Аннотация: Боец спецподразделения подросток Ривкат внезапно попадает во времена... Великой Отечественной Войны! И помнит, что на этот раз его Задание - уничтожить немецкое подразделение, ведущее атаку на обороняемые нашими солдатами позиции.
"За Родину!.."
(Глава из романа "Спецподразделение 21/17".)
...прихожу в себя я в траншее, на мне униформа! Такая, как была у бойцов Красной Армии в сорок первом году. Сапоги, штаны, гимнастёрка. И даже на голове пилотка... А в руках - винтовка Мосина. С оптическим прицелом. И слышу я звуки выстрелов, в затылок светит яркое и жаркое солнце, и тяжёлые, едкие запахи так и бьют в ноздри! Пахнет и порохом, и свежеразрытой землёй. И...
Кровью. Уж этот-то запах ни с каким другим не спутаешь.
Оцениваю быстрым взглядом ситуацию в целом. И позицию. Она, в-принципе, неплохая. Реально господствующая над полем боя. Окоп-траншея "наша" тянется, извиваясь положенным по правилам сооружения фортификационных сооружений законам, зигзагом, по склону невысокого холма, недалеко от его вершины. С наружной стороны насыпь - широкая и плоская: бруствер. С фронта, со стороны равнины, покрытой полями, сейчас, правда, пустыми и голыми, наступают, двигаясь грамотно, перебежками, несколько десятков парней в болотно-зелёной форме. Вот они-то и стреляют. Очередями. Не особо целясь, а пользуясь преимуществом в огневой мощи: у них в руках автоматы. Пули так и свистят вокруг, и над моей головой, иногда выбивая фонтанчики земли из бруствера. И все эти наступающие гады - в касках очень характерной формы: трудно не узнать самых обычных, "классических", фашистов.
Рядом со мной в траншее, с обеих сторон, лежат, в одежде сплошь покрытой кровавыми пятнами, с десяток уже наших: мертвы, не шевелятся. В некоторых местах, как я вижу, в траншею явно попадали снаряды артиллерии: в таких местах есть и воронки, и бока траншеи разворочены... И дрожь пробирает от того, что вижу я там и неприбранные человеческие останки, куски и части тел! Вот уж "мясорубка", так мясорубка! В буквальном смысле. Жуткое зрелище. Однако мне паниковать и выказывать особую брезгливость противопоказано. Да и некогда. Нужно работать. Потому что - на войне как на войне.
Сдерживаю позывы к рвоте, заставляю себя отвернуться от трупов. Задача мне поставлена чёткая и конкретная. Вот и нужно выполнять. Враг наступает, а у меня в руках - винтовка! Значит, нужно заставить сердце перестать стучать, как у загнанного кролика, а пальцы - перестать дрожать. Начинаю дышать. Так, как нужно для концентрации.
Тут слышу хриплый голос, направленный от центра нашего окопа в мою сторону:
- Москалёв! Москалёв же, твою ...! Видишь офицера? Сними его!
Быстро соображаю, что раз у меня - с оптическим, и я, стало быть, снайпер - относится приказ ко мне. И надо обозначить, что я жив, и приказ понял. Отвечаю:
- Есть, снять офицера!
Вот и настало время показать навыки. И работы в команде, и владения оружием.
Осматриваю винтовку. Простая, надёжная конструкция. Младенец разберётся. Но поскольку привык я к СВД, то есть - "классической" снайперской Драгунова, отличия всё-таки имеются. И не в пользу Мосинской трёхлинейки.
Ладно, тянуть смысла нет. Вытряхиваю из подсумка, лежащего тут же, на бруствер окопа рядом со мной, всё, что там есть. А немного. Пять обойм по пять патронов. Промасленная тряпка. Отвёртка. Коробок спичек. Бутылочка со смазочным маслом. Записная книжка. Книжка вдруг некстати открывается, из неё вываливается чёрно-белая фотография. Почти не выгоревшая и не затёртая - недавняя, значит. Фотография...
Миловидной женщины лет двадцати, и крохотного карапуза с пухлыми щеками и удивлённым взглядом у неё на руках - нет, это девочка, потому что в платьице. А лицо у женщины сосредоточенное и серьёзное - похоже, не до улыбок ей было в момент съёмки... Вот она, моя "семья". За них, за Родину, за...
За Сталина? Чушь. Это только в пропагандистских фильмах так кричали. Артисты. А на самом деле, в жизни, все просто матерились. И орали "Ура!" Когда дыхания хватало.
Вставляю новый магазин. Передёрнуть затвор. Надёжно пристроить винтовку на бруствере. Чтоб был упор. Теперь - выдохнуть. Прицелиться.
А с этим - проблемы. Потому, что хитро...опые немцы стали сейчас, к моменту нашего боя, учёные. И не одевают офицеров в офицерское, отличающееся высококачественным сукном и шитьём. И погоны не вешают. Знают, что снайперы у нас - будь здоров!
Но от моего намётанного глаза эта примитивная "маскировка" не спасёт.
Сразу вычисляю по характерно наглой роже, приказным жестам, и злобным окрикам, кто командует наступающими пехотинцами. Да и идёт он почти по центру, держась чуть позади... Ну, получи, голубчик!
Едва поражённый в центр груди сволочь падает, издав слышимый даже за сто шагов стон-всхлип, в дело вступает наш пулемёт: косит подчистую всех остальных балбесов, застывших, и на какие-то мгновения растерявшихся от зрелища убитого командира. Падают наземь, стараясь откатиться вбок и назад, все эти пехотинцы. Потому что пулемётчик наш на высоте: косит, словно косарь - траву... Даже залёгших!
Остатки выживших гансов очень быстро всё соображают, и отступают - то есть, проще говоря - пригибаясь, бегут, и буквально падают в свою траншею, оказавшуюся всего в пятидесяти шагах от того места, где мы их столь удачно затормозили. Убежать удалось примерно двадцати гаврикам из где-то пятидесяти. Плохо. Потому что вот чует моя задница, что сейчас начнётся. И точно.
- Москалёв, Ивушкин! Укрыться! Миномёты!
Я и сам вижу, что по ту сторону немецкой траншеи, в вырытых отдельно окопах-укрытиях, возятся шустрые и деловые миномётчики, устанавливая полевые, то есть - небольшие и короткоствольные, миномёты. Отсюда выглядящие как отрезки труб на крышках от канализационных люков. Что не делает их менее опасными. Мина калибром сорок пять миллиметров убивает, насколько помню, "гарантированно", в радиусе пяти метров.
Ах, вы так со мной!.. Лезу в прицельную планку, устанавливаю на триста метров.
Выцеливаю долго. "Мой" миномётчик, отброшенный силой удара пули, попавшей в грудь, падает навзничь. Второй злобно смотрит в мою сторону - отлично вижу его гримасу в оптический. Но поскольку мне нужно перезарядить, он успевает нырнуть вниз: за невысокий бруствер окопа. Тут мины начинают сыпаться вокруг: миномётов при этом подразделении целых десять! Сгребаю все вещички, что вывалил из подсумка, и - бегом в дальний конец траншеи, почти на четвереньках, чтоб неприятель этого не увидел.
Конец траншеи оказывается всего в двадцати шагах, и кончается она тоже чем-то вроде блиндажа, в один накат. Проползать мимо растерзанных будто чудовищной собакой, трупов, с развороченными животами и оторванными руками-ногами, стараясь не задевать их - жутко! Нет, не жутко - а чудовищно жутко! Ну вот не хочет мозг верить в то, что это - взаправду!..
Диким напряжением воли удерживаю позывы к рвоте - сейчас не до этого, а нужно успеть залезть в укрытие!!!
Вот и падаю на пузо, поскользнувшись на мерзкой луже - из крови, но по инерции всё равно въезжая головой вперёд в это самое укрытие.
И вовремя! Прямо за спиной как ухнет, как бахнет! По голове словно осёл лягнул! В ушах чудовищно звенит, жутко больно - то ли выбило мне барабанные, то ли - контузия! Меня буквально приподнимает на мягких руках, и вбрасывает вглубь землянки!
Чёрт возьми. Моргаю, трясу головой. Разеваю несколько раз рот - не сразу, но помогает. И вот вокруг и проясняется - зрение по-крайней мере снова при мне...
О Господи!.. (Прости, что помянул всуе...) Сразу становится не до собственных "ощущений". Потому что в землянке с десяток трупов. Наших. И у всех такие жуткие раны... И такое выражение на лицах... Кто сам не видел такого - всё равно не поймёт.
Похоже, блиндаж использовали как склад. Для убитых. Или раненных. Пока было кому их сюда стаскивать. И перевязывать. Отворачиваюсь, скрежещу зубами. Ах, вы ж сволочи фашистские. Легко воевать, когда у тебя и гранаты, и мины, и артиллерия, и автоматы. И танки. А у противника - только винтовки, "патриотизм", да русский мат...
Обстрел минами продолжается пять минут.
Но вот и более-менее пришёл в себя. Продышался немного. Могу встать, и идти. А, вернее - передвигаться. На четвереньках. Что и делаю.
На своей старой позиции разместиться не удалось. Там вся траншея так разворочена, что укрываться невозможно. Сволочи. Метко целились. Профессионалы. Бегу дальше, обнаруживаю более-менее подходящее место: траншея и бруствер целы. Относительно.
Снова вываливаю слева от себя обоймы, трясу головой - так и гудит, зар-раза, всё это время, как казан. Смотрю в оптический, моргаю, щурюсь. Заставляю взгляд сфокусироваться, и цветные круги перестать "плыть" и вибрировать по краям поля зрения. Понял я уже, что получил ещё и сотрясение мозга. И если в ближайшие полчаса не вкатят мне "горячий" укол, то - просто отключусь. Сознание уедет!
Значит, нужно успеть поубивать их всех до этого момента...
Идут, гады. И даже не бегут уже, а спокойно так движутся, пешком. Словно на прогулке. Видать, уверены. Что миномётчики справились с задачей. И сопротивляться уже некому.
А погодите. Сейчас я вам...
Вынимаю ту обойму, из которой использовал два патрона, кладу в карман. Вставляю целую - с пятью. Стреляю я быстро. Вот и проверим. Насколько быстро.
Удивляюсь своим мыслям: нет даже ни малейших колебаний, или сомнений, типа, что передо мной живые люди. И у каждого - тоже, типа, семья, дом. Работа.
Ваша работа сейчас, твари профессиональные, когда вы нагло впёрлись на нашу землю, одураченные Геббельсовской пропагандой - убить нас, нас всех. Мужиков. А женщин наших - вывезти к себе. В качестве бесплатных рабынь. И игрушек для удовлетворения вашей кобелиной похоти!
И заселить нашу освободившуюся землю своими ...раными колонистами!
Так не бывать же этому! Плевать на гул в голове, и круги перед глазами!
Устанавливаю прицельную планку на сто метров...
На выстрел уходит меньше секунды, поэтому когда пять скалящихся, ковыряющих в зубах травинами, и переговаривающихся между собой бугаёв падают, так и не успев ничего понять, мордами вниз, в пыль, для остальных это настоящий шок! Они на мгновение ошарашено замирают. Но затем снова кидаются наземь. Но двигаются теперь уже вперёд!
Хотя, конечно, не как на параде, и не перебежками, а ползком - по пластунски.
Видать, начальство приказало добить оставшихся в живых русских, и захватить упрямо сопротивляющуюся высоту - любой ценой! Иначе - трибунал!
Ну-ну.
Пока они ползут, время у меня есть. Хватаю винтовку, обоймы, так же, на четвереньках, двигаюсь к тому месту, откуда слышал команды.
Чёрт. Убит тот, кто раздавал их.
Вижу я лежащего на спине молоденького худого младшего лейтенанта, в форме явно не по размеру, и во лбу у него огромная кровавая дыра - неровная, значит, осколок от мины. Поражают меня его устремлённые в Вечность и широко открытые голубые глаза. И такая в них ненависть... Уважаю. Но глаза бедолаге прикрыл - сил нет смотреть в них.
Ползу дальше по нашей траншее. Проклятье!
Нет больше ни пулемётчика, ни пулемёта! На их месте большая воронка, и вокруг снова - куски и части. Тела и пулемёта. Бедняга Ивушкин - не мог даже его головы найти. А от старинного "Максима" остался только искорёженный тубус ствола...
Вот я и остался один. Да ещё и контуженный.
Высовываюсь из-за бруствера. Ползут, гады. Не встают - уважают. Боятся.
Но до них уже не больше шестидесяти-семидесяти шагов.
Перезаряжаю. Стреляю теперь, переставив прицельную планку на минимум - на пятьдесят метров. И их дохленькие каски моим пулям - не препятствие! Пуля у Мосинской - мощная. Да ещё на таком расстоянии...
Обойма. Ещё пятеро "ползунов" замирают на месте. Оставшиеся десять вскакивают во весь рост, и бегут ко мне, вихляясь, словно зайцы, и на полной скорости - видать, поняли, (Ну, или кто-то приказал - я всё равно ничего не слышу!) что я остался один!
Вскакиваю - так целиться удобней. Стреляю теперь стоя, и приложив винтовку к плечу. В четверых попал, в одного промазал. Зацепило и меня: чувствую ожог, как будто от раскалённого гвоздя, меня отбрасывает назад, и левая рука вдруг падает вдоль тела бессильной плетью... Ощущаю, как по плечу расползается горячее и мокрое пятно: моя кровь!
Прячусь за бруствер, заставляю онемевшую руку снова двигаться: перезарядить!
Последняя обойма. Гадов - шесть.
А, да! У меня же ещё в кармане - три патрона!..
Снова вскакиваю на ноги, когда фрицы подбегают уже на десять шагов.
С такого расстояния не промахнёшься!
А сволочи настолько были уверены, что убили меня, что даже не позаботились перезарядить свои с...аные "шмайссеры". (Хотя отлично знаю я, что эти автоматы называются на самом деле МП - 40...) И вот лицом к лицу со мной остаётся один. Но крупный и наглый. Видит, что я - мелкий, и сейчас безоружный, и нарочито неторопливо направляется ко мне. Демонстративно неторопливо и небрежно закинув за спину свой автомат. И вынув здоровенный нож. Которым играет так, чтоб зайчик бил мне в глаз.
Рукопашная?
Не-ет, без одной-то руки, да ещё контуженный, я сейчас немного навоюю. Даже со всеми моими навыками. И мне - не до игры в "благородство". Мне нужно...
Просто закончить работу. И завершить задание.
То есть - убить всех!
Достаю, ухмыляясь, (А, скорее, как наверняка кажется ему, скалясь, как загнанная в угол крыса!) неполную обойму из кармана. Вставляю, передёргиваю затвор правой - она функционирует пока исправно (Тьфу-тьфу!).
Вижу, как выражение лица у гада меняется, но он не сдаётся: первым кидает в меня свой чёртов нож!
Уворачиваюсь с трудом, (Тело плохо и медленно откликается на команды!) но уверенно: профи же!.. На тренировках я и от стрелы из лука уворачивался. А на "миссиях" - и от болас, и от стрел, и от томагавков, и от копий... Правда, не контуженный.
А поскольку злобно щерящийся гад уже в пяти шагах, мне не до шуток: стреляю прямо ему в центр груди! Не сделав ни единого движения, он падает навзничь.
Немец не уворачивался. И на лице врага ни капли страха или сожаления: только звериная злость, и гнев. Оттого, что кто-то оказался искусней его.
В работе.
То есть - в ежедневном систематическом убийстве себе подобных...
И, похоже, ему такая работа нравилась. Хотя я где-то слышал, что кадровые военные, то есть - не СС, а простые, армейские, солдаты и офицеры, Гитлера не жаловали. Однако воевать "на всю катушку" это им не мешало.
"Профессиональные" же "Кшатрии", мать их!..
С другой стороны - чем я-то лучше?..
Тем, что в этой "миссии" воевал за "правое дело"?.. Или...
Или всё это так специально организовано, чтоб я помимо обучения боевым навыкам, ещё и усваивал основные "моральные ценности"?!.. И уважал павших за Родину?
Не успеваю предаться сомнениям как следует. Потому что гул в голове вдруг усиливается, круги перед глазами застилают всё поле зрения, а ноги подкашиваются...
И вот уже к моим глазам несётся поверхность кровавой лужи на дне окопа!..