- Ничего подобного, - отрезал Вовка, - это исключено.
Слово "исключено" он произнес с непередаваемой интонацией, подчеркивающей железную уверенность в истинности своих убеждений с примесью легкой жалости к тем несчастным, кто, разумеется, по природной глупости, мог сомневаться в его словах.
- А ты попробуй, - невинно предложил Егор.
- Зачем? - Вовка небрежно пожал плечами, - По-моему, и так все ясно.
- Тем более, - настаивал Егор, - просто попробуй. Ты же ничем не рискуешь. Ведь правда, не рискует?
Я оторвался от книги и подтвердил, что, действительно, риска никакого. Вовка задумался. Дело казалось простым и необременительным, но ведь где-то точно был подвох.
За окном ярко светило солнце, легкий ветерок, залетевший в настежь открытое окно, весело игрался с тюлевыми занавесками. Шел тысяча девятьсот восемьдесят шестой год. Да, да, именно так. Где-то звонкоголосый мальчишка пел "если с другом вышел в путь...", дородные румяные доярки рапортовали о рекордных удоях и привесах, бодрые рабочие что-то ударно перевыполняли, солдаты улучшали политическую подготовку, седовласые ветераны рассказывали о былых победах, а пламенная молодежь, раскрыв рот, равнялась на всех вышеперечисленных. А мы, три студента Института Стали и Сплавов, готовились к зачетам в двенадцатиметровой комнате общежития. Точнее, готовились мы с Егором, а Вовка просто лежал на кровати и разглагольствовал о трудностях жизни.
- Ну и как? - поинтересовался Егор.
- Ладно, - Вовка решительно встал и сделал несколько гимнастических упражнений, - я готов, - он энергично потер руки, - ну что, коллеги, приступим.
Я отложил книгу, а Егор довольно улыбнулся. Еще бы, три часа непрерывных ухищрений, имеющих единственной целью сподвигнуть на пари Вовку Гудкова. Какое пари? В принципе это не так уж и важно - на выбор есть добрый десяток, самых разнообразных, от откровенно мошеннических до прямых и честных как дуэльный кодекс. Сегодня в его арсенале была новинка. Испытуемому предлагалось съесть три пряника за сто шагов. И все. Дополнительными условиями являлись требование идти нормальным прогулочным шагом, не замедляя ход и запрет чем бы то ни было запивать пряники. Вроде бы ничего сложного, но Вовка, поглощенный процессом творческого ничегнедалания, не знал, что уже неделю вся общага по вечерам заполнялась пешеходами, сосредоточенно работающими челюстями. И уж точно не знал о том, что рекорд, поставленный студентом четвертого курса Андреем Горкиным с красноречивым прозвищем Гора, составляет два пряника и маленький укус на третьем. Я сам пробовал приблизиться к заветному достижению, но все попытки были тщетными. Ароматные мятные шедевры советской кулинарии, столь удачно сочетающиеся с горячим чаем, всухомятку, да еще на ходу, превращаются в приторно-сладкие комки сухого теста, царапающие горло и отказывающиеся продвигаться в сторону желудка.
Одним словом, результат пари был вполне предсказуем. Посрамленный Вовка, нахохлившись, сидел на кровати, изредка отпуская ядовитые замечания в адрес Егора. А тот в ответ лишь строил планы о том, как распорядится выигранной бутылкой коньяка. Разумеется, процесс получения выигрыша представлялся достаточно туманным, но это лишь подстегивало Егоркино воображение.
И тут меня осенило. Я захлопнул учебник и повернулся к Вовке.
- Отыграться хочешь?
Тот окатил меня холодным взором, но в глазах все-таки загорелась искорка интереса. Отравленное зерно азарта нашло благодатную почву в его душе, скорбеющей о необходимости изыскивать бутылку коньяка. Напомню, что шел тысяча девятьсот восемьдесят шестой год, в стране свирепствовала борьба с пьянством и алкоголизмом, и ценность такой бутылки трудно оценить в современную эпоху всеобщего изобилия.
- Ну что там у тебя? - небрежно спросил Вовка.
Я объяснил. Делов-то всего ничего. Надо пропрыгать весь коридор в одном тапке, и в качестве бонуса получить бутылку коньяка. Вовка задумался. А вот о причине его задумчивости следует остановиться отдельно и более подробно рассказать о нашем славном общежитии. Начнем с названия. "Дом Коммуны", согласитесь, это звучит. Огромное здание было построено в эпоху революционной романтики, когда архитекторы с горящими глазами считали, что народ должен жить одной сплоченной революционной общиной. И для этого народу совершенно не нужно иметь такие излишества как отдельные квартиры со всеми удобствами. Более того, это абсолютно вредно с точки зрения идеологической. Вполне достаточно иметь на семью комнату-клетушку, где можно выспаться, набираясь сил перед трудовым днем, а все остальное в коммуне должно быть общественным. Согласитесь, ведь это глупо готовить самому, когда у тебя в доме работает столовая со вкусной и здоровой пищей. А еще - кинотеатр, библиотека и спортзал. Что еще нужно советскому человеку - пришел с работы, покушал, позанимался спортом, приобщился к культуре - и на боковую. В соответствии с такой концепцией все эти социальные изыски размещались на первом этаже, а в огромном шестиэтажном крыле здания выстроились стройными рядами жилые комнаты. Длина коридора была никак не менее двухсот метров. И именно это расстояние Вовке предстояло пропрыгать на одной ноге. Он соотнес эту самую длину коридора с собственной физической готовностью и решил, что игра стоит свеч. Новоявленный спортсмен вышел из комнаты, размял плечи и направился в сторону первой комнаты, с намерением исполнять свою часть обязательств. И тут я, как бы между прочим, уточнил детали договоренности, которые он, возможно, не понял. Дело в том, что "в одном тапке" означает именно "в одном тапке", то есть без каких-либо других частей одежды. То есть, по сути, он должен был последовать примеру древних греков-олимпийцев, которые бегали, как известно, полностью обнаженными. Вовка снова задумался.
Дело в том, что в течение десяти последних лет наш "Дом Коммуны" был исключительно мужским общежитием, и появление женщин на его территории было событием исключительным. Соответственно, традиции, связанные с повседневной одеждой не отличались особой строгостью. Как-то раз институтское руководство, движимое благородной идеей повышения культурного уровня советского студенчества, пригласило артистов московской филармонии выступить перед обитателями общежития. При этом, мудрое руководство не без оснований предполагало, что особого ажиотажа на выступлении оперных певцов ожидать не стоит. Поэтому концерт был проведен в полном соответствии с тактикой блитц-крига. Не было сделано никаких анонсов, зато в последний момент по этажам лично прошел директор общежития, выкуривая студентов из комнат в концертный зал на, якобы, важное собрание. Этот метод привлечения зрителей, при всей своей эффективности имел один существенный недостаток: публика не успела, а, точнее, даже и не попыталась переодеться в смокинги, а пришла в одежде повседневной. По емкому выражению солиста московской филармонии, сказанному им по окончании концерта, он подумал, что перед ним сидели либо анархисты времен октябрьской революции сразу после налета на обоз с тряпками, либо остатки войск генерала Паулюса, остановившиеся отдохнуть по пути в советский плен.
Одним словом, в таких условиях Вовка мог безо всяких проблем скакать в костюме Адама, не привлекая к себе особого внимания. Однако, два месяца назад ситуация кардинально поменялась - в общежитие вселили девушек первокурсниц. Не берусь комментировать изменения в моральном облике студентов, но изменения в облике внешнем были налицо. И в таких условиях древнегреческий забег смотрелся бы весьма предрассудительно.
Но пари уже было заключено, и перед Вовкой замаячила реальная перспектива увеличить свой долг еще на одну бутылку армянского трехзвездочного. Такой потери он допустить не мог, и поэтому принял решение, достойное настоящего мужчины - прыгать. Вовка сбросил одежду, завернулся, подобно римскому патрицию, в простыню, натянул тапочек на правую ногу и вышел в коридор...
Его добровольные помощники внимательно отслеживали перемещение по этажу лиц женского пола, и как только образовалось свободное пространство, один из них махнул рукой. Вовка величественным движением сбросил простыню и стартовал.
Он мчался со скоростью, достойной олимпийского чемпиона в спринте, он пожирал пространство, он летел как птица, и эфемерная бутылка коньяка становилась все более и более материальной, как вдруг...
У нее были голубые глаза, волнистые каштановые волосы, длинные ресницы, лебединая шея, ямочки на щечках и чистая душа, еще неиспорченная тлетворной атмосферой столичного города. Все попытки познакомиться поближе с этой красавицей разбивались вдребезги о броню ее ледяного равнодушия. Проживало это совершенное существо во второй с краю комнате вместе с двумя девушками, не столь прекрасными, но исповедующими сходные моральные принципы. Они вели тихий, размеренный и поистине образцовый образ жизни. Еще раз напомню - шел тысяча девятьсот восемьдесят шестой год, тогда подобное было возможно.
И вот, наша красавица выходит из комнаты в халатике и тапочках с помпонами, держа в руках кастрюльку с чем-то съестным и видит... А теперь представьте голого мужика, проскакавшего двести метров на одной ноге. Вообще, мужчины ввиду известных физиологических особенностей не очень приспособлены для бега в голом виде. Древним грекам, судя по дошедшим до нас скульптурам и фрескам, было несколько проще - размеры их мужского достоинства значительно уступали среднестатистическим российским. А Вовка - он не среднестатистический. Он - ого-го! И вот этот ого-го, потный, волосатый, безумными глазами несется на невинную девушку. Причем невинность ее не является преувеличением. В те времена комсомолки и активистки имели значительно меньше возможностей познакомиться с мужской анатомией, нежели теперь. Телевидение было высокоморальным, глянцевые журналы отсутствовали, отношения с мальчиками были возвышенными, единственно, что было доступно - это рассказы более опытных подруг и пуританские картинки в учебнике для десятого класса. И вот она впервые в жизни увидела голого мужчину. Да еще ТАКОГО!
Естественно, что содержимое кастрюльки полетело в Вовку, он потерял равновесие, выскользнул из своего тапочка и распластался на полу, не добежав нескольких метров до конца коридора.
Эта интермедия имела конец счастливый. Благодарные зрители, сраженные наповал Вовкиным представлением, скинулись на бутылку коньяка, которая немедленно была уничтожена совместными усилиями. И даже неприступная красавица сделала первый в жизни глоток крепкого алкоголя. Вот так-то.