Аннотация: Ей пришлось переждать, пока нахальный зверь окончит охоту и уйдёт восвояси...
Тяжело дыша опавшими боками, волчица остановилась. Кажется, лай собак отстал, закатился куда-то в сторону, когда она из последних сил перемахнула через небольшой овражек. Даже не овражек, а так, промоина после весеннего паводка. Принюхавшись к ещё таящему опасность воздуху, волчица убедилась в том, что псиной ветер больше не пахнет, только, едва ощутимо, дымком от недалёкого человечьего жилища.
Наклонив голову, волчица похватала наскоро чистый снег, ещё не размеченный птичьими следами, ленивой боковой рысцой потрусила в сторону леса. Это изначально было плохой идеей - наведаться в деревню. И, если бы не подкашивающиеся от слабости лапы, не изматывающий голод студёных ночей, волчица не пошла бы на это. В её шкуре хватало седых шерстинок для того, чтобы знать - люди так просто своё не отдадут. Но - так заманчиво пахло из-под соломенных крыш сараюшек - едой, сладкое зловоние навоза говорило о том, что поживы там хватит на целую стаю. И так отчаянно подвело и без того впалый живот, что, захлёбываясь неизбывной тоской ночного воя, волчица чувствовала, как один за другим падают и исчезают красные флажки тревоги, выставленные звериным опытом долгой жизни перед воплощением рискованной затеи.
Когда-то, много зим назад, волчица была молода, и мощные лапы, и острые клыки могли без труда обеспечить её добычей. Мало ли в лесу зверья? Да и, тогда рядом был он - могучий седой самец, с которым она строила гнездо, которому рожала щенков. Даже тогда, когда совсем беспомощной лежала она в своём логове, блаженно прислушиваясь к бестолковой возне волчат у своего, набрякшего сосцами живота, мяса было вдоволь. Неутомимый охотник кормил её и детёнышей...
В последний раз ей пришлось выкармливать детей самой, самец не вернулся с охоты. В лесу раздавался странный грохот, слышался проклятый лай, от удушливого запаха псины и ещё чего-то острого, чужого, дышать было нечем. Она затаилась в логове, переждала. Собакам не удалось выйти на неё и её волчат, вот только самец больше не пришёл.
Вспомнив приторное пёсье зловоние, волчица сглотнула голодную слюну. Сейчас и собака была бы хороша, несмотря на всю её вонь. Но справиться с целой стаей не под силу даже матёрому волку, не то, что ей, постаревшей и ослабленной голодом.
Высоко над головой близко растущие сосны образовали своими кронами настоящий шатёр. В лесу было тихо, ни ветерка. Принюхиваясь на ходу к вкусно пахнущим заячьим следам, волчица потихоньку трюхала к месту ночлега, к заброшенному старому логову, в котором уже много лет не было щенков. Да и - зачем? Разве у неё теперь хватит силы прокормить выводок?
Тоскливо прислушиваясь к голодному животу, волчица свернулась костлявым кольцом на пожухлых листьях холодного логова. Уже который день её расшатавшиеся клыки не ведали мяса. Не считать же мясом полудохлого кота, пойманного ею на околице деревни несколько ночей назад?
Здесь, в надёжном и укромном логове волчица чувствовала себя в безопасности. Если бы ещё можно было сберечь для охоты тающие не по дням, а по часам силы. Отдых больше не приносил бодрости, просыпаясь, она выползала из логова, не чуя собственных лап, чувствительность возвращалась к ним лишь спустя некоторое время. Так, прихрамывая, она трусила по большому кругу, стараясь не слишком удаляться от логова, в безумной надежде на поживу. Однажды видела мышкующего лиса, но тот ощерил мелкие желтоватые зубы, не подпустил её близко. Исхудалая, покрытая свалявшейся, клочковатой и совсем не греющей шерстью, волчица более не казалась опасной даже лису. Ей пришлось переждать, пока нахальный зверь окончит охоту и уйдёт восвояси. Приблизившись, волчица обнюхивала сладостно, пищей, пахнущие старые листья, вырытые лисом из-под снега, дрожа от бессильного возбуждения, слизнула несколько капелек застывшей в снегу мышиной крови. Лис был молод и силён, ему охота представлялась, скорей, забавой, нежели жизненной необходимостью.
Один раз волчице встретилась стая. В ней были самые разные волки, даже такие старые, как она сама. Но вожак угрожающе вздёрнул губы, обнажая смертоносные клыки, сморщил нос в рыке. Такая слабая самка, как она, стае была не нужна. Сбившиеся на зиму в стаю, волки не желали кормить бесполезную старую соплеменницу, не принадлежащую к их сообществу. Таков великий закон сохранения вида.
Уход от собак, преследовавших волчицу от самой деревни, обошёлся ей слишком дорого, силы, истраченные на бег, не восстановились. Изредка оглашая промёрзлый лес хриплым, безнадёжным воем, беспомощная старая волчица кружила вокруг своего логова, уже не надеясь ни на что. Она ещё смогла бы рыскать по помойкам, окружающим деревню людей, в надежде поживиться издохшим телёнком или псом, но там слишком близко были живые собаки, уйти от которых во второй раз она уже не рассчитывала. Всё, что волчице оставалось, это чистый, почти стерильный от мороза лес, да бесконечная путаница собственных следов, на которые она то и дело натыкалась.
Пробродив так какое-то время, волчица вернулась в стылое логово, свернулась клубком, надеясь отогреть хотя бы нос, провалилась в забытье. И снился ей последний в её жизни сон - густая, сочная зелень летнего леса, живые его запахи и звуки. Тонкое зудение насекомых, мягкая толкотня волчат у её тёплого живота. И - он, седой самец, мощный и стремительный, никогда не оставлявший её и детей без добычи...