидит нас, тоже не остаются в накладе - они вроде как отстаивают вечные социальные ценности. Утрированно яркие эмоции актёров-любителей, ничего не слышавших о системе Станиславского, разливаются по жизненному пространству, захватывая всё большее количество участников самой бездарной пьесы. Если бы я сказал это кому-нибудь из наиболее ортодоксальных аборигенов, меня бы убили, как иностранца и, скорее всего, съели бы... Ну, может и нет. Как бы то ни было, мне нравится мой стрёмный Заводской район, я даже немного горжусь тем, что нормальные люди побаиваются без особой необходимости соваться сюда. Все вон! Это территория крыс, бродячих собак, бритоголовых уродов и ярко размалёванных тёлок. Если ты умудряешься жить здесь и не пренадлежать ни к одной из указанных категорий, значит ты либо идиот, либо герой. Так вот всё просто и категорично. Чёрно-белое мышление - это хороший способ не переживать по мелочам. Мне помогает.
И знаете, что? Быть героем - занятие хлопотное и неблагодарное, к тому же жизнь настоящих героев как правило весьма непродолжительна. Меня это не устраивает, а потому считайте меня идиотом. В конце концов - среда накладывает отпечаток.
Хммм...
ЗАЧЕМ?
Зачем говоришь незначительные слова в пустую трубу своего одиночества? Зачем бродишь печальный среди увлекательных развалин счастливого прошлого? Зачем пытаешься взлететь, когда большинство твоих друзей давно уже не поднимаются выше уровня резных плинтусов в прогнивших и пропахших спиртовыми ипарениями квартирах? Зачем любишь отчаянно промозглый октябрьский дождь и не стремишься променять всю эту сырость на развесистые пальмы под калифорнийским солнцем? Зачем сидишь в мягком, уютном подвале, надеясь достать гениальные прозрения с пыльного чердака? Зачем покупаешь билет в один конец, зная, что кто-то ждёт твоего триумфального возвращения? Зачем даришь надежду совершенно безразличным тебе ханжам и феминисткам? Зачем ждёшь до последнего и негодуешь, когда сонный утренний автобус становится причиной твоего очередного опоздания? Зачем задаёшь свои идиотские вопросы, не думая получить более или менее
вразумительные ответы на них? Неужели не существует никаких причин? Неужели ты делаешь всё это просто, чтобы убить отведённое тебе время прямого эфира на радиостанции под названием "жизнь"? А почему бы и нет?
КОФЕ
Я увидел своё отражение внутри кофейной чашки. Это было достаточно внезапно для столь безоблачного дня и, как мне показалось, не предвещало ничего хорошего, но я не смутился и продолжил наблюдения. Оттуда, изнутри мне злобно улыбался я. Тот я, что был с этой стороны, не остался в долгу и наградил своего двойника серией саркастических ухмылок, недоумённых пожиманий плечами и неопределённых жестов. Беззвучный, но весьма эмоциональный диалог - что тут скажешь! Мы продолжили:
- Ну и что ты задумал? Признавайся! - поинтересовался я посредством поднятия бровей и округления глаз до возможных пределов.
- Тебе-то что? - прищурился мне в ответ я, - Могу я, в конце концов, просто быть тут и ни перед кем не отчитываться за свои действия?! - щёлочки глаз стали ещё уже, отчего взгляд казался нестерпимо колючим.
- Можешь, конечно! - примирительно улыбнулся и пожал плечами я, - Это было обыкновенное любопытство.
- Хорошо, но мне не понравился твой тон, - обиженным взглядом исподлобья сказал тот я, который внутри чашки.
- И почему ты такой мнительный? - бросил я рассеяный взгляд.
- И не надо меня затыкать, понял! - откровенно злобная гримаса.
- Эй! - вытаращился я в ответ, тоже начиная заводиться.
- Чего "эй!"? Ты вообще как со мной разговариваешь?! - беззвучно заорал на меня искажённый ненавистью рот.
- А знаешь... - вдруг мгновенно успокоился я с этой стороны и слегка толкнул рукой чашку. Чёрная отражающая поверхность покрылась рябью, превратив лицо того меня, который внутри, в лишённую человеческих признаков, постоянно меняющуюся маску.
- Какого!... - успел я изнутри послать мне снаружи обалдевший от неожиданности взгляд.
Я никак не стал объяснять свои действия. Вместо этого я просто взял чашку со стола и одним глотком выпил остывший кофе. И одним мной в этом мире стало меньше.
С НАСТУПЛЕНИЕМ СУМЕРЕК
Тьма моей темноты нечаянно ворвалась прямо в сердцевину того, что могло ещё оставаться незапятнанным. Звучание казалось вполне осязаемым, но при этом кое-какие нюансы всё же мешали. Чудаковатый наблюдатель бессмысленно взирал из-за моей спины на эволюции шариковой ручки. Это было невыносимо. В сырости удобоваримых слов находились и вполне сносные определения, что внушало некоторое подобие по-детски очаровательной надежды. Ничего не менялось. Темнота была настолько приятной, что вернуться в привычный круговорот можно было первым, вторым или даже самым главным. Как бы то ни было, я точно знал обо всех исходах. Верните мне былую славу, и мои помятые деньги, и ласковый ветерок, и разное, и ещё какие-нибудь рассуждения. Ведь было же время, когда самые нетрезвые из вас были прикованы к скамейкам и смеялись напропалую, раздевались, словно желая отдалить мгновение экзекуции. Тогда-то никто не отказывался от обещаний, и все исправно тащили свое драгоценное барахло к открытым люкам, набивая трюмы бесконечных галеонов. Мне достаточно было тогда пятнадцати сантиметров, чтобы текла слюна, стекленели глаза и учащалось дыхание. Смешно. Вот сделаю пару глотков, почувствую самую суть солнечной сердцевины разбросанных игрушек, исправлю ошибки и наугад буду нажимать на всё, что попадётся под руку. Всё, милые слюнявые девочки и нелепые улыбчивые мальчики, пора разбегаться по слепым кроваткам, бугристым коляскам и необходимым условиям. Музыку сделаем потише, темноту погуще, напитки разбавим фенилфтолеином. Спокойной ночи!
ГАЗОН
В кристально прозрачном воздухе бесконечно разливался приятный октябрьский аромат метана. Разноцветные чумазые цыганки с сигаретами в нечищеных зубах выползли из потайных нор и приступили к своему привычному ежеутреннему занятию - выклянчиванию денег у нерадивых и сердобольных прохожих.
Газон под окном был до странного чист от нелепых бездомных собак: после ночных заморозков было не очень приятно валяться на покрытой инеем траве. Для четвероногих бродяг куда более привлекательными этим прохладным утром казались источающие тепло и вкусные запахи закусочные. К тому же там всегда можно было получить небольшую дозу поглаживаний и кусок горячей котлеты от какого-нибудь жалостливого забулдыги, успевшего утолить жажду похмельного утра и пребывающего в умильно-филосовском настроении. Кстати, приблизительно по тем же причинам, что и собаки, пёстрые цыганки, ещё пару месяцев назад стремившиеся расположиться на мягкой травяной пдстилке, теперь старались вести свою деятельность в непосредственной близи от этих алкогольно-спасительных заведений.
Таким образом газон под моим окном был абсолютно свободен от всевозможных существ, ежедневно населявших его на протяжении жаркого лета. Весь бумажный мусор, скопившийся в траве за прошедшую ночь, ещё на рассвете был заботливо убран дворниками, а валявшиеся повсюду пивные бутылки и банки в то же время растащили местные бомжи.
Непроснувшийся я стоял у окна, курил и медитировал, глядя сквозь давно немытое стекло на почти идеальное травяное покрытие. Мысли путались в голове как провода неаккуратно установленного компьютера. Да, собственно, это и не мысли были - так, отрывки из обрывков. Не важно. Я созерцал, растворяя свой разум в зелёном переплетении листьев и стеблей, постигая невероятные тайны, которые невозможно выразить человеческим языком. Вдруг, среди нескочаемости растительных узоров психоделично-одинакового зелёного цвета, я случайно заметил отчаянно дисгармоничную оранжевую точку. Пригляделся - это был цветок. Нечто совершенно не поддающееся классификации, не имеющее ничего общего с господствующими на газоне "канадой-грин" и клевером, - просто случайный цветок неизвестного мне растения. Нет-нет, я не удивился этому - мои познания в ботанике слишком скудны, чтобы по единственному цветку понять, что за представитель флоры растёт передо мной. Однако в этом растении было что-то странное, что-то выдававшее в нём (только не смейтесь) пришельца из иного мира. Я во все глаза уставился на случайно открывшееся мне чудо. Как же я до сих пор не замечал его присутствия? Ответ на этот вопрос оказался чрезвычайно простым и... пугающим: ещё минуту назад цветка на газоне просто не было. Я невольно отвёл взгляд в сторону, в глубине души надеясь на то, что цветок - это просто игра моего сонного воображения. Вскользь пробежал глазами по всей поверхности газона, стараясь не фиксировать внимание ни на чём конкретном и даже вскрикнул от неожиданности: цветок не только не собирался становиться мимолётной галлюцинацией - напротив, он теперь был как будто ещё более реальным, чем когда я впервые заметил его, но самое главное - он определённо увеличился в размерах! Да, я понимаю, что это покажется невероятным, но вы и сами не представляете насколько сильно я не хотел тогда верить своим глазам. Цветок стал больше. Пока я сомневался в своей вменяемости, тёр глаза, щипал себя и вообще проделывал всё то, что проделывает человек, до безумия желающий убедить себя в иллюзорности происходящего, цветок ещё немного увеличился. И ещё немного. Теперь я смотрел на него, стараясь не мигать и не отводить взгляд. Цветок рос. Я уже без особого труда мог различить розоватые прожилки на его причудливых лепестках. Вскоре невиданное растение - впрочем, я не совсем уверен в том, что его можно было причислить именно к растениям - в нём чувствовалось что-то разумное и даже отчасти хищное, - так вот, чем бы ОНО ни было, вскоре ОНО уже стало занимать весьма значительную часть газона, и чем дольше я наблюдал за этим невероятным явлением, тем сильнее сокращалось расстояние между лепестками и краями газона, пока наконец не скрылись из виду последние, признаки зелени. ОНО продолжало расти, захватывая всё большую территорию, всё сильнее притягивая моё внимание. Странно: я совершенно не задумывался о том, видел ли ЕГО кто-нибудь кроме меня... Да это и не имело ни какого значения! Вскоре я осознал, что уже не вижу в своём окне ничего, кроме бесконечно огромных оранжевых лепестков с чудовищно-замысловатыми узорами розоватых прожилок, в которых пульсировала, излучая бешенную энергию непонятная мне форма жизни. Я чувствовал изливающуюся на меня сильнейшую агрессию, но при этом я не испытывал ни страха, ни дискомфорта, не чувствовал себя подавленным; скорее наоборот - на меня вдруг снизошло необычайное блаженство, разум мой совершенно успокоился и мысли одна за одной постепенно улетучились из моей головы. Во вселенском покое я созерцал. Вдруг пришло странное ощущение, словно то, что находилось по другую сторону моего окна прорвалось внутрь, окружило меня со всех сторон, словно закутав в непроницаемый кокон... А потом весь мир сжался в одну ничтожную точку, вспыхнул и стал оранжевым, подарив на прощание чувство полного растворения в чём-то несоизмеримо более огромном и совершенном...
...Как это всё необычно!... Такое приятное для глаз переплетение ярко-зелёных полос окружает меня, а там наверху что- огромно-голубое, излучающее свет и тепло, внушает столько радости, даёт столько сил... Предо мной - большой серый объект, испещрённый блестяще-чёрными прямоугольными дырами. Он кажется отдалённо знакомым... Смутное воспоминание... За одним из этих блестящих прямоугольников я чувствую присутствие чего-то очень важного для меня. Да-да, вот оно! Поток, устремлённый прямо в самый центр моего осознания. Ощущение чётко направленного внимания, усиленного любопытством и удивлением. Энергия. Ах, как хорошо! Какое замечательное чувство! Что может быть лучше, чем существование с вполне ясным пониманием собственной необходимости, вовлечённости в некий древний и очень важный круговорот. Поток внимания с каждой секундой интенсивнее. Его источник, ранее лишь смутно различимый за пеленой моего неокрепшего осознания, теперь представляется мне чем-то необычайно понятным и родственно близким. ОН зовёт, притягивает, порождая неодолимое желание заключить ЕГО в свои тёплые объятия. Пусть я ещё слишком мал и недостаточно силён, но я уже чувствую, как что-то разбуженное ЕГО вниманием, что-то прекрасное и невероятное, как сама жизнь, рвётся за пределы моей оболочки, заставляя меня становиться сильнее, ярче, красивее... И больше.
39,4
Голова тяжелеет. Держать её ровно стоит нечеловеческих усилий. Так и уронил бы её, закрыл глаза, растёкся горячей жирной лужицей по гранитному полу и перестал быть человеком. Ощущение вязкого тумана. Нечем дышать. Одежда прилипла ко всему. Я не имею права покидать эту вселенную, пока не прояснятся все обстоятельства. Шары, шары - повсюду разноцветные сверкающие шары, какая-то бахрома свисает, и растения прорастают сквозь полированную плоскость моего стола. Батареи источают немыслимое тепло, лицо становится круглым и неприятным на ощупь. Я не хотел бы двигаться, говорить слова и даже пить. Шары становятся первоначальными голубями изуродованных скамеек, беспокойно хлопают крыльями и бормочут что-то невразумительно совершенное. Можно прислушаться и мгновенно постичь развращённость тёмно-синих журналов. Там есть всё: и одиннадцать обнажённых карлиц, и комочки ртути, и фрустрирующие лебеди над оранжевой горой, и необходимый в таких случаях изрядно потрёпаный билет на поезд. Небольшое путешествие на юг никому не принесёт достаточных осложнений. Теперь уже не принесёт - первое правило взаимоисключения так и не было открыто. Мы как обычно начали с середины. Висящие нити помогают увидеть всё, что было вначале, но кто поможет понять смысл увиденного? Голова! Моя бедная тяжёлая голова! Не могу вытащить из неё ничего осмысленного. Всё видимое кружится перед глазами: отражения, силуэты, следы, мёртвые крысы из сказок. Когда звонит телефон, я вдруг чувствую себя самым несчастным в этом влажном углу. А в это время за окном медленно и неуверенно падает запоздалый снег.
ГОРОДСКАЯ СВАЛКА
Пронырливые грузовики встречаются в самых неожиданных местах. Бледные сжиженные водители никогда не стремятся попасть в настоящий поток, а просто лежат себе на пыльных газонах и поджидают нерадивых енотов, стреляя камнями глаз по сторонам. Их работа уже давно сделана другими, и ржавое месиво кабин, карданов и сомнений зарастает постепенно щупальцами великолепных червей - никому нет до этого дела. Ты можешь разбежаться и прыгнуть на самую верхушку, можешь невзначай попытаться проползти под грозно нависающими пустотами бензобаков, можешь даже стоять полуприсядя, раскрыв половину рта, высунув до предела лучшие свои побуждения, - те мертвецы, которых ты видел, не будут против. Главное - это полнота твоего спокойствия в свирепо приближающихся лучших временах. Скорее всего именно в этом залог приблизительного выживания. Все понимают, что надо уезжать отсюда как можно скорее, пока наши матери заняты религиозными дискуссиями, но разве есть какое-нибудь достаточное средство? Мы ложимся рядом с флегматичными водителями пронырливых грузовиков, мы принимаем их образ жизни. Полностью. Разумеется, когда-нибудь все газы выйдут на поверхность, и мир начнётся заново. Всегда есть вероятность услышать слова, которых никто и никогда не произносил - и что? Оборачиваешься, глядишь сквозь стёкла и опять натыкаешься на своё отражение в самых прекрасных глазах. Тут уж не до ритмических упражнений - только и остаётся, что лежать, превращаясь в гнилую мешковину, да пугать зарождающееся общество тихими вздохами. Ну, ладно, мы всё равно будем здесь, сколько бы ты ни пялился на невнятную стальную гору, неудержимо проявляющуюся где-то чуть западнее. И никакие проспекты здесь непричём. Надо всё-таки уметь складывать элементарные единицы. Так можно вполне сносно усложнить себе жизнь, - а лучше этого на самом деле и быть ничего не может. Ну, разве что скоростные путешествия в нулевом измерении. На пронырливых грузовиках.
ЖАЛЮЗИ
Ежедневная картинка: жалюзи забавно кромсают мир на аккуратные длинные лоскуты. Я уже отвык видеть происходящее целым и невредимым. Пялюсь с утра до вечера в прямоугольник окна. Бывает, от неправильности изображения подташнивает. Так, самую малость. Кстати, обратная перистальтика меня и не напрягает вовсе. Настроившись должным образом, тошноту можно даже расценивать, как некое развлечение. Это очень важно. Сидеть тут, в любом случае, большой подвиг. А если ни на что не отвлекаться... Настоящая пытка! Входящее человечество чудовищно дышит на меня, задаёт свои неадекватные вопросы, лезет щупальцами глаз в ту часть моей души, где я прячу от посторонних такие чувства, как жалость и сострадание. От всего этого хочется убежать куда-нибудь - чем дальше, тем лучше, - но я не двигаюсь с места. Пытаюсь убедить себя в том, что мне просто лень, а на самом деле - я парализован страхом. Дело не только в том, что я боюсь собственно людей и тех неприятностей, которые они могут причинить лично мне. Всё немного сложнее. Я понастроил вокруг себя много всяких оборонительных сооружений и какое-то время чувствовал себя надёжно защищённым от нежелательнго вторжения. Однако вскоре стало очевидно, что моё одиночество, моя мизантропия, - конструкции хрупкие и ненадёжные. Тогда я подумал: "Вот вдруг возьмут и рухнут все бастионы, которыми я отгородился от назойливого общества себе подобных (имеется ввиду подобие в самом широком смысле). И что тогда?" Ответ на этот вопрос нашёлся как-то очень быстро и мне не понравился. Ничего ведь не останется, кроме как полюбить людей! А там, значит, надо будет, выходя каждый раз на улицу, распластывать улыбку по всей ширине лица и излучать добродушие... Я посмотрел в окно. Газон с копошащимися на нём голубями, тротуары, дома и всё остальное по прежнему были аккуратно порезаны на длинные полосы. "Вот тебе!" - мысленно крикнул я миру. Мир ничего не смог ответить.
ЛИСТ
Опираясь на едва различимые струны лёгкого ветерка, в нескольких метрах над землёй висел бурый лист Самого Обыкновенного Дерева. Все его помыслы, все самые невероятные мечты казались теперь вполне осуществимыми. Настолько осуществимыми, что любая спешка теряла смысл. Он и не спешил. Просто висел себе, слегка покачиваясь, и размышлял об открывшихся вдруг перспективах.
Да, тут было о чём подумать! Можно было, например спуститься вниз и прикоснуться наконец к той твёрдой и надёжной поверхности, которую он целое лето созерцал с высоты своего дерева. Почему-то эта мысль не очень нравилась бурому листу. Ну, допустим, прикоснётся он, а дальше что? Сможет ли он подняться снова? Не факт. А вдруг там, внизу, будет не так уж и хорошо - ведь лист привык к высоте? К тому же, кто знает, ведь те, кто перемещаются по этой поверхности, могут оказаться вовсе не таким безобидными, какими виделись сверху. Нет, вниз он спустится только если не останется больше никаких вариантов.
Или вот, например, можно было сорваться в дальнее путешествие, подставляя спину любому достаточно сильному ветру, перемещаясь с одного восходящего потока на другой. При определённом умении такой полёт можно было бы продолжать давольно долго. Заманчивая перспектива, но и тут имелись некоторые не очень приятные нюансы. Во-первых, пришлось бы постоянно быть начеку, чтобы поймать ветер нужного направления. Личный опыт подсказывал бурому листу, что ветер не всегда дует туда, куда надо. В общем, этот вариант лучше первого, но всё равно так себе.
Можно было путешествовать на каком-нибудь из двигавшихся внизу объектов и выяснить наконец, куда и зачем они перемещаются изо дня в день. Это было настолько же интересно, насколько опасно. И уж тем более абсолютно непредсказуемо! Кто знает, будут ли они рады такому непрошенному пассажиру?
Ну, ещё были мысли вернуться обратно на дерево и провести там остаток своей жизни. Забыть о всех упущенных возможностях и наслаждаться привычной обстановкой, - неплохо, конечно, только вот примет ли его обратно дерево? Бурый лист был совсем не уверен в этом.
И чем дольше он размышлял о перспективах, тем более неуверенно он себя чувствовал. В конце концов от первоначальной эйфории не осталось и следа. Едва заметный ровный ветерок, служивший опорой листу, теперь стал дуть намного сильнее и порывистее. К тому же начал накрапывать дождь, и его тяжёлые капли словно нарочно старались задеть посильнее лист, намочить его и в конце концов заставить спуститься вниз. Надо было что-то решать - чем быстрее, тем лучше!
Вдруг одна наиболее увесистая капля с такой силой ударила лист, что он сложился пополам. Не желая легко сдаваться, он распрямился было, но следующая капля снова заставила его сложиться. Он распрямился опять. В этом движении было что-то очень понравившееся бурому листу. Он попробовал самостоятельно сложиться и выпрямиться, - получилось. Тогда лист несколько раз подряд проделал это упражнение и почувствовал, что двигается. Он стал сгибаться и распрямляться без остановок с максимально возможной скоростью и... Полетел. Чтобы привыкнуть к своим новым способностям, лист взлетел повыше, описал в воздухе небольшой круг, потом ещё один - побольше, - затем завис на мгновение на одном месте и вдруг рванул вперёд, стремительно наращивая скорость.
На тротуаре около большого дерева стояло несколько прохожих. Раскрыв от удивления рты и не обращая внимания на холодный ноябрьский дождь, люди смотрели вверх и упорно отказывались верить своим глазам. Какая-то непонятно откуда взявшаяся сумасшедшая бабочка бурого цвета сделала пару кругов в воздухе,остановилась, как бы прикидывая, в каком направлении двигаться дальше и на совершенно невероятной скорости полетела на юг. Буквально через секунду от неё осталась только почти неразличимая на фоне серого неба точка, а ещё через миг пропала и она, но люди ещё долго стояли около дерева и удивлённо смотрели в грустную свинцовую даль.
МЕНЯ НЕ СЛОМАТЬ
Большие и не очень автобусы, легковые автомобили всевозможных разновидностей, грузовики и прочие транспортные средства, разбрызгивая мутную воду луж на зазевавшихся прохожих, мчатся по улицам. Не очень приятно быть пешеходом в этом городе. Впрочем, не быть пешеходом здесь тоже нелегко. Всем достаётся.
Медленно - контролируя каждый шаг, - я двигаюсь по давно и досконально изученному маршруту. Голые ветви деревьев беспорядочной паутиной вырисовываются на фоне хмурого декабрьского неба - весьма депрессивная картинка, как ни крути. Многоэтажные жилые дома, административные здания, какие-то чудовищные бетонные заборы, сине-оранжевая бензоколонка... Каждый раз на фоне этих декораций у меня возникает одна и таже мысль: "Вам меня не сломать! Вам меня не сломать!!!" Непонятно, кому я пытаюсь адресовать это заклинание, но по видимому оно действует: несмотря ни на что, я пока держусь. Или мне так кажется?
Ежевечерние пивные возлияния помогают ненадолго почувствовать себя... Счастливым? Пожалуй, да! Ваше здоровье! Может быть, я нашёл подходящий способ. Хотя, если уж быть до конца честным, то я предпочёл бы не жрать литрами лагер, эль и прочие пивные разновидности, - куда забавнее и эфективнее старый добрый Jonny Walker или White Horse на худой конец. Коньяк тоже неплох. Ром? Нормально! Водка? Пойдёт, если нет ничего поинтереснее... Но вискарь всё равно лучше. Да, лучше, но пью я пиво. Дёшево и сердито. Как правило, засиживаюсь со своей любимой двухпинтовой кружкой сильно заполночь - так уж получается, - а наутро бреду отяжелевший и отёкший на работу и развлекаю себя постоянным прокручиванием в голове мысли о том, что меня им не сломать. А как меня сломаешь, если я и внешне, и в душе подобен большому винному (в моём случае - пивному) бурдюку? Меня можно помять, можно опустошить, можно облить грязью, но сломать - не стоит и пытаться! Я всё равно приму исходную форму... Ну, или бесформенность, что даже лучше.
Автомобили всех разновидностей по прежнему льют воду из луж на тротуары и на сонных пешеходов. Голые ветви, серое небо, убогие громадины жилых многоэтажек, чудовищные заборы остаются на своих местах, как и всё остальное в этом городе. Я двигаюсь к своей цели - медленно и упрямо, словно бесформенный дредноут. И упрямые птицы, срываясь с мокрых проводов, пикируют к моим карманам, набитым семенами подсолнечника. И невообразимые собаки философски разглядывают пёстрое содержимое раскуроченных урн. И расплывчатые политики сквозят из чёрных лимузинов и телевизионных экранов. И жадные черви ползут глубоко под землёй к трупам моих собратьев. И печальные крысы устраивают митинги в тёплых и сырых подвалах. И тщательно упакованные осьминоги стекают по кирпичным стенам в прохладу придорожных сугробов. Всё правильно - им меня не сломать! Я останавливаюсь на секунду, прикуриваю сигарету, делаю глубокую затяжку, улыбаюсь и иду себе дальше.
ВЗРЫВ
Мозгам теперь ничего не стоило просто взять и взорваться. Уставшие от бесцельного прозябания внутри черепной коробки, они давно уже стремились проявить себя не через прочие органы, а вот так, непосредственно. Конечно, им вполне хватило смекалки, чтобы с той самой минуты, когда их впервые стали посещать подобные идеи, начать накапливать энергию - сначала совсем небольшими порциями. Надо заметить, что удавалось это далеко не всегда легко и непринуждённо, но постепенно, по мере накопления опыта, количество сохраняемой ежедневно энергии стало лавинообразно возрастать.
И вот теперь, как показалось мозгам, настал тот самый день - день, когда никакая сила уже не удержит грядущий взрыв. Осталось лишь напрячься в последний раз, и долгожданная свобода откроет свои тёплые объятья...