Аннотация: Второй из цикла "Приключения Пирогова и Капустина"
Грузный, с большим тяжелым носом и карими глазами, учитель физики Аванес Михайлович, неторопливо прохаживался по потолку школьного класса, проверяя новые гравитационные ботинки. Изредка он нависал над кем-то из учеников, любопытствуя, как тот решает контрольную за учебную четверть. Ботинки были собственным изобретением физика, и далеко не самым сложным. Чего только не изобрел он за свою недолгую - всего-то семьдесят стукнуло, едва порог зрелости перевалил - но весьма успешную школьную жизнь. Да вот взять хотя бы Симулятор присутствия, позволявший переноситься в пространстве и времени без использования дорогостоящих и уже устаревших порталов телепортации и темпоральных машин. Это же открытие века! Довести бы до ума, запатентовать, а там глядишь и до промышленного внедрения недалеко... Замечтавшись, Аванес Михайлович не заметил, как остановился над последней партою, где обычно сидели те, за кем глаз да глаз нужен. И ведь не зря остановился! Истинное учительское чутье не промечтаешь...
- Пирогов! - грозный рык физика обрушился ученика в прямом, переносном и во всех прочих смыслах.
- А? - дернулся тот.
Но было поздно, слишком поздно....
- Шпору мне на стол! - приказал Аванес Михалыч, свисая с потолка прямо над головой Гоши Пирогова. - А сам - вон из класса.
Долговязый Гоша уныло поднялся из-за электронной парты, выключил невидимость виртуальной шпаргалки и сутулым вопросом побрел к учительскому столу.
- И пусть отец зайдет в понедельник в школу! - догнал его раскатистый бас физика.
- Он не сможет, - машинально ответил Гоша. - Он того-этого...в Африке, на конгрессе египтоолухов.
И тут же покраснел до корней своих длинных рыжих волос: громкий смех одноклассников взорвал тишину, и она разлетелась веселыми осколками по всему классу. Даже физик и тот не удержался от улыбки.
- На конгрессе кого? - переспросил он.
- Мама так шутит...того-этого... - насупился Гоша. - Но её тоже в городе нет. И раньше следующей пятницы не будет, она в Индии слонов лечит.
- Тогда пусть Петрович зайдет, - заявил Аванес Михалыч, и Гоша Пирогов окончательно сник.
Петрович был их домашним роботом - настоящим, металлическим, как из древних фантастических книг. Андроидные, то есть похожие внешне на человека, были запрещены в самом начале эпохи интеллектуальной робототехники. Оно и правильно. Машина есть машина, человек есть человек. Не стоит смешивать их друг с другом. Беда в том, что Петрович был роботом старой закалки, и ежели что мог запросто отшлепать по мягкому месту. И неважно, что тебе уже почти четырнадцать, и ты взрослый самостоятельный человек. Петрович - он такой, у него не забалуешь.... Отец и тот его побаивается.
Беда, как известно, не гуляет одна. Она любит шумные компании таких же задиристых и несносных особ. Не успеешь обидеться на нее за одну каверзу, как тут же случается вторая. Вот и с Гошей Пироговым так вышло. Только прикрыл за собой дверь класса, как из соседнего кабинета показалась Нина Ивановна.
- Пирогов! - окликнула она мальчишку. - Ты почему мне план своего выступления не сдал?
- Какого ещё выступления? - удивился Гоша.
- Пирогов! - возмутилась Нина Ивановна. - У тебя завтра доклад по истории живописи! На районной школьной конференции. Будут представители районо, будут юные художники из школы изобразительных искусств, будет сетевая пресса! Ты хочешь меня под монастырь подвести?
Гоша отрицательно помотал головой. Ему совсем не хотелось, чтобы Нину Ивановну нашли под фундаментом старого каменного монастыря. И почему этот доклад из головы вылетел? И когда его готовить, скажите, пожалуйста? За один вечер? Нереально!
- Нина Ивановна! - простонал Гоша. - Я до завтра не успею!
- Если постараешься, Пирогов, обязательно успеешь! - отрезала учительница. - Иначе я тебе за четверть двойку поставлю, понял?
И, заглянув в висевшее в холе зеркало, Нина Ивановна торопливо направилась к выходу из школы. Легкие школьные тапочки её стремительно обрастали кожей, превращаясь в изящные туфли на высоком каблуке, кофточка пошла пятнами, подстраиваясь под модный в этом сезоне тигрово-леопардный оттенок, а нанопарикмахеры из заколки в волосах торопливо сооружали вечернюю прическу. Пятница как никак.... День дружеских встреч и свиданий.
- Доклад по живописи? - удивился Гарик Капустин, закадычный Гошин друг из параллельного восьмого "в". - До завтра? Да плюнь, все равно не успеешь...
- Я бы того-этого...плюнул, - понуро идя рядом с товарищем, заверил Гоша. - Подумаешь, двойка! А отец не-е-е.... Он на пару в четверти никогда не плюнет. И Петровича я боюсь. У него, когда... того-этого... винтики за болтики заходят, он сразу тираном становится. Он же старше деда, этот Петрович! Отец на прошлой неделе заскочил на машине времени в четырнадцатый век эля попить, так Петрович такой шурум-бурум в доме поднял! А меня за двойку вообще убьет.
- Хватит ныть! - оборвал друга Капустин. - Из любой ситуации есть выход, думать надо!
Гоша тяжело вздохнул:
- Вот я и думаю... точно убьет Петрович.
Они шли через городской осенний парк, внимательно смотря под ноги и стараясь не наступить на крошечных искусственных муравьев, оттаскивающих с дорожек большие красные листья. На газонах между деревьями "муравьи" строили из листьев огромные фигуры доисторических саблезубых тигров, пещерных медведей и динозавров - к готовящемуся фестивалю под названием "Сквер Пермского периода". Были в парке и настоящие муравейники, безо всяких нанотехнологий, где жили так называемые городские мураши, особый подвид, научившийся телепортировать у своих электронных братьев нужные для строительства материалы. Стоило Гарику подумать об этом, как идея родилась сама собой.
- Разворот на триста шестьдесят градусов! - заявил он. - Бьём челом Аванесу, падаем ему в ноги и валяемся в них до победы жалости над разумом. Просим симулятор.
- Зачем нам симулятор? - удивился Гоша.
- Деревня! - весело сообщил Гарик. - Подключаемся в картинной галерее к залу двадцатого века, и за пару часов ты больше академика знать будешь! Надо только убедить Аванеса, что мы для изучения физики берем - это раз. И в галерее, что мы по заданию из школы - два. И вообще, классно же! Никто ещё симулятор присутствия не использовал для того, чтобы попасть в выдуманный, а не реальный мир!
Переход был столь резким, что юным путешественникам невольно пришлось зажмуриться. А когда они открыли глаза, то обнаружили, что находятся в весьма странном мире. В мире, где нельзя сосредоточиться ни на одной детали: она сразу же распадается на множество маленьких точек разного цвета. Только издалека, с нескольких шагов можно было разглядеть, что оказались они в большой комнате со старинными шторами и красными стенами. За овальным столом пили чай пожилой господин с длинными седыми бакенбардами и женщина в темной одежде. Ещё была немолодая служанка, застывшая рядом с женщиной. В руках она держала нечто белое, но что именно - понять было невозможно. Больше всего Гошу поразило, что у этих людей совсем не было глаз. Так, легкие мазки, намек на органы человеческого зрения.
- Qui ici? - спросил мужчина, поворачивая голову на незнакомый звук.
Он действительно не видел, этот таинственный господин, сотканный из несмешиваемых между собой точек чистого цвета. Одна точка - один цвет.
- Кто здесь? - пришел чуть запоздалый перевод Симулятора.
- А вы кто? - невежливо, вопросом на вопрос, ответил Гарик, и Симулятор тут же преобразовал его ответ на французский язык.
- Мы - пленники пуантилизма, - ответила за господина женщина. - В 1886 году нас заманил сюда художник Поль Синьяк. Помню, это было чудесное утро, мы сидели за столом и пили чай, собираясь выехать на Елисейские поля, когда пришел Поль и попросил нас позировать для его новой картины. Он писал её два года! Два года его обаятельного плена, мягкой паутины слов, из которой невозможно выбраться, а потом...
- Тиффани! - оборвал её пожилой господин. - Хватит уже этих слезных романтических баллад! Мы оказались в дураках, и вот итог. И если молодые, судя по их голосам, люди соизволят оказать нам небольшую услугу, мы будем им весьма благодарны.
Безглазое лицо хозяина комнаты повернулось к Гоше и Гарику, но едва мальчишки шагнули вперед, как оно тут же потеряло резкость, распавшись на сотни маленьких точек.
- Пожалуйста! - попросила женщина. - Мы будем молиться за своих спасителей каждый день!
- Надо выручать...того-этого.... - прошептал Гоша. - Нехорошо над людьми так издеваться. Эх, встретил бы я этого Синяка, я бы ему нос расквасил!
- Синьяка, - поправил его Капустин, отступая к Симулятору и меняя в настройках число переносимых личностей. - Сейчас, сейчас.... Должно получиться.
И у них действительно получилось!
Да ещё как.... В это же самое время, когда школьные приятели выручали героев картины Поля Синьяка "Завтрак", в реальном мире, в самой художественной галерее, у полотна остановилась небольшая экскурсия оленеводов из Якутии. Вел её... Петрович. Тот самый робот старой закалки...то есть модели, что жил в квартире семьи Пироговых. Раз в неделю он подрабатывал экскурсоводом - так, для души, а также потому, что считал: папа-археолог зарабатывает категорически мало денег, чтобы содержать жену и робота.
- Если так пойдет и дальше, - ворчал Петрович, оставаясь наедине сам с собой и думая, что его никто не слышит, - папе мальчика придется отказаться от жены, а это не хорошо. Не по-человечески. Надо помочь.
Остановившись у картины, робот принялся пересказывать оленеводам биографию французского художника, как вдруг прямо у них на виду с полотна исчезли все люди! Лица экскурсантов вытянулись от удивления, а Петрович, схватившись за корпус, стал медленно оседать на пол.
- Что с вами? - кинулась к нему сердобольная пожилая якутка.
- Микросхема... - прохрипел робот.
Старая микросхема, уже давно пошаливавшая в металлическом чреве Петровича, от волнения перегрелась, и робота хватил удар. На вызванной оленеводами скорой помощи его отправили в ремонтную мастерскую.
На этот раз Симулятор переносил их из картины в картину в два раза дольше. Когда же мгла медленно рассеялась, молодые люди в сопровождении трех слепцов оказались в ещё более странном месте, чем то, которое они покинули.
- Что это? - недоумевая, спросил Гарик.
- Вроде доска... - ответил Гоша. - Деревянная... того-этого... с квадратами и полукружиями...
Капустин и Пирогов переглянулись. Место, куда они попали было столь малым, что молчаливо стоявшие за спиной "жертвы пуантилизма", дышали им прямо в затылки. Как тут можно кого-то не заметить?
- А вы где? - осторожно поинтересовался у женщины Гарик.
Квадраты и полукружности на доске взволнованно зашевелились.
- Я перед вами! - произнес голос. - С гитарой!
Неужели вот эти движущиеся геометрические фигурки и есть человек? Пожалуй, можно разглядеть губы, один глаз и шею... Ага, вот и гитара, но где всё остальное? Гоша почесал свой рыжий затылок и негромко спросил у приятеля:
- Может, это брак какой, а?
- Да-да, Брак! - обрадовалась геометрическая женщина. - Жорж Брак! Один из зачинателей кубизма. Он нарисовал меня в 1911-м году. Ах, какое было время... Самое настоящее нашествие русских на Париж, представляете? Знаменитый русский балет Дягилева, юная поэтесса Ахматова... Вот и я, никому неизвестная тамбовская женщина, взяв гитару, отправилась... - женщина неожиданно всхлипнула, не закончив фразу и разрыдалась. По плоскости "доски" покатились треугольные, овальные и квадратные слёзы. Была даже одна слеза-ромб, большая и неуклюжая, но она ползла столь извилистым путем, что высохла ещё на половине пути.
- Он меня обманул... - печально произнесла женщина. - А ведь меня искали... Даже один знаменитый лондонский сыщик искал. Помню, он долго стоял перед картиной, попыхивая трубкой, но, увы... К тому времени я сама себя не узнавала.
В ремонтной мастерской, куда скорая доставила Петровича, долго не могли поверить, что в стране ещё здравствуют роботы его серии. Пока Петровича готовили к операции, главный сервисный врач что-то бормотал о временах Железного дровосека и о том, что в их больнице давным-давно нет нужных микросхем. Кроме того, у больного оказалась редкая группа масла. Через толстые двери операционной в пустой и светлый больничный коридор долетали обрывки нервных тревожных фраз:
Но как ни старались доктора, Петрович не приходил в себя.
- Мы его теряем, - донесся испуганный голос сервисной сестры. - Триста пятнадцать вольт, срочно! Ещё раз, ещё....
"Глаза" робота погасли, рука-манипулятор дернулась в последний раз, из динамика раздался хриплый булькающий звук, и старик Петрович, живший в семье Пироговых четыре поколения, умер. Хмурые доктора вывезли его на каталке в коридор и вызвали роботоанатома.
А в это время....
Женщина в длинной темной юбке, белом фартуке и шляпке держала в руках грабли, сгребая ими что-то большое и яркое. Позади нее ещё одна женщина вела за руку маленького ребенка, а совсем уж вдалеке виднелись высокие деревья и большой дом.
- Клуазонизм, - сообщил незнакомое слово Симулятор. - Эмиль Бернар. "Женщина с граблями".
Мир, куда на этот раз выбросило Гарика, Гошу и их спутников, оказался светлым и уютным. Даже люди походили на людей, несмотря на тонкие веревочные руки, упрощенные силуэты и пятна вместо лиц. Пахло скошенной травой и ранней загородной осенью, а бесформенные холмы рыжей травы убегали к зарослям зеленых кустарников. От этого мира веяло покоем, вечным отпуском, длинными тёплыми вечерами у камина... Долгими прогулками по только-только начавшему увядать лесу, старыми добрыми сказками, рассказываемыми на ночь и редкими проезжими путниками, разносящими по свету давно устаревшие новости.
- Какая прелесть! - раздался за спиной Пирогова и Капустина восторженный голос Женщины с гитарой. - Я остаюсь! Нет-нет, даже и не упрашивайте, не умоляйте меня путешествовать дальше. Мне здесь определенно нравится. Дорогая моя, ну кто же так гребет? Кто так держит грабли? Возьмите у меня гитару, и я вам покажу, как гребут у нас в Тамбове!
В морге, куда свозили не подлежащих ремонту роботов, было темно и тихо. Нога человека в это помещение не ступала больше года, а хозяйничающий здесь роботоанатом по кличке Два-Два-Четырнадцать прекрасно видел и в темноте. Главный сервисный врач принимал его на работу с неохотой: три отсидки в тюрьме за взлом компьютерных баз, использование пиратских программ и бродяжничество в интернете. Но какой другой робот пойдет на столь скромный оклад? К тому же Два-Два-Четырнадцать утверждал, что ему перепаяли контакты и теперь он стал вполне добропорядочным механическим гражданином. И действительно: никаких нареканий на его работу не было. А что добрая треть деталей от умерших тайно уплывала на черный рынок - да кто будет разбираться с этим после смерти робота?
В этот раз ему, однако, не повезло. Новый покойник оказался столь древним, что и взять-то по большому счету с него было нечего. Два-Два-Четырнадцать грязно выругался на древнем бейсике, откатил тележку с умершим в дальний угол, где валялся всякий ненужный хлам, и небрежно сбросил покойника на пол. Если чудеса и случаются в жизни, то обычно в самый непримечательный и неожиданный момент. От удара внутри робота что-то завибрировало, зажужжало, механические глаза его вспыхнули, и он отчетливо произнес:
- Где я?
- В морге, - гоготнул Два-Два-Четыре. - Ну, тебе свезло, старик! В первый раз вижу, чтоб кто-то от удара о пол после смерти очухался.
Скрипя и фыркая, Петрович сел, провернул голову на триста шестьдесят градусов, осматривая помещение, и, завершив круг, уставился на незнакомого робота.
- Не забуду материнскую плату... - прочитал он наколку на корпусе незнакомца. - Сколько ходок?
- Три, - не стал скрывать роботоанатом.
- Ты-то мне и нужен! - неожиданно заявил Петрович. - В музее творится чёрт его знает что: люди с картин пропадают! Свезло мне, это верно. Редкого специалиста встретил...
Укрывшись под непроницаемым полем симулятора, Гарик Капустин суетливо скользил подушечками пальцев по виртуальным клавишам пульта управления. Да что ж так долго-то?!
- Скорее.... - подгонял его испуганный голос Пирогова. - Скорее того-этого...
В симуляторе они находились одни. После долгих размышлений, жертвы пуантилизма остались в маленькой деревушке вместе с геометрической женщиной. А сейчас, сквозь невидимое силовое поле к Пирогову и Капустину ломилось страшное чудовище с перекошенным волосатым лицом, пышными двойными бровями и круглым беззубым ртом.
- Пустите! - орало чудовище на родном русском языке. - Пустите меня! Я маленькая татарская девочка! Я хочу домой, в Бугульму!
Внезапно силовое поле отключилось, чудовище влетело в симулятор, монитор вспыхнул разноцветными огнями, и все трое - Пирогов, Капустин и чудовище - вывалились в реальность.
Петрович кивнул и выжидающе уставился на сидящих на полу Пирогова и Капустина. И те не выдержали... Принялись наперебой рассказывать про контрольную по физике, про доклад по истории изобразительного искусства, про то, как хотели вечером поиграть в футбол... Два-Два-Четырнадцать с любопытством слушал их болтовню, а затем пошел вслед за странной этой компанией: домашним роботом, двумя мальчишками и маленькой татарской девочкой, испуганно прижимающейся к Петровичу.
- Футбол? Доклад? Спасение людей от произвола художников? - бушевал старый робот. - Под домашний арест! Оба! На хлеб и воду! Никаких развлечений, пока я девчонку в Бугульму не отвезу и не вернусь!
Два-Два-Четырнадцать улыбался.
- Хороший старик, - тихо пробормотал он. - Сейчас таких не выпускают.
И бережно придерживая всеми забытый симулятор, свернул в переулок, ведущий к черному рынку.