Журналист Драгомир Свистлицкий, или просто Дорг, не обладал большой физической силой. Он имел несколько женоподобное лицо, большой животик, маленькие ступни и ладошки и бегающие внимательные глазки. Именно последние и являлись действительным спасением, как в центре, так и в спальных районах Города, в одном из которых он проживал. Таким медлительным увальням, как он, всегда грозила возможность быть побитым в темной подворотне. И, кроме чрезвычайной наблюдательности, его, понятное дело, спасала и осторожность: благодарить он сам себя за свое уютное самосохранение должен был бы также потому, что почти никогда не высовывался на улицу позже шести вечера - для Ростова это было самое страшное время: когда заканчивалась первая смена на заводах и начиналась вторая...
Заканчивали работу в это время все рабочие, отпахав традиционно по двенадцать часов подряд (официально, конечно, считалось, что они работают по восемь часов обязательных, а остальные - якобы добровольно, и такова была традиция, что отказаться от этой "добровольности", принятой якобы коллективом, было нельзя). Именно "после шести" рабочие высыпали со всех предприятий Города, в том числе и с огромного аграрбигюзина, комплекса по производству синтетического мяса, увенчанного шпилем с бронзовой статуей быка наверху (в бронзе был увековечен клон-производитель, на генматериале которого теперь получали всё искусственно выращенное мясо Города), и с другого аграрного комплекса - где производились "устойчивые мутагенвиды растительного происхождения", тоже - огромнейшего и нуждавшегося в большом количестве обслуживающих его рабочих. После шести, словом, большая часть работающего населения Города всегда хотела немного поразвлечься после тяжелых и обременительных будней. Кроме того, граждане, содержащие у себя собакокрыс (новой, мутагенной породы - достижения генной инженерии), любили прогуливать своих питомцев, на что круглосуточное разрешение весьма дешево было куплено ими у партии "зеленых", именно в вечерние, но еще не темные часы, а их собачки нередко нападали на прохожих, в том числе и детей - в таких случаях никто и ни за что не нес ответственность, ведь собака есть собака, существо неразумное. А собакокрыса - и вовсе существо злобное и свирепое, но именно за это хозяева и держали их для собственной обороны.
Сейчас же был разгар дня, и Дорг совершенно спокойно и безбоязненно проходил по своей хорошо знакомой улице к станции метро. Разве что озираясь по сторонам - совсем чуть-чуть. Из всего оружия, бытовавшего в Городе, официально было разрешено только ношение баллончиков с распыляющимся и временно парализующим противника веществом - так называемая "Ромашка-4", и то - лишь анкюлотникам и журналистам. Официально Город считался либеральной и демократической структурой, навсегда победившей неравенство и бандитизм. А зачем в таком процветающем городе носить оружие?
Дорг, по прозрачной трубе скотч-фло - вертикальному подъемнику - достиг второго транспортного яруса (как известно, ростовское метро - надземное), и устремился на ленту эскалатора, которая доставит его к вагону скоростного поезда, пущенного над Городом по прозрачной тьюбе. Всегда ходивший, несмотря на жару, в пиджаке, белой рубашке и в галстуке, Дорг лютой ненавистью ненавидел всю эту разношерстную толпу, наподобие той, что красовалась сейчас на ступеньках эскалатора - с афроприческами, с зелеными волосами, в ярких броских одеждах, с диким макияжем, включавшую в себя парней с длинными волосами, в джинсах, с бусами в несколько рядов, девчонок в кроссовках с шипами, с черными длинными ногтями и с прическами в стиле вамп - и прочий сброд, использующий одежду как средство самовыражения в безликом Городе, и едущий сейчас на эскалаторе метро, возносившего теперь Дорга к бесконечным поездам, загнанным в прозрачные тьюбы на втором ярусе городского движения. То ли дело административная одежда - серый анкюлот, строгий и официальный: шорты чуть выше колена и верх с широким вырезом, из лёгкой прочной терморегулируемой ткани, способной реагировать на внешнюю угрозу автоматическим вызовом полиции и снабженный мини-памперсом с хорошим влагоустранением - не отвлекаться же при работе с людьми чиновникам по причине малой или крупной нужды...
Дорг мечтал и сам когда-нибудь сделаться Начальником - хотя бы таким, как их шеф, Корней Пузалов, главный редактор одной из газет с самым высоким рейтингом, называющейся "Новости дня" - и тоже приобрести серый анкюлот для повседневной работы. Не шудрой же быть, в конце концов, а выбиться любой ценой "в люди", стать уважаемым, всегда пребывающим в безбедном существовании, гражданином Города с доступом первого класса (сейчас у Дорга был только второй класс доступа во все учреждения Города - журналистский), чтобы тыкать носом своих подчиненных в их ошибки, грозить увольнением - и злорадно наслаждаться.
Дорг вытер пот, ибо его лоб покрылся испариной. Жара! Постоянная, несносная, отравляющая жизнь жара, превращающая Город в филиал преисподней! Какой идиот прошлых времён повелел глобализировать Ростов, превратив его в крупный мега-центр, поглотивший в себя все мелкие городки в округе, сделав их своими районами? Новочеркасский район, Азовский, Таганрогский, Батайский... Огромный гипермегаполис без зелени, застроенный стенка к стенке - лишь несколько парков и закрытых оранжерей, Парамоновский оазис для самых крутых, сауны, аквапарки и бассейны, расположенные на крышах некоторых зданий - вот и все так называемые "природные уголки" города, попасть в которые можно было лишь за очень большую сумму, снятую с пласткарты...
Понятное дело, что теперь, после Общей Смерти, свершившейся больше века тому назад, гипермегаполис претерпел некоторые изменения. О самой О.С., конечно, не принято было ни говорить, ни писать, ни думать по причине её неполиткорректности и явной неутешительности, подвергающей нервы чувствительных граждан заведомой пытке. Но, тем не менее, все, конечно, о ней знали, ибо не знать того, что теперь твой существующий мир сузился до пределов одного города, было невозможно. Поскольку при этом почти никто в Городе по-прежнему не знал, существует ли что-либо еще в мире, кроме их чудом уцелевшего реликта - "солнечного города, расположенного в прекрасном уголке юга" (по описанию прессы) и осталось ли хоть что-нибудь от некогда огромной страны, да и всего мирового человечества, то не все и не всегда ощущали себя в нем уютно и комфортно. И сейчас районы-окраины были наполовину пусты, а местами заполнены свалками и отходами, а жилые лачуги из ящиков и коробок соседствовали там с высотными полуразрушенными пустующими небоскребами, к которым страшно было приближаться... Некоторые из этих гигантов даже были выворочены из земли, наподобие деревьев, вывороченных с корнями после бури, и валялись на боку. Впрочем, основная масса жителей всё равно даже сейчас жила в коробках - в бесконечных высотках, устремляющихся в небо, особенно по причине того, что единственным строительным предприятием Города был разросшийся Металлопластстрой, давно поглотивший всех конкурентов и занимающийся строительством однотипных высоток с комнатками-купе в девять квадратов с применением "новых нанотехнологий и легких высокопрочных материалов", прокладывающий пластметаэтилленовые трубы и застилающий старые улицы однообразным серым, но очень прочным жустером.
Дорг, доехавший до центра на метро, пущенном в Городе по второму ярусу в прозрачном метро-тьюбе, далее добирался до нужной точки на автоматическом литл-бусе класса "заплати и лети", несколько облегчив свою пласткарту, засунутую на миг в автоматический счетчик по прибытии. Добравшись, наконец, до редакции, преодолевший последние десятки метров пешком, спустившись по эскалатору на граунд-фло - непроезжую, пешеходную, зону первого яруса Города, Дорг, наконец, ввалился внутрь через самораздвигающиеся двери, к себе на работу. Здесь он незамедлительно направился к дверям шефа - главного редактора, и, приоткрыв дверь-купе, спросил:
- Вызывали? Здравствуйте!
Корней Пузалов, седой важный господин в сером анкюлоте, развалясь в редакторском армчеаре рядом с телексом, общался по нему с неким важным лицом Города, по всей видимости, представителем мэрии, одетым в белую тогу. Увидев это, Дорг подобострастно вытянулся.
По-видимому, телекс сработал на контакт внезапно, а не сам Корней набрал абонента: на весь большой экран продолжала транслироваться реклама "сексживита", затем - женского нижнего белья, хотя и с выключенным звуком, а Отец Города вещал что-то важное, связанное с поступлением средств газете, лишь на малом квадратике в правом нижнем углу.
- Да, господин министр! Будет сделано, господин министр! - только и слышалось со стороны Пузалова, мимолетным знаком приказавшего Доргу оставаться здесь, но молчать.
Через некоторое время шеф, наконец, освободился, потом запарил себе свой любимый шопснаб, два в одном, со вкусом персика с беконом ("По-моему, он извращенец, хуже этого только шопснаб со вкусом креветок и мармелада", - подумал Дорг) выпил синтебурду, называемую "кофе", но ничего общего не имеющую с оным напитком, кроме цвета, запихал себе в рот дневную норму бадов и мутагенклимайтиков. И, наконец, снизойдя до Дорга, посмотрел строго в его маленькие бегающие глазки.
- Поезжай сегодня вместе с Зинаидой Исламбековой и освети одно важное мероприятие культуры, - строго сказал Корней, - Будут обсуждаться все заявленные заранее сходки, посвященные юбилею Города нашего, вечнопрекрасного и солнечного, и за круглым столом телевизионной редакции будут поставлены многие важные вопросы, которые необходимо осветить. Ты будешь отражать то, что будет касаться культуры и церкви, а Зинаида - социальные вопросы, долженствующие быть озвученными за круглым столом... А вот и Зиночка! - лицо старого хмыря прояснилось.
Зинка Исламбекова, влетевшая в порыве энтузиазма в кабинет шефа, открывая дверь, потеряла накладной ноготь. Одета она, как всегда, была умопомрачительно и совершенно неузнаваемо. Цвет волос и теней сегодня у Зинки был сиреневый, накладные груди создавали совершенно неженский противовес, а зеленое, предельно короткое, платье полностью показывало ноги, покрытые мерцающим автозагаром совершенно убойного коричневого оттенка, контрастируя с бледным напудренным белой пудрой лицом. Зинка, автоматически наклонившись за своим зеленым ногтем, упавшим на паркет, потеряла равновесие - и у нее слетел с ноги один из босоножков с открытым задником, на самовыдвигающейся автоматической шпильке. И потому вместо "здрасьте" первое, что она произнесла, влетев в кабинет шефа, было:
- Ой, дыть - раскудрить твою телегу через заднее колесо!
Дорг был сторонником русского литературного языка, хотя никакой России после времен Общей Смерти, понятное дело, не существовало, а был только Город, окруженный пустыней и "чертой зонного ограничения" - непроходимой аномалией "невыясненного характера, с иными физическими законами, образовавшейся в период ОС", как выражались седовласые ток-шоуисты из научного поп-собеседования на Мега ТV++, а в народе - именовавшейся просто "Зоной". Зона следовала не сразу за чертой Города, обнесенного кирпичной стеной трехметровой ширины, но за пизанс-территориями, окружавшими Город, на которых население влачило жалкое полуголодное существование, пытаясь заниматься сельским хозяйством на выжженной почве или в грязных болотах.
И, поскольку Дорг был сторонником "самостийности Великой Державы в одном едином стоящем вертикально Городе", как однажды он отрекомендовал сам себя в некоей статье, то он принял величественную позу и сказал, стараясь соблюдать исконно-русский без всякого новояза и пергазетного слэнга ( так именовалось арго газетчиков):
Сказал - и восхитился сам себе: звучало, как музыка!
Зинка, постояв целую минуту (!) с открытым ртом, потом схватила Дорга в охапку и возопила:
- Драгомирушка! Поехали скорее! Нас бус-агитка граундфлошная уже на стрите давно как заждалась! Если парнуха не ввязнет - смостырим зашибейский шок-дисэгри на папире! Народ квестпейпы с гнилым базаром хорошо хавает!
У Дорга уши просто свернулись в трубочку от забойной Зинкиной пергазетной "мовы".
Агит-бус, принадлежавший газете, ехал медленно, зато по земляному ярусу самого центра - граундфлошному, где тусовался молодняк на флайерах - "скоростных аппаратах невысокого надземного планирования", как говорилось в рекламе, и навороченных велосипедах, но был запрещен почти весь транспорт, кроме агит-машин - зона граундфло считалась пешеходной. "Медленно, зато - бесплатно", - подумал Дорг и улыбнулся. Мимо лениво проплывали универшопы, брэнчдогкиоски, витрины магов и шоры найт-клубов. Бус, в отличие от скоростных, второго яруса, самоуправляемых авто-бусов, не имел стекол, и лицо овевала приятная прохлада. Они проехали и Пирамиду, с надписью "Эхнатону - благодарные Ростовчане", и памятник неизвестному Коню, и универшоп "Солнышко" с изображением светила в несколько этажей, и прянично-розовое здание мэрии рядом со Сковородой - самым дешевым кафе в Городе... Затем, прямо сверху заехав на бусе на платформу-эскалатор, стали спускаться в нижний район центра, и по широкому фигурному мосту въехали на автотрассу, проносящуюся над жалкой грязной канавой, оставшейся от полноводной реки, носившей некогда славное имя Дон. Эта канава жутко воняла, но Дорг знал, что дороги не воды и не рыба - еще дороже память и гордость народная... И он, преисполненный патриотического чувства, громко запел:
- По Дону гуляет... Как его там? - казак ...молодой!
У Дорга не было ни голоса, ни слуха, однако петь ему это не мешало. Эта песня была - наша, русская, родная. Не какие-то там распространившиеся нынче среди этих псевдоинтеллектуалов-отщепенцев арфы, волынки, тамтамы... Да и скрипки, рояли, виолончели - тоже не исконное, не наше, а завезенное, заимствованное с Запада! Особенно сейчас от всего этого коробит, когда оно преподносится в стиле возрожденческого нью-эйдж! За державу обидно! В мусорник бы это всё заморское! - Дорг даже прослезился, - другое дело, наше всё, исконное, этой земле присущее! Как их там? Сарафаны, кажется, кокошники - в музее видал, а еще дудочки и гусли-самогуды... Знать бы только, как всё это выглядело! Да, не важно! Восстановим! Самое главное - это сейчас неисконное, западное сюда не пропустить, долой! На корню надо вырывать - а уж потом и наше, родное, восстановим! - и душа Дорга наполнилась крокодиловыми слезами патриотизма.
Наконец-то, они доехали-доползли до величественного здания с колоннами и красивой надписью по его вычурному рельефному верху с колосками и цветочками: "Молодежный культурный центр". Где они с Зинкой вывалились, отослав прочь, назад в редакцию, рекламный бус, и вместе с другими приглашенными прошли в зал с бархатной портьерой и, миновав партер, уселись прямо на сцене за круглый стол, где собрались представители разных организаций и прессы. Ведущая, официальная дама представительно-анкюлотного вида, в соответствующей форме одежды - практически вечном и всегда без единой морщинки на ткани сером анкюлоте, поднявшись из-за стола, овладела микрофоном, поднеся его настолько близко к своим губам, как будто намеревалась его съесть или хотя бы надкусить.
- Итак, мы приглашаем всех, кто бы хотел присоединиться к обсуждению великого мероприятия, которое состоится через полтора месяца, сесть за стол переговоров! Вначале - подниму все заявления, поданные желающими провести свои собственные небольшие мероприятия, посвященные обсуждаемому нами дню. Наш Город, как Вы знаете, наилиберальнейше позволяет любые, только заранее заявленные, шествия и собрания! - и она слащаво улыбнулась.
- Итак, первая заявка - от лиц нетрадиционной ориентации, желающих провести маскарадное шествие-парад под девизом "Гей, славяне". Министр культуры лично приложил печать со своим наивысочайшим одобрением, и потому мы с вами это шествие наимилостиво разрешаем - всех прошу расписаться! - приказным тоном заявила ведущая.
- Следующая заявка - от Коммуны Новых Граждан, разветвленной сети воспитательных заведений нашего Города. Детишки колоннами проследуют по улицам, под бдительным надзором воспитателей и полицейских, что является ежегодным дозволением и потому не обсуждается.
Далее последовали также традиционные заявки, поданные на участие в шествиях различными правительственно учрежденными конторами, одобренными Отцами Города - и потому также не обсуждаемые.
- Ну, и последнее, - со вздохом выдохнула ведущая, - Вы знаете, что наш наилиберальнейший Город рассматривает абсолютно все заявки на любое мероприятие, если только заявка подана в срок. Но мы оставляем за собой право ликвидировать любые заявления и любые другие проявления самонадеянности, а также ликвидировать, вплоть до физического уничтожения, и тех, кто подал подобное прошение, но не зарегистрировал действительность своего формального или не формального объединения, и потому все оставшиеся заявки я отправляю в мусорный контейнер! Вы, здесь присутствующие - все люди благонадежные, и потому я смело заявляю, что нам с вами опасаться бунтов и беспорядков - не к чему! Незаявленные объединения граждан на улицах Города всегда будут наилиберальнейше ликвидироваться, а, для того, чтобы подать заявление, любое общество должно зарегистрироваться. Но, между нами говоря, любое зарегистрированное и обнародовавшее свои явки неправительственное объединение подвергается затем деструкции посредством засыла в него маргинально-рецессивных элементов, якобы поддерживающего это общество характера, проявляющих себя антиобщественно и вызывающе - после чего все члены бывшего общества любого толка вполне правомерно уничтожаются как антиобщественный элемент с применением полиции и отрядов уважаемого профессора Золотусского - так называемыми "серыми". Безопасность прежде всего, и никаких противодействий нашей правительственной, самой наилиберальнейшей из партий, силами экстремистов любого толка, мы обязаны не допустить любыми - повторяю, любыми! - силами и средствами. Это, конечно, не для прессы - это между нами, людьми понимающими, что важнее всего - стабильность. Это я к тому, чтобы здесь присутствующие были предупреждены - и сделали выводы! А материал, годный для опубликования и выдержанный вполне в либерально-демократическом духе, я думаю, вы состряпаете сами - не впервой! - и дама еще раз солнечно улыбнулась, обнажив белоснежные титановые зубы вплоть до их корешков.
Когда она присела за стол, встала следующая дама, гламурная брюнетка в полупрозрачном газовом платье с кружавчатым бельем под ним:
- А теперь - вольная часть нашего обязательного собрания! - лучезарно-возвышенным голосом произнесла она привывающим от наигранного восторга голосом, - Мы потчуем вас, дорогие наши собратья, коктейлями и бутербродами! А в знак нашего дружественного, высоконародного и прекрасноодобренного мероприятия - каждый из вас, конечно же, подпишет Высочайший указ о проведении будущего праздничного мероприятия! Кушайте на здоровье!
Поставив бегло размашистую подпись под даже не читанным им документом, Дорг с удовольствием вцепился в даровые бутерброды. Каждый отгребал, сколько успеет, и потому ажиотаж стоял страшенный - в особенности, вблизи вазы с конфетами, поскольку их было просто нахапать, не замазавшись, к себе в сумку - надо ж было и с семейными поделиться, у кого они есть - или запастись впрок, если простое житейское счастье катит на халяву! К конфетам Дорг почти не успел пробраться - что было нельзя сказать о его коллеге, более проворной Зинке. И потому он пытался завернуть в хлипкие, рвущиеся салфетки хапнутые им со стола бутерброды. Покончив с этим, он схватил со стола свой строго нормированный коктейль, выданный по одной штуке на нос, и с удовольствием втянул прохладную сладкую, слегка охмеляющую жидкость через ярко-розовую коктейль-тьбу. Дорг был доволен быстрым концом мероприятия и даровым угощением.
Освободившись от своего дневного поручения шефа и продумав по ходу движения завтрашнюю статью о тех мероприятиях, посвященных юбилею Города, которые ежегодно тискались им в газету практически без всяких изменений: о необходимости культурно-массовой работы, о русском краснознаменном хоре бабушек-сказительниц, о черносотенном движении "За веру" и олимпиаде для школьников и "Коммуны новых граждан" по русскому языку с названием "Правильно пишу и говорю по-русски", награждение победителей в которой всегда приурочивалось к Дню Города, Дорг, облегченный сознанием исполненного на сегодня рабочего долга и предвкушая свободное проведение остатков рабочего дня по своему усмотрению и довольный нагруженностью своего рабочего портфеля, в котором болталось несколько сытных бутербродов из естественных продуктов, мысленно предназначенных им для вечернего ритуального съедения, решил прошествовать в знакомое ему кафе на Пушкинской, чтобы сытно отобедать.
Было всего лишь около четырех, когда он наведался в "Душистую акацию" - кафе баптистов и черносотенцев, объединившихся между собой перед лицом такого страшного и не почитающего авторитетов, в том числе и признанных на весь Город, явления как "Нью-эйдж вера" любого толка. "Душистая акация" привечалась Отцами Города, как наименьшее зло из всех религий, либерально допускаемых к существованию в лоне Города - зарегистрировавшихся, конечно. И потому кафе спонсировалось и было на дотации, а Дорг, зарегистрировавшийся черносотенцем для верного получения нового материала для газеты, а также являвшийся подсадной проплаченной "уткой" в их рядах, постоянно, раз в день, бесплатно столовался в данном весьма комфортном заведении. Он заказал себе пареную репу, блины со сметаной и замечательный квас - в кафе кормили блюдами исконно-русской традиции национальной кухни.
За столом напротив восседали трое человек в белых рубашках, коротко стриженные и пахнувшие даже на расстоянии парфюмом - явно баптисты, и обросший черной окладистой бородой и длинными волосами маленький человечек с большим православным крестом. Они давно уже отодвинули в сторону блюда с недоеденной едой - и яростно спорили по вопросам трактования библии, бурно жестикулируя руками. Но именно в это время в кафе ворвался явно подосланный человек, облаченный в ярко-малиновую хлопчатобумажную рубаху, полотняные портки, с яркой тесьмой, удерживающий от рассыпания по лбу волосы и в телесного цвета обуви, имитирующей изображение босой ноги. Это был ярко выраженный образец "опростантов" - одного из недавно зарегистрированных неорелигиозных движений.
- Что, чернушные! Пируете? В палатах каменных, сатане царствующему продавшись! - воскликнул опростант, - А я скажу вам: оставьте жен ваших - и ступайте в поле, ибо лишь в природе и пустыне - мудрость!
- Негоже сумляшеся в праведности людей этих, слово Бога чтущих! - не выдержал и вмешался тут Дорг, - И негоже дело до драки доводить! Есть - более либеральный способ урегулирования ваших отношений!
- Какой? - с удивлением воззрились на Дорга братья-протестанты, - По-моему, единственный способ разговора с такими, как он - фейс ему начистить! Не так, разве?
- А вы, братия во христе, на кулачары его гляньте! Он, скорее всего, ушуист йоганутый, боддхисаттвам молившийся! Гнать таких из православного кафе надобно, но он же нас - специально провоцирует! Отметелит нас всех здесь - только начните! - вступил в беседу их православно ортодоксальный оппонент.
- Предлагаю вам всем - и тебе, йог опростившийся, в том числе, организовать совершенно убойный шок-дисэгри с привлечением плей-юниоров молодежного Мега! Мне - материал для газеты, а вам - забава! Каждый из вас - своих болельщиков приведет! Телевизионщики же на такую идею - накинутся бурно, и поспособствуют!
- Братия! Да среди нас - жирналюга! Опять разводить серьёзную беседу достойных мужиков гнилой либеральной водичкой пытаются эти шакалы от прессы! - возопил вдруг бородатый фальцетом.
- А - что! Вы - правы, черноризы! На этот раз - я с вами согласен! - неожиданно поддержал своих идеологических противников дюжий детина из числа крепких опростившихся парней, - долой гнёт либералов!
Последнее, что помнил Дорг - это несущийся навстречу его физиономии оргомный кулак кафешного самосудия - в лице упрямого опрощенца, под улюлюканья черносотенного и баптиста. Удар был всего один - но хорошо поставленный. И после него наступил мрак.
Очнулся бедный журналист где-то во дворе-колодце, внутри которого располагалась детская песочница, несколько лавочек-брёвен из пласторганики, искусственное дерево - персик выгоревшего блеклого цвета и старые качели. Он лежал аккурат под ними - и потому, приподнимаясь, набил себе еще и дополнительную шишку - по центру лба. Сам не зная, каким образом он угодил в либералы - вот незадача-то! - Дорг вылез на четвереньках из-под качелей, поднялся, отряхнул костюмчик - и потихоньку потрусил к подворотне. По пути он достал из кармана влажную салфетку, распечатал её и вытер своё лицо от уже подсыхающей крови.
Выйдя из подворотни на Садовую, Дорг не преминул заглянуть в первую попавшуюся зеркальную витрину с выставленными на ней улыбающимися манекенами в солнцезащитных очках-хамелеонах, постоянно меняющих свой цвет, женского и мужеского пола, одетыми в купальные костюмы и сплошь расписанными татуировками в стиле модного сейчас стиля "ричмэн". Да, наш журналист никогда не был красавчиком, но сейчас... Его нос был совершенно сливового оттенка, а на лбу красовалась свеженькая шишка.
Дорг решил, что ему негоже в таком виде добираться до самого дома, на метро едучи. И потому решил завернуть в расположенный неподалеку отсюда универшоп "Солнышко", чтобы купить стойкую пудру или грим и хотя бы внешне привести лицо в порядок.
Универшоп блестел и сиял переливающимися огнями, живые манекенщицы, наряженные сегодня кошечками и лисичками, бурно зазывали на входе покупателей, предлагая им якобы бесплатные подарки, счет за которые всё равно автоматически снимался с плацкарты на выходе. Перед носом Дорга, проследовавшего на первый этаж здания в отдел косметики, то и дело выскакивала голографическая реклама теней, памперсов и товаров интимной гигиены, но Дорг ни на что не велся, неумолимо шествуя вперед. Приобретя в самом дешевом отделе бытового парфюма крем-пудру цвета "нежный персик" с запахом "очаровательных ароматов весенних нежных цветов", Дорг, нанеся примерно со столовую ложку крема на свои пальцы, "нежно втер легкими движениями" элитный парфюм в свой обезображенный нос. Нос смотрелся как приклеенный - и потому ему пришлось тонировать полностью всё лицо. Цвет его теперь был неестественным - ведь Дорг нанес слишком много крема. Да и ладно! Главное - не было теперь лилово-синюшного оттенка некоторой выступающей части физиономии.
Неожиданно к нему подскочила стильно опарфюмленная и разукрашенная девица в юбке-пачке в молодежном стиле "райская птичка" с искусственным пером павлина в прическе и нежно защебетала, постоянно подпрыгивая:
- Вы - выиграли, выиграли, выиграли!
- Что? Я не понимаю, и - спешу! - намеренно важно просипелявил Дорг, отстраняя со своего прохода девушку.
- Я у Вас не отниму много времени! - залебезила та, - Я только хочу Вам подарить прекрасный фен - наша фирма дарит вам его! Взгляните, какая прекрасная вещь! Мы её Вам дарим лишь потому, что Вы - наш миллионный клиент! - и девица раскрыла перед носом Дорга красную коробочку, надушенную и перевязанную розовой ленточкой, которую она очень проворно развязала. Глаза Дорга загорелись жадностью:
- Ну, что ж! ДАрите - так дарИте!
- Ну..., - замялась девица, - дарим-то мы дарим - но только фен, а за прекраснейшее изобилие насадок на него - вы же нам заплатите! Это же - просто пустяк! - и она назвала довольно-таки катастрофическую для имеющейся с собой пласткарты Дорга сумму, - Это же - вещь так вещь, на всю жизнь её хватит! Будете нас добром потом вспоминать!
- Ну... Ладно, раз - сам фен бесплатно, так уж и быть! Давайте и ваши насадки! - и Дорг полез в карман за пласткартой.
- Нет, Вы меня еще не дослушали! Этот фен мы не отдаем без насадок, а с насадками вместе он входит в подарочный набор, так необходимый для счастливой семейной жизни! Вместе с феном, одним набором, мы предлагаем приобрести также утюг и элекропосуду, а в подарок добавим ещё и краску для волос для вашей жены! - получается вполне выгодное приобретение! - и ловкая продавщица при этом назвала такую сумму, которой на пласткарте Дорга, лежащей в кармане, явно не значилось - она была больше его месячного дохода.
- Нет, у меня нет никакой жены, девушка, и - ни краска для волос, ни посуда мне пока не нужны! И такой суммы на взятой с собой сегодня плацкарте - тоже нет! - сказал Дорг, пытаясь вырваться из цепких объятий, в которые его уже, как тисками, заключила молодая особа.
- О! Тогда - вместо краски наша фирма может добавить пылесос - и всего за полцены, а я зато Вас провожу - до самого дома, где мы с Вами... Приятно проведем время за оформлением вашего кредита, - настаивала бойкая незнакомка, прильнув к Доргу грудью, - И все Ваши покупки обойдутся Вам всего ничего - сегодня у нас самые большие скидки за месяц!
Посмотрев на пышную грудь, прислоненную впритирку к его галстуку, Дорг мгновенно покраснел и пролепетал, что у него нет сейчас такой наличности - и в ближайшее время не будет, а кредит - это кабала, на которую он никогда не пойдет.
- Ну, а может, у кого из Ваших друзей есть в наличии такая сумма? - настаивала девушка, - Мы с Вами могли бы поехать к ним - и занять! Это же - так просто и решаемо! - и она кокетливо улыбнулась.
Дорг, красный и потный, наконец-таки доведенный до крайности, отпихнул, оторвав от себя, эту даму, и, хватаясь за голову, устремился прочь.
- Голубой! - прошипело резко обозленное нечто ему вслед.
Выйдя из универшопа, наш герой, мрачный и подавленный, налетев с разбегу на пластиковую пальму при входе и ударившись об нее своей шишкой на лбу, устремился к метро. Было уже время, близкое к шести - давненько он не задерживался до таких пор в центре Города. Но, если повезет с транспортом - то, быть может, всё ещё и обойдется... Доргу не хотелось думать о том, что будет, если он на улице задержится надолго.
Возле входа в метро его, как нарочно, облепили нищие, буквально вымогая плацкарты, и Дорг прорывался сквозь их строй, судорожно высвобождаясь.
К себе в район, спустившись из тьюба вниз по эскалатору, он попал в уже начинавшихся сумерках. Ближайший выход метро был блокирован - тот район зачем-то оцепили, и никого не выпускали на нужной ему станции. Поэтому он вышел, проехав дальше, чем нужно.
Еще издали он заметил приближавшуюся сюда кучку незжей - "граждан, не зарегистрировавших жительство" - и потому проворно шмыгнул в ближайший к метро брэнчдогкиоск - маленькую закусочную для людей и собак. Переждав там, когда мимо пройдут незжи и купив себе холодный супер-сниперс, Дорг вывалился на улицу и устремился к своему дому. Он решил срезать дорогу - пройти по территории небольшого парка с декоративной ядовито-зеленой искусственной травой, сусальными искусственными березками, маленькими лавочками-пеньками из пласторганики и большими волнистыми металлопластовыми голубыми скамейками по краям газона. Он пересекал этот злополучный парк наискосок, по диагонали, когда вдруг с двух его сторон одновременно показались люди - все до одного молодые, подтянутые, с маленькими усиками, и одетые абсолютно одинаково: в белые рубашки с черными галстуками-бабочками и черные строгие классические брюки. С каждой из сторон их было не менее двадцати. Испуганный и не понявший ситуации Дорг быстро юркнул за одну из скамеек и затаился. Приблизившись друг к другу, оба отряда этих людей без всякого предупреждения начали классическую драку - бой без правил. Они таскали друг друга мордой по пластасфальту, били спиной об искусственные березки, перемещались ловкими прыжками и наносили мощные удары друг другу - в общем, бой был славный. И через минут пятнадцать драки ногами у ближайших к Доргу соперников порвались брюки, а неподалеку уже валялся непонятно откуда прилетевший галстук-бабочка. Похоже, что некоторые из соперников владели приемами айкидо, поскольку применяли болевые захваты, заломы и перекаты, но другие дрались исключительно ногами, как таэквондисты, а третьи - наносили крепкие удары кулаками. Казалось, темп драки всё ускорялся, но покалеченные и покинувшие поле боя стали появляться не сразу. Но, в конце концов, одна из партий победила - и те, кто остался на ногах, не стали оказывать помощь ни своим, ни чужим, а столпились тесным кружком посередине парка, и что-то тихо обсуждали между собой. И вдруг, именно теперь, один из них заметил спрятавшегося за лавочкой Дорга...
- Смотри, братва! Соглядатай! - сказал он остальным - и они начали медленно приближаться. Дорг, глядя на них снизу вверх, заныл жалобно:
- Пощадите! Я здесь совершенно случайно! Я просто мимо шел!
- Давай, обыщем его! Вдруг он что заснял! Фотоаппарат, если есть, надо грохнуть! - предложил один из парней, с разорванной на груди рубашкой.
Другой детина подошел к Доргу, нагнулся, и, схватив его за шкирку, выволок на центр аллейки, как проштрафившегося котенка. Обшарив его карманы, он воскликнул громко:
- Гляди ты! Ксива! - и, открыв документ, прочитал: "Пропуск второй категории... Да он - журналист, собака! Либерал поганый - они там все либералы, геи и продажные шкуры!
- Ах он, гад! Небось, в газетенку свою паршивую материал готовил! Бей его, парни! - взвизгнул один из очухавшихся только что, поднявшийся неподалеку с газона парень с совершенно заплывшим глазом.
- Граждане, за что! - только и успел простонать бедный Дорг, - И не либерал я вовсе, я - русский националист!
Били же его молча, долго и со вкусом. Лежащего, ногами в живот, в ребра, по филейным частям... Лишь голову Дорг прикрывал обеими руками. Когда же им надоела эта забава, они внезапно и одновременно растворились в наступившей уже темноте.
Только тогда бедный Дорг поплелся домой, кляня себя за то, что сильно подзадержался сегодня в центре, постанывая от боли.
Придя домой, он, даже не разуваясь, вошел в маленькую комнатку, имевшую форму гроба, зашорил металлопластовыми шорами с красивеньким пейзажиком на них единственное окно и пультанул телекс, падая в армчеар. Неужели, всё же дома? Уф!
А на экране телекса, под бодренькую мелодию, ведущая с приклеенной белоснежной улыбкой весело щебетала о полной ликвидации преступности в Городе, о том, что "мы улучшаем нашу жизнь каждый день и час - и только так и может быть в нашем замечательном и либеральном Городе Солнца, в котором не счастлив только ленивый". Дорг расслабился и начал успокаиваться.
- А также сообщаем вам, наши дорогие зрители, что с первого числа никакие тарифы и квартплаты не повысятся, о чем сообщил нам сам мэр Города, который сегодня лично поприветствовал наш замечательный канал Мега ТV++, и пожелал нам и дальнейшего правдивого и либерального освещения происходящих событий и счастливого и приятного отдыха нашим слушателям!
Но Дорг уже ничего не слышал - он сонно посапывал. А на коленях у него уютно устроилась маленькая бумажка, только что извлеченная им из ящичка около двери с совершенно сумасшедшим новым счетом на коммунальные услуги на следующий месяц.