Па Марго : другие произведения.

Белый город

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    "Мы - бумажные человечки, - шептал голос в ее сне. - Нас кто-то вырезал умелой рукой и забыл на столе у открытого окна. Он не сказал зачем". Красивая притча о поисках смысла жизни. "Если долго смотреть на огонь, то внутри пламени увидишь Белый город". Белый город иллюзорен, но, так или иначе, каждый стремится найти в него дорогу. Парадокс в том, что единственный путь в Белый город - это своеобразная трасса 60: попасть в него можно только заблудившись в лабиринтах собственной души в бесконечных поисках ответов на извечные вопросы. Главное - не остаться в нем навсегда и найти дорогу обратно.

  

0x01 graphic

  

(роман-антиутопия)

  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Москва - Санторини - Москва

2008-2009

Посвящается всем, кто живет иллюзией.

  
   ЧАСТЬ 1. СОЛНЦЕ В МЫСЛЯХ
  
  

   - Можно присесть за ваш столик? Иногда возникает непреодолимое желание с кем-то поговорить...
   Быть удачливым не значит быть счастливым. Вы не согласны? Что ж, вероятно, вы еще слишком молоды. Молодость никогда и ни с чем не соглашается, только противоречит и противостоит, иначе не была бы собой.
   Когда-то давно, еще в детстве, он дал себе слово: не проиграть. Это стало для него смыслом жизни и единственным оправданием. Он словно боролся за то, чтобы мир наконец сдался и протрубил ему гимн во славу победителя. Но победителей в этой схватке не бывает. Бывают люди без воспоминаний, потому что в погоне за будущим не нужна память о прошлом; люди без сердца, потому что ради победы способны на все; люди без жизни, потому что, загоняя своего зверя, нельзя останавливаться и некогда жить. И самое главное в этой погоне то, чего на самом деле нет. Не существует того, за чем все бегут: нельзя победить жизнь. Можно лишь просто жить...
   И разубеждайте меня сколько угодно, но честная история о победе любой ценой должна закончиться полным крахом.
  
  
   ****
  
  
   Сизый дым чертил под потолком футуристические зигзаги, лепестки мертвых цветов, покосившиеся иероглифы воспоминаний. В этом погребке всегда слишком шумно и накурено. Невозможно сосредоточиться. Как раньше он мог проводить здесь целые вечера? Ах, ну да, это же ее любимый кабак, где она тратила его деньги.
   "Где ее, кстати, носит?" - подумал Сергей и оглянулся в сторону выхода. Exit - написано над дверями. Exitus - по-латыни "летальный исход".
   "Кто угодно на моем месте, - мрачно размышлял он, - пожалуй, убил бы ее тем ветреным утром, когда вернулся домой и обнаружил, что постель нагрета и хранит отпечаток чужого тела, по форме ничего общего не имеющего с женским, а по лестнице вниз - звук суетливых шагов сквозь визг дверей лифта... Это же так просто: кладешь подушку на лицо и слегка придерживаешь до тех пор, пока не опустятся бледно, перестав цепляться за воздух, ее загорелые даже зимой руки. Вот только в моих руках - почти весь мир. Не стоит их пачкать".
   Она плыла по волнам сигаретного дыма через зал, улыбаясь ему навстречу.
   - Привет, милый, что ты мне подаришь на день рождения?
   Наивная небрежность вопроса, дежурный поцелуй. Сергею вдруг показалось, что ему продали Ferrari cо встроенным нутром ржавой "девятки". Да, корпуса у нас делать умеют, не отличишь.
   "Интересно, - подумал он. - А есть ли в этом зале хоть одна женщина, которую не коснулся бы нож пластического хирурга?"
   - Не торопись, подарки на сладкое, - усмехнулся он ей в ответ, с наслаждением поглощая омаров.
   - Да-а? - капризно протянула она и нахохлилась, как попугайчик. - А у меня уже целый список всего, что можно купить и куда мы могли бы съездить на отдых.
   - Список? - Сергей прищурился и прищелкнул пальцами в воздухе, подзывая официанта. - Кстати, о списках.
   - Шампанское? - услужливо склонился тот над их столиком.
   - Да, и не забудьте о моей просьбе.
   Официант появился со сверкающим серебряным подносом. На подносе - ее приговор и бутылка шампанского. Фанфары, аплодисменты. Хотя лучше бы на подносе он принес ее маленькую птичью головку с хохолком из белых кудряшек...
   - Что это? - удивленно спросила она, разглядывая выписку со счета.
   - Подарок, - Сергей издевался над ней с тем же аппетитом, с каким только что поедал омаров. - Это выписка с моего счета за последний месяц. Здесь все расходы, которые ты оплачивала по карточке, которую я тебе сделал. Тебе не кажется, что этого более чем достаточно для подарков?
   Она непонимающе, но словно уже защищаясь, вскинула на него густо накрашенные ресницы.
   - Что скажешь в свое оправдание? - пустил он в ход тяжелую артиллерию. - Что Dunhill стал отливать кастрюльки и сковородки, а Ketroy и Donatto занялись производством одежды для женщин?
   По ее щекам потекли слезы.
   "Вода, - подумал Сергей. - Даже не дождевая, а так... сток нечистот в канаву".
   - Конечно, стриптизеры - они же настоящие мужики с истинно мужским вкусом! На чем и попадаются, - лениво бросил он, когда ее царапающуюся и визжащую выволакивали из зала ресторана.
   Шампанское оказалось таким же пресным, как и ее слезы. Вкус шампанского способен ощутить влюбленный, но Сергей не смог вспомнить, любил ли он хоть кого-то по-настоящему в круговерти минувших дней... чтоб до боли в кончиках пальцев от одного прикосновения. Была у него эта женщина. Была. А теперь нет ее. Даже по имени назвать напоследок не пришлось. Можно сменить сразу на другую: вон, мурчит на сцене, нацелив на него острую коленку, извивается, словно без костей вообще. Огонек в глазах ... холодный, разовая зажигалка - прикурил и выбросил.
   Сергей и не заметил, как бутылка обмелела, а шампанское волнами зашумело в голове. Кинул деньги на стол и по волнам сквозь дымовую завесу - к сигнальным огням WC.
   - Если вы много выпили, не стоит рисковать и садиться за руль. Помните: ваша жизнь - в ваших руках. Позвоните по телефону 5555555, и прекрасная незнакомка из "Леди такси" быстро и с комфортом доставит вас домой! - раздался мягкий голос из сливного бачка, как только он дернул ручку.
   Сергей поводил рукой вдоль сенсорной лампочки: безрезультатно, объявление пошло проигрываться с начала.
   - Ты думаешь, что заткнешься, только когда я выйду отсюда? - и он намотал ремень на руку увесистой пряжкой поверх костяшек пальцев. - Нет, дорогая, ошибаешься, здесь я решаю, куда и в каком состоянии мне ехать.
   Расколотив механическую коробку за унитазом, он ненадолго спас тишину. Но тут же хлопнула дверь соседней кабинки, и тот же голос начал жизнерадостно уговаривать на "Леди такси" другого несчастного.
   Выйти бы в снег, в тишину! И чтоб костер в зимнем лесу, как в детстве.
   "Если долго смотреть на огонь, то внутри пламени увидишь Белый город", - вспомнилась легенда, неизвестно кем и когда рассказанная им с сестренкой, но в которую они сразу, безоговорочно и безоглядно - на всю жизнь поверили. Вспомнились костры в лесу на окраине маленького городка на Волге. Они, как завороженные, смотрели на искры в надежде увидеть Белый город их будущего. И звезды, которые можно было ловить пригоршнями, - таким низким и огромным тогда казалось небо. В детстве все кажется бездонным, безбрежным, бесконечным. А потом ты взрослеешь, возвращаешься домой и замечаешь, что двор, пересечь который в детстве было сродни военному походу в Индию Александра Македонского, теперь настолько мал, что негде припарковать машину.
   Москва Сергею поначалу тоже казалась Белым городом. Он приехал в столицу зимой, в самый снегопад. Белые мосты, дороги, дома... белые мечты о карьере "белых воротничков". И он полюбил зиму. Можно сказать, жил от зимы до зимы, монотонно убивая лето в кондиционированном офисе, с каждым годом становившемся на этаж ближе к небу.
   "Прекрати это, - одернул он себя. - Психологи твердят, что большинство людей ломается как раз в шаге от победы. А мне остался всего лишь шаг. А на душе так тошно, потому что весна уже полиняла в лето и запахла не свежестью фонтанов и парков, а спертым воздухом застеклопакеченных от жары капсул".
   Он не торопился повернуть ключ зажигания. Посидеть в машине, покурить, посмотреть на звезды... неоновой рекламы на крышах. На сколько километров нужно отъехать от Москвы, чтобы увидеть хотя бы небо над головой? Ничего, скоро у него будет персональное небо - за окнами углового кабинета.
  
   - Сереженька, забрал бы ты Наташку к себе, - опять мама в трубке пытается сплавить ему сестренку. - Она же, как и ты, экономический факультет окончила с красным дипломом, а здесь работы нет и не будет, сам знаешь, сам сбежал в столицу.
   - Мам, не переживай. Работы не найдет - замуж выйдет, подарит вам внуков, - отмахнулся от нее Сергей: мама, как всегда, звонила не вовремя.
   - Да какое там замуж... За кого? За этого бездельника Руслана? Знаешь, чем они тут занимаются? Песни в парке поют!
   - Какие песни? - удивился Сергей, прижимая трубку к уху (будучи за рулем, он обычно клал ее на "торпеду", лишь изредка поднимая послушать, не молчит ли мама, и сказать короткое и значимое "да" или "нет").
   - Группу свою создали, Руслан музыку пишет, Наташа - стихи. И поют с утра до вечера. Если б их слушал кто... А так все впустую. И в парк-то этот старый все равно никто не ходит.
   Сергей впервые за день вдруг повеселел без причины.
   - Да, сестренка не меняется. А звезды считает еще?
   - Лучше бы деньги считала, - проворчала мама. - Возьми ее к себе в контору помощницей. Ей взрослеть пора. Руслана своего наконец забудет, замуж выйдет за нормального парня, обеспеченного.
   - А вы там как? Совсем же одни останетесь.
   - Да и так одни. Ты думаешь, она дома часто появляется? Все с ним, проклятым, навязался на нашу голову. Лучше одной остаться, да знать, что дочь счастлива, чем так.
   Сергей задумался о том, как откроет дверь в пустую квартиру. Конечно, сначала выставит на лестничную клетку шмотки попугайчика, но потом войти все же придется. Что лучше телевизионная жвачка и замороженная пицца или искусственный свет ночи, проведенной в офисе? Наташка сейчас была бы так кстати! Родной человечек...
   - Алло, Сереженька, ты слышишь меня? Приедешь за ней когда?
   - Сделку одну закончу и приеду.
   - Опять как снег на голову? Хоть позвони.
   - Да некогда мне, когда приеду - тогда приеду. Домой же можно и без приглашения. Или уже нельзя?
   - Что ты, сынок, приезжай, как сможешь. Ждем тебя, целуем. От Наташки привет.
   - И ей.
   Сергей мысленно подошел к парапету на набережной, остановился и заглянул вглубь реки - туда, где солнце, сталкиваясь с волной, рассыпалось на тысячу маленьких звездочек. Легкий ветерок и тишина. Только всплеск нетерпеливой речной воды навстречу белому теплоходу. А он бежит себе по волнам - мимо, мимо...
   Резкий автомобильный гудок позади заставил открыть глаза: свет с красного переключился на зеленый. Он нехотя тронулся с места и полетел по опустевшему ночному проспекту, а за окнами запоздалые прохожие спешили по домам - мимо, мимо...
  
  
   ****
  
  
   - Говорят, на краю Земли
   звезды срываются в океан.
   У причала белые корабли...
   Что опять попса получается, да? - взволнованно спросила Наташа, не отпуская взглядом белоснежный круизный лайнер, парящий мимо них, словно призрак.
   - Попса - это всего лишь значит популярная музыка, которая нравится и понятна многим, - пожал плечами Руслан. - Не всем же Вивальди слушать и о вечности мечтать, кто-то хочет жить и радоваться здесь и сейчас. Что в этом плохого?
   - Не знаю, - вздохнула Наташа и вдруг резко повернулась к нему. - Помнишь, ты хотел на радиостанцию отправить наше демо. Ты действительно веришь, что нас будут слушать?
   - Верить нужно в самое несбыточное, невозможное, неосуществимое. Тогда само ожидание мечты превратит жизнь в сказку. Ожидание лучше праздника, верно? - попытался пошутить Руслан и обнял Наташу.
   - Ты все шутишь! А я серьезно, - вырвалась она.
   - А если серьезно, то да, посылал я на радиостанцию и демо, и еще два пустых диска под другими названиями. Потом перезвонил узнать, понравилась ли наша музыка. Они вежливо ответили, что песни неплохие, но, мол, не их формат. Потом чуть позже то же самое сказали о пустых. Не нужен им никто, они даже материал не прослушивают.
   Солнце в реке рассыпалось на тысячи маленьких звездочек.
   "Словно осколки мечты", - подумал Руслан, и они, не сговариваясь, зашагали вдаль по набережной.
   - Неужели ты не хочешь ничего добиться? - не отставала Наташа. - Всю жизнь собираешься дворником работать? Мог бы поехать учиться в консерваторию, ты же играешь не только на гитаре, но и на рояле.
   - Не нравится мне рояль. Слишком он старомоден. Черный гроб для консерваторов. Гитара - другое дело, лучший спутник в дороге, потому как легка на подъем. И вообще, кто сказал, что нужно обязательно кем-то стать? Моя музыка радует тебя и наших друзей, и я счастлив. И потом, если я займусь чем-нибудь серьезным, у меня не останется времени на тебя и на нашу музыку. А так и людям хорошо - двор чистый, и я весь день свободен.
   В сторону причала мимо них проследовал еще один призрак.
   - Вот так всегда, мимо-мимо! - не выдержала Наташа, ревниво провожая теплоход взглядом. - Не хочу проторчать здесь всю жизнь, здесь же вообще НИ-ЧЕ-ГО не происходит, скучно! Я мечтаю хоть раз подняться на палубу этого белоснежного красавца и отправиться в путешествие! А еще я очень часто поднимаюсь по ступенькам на сцену и получаю какую-нибудь музыкальную премию...Голос года, например. Море цветов! И я знаю, что это только начало и впереди столько всего захватывающего! Иногда так хочется жить, что начинаешь верить в то, что стоишь на сцене прямо сейчас. Так порой замечтаешься, что голова кругом!
   - Только хочешь ты стать звездою, что срывается в океан! - процитировал Руслан ее стихотворение.
   - Да, а что в этом плохого? - подыграла ему Наташа.
   - Тогда именно в этой строке нужно поцеловаться, - рассмеялся Руслан.
   - Почему это?
   - Потому что романтично!
   На причале, словно подслушав их разговоры, мечтательно запела труба. В маленьком городке на Волге столичных гостей встречали с оркестром.
  
  
   ****
  
  
   - Потребители - как тараканы. Травим их, травим, а через некоторое время они приобретают иммунитет и становятся совершенно невосприимчивыми к нашим средствам, - задумчиво произнес председатель Совета директоров, глядя на мелькающие на экране слайды с описанием и медиа-показателями реализованных компанией рекламных проектов.
   У председателя был вид человека, которому до смерти надоело жить. Он давно уже питался капустными салатами вперемешку с несоленой кашей и пил чай без лимона из-за открывшейся язвы желудка. Он охотно бросил бы все к черту, если бы не юная любовница, ради которой оставил увядшую раньше срока жену с двумя сыновьями, а также квартирой, машиной, дачей ...на руках в надежде начать все с нуля; если бы не привык не сдаваться; если бы не подкрашивал волосы, скрывая седину во имя вечной молодости, пропаганду которой сам же и начал лет двадцать назад. В общем, если кто-то мечтает стать удавом, на которого с придыханием смотрят кролики, причем все без исключения, лучшим способом будет упереться в стену, воздвигнутую собою же с недюжим рвением и уменьем. Сильными мира сего становятся те, кому некуда отступать, а большинство победителей - как раз проигравшие. Схватку с самим собой.
   - Есть у нас хотя бы один блестящий проект за прошлый год? Прорыв? - обратился он к присутствующим в зале переговоров.
   Кролики замерли. Сергей, стоящий в тени проектора, чуть наклонился вперед, словно против ветра. Нужно выждать, выдержать паузу. Воспользоваться моментом и сменить диски с презентациями.
   - Есть! И не один! После продакт плейсмента в сериале "Модели" большинство женщин считает наш йогурт средством для похудения. А собаки? Мы даже медиа-льва за него получили, - невозмутимо отозвалась начальница Сергея.
   В возрасте чуть за тридцать она уже походила на кролика в состоянии линьки с пуха на змеиную кожу, посему из солидарности к председателю незаметно вынула лимон из чашки с чаем и прикрыла тревогу в глазах непроницаемой вуалью успешности.
   - Сергей совершенно разучился презентовать. Слишком торопится, - прошипела она, оглядываясь на силуэт в тени проектора.
   - Собаки? - устало переспросил председатель, тщетно пытаясь вспомнить о каком проекте идет речь.
   - Да, собаки, - лучезарно улыбнулась она. - В течение года в столице были расклеены плакаты, пропитанные запахом новых собачьих консервов, во всевозможных местах, где собаки могли его учуять и подтащить к плакату хозяев. В результате продажи кормов взлетели на пятнадцать процентов!
   - Вот именно, только собаки и дети не могут сопротивляться. Взрослые люди уже научились игнорировать нас. Но ни дети, ни собаки решение о покупке не принимают. Кошельков у них нет, - возразил председатель.
   - Да, но могут повлиять на тех, у кого есть, - не сдавалась она.
   - Хорошо, в данном случае я согласен с вашей стратегией, но девяносто процентов портфеля заказов агентства составляют бренды со взрослой целевой аудиторией, как быть с ними? Дело не в стратегии, а в перенасыщенности рынка в целом, медиа-пространство переполнено. В результате поведение потребителя становится совершенно непредсказуемым, а клиенты снимают бюджеты с рекламных кампаний. Рисковать не хочет никто. Если дело так и дальше пойдет, мы не то что в тройку лидеров рекламного бизнеса не войдем, но и вообще лишимся большинства клиентов и попросту разоримся.
   - Мы и так делаем, что можем, - захрипел креативный директор (для него, как и для большинства креативщиков, сигарета была способом думать, поэтому он прикуривал одну от другой, и пепельницы у него стояли повсюду, даже на прикроватном столике, что не могло не сказаться на голосе). - Обходим законы, лепим рекламу там, где нельзя. Выслеживаем, охотимся, ловим, боремся за каждый потребительский взгляд. По всем телеканалам, во всех кинотеатрах, книгах... - везде наши клиенты. Даже урны и те покрасили...
   - А толку? - раздраженно перебил его председатель. - Все мы спотыкаемся об урну, куда наш клиент советует выбрасывать растворимый кофе, выбрасывать-то выбрасываем, но что кто-то из нас побежал купить его натуральный? Даже название сейчас не вспомните. Нужен принципиально новый подход, новые носители, менее насыщенные рекламой. Мы должны на корпус опережать конкурентов, чтоб не плестись позади всех!
   Сергей с наслаждением вдыхал аромат надвигающейся грозы. Еще немного и тяжелые капли дождя возвестят о начале новой эры. Он чувствовал себя садовником, который в течение долгих лет мучительно выводил неизвестный науке вид фантастических цветов, и вот сейчас они наконец прорастут.
   - Ищите! - гремел председатель. - Вы все здесь - гении! И платят вам за гениальность, а не за банальную нестандартность идеи.
   - У меня есть решение, - вышел из тени Сергей. - Я считаю, нужно работать не с узнаваемостью марки, а с лояльностью к ней потребителя. Нужен пустой носитель. Полная свобода и отсутствие конкуренции.
   - Да? Сергей, вы в сказки верите? - рассмеялся председатель, и по переговорной пронеслась волна всеобщего облегчения. Если удав шутит, кролики выживут.
   Коллеги зашевелились, зашептали, задвигали стульями, кто-то даже сумел улыбнуться шутке. Но расслабляться было слишком рано. На экране проектора возникла надпись: "Реклама во сне. Технология, основанная на видео-гипнозе через сеть Интернет".
   - Новый рекламный носитель? - в замешательстве спросил председатель.
   - Что-то я не припоминаю, чтобы эта презентация вносилась в повестку дня, - презрительно скривила губы начальница.
   - Новая эра в рекламном бизнесе! - ринулся в бой Сергей. - Люди стали свободные, умные, образованные. Теперь их не заманишь красивой картинкой, не продашь мечту. Реклама настигает нас везде: в любимом фильме, на отдыхе, в дороге, в офисе. Мы уже научились ее игнорировать. Поэтому пришло время для совершенно нового подхода. Единственное место, куда еще не проник рекламодатель, - наши сны! А теперь обо всем по порядку. Технология разработана, протестирована на добровольцах и запатентована мной. В основе ее лежит система, основанная на методах техногенного гипноза и теориях анализа бессознательного последователей Фрейда.
   - Но это невозможно!
   - Как это работает?
   Вразнобой зазвучали реплики из зала.
   - Человек подключается к Интернет и просматривает видео с рекламой и специальным гипнотическим кодом внутри, который загружает в сознание только что просмотренный ролик. После этого вместо снов он видит рекламу. Как всем известно из опыта психоанализа, человеческое сознание во сне избавляется от комплексов и барьеров, навязанных обществом. Материал подсознания во многом определяет наше повседневное поведение, это наши инстинкты. Поэтому проще всего воздействовать на человека во время сна, когда все его жизненные установки отрицания, игнорирования, запрета отключены.
   Выдержав паузу, Сергей щелкнул кнопкой, и на экране появился спящий человек с блаженной улыбкой. Та же улыбка блуждала по его лицу, когда он подходил к полке с продуктами в магазине. Затем последовали короткие видеофайлы непосредственно о самом эксперименте, а также интервью с участниками проекта.
   - Рекламные сны дают человеку ощущение счастья, - снова заговорил Сергей в наступившей тишине. - Это заложено в видео-код. Поэтому, просыпаясь, он всеми силами стремится вернуть свой счастливый сон, который напрямую связывает с тем или иным продуктом. Бренд становится для него близким, дорогим... Солнцем в мыслях!
   - А как быть с теми, кто не запоминает свои сны? - спросил менеджер из команды новичков, переманенных у конкурирующего агентства. Он был принят на работу недели две назад, и потому еще не утратил смелости задавать вопросы. Остальные же, включая начальницу, на время лишились дара речи.
   - По технологии гипноза рекламные сны будут запоминаться гарантированно. А теперь - несколько цифр: по данным опытов все тестируемые с первого взгляда узнавали упаковку продукта лишь по цвету или какой-либо ее части, все тестируемые сразу же называли слоган продукта, когда слышали название.
   - Что скажете, коллеги? - хитро прищурился председатель.
   Заговорили все и сразу:
   - Да, впечатляет!
   - Какой ужас!
   - Это прорыв!
   - Я не просил шуметь, просил высказаться, - постучал ручкой по столу председатель, призывая всех к порядку.
   На сей раз все затихли, выискивая ответы на дне чашек с остывшим чаем. Сергей терпеливо ждал.
   - Но простите, Сергей, - откашлялся креативщик и медленно, словно обдумывая каждую букву, задал риторический вопрос. - Кто позволит вам вторгнуться в самое святое, что у нас есть, - в наш разум, в наши сны? Мы же не зомби!
   "Все будет Coca Cola", - пропел в ответ чей-то мобильник, вызвав невольную улыбку присутствующих.
   - А теперь посмотрите на экраны ваших мобильных телефонов, - усмехнулся Сергей. - Вы все жертвуете фотографиями ваших близких, любимыми мелодиями в пользу просмотра рекламных роликов во время КАЖ-ДО-ГО входящего звонка. На сколько звонков вы отвечаете в день: на сто, двести, тысячу? И каждый раз видите рекламу! Вы привыкли к ней, как привыкают к лицам любимых или родственников. Потому что именно они, рекламодатели, оплачивают ровно половину ваших расходов на мобильную связь. Почему бы не пожертвовать частью своих снов ради оплаты или частичной оплаты, например, кредита за машину, коммунальных услуг и так далее?
   - Но мобильный телефон в качестве рекламного носителя - это личная вещь, а вы говорите о живых людях. Неэтично, - возразил председатель.
   - Оглянитесь вокруг: реальность, которая нас окружает, просто напичкана рекламными сообщениями. Мы видим их каждую минуту нашего существования, мы совершенно спокойно пустили бренды к себе в дом, за стол, в постель. Они давно проникли на нашу личную территорию. Осталось сделать последний шаг: открыть им свои мысли, - Сергей широкими шагами пересек зал и остановился прямо перед председателем, уверенно, жестко. - В любом случае, если это не использует наша компания, я как владелец патента имею законное право продать технологию нашим же конкурентам. И, поверьте, они не будут сомневаться, этично ли это!
   В наступившей тишине все ожидали ответа председателя, как ждут благословения с небес. Председатель потер божественный лоб, решение действительно будет трудным.
   - Хорошо, но каким образом это будет осуществляться на практике? Каково будет распределение бюджета? - спросил он.
   "А дождь все-таки пошел, - внутренне ликовал Сергей. - Теперь не упустить бы удачу".
   - Потребитель хочет покрыть определенную долю расходов, он вводит сумму и наименования расходов в своем профайле (анкете) на web-сайте проекта. Исходя из этой цифры и заполненной анкеты, компьютер автоматически определяет, сколько и какой рекламы ему необходимо загрузить в свои сны. После того, как его персональный план составлен, потребитель подтверждает свое участие в проекте и переходит к сеансу видео-гипноза. В рекламный бюджет закладываются расходы потребителей плюс наша прибыль плюс затраты на раскрутку Интернет-ресурса. Стандартные прайс-листы могут быть разработаны по результатам исследований первых анкет с web-сайта проекта. Естественно, мы будем вводить возрастные ограничения на рекламу алкоголя, табака и других вредных для здоровья товаров.
   Уверенность в близкой победе сделала его выше ростом. Теперь Сергей сам чувствовал себя удавом, на которого с придыханием смотрят кролики, более того, он даже знал, кого из них первым проглотит на завтрак.
   - А с точки зрения законодательства не нарушаем?
   В голосе председателя уже звучал ответ "да", но многолетний опыт ведения бизнеса диктовал предварительно изучить все детали.
   - Если потребитель дает нам согласие на просмотр рекламы, - а он его дает, если хочет, чтобы мы покрыли его расходы, - то мы вправе рекламировать ему все, что угодно. Халяву, как известно, любят все, - широко улыбнувшись и расправив плечи, Сергей положил перед председателем довольно внушительную папку с документами. - Вот здесь все необходимые документы по проекту, патентное свидетельство и бизнес-план на год.
   Председатель бережно взял в руки папку, его взгляд лучился отеческой теплотой и плохо скрываемой гордостью за приемного сына, выращенного в родных стенах корпорации. Начальница Сергея судорожно сжала в руках чашку, не смея поставить ее обратно на блюдце. Она не могла не услышать гонг опасности.
   - Хорошо! Назовите вашу цену за то, чтобы отныне технология принадлежала корпорации.
   - Место в Совете директоров, карт-бланш на формирование команды под данный проект, пятнадцать процентов с каждой сделки... И личный угловой кабинет на последнем этаже здания.
   На звон разбившейся вдребезги об пол чашки (начальница Сергея все-таки выронила ее из рук) никто не обратил внимания, все были поглощены рождением нового божества корпорации в частности и перестановкой на пантеоне богов в целом.
   - Вы - честолюбивы, но в бизнесе это необходимо, - поощрительно улыбнулся председатель. - Если метод, о котором вы только что рассказали, действительно будет работать, то вы заслуживаете того, что просите. Но для начала нам придется тщательно изучить все предоставленные вами документы, проконсультироваться со специалистами и еще раз все обсудить на закрытом Совете директоров, только членами высшей лиги. В общем, сегодня у нас среда... - он оглянулся на календарь на стене, - решение будет в понедельник. На этом предлагаю собрание считать закрытым.
   Из переговорной Сергей выходил один, позади всех. Отныне больше никто из них не осмелится заговорить с ним первым и, уж тем более, панибратски хлопнуть по плечу. Победу празднуют в одиночестве.
   Он неспеша прогулялся по длинным коридорам последнего этажа с высокими потолками и окнами. Впервые за много лет взгляд отрешенно бродил по крышам близлежащих домов, улицам, проспектам. С высоты здания город казался почти игрушечным. Крыши домов пестрили рекламными установками, тротуары прятались за рекламными щитами, казалось, кто-то опустил яркие разноцветные жалюзи.
   "Как бы выглядела земля, если бы с нее исчезли тени", - задумался Сергей, изучая панораму города.
  
  
   ****
  
  
   Здесь должно быть что-то лирическое, но я ничего не помню. Акварельный набросок юности, дождями времени размытый настолько, что трудно угадать, что именно на нем когда-то хотел изобразить художник. Сплошная абстракция. И лишь по-прежнему сквозь прозрачные слои краски просвечивает белый лист неизвестности, перед которым каждый из нас испытывает почти животный страх и так стремится заштриховать, раскрасить его в цвета надежды и определенности. Я накладываю слой за слоем, но картинка не становится ярче, напротив, ей недостает солнечного света и легкости, я пытаюсь исправить положение, пока не дохожу в своем рвении до урезанной палитры. Чем больше цветов ты смешиваешь, тем быстрее рухнешь в серо-бурые будни. Но в акварели не бывает белого цвета, и значит, уже никуда не вернуться и ничего не вернуть. Ветер, запертый в комнате, утрачивает способность летать. Из воздуха, запертого в комнате, уходит кислород. Я задыхаюсь и ... открываю окна. Счастье всегда зыбко, прозрачно, призрачно, неуловимо, неосознанно и неосязаемо, в противном случае это слово означало бы совсем иное.
   Светало. Незнакомец брел им навстречу по набережной, низко опустив голову и поеживаясь от утреннего холода и одиночества.
   - Какой-то он неприкаянный, бесприютный, - пожалела его Наташа.
   - Эй! А когда вы в последний раз видели небо? - окликнул прохожего Руслан.
   Незнакомец попытался обойти шумную компанию молодежи, но они слезли с парапета, преградив ему путь.
   - Небо лучше ботинок, - пошутил барабанщик Гриша.
   Незнакомец медленно поднял голову, словно это стоило ему невероятных усилий, и столкнулся взглядом с Наташей. Она улыбалась так светло, лучисто, и прозрачное утреннее небо обнимало ее за плечи. Казалось, она вот-вот улетит.
   - Давно не видел такого, - усмехнулся прохожий. - Праздник у вас?
   - Да, празднуем десятого поклонника нашей группы, - весело засмеялась Наташа.
   - Правда, вы опоздали, шампанское у нас кончилось, - не к месту вставил Руслан, закинув за плечи гитару.
   - Так это вы в парке поете? Я проходил мимо, мне понравилось, - незнакомец остановил взгляд на пустой бутылке. - Знаете, я здесь недалеко живу. Могу подарить вам свое. Шампанское все равно не пьют в одиночку.
   Возможно, и он тоже когда-то отмечал каждый рассвет бокалом шампанского. Легкий напиток призрачной юности. Вряд ли кто-то способен вспомнить четкие очертания рассвета минувших дней, вспоминается лишь этот напиток. Настоящего времени у юности нет, существует лишь неизбывная тоска по будущему. Мечта. Неутоленная жажда событий. Юность - это не возраст, а время вне времени. Когда кажется, что еще не живешь, а настоящая жизнь начнется, как только поднимешься по ступенькам на сцену или зашагаешь по красной дорожке. Юность - это состояние постоянного ожидания перемен за каждым поворотом, и заканчивается она не по паспорту, а когда очередной поворот вдруг ясно и безжалостно откроет вид совершенно ровного поля с его неумолимой определенностью - прямой путь в никуда. Когда ты вдруг ясно и ярко осознаешь, что вчерашний поворот был последним. Но пока человек живет ожиданием, он не стареет. Стареть он начнет, как только почувствует время и пожалеет о его быстротечности.
   Ребята так и не узнали, ждал ли еще чего незнакомец или в его жизни уже пробил полдень с короткими тенями и резкими очертаниями, и солнце, не успев взойти, начало клониться к закату. Им было не до него, они пили шампанское на набережной маленького городка на берегу Волги и ждали полудня, а затем вечера, чтобы отправиться в парк играть очередной концерт, быть может, уже не для десяти, а для одиннадцати зрителей.
   Порой в нашей жизни бывают встречи, похожие на пророческие сны, в точности воссоздающие образ будущего. Но мы забываем и то, и другое.
  
  
   ****
  
  
   Воспоминания же Сергея за семь лет жизни в столице, оказывается, можно было разложить по ящикам письменного стола в маленьком тесном кабинете. Накануне переезда он неторопливо разбирал деловые бумаги: договора, счета, отчеты по своим проектам. За сухими строчками и цифрами чередой шли лица, лица, лица... от которых когда-то зависела его судьба.
   ... Переговорная. Идет оживленное обсуждение новой рекламной кампании клиента.
   - А почему, собственно, менеджеры обслуживающего нас агентства СИДЯТ в НАШЕМ присутствии? - взвизгивает посередине фразы представитель клиента.
   Все рекламисты вскакивают со своих мест навытяжку, как школьники, которых неожиданно вызвали к доске. Клиент для них - Царь и Бог, и если он сейчас скажет "спляшите!" - спляшут, "встаньте на голову!" - встанут, "разденьтесь!" - разденутся. Беспрекословное послушание на грани лизоблюдства неизбежно, иначе клиент, как распутная, капризная и пресыщенная любовница уйдет к другому...
   ...Метель, воет ветер за окнами, три часа ночи. Телефонный звонок звучит, как взрыв.
   - Быстро собирайся! Нужно заехать в офис, забрать пакет с наличными и отвезти его за город. Ресторан ты знаешь, у поворота на Рублевское шоссе. Иначе завтра она отменит съемки ролика, а мы и без того горим по срокам!
   - Но как я поеду? Три часа ночи! У меня и машины своей нет.
   - Ты хочешь, чтобы я занималась такой мелочевкой? Это твои проблемы, думай! Отвезешь - не звони мне, пошли смс, я хочу выспаться.
   Выложив двухнедельную стоимость своих обедов и ужинов таксисту, он входит в ресторан. Актриса - пьяна, она сидит одна за столиком, уронив голову на руки.
   - А... это ты? Неужели с деньгами?
   - Дайте мне расписку, иначе мое руководство решит, что я присвоил себе эти деньги.
   - Какая расписка, мальчик? Ты знаешь, кто я? Иди себе.
   Домой он бредет пешком по длинной заснеженной дороге. Если бы таксист знал, СКОЛЬКО он вез в пакете среди ночи, то, вероятно, обратной дороги вообще бы не было...
   ...Следующий контракт вполз под рубашку, словно змея, рукой стареющей поп-звезды.
   - Ну и где вы видите морщины? И никакой пластики! Это потому, что я пользуюсь лучшей косметикой и вам советую! - вылетает вульгарная фраза из ее уст далеко не первой свежести.
   - Все еще хочешь продать душу? Она ничего просто так делать не будет, даже если у вас с ней договор.
   - Я сделаю все, чтоб эти кадры не вырезали! Это мой первый самостоятельный проект...
   Шредер давился и захлебывался, пережевывая и уничтожая бумаги, стирая Сергею память. Все. Остался последний ящик. Пластиковая папка с патентным свидетельством на технологию рекламы во сне. Он знал, что наступит день, и эта тоненькая бумажка уничтожит их всех, и работал-работал-работал без устали, стараясь сберечь каждую каплю пота и ненависти. Он выдвинул ящик подальше, чтоб уж точно ничего не забыть. У задней стенки ящика улыбалась желтая солнечная лошадка Пруха. Игрушка-талисман. Наташка подарила ему ее на первом курсе университета...
   ...- Максимум три цифры - остальное держи в голове! Наши клиенты - занятые люди, никто не будет читать твою муть!
   - Но моя идея? Ее же утвердили!
   - Вот, что ждет твою идею! - Пруха летит в мусорную корзину под столом. - И чтоб никаких игрушек! Как в детском саду! (это начальница)
   - Мой талисман! Я с ней все экзамены сдавал на отлично...
   - Убери ее в нижний ящик и при ней не доставай никогда! А вообще, если хочешь, чтоб она тебя не унижала, постарайся не давать ни малейшего повода, а то вылетишь на улицу, и никто о тебе не вспомнит. (это старший коллега)
   - Не давать повода? Да она ко всему цепляется, думать не дает спокойно!
   - А ты представь себя ею, думай, как она, предугадывай ее желания, даже самые бессмысленные и непредсказуемые. Сам не заметишь, как пойдешь в гору.
   Ничего себе советы! И эта ее фраза - как заноза в мозгу: "Я хочу, чтобы ты КАЖ-ДУ-Ю СЕ-КУН-ДУ помнил, какой чести ты удостоился, работая на нашу компанию". Сука!
   Дверь в ее бывший кабинет он открыл ногой. Она тоже собирала вещи.
   - Рада, что не оказался непроходимым тупицей. Но зачем тебе мой кабинет? У тебя же теперь свое подразделение, своя команда, - попыталась она улыбнуться, пряча чуть дрожащие пальцы в картонной коробке с вещами.
   - Должок вернуть, - и Сергей поставил Пруху на стол перед ее носом. - Я сделаю все возможное, чтобы тебя не только из кабинета, но и из компании вышвырнули!
   - Это тебе никогда не удастся! - улыбка полиняла в жалкую гримасу. Она как-то очень уж суетливо подхватила коробку со своими вещами, намереваясь покинуть кабинет.
   - Реклама во сне - теперь нью-бизнес, куда потекут все инвестиции компании. А ваш так называемый нестандарт с урнами кофе, мобильниками, стареющими певицами, с которыми нужно спать, чтоб они произнесли оду баночке косметики, актрисами неизвестно чего, которым нужно везти запредельную сумму денег за то же самое в три часа ночи за город, чтобы потом миллионы дур купили нашу дрянь, и всю прочую дребедень прировняли к неприоритетным медиа. Удачи в бою! - рявкнул ей вслед Сергей и хлопнул дверью чуть ли не по ее пяткам.
   Потом медленно прошелся по кабинету и упал в кожаное кресло, закинув ноги на стол, как в плохом голливудском кино о небожителях Манхэттена. Персональное небо глянуло на него в высокие окна и нахмурилось.
   - Ну и черт с тобой, - отвернулся от него Сергей и закурил, наполняя отвоеванный кабинет собственными маленькими облачками.
   А почему он так злится? В сущности, они с ней друг друга стоят. Он и сам не лучшим образом относится к официантам, секретаршам и другому обслуживающему персоналу. Взаимная ненависть делает людей похожими. Объединяет. Люди не утруждаются изучить привычки и пристрастия любимых и любящих их, но тщательнейшим образом присматриваются к врагам. Ни один вздох не пропустит настороженное ухо, ни одна искорка эмоций не ускользнет от напряженного взгляда. Ты знаешь о своих врагах абсолютно все: марку их духов, с кем они спят, какой пастой чистят зубы, какие сны смотрят по ночам... Любовники позавидуют такой близости! Чтобы победить врага, нужно мыслить, как он, заполучить в руки его же оружие. Именно это сближает. Победа горчила. Уж, не она ли, эта сука, учила его, что побеждает умнейший? Не она ли учила искать выход из безвыходных ситуаций? Что ж, значит, он пошел дальше. Ученики всегда на голову перерастают своих учителей. Горький привкус вынудил затушить сигару. Странное чувство (не утраты ли?) человека, у которого наконец-то все сбылось. А как вообще живется после мечты? Неужели все эти годы он жил только ненавистью и желанием подняться наверх? Неужели ничего больше не было?
   Кстати, о хорошем: по столу запрыгал мобильный телефон. Игорь.
   - Говорят, ты стал властелином мира? Поздравляю! - засмеялся он в трубку.
   - Да, с сегодняшнего дня у меня новый статус в компании, - бодро отозвался Сергей. - Все получилось, победа! Я тебе очень благодарен за помощь с помещением и добровольцами для экспериментов. Скоро деньги потекут рекой, и, поверь, я в долгу не останусь.
   - Знаю! Я всегда в тебя верил. С добровольцами было легко: народ толпами валит на кастинги в теле-шоу, не проходят и готовы на все, лишь бы не возвращаться в свой мухасранск. Ну, давай, до скорого! Удачи тебе на новом посту! Звони.
   Игорь - вот то стоящее, что было в его жизни. Дружба, крепкая мужская дружба. Познакомились они на съемках пресловутой оды баночке косметики в первый год жизни Сергея в Москве, и это Игорь отговаривал его от посещения гримерки престарелой нимфоманки (в то время он был ее продюсером, потом с легкостью бросил). Это он впоследствии, не задавая лишних вопросов, профинансировал его исследования, одолжил свою студию под опыты и эксперименты. Игорь был известной фигурой в светской тусовке, раскрутил немало артистов, вывел на арену шоу-бизнеса множество медийных лиц. Продюсировал все, что приносит деньги: от мыльных опер и реалити-шоу до пошлых песенок поп-звезд и нестандартных рекламных проектов. Игорь обладал талантом вести за собой людей, внушать им новые взгляды, рождать новые идеи, переворачивающие мир, находить деньги на заведомо провальные проекты и штамповать из них бестселлеры, блокбастеры, хиты. Дар, который притягивал к нему людей, - необыкновенная везучесть. Нюх. Как только он чувствовал, что проект не задался, он тут же разворачивался на 180 градусов и несся во весь опор в обратную сторону, искреннее удивляясь, почему его последователи продолжают тонуть, нянчась с собственным бизнесом, как с ребенком. Главное, что он сам был непотопляемым. Словом, продюсером невозможно стать, им нужно родиться.
   Немалая доля этой пресловутой непотопляемости передалась и Сергею. Возможно, поэтому он и взялся за разработку столь фантастической идеи, которая в итоге положила мир (если не весь, то мир его корпорации точно) на обе лопатки.
   Impossible is nothing, - вспомнил Сергей вечный слоган компании Адидас.
   Да здравствует общество мечты! Никогда больше и ни перед кем он не встанет навытяжку.
  
  
   ****
  
  
   Старый парк наслаждался солнечным пленом лета, бессовестно подражая пейзажам Сезанна. Утопал в зелени, оглушительно звенел птичьими голосами и дышал всеми ароматами земли. Парк его детства. Узкая асфальтовая дорожка вела к маленькому заброшенному театру. Сергей решил встретиться с Наташей сразу, как приехал, не заходя домой. Хотел поговорить с ней с глазу на глаз, без мамы. Сквозь трещины в асфальте пробивалась свежая трава. Чуть дальше будет вековой дуб с веревкой и доской на корявой ветке - самодельные качели.
   Он раскачивал маленькую Наташу, а она все время кричала:
   - Выше-выше!
   Это, наверно, у них семейное - пробиваться сквозь асфальт к небу. Издали неотчетливо доносилась музыка - легкие переборы гитарных струн. Уже близко.
   Наткнувшись на протянутый через дорогу шнур, Сергей невольно улыбнулся. В заброшенном театре не было электричества, но рядом работал аттракцион с бегающими по кругу лошадками. Лошадки и поделились электричеством с начинающими музыкантами. Сергей сразу узнал голос сестры.
  
   Неприкаянность цвета синего,
Одиночество в лунной комнате.
Прозвенит в тишине голос ближнего -
Зацеплюсь за него, как за облако.
  
   Корабли - мои белые птицы -
Заржавели в порту от боли.
И теперь даже им не приснится
Океанского ветра воля.
  
   Скажешь ты: Я сама придумала
Этот мир из причудливых линий,
А реальность - проще, уютнее,
В ней никто не рисует синим...
  
   Как бы ни было, если протянутся
Километры жизни меж нами,
Тишина пусть ночная взрывается
Иногда твоими звонками.
  
   Сергей осторожно вошел: на полинявших и покосившихся от времени скамейках сидело несколько зевак. Под конец песни они вяло зааплодировали группе на сцене. Наташа улыбалась в зал уже, как настоящая актриса, - всем и никому. Тоненькая и гибкая в узкой маечке и обтягивающих джинсах на фоне плечистых патлатых музыкантов. Сергей сразу вспомнил, как гонял их с лестничной площадки, чтоб не курили и не мусорили. В школе у Наташи не было подруг, зато эта стайка полудиких волчат ходила за ней по пятам. Сергей вновь почувствовал, что ревнует. Обычно столь нежной привязанности между сестрой и братом не получается, но то ли у них с Наташей была слишком велика разница в возрасте - семь лет, и он воспринимал ее как своего первого ребенка, то ли они были очень похожи друга на друга, а может, наоборот, слишком разные, но они никогда не ссорились, и в разлуке Сергею всегда ее не хватало.
   В сестренкино самое первое сентября он вызвался вместе с родителями проводить ее на школьную линейку. Учительница попросила детей разбиться на пары перед тем, как вести их в класс. "Это моя девочка!" - резво подскочив к стоящему с Наташей в сторонке Сергею, сказал Руслан - маленький, щуплый мальчишка, на голову ниже Наташи. Он так крепко и уверенно взял ее за руку, словно уже никогда не собирался отпускать. Сергей долго смотрел им вслед, Наташа так ни разу и не оглянулась. С тех пор Руслана он невзлюбил. "Что она в нем нашла?" - недоумевала вся их семья, но ребята не расставались.
   - Браво! - крикнул Сергей демонстративно громко и несколько раз хлопнул в ладоши.
   Наташа быстро спрыгнула со сцены и подбежала к нему. Сергей молча обнял сестренку.
   - Я так скучала по тебе! - запыхавшись от неожиданной радости, заговорила она. - Знаешь, эти стихи я о тебе написала...
   - Со стихами придется завязать, - резко помрачнел Сергей. - Есть дела посерьезней. Я за тобой приехал, у нас билет на завтра. Мама должна была тебе сказать.
   - Концерт окончен, - объявил со сцены Руслан.
   Ребята сложили инструменты, зеваки направились к выходу.
  
  
   - А почему бы тебе сразу не открыть свое дело? Зачем отдавать свою технологию корпорации? Это же здорово быть свободным и работать на себя, разве нет? - спросила Наташа, когда они, после долгих рассуждений и споров о будущем наконец встали со скамейки в парке и отправились в сторону дома.
   И сейчас, ранним утром, нетерпеливо ожидая ее в такси у подъезда, Сергей прокручивал в голове ее вопрос снова и снова, ощущая нарастающую тревогу и ответственность за сестру. Куда он ее тащит? Ей еще так многому предстоит научиться! Как объяснить двадцатилетней максималистке, что дорога к успеху чревата многочисленными падениями, и чтобы дойти до конца нужно подстраховаться, хотя бы на первых порах? Невозможно открыть свое дело без значительных денежных инвестиций, которыми он не располагал; невозможно взять и увести за ручку из корпорации ее постоянных клиентов, без которых его бизнес лопнет, как мыльный пузырь; невозможно уйти, когда столько сил и ненависти расплескал по дороге. Он - победитель, а не аутсайдер! Он и так взял от жизни все, что смог.
   Наташа задерживалась: крутилась перед зеркалом в подаренном им новомодном костюме. Сергей нервничал, поглядывая на часы: до отхода поезда оставалось чуть больше часа. Он два дня не был в офисе, а столько всего предстояло сделать до конца недели! Желая отвлечься, он стал рассматривать двор из окна машины.
   Вжих-вжиих... вжих-вжих-вжих. Руслан, низко опустив голову, тоскливо подметал тротуар, не отходя далеко от их подъезда. Он тоже ждал Наташу, чтобы попрощаться. Сергей задумчиво наблюдал за его плавными движениями. Возможно, мама права. Что он может ей дать, кроме своих нежных рук? Ничего. Невысокий рост, невесть как подстриженные непослушные вихры, серьга в ухе и мечтательный взгляд. Мальчик Бананан. И все же его неприязнь к Руслану этим утром разбавило чувство вины: ему не хотелось быть разлучником, не хотелось причинять боль сестре.
   Наташа стремительно выбежала из подъезда.
   - Подожди, я попрощаюсь, - бросила она на ходу в открытое окно такси.
   - Только не долго, мы опаздываем!
   - Ты сногсшибательно выглядишь, - замялся Руслан.
   Неловкое молчание. Разговор глаз.
   - Хотя джинсы тебе тоже шли, - и он оперся на метлу, словно искал в ней поддержки.
   Наташа виновато поцеловала его в щеку.
   - Мне пора, я напишу, когда устроюсь.
   Руслан незаметно оглянулся на ожидающее такси. Сидит. Наблюдает. Цербер. Ему так хотелось сжать ее в объятьях, украсть последний поцелуй, снять слепок с ее губ, чтоб навсегда оставить на своих его тепло и нежность. Но вместо этого, он просто достал диск из кармана и протянул Наташе.
   - Вот, переписал для тебя. Наша музыка...
   - Я буду приезжать или ты приедешь ко мне. Я обещаю! Я напишу! - щурясь от подступивших слез, Наташа резко развернулась на каблучках и поспешила к машине.
   Хлопнула дверца, и расстояние между ними неудержимо стало расти. Руслан, облокотившись на метлу, провожал взглядом машину, пока та не въехала в арку, покидая двор. Цвет разлуки был желтый с черными шашечками.
  
   ****
  
  
   "Мы - бумажные человечки, - шептал голос в ее сне. - Нас кто-то вырезал умелой рукой и забыл на столе у открытого окна. Он не сказал зачем. Дует ветер, и мы падаем на пол. А бумажные листья за окном осыпаются с деревьев на землю. Он не помнит о нас. Ветер. Пустота. Мы - всего лишь бумажные человечки".
   Наташа открыла глаза. Который час? Стрелки не двигались. По циферблату перемещались их тени, подталкиваемые нервными солнечными бликами из окна.
   - Я опять проспала, - извиняющимся голосом в трубку. - Часы встали.
   - Я вчера заводил их, - холодно ответил Сергей, и короткие гудки эхом рассердились вместо него.
   Первые несколько недель Сергей поднимал ее в шесть утра, и к восьми они оба уже были в офисе. Лишь недавно Наташа вытребовала себе право поспать лишних два часа и добираться до работы на метро к десяти, как и все остальные сотрудники. Ей с трудом верилось, что в столице она - больше месяца. Лето давно перевалило за середину, а она так ничего и не видела толком: сначала улицы, плавно летевшие в полудреме за окнами автомобиля, затем толчея, шум и гул подземелья в метро. Ни музеев, ни парков, ни Красной площади или Старого Арбата. Только белый офис на последнем этаже здания. Сергей работал, как заведенный, виделись они редко. Точнее круглосуточно, но либо во сне, либо сквозь стеклянную дверь, не вживую. Сергей перестроил свой кабинет, поставил стеклянную перегородку и выделил место Наташе - своему ассистенту. В этом отведенном ей закутке у двери она чувствовала себя, как в лифте или аквариуме: ни окон, ни стен, только бесшумно скользящие вокруг нее двери - туда-сюда, по кругу. И лица, лица, лица - бесконечная череда лиц с утра до вечера, тоже по кругу.
   Ей трудно пришлось, слишком многому необходимо было учиться с нуля. Университетский диплом не помогал ни работать с документами, ни назначать встречи или переговоры, а главное ни в одном университете вам не расскажут, как запомнить по именам сто человек сразу. Каждое утро она составляла себе список дел, которые необходимо завершить к вечеру, но к обеду список удлинялся вдвое, разрастался как на дрожжах, и в лучшем случае к концу дня она вычеркивала из него лишь треть. Она ничего не успевала и порой горько плакала в туалете от собственной беспомощности, плотно закрыв двери, чтоб никто не услышал. Ей казалось, что единственное, на что она способна, - это спать. Спать, спать, спать, не просыпаясь. Усталость росла с каждым днем. Сергей то кричал на нее, то просил прощения за несдержанность, то вихрем проносился мимо по своим делам, не перекинувшись с ней и словом.
   И все же тревожила ее не усталость и не разобщенность с братом, а непонимание того, зачем ей все это нужно. Они никогда не говорили о людях - "люди", всегда - "потребители", словно человек и не человек вовсе, а огромный рот с желудком на ножках. Правда, после победы Сергея в офисе все повторяли его фразу: "Человек - есть то, что ему снится". Человек - есть сон: и рекламный носитель, и потребитель того, что сам себе рекламирует в одном лице. Ловко! Немудрено, что ее мучили кошмары о бумажных человечках.
   Раз в неделю по воскресеньям она забирала письма Руслана из почтового ящика. Они писал ей аккуратно, не заставляя подолгу ждать ответа. Конечно, воспользуйся они электронной почтой, можно было бы переписываться целыми днями, но у Наташи не хватило бы времени писать так часто, а Руслан свято верил в то, что бумага хранит тепло ее руки. Он не только читал, что она пишет, но и пристально вглядывался в неровности строк, чтобы понять как, в каком настроении, сразу угадывая и ловя между слов капли ее слез или изгибы радости.
   Сейчас ей вдруг вспомнилась песня, которую они сочинили вместе, даже не зная об этом. Очень близкие люди способны чувствовать мысли друг друга на расстоянии.
   После недельного плача в туалете ее засекла одна молоденькая сотрудница и сразу предложила пообедать вместе.
   - Я понимаю, тебе тяжело, но на первых порах всем тяжело. Пойдем с нами, мы тебе за обедом все расскажем, разложим по полочкам, будет легче включиться, - сказала она.
   Девушки сидели в небольшом, уютном кафе за столиком у окна. Официант принес меню. Наташа раскрыла его и поняла, что не может разобрать ни слова. Названия блюд были столь экзотические, а их перечень оформлен в столь изысканном стиле, что меню скорее напоминало китайскую грамоту. Наташа подняла голову на коллег с надеждой на помощь и совет. Но тут у первой из них зазвонил мобильный телефон.
   - Алло, да, колготки в сеточку.
   - Тот счет нужно скопировать и отправить по факсу, спасибо, выручишь.
   - Ой, привет! Да, съемки будут, актриса просит повысить гонорар за участие в сонном ролике. Да, клиенту отправили предложение.
   - Да, результаты первых анкет выложены на сайте. У нас уже сто тысяч желающих! Прайс-листы будут представлены на ближайшей презентации.
   Наташа беспомощно переводила взгляд с одной девушки на другую, казалось, они вот-вот охрипнут и оглохнут от обрушившейся на них лавины звонков. Обе говорили одновременно, без остановки, заказывали блюда официанту, тыча пальцем в меню и даже не глядя на него. О Наташе забыли все, кроме официанта, с усмешкой ожидающего ее ответа на вершине своих знаний китайской грамоты. После долгих расспросов Наташа выбрала блюдо "Мадагаскар", в результате оказавшемся самой обыкновенной картошкой с грибами, запеченной в сыре. Почему именно "Мадагаскар" официант не ответил, только еще раз презрительно усмехнулся.
   Новые подруги продолжали говорить по мобильному и есть одновременно. Соус со спагетти капал на блузку, сырная крошка салата сыпалась на колени... - ничто не могло отвлечь их от телефонных разговоров, словно в этом маленьком аппарате заключалась целая вселенная, и от него одного зависела их жизнь. Чувствуя себя покинутой, Наташа начала рассматривать посетителей в кафе. По мобильным телефонам говорили все.
   "Скоро народятся дети с головой, склоненной к плечу, их шея изначально будет иметь изгиб под телефон", - подумалось ей.
   В это время мимо окна по улице прошел паренек, похожий на Руслана. Он никуда не спешил, смотрел то на небо, то по сторонам. Про таких в столице шутили: "Никуда не торопишься? Неужели собираешься жить вечно?".
   Она взяла салфетку со стола и записала:
  
   Два дня без дождя -
Ни много, ни мало.
Два дня без тебя -
И лето устало.
  
   Два дня я не сплю,
В мой дом опустевший
Вливается воздух,
Впитавший всю нежность
  
   По полустанкам,
Залитым светом,
Бродит твой голос
В поисках лета
  
   Два дня без надежды.
Сквозь дым сигареты
Все мысли мои
Врастают в небо
  
   Мой город из камня
- И лезвие в ножны.
Иллюзии детства
Зашиты под кожу
  
   Нет смысла в словах,
И ложь - в очертаньях.
Давать имена -
- наверно, призванье...
  
   Вечером она отправила салфетку со стихами в письме Руслану. Через три дня он позвонил ей домой и сказал, что недавно сочинил мелодию точь-в-точь подходящую под текст. Вдруг на другом конце провода она услышала тихий разговор, узнала голоса Гриши и других ребят. Они собрались в квартире Руслана, чтобы сыграть новую песню специально для нее. Наташа пела, они играли: гитарное соло, бас, барабан, клавишные. Они снова были вместе, как раньше. Музыка и голос Наташи из разных городов шли навстречу друг другу, сливаясь в единое целое в телефонных проводах...
   Наташа долго сидела на постели, поддавшись красоте неожиданно вспомнившегося момента, глядя перед собой в пустоту. Солнечный луч давно сбежал с ее подушки, а само солнце переместило тени стрелок на циферблате. Она решила еще раз позвонить Сергею, сказать, что заболела, и остаться дома.
   - Хорошо, лечись, вечером привезу тебе витамины, - уже мягче отозвался он и быстро повесил трубку.
   Чтобы убить время до его возвращения, она осмотрела книжные полки. Читать было совершенно нечего: сплошная спецлитература - психология, рекламный бизнес. Выхватив книжку с многообещающим названием "Общество мечты", она отправилась на кухню готовить ужин.
   "Так устроено человечество, - прочла она. - Мы хотим быть продолжением чего-то значительного, хотим прикоснуться к чему-то интересному, значимому, большому. И поэтому из массы компаний будут выделяться те, кто сумеет создать особую атмосферу вокруг товаров, которые они предлагают".
   Нежно голубые сумерки за окном потемнели до сине-фиолетовых, но Сергея все не было. Ужин остыл. Страницы книги повторяли друг друга, как лица за дверями ее аквариума-лифта в офисе. Все их так называемые мечты были материальными, осуществимыми, а главное - потребляемыми. Но она-то знала, что к настоящей мечте нельзя прикоснуться, а тем более съесть ее, выпить, надеть... Вздохнув, Наташа взяла в руки ножницы и начала вырезать из надоевших страниц бумажных человечков.
   - Что ты делаешь? С тобой все в порядке? - тихо положил ей руку на плечо Сергей. Наташа вздрогнула от неожиданности. Наверно, претворение сна в жизнь настолько увлекло ее, что она не заметила, как хлопнула входная дверь, и Сергей прошел к ней на кухню.
   - Я ужин приготовила, сейчас разогрею, - попыталась оправдать она свое поведение.
   - Устал сегодня, - присаживаясь за стол, улыбнулся Сергей. - Слишком много всего нужно сделать за день. У нас такие успехи! Почти все клиенты компании подписали с нами контракты. Посещаемость нашего Интернет портала возросла до двадцати тысяч человек в день. Вот людям халява нравится! И я считаю, что это не предел. Если и дальше так пойдет, то рост оборота компании увеличится в два раза, а мы купим дом на Рублевке!
   Наташа молча поставила перед ним тарелку с жареным мясом и овощами.
   - А ты чего сидишь в тишине? - спохватился Сергей. - Хоть бы телевизор включила.
   - Я книжку читала, - начала Наташа, но, вспомнив, что не читала, а резала, замолкла на полуслове.
   Сергей, погруженный в свои радостные мысли, уже забыл про истерзанное "Общество мечты".
   - Хорошо, что ты приехала, приятно домой возвращаться. Ненавижу есть один!
   Наташа подперла щеку рукой, внимательно вглядываясь в его вдохновенно жующее лицо.
   - Но я тебя не вижу целыми днями. Ты теперь большой начальник - без стука не входи! Только по телефону и слышу, как приказы отдаешь.
   Сергей расхохотался в ответ, довольный собой. Наташа грустно опустила голову, пряча взгляд в тарелке.
   - Включи, кстати, телевизор, - снова напомнил он. - Сегодня в новостях о нас репортаж будет. Ключевой клиент компании будет нас благодарить. Неужели неинтересно посмотреть?
   Наташа, пожав плечами, потянулась к пульту.
   После финальной сцены и титров фильма загремела и заискрилась заставка полуночных новостей.
   - Российский рекламный бизнес сделал шаг вперед, - появился в кадре долгожданный журналист. - До сих пор мы догоняли Европу и Штаты, сегодня же у нас в руках технология, которой нет нигде в мире. Реклама во сне. Это настоящий научный прорыв, который, возможно, в скором времени полностью изменит современную экономику. А теперь посмотрим репортаж...
   Сергей улыбался Наташе уже из телевизора. Мелькнула странная мысль: два Сергея за одним столом - слишком много.
   - Реклама во сне дает потребителю ощущение счастья и позволяет покрыть часть расходов за счет рекламодателя, - восторженно говорил он.
   - Теперь я уверен, что бюджет, потраченный на рекламу, не уходит в никуда, - не менее восторженно говорил другой человек, судя по высветившейся электронной плашке на экране, клиент корпорации. - Мой продукт получает гарантированный контакт с потребителем. С тех пор, как мы запустили новую рекламную кампанию во сне, продажи плазменных телевизоров и домашних кинотеатров возросли - нет, не вдвое - в четыре раза к предыдущему периоду! Это фантастика!
   Внезапно их счастливые лица ушли в ЗТМ, а на экране возник другой журналист на фоне вечерних улиц Москвы. Он уверенно пошел на камеру.
   - Кстати, о домашних кинотеатрах, - резко отчеканил он, продолжая наступать. - Недавно внук подключил своего деда к рекламе во сне, потому что не мог постоянно вносить коммунальные платежи за его квартиру, так как живет в другом городе. В результате дедушка, насмотревшись рекламных снов, продал квартиру и купил себе домашний кинотеатр!
   Журналист взмахнул рукой, и послушная камера сделала панораму вдоль улицы: на тротуаре сидел дед с полубезумной улыбкой, привалившись спиной к звуковым колонкам и крепко обнимая огромный плазменный телевизор.
   - Что это? Издержки производства? - сдвинув густые брови, строго спросил журналист людей за кадром (то есть их с Сергеем, пьющих чай на кухне). - Что такое можно внушить человеку посредством сна, чтобы он, не задумываясь, продал свою квартиру? Где он теперь будет смотреть кино? На улице? Не зомбируют ли нас? Давайте задумаемся, прежде чем сказать: "Да!"
   Сергей выключил телевизор и уставился на сестру. Теперь и у него брови сходились на переносице, как у журналиста с экрана.
   - Наташа? Ты мой ассистент или нет? Кто это пропустил в эфир? Какой идиот загрузил в профайл нищего старика рекламу, рассчитанную на высокодоходную аудиторию? Ему не плазменные телевизоры нужно во сне видеть, а кефир, мать вашу!
   Он вскочил и нервно забегал по кухне. Наташа испуганно сжалась на стуле.
   - Я не понимаю ничего в компьютерной системе, ай-тишники сами запускают программу, она работает автоматически. А для новостей я вчера вечером отослала утвержденный сценарий, и там ничего про деда не было! Ты же сам подписывал!
   - Вот пройдохи! - Сергей в бессильной злобе опустился за стол рядом с ней. - Где они этого деда вообще выкопали! И успели же за один день!
   Он сжимал и разжимал кулаки до боли, до хруста, пока руки не побелели. Немного успокоившись и собравшись с мыслями, он попросил Наташу обзвонить всех сотрудников подразделения и назначить экстренную встречу на восемь утра. Наташа виновато посмотрела на часы: было глубоко за полночь. Многие из ее коллег наверняка уже отправились в постель и видят десятый сон, а ей придется будить их среди ночи.
   Хотя если журналист прав, и реклама во сне действительно так опасна, то может, лучше и не спать вовсе?
  
  
   ****
  
  
   Спать Сергей перестал давно, лишь перехватывал пару часов забытья перед рассветом. Председатель Совета директоров был вне себя от ярости. В бизнесе есть величина неизмеримо большая, чем скорость света. Это скорость, с которой распространяется ваша деловая репутация. Совет директоров трепетал от одной мысли о том, что кто-то или что-то может бросить тень на корпорацию, а тут - сюжет в новостях! Немыслимый промах! Сергею пришлось дать слово, что будет лично контролировать все профайлы потребителей. Поскольку число желающих подключиться к рекламе во сне с каждым днем возрастало в разы, время на сон и отдых сокращалось обратно пропорционально. Он старался не думать о том дне, когда стрелки их векторов пересекутся, а его пристрелят, как загнанную лошадь. Нет, его никто не догонит, он найдет оптимальное решение, выстоит, выдержит, победит.
   Впервые за несколько недель он возвращался домой по вечернему, а не по ночному проспекту восстановить силы, выспаться.
   - Серег, ты мне нужен сегодня! - услышал он пьяный и какой-то надломленный голос Игоря в трубке. - Приезжай, я в ресторане сижу, в нашем. Приедешь?
   - У тебя что-то случилось? - резко спросил Сергей. - С какой радости во вторник напиваться?
   - Случилось! А разве сегодня уже вторник? Да-а. Четыре дня, значит, пью. Ну, приезжай, давай посидим, я угощаю.
   Лучше бы отказаться, но...
   - Как можно друга бросить пить одного? Сейчас заеду, я здесь близко. Машину только оставлю на стоянке.
  
   Игорь глушил виски со льдом за столиком в углу ресторана спиной ко всем остальным посетителям, уткнувшись неподвижным взглядом в стену.
   Сергей молча сел напротив, вместо стены. Игорь, чуть улыбнувшись, также молча плеснул ему виски в другой стакан. Дзинь. Выпили.
   - Колись: пьешь с горя или с радости? - попытался разрядить обстановку Сергей, но понял, что радостью трехдневный перегар друга и не пахнет.
   Игорь недавно расстался с очередной своей подопечной - начинающей поп-звездой Лолой, отменил все ее концерты и (по его словам) продался в телек - продюсером реалити-шоу "Каскадеры".
   - Если из-за Лолы пьешь, то не стоит - осторожно начал Сергей. - Дрянь она просто. У них у всех сейчас мода на малолеток. Самая последняя содержанка грезит о власти. Моя бывшая тоже: взял выписку со счета, а там сплошные мужские магазины прописаны. Все они - одинаковые: сначала пудрят тебе мозги, а потом для поддержания имиджа покупают себе прокаченных стриптизеров из "Красной шапочки" по твоей же кредитке. Выставил ее прямо из ресторана. Хоть бы соврала, что брату покупает или отцу. А то хлопает ресницами и улыбается. Мальвина!
   Тут, вспомнив о попугайчике, Сергей в сердцах хватил кулаком по столу. Но в стакане Игоря даже лед не дрогнул.
   - Лолка с гитаристом своим спуталась. А пью я не поэтому, - мрачно вздохнул он.
   - Так других поводов вроде нет, - оживился Сергей. - Смотрел твое реалити-шоу, впечатляет! Просто экстрим какой-то! Классно они через пропасть прыгали! "Последний герой" отдыхает! Рейтинги почти новостные!
   - Да, рейтинги высокие, - криво усмехнулся Игорь и залпом допил свой виски. - Ваши клиенты деньги вложили, купили генеральный пакет на спонсорство за три миллиона долларов.
   - Поздравляю! Вот тебе и стоящее дело, о котором ты мечтал, - хлопнул его по плечу Сергей и, быстро разлив остатки виски по стаканам, поднял свой. - За тебя и твои успехи!
   Игорь отставил свой стакан в сторону.
   - Паренек там у меня разбился, насмерть, - низко опустив голову, начал он. - Не допрыгнул. За него все зрители голосовали, любимец публики был.
   - Прости, я не знал, - отшатнулся Сергей. - Ничего не показывали. И что теперь большие проблемы?
   - Проблемы? - нервно засмеялся Игорь, и в глазах заплескалась пустота вперемешку с виски. - Нет никаких проблем. Родственникам дали сто тысяч зелеными, чтобы шум не поднимали. В эфир пару склок его с другими участниками шоу из черновой съемки пустили, результаты голосования зрителей подделали, он как бы просто выбыл из проекта. Участники шоу и так молчать будут, для них это единственный шанс попасть на телевидение. НИК-ТО НИ-ЧЕ-ГО не знает и не узнает. Show must go on!
   Игорь уронил голову на руки и глухо завыл, стиснув зубы. Конвульсивно запрыгали по столу стаканы. Сергей быстро придвинулся к нему вплотную, крепко обхватив за плечи.
   - Эй, чувачек, держись! Это производственные издержки. У меня тоже под окнами целые демонстрации по утрам стоят с плакатами: "Долой рекламу! Верните наши сны!" Но когда речь идет о больших деньгах, маленькие жизни в расчет не принимаются. Мы на войне, приятель! Соберись, возьми себя в руки! Ваше шоу дает очень высокие рейтинги и приносит немалую прибыль центральным каналам. Это же твоя продюсерская слава! Твоя мечта! А за мечту нужно драться! И убивать ради нее, если приходится.
   Игорь, не поднимая головы, пошарил рукой по столу в поисках недопитого виски. Сергей вложил стакан ему в руку. Молча выпили. Выкурили по сигарете. Сергей не торопил друга, понимающе ждал, пока тот сам захочет договорить и выговориться.
   - Все было бы ничего, но снится мне этот парень, - наконец продолжил Игорь. - В последнее время вообще не сплю. Только глаза закрою, а он тут как тут стоит у изголовья кровати, смотрит на меня и молчит. И кажется мне, что и не сон это вовсе.
   - Это потому, что спишь один. Заведи себе новую подругу, полегче будет.
   Игорь снова замолчал, потянулся к измятой пачке сигарет.
   - А...к черту! Все равно ничего не вернуть, - выдохнул он вместе с дымом сигареты. - Тебе спасибо, что приехал. Посидели, и вроде отлегло.
   - Вот и хорошо! Если ничего нельзя исправить, сожалеть о содеянном - бессмысленно и никому не нужно. Ты ж не святой, чтоб всю жизнь раскаиваться. Было и прошло, - убеждал Сергей. - А подруга тебе все же нужна. Тоскливо одному домой возвращаться.
   - Нет уж, не нужна, не хочу кормить потом всех ее любовничков. Меня на всех не хватит! - попытался отшутиться Игорь.
   - А ты с приличной девушкой познакомься, которая Prada от Dolce Gabana отличить не сможет.
   - Ну, ты загнул! Это какой-то раритет, а не женщина! Таких не бывает.
   Сергей вдруг почувствовал удар изнутри - осенило. Действительно, что может быть лучше, чем два самых близких человека рядом?
   - Я тебя с Наташкой познакомлю, - быстро заговорил он. - Сестра моя - умница, красавица, честная, искренняя. Все равно работник из нее никакой, не хватает ей жесткости. Мне ассистент позубастей нужен. А вы друг другу понравитесь, детей заведете. И я свой долг старшего брата перед матерью выполню, пристрою сестру. Хоть одна гора с плеч!
   - Правда красавица? - встрепенулся Игорь.
   Сергей достал фотографию из портмоне. Он хранил ее со времен переезда в Москву. Сестренкин выпускной бал в школе. Она заразительно смеялась, грациозно откинув голову, на фоне цветов сирени. Если бы слову "счастье" подбирали визуальный образ, то Наташа могла бы стать его живым воплощением.
   - Какой цветок! - выхватил Игорь фотографию у него из рук. - Я оставлю себе?
   Сергей машинально потянулся за карточкой. Игорь быстро сунул ее в нагрудный карман рубашки.
   - Нет уж, пристраивать сестру, так пристраивать! Ты определись как-нибудь!
   Сергей взглянул на часы. Половина десятого.
   - Поехали к нам, еще не поздно. Поужинаем. Заодно и представлю вас друг другу, - предложил он. - А то будешь здесь один до утра напиваться.
   Игорь с готовностью согласился, и оба отправились ловить такси.
   - Не рассказывай ей о своих ужасах. Не нужно ей всего знать, - спохватился Сергей на выходе. - Она натура - тонкая, не выдержит, сломается.
  
  
   Наташа открыла им дверь, как на фотографии: грациозно откинув голову, и сияющие глаза - в цвет сирени. Теперь уже Игорь ощутил удар изнутри. Наверно, в этот вечер их с Сергеем била одна и та же рука судьбы.
  
  
  
   ****
  
  
   Давно, еще в детстве, мне подарили картину: тихое лесное озеро, солнце, садящееся за кроны деревьев, ярко розовые и оранжевые блики на глади воды. Далеко не шедевр, но от нее становилось тепло и радостно на душе не только мне, но и всем, кто приходил тогда к нам в гости. Лишь одна деталь была несуразной и неправильной в картине: темное дерево на переднем плане с заштрихованной, замазанной густым слоем масла веткой, - выдающей неумелую руку художника. Наверно, изначально он затосковал, провожая солнце, и нарисовал дерево с ветвью, склоненной к земле, но затем теплые тона картины вытеснили меланхолию, и он закрасил неуместное уныние, подняв все ветви дерева вверх. Ему вдруг захотелось, чтобы дерево не грустило по солнцу, а махало бы рукой ему вслед в надежде на новый день. Смену настроений во время работы он мог бы скрыть более искусно, но художник, вероятно, был начинающим - не получилось. Так или иначе, но, глядя на картину, все чаще думалось о том, что некоторые эпизоды из жизни похожи на эту неумело заштрихованную ветку. Как ни скрывай потерь, ошибок и поражений, при определенном освещении и под определенным углом они все равно видны. Раскаяния не существует, ты всего лишь перестаешь улыбаться. В свете того, что успел натворить в жизни, радость начинает казаться чем-то постыдным.
   После измены Лолы Игорь убивал время на ночных сеансах в кино. Запомнилась сцена погони в одном фильме. Герои перепрыгивали с крыши на крышу вагонов горящего и мчащегося под откос поезда. Только языки пламени стелились по ветру в одну сторону, а волосы героев развевались тоже по ветру...- но совсем в другую. Перечудили режиссер и съемочная группа со спецэффектами на зеленом экране. Чувствуя себя обманутым, Игорь встал и вышел из зала. Неужели зрителя настолько не уважают, что не потрудились переснять явный провал? Или рассчитывали, что он ничего не заметит? Вместе с ним кинозал покинуло больше половины полуночников. Наверно, не его одного тошнило от дешевых компьютерных спецэффектов. Тогда ему и пришла в голову идея реалити-шоу "Каскадеры". В шоу все будет "вживую", по старинке, с азартом и риском для жизни. Народ жаждет зрелищ и меньше всего ждет обмана.
   Центральные каналы тут же ухватились за проект, и отбор участников начался по всей России. Конкурс для всех желающих, кто имеет спортивную подготовку и мечтает сниматься в кино. Главный приз победителю - контракт с киностудией. Ребятам наняли тренеров, постановщиков трюков, известных каскадеров в учителя. Начали с самых известных и простых трюков, но рейтинги уже первых показов шоу взлетели до небес. Игорь быстро превратился в Короля и Бога на съемочной площадке. И вскоре двенадцать улыбающихся счастливчиков выстроились в очередь у края пропасти. Он был уверен, что проверил страховку. Но... Олегу совсем недавно исполнилось двадцать лет, и он мечтал стать кинозвездой...
   После того, как первые страсти улеглись, Игорь собрал участников реалити-шоу.
   - Сегодня я хочу поговорить с вами о смерти Олега. Я как продюсер этого шоу имею право знать ваше мнение.
   - Мы все подписали бумагу о неразглашении. Это был несчастный случай! - бодрым хором отчеканили ребята.
   "Да, здорово их выдрессировали", - подумал про себя Игорь.
   - Я не об этом, - резко остановил он их. - Как по-вашему, после этого стоит продолжать проект?
   - Стоит! Олег сам нарывался! Тоже мне, трюкач! Он отстегнул страховочный трос. Хотел потом показать на камеру, что прыгал без него. Он хотел победить, во что бы то ни стало!
   - Да, это нечестно из-за одного придурка закрывать шоу. Для нас шоу - это шанс! У меня, например, вообще никакого образования нет. И что? Я теперь должен возвращаться на свой завод гайки закручивать?
   Ребята, похоже, не собирались уступать. Они мечтали о победе и потому не были склонны анализировать случившееся и оглядываться назад.
   - Шанс! - грозно повторил Игорь. - Не боитесь? Да, вас учат опасным трюкам. Да, есть страховка. Но вы же понимаете, что профессии каскадера учатся несколько лет, а то и всю жизнь. И за несколько месяцев проекта, вы звездами кино не станете. А страховка может и оборваться!
   - Ну и что! - взвизгнула одна из участниц (она была самой хорошенькой в команде и больше других рассчитывала на успех). - Даже Ланка подписала контракт с магазином спортивной одежды. Моделью стала! А кем была до шоу? Газировкой торговала в ларьке в Мытищах!
   Игорь испытующе переводил взгляд с одного юного лица на другое в надежде найти хоть проблеск сочувствия к погибшему, но тщетно. Ребята стояли стеной.
   - Странно, но другого ответа я почему-то и не ждал, - вздохнул Игорь. - Вам всего двадцать лет, а вы уже ослеплены славой! Ну что ж, будь по-вашему, - махнул он рукой. - Но в скором времени у вас будет другой продюсер и другие тренеры по трюкам.
   Про себя он давно решил доработать первый сезон и уйти с проекта. Права у него выкупили, а дальше пусть делают, что хотят. И все же... Олег стоял у края его постели каждую ночь. Игорь проклял все ночные киносеансы и себя вместе с ними. Ведь это его идея, это он должен был проверить страховку, это его вина. Нуждаясь в таблетке от отчаяния, он начал пить. А потом Сергей познакомил его с Наташей...
   Игорь посылал ей орхидеи в горшочках. Они в его понимании ассоциировалось с нежностью. И еще ему очень хотелось остаться с Наташей надолго, возможно, что и навсегда. Поэтому срезанные цветы не годились.
   Постепенно он приучил себя смотреть на картину последних событий под таким углом и освещением, чтобы закрашенная ветка не проступала сквозь слои масла.
  
  
  
   ****
  
  
   Наташа задумчиво разглядывала орхидеи, выстроив перед собой горшочки в ряд по росту. Их нельзя выбросить, они - живые, как маленькие животные или дети: с глазками, носиком, ротиком. Закрываются на ночь, словно закутываются в одеяло, а утром просыпаются, распахивают объятья, тянут руки, требуя внимания и заботы. Не уследишь, не польешь, не покормишь вовремя, - и они погибнут. Но и оставлять орхидеи у себя - тоже предательство. Наташе нравился Игорь. Ее - робкую и несмелую - всегда притягивали уверенные в себе люди. А смеющимся цыганским глазам Игоря, казалось, неведом страх. Каждый его жест вселял спокойствие и чувство защищенности, словно его окружала аура удачи, а небеса любили его сильнее всех остальных. С того вечера он частенько ужинал у них дома, и ей нравилось готовить что-то особенное к его приходу. Сергей в эти дни отпускал Наташу с работы пораньше. За столом Игорь рассказывал невероятные истории и байки о буднях шоу-бизнеса, но с таким же успехом мог бы рассказывать о том, как чистить картошку или менять колеса в машине: с его даром увлечь людей любой, даже самый банальный рассказ становился притчей или анекдотом. Игорь умело мог разрядить нервную обстановку в их доме и помирить ее с Сергеем. В офисе они часто ссорились и, как обычно бывает, тащили все ссоры домой. Игорь стал громоотводом для них обоих. Но чем больше он ей нравился, тем сильнее тосковала она по Руслану. А Игорь посылал ей орхидеи все чаще и чаще. Одно дело - ужин втроем: с братом и его другом, и уж совсем другое - записка, вложенная в живой цветок: "Сергей собирался сегодня работать допоздна, может быть, пойдем куда-нибудь поужинаем вместе?". Орхидеи запахли изменой.
   Скользнула стеклянная дверь. Сергей, заметив цветы на Наташином столе, широко улыбнулся:
   - Куда пойдете ужинать?
   - Я не пойду ужинать, - Наташа теребила лепестки орхидей, как будто хотела, чтобы им тоже стало больно. - И цветы Игорю придется вернуть.
   - Почему? Что не так? - Сергей нетерпеливо переложил папку с бумагами из одной руки в другую. Ему уже не то, что бежать, лететь нужно было на встречу с клиентом, а Наташа его держала.
   - Это нечестно, - упорствовала она. - Что я потом скажу Руслану? Помнишь, ты обещал, что он может приехать ко мне? Когда я смогу пригласить его к нам? Прошло три месяца, как мы не виделись.
   - Я? Обещал тебе? Что он приедет к нам?! Не помню! - взорвался от такого поворота событий Сергей (он уже давно, облегченно вздохнув, мысленно вычеркнул Руслана из ее жизни). - Куда угодно, только не в мою квартиру! Впрочем, если тебе некуда деньги девать, можешь накопить ему на номер в гостинице на несколько дней.
   И он резко повернулся к ней спиной, собираясь уйти. За спиной раздались тихие всхлипывания. Прямая осанка Сергея обмякла.
   - Мой тебе совет: забудь его поскорее! - Сергей вернулся и обнял сестренку, он никогда не мог слышать, как она плачет. - У тебя теперь новая жизнь. Игорь - надежный парень, с ним ты будешь счастлива! Как за каменной стеной. И мама наконец будет довольна.
   - Не переживай за меня! - Наташа резко стряхнула его руку с плеча и встала из-за стола. - Я сама как-нибудь разберусь, с кем я буду счастлива.
   - Ну, как знаешь, - вздохнул Сергей. - Я сегодня, наверно, опять допоздна буду в офисе. А ты могла бы сходить куда-нибудь, развеяться.
   Вместо ответа во взгляде Наташи засквозил укор, и он молча вышел, чтобы снова не разжигать ссору.
  
  
   ****
  
  
   Вечер. Луч фонаря заглядывал в окна. Два пропущенных телефонных звонка: один - от Игоря, другой - от Сергея. Наташа оставила телефон лежать на столе, потушила свет, накинула куртку и вышла за дверь.
   С недавних пор она полюбила вечерние прогулки. Сергей частенько до полуночи засиживался в офисе, выращивая новую породу людей, грезящих рекламой, а ей было скучно дома одной. Свою работу она выполняла с десяти до семи, как и все нормальные люди. Брат не требовал от нее большего.
   Первые числа сентября. Вечерами стояла по-летнему теплая погода, но темнело рано. Листья на деревьях осень уже вышила по краю тонкой золотой ниткой. Одинокие прохожие никуда не спешили, грусть разливалась в воздухе. Наташа обычно шла по узким улочкам до проспекта, упиравшегося в мост над рекой, долго стояла посередине, с восхищением разглядывая панораму огромного светящегося города, а потом той же дорогой возвращалась обратно.
   Вечерний ритуал не задался: начал накрапывать дождик. С неприязнью взглянув на затянутое тучами небо, Наташа все же решила дойти до моста. По его противоположной стороне ей навстречу шла девушка или женщина, издали возраст определить было сложно. Стройная, в черном обтягивающем, похожем на трико, наряде и высоких сапогах. Шаг ее - легкий и пружинистый - чем-то напоминал танец фламенко, словно сдерживал сам себя, не давая страсти вырваться наружу. Наташа отвела от нее взгляд, заметив, что она остановилась точно напротив нее. Ей стало неловко рассматривать незнакомку в упор. Но что-то в ней все же было необъяснимо притягательное - то же, что и в летящей панораме города за перилами моста, - страх высоты. Наташа не удержалась, чтобы незаметно из-за плеча не оглянуться. Вдруг та одним движением перемахнула через перила. Теперь она видела только ее голову и руки, сжимавшие черную резную сталь в каплях дождя. Наташа с ужасом посмотрела вниз: по другую сторону перил был узкий покатый козырек, сантиметров десять-пятнадцать в ширину. Незнакомка стояла над рекой на тоненьком уступе, не страшась (или желая?) сорваться вниз. Наташа, не отрываясь, следила за ней. Та не двигалась, словно закрыла глаза и представила себя птицей. Самоубийца. Нужно что-то сделать, позвать на помощь, удержать...
   Еще мгновение, и крик онемел в горле. Наташа в считанные секунды оказалась на противоположной стороне моста. Незнакомка летела вниз, беспомощно раскинув руки. Удар о воду взметнул лавину сверкающих брызг. Разъяренная вторжением река, сомкнув челюсти, поглотила ее. Наташа ждала, не смея пошевелиться. Наконец глубина выплюнула мертвое тело, и темные волны потащили его за собой, швыряя из стороны в сторону, как пластмассовую куклу. Наташа оглянулась по сторонам - мост был пуст. Телефон - оставлен дома. Она побежала в сторону проспекта за подмогой.
   Служба спасения подъехала быстро, словно давно ждала этого вызова. Тело прибило к берегу метрах в ста от падения. Самоубийцу откачали. Мучительно закашлявшись, она встряхнула головой, и спутанные черные волосы снова скрыли от Наташи ее лицо.
   - Некогда, девушка! Скорее садитесь в машину! Иначе мы ее потеряем, - прикрикнул на Наташу врач скорой помощи.
   И она поехала вместе с незнакомкой в больницу.
  
  
   - Вы кто ей будете - родственница, сестра? - разбудил ее утром неприятно высокий голос медсестры.
   Наташа, еще до конца не проснувшись, судорожно кивнула. Всю ночь она провела, свернувшись калачиком на стуле под дверью палаты незнакомки. Сначала ждала известий о ее состоянии, потом от усталости заснула.
   - Не беспокойтесь, с ней все в порядке! Легкое сотрясение мозга. Подумать только, бывают же люди, как в рубашке родилась! Никаких переломов, никаких внутренних повреждений! А ведь прыгала с моста в воду - там шестиэтажный дом в высоту будет, а может, и больше. Должна была разбиться о воду, но ни царапинки! - улыбнулась некрасивая медсестра. - Можете к ней зайти, она давно не спит.
   Наташа долго смотрела вслед толстым раскачивающимся бедрам медсестры, и в голове ее тоже все кружилось. Что она здесь делает? Нужно ли вообще заходить? Она встала и на затекших ногах с трудом подошла к двери палаты.
   - Это ты позвала на помощь?
   Наташу поразила синева глаз незнакомки - та смотрела на нее в упор, не мигая. Она молча кивнула и пугливо оглянулась на дверь, не зная, о чем можно говорить с самоубийцей: просить прощения, что спасла, или, наоборот, радоваться с ней вместе, что удалось.
   - Спасибо тебе! Вообще-то я не хотела, - чуть улыбнувшись, дружелюбно протянула незнакомка ей руку и представилась. - Я - Полина.
   Наташа хотела назвать свое имя, но Полина перебила ее.
   - Мы - всего лишь бумажные человечки, - проговорила она чуть осипшим голосом, и глаза снова полоснули Наташу своей синевой. - Нас кто-то вырезал умелой рукой и забыл на столе у открытого окна. Он не сказал зачем. Дует ветер, и мы падаем на пол...
   - Это мой сон!
   - Это моя книга!
   - Ты пишешь книги?
   - Да, я - графоман. Потому что писатель - это тот, кто издается на бумаге. Меня же читают только в сети. Нет, ты не поймешь, наверно, но это как болезнь души. Ты знаешь, что нет середины между всем и ничем, гением и бездарностью? И тот, и другой, производя что-то на свет, испытывают одни и те же чувства. Поэтому уже не важно, как ты пишешь - хорошо или плохо, важно предчувствие вдохновения. Любой человек, кто хоть раз испытал вдохновение - этот порыв создавать свои миры и вселенные - не в силах от него отказаться. Творчество - самое великое счастье на свете! Это чувство не способно заменить ничто: ни любовь, ни рождение ребенка, ни власть, ни деньги, ни слава - НИЧТО! Я пишу, потому что это держит меня на плаву. Когда жизнь становится непереносимой, я могу сочинить себе другую. Я ухожу, потому что там я могу любить. Я - человек без оболочки, и все, что вокруг, - уже внутри меня. Видеть мир по-другому не только великий дар, но и великая боль. Это обостренное восприятие действительности. Я оказалась на мосту, потому что хотела прожить жизнь героя моего романа. Узнать, ЧТО чувствует человек, решивший покончить с собой. До самых мельчайших деталей: скользкого камня под ногами, рева реки, холодка ржавых перил, головокружения от высоты... Я хотела постоять на краю, а потом вернуться домой и закончить книгу. Но сорвалась вниз. Уступ был слишком узким, а перила - слишком скользкими. Я не нарочно. Думала: постою над водой и все почувствую. Но поскользнулась и не удержала равновесие...
   Полина говорила, захлебываясь, быстро, громко, горячо, и слова ее держали Наташу, как на привязи, не позволяя выйти за дверь. На щеках ее заиграл румянец, слипшиеся короткие черные волосы смешно торчали во все стороны. И все же Полина показалась Наташе невероятно красивой в своем безумии. И глаза... Глаза постепенно приобрели человеческий мягкий зеленоватый оттенок. Наташа вдруг вспомнила поверье о том, что у всех, кто уходит в небытие, глаза перед смертью становятся пронзительно синего цвета.
   - Глаза у тебя позеленели, значит, с тобой все в порядке, - вслух повторила она свою мысль. - И медсестра мне тоже сказала, что никаких внутренних повреждений и переломов у тебя нет.
   - Да, наверно, кому-то очень нужна моя книга, - гордо вскинула острый подбородок Полина.
   - Но почему самоубийство? И что все же он чувствует? - любопытство окончательно победило в Наташе желание уйти. Она взяла стул и присела у края ее постели.
   - Когда-то я написала повесть, - загадочно начала Полина, - и создала героя - совершенно никакого, он по сюжету и должен был стать никаким, так, эпизод: ни поступков, ни мыслей серьезных, ни характера, ни порывов... Он ничего не успел сделать и говорил цитатами из прочитанных книг. Но в финале его убивают. И мои читатели - все как один - полюбили его больше других героев повести, даже главных. Письма приходили с десятью восклицательными знаками - они требовали его оживить. А чем он заслужил все это? Тем, что его убили. Наверно, не нужно ничего совершать в жизни: ни героического, ни доброго, ни смешного. Достаточно умереть, чтобы тебя полюбили. Восемь цифр на каменной плите и есть символ всеобщей любви. А самоубийца, он хотя бы способен на последний, трагический шаг, так интереснее.
   - Но самоубийство - грех. Может быть, неосознанно, но все же их осуждают, считают плохими, - попыталась возразить Наташа.
   - Не бывает плохих людей, есть только потерянные дети, по дороге жизни свернувшие не туда. Я - такой ребенок. Когда у человека болит душа, это похоже на зубную боль. Невыносимо! И каждый справляется с ней по-своему. Одни сразу бегут к врачу, то есть ищут утешения и поддержки у своих родных и близких. Другие постоянно глотают обезболивающее: алкоголь, наркотики, работа, любовь, секс, творчество... - все, что угодно, лишь бы притупить боль. А третьи пытаются вырвать свою душу-зуб сами. Это и есть настоящие самоубийцы. Они ни у кого не просят помощи, их нельзя спасти. Люди умирают, чтобы навсегда остаться в памяти живых. Единственные, кого мы никогда не забудем, - те, кого уже нет рядом. Но мой герой не из их числа. Он - нормальный, просто я не оставила ему другого выхода. Он не умеет проигрывать и по сюжету должен уйти. И на мосту я искала его страх.
   - Ты не эмо случайно? - настороженно поинтересовалась Наташа, вспомнив про черное ее одеяние.
   - Нет, - засмеялась Полина в ответ. - Эмо не хотят жить, а я только пишу о смерти. Я слишком люблю жизнь, поэтому и смерть для меня много значит. Если бы мне протянули две руки: в одной из которых была бы вечность в Раю, а в другой - бессмертие здесь, на Земле, я, не задумываясь, выбрала бы вторую. Я люблю себя, людей и нашу планету, а еще возможность стать на время кем-то другим. А ты когда-нибудь перекрашивала волосы?
   Наташа невольно коснулась своих длинных золотисто-каштановых волос.
   - Нет, никогда.
   - Значит, тебя устраивает одна жизнь. А мне одной мало. Брюнеты, например, - мистики, блондинки всегда влюблены, а рыжие - склонны к риску и невероятно удачливы. Они могут спокойно сесть в самолет, зная наперед, что он потерпит крушение. Рыжие всегда остаются... Я меняю души, как актриса меняет роли. Я вживаюсь в образы, перевоплощаюсь, могу прожить жизни, которые мне недоступны. У меня тысячи лиц. В общем-то, с детства я никогда не была собой, всегда играла в какие-то игры: то Золушкой себя представляла, то Робином Гудом. Так что болезнь моя не лечится, - и Полина снова засмеялась счастливо, заливисто, громко.
   Наташа слушала ее смех и жалела о том, что у нее никогда не было подруг. Может быть, она упустила что-то важное в жизни? Хотя вряд ли это станет для нее важнее, чем их с Русланом песня, до сих пор блуждающая где-то в телефонных проводах ее воспоминаний.
   - Не говори ничего врачам, - спохватилась она вдруг. - А то упекут...
   - В психушку? - дерзко передразнила ее Полина. - Не бойся, я умею притвориться нормальной. Скажу, что кошелек выронила и пыталась достать. А вообще скрывать нечего. Не существует людей, так или иначе не стремящихся к смерти. Сигареты, алкоголь, наркотики, секс с первым встречным, экстремальные виды спорта - все это ни что иное, как тяга к саморазрушению или, если быть честным, суицидальные наклонности. Подсознательное желание узнать, что там, за чертой. Перестать сожалеть о быстротечности жизни, избавиться от дамоклова меча времени, шагнуть в вечность. Это тяга к определенности, ведь неизвестность всегда удручает.
   - И что ты узнала... когда падала в реку?
   - Ничего. Холодно. Свист ветра в ушах. Пустота. Неправда, что вся жизнь проносится перед глазами. На это не хватает времени, оно сжимается до каких-то долей секунды. И ты видишь себя как бы со стороны. Я даже не успела испугаться. Словно все происходило не со мной, а с кем-то другим. Как во сне о бумажных человечках... Но когда я проснулась в больнице и увидела свои руки поверх одеяла, они показались мне такими красивыми и такими родными! А ноги, когда я откинула одеяло... я поняла вдруг, как сильно я люблю свои блестящие коленки. Я встала с постели, не почувствовала боли, только легкость в движениях, словно плыла или летела по воздуху. Я подошла к окну и смотрела, как солнце поднимается над домами. Это было похоже на волшебство. Словно я отсутствовала на Земле много-много лет и вот сейчас вернулась.
   - А я никогда не думала о смерти, - вспомнив скользкий уступ моста, уверенно произнесла Наташа. Глядя вниз, она не ощутила ничего, кроме страха сорваться. Ей никогда всерьез и не верилось в притяжение бездны.
   - Тебе еще рано. Это удел тех, кто неожиданно повзрослел. Был-был ребенком, а потом в одно прекрасное утро понял, что больше ничего не изменится, и остается только ждать, когда все закончится. И все, что у тебя есть впереди, - лишь часы, которые нужно пережить. Ожидание - невыносимо, но хуже всего, когда перестаешь ждать новостей.
   - Наверно, я все еще жду. Наверно, никогда не перестану, - задумалась Наташа.
   - Все когда-нибудь заканчивается. Иначе жизнь не была бы жизнью, - вздохнула Полина.
   Обе замолчали. Наташа снова оглянулась на дверь.
   - Меня еще дня три здесь продержат, придешь навестить? - спросила ее Полина перед тем, как попрощаться, и, внезапно погрустнев, добавила: - Возвращайся! Я скажу врачам, что ты - моя сестра, потому что после всего, что случилось, ко мне никто не придет больше.
   - Да, - оглянулась в дверях Наташа, чувствуя, что лжет.
   Порой жизнь сама лжет за нас, так как нам не хватает смелости сказать: "Нет".
   Миновав ворота больницы, она погрузилась в музыку улиц: звенели троллейбусы, гудели машины, пиликали мобильные телефоны, подпевали на разные голоса люди - и все это сопровождалось легкими гитарными переборами струн из распахнутых окон откуда-то сверху. Музыка была внутри и вокруг нее, наполняя и переполняя усталые мысли. Джаз.
   Наташа шла домой и думала о Полине и брате: "Оба они - ненормальные, живут ради шальной мечты, на все готовы, на любые жертвы во имя нее. Только Полина срывается с моста. А мой брат ..." Наташе вдруг вспомнились демонстрации под окнами офиса, которые она боязливо обходила каждое утро. Люди обезумели от рекламы во сне, превратились в зомби. Счастье, мечту, солнце в мыслях им заменили йогурт или плазменный телевизор, и они сметали все с прилавков, не в силах себя контролировать, выкладывая последние деньги. А ведь кто-то из них когда-то тоже писал стихи, а кто-то хотел поехать в Венецию или в круиз по Волге. На фоне мечты Полины мечта Сергея вдруг превратилась в безобразную старуху, ведьму, которую впору бы сжечь на костре. Но еще сильнее заболело внутри при мысли о Руслане, о музыке, о рифме строки, о рассветах на набережной и концертах в старом парке - обо всем, что оставила в маленьком городке на Волге.
   "А как быть с моей мечтой?" - вдруг спросила себя Наташа и поняла, что никогда не была так далека от ее воплощения.
   Вернувшись домой, она отыскала диск, записанный Русланом перед ее отъездом в Москву. Нежный перебор струн, и ее голос взвился высоко под потолок.
  
   Как я жду тебя, слово,
Чтоб наполнить собой.
   Ночи трепетной полог
Над моей головой.
Капли боли и света -
В зеркалах моих снов.
Я вдыхаю рассветы,
Запираю засов.
  
   Я ловлю тебя, слово,
Паутинкой души.
Берегу все, что ново,
И уйти поспешит:
Робкий звук, странный привкус,
Зазевавшийся шаг,
И тоски моей приступ,
И мечты моей страх -
Все храню в зеркалах.
   Отрази меня, слово!
  
   Воскреси меня, слово,
Я рождаюсь тобой!
  
  
  
  
  
  
  
   ****
  
  
   Впервые Сергей понял, что значит власть, будучи школьником. В девяностые - времена челночных поездов на Москву - вся торговля переместилась на вещевые рынки. Закончив четверть без троек, Сергей рассчитывал на награду: кожаную куртку, о которой мечтали все его одноклассники. Ему было неловко идти выбирать кожанку на рынок вместе с мамой, он уже тогда считал себя независимым. Взяв у нее деньги, он отправился на площадь, заставленную ларьками, в одиночку.
   - Дай погадаю, красавец! - цыганка, поравнявшись с ним, пристально взглянула в глаза.
   Сергей остановился. Пронизывающий осенний ветер стих, внутри неожиданно потеплело (до встречи с ней он долго блуждал по рынку и совсем замерз). Черные глаза цыганки, как в омут, засасывали его все глубже и глубже. Жарко, еще жарче... и каждый вздох давался с трудом.
   - Если долго смотреть на огонь, то внутри пламени увидишь Белый город, - только спустя много лет он вспомнил, что впервые узнал слова легенды именно от нее.
   Домой Сергей вернулся без куртки и, конечно, без денег. Но с тех пор мысли о возможности гипнотического воздействия на людей, подавления их воли, о силе, дающей превосходство и заставляющей совершать других любые угодные ему поступки, не покидали его. В старших классах он увлекся психологией, зачитывался различными теориями влияния, изучал методики гипноза. А когда пришло время выбирать будущую профессию, он решил поступать на факультет маркетинга и рекламы. Ему казалось, что именно реклама обладает той силой, которая способна менять поведение как отдельного человека, так и общества в целом. Мощная сила ветра, которая вертит маленьким флюгером на крыше дома. Ради чего живет человек? Правильно, чтобы обладать. Чем больше вещей умудрился присвоить, тем выше общественный статус. Богатых не судят, а нищих победителей не бывает. А кто нам это внушил? Рекламисты: цыганки, мессии, политики и пророки в одном лице. Хочу! Хочу много всего и сразу! - вот девиз (или, если угодно, слоган) современного человека.
   Однако первые месяцы работы в столичной рекламной компании грубо намекнули, что без козырей в рукаве он сам превратится в хлипкий вертящийся флюгер. И тогда он начал анализировать, систематизировать, искать и изобретать, попутно перенимая опыт, стратегию и тактику вышестоящих персон, не гнушаясь даже теми, кого искренне успел возненавидеть. В обществе высоких технологий побеждает умнейший.
   К слову сказать, ничего сверхъестественного он не изобрел, а сложил стройную мозаику из уже существующих, но разрозненных научных достижений. Наиболее применяемый в науке способ техногенного зомбирования предполагал использование гипновнушения с помощью инфразвука на частоте до 20 Гц, не воспринимаемой человеческим ухом. Известно, что человеческое тело представляет собой хороший приемник инфразвука. Попадая в резонанс с каким-либо искусственным источником инфрашума, человеческое тело начинает работать наподобие ушной перепонки на прием информации. С одной стороны, этот эффект можно использовать для лечения радиоволнами, с другой - как средство прямого неосознаваемого внушения, эффективно подавлять человеческую волю, навязывая другую. Частота звука настолько ниже "эфирного шума", что не позволяет его обнаружить. Таким образом, звучание слов необходимой для внушения фразы понижается до требуемой частоты при помощи компьютерной программы и записывается на микшере поверх звуковой дорожки, например, музыки, и ничего не подозревающий слушатель подвергается гипнозу. Аналогично работает и система видеостимуляции (эффект "25-го кадра" или "феномен Бэрда"). При перезаписи в фильм вклиниваются очень короткие (0,04 секунды) врезки картинок внушаемого текста или образа, интенсивно повторяемых через каждые пять-десять секунд. Данные методы воздействия на человеческую психику использовать в средствах массовой информации запрещено законодательством. Но остается еще одна свободная территория - Интернет, на нее никакие ограничения СМИ не распространяются. Причем, Интернет - единственная территория, популярность которой с каждым годом растет. Осталось только придумать, как заманить потребителей на web-сайт проекта. Но и здесь на помощь Сергею пришла уже существующая в мире мобильной связи система: "Скачивай рекламу, и мы оплатим твои разговоры. Чем больше рекламы увидишь, тем дольше будешь говорить по телефону бесплатно". Но закачанную рекламу из телефона можно сразу удалить, а гипнотические сны из головы - вряд ли.
   - Прекрасное вложение средств, - подбодрил его Игорь, и эксперименты начались.
   Игорь предоставил Сергею под опыты свою студию звукозаписи, напичканную самой современной техникой, а также регулярно советовал ребятам, провалившимся на кастингах в теле-шоу, попробовать свои силы в новом проекте Сергея. Неудачливые провинциалы, приехавшие покорять столичное телевидение, в любом, даже самом сомнительном предложении, видели шанс остаться в Москве. От желающих не было отбоя. Все складывалось просто блестяще, если бы не одно "но". Человеческий фактор. Не бывает одинаковых людей на свете, и это означает, что гипноз на всех действует по-разному. Цыганка или опытный гипнотизер могут подстроиться под внушаемого и изменить метод, силу или направление воздействия, но компьютерной программе это не под силу.
   В общем и целом видео-гипноз не должен был нарушать обычного хода человеческой жизни: потребитель видел рекламные сны, в попытке стать счастливым скупал необходимое клиенту количество продукта, затем воздействие постепенно ослабевало, пока не забывалось совсем. Если потребитель хотел получить еще денег на свои расходы, то снова подключался к рекламе во сне, и ситуация повторялась. Смысл технологии заключался в том, что рекламодатель платил не телеканалам и газетам за размещение рекламы, которую потребитель не заметит, переключит, выбросит, а непосредственно самому потребителю за его гарантированную любовь к продукту. Бюджет строился по принципу пирамиды страховых компаний. В итоге потребители скупали товаров на большую сумму, нежели сумма расходов, которую требовали возместить.
   Человек заполнял анкету, исходя из его ответов и потребностей, компьютерная программа определяла его пол, возраст, семейное и финансовое положение, социальный статус и подбирала рекламные ролики специально для него. Приятного просмотра! Что скрывается внутри самого обычного видеофайла с рекламным роликом - догадаться невозможно, и только ночью подсознание снова и снова возвращало вам красочные картинки, заставляя испытывать во сне невообразимое доселе чувство радости и счастья. Солнце сияло в мыслях, с лица не сходила блаженная улыбка, ноги искали короткую дорожку в магазин.
   Сергей протестировал сто участников. Один из них не поддавался гипнозу вообще, пришлось купить ему билет на обратный поезд в Уфу и помахать рукой вслед. "Минус один процент - прекрасный результат", - радовался Сергей. Но оставались еще двое подопытных. После первого же просмотра видеофайла у них началось расстройство психики: с утра до вечера без остановки ребята жевали рекламируемое печенье и пухли на глазах. Никакие доводы в пользу разумного потребления не действовали. Совершенно непонятным образом их сознание воспроизводило гипно-код самостоятельно. Код пожирал мозг, как вирус компьютерную программу. Казалось, они медленно сходят с ума. Карточный домик Сергея дал трещину. Не выдержав напряжения, Игорь воспользовался связями своего влиятельного отца, и обоих участников эксперимента доставили в лечебницу на тихой окраине Москвы. Тогда Сергей впервые в жизни увидел, как у друга дрожат руки. А потом в больницу попала еще одна женщина, тоже из их подопытных.
   - Серег, твои эксперименты пора завязывать! Она упала в обморок посреди улицы. Сейчас в больнице с истощением, откачивают. Я только что оттуда!
   Игорь кричал так, что, не смотря на толстый слой звукоизоляции, стенки студии сотрясались, как картонные.
   - Ну и что? Сейчас многие от анорексии лечатся. Причем тут мы?
   - Мы - мы! Насмотрелась твоих сонных роликов. Ты же знаешь, для глянца вместо моделей пятнадцатилетних девочек снимают. Как может тридцатилетняя тетка тягаться с подростком?
   - Да плевать мне, что с ними станет. Главное, чтоб эксперимент удался, и технологию запатентовать можно было. Девяносто шесть процентов - это результат!
   - Ты уже и патентовать собираешься?
   - Конечно! А зачем, по-твоему, мне это нужно? Мне власть нужна в компании!
   - Это рискованно! Не все эксперименты удались. А если все всплывет? Никто не выдаст патент на сырую технологию.
   - Выдаст, если хорошие дивиденды пообещать.
   С патентом проблем не возникло, чиновники от денег никогда не отказываются. Председатель правления тоже долго колебаться с принятием решения не стал: компании нужно на корпус опережать конкурентов. Команда Сергея заработала слаженно с первых же дней: менеджеры продавали новую технологию воздействия клиентам, пиарщики раскручивали Интернет-ресурс, продакшен-отдел занимался производством новых видеороликов, согласно его инструкциям. Сам же Сергей полностью сконцентрировался на профайлах потребителей, надеясь вовремя укрепить свой карточный домик, предугадать появление возможных зомби, закрыть им доступ к проекту. Но с каждым днем их становилось все больше и больше. Он уже безошибочно угадывал имена жертв рекламы во сне в заголовках криминальных новостей. Кто-то сошел с ума, кто-то лег в больницу с тяжелым пищевым отравлением, кто-то угодил в тюрьму за ограбление. А их родственники каждое утро брали палки, камни и плакаты: "Долой рекламу! Верните наши сны!" в руки и приходили митинговать под окна его офиса. Журналисты то и дело поднимали шум в новостях о массовом зомбировании. Колесо времени крутилось все быстрее и быстрее. Победа запахла керосином. Персональное небо за окнами углового кабинета больше не радовало, а часы на белой стене напоминали бомбу замедленного действия. Немного успокаивала мысль о том, что корпорация с миллиардным оборотом, треть, а то и половину прибыли заработавшая на его технологии, прикроет тылы даже при самом безнадежном раскладе.
   Еще месяц назад Сергей думал о том, что сможет отшлифовать технологию, и все пойдет как надо. Но число жертв росло, не поддаваясь какому-либо анализу. И в этом последнем забеге он сам на себя не поставил бы ни цента. Он лишь ждал развязки, упрямо вверившись тем безоблачным девяносто шести процентам успеха вопреки роковым четырем, которые пытался вымести, вытравить, выплеснуть, выжечь из своей жизни. Но числа были упрямее: если выполнил задуманное даже не на девяносто шесть, а на девяносто девять и девять десятых процента, то считай, что ничего не сделал, ибо мир целостен и не делится на части.
   Бомба взорвалась вместе с очередным выпуском вечерних новостей.
   - Час назад в супермаркете скончался мужчина от передозировки алкоголя. Он разбил витрину и пил залпом сразу из нескольких бутылок джина. Обстоятельства происшествия выясняются. Если он был подвержен видео-гипнозу, и видел рекламу алкоголя во сне, Правительство официально запретит использование технологии, а виновные предстанут перед судом, - сообщил корреспондент, сдвинув густые брови на переносице.
   Черный вестник начала конца.
   Сергей торопился домой и не ответил на последний телефонный звонок, выходя из офиса. Зря! Возможно, звонили из полиции, возможно, уже сервер проекта арестован, и все кончено...
   Он нервно прошелся по кухне. Нужно сосредоточиться, подумать, найти решение...
   В это время из комнаты Наташи зазвучало пронзительно грустное гитарное соло. Сергей в несколько прыжков преодолел расстояние между телевизором на кухне и дверью в ее комнату.
   - Как ты можешь слушать музыку СЕЙ-ЧАС?! Ты хоть знаешь, что происходит? Наш проект заморозят! Неужели тебе все равно? - заорал он на непривычно высоких нотах в распахнувшуюся с грохотом дверь.
   - Не смей на меня кричать! Я ни в чем не виновата! - удивительно спокойно и твердо ответила Наташа. - Твой проект заморозят, потому что ты переступил черту! Я тоже хочу видеть во сне Руслана, с кем ты не даешь мне видеться, а не голых баб, глотающих литрами апельсиновый сок на пляже!
   Она медленно поднялась с дивана, потянулась к проигрывателю, выключила музыку. Сергей растерянно смотрел на ровные и неторопливые движения сестры. Впервые Наташа показалась ему совсем взрослой женщиной, и он вдруг подумал, что у нее своя особая, отдельная от него жизнь, и ей безразличны его проекты. Наташа прошла мимо него в прихожую так, словно его и не было в комнате.
   - Куда ты?
   - Наверстывать упущенное! Я Москвы не видела толком, с вокзала - сразу в офис! Не жди меня, ложись спать, - был ответ.
   Хлопнула входная дверь.
   Сергею до тошноты захотелось что-нибудь разбить. Выхватив диск с Наташиной музыкой из проигрывателя, он в сердцах швырнул его об пол. Диск, сделав круг по комнате, вернулся и остановился прямо у его ног. По гладкой серебристой поверхности пошла трещина. Сергей любил сестренку, но с тех пор, как взял ее с собой в столицу, трещина между ними увеличилась до размеров огромной пропасти отчуждения и непонимания. Сергей набрал ее номер: гудкам в трубке отозвалась знакомая мелодия мобильного телефона где-то в комнате. Она опять оставила его дома.
   - Игорь, выручи! - вспомнил Сергей о друге. - Найди Наташку, мы поссорились, она ушла из дома и даже телефон не взяла с собой.
   - Ты на часы смотришь? - сонно зевнул Игорь. - Нашел, когда сестру на улицу выгонять! Ладно, попробую объездить ваш район. Куда она могла пойти?
   - Не знаю! Сам бы поехал, но не могу. Только что мужик умер в супермаркете от передозировки алкоголя. Срочно нужно лететь в офис стирать профайлы, пока все не выплыло наружу. Полиция, наверно, уже едет. Выручи, вечно должен буду!
   - Думаешь, что успеешь стереть до их приезда? - неуверенно спросил Игорь.
   - Не знаю, но эта ночь мне нужна позарез. Не успею - мне крышка. Так, выручишь или нет?
   - Я же сказал, выезжаю. Не волнуйся, вернем твою сестру в целости и сохранности.
   Судя по звукам в телефонной трубке, Игорь застегнул молнию на куртке.
  
  
   ****
  
  
   - Девушка, а когда вы в последний раз видели небо?
   Порой в нашей жизни бывают встречи, похожие на пророческие сны, но мы забываем и то, и другое...
   Осколок неясных воспоминаний царапнул где-то под сердцем. Наташа оглянулась: следом за ней по пустынной ночной улице медленно двигалась машина. Притормозив возле, Игорь опустил окно и помахал ей рукой.
   - Хочешь, покажу ночную Москву? - спросил он. - Я считаю, что экскурсии по столице нужно проводить ночью.
   - Почему? - удивленно улыбнулась Наташа.
   - Потому что никого вокруг, и город принадлежит одной тебе. Садись! - и он услужливо распахнул перед ней дверцу автомобиля.
   И за окнами поплыла золотая Москва. Когда человек влюблен, все вокруг него окрашивается золотым светом: официантки в кафе здороваются, автомобили уступают дорогу и не теснят в пробках, редкие прохожие приветливо улыбаются ни с того, ни с сего, а может, потому что и на твоем лице угадывается та же улыбка заговорщика - тайная примета прикосновения к счастью. Тебе кажется, что над головой любимого человека солнце никогда не гаснет, даже ночью. Москва пылала золотым пламенем витрин, мягко стелилась под колеса машины золотой дымкой, искрилась позолотой фонарей бульварного кольца. К тому времени Игорь знал о Наташе уже все или почти все. Когда человек влюблен, самые незначительные мелочи, которые окружают и сопровождают предмет воздыхания по жизни, оказываются вдруг невероятно важны, необходимы, неизбежны. Словом, ты как бы на время становишься тем другим и стремительно падаешь на самое дно его души, а встречный ветер нежно щекочет и без того разгоряченные нервы. Игорь резко затормозил у ночного парка, дальше вести машину попросту опасался.
   - Ты, правда, так сильно любишь своего Руслана? - резко спросил он Наташу. - У меня нет шансов?
   - Я даже не могу вспомнить, как мы познакомились. Он словно был у меня всегда. Понимаешь? ВСЕГ-ДА, - медленно проговорила последнее слово Наташа, как заклинание.
   - Да... Против "всегда" не поспоришь, - вздохнул Игорь и, чуть помедлив, повернул ключ зажигания. - Ну что ж, тогда отвезу тебя домой, а то Сергей будет волноваться. Черт, везет мне на гитаристов!
   В зеркале он заметил, как последняя фраза заставила ее чуть вздрогнуть.
   - Извини...
   - Не нужно...
   - Чего не нужно?
   - Домой меня везти не нужно. Я не хочу возвращаться к Сергею, мы поссорились.
   Игорь оторвался от дороги и растерянно посмотрел на нее.
   - Высади меня где-нибудь, я погуляю до утра, осталось недолго, - попросила Наташа.
   - Но до утра еще далеко, ты собираешься гулять одна ночью до начала рабочего дня?
   Она молчала в ответ, закусив губу.
   - Тогда поехали ко мне, - решительно настоял Игорь. - Нужно же тебе где-то поспать, а я погуляю.
   - Нет, не могу, я тебе уже все объяснила.
   Игорь снова остановил машину и устало положил голову на руль. Наташа потянулась к дверной ручке.
   - Нет! - резко остановил он ее руку. - Одна ты никуда гулять не пойдешь! Как-никак, а перед твоим братом я несу ответственность за тебя. Просто нам нужна культурная программа до утра... Звезды хочешь посмотреть?
   - Нет здесь звезд, только огни рекламы, - Наташа опять нащупала в темноте ручку двери, порываясь уйти.
   - Я знаю, где есть, - на этот раз Игорь более уверенно повернул ключ зажигания.
   И снова за окнами поплыла золотая Москва.
  
   - С крыши звезды кажутся ближе. Я сюда каждую ночь прихожу в последнее время. Древние люди верили, что души умерших уходят в небо, и тогда зажигаются новые звезды.
   Игорь закурил, выпустив сизое облачко дыма. Вспомнились Олег и другие ребята с реалити-шоу. Они же ровесники с Наташей, чуть больше двадцати, только-только начали понимать ход времени, ценить жизнь. Хотя нет, Олег не успел... Хотел стать звездой и стал ею, но по-другому. Облачко быстро и без следа растаяло в синеве. Хрупкий, хрустальный мир! Один шаг, и все выходит из-под контроля. Разбивается. Тает.
   - Специально ездишь сюда, чтобы на звезды посмотреть? - прервала его мысли Наташа.
   - Нет, просто живу пятью этажами ниже.
   Она молча повернулась и пошла к выходу на чердак.
   - Надо же тебе где-то выспаться! - крикнул Игорь вдогонку. - Не волнуйся, я к тебе пальцем не прикоснусь. Лягу в другой комнате на диване...
  
   В комнату тихонько прокрался утренний свет. Игорь стоял на пороге и смотрел на спящую Наташу. Она улыбалась во сне. Как мало на самом деле человеку нужно для счастья! Достаточно лишь мечтать о ком-то или о чем-то. Человек с мечтой! Именно это и привлекло Игоря, сына богатых и влиятельных родителей, который уже на десятый день рождения не знал, чего бы ему еще попросить в подарок, в ее брате, Сергее. В десять лет Игорь чувствовал себя уставшим от пустоты и блеклой мишуры окружающего мира ребенком. У него в жизни сбылось абсолютно все, кроме мечты. У Сергея в жизни не было ничего, кроме нее. Игорь никогда не узнал бы мечту в лицо, случись встретить ее на улице, Сергей бредил и дышал лишь ею. Страшнее всего становится, когда человеку больше нечего хотеть. На светских тусовках Игорь ощущал себя, как среди живых мертвецов. А Сергей питал его своей неугасаемой жаждой движения вперед и вверх, к звездам. В Наташе билось то же сердце, что и у брата, в ней текла такая же горячая неразбавленная кровь. Воистину говорят: у провинциалов какой-то особенный блеск в глазах. "Только хочешь ты стать звездою, что срывается в океан", - Игорь знал и эти строчки тоже. Что будет с ними дальше? Когда все их мечты сбудутся? Как вообще живется человеку ПОСЛЕ мечты?
  
  
  
   ****
  
  
   - Ну, хоть у вас все хорошо! - радостно встретил их Сергей на пороге офиса. - Пойдем ко мне кофейку выпьем, - предложил он Игорю.
   Наташа, опустив глаза, быстро шмыгнула на свое рабочее место. Игорь прошел за Сергеем в кабинет и, стараясь избегать каких-либо объяснений, уставился в окно на его персональное небо.
   Сергей же намеренно медленно разливал кофе по кружкам, то и дело испытующе изучая спину своего друга, пытаясь отыскать в его осанке и позе ответ на свой вопрос.
   - Не смотри на меня так! Ничего не было, - не выдержал его пристального взгляда Игорь и, чуть смешавшись, перевел разговор на Сергея. - Лучше скажи, как твои дела? Удалось стереть информацию?
   - Да, все чисто, я - в безопасности. Правда, проект заморозили до окончания следствия, но, думаю, недели через две снова заработаем на полную мощность. Сегодня с утра направили официальные письма в прессу и на телевидение.
   - Я с самого начала знал, что это большой риск. На этапе эксперимента уже все шло не так. Мы, конечно, всех ненормальных удалили из города, но все же ты очень рискуешь. Лучше откажись от проекта, пока не поздно. Со временем тебе удастся доработать технологию, и тогда она уже никому не причинит вреда.
   - Отказаться? Со временем? Нет у меня времени ждать! Извини, но я не оставлю проект. Хотя пока и придется переключиться на певиц, урны, мобильники и прочую рекламную дрянь.
   Они стояли друг напротив друга, чувствуя нарастающее напряжение. Сергей временами бывал невероятно упрям, и Игорь научился различать этот посеребренный холодок в его глазах и негнущиеся нотки в голосе - приметы того, что спорить с ним бесполезно.
   - А как же твоя гремучая змея? - попытался он разрядить обстановку. - Это же ее подразделение в компании? И кабинет, кстати, тоже ее был.
   - Она ко всеобщей радости уволилась месяц назад, - ухмыльнулся Сергей, вспомнив о солнечной Прухе, и как хлопнула дверь по пяткам бывшей начальницы.
   - По крайней мере, кабинет тебе достанется, - иронично прищурился Игорь. - Шикарное помещение, жаль потерять такое!
   Шутка бы удалась, если бы Сергей снова не застал его врасплох:
   - А что с Наташкой? Совсем туго?
   - Любит она своего провинциала. Всерьез и по-настоящему! Пойми ее как брат, - только и развел Игорь руками, скрывать больше ничего не хотелось. - Я тут ничего поделать не могу, извини. Хотя она мне очень нравится! Первый раз такую девушку встретил и на тебе...
   - Как любит, так разлюбит! - безапелляционно заявил Сергей. - Ты же взрослый человек, сам понимаешь, нечего ей делать в нашей дыре на Волге!
   Тут он быстро извлек из кармана конверт и протянул Игорю:
   - Вот, забрал вчера у нее со стола. Письма ему пишет. Этот идиот даже электронной почтой пользоваться не умеет! Возьми себе, прочтешь - поймешь, что ей надо.
   Игорь в немом удивлении попытался оттолкнуть его руку с письмом Наташи, но Сергей разжал пальцы, и ему пришлось подхватить конверт на лету, чтоб тот не упал на пол.
   - Вот и правильно, - улыбнулся Сергей. - Положи в карман, а там сам решишь, что с ним делать. Наедине с собой необязательно разыгрывать рыцаря.
   Игорь в растерянности отвернулся к окну и только сейчас заметил толпу людей с плакатами у центрального входа. С высоты здания надписи на плакатах прочесть было невозможно, а их крики и мольбы дорогие стеклопакеты обрекали на немоту. Удобно, ничего не видишь и не слышишь, можно побеждать вопреки всему. Игорь вдруг понял, что ему впервые по-настоящему жаль этих несчастных.
   - И ты говоришь, что реклама во сне делает их счастливыми? - задумчиво спросил он Сергея.
   - Нет, этих не делает, эти еще не подключенные. Это родственники зомби. Кричат: "Верните наших близких!". Подключились бы и сами поняли, что для нормальных людей опасности нет никакой. Может, Интернет у них временно отсутствует.
   - А может, и не нужен он им вовсе? Прогресс, знаешь ли, убивал целые цивилизации. Сны - это единственное место, где мы можем отдохнуть ото всех, снять маски, побыть собой. Не чувствовать себя никому обязанными. Последнее у людей отнимаешь, - мрачно продолжил Игорь.
   - Тебе легко говорить, ты все от жизни получил по праву рождения, сын богатых родителей! - взорвался в ответ Сергей. - А я из таких низов поднимался! Каждый шаг - как по минному полю! Выживут самые умные, остальные - пусть уходят!
   Игоря болезненно передернуло. Сергей никогда раньше не повышал на него голос и уж тем более не обращался к его биографии. Неприятно.
   - Ну, ладно-ладно, - попытался он свести досадный разговор на "нет". - Я пойду, пожалуй. Пока.
   - Извини, если нагрубил, - спохватился Сергей ему вслед. - Позвони, ладно?
   Игорь коротко кивнул в ответ и вышел за дверь. Наташи за секретарским столиком не оказалось. Он постоял с минуту и, подумав, что оно и к лучшему, направился к лифту. Ему предстояло решить, что делать с конвертом: вскрывать или нет?
   Бесцельно нарезав по Садовому несколько кругов, он переписал адрес Руслана в блокнот и бросил конверт в призывно синеющий на углу дома почтовый ящик. А потом позвонил в службу доставки и заказал билет на Волгу.
  
  
   ****
  
  
   В тесном прокуренном баре рукава липли к поверхности шатающихся, залитых пивом столиков. Акустика была настолько отвратительна, что выдавала лишь басы. С первыми осенними дождями Руслан и ребята-музыканты спустились в этот убогий подвал. И вот, что странно: в летнем, благоухающем зеленью парке на скамейках сидело несколько зевак, а сюда на концерт собрался чуть ли не весь город. В отсутствие Наташи Руслан взял вокал на себя, хотя чаще заменял песни гитарными соло. Публика ревела на разные голоса от восторга.
   "Семь нот, только семь нот, - думал Игорь, напряженно вслушиваясь в их нестройные аккорды сквозь шум толпы. - Сами по себе ноты ничего не значат, к тому же все возможные их вариации сыграли и спели до нас. И все же между ними всегда рождается магия, но как и почему?"
   Вспомнилась старая пластинка из детства с битловским "Yesterday" (продавались тогда такие односингловые пластинки). В его коллекции были и другие, но крутил он одну ее. Снова и снова до визга и хрипа проигрывателя, пока голос Пола не начинал заикаться от многократных царапающих прикосновений иглы. Слушал и никак не мог понять, где среди черных виниловых дорожек прячется та великая тайна, что сделала простенькую песню олицетворением уходящей эпохи, а самих битлов иконой нескольких поколений. Может быть, дело все же не в музыке? Бах бы поморщился, услышав Beatles. Конечно, каждому времени - своя музыка, но она не становится изысканнее, эмоциональнее или сложнее, а значит, не становится лучше. Наоборот, упрощается. Парадокс! И уж тем более, ни для кого не секрет, что Джорджа Мартина не особо впечатлили первые записи Beatles, но он незамедлительно полюбил ребят по-человечески. На первом прослушивании группы он спросил: "Что вам не понравилось в студии Abbey Road?" Харрисон ответил: "Мне не нравится Ваш галстук". Мартин шутку оценил, и музыканты подписали долгожданный контракт. Позднее он рассказывал в интервью, что в тот день не одарённость битлов восхитила его, а они сами -- привлекательные, весёлые и дерзкие молодые люди. Искренность, харизма, откровенность... Их первый сингл "Love Me Do" покорил США благодаря хитрости продюсера Брайана Эпштейна, на свой страх и риск скупившего десять тысяч экземпляров пластинки, чем заметно повысил индекс ее популярности и привлек новых поклонников. Да, звезд делают продюсеры, но удержаться на небосклоне предстоит уже им самим. Битлов полюбили за то, что они пели о себе, а значит, о каждом из них, приходящих на концерты, и о каждом из нас, спустя много-много лет слушающих их на виниловых пластинках.
   Игорь наблюдал, как Руслан легко и непринужденно общается с залом. Между песнями он рассказывал им обо всем на свете: о порванных струнах, о записи новых работ и пивных ночах над синтезатором, о том, как он ненавидит свой голос, и как трудно группе играть без Наташи... Он говорил с ними, как с близкими людьми, выворачивая себя наизнанку, делился последним. Хотя Игорь готов был поклясться, что Руслан не знает и трети собравшихся в баре по имени. Да, дело не в мастерстве и не в музыке, а в том, как ее исполняют: нутром - ради того, чтобы быть услышанными, или голосом и руками - ради денег и славы - пьянящего ощущения власти над человеческими душами. К качеству вырванного из груди сердца Данко не предъявляли претензий: оно освещало путь в темноте. Игорь вспомнил пластмассовый голос Лолы и ее афишу: "Весна без любви". Ни Руслан, ни Наташа не согласились бы давать концерт под таким названием. И снова искренность, откровенность. Вы не успеете оглянуться, как откровенность станет самым ходовым в мире товаром, ведь это то, чего нам самим не хватает.
   Игорь приехал на Волгу посмотреть на Руслана, понять, что это за необъяснимый якорь такой, которым он держит Наташу у своих берегов. Но его продюсерское "я" одержало победу в споре с самим собой. Опаленный колумбо-галилеевской славой он всю жизнь искал. Хотелось открывать новые земли и имена, новые звезды. Игорь чувствовал себя ювелиром, который в неограненном алмазе видит будущий бриллиант в колье, кольце или короне. Он чувствовал себя золотоискателем, который в песке на дне реки видит заветные слезы солнца. Возможно, это и было его настоящей мечтой. Извлечь золото из песка, явить миру чудо. Чудо, конечно, весьма сомнительное: музычка в три аккорда, попсовые тексты, по-провинциальному угловатые движения. Но где наша не пропадала! С чередой неудач (сначала Лола, потом реалити-шоу "Каскадеры") пора было завязывать, и он твердо решил поверить находке. Из длинного списка телефонных номеров своих светских приятелей Игорь вспомнил сразу три, чьи обладатели могли бы помочь ребятам поработать над музыкой, вокалом, аранжировкой и стилем. И Наташа будет рядом, а дальше - кто знает?
   После концерта он с трудом пробрался сквозь толпу к сцене. Руслан складывал инструменты.
   - Руслан?
   - Мы знакомы?
   - Нет, но с твоими родителями я уже познакомился. Они и отправили меня сюда.
   - А вы случайно не с радиостанции? - внимательно изучая Игоря, спросил Руслан. - Я вам демо отправил по почте.
   - Будут там слушать запись, неизвестно кем отправленную по почте, как же! - усмехнулся Игорь и протянул Руслану визитку.
   Слова "продюсер музыкальных и медиа-проектов", "собственная студия звукозаписи в Москве" возымели должное действие. Руслан в миг просветлел лицом, но тут же сник и виновато улыбнулся:
   - Жаль, Наташи нет сейчас, она - в Москве! Что же делать?
   - Ничего, она - в Москве, я - здесь. Все в жизни бывает. Значит, разговор мужской получится. Отпусти ребят по домам и пойдем прогуляемся куда-нибудь, - деловито предложил Игорь.
  
  
   Ночь была не по-осеннему теплой, безветренной и сухой. Они пили пиво на набережной. Руслан подробно и без тени смущения говорил о том, как рождается ЕГО музыка. Игорь молча слушал, думая о чем-то своем. Любого, кто старше тридцати, юношеский максимализм Руслана и его безграничная вера в то, что он такой единственный, растрогала бы или хотя бы, как Игоря, заставила снисходительно, но тепло улыбнуться. Мальчишка!
   Тем временем над рекой узкая алая полоска постепенно расширялась, шаг за шагом отвоевывая горизонт у предрассветного уныло сереющего неба.
   - Наверно, день будет ясным и солнечным, - понадеялся Игорь.
   - Я читал недавно: чтобы стать счастливым, нужно представить себя солнцем или думать о солнце. Солнце не может быть несчастным, ведь оно для всех светит, - тут же отозвался Руслан. - Для меня солнце - это моя музыка. Она все время звучит у меня в голове, каждую секунду! Даже во сне. Я в магазин хожу со списком, потому что боюсь забыть что-нибудь, постоянно слышу музыку. Это так здорово! Солнце в мыслях!
   Игорь вздрогнул, вспомнив Сергея.
   - Солнце в мыслях...Сколько раз эту фразу мне повторяли самые разные люди! И, ты знаешь, каждый понимает ее по-своему.
   - Просто мечты у всех разные, и счастливы люди тоже бывают по-разному, - попытался возразить Руслан.
   - Да, а кто-то к своей мечте вообще идет по трупам, - помрачнел Игорь.
   - Мечты должны быть честными... Другие не сбываются. А на чужих слезах и поскользнуться можно!
   Игорь вдруг резко повернулся к нему, пристально глядя в глаза:
   - Веришь, что Наташа к тебе вернется?
   Руслан почувствовал себя, как на допросе, что-то больно царапнуло изнутри, но он тут же взял себя в руки и упрямо встряхнул головой:
   - Верю!
   - Но люди иногда лгут, - продолжил наступать Игорь. - Кто-то умеет это делать, а кому-то приходится учиться. А иногда не от нас зависит: солгать или нет.
   - Я верю людям! - защищался, как мог, Руслан. - Кто меня обманывает - делает хуже только себе. А мне без веры нельзя, не могу так жить просто. А что касается Наташки, - тут он широко улыбнулся, и Игорь почувствовал себя обезоруженным и слабым, - так она вообще замечательная! Она обязательно приедет! Просто сейчас ей не до меня, наверно. Нужно еще подождать.
   - Ну, тогда точно приедет, - вздохнул Игорь. - К таким, как ты, всегда возвращаются.
   Руслан ничего не ответил на его выпад, наигранно увлеченно скидывая маленькие камешки с мостовой в воду носком ботинка. Игорь понял, что слишком далеко зашел в своих расспросах и терпеливо ждал, пока тот сам нарушит молчание.
   - Все хотел спросить: откуда вы меня знаете? - вдруг резко поднял на него голову Руслан. - Вряд ли на студии звукозаписи стали бы интересоваться моей личной жизнью.
   - Я - друг ее брата, - примирительно улыбнулся Игорь, решив, что пора наконец раскрыться. - Познакомился с Наташей и захотел понять, чем ты все-таки лучше меня? Теперь вижу. А в остальном я тебя не обманывал. Я действительно по роду занятий - продюсер. В шоу-бизнесе лет десять уже, если не больше. Многих звезд и не звезд повидал. Научился отличать талант от подделки.
   Еще один маленький камешек полетел в воду. Но Игорь не обратил на него внимания.
   - Всю жизнь мечтал сделать что-то стоящее! - продолжил он. - Ничего не выходит. Все фальшиво. Или вообще безнравственно. Не получается у меня ходить по трупам. А если честно, то ни разу в жизни я не хотел ничего до головокружения, ни разу не разбил руки в кровь, добиваясь этого. Как ты там говоришь? Ожидание мечты лучше нее самой? Пора тебе понять, как чувствует себя человек после мечты. Есть у тебя записи песен?
   Руслан перестал пинать камешки и, чуть замешкавшись, извлек диск из кармана:
   - Вот, всегда ношу с собой, так, на всякий случай, - потом, помолчав, как можно серьезнее добавил: - Мой случай наступил. А вот ваш - еще нет!
   - Ошибаешься! Мне нравится ваша музыка, я верю в вас. Кто знает, возможно, именно я смогу помочь вам с Наташей стать настоящими звездами. Связи у меня есть и возможности тоже огромные. А вас будут слушать. Вон, какой аншлаг на концерте был.
   - Так концерт-то бесплатный! Клуб нас приглашает, чтоб людей собирали... выпить. Кассу мы им делаем.
   - Деньги тут ни при чем, плохую музыку и бесплатно слушать не будут. Ты визитку мою не потерял?
   - Нет.
   - На ней - мой адрес и телефон в Москве. Приезжай, как сможешь. У меня своя студия звукозаписи выкуплена, глупо ее сдавать в аренду другим. Я серьезно, слышишь? Приезжай!
   Руслан радостно улыбнулся в ответ, помахав визиткой:
   - Приеду! И по Наташке я жутко соскучился! Но...
   - Что но?
   - У нас группа... Ребят бросать не хочется.
   - Тогда все приезжайте, устроим прослушивание. Поживете пока в студии, а там посмотрим.
   Игорь взглянул на алеющее небо, потом на часы:
   - Мне пора. Скоро мой поезд. Не провожай, все равно скоро встретимся.
   Руслан молча кивнул. Пожав ему руку на прощание, Игорь быстро зашагал вдаль по набережной.
   - А после мечты живется просто, потому что появляется новая! - громко крикнул Руслан ему вслед, сложив руки рупором.
   Игорь не оглянулся и не замедлил шаг. Но Руслан догадался по его походке, что тот улыбается, как золотоискатель, нашедший долгожданные слезы солнца.
  
  
  
   ****
  
  
   - Сереж, тебе конверт, доставка авиапочтой, - Наташа заметила, как он вздрогнул, но не подала виду.
   В последнее время брата нервно передергивало от любых новостей. Она чувствовала неладное, но расспрашивать его об этом больше не смела. Сергей либо уходил от ответа, отшучиваясь, либо вскипал, как чайник, крича, что бизнес - его личное дело. Пропасть между ними разрослась настолько, что противоположный край уже затонул в тумане. Словно рядом был кто-то совершенно чужой, посторонний. Наташа даже перестала узнавать его голос в телефонной трубке. Словно тот, кто когда-то вел ее за руку на линейку в первый класс, так навсегда и остался стоять на пороге школы.
   - Открой, - деланно равнодушным тоном попросил Сергей, не поднимая на нее глаз.
   Из конверта на стол выпал DVD диск.
   - Интересно, что это может быть? Обратный адрес есть? - повертев диск в руках, спросил он.
   Наташа отрицательно покачала головой.
   - Тогда посмотрим, - Сергей решительно и резко, как обычно прыгают в холодную воду, встал из-за стола и подошел к проигрывателю.
   На экране ЖК-телевизора зашумело и заиграло яркими солнечными бликами море. Из синевы волн вынырнула молодая женщина, оперлась руками о волнорез, откинула мокрые волосы с лица. Она так изменилась, что Сергей не сразу узнал ее.
   - Ты победил! - дерзко и открыто улыбнулась с экрана гремучая змея - его бывшая начальница. - Я ушла из компании. И я никогда не думала, что скажу тебе за это спасибо. Странно, я ненавидела тебя, а ты сделал меня счастливой! Знаешь, где по-настоящему чувствуешь себя свободной? Под водой. Это ни с чем не сравнимое ощущение невесомости и полета! Я стала другим человеком, меня перестали ненавидеть, потому что теперь я учу людей дайвингу - учу летать, а не драться. Теперь-то я точно знаю, что быть удачливым не значит быть счастливым!
   Еще несколько секунд в кадре искрилось море, потом запись оборвалась.
   - Ну и славно, что тебя больше нет, - облегченно вздохнул Сергей. - Лучший конкурент - мертвый.
   Расслабленно откинувшись на спинку стула, он передал Наташе пульт.
   - Диск выброси.
   Наташа покорно нажала на кнопку. DVD медленно выехал из проигрывателя, продолжая искриться бликами моря. Она бережно взяла диск в руки и молча вышла, твердо решив, что сохранит запись.
   Впервые она шагала по коридору - неспеша. Оказывается, все это время на стене напротив окон висели картины: репродукции моря, гор, цветущих солнечных полян. Раньше она их не замечала - всегда занята, всегда на бегу. Наташа долго вглядывалась в картины, пока не оказалась на набережной реки, где солнце, сталкиваясь с волной, рассыпалось на тысячу маленьких звездочек. Легкий ветерок и тишина. Только всплеск нетерпеливой речной воды навстречу белому теплоходу. А он бежит себе по волнам - мимо, мимо... Картина исчезла за пеленой слез. Она резко отвернулась от нее и побежала по коридору к лифту. Вниз, на улицу, и никогда больше сюда не возвращаться!
   Осенний ветер в бессильной злобе набрасывался на плакаты и транспаранты пострадавших от рекламы во сне. Наташа обогнула пеструю толпу демонстрантов. Их крики заглушил грохот несущихся по проспекту машин. Ветер трепал одежду, волосы, срывал листья с деревьев. Она бежала по проспекту, затем по уходящей от него вбок во дворы улице, бесцельно, наобум. В глубине двора ветер и шум магистрали внезапно стихли.
   Вжиих-вжих. Вжих-вжих-вжих. Наташа обернулась на знакомый звук.
   - Кто столько бумаги нарезал? - возмущалась толстая дворничиха, подметая с тротуара... белые листья. Наташа подняла один из них. Странное дерево, названия которого она не знала, сбрасывало листья, острыми краями и белизной внутренней стороны точь-в-точь похожие на бумагу.
   "Мы - бумажные человечки. Нас кто-то вырезал умелой рукой и забыл на столе у открытого окна. Он не сказал зачем. Дует ветер, и мы падаем на пол. А бумажные листья за окном осыпаются с деревьев на землю. Он не помнит о нас. Ветер. Пустота. Мы - всего лишь бумажные человечки". На резном листе медленно проступали лица Полины, Руслана, строчки из его писем и ее книги, обрывки неоконченных разговоров, стихи, ноты музыки, звучащей в телефонных проводах... И постскриптум: "Нужно ехать домой".
  
   - Нет мест, девушка. Ближайший свободный поезд - через пять дней, - сообщили ей в кассе на железнодорожном вокзале.
   - Но я не могу больше здесь оставаться! Мне срочно нужно домой! Что мне делать?
   - Заранее нужно билеты покупать, - и кассир захлопнул окошко перед ее носом.
   - Правильно! Какая девушка легкомысленная! Обещала приехать и не едет!
   Неожиданная радость пронзила насквозь, как электрическим током. Наташа оглянулась на стоящего позади нее Руслана.
   - Я хотел тебе позвонить, но вспомнил, что ты любишь сюрпризы, - безоблачно улыбался он, стирая из ее памяти события последних дней. - Мы с ребятами - только что с поезда. Пошли вещи сдавать в камеру хранения. И вдруг вижу: в зале ты стоишь у кассы. Что-то словно заставило меня посмотреть в твою сторону. Невероятно, правда?
   - Да, я ждала, но не ожидала, что мы встретимся так...
  
  
  
   ****
  
  
   - Вы, вероятно, не ожидали, что нам придется встретиться, не так ли? - сдвинув густые брови на переносице, резко спросил Игоря черный вестник начала конца.
   Журналист так настойчиво требовал встречи, просто преследовал его в последние дни. Игорь не смог отказаться. Они сидели за столиком в пустующем в дневное время кафе.
   - Послушайте, реклама во сне сделала из вас героя. Подарила блестящие репортажи. Вы пошли в гору. Так, чего вам еще желать? Вы не обделены журналисткой славой, не так ли? - парировал Игорь, чувствуя нарастающую кофейную горечь во рту.
   - Я не стал бы обращаться к вам за помощью, если бы удалось достать вашего друга, - как можно мягче попытался объяснить журналист, перестав хмуриться. - Но он - как в бункере: ни дозвониться, ни перехватить. Его нет ни в офисе, ни дома. А то, что вы вместе работали над проектом, я узнал сразу. Родственник одного из участников ваших с Сергеем экспериментов позвонил мне сразу после того, как в эфир вышел первый сюжет о рекламе во сне. Потом были еще и еще звонки. Каждый со своей историей, со своей бедой. Сотни людей приходили к нам в студию. Не только москвичи, приезжали и из других городов, ваша зараза распространилась по всей России. Их всех объединяло одно: они потеряли близких. Люди меняются, психика их меняется. Кому нужен ненормальный муж, спускающий на пиво весь семейный бюджет? А что делать матери, когда ее ребенка отправляют в колонию за кражу, которую он никогда в жизни не совершил бы? Правоохранительные органы не умеют решать подобные вопросы. Потерпевшим негде искать защиты. Вы же знаете, что смерть от передозировки в супермаркете связана с рекламой во сне?
   - Насколько мне известно, - держал удар Игорь. - Никаких доказательств нет. А косвенные улики - всего лишь догадки и досужие домыслы. Всегда и во все времена люди винили в причинах своих несчастий первопроходцев. Просто не способны понять, что именно они открыли.
   - Да, вы правы. К сожалению, ничего доказать так и не удалось. Профайла в сети не обнаружено, наверно, данные были стерты. Впрочем, все необходимые доказательства, чтобы ваш друг хотя бы предстал перед судом, у меня уже есть.
   - Так чего вы ждете? Зачем же я вам понадобился?
   - Деньги здесь большие замешаны, боюсь, откупится его компания, и все начнется заново, - вздохнул журналист и с усилием потер переносицу, взъерошив брови.
   - Я все равно не понимаю, что требуется лично от меня? - резко переспросил Игорь. Ему совершенно не улыбалось оказаться между двумя огнями. Самое время было просто отойти в сторону.
   Журналист медленно прикурил сигарету, тяжело выдохнул дым, замер на секунду.
   - У меня дочь, ей пятнадцать лет, - утратив воинственные нотки в голосе, начал рассказывать он, - целыми днями торчит в Интернет. Я не могу контролировать каждый ее шаг. Не хочу, чтобы с ней случилась эта беда. Поймите, дело не в том, что кто-то соглашается вместо снов смотреть рекламу. Дело в том, что он не осознает, какому воздействию на психику подвергается. Да, может, реклама во сне и делает людей счастливыми. Но что с ними происходит, когда они просыпаются? Это же зомби-наркоманы какие-то, а не люди! И подключаясь к ресурсу, они не знают об этом. По сути, это преступление против человечества! В общем, если вы СЕГОДНЯ не убедите Сергея закрыть проект. НАВСЕГДА ЗАКРЫТЬ, слышите? То завтра я обнародую ВСЕ материалы, а их, поверьте, достаточно для того, чтобы началась массовая паника, а вашего друга призвали к ответу.
   - А если мне не удастся переубедить его?
   - Тогда и вам придется идти в суд вместе с ним. Вы же - публичный человек, и вам не захочется видеть свое имя в подобных газетных заголовках, не так ли?
   - А вы подумали о тех, кто уже подвергался гипнозу? Если утопить Сергея, кто сможет разблокировать их сознание? ВЫ будете придумывать анти-код?
   - Мне важно остановить это безумие, а дальше пусть специалистов нанимают.
   - В том-то и дело, что Сергей - единственный, кто знает все нюансы, - выложил Игорь последний козырь на стол переговоров. - Он - гений в своем роде. И очень упрямый гений, сложно будет заставить его отступить. Во всяком случае, не за один день. К тому же решения принимает не он один, а целый Совет директоров. Нам нужно время - дни, может, недели. Если не он, то никто не сможет изобрести противоядие. Я принимал участие в организации эксперимента и уверен в этом!
   Журналист глубоко задумался, сосредоточенно выпуская изо рта сизые колечки дыма.
   - Хорошо! - наконец произнес он. - У вас есть неделя. Но если ваш друг в течение нее не сделает официальное заявление о несостоятельности технологии рекламы во сне и не откроет первый центр помощи пострадавшим, я обнародую всю информацию, которая у меня есть о жертвах рекламы во сне. ВСЮ! Понимаете? И дальше будь, что будет, хоть война миров. Другого выхода я не вижу.
   - Даю вам слово, что сделаю все, что в моих силах, - осторожно пообещал Игорь, понимая, что на этот раз покинуть тонущий корабль не удастся. В данных обстоятельствах даже его обереги: особая аура удачи и непотопляемость - уже не спасут. Он всегда знал, что прыгать нужно с носа корабля, тогда встречная волна подхватит тебя и вынесет на поверхность на безопасном расстоянии. Но прыжок с кормы или даже с борта чреват тем, что жертву затянет под винты двигателя и перемелет в порошок. Сейчас он стоял на корме, а корабль неудержимо тянуло ко дну при включенных на полную мощность двигателях.
  
  
  
   ****
  
  
   Сергей, зло вжавшись лбом в стекло, наблюдал за метаниями Игоря в попытке обойти толпу демонстрантов. С высоты здания внизу все казалось маленьким и незначительным. Но между тем на пороге офиса происходила настоящая кровавая бойня: отчаявшиеся демонстранты разносили первые этажи здания, били стекла, калечили припаркованные машины. Полиция с ними уже не справлялась. По внезапно окутавшему мостовую и дерущихся дыму Сергей догадался, что пустили слезоточивый газ. Он отвернулся от окна, нервно прошелся по кабинету, мысленно считая шаги до стеклянной двери, чтобы немного успокоиться после недавнего противостояния с Игорем. Он вдруг понял, что теперь они встретятся лишь в суде, неизбежность которого с каждым часом казалась Сергею все очевиднее.
   - Игорь, Игорь... Ты был мне другом! И теперь ты уходишь в самый неподходящий момент! Неужели так трудно понять, что я не имею права проигрывать, не могу сдаться. Вместе мы бы выстояли и нашли выход.
   Но какой? Он был упрям, но обстоятельства - еще упрямее. Сергей решил прогуляться по коридору, окна которого выходили на другую часть проспекта, не занятую демонстрантами. Подумать. Сразу вспомнилась победа на Совете директоров, и как совсем недавно, всего полгода назад, смотрел из этих окон на панораму Москвы, расправив плечи и дыша полной грудью. Он чувствовал себя Наполеоном на Поклонной горе. А сейчас ему не хватает воздуха, каждый вздох дается с трудом. Он с усилием дернул ручку и распахнул окно, впуская шум и живые голоса улицы внутрь мертвенно бледной тишины коридора.
   "Черт бы побрал эти долбанные четыре процента! Неужели же ими нельзя было пожертвовать в пользу остальных девяносто шести? Если каждое открытие на Земле сопровождается человеческими жертвами", - он задавал себе этот вопрос снова и снова. Нет ответа. Нет выхода. Сергей оперся на подоконник и посмотрел вниз, мысленно сбросив свое мягкое и тяжелое тело на асфальт. Удар. Предчувствие боли. Вот он, единственный возможный выход.
   "Нет, - возразила ему надпись на асфальте, которую он прочел впервые (раньше не обращал на нее внимания - неприоритетные медиа). - Не прыгай! Есть другой выход. WWW.RABOTA.RU".
   Сильно! Очередная реклама для неудачников. Да, выход всегда есть - научиться проигрывать. Сразу вспомнилась видеозапись и слова бывшей начальницы: "Быть удачливым не значит быть счастливым". Она научилась проигрывать. Сможет ли он? Хотя какая, в сущности, разница, чем ты занят в жизни, если все непременно закончится восьмью цифрами на каменной плите, а эта фраза станет к ним эпитафией?
   Оглушительно зазвонил мобильный. Сергей вздрогнул всем телом. Знакомый номер.
   - Сергей? - глухо проскрипела трубка. - Что-то давно от вас дивидендов не поступало.
   - Проект временно приостановлен, - попытался отодвинуть он свою казнь.
   В телефонной трубке остались недовольны его ответом:
   - Если завтра на счете не будет всей оговоренной нами суммы, ваше руководство узнает о липовом патенте. В свете происходящих событий, они не вспомнят о заработанных деньгах, не станут выкупать вас из лап правосудия, а предпочтут отречься. Репутация в бизнесе - важнее всего. А вы так некрасиво обманули вашу любимую корпорацию! Боюсь, никто вам уже не поможет. В общем, действуйте, мы ждать не будем. До свидания.
   Сергей еще некоторое время слушал короткие гудки, звучащие как набат. Карточный домик рухнет, это вопрос времени. А он остался совершенно один, и некому больше укрепить фундамент.
   - Соедините меня с председателем Совета, - попросил он новенькую секретаршу, вернувшись в свой кабинет.
  
  
  
   ****
  
  
   Первый снег. За окном - белый хаос. Словно кто-то нечаянно разорвал и встряхнул в воздухе необъятную пуховую перину. Сергей лениво наблюдал, как дворник, вооружившись лопатой, упорно воевал со снежными заносами возле дома. А снег все шел и шел, выстраивая на его пути новые неприступные крепости. Сколько терпения! Неужели Руслан? Сейчас Сергей был бы рад его видеть. Но нет, паренек явно выше ростом и шире в плечах. Новенький. В комнате тихо и словно само с собой разговаривало радио. Непрерывное кружение хлопьев снега за окнами. Хорошо все-таки вернуться домой! Даже если ты уже все потерял...
   Глядя на дворника, он вдруг впервые ярко, живо, словно мысль шла изнутри и была самой сокровенной - была ЕГО, а не навязывалась снаружи кем-то значительным, начал понимать, что нет ничего важнее четырех процентов. Что именно его, провинциального дворника, маленькая жизнь должна и всегда будет приниматься в расчет. Потому что мир целостен, а мы все - его неотделимые частицы. Он научился проигрывать.
   - Реклама во сне запрещена законом, - Сергей сделал радио громче. - Всем пострадавшим оказывается помощь в специально организованных центрах. В течение дня мы будем сообщать вам адреса в каждом выпуске новостей. А сейчас послушаем любимый хит группы "РУНАТА", названной так по именам исполнителей: Руслан и Наташа. Ребята на удивление быстро поднялись на вершину хит-парада и вторую неделю подряд удерживают первое место по результатам голосования наших слушателей.
   Сергей мысленно поздравил Игоря с началом нового успешного проекта.
  
   "Зачеркнуть невозможность весны
И начать в сотый раз все с начала.
Вернуть цвет в предрассветные сны
И поверить, что не устала",
   - пела Наташа.
  
   Сергей снова взглянул в окно: белый двор, белые дороги, машины, дома...
   Он вернулся домой в самый снегопад. Он вернулся в Белый город.
  
  
  
  
  
  
  
  
   ЧАСТЬ 2. ЗА ПОСЛЕДНЕЙ СТРОКОЙ
  
  
  
   - Подождите уходить, у нас еще достаточно времени. Лучше закажите себе чашечку кофе или рюмку коньяку. И перестаньте так нервничать! Задержка рейса - это всего лишь задержка, а не отмена. В аэропорту еще никто не оставался. Так или иначе, но мы все улетим.
   А Вам не кажется, что наша жизнь вообще напоминает аэропорт, где объявили задержку рейса? И ожидание впереди - без цели и смысла. Жизнь - это ветер, который не удержать. Часы, которые нужно пережить. Их не хватит на то, чтобы совершить что-то большое или покинуть аэропорт, но и тянутся они слишком медленно, ведь все, что нам остается, - ждать. Единственное, что может произойти, - случайная встреча. Она ничего не изменит, но поможет пережить, переждать и дождаться... Рейса в Белый город.
   Да, я знаю, Белый город - легенда, собирательный образ мира, сотканный нашей мечтой, места, где мы можем просто быть собой и любить себя и всех вокруг именно за право не лгать, не притворяться кем-то другим и не прикладывать усилия, чтобы казаться лучше. Белый город - это свобода, счастье жить без сожалений.
  
  
   ****
  
  
   Полина, не отрываясь, смотрела на пролетающие за окнами автобуса густо-зеленые деревья в солнечных каплях радости, на голубые холмы на горизонте, за которыми должен наконец показаться Белый город. И ветер всю дорогу гладил ее волосы прохладной рукой, успокаивая и заставляя дрожь губ прятать в улыбку предвкушения. Если бы можно было изловить это легкое ликующее ощущение и запереть в слове, то получилась бы самая прекрасная история из всех когда-либо написанных ею. Но слово - бесцветно, оно не дрожит в солнечных каплях радости, не пахнет густой зеленью деревьев. Нет ничего в жизни сложнее, чем найти нужные слова в нужное время.
   "Часы, что я купил на местном рынке, всегда показывают одно и то же время: три часа после полудня. И, прожив здесь достаточно долго, я склонен им верить. Время действительно стоит на месте или его нет, не существует", - скажет он ей при первой встрече. Кто он? И почему стоит время? Впрочем, не важно. Сейчас важно подобрать слова, запечатлеть летящую навстречу мечту и предзакатный туман, напитавший траву и деревья своим молоком.
   Автобус тем временем упорно карабкался вверх, за облака, по винтовой горной дороге, и солнце долго бежало за ними пока не упало за гору, окончательно выбившись из сил. В жизни так бывает, что даже солнце падает от усталости.
   Однажды утром Полина вскрыла странную посылку с письмом: "Вы приглашены на конкурс писателей в Белый Город. В конкурсе участвуют только истории со счастливым концом".
   Каким бы ни был конец ее историй, их никогда и нигде не печатали. К тому же сочинять истории со счастливым концом неинтересно, и главное - их никто не читает. И все-таки Белый Город стал для Полины последним пристанищем, соломинкой и надеждой, последней попыткой, последней строкой. Она больше не могла писать в ящик стола, еще немного и он превратился бы в кладбище для ее героев. Они укоризненно смотрели бы на нее с могильных плит и просили выпустить подышать свежим воздухом. Четыре ящика письменного стола, четыре истории, четыре общие могилы. Как ей нестерпимо жаль их, они умели улыбаться! Но Полина создала их обреченными на темноту и гниение внутри стола.
   Не бывает хороших писателей и плохих, бывают близкие и непонятные, то есть - чужие. Каждый читатель в уме или втайне: дневник, салфетки, блокнот, блоги в Интернет, листки в стол... - пишет свою книгу. Не пишет лишь тот, кто вообще не читает книг, игра словами в чужие миры затягивает. Беда в том, что всякий писатель - графоман (от "мания", влюбленность в графу, слово), но далеко не каждый графоман - писатель. Первый пишет потому, что слова нужны ему как воздух, второй пишет те слова, что наполняют воздухом легкие сотням, тысячам, миллионам людей. Когда-то все писатели были обычными людьми со своей наполненной печалями и радостями жизнью. Но им этого не хватало. Они начали сочинять. Проживать тысячи чужих жизней, навсегда утратив свою - уникальную, единственную, неповторимую, несбывшуюся, непрожитую.
   Полина просыпалась по утрам только затем, чтобы тайком, отвернув монитор компьютера к стенке, набрать несколько слов с клавиатуры и исчезнуть за пеленой предзакатного тумана. Но она не знала, захочет ли кто-то еще последовать за ней. И Полина молчала. Вставала по будильнику в семь утра и ехала на работу, смысл которой был ей не очень понятен, но, подражая всем остальным, она старательно делала вид, что живет. Никто и никогда не поверит в другую жизнь и другую Вселенную, если монитор твоего компьютера смотрит в стену. Хотя иногда некоторые вдруг замечали тайну, поселившуюся в уголках ее губ, но все же это было предчувствием, но никак не доказательством вины. Неожиданно для себя она вдруг обнаружила, что писать самой гораздо большее удовольствие, нежели читать то, что уже прожито кем-то другим. Творческий бунт лучше молчаливого соглашательства с великими. И Полина, не смея признаться в этом преступлении даже себе, продолжала притворяться нормальной изо дня в день. Пока не придумала Белый Город - место, где могла видеть тех, кого сочинила. Пока не получила по почте странную посылку с билетом на самолет, пока не написала заявление об увольнении. Пока не вошла в Белый город, и ворота плотно не закрылись за ее спиной.
   Она с удивлением смотрела на белые от снега вершины гор; белые облака, спящие на них; на улицы, вымощенные белым камнем; стены домов, побелевшие от солнца, дождя и ветра... Даже деревья, и те были белыми. Точнее, зелеными конечно, как и все деревья, но внутренняя сторона листьев - серебристая, и на ветру они словно все время вывернуты наизнанку. Причем ветер всегда дул с юга, а деревья так и оставались белыми. Днями она бродила по опустевшим улицам: тишина и ни души вокруг.
   "Не сезон", - повторял портье отеля, где она остановилась.
   Дворца администрации конкурса не нашлось на местной карте, хотя адрес на конверте был написан очень разборчиво, а люди, ехавшие с ней вместе в автобусе, исчезли, не попрощавшись, пропали без вести, словно их и не было никогда.
   Все казалось странным и неестественным: часы, которые она купила на местном рынке, упорно показывали три часа после полудня; море видно с гор, но по какой дороге можно спуститься к нему не знал даже портье ее отеля - самого дорогого в этом захолустье; днями в городе бывало так тихо, что слышалось, как плавится на белом слепом солнце известка.
   А может, действительно лучше несколько бездарных, но вкусно пахнущих свежей типографской краской историй со счастливым концом, чем самая гениальная с открытым финалом, но только в голове?
   Зачем она здесь?
   "Все оплачено, вам не о чем беспокоиться", - уверенно отвечал портье.
  
  
  
   ****
  
  
   Тот день весна одарила томно влюбленной улыбкой. Улыбались солнечные улицы, шаловливо разбегаясь друг от друга в разные стороны, улыбались солнечные собаки во сне, сладко зажмурившись и растянувшись на тротуарах. Полина ненадолго присела на скамейку в больничном парке - прямо в благоухающий куст сирени. Как же ей не хотелось идти туда! Ее подруга ждала ребенка и лежала на сохранении в больнице.
   - Ты и представить себе не можешь, какая это тоска лежать целый день в постели, когда ты здоров и не виноват ни в чем! - пожаловалась подруга, когда Полина тихонько закрыла за собой дверь в палату и подошла к ней. - Я уже не уверена, что вообще хочу этого ребенка. Врачи говорят, что вставать мне нельзя до самых родов. И значит, все лето я проведу в больнице! - и она, заморгав покрасневшими от слез глазами, отвернулась к окну.
   Полина с грустью проследила за ее взглядом. Кровать подруги стояла у самого окна с видом на больничный, заросший зеленью двор. Казалось, она вот-вот оторвется от пола и взлетит вместе с хозяйкой в звенящий птичьими голосами и пропитанный терпкими весенними ароматами воздух.
   - Может, тебе что-нибудь принести почитать? - спросила ее Полина. - У меня полно книг, тебе не то, что на лето, на целый год хватит. За чтением время пролетит быстрее.
   - Да, было бы здорово! - согласилась подруга.
   Вернувшись домой, Полина начала выбирать для нее книги. Нужно что-то жизнеутверждающее и такое, чтобы не оторваться от первой до последней строчки. Владимир Набоков "Камера обскура". Когда-то ее чуть не уволили за прогулы: кресло для слов и строка за строкой, страница за страницей, день за днем... Какая уж тут могла быть работа? Но главный герой ослеп после автокатастрофы, а потом возлюбленная его застрелила. Явно не подходит женщине, прикованной к постели. Эрнест Хемингуэй "Острова в океане" - детская мечта Полины (жить бы на острове и смотреть, как солнце падает в море!), но море забирает сына у Томаса Хадсона. Значит, не для беременных. Она в растерянности бродила вдоль книжных полок, читая названия: "Преступление и наказание" Достоевского, "Посторонний" Камю и "Стена" Сартра - о приговоренных к смертной казни, "Смерь в Венеции" Томаса Манна, "Тени в Раю" Ремарка, "По ком звонит колокол" Хемингуэя, "Приглашение на казнь" Набокова, "Плаха" Чингиза Айтматова... Да уж, жизнеутверждающе, нечего сказать. Полина впервые поняла, что герои книг, которых она так сильно любила, с кем выросла вместе, - все они хранили отпечаток смерти. И сейчас с полок на нее смотрели не книги, а побелевшие мертвецы. Казалось, даже в комнате стало вдруг холодно и зябко. "Искусство всегда, не переставая, занято двумя вещами. Оно неотступно размышляет о смерти и неотступно творит этим жизнь", - Борис Пастернак, монолог Юрия Живаго. Есть книги, которые человек способен прочесть лишь однажды, но запомнить на всю жизнь. Шрам, вырезанный в памяти. Вечная боль в сердце. Перечитывать такие книги не хватит душевных сил. Но и отдать кому-то, даже на время, ты их не сможешь, всегда проще купить в подарок еще одну, чем пожертвовать своей, выстраданной.
   Может, в этом и есть отличие великой литературы? Наверно, писатель должен страдать, ибо счастье - бесплодно. И, сочиняя чужие страдания, заставлять страдать своих близких ради достоверности истории, ради того, чтобы писалось "по-живому". Не умер, не горевал - не полюбят, ибо "все счастливые семьи счастливы одинаково" , не выйдет романа, лишь детская сказка из разряда "жили они счастливо и умерли в один день". Может быть, поэтому "В конкурсе участвуют только истории со счастливым концом"? Слишком сложно обойтись без жертвоприношений?
   "Кстати, насчет "умерли в один день": нужно пойти к метро и купить с лотка ей связку розовых любовных романов. Скукотища, но зато жизнеутверждающая", - решила Полина. Еще в нежном возрасте школьницы она прочла две замечательные книги "Поющие в терновнике" Колин Маккалоу и "Унесённые ветром" Маргарет Митчелл. С тех пор она уверенно считала, что это и есть эталон женских любовных романов, и все они прекрасны. Уверенность поколебал студенческий сексуальный опыт. Они с приятелем отмечали конец сессии красным вином. Родители были на даче, экзамены сданы.
   Он сказал тогда:
   - Мы сделаем это в спальне моих родителей, и тогда ты будешь знать, как сильно я люблю тебя.
   Розовый шелк простыни, розовые полки с любовными романами его мамы. Огромное зеркало.
   - Ты знаешь, по-моему, это мерзко. Зеркало сохранит наши отражения, и твои родители почувствуют и узнают, что мы осквернили их супружеское ложе, - замялась Полина.
   - Да ладно! Ты бы знала, что читает моя мама! - воскликнул он, подбежав к книжной полке и выхватив одну из книг: "Ее огромные груди расцвели в его руке, словно бутоны роз. Он почувствовал, что готов, и вставил налившийся соком ствол в ее нежное лоно...", - прочел он Полине.
   - Что он там вставил? - давясь от смеха, спросила она.
   Да-а ... "Поющие" - просто шедевр, а Колин - гений, по сравнению с этим! Не стоит заставлять людей заниматься любовью в книге, они и так это все время делают, это все равно, что описывать поход в туалет или чистку зубов. Зато все розовые книжки обречены на хэппи-енд. И чем счастливее, тем глупее.
   Есть еще, правда, писатели, которые учат людей мечтать, как Паоло Коэльо или Умберто Эко, например. Но столь изысканные заморские имена ее беременная подруга даже не сможет произнести вслух. Такие книги читают летом в тридцатиградусную жару, плотно закрыв шторы, чтобы не проник ни один луч солнца, поставив посреди комнаты таз со льдом, включив в розетку электрический камин и представляя, что за окнами идет дождь или снег. Спасительный холод и полумрак, искусственно созданные мечтой. Впрочем, читать можно и зимой или осенью, но только без фарфорового фонтанчика с цветами и летними фантазиями вам не обойтись.
   "Спрошу лучше у мамы, который по счету бестселлер Дарьи Донцовой купить", - подумала Полина, брезгливо взглянув на розовую свалку в лотке у метро и сожалея о Коэльо.
   - Если вы не уверены, что напишете бестселлер, то писать вообще незачем! - убеждают молодых авторов на мастер-классах по литературному ремеслу. - А настоящий бестселлер должен быть понятен и профессору, и домохозяйке!
   Интересно, а хоть кто-нибудь видел профессора, читающего бестселлер? Если бы профессор не стремился постичь непонятное, верил рекламе и критикам, чьи имена ничего бы ему не сказали, предпочитал то, что предпочитает большинство, не выбирал бы сам, что именно ему читать, а что нет, то, вероятно, профессором бы он не стал никогда.
   - Ты читаешь книжки для домохозяек, - ссорилась Полина со своей мамой.
   - Я читаю книжки для нормальных людей. У нормальных людей - нормальная жизнь. Это в двадцать пять лет можно получать наслаждение от описания смертной казни или страданий неразделенной любви. А когда тебе под сорок или пятьдесят, муж болеет или пьет, дети плохо учатся, то хочется просто отвлечься от своих проблем и погрузиться в чужую счастливую жизнь, хочется простых слов и понятных поступков, - спокойно объясняла ей мама.
   - Вот, принесла тебе книжки Дарьи Донцовой, мама говорит, они делают ее счастливее, - горько улыбнувшись подруге, начала выкладывать содержимое пакета на прикроватный столик Полина.
   - Ой! Спасибо! Она мне так нравится! - ответила та.
   - Послушай, но это же детективы, в них разве люди не умирают? - спросила ее Полина.
   - Да, иногда... Но как-то легко, как-то по-другому.
   И если в двадцатом веке бестселлерами считались книги Хемингуэя и Ремарка, а сейчас - легкая детективная беллетристика или того хуже - книжки в розовом переплете, то одно из двух: либо процент домохозяек в наши дни выше, либо все профессора - несчастны и потому предпочитают попроще и посчастливее. По мнению ученых, скорость жизни в двадцать первом веке, по сравнению с минувшим двадцатым, увеличилась в шесть раз, и, ускоряясь, жизнь стремится к упрощению, стирает острые углы, приобретая все более обтекаемые формы. Мельчает жизнь - измельчается искусство.
   Умнее всех поступили писатели-фантасты, давно плюнули на все и улетели на Марс, переселились в Волшебную страну эльфов и зубастых друд, куда угодно - лишь бы подальше отсюда.
   - Еще одно забыла, - скажет Полинина мама. - В двадцать первом веке читают все: и домохозяйки, и даже малограмотные рабочие-гастарбайтеры, а сто лет назад вопрос грамотности не был решен окончательно. То есть сейчас читать людей научили, а вот понимать прочитанное... В общем, профессора растворились в народной массе, и их голоса уже никто не услышит.
   Мимо проковыляла сгорбившаяся под тяжестью сумок женщина без лица и без возраста. Какое ей дело до "затухающей искорки человеческой жизни, гонимой ветром"? Хорошо, если она вообще не думает, что Ремарк - это марка стиральной машины, а помнит хоть что-то из школьной программы. У нее своя война - между плитой и огородом - повседневная, незаметная, нескончаемая, без побед и поражений.
   Кто нас сделал такими? Если знаете его - передайте: пусть придумает лекарство от скуки и преждевременной старости душ.
   Полина долго смотрела ей вслед: походка женщины была права, как и Борхес с его утверждением, что "в мире существуют лишь четыре сюжета: о штурме города, о поиске, о возвращении и о самоубийстве Бога". Все остальное - интерпретации, талантливые или не очень. Гениальность в искусстве - есть право первого. Это напоминает университетский семинар: преподаватель задает всем один и тот же вопрос, а студенты по очереди на него отвечают. Легче всего первому - самым простым и понятным отделается и получит свой плюсик. А двадцать первый сидит, молчит, потупившись, и мучительно пытается вспомнить, что еще можно добавить ко всему вышесказанному, не повторившись.
   - Ну что, Двадцать первый? Молчишь? Вот плюсик я тебе и не поставлю! - глумится преподаватель, он-то знает, что тема давно исчерпана.
   Этот преподаватель - вечность, а студент за номером Двадцать один - наш век. А первый и последний оригинальный роман - Библия. Хотя нет, не первый. Истории непорочного зачатия (созвездие Девы), двенадцать учеников-апостолов (12 месяцев), гибели спасителя (Солнца) на кресте (созвездие Креста), воскрешения (равноденствия) позаимствованы у язычников. И что теперь вы хотите от постмодернизма? У каждого из нас всегда есть цитата великих, подтверждающая наши заблуждения, как у шулера джокер в рукаве. Мы обречены на повторения, а умение цитировать - наше кредо. Весь мир стоит на плагиате. Чтобы открыть что-то новое, общество должно в корне измениться и изменить своим идеалам. Только полное переосмысление реальности породит новые идеи и новое их восприятие.
   Нас слишком много на Земле, говорят, к 2050 году нас будет двадцать миллиардов против сегодняшних семи и полутора идеальных для планеты. Раньше Лев Толстой один бродил по полю среди неграмотных крестьян. Сейчас нас "умных" миллионы против ветра информационных технологий, распространяющего идеи и мысли от человека к человеку быстрее, чем они успевают рождаться в чьей-либо голове. Как-то Андрей Кончаловский вспоминал, что в шестидесятые они смотрели по фильму в месяц и потом еще столько же спорили о нем, а сейчас уже изобретают диск, который способен вместить десять тысяч фильмов. Но кто же успеет их посмотреть, хватит ли терпения, не станут ли эти фильмы бессмысленным повторением - бледной, затертой копией друг друга?
   И все же... Не бывает двух одинаковых историй о любви на свете. Любовь - это маленькое чудо, которое никогда не повторяется. Значит, искусство все-таки заключается в интерпретации идеи, а не в ней самой. Идеи у всех одни и те же, истина - всегда банальна, только произнести ее можно по-разному. В общем, "Триумфальная арка" никому не дает спать спокойно.
  
   На обратном пути из больницы Полина зашла в книжный магазин и бесцельно бродила среди огромных полок, тщетно пытаясь найти ответы. Но вопросы ее уже устарели настолько, что перестали существовать, истлели.
   - Я ищу "Триумфальную арку" Ремарка, - робко прозвучал голос за спиной. Полина оглянулась. Голос принадлежал хрупкой некрасивой (красивая отправилась к полке самоучителей на тему "Как выйти замуж за миллионера") девочке в огромных очках, делающих ее чем-то похожей на стрекозу.
   - Странно, - отозвалась продавщица. - Еще вчера был целый стеллаж "Триумфальных арок", а сегодня - ни одной не осталось. Раскупили, наверно. Приходите в другой раз.
   Триумфальный и вечный Ремарк! Вот кто на самом деле занимает первые строчки хит-парада бестселлеров, но никто не напишет об этом. Им же важно, чтобы мы судили не мертвых, а живых, и платили, кстати, тоже живым, мертвым деньги уже не нужны.
   Искусные ловцы слов прошлого столетия! Вы в небо с собой унесли мастерство плести вечные сети человеческих эмоций. Нам не достает вашей ловкости и чистоты. У нас нет времени остановиться и взглянуть за облака. Кстати, о времени: философ Альбер Камю писал роман "Чума" десять лет! А сколько времени мы тратим на прочтение? А сколько тратят современные авторы на написание романа? Правильно, нам некогда. Мы не видели ни войн, ни революций, мы не умеем ни страдать, ни сострадать. Мы ускоряемся, мы разучились отделять важное от незначительного, великое от ничтожного, и потому идем по пути упрощения, втиснувшись в обтекаемые формы и жанры, нормы и правила. Мы соревнуемся друг с другом в тиражах, которые раскупают люди без лица и без возраста. Нам не нужна вечность, ведь вечность - без нулей, она не измеряется в купюрах. Живущие в больших домах мы становимся ниже ростом. Забег карликов на короткую дистанцию! Так легче, главное не оглядываться.
   "Моя любовь осталась в двадцатом веке", - поет Земфира в наушниках. Да, осталась, ибо вне жанра. Неформат - это такое модное слово, означающее: "Нет тебе места ни здесь, ни там - нигде, и не ищи даже".
  
  
   ****
  
  
   Каждый новый день Полина обводила в календаре в своем ежедневнике, но в нем сохранился только один кружок - день ее приезда в Белый город. Сколько времени она уже здесь?
   - Три часа после полудня! - объявил портье. - Обед ждет вас в столовой!
   Время стоит на месте. И лишь ветер треплет белоснежные шторы, а на выбеленной скатерти дымятся все тот же суп и все тот же бифштекс.
   - Вы совсем ничего не съели, вам не нравится наша кухня? - удивленно спрашивает портье Полину, забирая нетронутые блюда.
   - Нет, все вкусно, но нельзя же каждый день есть одно и то же! И еще: почему в отеле только мы с вами, и почему город совсем пустой?
   - Нет, вы неправы. Отель полон постояльцев, а в городе полно народу, это вы их не видите.
   - То есть?
   - Во всем виновата акклиматизация.
   - Акклиматизация?
   - Да. Расскажите мне, как вы сочиняете ваши истории.
   - Это похоже на запись снов. Сон был живым и красочным, но стоит открыть глаза, как он бледнеет и начинает ускользать, и, еще не проснувшись, тянешься к блокноту - схватить, поймать, удержать неуловимое, пока не ушло, не растворилось в ярком утреннем свете. Я пытаюсь раскодировать образ, подобрать имя картинке. Бывают разные облака: у тех, что похожи на больших белых животных, видны четкие очертания, а некоторых словно и не существует вовсе. Тонкая пленка и духота. Люди говорят "марево", операторы и фотографы используют термин "солнце в молоке", а я начинаю задыхаться. Удушье и головная боль. Облегчение приходит с первыми каплями дождя, дождь приносит слова - стремительные, быстрые. Я чувствую себя пианистом, руки которого замерли над клавишами, еще секунда и он извлечет мелодию, а ко мне придет слово. Удушье и есть предчувствие слова. И сон возвращается. Сначала он неясный, и я улавливаю его легкое дуновение, записываю все, что приходит в голову. Затем вновь и вновь перечитываю написанное, и постепенно сон обретает черты. Оживают картинки, герои начинают улыбаться, говорить, бороться, спорить, искать свою судьбу и дорогу. А я следую за ними. Так рождается история. Сон наяву. Все приходит как бы извне. Это очень странное чувство!
   - А вы попробуйте раскодировать карту Белого города, как сон или образ, и тогда на улицах появятся люди. Вы их не видите, потому что пытаетесь думать о городе, как о реально существующем, и о том, что вы сами живете, но это не так. Подключите фантазию. Разберитесь в своих мыслях и чувствах. Поверьте себе. И ваши мысли материализуются. Может, и в море искупаться успеете до наступления холодов. И ничего не бойтесь! Шероховатость строки западает в душу. Все, что не странно, забывается быстрее, чем книгу закрывают на последней странице.
  
  
  
   ****
  
  
   Пляж. Бесконечно длинный белый пляж. Солнце слепит глаза. Они лежат, вытянувшись на песке, как два больших сильных зверя после охоты. У него мускулистые руки, и солнце играет бликами на плечах. Хочется дотянуться и дотронуться до этих блестящих плеч. Но Полине лень, она переворачивается и смотрит на море. Оно прозрачно-голубое, почти бирюзовое. Как-то он сказал, что перед смертью глаза у человека становятся синими. Наверно, все мы после смерти уходим в море. Море - это наша одна на всех вселенская душа. Мысли о бесконечности и бессмертии. Но думать тоже лень. Полина закуривает сигарету, песок мелкими иглами впивается в локти, но это приятно, такая легкая иглотерапия. Море синеет ближе к горизонту, а потом медленно съедает небо. И небо тоже становится морем. Жарко. Мелкие капельки пота у него на виске, а когда он смеется, морщинки-лучики появляются вокруг глаз, и это потрясающе красиво. Воздух расплавился, он не пленка, а что-то невесомое, чем так трудно дышать. Нужно пойти и окунуться в ледяную прозрачную воду. Но она продолжает плавиться, втягивая ноздрями раскаленный воздух. Жарко. Пляж.
  
  
   Полина заваривает кофе.
   - Ты почему так рано сегодня? - ехидно спрашивает коллега.
   - Отстань, пробки, опять пришлось ехать на метро, и потому у меня плохое настроение.
   - Подумаешь метро, все ездят. Я вообще с восьми на работе. И ничего, не злюсь.
   - А я злюсь. Зачем приходить к восьми, если рабочий день начинается в десять?
   - Зачем-зачем? Работать!
   - Нужно не работать, а делать вид, что работаешь...
   В почте один спам: "мальчики по вызову" (но ей пока не тридцать), видеокамеры (что можно снимать в офисе без окон?), "заказчик-застройщик" (пришлите лучше рецепт яда для соседей, которые постоянно сверлят), "самый смешной анекдот дня" (нужно быть героем, чтобы смеяться с утра), антиспам (антиспам на спам - сам по себе и есть спам). А, вот еще письмо от менеджера: сделай то, сам не знаю что. Можно представить, что и оно - спам. "Он нажимает save, она нажимает delete". А потом к ней придет страшный deadline. Но это уже не важно, всегда можно закрыть глаза.
   Полина надевает наушники, и по офису проносится морской ветер. Они такие смешные, когда говорят что-то друг другу и машут руками. Маленькие Чаплины Большого Офиса. Это не ее реальность. Она не любит немое кино. Рот разевают, как рыбы, выброшенные на раскаленный песок. Хоть оборитесь! Она вас все равно не слышит. Только море в наушниках. Наушники Полине положены по статусу как творческой личности. Полина картинки рисует: йогурт вид слева, йогурт вид справа. В сущности, одинаковое дерьмо: "ты же не сможешь выпить целый багажник йогурта". Но пиво не их клиент. А жаль.
   Если вглядываться в скульптуры Родена с разных ракурсов, то в одном поцелуе - несколько настроений, смотря с какой стороны подойти. И мыслитель тоже грустит по-разному. А йогурт, он и справа, и слева - одинаковый. Скучно!
   Продолжают орать. Она слушает море в наушниках и тихонько смеется над ними. Когда-то давно Полина писала отличные тексты, но современный человек мыслит комиксами, пришлось осваивать фотошоп. И как у сюрреалиста Магритта, помните? Трубка и подпись: "Сeci n'est pas une pipe". Йогурт и подпись: "Это не Йогурт, это ваше здоровье". "Это не тушь для ресниц, это ваша красота". "Это не автомобиль, это ваша мечта".
   "Поехали работать смотрителями маяка", - пишет он в аську.
   "Зачем?", - лениво интересуется она.
   "Но ты же вчера весь вечер ныла, что хочешь к тетке, в глушь, в Саратов".
   "Да? Наверно, трава была грустная".
   "Нет, ее было слишком много", - смайлик. У его смайлика симпатичные ямочки на щечках. Давай, попрыгай еще и посмейся! Ха-Ха! Хоть какое-то развлечение.
   "А там море есть?" - стучит в ответ.
   "Ну, мать, ты даешь! Если есть маяк, есть и море! Иначе, зачем он там нужен?" - всплывает в окошке.
   "Тогда поехали. Буду целыми днями смотреть на море и ничего не делать".
  
   Море шумит. Хочется заплыть далеко-далеко и лечь на спину, и пусть вода ее качает. Колыбель. Как в детстве. А пляж исчезнет за голубым горизонтом.
   Море меняет цвет по секундам. Ни в одной паллете нет столько оттенков синего. Вспомнилось ей, как в Третьяковке частенько смотрела на картину Айвазовского "Море" и думала, что перебрал он цвета, не бывает такой синей воды. Оказывается, бывает, зимой. Интересно, а какое время года сейчас? Какое она придумает, такое и будет. Пусть будет зима. Но чтобы по-прежнему жарко. И капельки пота у него на виске, и морщинки-лучики.
   И пляж.
  
  
   Смс-ка. Подруга ищет работу, нет ли у нее чего подходящего? Нет, только йогурты. Сначала все изучают историю искусств, а потом начинают рисовать йогурты в фотошопе. Йогурт - как финал, как предел творческих стремлений предыдущих столетий.
   "Как дела?"
   "Все по-старому, ищу работу".
   "А я хочу бросить все к черту".
   "Ну ладно, пока. Звони".
   Была зима, тридцатиградусный мороз. Вобрав в себя как можно больше тепла и уюта маленького кафе на Арбате, они на одном дыхании неслись до метро, почти падая от холода, как замерзшие на лету птицы. А там, внизу: темно, поезда носятся, горячая сутолока перрона.
   И подруга, тоскливо наблюдая проезжающий мимо поезд, сказала:
   - Хочу, чтобы за мной закрылись двери, и голос объявил бы: "Следующая остановка - Крым". Там мой дом. Там море шумит, и даже сейчас, зимой, деревья зеленые. Вечное лето.
   - А чего уехала? - спросила Полина.
   - Как и все... Хочется добиться ВСЕГО в жизни, невозможно же все время смотреть на море и ждать чего-то. Я и приехала в Москву. Первый год было тяжело, но и цель тоже была: доказать всем, что выдержишь и останешься. Потом появились друзья, работа. Затянуло. А лет через пять приезжаешь домой и понимаешь, что тебя там уже не ждут, просто вычеркнули и все. Твое место теперь здесь, на этой вечной платформе, где все куда-то бегут, а возвращаться больше некуда.
   Да, некуда. Они вывели новую породу людей, живущих в коробке. Их глаза не выносят солнечного света, потому что коробка - без окон. Ей хочется сбежать в Сокольники, стать прогульщицей, как в детстве. Шагать по шуршащему листвой парку, ловить солнечное дыхание золотой осени. Ведь это так быстро закончится! Несколько дней и все, мир рухнет в промозглую зиму. Жизнь вообще - Римские каникулы. Почему тогда им не встретиться? Если ей ничего не принадлежит в этом мире и абсолютно все можно потерять безвозвратно?
   "Я люблю тебя за то, что твое ожидание ждет того, что не может произойти", - звучит в наушниках после моря.
   Все скоро изменится, ее мир летит в какую-то пропасть, а Полина даже не может дать ей имя, понять, кто она, эта пропасть. И не знает, что выбрать. Хотя и выбирать не из чего. Еще один день, приближающий ее к смерти. Интересно, чем он закончится, этот осенний день? Он-то есть у нее, пока не прожит...
   ...Только уже не осень и не зима, а ее предпоследний день. За окнами, наверно, идет снег. Или уже светит солнце? Какая разница, если окон нет. Понедельник в коробке. Еще одни унылые, зря потраченные выходные позади. Устроить бы погребальный костер по всем дням, проведенным впустую на даче, у телевизора, в офисе. У человека порой нет выбора: он зависит от желаний своих близких. И жертвует, жертвует, жертвует ради них до бесконечности. А что, если не можешь больше быть жертвой и хочется купить билет на ближайший поезд и раствориться навсегда?
   - Да, ты прав. Поехали работать смотрителями маяка! Только сейчас. Шагнем за дверь - в пустоту. Это легко! Почему все боятся? - скажет ему Полина.
   - Я не боюсь, - ответит он.
   А за окнами будет шуметь море.
   И пляж...
  
  
  
   ****
  
  
   - Когда-то давно мне было грустно и одиноко, и я придумала этот пляж и тебя.
   - Нет, это я тосковал по тебе и это я тебя придумал. Хотя какая разница, если нас нет, и весь мир - чья-то галлюцинация?
   - Ты тоже пишешь книги?
   - Я? Нет. Мое предназначение в том, чтобы делиться эмоциональным опытом. В моем мире никто не читает книг и не пишет, на это не хватает времени. Мысли, чувства, эмоции передаются от человека к человеку гораздо быстрее. На каждой новой ступени развития человечество что-то теряет, сбрасывает вниз, слишком тяжело все тащить с собой вверх по лестнице. Мощь приобретенная - всегда приговор романтике прошлого. Точно так же, как фотография в вашем мире стала приговором реализму в живописи, а джазовая музыка - классической. Но я все же написал настоящий старинный роман, чтобы увидеть тебя здесь, в Белом городе.
   - То есть мы пришли сюда из-за книг? Истории со счастливым концом?
   - Да, из-за книг, но финал их всегда открыт. Вряд ли кто-то сможет повлиять на решение автора. Только ты сама сможешь написать его.
   - И напишу! Мне туман мешает сосредоточиться. А какое сейчас время года?
   - Не сезон, а впрочем, любое, какое захочешь. Часы, что я купил на местном рынке, всегда показывают одно и то же: три часа после полудня. И, прожив здесь достаточно долго, я склонен им верить. Время и вправду стоит на месте или его уже не существует.
   - Тогда пусть будет зима. А Белый город - плод нашего воображения? Мы сами создаем окружающую нас реальность?
   - Каждый из нас - Творец в своем придуманном мире. А Белый город - место, где наши фантазии пересекаются. Творчество, как любовь, - физическая потребность организма. И это тоже была ваша идея: Интернет - сеть, соединившая виртуальные мысли всех и каждого. Это вы решили, что творить может любой, кто пожелает, и отобрали у избранных их искусство, поделив между всеми. А мы лишь технологически усовершенствовали вашу идею. Это у вас уже отняли радость делать что-то своими руками, предоставив тяжкий физический труд машинам, и от скуки вы копили красоту и интеллект, от скуки вы созидали. Когда человек может сам построить дом, сам убить зверя и вырастить пшеницу, ему в голову не придет сочинять романы. Это у вас уже не было ни войн, ни революций, и вам больше не о чем стало поведать друг другу, вы утратили способность рассказывать истории и начали писать потоком сознания, выворачивая душу на бумагу. Мы усовершенствовали и эту идею. Мы называем ее "эмоциональный калейдоскоп" - идеальное хранилище и ретранслятор всех видов искусства: музыки, литературы, живописи, фотографии, кино и даже науки, философии, истории... - всех накопленных знаний человечества. Кино, кстати, было самым прогрессивным видом искусства, ему недоставало только запаха и тактильных ощущений. Ни музыка, ни литература, ни театр, ни любое другое искусство, требующее от человека эмоциональных затрат на создание мечты, не пережило двадцать первого века. Читая роман, вы снимали свой фильм в голове. Глядя на экран телевизора или киноэкран, вы лишь считывали готовую, упакованную и расшифрованную реальность, не задумываясь о том, как вас обманывали. Уставший от информации мозг не был способен ни на что иное. Рано или поздно человеческая культура приходит к нулевому километру: невозможно становится поглотить все, что создано предками. На рубеже веков мы ее обнулили, и все великие имена канули в Лету. Теперь создавать реальность позволено всем. Каждый из нас хотя бы раз в жизни заглядывал за облака, испытывал трепет влюбленности или страх падения. А у страха, как и у влюбленности, - миллиарды оттенков, хватит на всех, беда лишь в том, что человеческий глаз способен воспринять всего сто пятьдесят тысяч. Каждому из нас есть, что сказать миру.
   - Да, но если все будут говорить, кто станет слушать?
   - Говорить можно по очереди и по-разному. Слово - только форма. И восхищаться литературным языком - все равно, что восхищаться красочной смесью на палитре художника. Важна картина, а не то, как художник смешивал краски. И в книге важна идея - строка из нескольких слов, тезис теоремы, а роман - всего лишь ее доказательство. Сотни исписанных страниц, десятки героев, тысячи слов - и все ради того, чтобы доказать, объяснить, быть понятым! Когда вы смотрите в мир, вы не фокусируете свой взгляд на чем-то одном, вы хватаете его в целом: тысяча образов реальности смешивается в сознании с тысячей образов из воспоминаний, снов, мыслей, чувств, ощущений... Художник на закате пишет тоску по уходящему дню, а зритель способен разглядеть на картине лишь солнце, медленно садящееся за лес. И контакта не происходит.
   - Что же делать, чтобы тебя поняли?
   - Важно передать мысль, чувство, идею - без искажений ее словами, звуками или красками. Обобщив все, что создали люди за предыдущие столетия, мы пришли к выводу, что культура - это необходимый человечеству эмоциональный опыт. Идеальное искусство есть обмен эмоциями в чистом виде. Оно понятно и доступно всем. Ты мучительно пытаешься раскодировать образ, прочувствовать его до конца, а потом даешь ему имя, которое в свою очередь - тоже код. Таким образом, твои эмоции искажаются дважды. И ты все еще хочешь быть понятой кем-то?
   - Я стараюсь.
   - Не нужно стараться. Нужно честно делиться своими чувствами. В моем мире все принадлежит всем внутри единого пространства. Личность создателя больше не имеет значения. Читать - такой же труд, как и писать, а принимать так же тяжело, как и отдавать. Созданный шедевр принадлежит им обоим. А когда все упрощено и очищено до идей и эмоций, то творец уже не нужен. Его не помнят, им пользуются. Его душа разорвана на части между всеми живущими. И не нужно считать себя избранной - избраны говорить все. Не нужно оттачивать мастерство подбирать слова, не в этом смысл литературы. Смысл не в словах, не они бессмертны, бессмертны чувства, эмоции, идеи. Чем чище они, чем менее испорчены изысканностью формы, тем большее количество душ смогут испить и понять твою. Когда человеку дано ощутить чужую радость или боль, как свою, - слова не нужны.
   - И тебе не страшно жить в мире, где каждый может испить твою душу?
   - А тебе не страшно родить на свет невинного человека, затем долго мучить его и наконец убить, чтобы читатель, утерев пресные слезы, поверил тебе? Вы ведь не можете не убивать ради идеи сделать мир лучше?
   - Да, ты прав. Писатели, наверно, трусы. Мало кому по плечу исповедь Хемингуэя. Он-то знал, что жизнь интереснее прозы. И всем, кто взял в руки перо, сел за печатную машинку или компьютер, есть что сказать - наболело. Но страшно сказать. Страшно посмотреть в глаза своему отражению, своим близким. Любой ценой избегая разоблачения, мы перетасовываем все, переворачиваем, а подчас и придумываем совершенно другую историю под боль, пережитую когда-то, чтоб уж точно никто не догадался, не узнал на страницах книги себя или, не дай бог, автора. Искренность и есть синоним слова максимализм, она всегда идет рука об руку со скандалом, потому что на грани, не в толпе и не по правилам. Либо герой, либо изгой. Либо святой, либо преступник. Что по сути одно и то же. Кто такие святые? Раскаявшиеся грешники. Я обманываю себя, обманываю их, чтобы не карали жестоко за нестроевой шаг. Вот и приписываю ему, незапятнанному, только что сочиненному, рожденному этой ночью свои слова и поступки, раны, обиды, грехи... очищаясь и избавляясь. Для меня это единственный путь к свободе от прошлого и от себя. Я не героя убиваю, а свое прошлое.
   - Ты боишься потому, что у тебя есть имя.
   - А у тебя его нет?
   - Нет. У нас нет имен, все равны в пространстве эмоционального калейдоскопа, и потому все говорят правду, а не ловчат. Это единая территория чувств, мыслей, идей, откуда каждый может позаимствовать частицы света и мудрости, а потом вернуть их обогащенными и наполненными собой.
   - Коллективное чтение мыслей?
   - Что-то вроде того.
   - Но как вы узнаете друг друга в потоке?
   - Мы не страдаем гордыней, как вы, не ищем признания или славы только себе, у нас каждый - избранный и потому безымянный.
   - Но имя - это же еще и ответственность. Меня с детства учили отвечать не только за свои поступки, но и за слова, оброненные даже случайно. Слова подлежат наказанию так же, как и поступки, порой слова приносят людям большие разрушения.
   - Ты наконец поняла, зачем была призвана в Белый город. И это значит, что мне пора уходить.
   - Меня призовут к ответу?
   - Да.
   - Но как я смогу найти тебя, если ты исчезнешь?
   - Просто позови меня.
   - Но у тебя нет имени.
   - Так дай мне его, как даешь имена всем остальным.
   И голос его побелел, а затем медленно испарился. Они так и не смогли разглядеть друг друга за пеленой предзакатного тумана.
   "Влад..." - тихонько выдохнуло море, и Полина почувствовала соленые брызги кожей обнаженных плеч. Прощальное прикосновение невидимого собеседника. Постепенно в тумане начали проступать очертания извилистого берега: острые скалы, крутая тропинка, взбирающаяся по ним наверх к шоссе, ведущему в Белый город, солнце в морской дымке над горизонтом, напоминающее землянику со сливками. Пляж из белого, словно сахарного, песка - тот самый, что она представляла себе когда-то.
   Эмоциональный калейдоскоп, усовершенствованная версия всемирной паутины, где у каждого есть свой блог или страничка чувственной памяти. Странички проникают друг в друга, и души людей сливаются в единое целое. Ей вспомнились электронные письма читателей ее историй, выложенных в Интернет, которые она получала почему-то в самый сильный дождь или снег по понедельникам. По понедельникам все казалось беспросветно серым, бессмысленным, безнадежным, но письма собирали ее веру в слова по кусочкам, и пальцы вновь замирали над клавишами в надежде извлечь из клавиатуры новую мелодию фраз, туго заплетенную из снов и образов тревожно минувших выходных. Ради этого Влад и люди его мира пожертвовали своими именами. Ради возможности творить, делиться своими чувствами, проникать друг в друга. А может, и жертвовать уже было нечем? Кто из нас вспомнит имена писателей-современников, выпускающих по несколько книг в год? В общем хоре отдельных голосов не слышно.
   "Обезличенный автор очень удобен с точки зрения книгоиздания", - вспомнилась ей недавняя статья в литературном журнале. В статье шла речь о неком романе, написанном компьютерной программой PC Writer без участия человека. В основе сюжета - видоизмененная любовная история из романа Льва Толстого "Анна Каренина", в основе стиля - лексика, языковые средства и приемы тринадцати отечественных и зарубежных авторов XIX-XX веков. Писатели никому не нужны в нашем веке, а уж в будущем и подавно...
   - Ты тоскуешь по слову, по имени, по собственному голосу, наполненному одному тебе присущими нотками. Ты хочешь вернуться и ждешь, что я выйду тебе навстречу. Но как я узнаю тебя среди прочих? - грустно спросила Полина.
   Море молчало в ответ, беззвучно слизывая белый сахар с ее босых ног.
   Все это походило на картину фантастического пейзажа в музее. Ты стоишь перед ней и мечтательно выбираешь, на каком холме лучше построить дом, чтобы вид из окна был поживописнее. Долго выбираешь, пока не поймешь, что дом уже существует, а самый волшебный вид открывается из окна, на подоконник которого ты только что облокотился.
   "Голос, это не так уж и мало", - подумала Полина и вдруг заметила удаляющиеся следы на белом сахаре пляжа.
  
  
   ****
  
  
   Влад щелкнул выключателем, и пляж исчез в темноте комнаты.
   "Счастье - это жить без сожалений, - сообщил ему мальчик на занятиях по эмоциональному опыту. - Я всегда радуюсь солнцу. Когда оно светит, нужно рано вставать и скорей бежать на улицу встречать его. Но вчера мне не хотелось просыпаться, и когда я увидел, что небо затянуто тучами, я так обрадовался... Так обрадовался, что даже ПОЧУВСТВОВАЛ дождь! Правда здорово не жалеть о солнце, когда его нет? Можно упасть, зарыться лицом в подушку и спать, не обвиняя себя в том, что пропустил что-то важное".
   Ему всегда нравилось работать с детьми. Дети похожи на первый снег или белый лист бумаги. У них еще нет чужих эмоций. Но когда им вшивали электронный чип, удостоверяющий, что они обучены мастерству пользоваться эмоциональным калейдоскопом и могут приступить к дальнейшему совершенствованию, он с трудом сдерживал слезы. Нет, не радости - неизбывной тоски по маленькому первобытному человечку, который мог бы сам открывать новые миры и вселенные, но ему сказали, что это уже не нужно. На земле назван и описан каждый цветок, на небе - каждая звезда. Не нужно изобретать велосипед и открывать Америку заново, лучше пользоваться готовым, за столетия ошибок и разочарований накопленным эмоциональным опытом. Все чувства хороши. И не так важно твои они или чужие. Смысл эмоционального калейдоскопа, наверно, в том и заключается, чтобы не сожалеть об упущенных возможностях и не рисковать. Всегда можно подключиться и получить в дождливый день немного солнца. Чужого.
   Теперь у них все чужое: и боль, и страх, и любовь, и смерть. Встречаешь девушку, и если вы с ней похожи, то ты уже знаешь, что полюбишь ее, и знаешь, как это будет. Летишь в самолете в удобном кресле за бронированными стеклами, а можешь почувствовать холод ветра, страх и радость полета, как на параплане. Хочешь ударить врага, но не делаешь этого, - закрываешь глаза, и костяшки пальцев взламывает скользящее соприкосновение с его острыми скулами, а по телу разливается удовлетворенная ненависть. Даже самоубийц теперь нет: их накачивают сначала слезами утрат их близких, а потом такой радостью, что они забывают о том, что вообще собирались свести счеты с жизнью. Тем, кому не помогает и это, дают умереть на время. Кромешная пустота лечит от безысходности лучше любого психолога.
   Эмоциональный калейдоскоп - единый мозг планеты, скорость мысли которого в миллиарды раз превышает усредненный человеческий. Еще в начале двадцатого века был изобретен первый компьютер, реагирующий на простые мысленные команды хозяина. А теперь мысли создаются и считываются коллективно. Что такое мысль? Визуальный (кинестетический, аудиальный...) образ - реакция на него, то есть эмоция - осознанное чувство - имя ему, то есть словесное определение. Логическая, а значит, вполне объяснимая и предсказуемая последовательность действий клеточек серого вещества, где эмоция как субъективная реакция на окружающую действительность используется в качестве первой ступеньки к познанию мира.
   К 2112 году, благодаря развитию нанотехнологий - восстановлению человеческих организмов и ресурсов планеты на основе преобразования соединений молекулярной цепочки, - они победили все болезни (рак, вирусные инфекции, инфаркты, естественное старение, врожденные пороки...), научились преодолевать все кризисы и все природные катаклизмы. Но если человек сравнивает себя с Богами и начинает творить окружающую его реальность, а также себя самого, то для этого нужен сверхчеловеческий интеллект и сверхчеловеческие способности. То есть возможность впитывать знания буквально из воздуха: времени на длительное изучение того или иного предмета больше нет, решения необходимо принимать не только сверхразумные, но и сверхскоростные, и главное - сверхобоснованные, то есть опирающиеся на весь накопленный планетой исторический опыт. Потому что цена ошибки слишком высока - миллионы, а может, и миллиарды жизней. Естественным выходом и приложением к планетарному мозгу, отвечающему за здоровье общества в целом, стал эмоциональный калейдоскоп, целью которого было предоставить живущим все ответы на все возникающие вопросы. То есть АБСОЛЮТНО НА ВСЕ. Точно так же, как микроскопические нанороботы искали, находили и ремонтировали больные или стареющие клетки, обезвреживали вирусы в человеческом организме, запрашивая инструкции последовательности действий в центральном мозге планеты, так и эмоциональный калейдоскоп искал и находил решение любой поставленной перед вами задачи.
   Однако и это не стало пределом возможного. Эмоциональный калейдоскоп разрешил и другие проблемы: к примеру, вопрос преступности. Утописты всех времен и народов пытались взять под строгий контроль человеческие эмоции, предсказывая максимальное ограничение свободы и тиранию. Но вспомните своих детей: чем больше вы им запрещаете что-либо делать, тем вероятнее они как раз это и сотворят. Срабатывает эффект запретного плода. Нет, человечество свернуло в другую сторону на опасном перекрестке и научилось не обезвреживать и не предотвращать преступные наклонности человеческой природы, а как раз наоборот, предоставить им полную свободу, но внутри эмоционального калейдоскопа. Если можешь убить кого-то "понарошку" и не сесть за это в тюрьму, к чему тогда рисковать? Вы скажете, что убивают ради денег, но их давно уже нет, обесценились. В обществе, где любые ресурсы самовоспроизводятся, каждый богат и, наверное, счастлив. Соперничества в любви тоже нет, люди перестали быть собственностью друг друга. А стихия коллективных - любых - эмоций настолько совершенна, что и на уровне физики неотличима от существующей реальности. Ее точная копия. В итоге: у человека все есть, ему все позволено, и он все обо всем уже знает. И главное - ему ничего больше не хочется, он просто не в состоянии придумать, чего еще попросить. Счастливое общество без смерти, без любви и без сожалений.
   Но у Влада теперь есть имя. Ему хочется своей неповторимой судьбы, своего счастья и чтобы обязательно было, о чем жалеть. Ведь жалеем мы только о том, что действительно дорого. Хочется родиться первым человеком на Земле и выбрать свой путь, давать имена цветам и звездам, изобретать самолеты и космические ракеты, открывать новые континенты и законы физики. Любить непохожих, желать невозможного, искать неизведанного, непрожитого до него. Хочется писать романы о любви и смерти. И если это никому больше не нужно, это нужно ему самому. Он слишком устал быть среди тех, кто непременно доживает до старости или того хуже - никогда не умрет.
   И порой ему казалось, что в своих страстях он не одинок. Среди детей из групп обучения эмоциональному опыту он безошибочно угадывал других, мысленно называя их устаревшим словом "избранные". Такие дети никогда не играли в команде, и за глаза их называли одиночками и эгоистами. Но он знал, что они хранят в себе бесценное сокровище и в суете могут все расплескать, разбить, потерять. Такие дети никогда не участвовали в соревнованиях, потому что к финишу приходили последними. Избранному важно остаться последним - это значит путь в вечность. В споре эпох побеждает тот, чье имя произнесут после всех, так оно никогда не забудется.
   "Я скажу ему, что я - Влад, и чтобы он продлил мне пропуск в Музей Минувшего", - размышлял он про себя, из темноты комнаты рассматривая ночную улицу в неоновых самоцветах витрин. Занятия в классах давно закончились, но он не спешил уходить. Возвращаться в пустую квартиру не хотелось, а пропуск в музей нужно было продлить у директора колледжа.
   Тот вошел неслышно вместе с ярким светом от услужливых сенсоров.
   - Опять в темноте сидишь? - спросил подозрительно. - Не нравится мне твое настроение в последнее время. У тебя ответственная работа с детьми, которые к тому же еще и лишены пока дара почувствовать жизнь в полной мере. Но твою тоску они ощущают, поверь. Наша задача научить их быть счастливыми.
   Влад широко улыбнулся в ответ:
   - У меня теперь есть имя. Влад. Нравится?
   - Зачем оно тебе, если каждый способен понять, кто ты? - удивился директор.
   - Хочется что-то свое. Что можно беречь, и чем никогда не придется делиться.
   - Так... - недовольно протянул директор. - Сначала у тебя появится имя, потом трагедия, а потом ты решишь покончить с собой. Видишь ли, при твоей специальности - это непозволительная роскошь. В твоей группе и так успеваемость падает день за днем. Родители скоро жаловаться начнут.
   - Знаю, - оборвал его Влад и, помолчав, добавил: - Мне нужно продлить пропуск в музей. Я готовлю лекцию: сравнительный анализ искусства идеального и различных видов искусства наших предков, поэтому мне нужны все залы: и музыки, и литературы, и живописи, и кино.
   - Опять? - взвизгнул директор, не дав ему договорить. - Ты уже живешь там! Не увлекайся слишком, тебя затягивает. Лучше бы изучали эмоции современников. Детям полезнее будет.
   - Уже, - вздохнул Влад. - Все они похожи, ничего нового. Детям скучно. Так вы продлите пропуск?
   - Не понимаю, зачем торчать в музее целыми вечерами, если можно подключиться к калейдоскопу и подготовить лекцию за несколько минут?
   - Подключиться - да, но не потрогать.
   "Как было бы здорово, если бы он обмакнул перо в чернильницу и поставил размашистую подпись", - мелькнула у Влада в голове мысль, но не стала чем-то более значительным.
   - Что с тобой поделаешь, продлю, - и директор приложил большой палец к графе следующего месяца.
   - Тогда я пойду, пожалуй, - попрощался Влад и потянулся к вешалке.
   - Дурацкая куртка, где ты ее взял? - рассматривая потрепанную кожанку Влада, усмехнулся директор.
   - У антиквара. Он утверждал, что сто лет назад ее носил настоящий байкер.
   - Не может быть! Давно б истлела. Наверняка новодел из пластика.
   - А я верю, что она настоящая, из кожи какого-то зверя. Она даже пахнет бензином.
   - Варварский век! Пары бензина и массовые убийства животных! Ты бы еще шлем напялил и на груде металлолома полдня до работы добирался, - проворчал ему вслед директор.
   Сверхскорости? Не нужно. Он бы все отдал ради живого порыва ветра, но бензин вне закона! Он задыхался за стеклом электрорара, когда пейзаж размывало до ничтожных размеров галлюцинации.
   Сверхлегкие материалы, которые позволяют чувствовать спинку сидения сквозь ткань пиджака? Нет уж, допотопная кожанка - то, что надо! Капсула, которая сохранит тепло его тела лишь для него самого или для той, чей голос в последнее время снится все чаще.
   Споря сам с собой, Влад шагал по шуршащим листьями улицам. Осень догорала, прощаясь, но он был единственным, кто не заметил ее мимолетной, но такой обжигающей красоты. Он грезил скульптурами Родена, на лету поймавшими вечность. Он слышал печальный перебор клавиш пианистом. Он вспоминал руки застывшей в ожидании слова Полины. Той, что смогла дать (или вернуть?) ему имя. И теперь все, о чем он мечтал, - найти путь в Белый город в одной из тысячи тысяч книг, пылившихся на полках огромной библиотеки Музея Минувших Столетий.
   Лица людей бывают красивы, а бывают безобразны, как и души. А бывают те, что невозможно запомнить - никакие, хотя все вокруг и утверждают, что каждый по-своему красив и уникален. И только они двое знают, что это ложь. Не каждому суждено создать форму подобно Родену. Все дело в глубине чувства. Некоторые просто поверхностны, не способны накопить то глубокое, чем действительно стоит делиться.
   - Молодой человек! Не трогайте статую! - окликнул его смотритель музея.
   - Извините, - вздрогнул Влад от неожиданности. - Мне вдруг показалось, что она пошевелилась.
   В зеленоватом искусственном свете ламп Ева сама отливала прохладой деревьев Райского сада. Что чувствовал Роден, оживляя мрамор или бронзу? Никто этого не узнает, даже эмоциональный калейдоскоп не даст ответа. Как и любой сплав или смесь, он не совершенен. Если до бесконечности смешивать краски, мир станет черно-белым, если переплавить алмаз, он утратит способность отражать свет. Совершенство в первозданности творения, в тайне ему присущей, в невозможности повторения. Зеркала слепы и потому лгут.
   - Да, ты права. Нужно стремиться быть избранным, - медленно проговорил Влад.
   - Что? - переспросил смотритель.
   - Это я не вам, лет сто назад одна женщина тоже прикасалась к статуе. Я почувствовал ее тепло на поверхности бронзы.
   - Вы - самый странный посетитель нашего музея, - улыбнулся смотритель. - Кстати, я нашел распечатку о Белом городе. Помните, вы как-то спрашивали?
   - Распечатку?
   - Да. Белый город не значится среди опубликованных книг. Сохранилась компьютерная распечатка. Это сетература. Авторы размещали в сети свои произведения, любой желающий мог скачать, распечатать и прочесть. Хотите, я сделаю вам копию?
   - Да, пожалуйста.
   Влад вдруг понял, почему Полина придумала Белый город. Потому что человеку прошлого дана одна жизнь, и она невозвратна. В детстве ты мечтаешь гонять на мотоцикле, но, сев за руль, врезаешься в стену, и тебе уже не суждено преодолеть страх. В юности ты собираешься посвятить жизнь изучению редких видов животных, но тебе говорят, что ученый - это не профессия. Влюбившись в полотна импрессионистов и разгадав последовательность мазков их стремительной кисти, ты проваливаешь вступительные экзамены в школу живописи.
   Но ты не отчаиваешься. Ты идешь дальше: сочиняя, ты можешь стать, кем угодно, перевоплотиться, прожить все жизни, которые тебе недоступны, компенсируя потери и разочарования. Ты живешь в тысячи мирах одновременно, и тебе нет дела до своего. А между тем тебе еще не тридцать, но почти. Ты похожа на осень: так же красива, но с предчувствием тлена, и когда кто-то улыбается тебе на улице, незаметно оглядываешься, опасаясь увидеть очаровательную нимфу за спиной. Нимфы нет и никогда не было, но ты постоянно ощущаешь ее незримое присутствие. Ты не похожа на нее, ты - другая. Ты одинока, но больше всего боишься стать нормальной, быть со всеми и как все. Ты ешь из пластиковой посуды, потому что подаренный мамой фарфор некогда мыть, а на твоей кухне в пыли кашляет паук, с которым ты разговариваешь, как с собакой или с ребенком, ради коих жертвовать собой не готова. Смысл творчества ты видишь в интерпретации придуманного несчастья. Но это же настоящая пытка жить чужими страстями, принимая их за свои!
   И наконец ты закрываешь за собой дверь, чтобы никогда не вернуться домой. Потому что тебя ждут в Белом городе, и ты всю жизнь знала об этом.
   "Старый парк. Я иду к тебе. И осень - синеглазая стриптизерша, не ведающая стыда, - удивленно пожав плечами, сбрасывает красный бархат и золотую парчу тебе под ноги. Ты - единственный, кто не оценит ее мимолетной, но такой обжигающей красоты, потому что идешь ко мне", - прочтет он позже в распечатке "Белый город" и вспомнит, что да, действительно не заметил, и осень догорела уже без него.
   Распечатка, больше напоминающая дневник, под именем Полина, без названий и дат под текстами. Хотя там у них, прошлых, были и фамилии, и отчества, годы жизни и бездна прочей бессмысленной метрики, которая в двадцать втором веке уже никому не нужна. Зачем помнить дату рождения, если собираешься жить вечно? Зачем имя, если можно ощутить собеседника?
   "- Можно взять тебя за руку?
   - Нет.
   - Можно хотя бы легко дотронуться до тебя?
   - Нет!
   - Почему?
   - Прикосновение рождает эмоции, эмоции - чувства, чувства - мысли. Ты начинаешь мне сниться. Я засыпаю и просыпаюсь с тобой, ты садишься со мной за стол, ложишься со мной в постель, идешь за мной в душ. Жить становится невыносимо, хотя и прекрасно! Это эйфория любви. Но порой любовь невозможна, даже если вопреки всему. И тогда приходит боль, сожаление, пустота. Состояние ремиссии, любовь - самый сильный наркотик. Но наркоманы неизлечимы. Знакомый запах, звук, вкус... и все: и душу, и тело, и жизнь - за новую дозу. Дозу эйфории. Да, с другим, по-другому, но по кругу, по кругу... Прикосновение - эмоции - чувства - мысли - сны - эйфория мечты - боль - пустота. Замкнутый круг. До последней дозы любви, пока не умрешь. Так какая разница меня ты возьмешь за руку или ту, другую, что ждет чуть дальше по аллее на своем постаменте одиночества? Иди и не оглядывайся. Поверь, так будет лучше для нас обоих.
   - Хорошо, я иду дальше. Мимо тебя, но по кругу - по кругу. Эфемерность мечты. Пустота эйфории. Или все-таки остановиться?
   - Не нужно. Меня здесь уже нет".
   Никого уже нет в том смысле, что и воспоминаний у них не осталось. Чем длиннее дорога и чем быстрее мчится электрорар, тем менее четкий пейзаж за окнами. Возможность жить сколь угодно долго обесценила человеческую жизнь, как таковую, то есть способность ей восхищаться так, как это делали предки, когда каждый день как последний. Чем больше у тебя времени, тем меньше ты успеваешь сделать. Человеческая душа - всего лишь память. А память - конечна, аналогично жесткому диску на вашем компьютере. Рано или поздно пространства для воспоминаний не останется, настоящее начнет замещать прошлое, перезаписывая, затирая, обесцвечивая и обесценивая душу-память. А если времена постоянно замещаются, а душа истерта до бесконечности черной дыры, то какая разница сколько минуло лет, и чем тогда вечность отличается от мгновения?
   Влад не помнил себя ребенком, не помнил юности, первых свиданий. Он словно всегда был здесь: учил детей пользоваться эмоциональным калейдоскопом, не замечая того, что сам становится его жертвой, проваливаясь в чужие чувства и жизнь все глубже и глубже, пока вдруг среди тысячи городов, где хотел побывать, не увидел Белый. Пока не обрел имя, а значит, и трагедию. Пока не сел в старомодное авто уже не пассажиром, но водителем, который сам решает, где ему повернуть, где остановиться, а где изо всех сил жать на газ. И сейчас ему просто необходимо все вспомнить, потому что обратной дороги не будет.
   "Первое воспоминание детства: лежу в коляске, а над головой мечется огромная ветка клена. И осень. И листья у клена желтые - пять пальцев, как рука, которую он мне протягивает. Но дотянуться до нее я не могу - спеленована крепко. И так всю жизнь, - вернется он снова к Полининой распечатке. - В этом мире ничто человеку не принадлежит, кроме воспоминаний Память - единственное, что невозможно у тебя отнять. В воспоминаниях ты всецело властвуешь над временем. В воспоминаниях ты можешь ежесекундно быть рядом с любимыми людьми, даже если они далеко от тебя, даже если их давно нет в живых. Наша память - это волшебный дар, путь в вечность. Это наш маленький рай или ад, смотря кто на что способен. Поэтому рядом с абсолютно счастливыми людьми ходят безраздельно несчастные. Счастливые живут в раю самых светлых воспоминаний, несчастные жарятся на огне собственной злой памяти. Я помню все, каждую нашу встречу, словно моя жизнь - бесконечный кинофильм в голове. Каждую деталь: черточку, родинку, царапинку, приятную на ощупь фланелевую рубашку... - бережно храню в копилке памяти. Именно воспоминания дают силы подниматься после падений и идти дальше, несмотря ни на что. Воспоминания продолжают любить и заставляют меня делать то же самое".
  
  
  
   ****
  
  
   - Мне надоели твои прогулки! Ты уходишь и никогда не говоришь куда и зачем, - Он встретил ее в дверях взъерошенный и разъяренный.
   - Вот, - невозмутимо протянула ему листок Полина. - Я пишу книгу.
   "Тончайшие капилляры моего больного сердца синими резными виньетками выписывали твое имя еще задолго до рождения, в утробе матери", - начал он читать.
   - Что за бред?!
   - Ну, немного не получилось, я отредактирую, попозже... ты дочитай до конца...
   "Поезда гудели, шептали, кричали и плакали на манер чеховских сестер: "В Москву! В Москву!"
   Я долго скиталась, не смея поверить в тебя. Но ты дождалась. На первое наше свидание на Ленинградском вокзале ты явилась в дорогом норковом манто, под которым не было ничего. Босиком по свежему снегу. Ты повезла меня в самую дорогую гостиницу, но отдалась мне прямо в такси. Не удержалась. Я понимаю: это был твой ход белыми. Ты научила меня летать из окна маленькой комнаты с окнами в небо. Ты дала мне все: деньги, любовь, признание.
   А потом ты ударила меня впервые. Смешно, но я так люблю тебя, что даже не помню, как это было. Помню, лежала на заплеванном грязном асфальте, и кровь текла по губам, по подбородку, по шее, замочив единственную дизайнерскую рубашку. Ты смеялась - звонко и нестерпимо холодно. Ты говорила: "Вставай, всегда есть выход. Даже из безысходности". И я упорно пыталась подняться: сначала встать на колени, затем, оперевшись о скамью или дерево, - на ноги, чтобы, шатаясь, уйти от тебя навсегда по аллее.
   Но я возвращалась снова и снова. Может быть, потому что дата нашей первой встречи двойной палиндром 20.02.2002 - цифры, бегущие назад? Ты настигала меня везде: в моем родном городе, на Мальте, в Париже, Питере, Амстердаме, Берлине, Праге... На третий день путешествия и разлуки с тобой я начинала скучать по бульварному кольцу, твоим аллеям, прудам, тихим улочкам и паркам. Ты - единственное, что у меня сбылось в жизни. И я начинала с тобой все с первого снега. А ты промывала мне раны, накладывала швы, клеила пластыри.
   Меня не спас от тебя даже мой Белый город. Ты научилась ему подражать! Ты никогда не замечала, что умеешь быть покорной, молчаливой и тихой, когда хлопьями падает снег?
   Да ты хоть знаешь, сколько раз ты роняла меня навзничь, легко подставив подножку? И била снова и снова тонким стальным каблуком по лицу. Это ты приучила меня носить маски и пользоваться тональным кремом, чтобы умело скрывать боль.
   Но скажу тебе: "Бей еще! Ведь "все, что не убивает, делает меня сильнее". Это не мазохизм, а тяга к преодолению. И это потрясающее чувство, когда затягиваются шрамы, а под лопатками сладко чешутся новые, только что оперившиеся крылья! И я снова лечу за тобой по бульварному кольцу.
   Хотя Патриаршие мне нравятся больше - твой самый нежный изгиб. Место моей силы. Я вгрызаюсь в тебя и пью ледяную чистую кровь, мешая ее с глинтвейном в разбросанных по окрестной Бронной кафешках. Пью и знаю: тебе хорошо со мной. Я - лимита. Не дочь, не жена, всего лишь любовница, полукровка. Но я не скрываю своего положения, не стыжусь и не жалуюсь. Я ни о чем не жалею! И лелею мечту, что когда-нибудь буду достойна тебя. Дай только срок. Знаю, что смогу это сделать. Есть планы. И ты непременно мне в этом поможешь.
   А пока каждый месяц я, уходя из дома, не говорю куда и зачем. Меня и не спрашивают уже: доверие - самая прочная веревка на свете. Но я все же смотрю на дома близ Патриарших, выбираю окно, проникаю в комнату и ... мысленно крашу стены в черный цвет. Мечта - для меня одной: комната бывшего Сталкера с черными стенами, высоким потолком, картинами и старым проигрывателем виниловых пластинок, как у Кайдановского ПОСЛЕ, но на Патриарших, чтобы можно было кормить лебедей. И в этой комнате - желание все с себя снять.
   И тогда ты больше не сможешь меня ударить. Ведь ты - единственная, кого я любила и кому по-настоящему преданна. Так глубоко, что уже не уйти, не вырваться, не изменить и не умереть никогда".
   - Так... Мальчики тебе надоели, на девочек потянуло?
   - Причем здесь девочки? Это о любви к городу! К Москве! Только образно. Я все-таки писатель и мыслю образами.
   - Блядь ты, а не писатель! И вообще забирай свои книги и проваливай. К тому же особо стараться не придется: рухнула твоя книжная полка над кроватью. Хорошо, что днем - никого не убила.
   Ну вот, еще один опыт совместной жизни закончился неудачей, еще один переезд будет равен трем пожарам. Бедные книги! Сколько им пришлось пережить, и опять начинается: погрузка-разгрузка, перетаскивание с места на место, опять абреки-носильщики будут их ронять, мять, пинать ногами. Простите, не вышло.
   Хотя в чем-то Он прав: писатель - та же шлюха. Не разденется, никто и внимания не обратит, платят ему за секс, а за боль назначают двойную цену, читателю присущи все пороки человечества, и он ищет и ждет удовлетворения.
   И Экклезиаст тоже прав: "Преумножая знания, преумножаем скорбь". Иногда буквально.
   Голая, осиротевшая без книжной полки стена. И только маска из новой коллекции смотрит пустотой прорезей глаз, болтаясь на единственном уцелевшем при падении гвозде. Полина начала коллекционировать маски совсем недавно, задаваясь вопросом к чему все это? Но в Художественный салон заходила регулярно. Черные, белые, золотые. Королевы, шуты и бродяги. Что это? Тяга к необычному? Писательский интерес к лицам? Культивирование оригинальности? Нет, скорее желание скрыться. Не подражать, а именно скрыться. Когда ожидания близких (и не очень) настолько противоположны твоим, хочется подальше сбежать от них, хотя бы внутрь себя - под маску.
   Да, она - в маске. Коллекция нашла объяснение, что дальше? Полина всегда ненавидела свои фотографии и отражение в зеркале. А что если взглянув в зеркало еще раз, она увидит маску - одну из тех, что пока висят на этой стене? Кто вообще может закрыть глаза и мысленно увидеть свое лицо? Вы можете? Она - нет.
   И вместо записной книжки для текстов книги у Полины корпоративный блокнот фирмы, где она работает, с рекламной надписью: "More bigger, better ideas", чтобы никто не догадался, ЧТО она пишет.
   "Удивляешься? Эти киногерои перестали тебя умилять. Дачи копают королевы и воины. Рядиться достало... Нет больше сил ублажать...", - поет Лагутенко в наушниках.
   Стоп! У нее нашелся ответ. Им важнее КАЗАТЬСЯ счастливыми, а не БЫТЬ! Как на рекламной картинке Coca Cola: папа, мама, сын и дочка. И все улыбаются, как безумные. Правильно шутит Михаил Задорнов: им туда что-то подмешивают. Наркотик. Эликсир безоблачного счастья. Вспомнился Пауло Коэльо: "...признак утраченной мечты -- это умиротворение. Жизнь делается похожа на воскресный вечер: мы мало чего требуем, но и почти ничем не жертвуем...". Полина снова взглянула на рекламный плакат: улыбки столь натянуты, что лица вот-вот треснут по швам. А лица ли? Или маски? И что под маской - мечты, которые давно истлели и уже даже не пахнут? И вся жизнь как бесконечный воскресный вечер: сидят, обсуждают, как поедут в ИКЕА за рассадой на дачу и где дешевле закупать продукты в "Перекрестке" или в "Копейке". Все на десять лет вперед расписано, и из года в год, из века в век меняются только пункты-цели, но не сам план. Квартира, дача, машина, потом дети... и квартира, дача, машина - для детей, потом внуки... Разбогатеть, продолжить свой род и сдохнуть. Все! Точка. Последний пункт плана. Счастье не право, но обязанность.
   Подруга, для которой Полина совсем недавно выбирала книги, пригласила временно погостить в ее загородном доме. С неохотой, но пришлось согласиться. Не бомжевать же на Ленинградском вокзале.
   Конец ноября, поздний вечер. И снова - картинка, как в голливудском кинофильме: огромные окна уютно светят в темноту леса. Сквозь стекло: мама, склонившаяся над малышом в кроватке. Идиллия? Нет, мираж!
   Мужа, конечно, нет дома, у него - своя жизнь, своя война между заказчиком и подрядчиком, а после победы - с бабами в сауне, жена же временно недоступна.
   А ее подруга целыми днями одна сражается с невидимыми врагами между кухней и стиральной машиной. Полина для нее - тоже своего рода выход из безысходности. Хоть с кем-то поговорить, убить время. Ох, уж это вечно тикающее в висках время! Древняя восточная пытка каплями воды.
   - Я так счастлива! У меня все есть! - улыбаясь, рассказывала подруга, разливая чай. А глаза у самой, как у брошенной собаки. Неужели она действительно думала, что Полина не заметит, проглотит, согласится участвовать в показухе?
   Брак - как узаконенный способ заниматься развратом. Другой не всем по карману. Однажды Полина искала для новой повести сюжет поострее и наткнулась на одну интересную статью: "Избавление от комплекса вины". Профессиональный психолог советовал беременной домохозяйке: "Вы не хотите идти на аборт и полностью зависите от вашего мужа? Так зачем вам вообще говорить ему правду о том, что ребенок не от него. Поверьте, он примет и полюбит его как родного малыша. Промолчав об измене, вы сохраните и семью, и ребенка, которого носите под сердцем. И у вас еще будет столько счастливых минут, прожитых вместе, что истинное отцовство не будет иметь никакого значения". А между тем есть элементарный генетический тест, и если бы новоиспеченным отцам не внушали, что "недоверие оскорбляет любимую и недостойно мужчины", взращивая в них тот самый пресловутый комплекс вины, то не было бы ничего предосудительного в том, чтобы вовремя им воспользоваться. И тогда лица на рекламных плакатах не выглядели бы столь безоблачно. Полина так и не решилась позаимствовать данный сюжет: противно стало. На помощь пришла тема третьего в постели. Они опубликовали данные статистики анонимных опросов: сколько женщин спит с мужьями, воображая на их месте Киану Ривза. Но чем воображаемое замещение все же лучше физически хамского предательства, объяснить она вряд ли смогла бы. Может, оттого что сама всю жизнь спала не с тем, с кем хотелось, а потом просто заперла все двери на ключ и сбежала в Белый город? Все вокруг пропитано ложью!
   "Посмотри на свою подругу, - поучала мама Полину. - Все сложилось у человека: загородный дом, муж-бизнесмен, ребенок. А ты? Ты хоть знаешь, что ищешь? И что тебе самой нужно? Хватит болтаться уже, давно пора повзрослеть".
   Ключевое слово - сложилось. Хотя нет - повзрослеть. Потому что когда человек повзрослел, ему уже все равно, как сложилось. Ее друг Художник повзрослел.
   "Тридцать лет - это всего лишь еще одно совершеннолетие!" - объявил он собравшимся на торжество.
   Тихие разговоры под вино на кухне постоянно заглушали крики играющих в соседней комнате детей. Но выделенной территории им показалось мало: дети то и дело бесцеремонно врывались на кухню, разрушая тесный мирок взрослых.
   Также легко и непринужденно наши дети сотрут, сметут с земли все, что нам дорого. Они уничтожат наши книги, мечты, музыку, сны, картины - наивно и весело, словно это само собой разумеется. Точно так же, как мы уничтожили время наших родителей: "совок" с его социальными гарантиями и уравниловкой, где они мирно и даже счастливо жили. Да, это мы с нашей жаждой стать неповторимыми, лучшими, победителями в девяностые заставили ученых и инженеров торговать у прилавка, искренне удивляясь, почему им так сложно освоить специальность маркетолога или менеджера, ведь у нас новое время - время свободы и надежд, время воплощения самых смелых мечтаний. Но они не смогли, потому что их время погибло. Это мы все вокруг превратили в товар: голову, руки, любовь, надежду, милосердие. Особенно дорого стоит милосердие. Попробуйте сломать себе что-нибудь и попросить помощи в больнице, не имея на руках медицинской страховки. Это мы уничтожили понятие родина, провозгласив эру глобализации. Чуть ли не каждый третий успешный менеджер работает в Берлине (Париже, Лондоне, Амстердаме...) и еженедельно по выходным летает в Москву повидать маму или жену. Они не чувствуют себя эмигрантами, да и слово это давно устарело. Любой эмигрант с легкостью вписывается в уклад чужой страны, потому что кроме языка, который учится за несколько недель по методике 25-го кадра, нет никаких различий: ни в привычках, ни в одежде, ни во вкусах.
   Верлибр, не рифмующий даже mpeg с jpeg-ом, уничтожил поэзию; черный квадрат - классическую школу живописи, породив вместо Художников толпы дизайнеров; нуар - литературу, заставив беззаботно смеяться вместо того, чтобы задумчиво грустить; джаз - классику, поп музыка - джаз, провозгласив желание все упрощать до трех нот вместо семи. Мы пожираем все, что было до нас. Наше время? У него нет ни прошлого, ни будущего - оно просто есть, оно - то, что мы храним в себе.
   "Каждое поколение жаждет быть последним", - это не просто зачитанная до дыр фраза, это болезнь века. Ученые считают, что под конец цивилизации время начинает ускоряться, и тогда... начинается война всех против всех.
   Маленькое существо пяти лет, непомерно высокое и долговязое для своего возраста, с огромными глазами, устремленными куда-то внутрь, вошло в кухню и со словами: "Так мама делает!" стукнуло по бокалу с вином в руке Художника. Вино плеснуло на обои, на стол, на его белую праздничную рубашку.
   "Как кровь, - подумала Полина. - Неужели это существо, как богомол, сожрет все, что мне дорого? И не подавится!"
   А Художник обнял его, усадил на колени. Художник размечтался о том, как оно будет подавать ему костыли в старости.
   - Но о старости нельзя мечтать, с ней нужно бороться! - возразила Полина.
   - Зачем? - удивился тот. - Мы свое уже отшумели.
   А всего несколько лет назад он мечтал о выставках своих картин, мечтал о будущем! Воистину "дети - зеркало нашей смерти". Он даже не понял, что давно уже умер. А существо по-прежнему сидело у него на коленях, глядя куда-то вглубь себя огромными круглыми глазами. И сладко облизывалось, медленно пожирая его время.
   - Да, милый, - услышала где-то позади себя шепоток Полина. - Нам нужно такое же существо. Новая модификация воина, как в компьютерной игре. Пусть оно борется с вечностью за наши идеалы, мы безнадежно устарели. Это самая жестокая и беспощадная война.
   - Почему так грустно? - спросит Полина Художника на пороге, собираясь уходить.
   - Потому что раньше мы обсуждали, кто какое стихотворение сочинил, а сейчас - кто чего добился в жизни, - ответит он и прижмет к груди свою пятилетнюю дочь. - Надо же что-то оставить детям!
   Дочь помашет Полине рукой вслед - так, "как делает мама".
   - Просто ты смирился с неизбежным. Жить для себя после тридцати - эгоизм. И теперь ты идешь в художественный салон, чтобы купить кисточки для нее, а вместо рассвета над горами рисуешь с ней зайцев под елкой. В противном случае твоя дочь поймет, что ты ее недостаточно любишь. А через год заявит, что ненавидит тебя за то, что не купил ей куклу Барби, несмотря на все твои заверения, что это безвкусный кусок пластмассы. В шестнадцать попросит вообще не подходить к дверям квартиры: ты слишком старомоден, и ей стыдно за тебя перед своими "френдами". И ты останешься в комнате - смотреть ей вслед из окна... Миру необходима твоя жертва во имя нового поколения, будь оно неладно! И это твой выбор. Но почему я и другие такие же должны отдать им на растерзание свои сны добровольно, с видом ягненка, идущего на заклание? Вложить в равнодушную руку мечту, которой они, не глядя, пренебрегут во имя своей, хуже того - раздавят, как окурок, тлеющий на заплеванном грязном асфальте? Да, мы ничего не создали, но мы очень старались и не хотим быть съеденными заживо, - мысленно ответит ему Полина.
   Но таковы законы Вселенной: сначала мы разрушаем мир, который построили наши родители, потом наши дети уничтожат то, что возвели на руинах мы, а потом придут их дети, чтобы уничтожить уже их самих... Смена поколений - кризис эпохи.
   "Father?
   - Yes, son.
   - I want to kill you...
   ...
   - This is the end, my friend, this is the end...", - Джим Мориссон в наушниках.
   И снова - капли воды, и снова - важнее казаться, чем быть. Маленький мир от зимы не укрыть. Круговая порука счастья до тех пор, пока слова: "Нельзя! Невозможно!" не вытеснят из лексикона все остальные.
   Полине хочется закричать: "Мама! Ты же знаешь, что в детстве я так и не научилась ползать. Я сразу пошла и падала плашмя. А папа купил мне помочи и ловил в полете, чтобы я не разбила лоб об пол или асфальт. Я помню их: такие блестящие, зеленые, с бубенцами и упругими резинками вокруг плеч. Я висела на них, и мне было так хорошо! Ты говоришь, что я не могу помнить себя в два года, но я помню. И я не поползу никогда, мой удел - падать и расшибаться. Если только кто-то не поймает в падении..."
   И еще: в лексиконе Полины нет и не будет слова "ожидание". Ее жизнь слишком коротка для того, чтобы думать о долгосрочных вложениях вроде мужа, который все простит и всем обеспечит, детей от него и загородного дома. Успеть бы расплескать все, что накопилось внутри, раздать, раздарить себя по кусочкам, чтобы не уносить нетронутую душу под землю, не обрекать ее на гниение заживо, на лживую улыбку с рекламных плакатов в воскресный вечер, на смерть после жизни. Успеть бы все и всех вобрать в себя, вычерпать до последней капли, чтобы утолить ненасытную жажду обреченного, жажду каждого дня как последнего. Бесконечная гонка по вертикали до разрыва души на пределе усталости. А душа - как сокровище, которое непременно нужно растратить.
   "И белый сахар в перерывах, - вдохнет она, - и Белый город. И пляж..."
   Давно, еще в детстве, оттирая следы маркера от школьной парты, она поняла, что принадлежит к индивидуалистам, которые, единожды соединив четыре точки тремя линиями, вышли за пределы листа, и теперь никто и ничто кроме них самих не сможет повлиять на их жизнь.
   Нас слишком долго учили брать и копить. Но обретаем мы лишь теряя. Потому что обретаем свободу, и значит себя. Вот он, истинный смысл свободы, когда ты уже ничего не боишься, потому что нечего больше терять. Даже самое насыщенное вчера не в силах утолить голодное сегодня. Дыши, но здесь и сейчас!
  
  
   ****
  
  
   Полине снился поезд, шедший в Рай. Общий вагон: незнакомые люди мешали водку с вином и пивом, жадно допивая все, что горит, ведь ТАМ алкоголя не будет.
   - Этот поезд - не в Рай! Вас обманули! В Рай летят только самолетом! - попыталась перекричать их гомон Полина. Никто ее не услышал. А если услышал, то не поверил бы.
   А поезд тем временем набирал ход - быстрее, еще быстрее. На предельной скорости стены вагона разорвало ветром. И поезд, и люди внутри него были бумажными. Он вырезал их умелой рукой и не сказал зачем...
   На белой стене над кроватью кто-то повесил картину: рука, разрывающая чистый лист бумаги, а за неровными его краями полыхало пламя костра.
   "Если долго смотреть на огонь, то внутри пламени увидишь Белый город", - снова вспомнились Полине слова легенды.
   Часы на прикроватном столике по-прежнему молча настаивали на трех часах после полудня. Рядом с часами кто-то незримый, проникший в Полинину комнату в отеле без ее на то согласия, поставил чашку с кофе. Под ней ждала записка:
   "Хранители Белого города разгневаны: слишком много в воздухе витает плохих мыслей, злых слов и несчастных историй, слишком многие писатели убивают своих героев. Все это меняет мир, он становится все более и более жестоким. Сознание определяет бытие. Мир летит к катастрофе. Единственный выход мы видим в том, чтобы сочинять истории со счастливым концом. Поэтому всем писателям надлежит быть сегодня в три часа после полудня по указанному ниже адресу и потрудиться на благо человечества".
   Далее следовал адрес и приписка:
   "Явка обязательна.
   Дресс-код: розовые очки.
   Кофе следует пить БЕЗ САХАРА".
   Полина рывком поднялась на кровати, что-то легкое соскользнуло с одеяла на пол и тоненько звякнуло о кафель. Розовые очки. И по стеклу от падения пошла трещина - извилистая кривая несогласия и внутренних противоречий.
   - Истории со счастливым концом писать неинтересно, их никто не читает! Вспомните хоть одно великое произведение, где был бы стопроцентный хэппи-энд и никто бы не умер? И чтобы никем из героев не пришлось бы пожертвовать?
   "Искусство" (правда души) и "искусственность" (самообман) - подбор однокоренных слов с противоположным значением как поиск себя в условиях раздвоения личности на правду и ложь, свет и тьму, любовь и смерть.
   - Но хэппи-энд неизбежен, - вещали люди в белых шелковых плащах и масках ей вниз с высоченного постамента. - Искусство должно облагораживать. Искусство не жизнь, но ее более совершенная копия. Не стоит писать изнанку человеческой души. Люди и так знают о себе все. Но сочинить им другую жизнь, сделать их теми, кем они могли бы стать, если бы не страх, деньги, зависть, нелюбовь (продолжи этот список сама). Если бы не жизнь! Люди хотят быть счастливыми, и хэппи-энд им необходим!
   Полина стояла одна посреди огромного пустого зала Суда. Лучи солнца, падающие сквозь высокие окна, слепили глаза. Шея затекла и болела.
   "Наверно, это тоже часть наказания, - подумала она. - Необходимость неотрывно смотреть вверх на белые плащи против яркого света".
   - Это не наказание, - ответили ей. - А попытка воззвать к вашей вере.
   Вера? Это в средние века она была единственным маяком, светившим сквозь туман и тьму болезней, войн, голода и смерти, но в наше время, когда человек получил все, чего желал, она стала оправданием ничтожности бытия, трусости и бессилия что-либо изменить. Сейчас ты - раб и страдаешь, терпишь, но страдаешь и терпишь ради лучшей заоблачной доли (или дали?), обещанной... Кем? Кто подтвердит? Кто возвращался оттуда, чтобы поведать правду, что там, где сейчас летит самолет, - Рай, и что мы не умрем? Это в средние века люди видели Бога за облаками, потому что полет оставался мечтой, а наши современники уже покорили космос, но по-детски продолжают верить в заоблачный Рай. Если единственный ребенок болен раком, то вера необходима в отчаянии, но если человек предпочитает думать, что живет не зря лишь потому, что читает молитву на ночь, то для него вера - как отговорка, как оправдание отсутствия смысла и собственной никчемности. Не нужно ничего делать самому, не нужно искать истину - все дано свыше. Покаялся, и все простится... Хватит искать утешения! Человек сам себе хозяин, и жизнь его прекрасна - настолько, насколько он сам ее сделал такой. Человек свободен и способен сам выбрать судьбу и дорогу.
   Однажды Полине пришлось присутствовать в церкви при отпевании человека, которого она не знала при жизни (дальний родственник, дань уважения, ритуал, традиция...). Когда горя нет, неизменно начинаешь наблюдать за теми, у кого оно есть. Что есть для людей вера? Неужели кто-то на самом деле верит в то, что "мы расстаемся, чтобы встретиться уже навсегда"? Маленький человечек размахивал кадилом и шептал странные слова, плакальщицы тоненьким голоском пели о загробном мире. Полина смотрела на них и думала, что для них это такая же работа или призвание. Они верят, но... Каждый день они приходят в церковь, и все повторяется снова, снова и снова. Повторение вносит обыденность в священнодействие, превращая его в обязательный ритуал. Все происходящее напоминало театральное представление. Мы не встретимся, потому что нет ничего за пределами смерти. И они это знают, но боятся не встретиться, боятся великого Ничто, пустоты после естественного процесса умирания и лечат себя самообманом. Почему нет одиннадцатой заповеди? Потому, что она бы звучала: "Не лги себе!" Самая красивая и самая страшная ложь - во спасение.
   Но это Солнце умирает и возрождается на кресте, это оно несет жизнь на Землю, а Конец света в первоисточниках имеет точное значение - "конец эры". Обожествление сил природы и мифотворчество было свойственно человеку во все времена. Никто не придет карать за грехи, просто мир изменится и изменит сегодняшним идеалам. Попробуйте объяснить это людям, кающимся даже в том, в чем невиновны, и не живущим, а заморозившим свою жизнь в ожидании Конца света! Как мог совершенный Бог создать столь несовершенный мир, где все мы несчастливы чуть ли не от рождения?
   Святое писание - знаки и символы, начертанные людьми! И даже не свидетелями происходящего, ибо сей миф создавался много позже описываемых в нем событий. Что происходит с мифом? Он передается из уст в уста - искажается, забывается, приукрашивается, насыщается личностью сказителя, затем записывается - пишется и переписывается, затем интерпретируется - чаще всего неправильно. Что же остается в итоге? Красивая притча, обрекшая на двух-трех (сколько еще?)...тысячелетний страх и необоснованные обвинения, лишившая возможности свободной любви и счастья жить без оглядки миллиарды слепо несведущих (или сознательно отказывающихся знать?) людей.
   Все, что у человека есть на Земле - тело, душа и время, и он вправе и должен делиться этим с другими. Что такое порок? Желание наслаждаться и дарить наслаждение другим. Что такое благодетель? Желание ограничивать себя во всем, загонять в рамки, и попутно лишать радости и сажать в ту же тюрьму своих близких. Абсурд? Нет, всевидящее око, правящее нами, но только земное. Греха изначально не существует, он начинает преследовать человека с момента крещения.
   В мире существуют три великих религии, но если буддизм - это философия покоя, созерцания и невмешательства, то христиане с мусульманами будут биться за мировое господство и порабощение умов вечно, независимо от того, сколько и чьей крови уже пролилось и еще прольется. Хотя им всего-то навсего нужно, чтобы люди думали, чувствовали и поступали, как один. Мужчины всегда заняты войной и политикой вдали от дома, но по возвращении их должен ждать горящий очаг и приготовленный ужин. Поэтому сначала образ девы, а затем сразу образ матери, просто любящая женщина - вне закона: горячее сердце не умеет ждать. Правителям нужно отправить мужчин на войну, поэтому Крестовый поход вечен, меняются лишь полководцы. Им нужна предсказуемость стада, возможность держать в повиновении миллиарды человеческих душ. Чем же тогда религия отличается от политики, а вера от розовых очков, которые ей всучили вместе с повесткой в Суд?
   Если Бога придумали люди, значит, нет никаких "божьих даров" для избранных. Писатель может быть сколь угодно бездарен, но если он жаждет писать и несет ответственность за свои слова, он - писатель. Художник не тот, кто в муках рождает шедевры, но тот, кто не мыслит и дня, чтобы не держать в руках кисть. Музыкант - тот, кто слышит музыку даже во сне. Лучшая любовница не обязательно красива, но та, что любит, хочет вас и восхищается вами. Жизнь не долг, но желание жить. И здесь уже нет места вере, ведь она накладывает вето на любые неоправданные желания и темные страсти, бьющиеся внутри каждого живого существа и делающие его таким непохожим, уникальным. Рай - это хеппи-енд, слегка упрощенный Бродвейскими мюзиклами и бульварным чтивом. Единый, одинаковый для всех непохожих и уникальных. Конечная станция, полная остановка. Нулевой километр.
   ...Конечная остановка. Подвыпивший отец с маленькой дочкой ждут автобус. Она обнимает его колени - выше дотянуться не может, слишком мала, - и спрашивает: "Папа, а зачем звезды светят?" У нее над головой морозное звездное небо - бесконечный шатер Вселенной. Она спрашивает: не отчего, не почему, а именно ЗАЧЕМ? "Не знаю, - икнув, отвечает отец. - Не мы их создали, светят и пусть себе светят". Догадываетесь, каким будет следующий ее вопрос? Зачем мы живем? "Не тобой жизнь дана, живи и терпи", - отмахнется от нее мать, переворачивая на сковородке подгоревшие котлеты...
   ...Образы, мысли, воспоминания, осколки мечты с невероятной скоростью возникали и тут же таяли в ярком свете. Калейдоскоп эмоций. Теперь она поняла, что имел в виду Влад...
   ...Был одинокий период в жизни, когда клубная жизнь и разговоры о гаджетах уже надоели. Когда пытаешься читать людям стихи, они отворачиваются от тебя со странной брезгливой гримасой, словно подхватила какую-то постыдную заразу. И продолжают обсуждать гаджеты. Полина отправила стихи по почте в Литературную газету, и ее пригласили посетить редакцию.
   - Опубликуем в разделе "Антология", где молодежь неоперившуюся печатаем, - сказали ей. - Но для этого необходимо посещать наши литературные вечера. А то слушателей совсем нет. Сами пишем, сами читаем.
   Люди на чтения собрались разные: от редакторов той же литгазеты и непризнанных поэтов до депутатов, которые сетовали, что, мол, вместо того, чтобы думать о судьбах России на совещаниях, пишу любовную лирику в блокнотик. Вызвали на круг. Прочла что-то детское из разряда: "Я люблю! И в шампанского брызгах вижу твой чистый внутренний свет".
   - Шампанское, говорите, - усмехнулся бессменный редактор литгазеты. - Мы тут горькую пьем. А она с шампанским! Ты не поэт, ты - поэтесса (иронично). И вообще, бросьте вы свою Цветаеву. Бродского нужно читать. БРОД-СКО-ГО!
   Бродский перевернул в ее жизни многое. Но не о нем она вспомнила сейчас в лучах яркого света, точнее, не о гении поэзии как таковой, а о чувственности. Есть у него одно стихотворение "Дебют":
  
   ... "и пустота, благоухающая мылом,
   ползла в нее через еще одно
   отверстие, знакомящее с миром".
  
   То есть про "ключ, ошеломленный первым оборотом" все понятно. Но как мог мужчина ощутить то, что ему не дано ощутить от природы?
   Ей было тогда шестнадцать. А когда девочке шестнадцать, единственное, о чем можно думать, - как поскорее стать женщиной, разрушить стенку, преграждающую путь в этот мир. И неважно, кто он, хоть первый встречный. Важно, чтобы тот, кто станет действительно первым, утратил врожденный мужской шовинизм, узнав, что право собственности давно просрочено, и они оба - абсолютно равны в победах и поражениях. Ночь, море, пляж. Когда она вошла в воду и поплыла, то почувствовала себя сосудом, заполняющимся водой изнутри. Воды было столько, что казалось, вот-вот утонет... Прошло много лет, но ощущение сосуда с водой осталось. А Бродский смог это почувствовать внутри себя. Потому что поэт - вне пола, вне возраста, вне времени и пространства. Он сосуд энергии, хлещущей из бытия и наполняющей вечность.
   Почему в зале Суда ей вспомнилось именно это? Потому что миром движут две силы: Эрос и Танатос. Только они питают человеческую душу. Все остальное придумано, неискреннее, постороннее. Остальное - сублимация и перевоплощение. Только эти две силы порождают весь спектр человеческих эмоций во всем его разнообразии. Искусство питает любовь и скорее неразделенная, чем счастливая. Науку, политику, бизнес ... - страх смерти, страх уйти неузнанным, желание предотвратить и то, и другое, оставить хоть что-то после себя. Обе силы - внутри каждого из нас, а не снаружи. Знать! Именно знать, ощущать, понимать, а не догадываться и верить. Чужие чувства - как свои. Проникновение. Тайное знание взамен слепой веры.
   ....Резь в глазах усиливалась. Белая слепота.
   "Можно я все-таки хоть на мгновение отведу взгляд и опущу голову?" - снова подумала Полина.
   - Нет. Нужно смотреть в небо, а не падать внутрь себя, как на дно темного пустого колодца. Ты ни во что не веришь, тебе все нужно знать наверняка. Все началось в детстве с признаний в любви в розовых конвертиках в портфеле и шпионских игр в учительской. Прокрасться, пока никого нет, и сверить почерка по тетрадкам с сочинениями или контрольными. Ты точно знала, кто пишет (нельзя было не заметить), но всегда хотела счастья наверняка. Человек либо знает, либо верит. Объединяет вера, а знания - провокаторы одиночества: жаль расплескать, разбить, потерять, растратить, раздарить. Поэтому и в твоих записных книжках - пустота и ветер свищет по страницам. Творчество, как любовь, - физическая потребность организма. А любовь строится на вере. Хотя мы не отрицаем, что большинство людей проживут долгую и наполненную жизнь - без любви. Но можно ли ее считать счастливой?
   - Счастливый конец? Двое слились в поцелуе, произвели на свет еще одного не ведающего, но верящего всему, что ему говорят? И так до бесконечности? Вопросы без ответов? Еще один розовый бульварный роман в лотке у метро? Я не смогу поставить его на полку с романами великих. Вся "история искусства - это история страданий тех, кто его создавал"! А они знали, что делают. Утопичность веры в том, что она слепа. Невозможно поверить в то, к чему нельзя прикоснуться или хотя бы увидеть. Невозможно всю жизнь носить розовые очки, так ни разу и не разбив их.
   - Снова размышления без начала и конца! Не мозг верит - душа. Мозг - ограниченное количество клеток серого вещества, душа - бесконечна. Нужно закрыть глаза и поверить. Хотя бы себе.
   - И все?
   - Все!
   Полина крепко зажмурилась. Где-то в глубине сознания заплясали розовые, голубые, желтые солнечные зайчики - блики разноцветных витражей.
   - Не сольются! Не существует копии души, - выдохнула она. - Счастье для него - эшафот для нее. И наоборот: то, к чему она так стремится, он считает ссылкой и изгнанием. Каждый последующий плен - хуже предыдущего. Можно с легкостью сменить одного хозяина на другого, но свободу на рабство не хватит сил. Утопичность любви заключается в том, что один человек не способен заменить собой весь мир. Да, можно влюбиться, упасть друг в друга, забыть обо всем, но лишь на время. А потом проснуться вместе одним воскресным утром и начать переделывать друг друга, подгонять каждый под свой мирок, пожирая свое и наше время. А мне нужен не мирок, а МИР, понимаете? Мне нужна вечность, а не время, хоть в аду. Люди не могут принадлежать друг другу. Им стоит выбрать свободу, а не счастье. Потому что хэппи-енд - это все-таки end, без права на перемены. Счастье всегда статично и ... бесплодно. А жизнь - есть движение. Я не хочу насытиться, деградировать и начать выращивать капусту в огороде, как все они. Мне нужен другой финал.
   - Какой?
   - Я не знаю. Финал всегда открыт. Если вы скажете, что конец истории предрешен заранее, то она перестанет быть моей. Какой смысл продолжать писать, если ничего нового не открою? Я пишу, чтобы познать себя, а не слепо уверовать в "божий дар". И чем больше я теряю в жизни, тем больше обретаю в себе. Мне уже трудно остановиться. Мне нужны голод и жажда, которые никогда не утолить. Боюсь, моя история - это история войн, потерь и поражений.
   Снова резь в глазах и белая слепота. Как тихо! Полине показалось, что слух заменил ей зрение. Она слышала пыль, струящуюся в ярком солнечном свете.
   - Хорошо, пусть будет так. Мы хотели помочь, но вы не способны внимать и верить словам. Мы вызовем вас на Костер Времени.
   И Белые плащи исчезли. Она снова осталась одна посреди огромного пустого зала. Солнечные лучи протягивали ей руку, но сквозь резные разноцветные витражи, понарошку. Все - обман.
   Влад, ты сказал: "Финал всегда открыт. Только ты сама сможешь написать его".
   Но если тебя все еще нет здесь, в зале Суда, значит, и ты - врешь.
  
  
  
   ****
  
  
   - People come and go, stop and say hello, - хрипло откашлявшись, запел Руслан в микрофон. После чего последовал пронзительный звук ненастроенного усилителя, как гвоздем о стекло.
   Полина болезненно сжалась, так и не сумев отхлебнуть остывший кофе из чашки. "Джаз-кафе" в полуденное время пустовало: ни посетителей, ни даже официанток или бармена. Наплыв любителей музыки минувшего столетия начнется под вечер, а пока Руслан истязал гитару и микрофон, репетируя.
   - Руслан! - попыталась перекричать визг устаревшей аппаратуры Полина. - Хватит уже, ушные перепонки рвутся! Все равно вечером все напьются, и им будет безразлично - лажаешь ты или нет, поверь. Ты правильно поешь: все они приходят, уходят, но никто не останется рядом. Лучше принеси мне еще сахару. Только не темного к кофе, а белого...
   - Опять ты здесь! Если честно, мне это начинает надоедать.
   - Я комнату снимаю у вас на втором этаже над "Джаз-кафе". Забыл?
   - Да, всю жизнь мечтал сталкиваться с тобой в дверях каждое утро, черт бы побрал бармена, поселившего тебя туда!
   - Да ладно, мы все-таки с тобой близкие люди. Ну, так как насчет белого?
   - Успокойся! Ты вчера скупила дозу ЛСД, которая троих убьет. Мне не нужны проблемы! У тебя скоро мозг вывесит белый флаг, а печень и легкие устроят сепаратистскую революцию.
   - "Спокойствие - есть душевная подлость!". Мне нужно еще немного белого, а то вчера я хотела попасть на пляж, а вместо этого над моей головой сломали шпагу.
   - На пляж?
   - Да. Белый пляж с песком из белого сахара. Имею я право мечтать или нет?
   Руслан перестал мучить гитару и подсел у барной стойки рядом с Полиной.
   Они с минуту смотрели друг другу в глаза: взаимная испепеляющая ненависть никого не убила. Поэтому оба с облегчением вздохнули и попробовали поговорить.
   - Слушай, у нас тут вечеринка намечается в пятницу, - нерешительно начал Руслан, - обещают, что с небес тоннами будет сыпаться белый пепел. Не хочешь присоединиться?
   - Пепел?
   - Кокаин. И его будет в избытке. Но это уже стоит дороже.
   - Ты поставщик?
   - А ты оставила мне иной выход?
   - Прости, я хотела как лучше. Хотела, чтобы вы были счастливы!
   - Брось! Ты никогда не умела говорить откровенно. Отсюда все несчастья.
   - Хорошо, тогда давай поговорим сейчас.
   Руслан откинулся на спинку стула и пристально, с легким налетом презрения начал рассматривать ее: тонкая бледная кожа на шее, под которой бьется синяя жилка, чуть прижми, и он обретет свободу. Но он не станет этого делать, он подождет. Если не ЛСД, то кокаин точно скоро убьет ее, и он не будет ни сожалеть, ни испытывать чувства вины. У Полины под глазами пролегли плотные темные тени, которые ничто не сотрет. Рыжина волос перестала отливать солнцем. А глаза... - выцветшая зелень, ледяная пустота - богом забытые лесные озера. И если на дне еще плещется золото, то никто не достанет его - не донырнет, сердце разорвет на куски от разницы температур. Нет, он подождет еще немного, прежде чем отомстить наконец. А пока можно поиздеваться вдоволь.
   - Ну, если о сокровенном... В какой позе ты предпочитаешь?
   Полина вздрогнула от неожиданности, но быстро пришла в себя. Кривая усмешка. Тонкая струйка дыма - как выстрел высоко в потолок.
   - У камина, в кресле, завернувшись в плед.
   - Он - ненормальный?
   - Все гении - ненормальные.
   - Так он еще и гений, ну что ж, поздравляю! Нашла то, что искала?
   - Не совсем. Иногда мне кажется, что я написала бы лучше. Только это - ТАЙНА. Обещай, что никому не скажешь!
   Руслан удивленно откинул непослушную челку с глаз и впервые посмотрел на Полину не сквозь плохо расчесанное забрало, а открыто.
   - Расслабься! Я говорю о Берроузе и "Голом завтраке", - победно усмехнулась она. - По крайней мере, убивать я уже научилась. Видишь ли, я вдруг поняла, что соревноваться с Ремарком глупо. Его времена via dolorosa, "когда самое обыденное и обыкновенное счастье казалось самым несбыточным и невероятным", и его трогательная ранимость безнадежно устарели. Люди ведут скучную жизнь и потому сами создают себе войны. Время - другое, мы - другие, значит, и писать нужно по-другому. Жестче.
   Руслан только сплюнул в пепельницу и встал, собираясь уходить.
   - Подожди, - остановила его Полина. - Ты же сам просил о сокровенном! Но я - писатель именно потому, что мне тяжело говорить вслух. Секс я могу обсудить с кем угодно на твоей вечеринке в пятницу, когда с небес будет падать белый пепел. Секс - всего лишь валюта: ты платишь, тебе платят, та же инфляция с течением времени. Хотя если ты имеешь в виду вложения и инвестиции, то - да, деньги и секс воруют так же, как и слова, и ноты. Все мы - плагиаторы и воры.
   - Обобщать не нужно! - резко оборвал ее Руслан.
   - Хочешь, сочиню тебе королеву? - иронично прищурилась Полина. - Будет финансировать твои музыкальные проекты, а ты вернешься на сцену. Могу привести ее прямо сюда, в "Джаз-кафе". Тебе и двадцати пяти нет, все впереди.
   - Если следовать твоей философии, то все королевы - одинаковы, - вздохнул Руслан, рассматривая свои руки. - Они делают маникюр, чтобы скрыть грязь под ногтями. Зачем мне это?
   - А ты стал циником, я тебя другим придумала, - разочарованно, но и восхищенно взглянула на него Полина. Странное это чувство, когда герои твоего же романа выходят из-под контроля.
   - Придумала? То есть хочешь сказать, что я так хреново живу, благодаря тебе?!
   Продолжи она дерзить, и Руслан разбил бы пепельницу о ее голову, потому стоило помириться хотя бы на время. Ей так нужно узнать...
   - Руслан, не злись на меня. Это я вас сочинила и хотела, чтобы все ваши мечты сбывались, понимаешь? Теперь ты должен... Нет! Просто обязан мне рассказать, что было дальше.
   - Спрашивай, - глубоко, но уже равнодушно затянулся сигаретой Руслан.
   - Сергей не вернулся в Москву? - задала первый вопрос Полина.
   - Нет, он торгует компьютерной техникой и видео аппаратурой у нас на Волге. Он стал блестящим техническим специалистом, пока проводил свои сомнительные эксперименты на людях. По-своему счастлив, женился, ездит по субботам с друзьями на рыбалку.
   - Жаль. Я всегда возвращалась. Виноваты цифры, бегущие назад. А Сергей, похоже, научился проигрывать. А Игорь? Как он? По правде говоря, он родился случайно, нужно же было как-то доставить вас с Наташей в Москву. Но как все незапланированные дети стал самым любимым.
   - Тоже мне мамочка нашлась! Уехал в Лондон твой Игорь. Всем, у кого горят глаза, не сидится на одном месте. Провинциалы едут в Москву, москвичи в Лондон, Париж, Нью-Йорк, Токио. Он быстро нашел нам замену... А ты все-таки сука! Не хочешь спросить, что ты сделала с моей любимой? Это Наташа спасла тебе жизнь тогда на мосту, помнишь?
   - И что?
   - Передозировка ЛСД. После мечты не выживает никто. Таким, как Наташа, необходимо любить то, что еще не сбылось, лиши их этого - и все кончится. Я не хотел славы, не хотел ехать в столицу, но ты сделала нас хедлайнерами. И понеслось: первые строчки хит-парада, успех, сцена, турне по всей России, Красные дорожки, наркотики сначала для того, чтобы писать тексты и музыку, потом вообще не знаю зачем. С тех пор, как она ушла, я понял: вся музыка на земле состоит из семи нот, все их вариации давно сыграны, ничего нового создать уже невозможно. Я словно оглох и онемел, ничего не пишется. Теперь играю чужое: джаз, блюз, рок-н-ролл, - что смогу. И продаю то, что ты просишь сейчас. Знаешь, мне бы очень хотелось, чтобы ты, лизнув, как она, сахарку, навсегда ушла в свой Белый город. Навсегда, слышишь? Чтобы тебя вообще не было! Чтобы ты не вернулась! Ненавижу тебя!
   - Мы - всего лишь бумажные человечки. Он вырезал нас умелой рукой и забыл на столе у открытого окна. Он не сказал зачем. Дует ветер, и мы падаем на пол...
   - Заткнись, здесь тебе не исповедальня! Лижи свой белый сахар и молчи! Это Сергей, а не Наташа должен был уйти навсегда, ты же из-за него с моста прыгала, не так ли? А мы с ней могли бы любить друг друга всю жизнь в нашем маленьком городке на Волге, и у нас были бы дети! Ни к черту мне не сдалась твоя слава!
   - Но Руслан... Я не пишу будни "маленьких людей", не люблю Гоголя, напротив, мне ближе Шекспир с его вечными страстями и "быть или не быть".
   - Хорошо, пусть так, но ты могла бы оставить ее живой - ДЛЯ МЕНЯ.
   - Не могла. Наташа бы повзрослела и стала мной. Зачем мне две одинаковые героини в романе?
   - Тогда избавься и от меня тоже, надоело торчать здесь и продавать наркоту придуркам вроде тебя.
   - Нет, ты интересный персонаж, у тебя развивающийся характер - от романтики через разочарования к цинизму. Что для автора может быть лучше? Никто так не возбуждает женщину, как мужчина, за которым тянется трагический шлейф его прошлого. И потом, ты мне еще пригодишься, я знаю.
   - Не рассчитывай на меня! Я тебе не марионетка, которую можно дергать за ниточки. Я живой человек и сам выберу продолжение истории.
   - Продолжение пишу Я!
   - Тогда выкинь в печку свой бездарный роман и воскреси мне Наташу!
   - Но она УЖЕ умерла, я не Бог воскрешать мертвых, хотя... Тема вечной жизни меня всегда притягивала. Над этим стоит подумать.
   - Вот-вот, подумай. Иначе в следующий раз продам тебе такую дрянь, что вместо Белого города попадешь на кладбище. Ты так любишь открытые финалы, а это значит, что я тоже могу подкинуть идею.
   Прозвучало дерзко и самоуверенно, теперь ход - за Полиной.
   - Тебе не понравился бы мой вариант хэппи-енда. Я отдала бы Наташу Игорю. Мне всегда казалось, что женщин притягивают такие мужчины, как он. Первопроходцы и первооткрыватели. Те, кто умеет рисковать по-настоящему, но прыгает с носа корабля, а не с борта или кормы, чтобы не затянуло под винты, и сможет спасти тех, кого любит.
   Руслан уронил голову на руки и замолчал надолго. Полина терпеливо ждала, когда он сдастся и расскажет ей правду.
   - Все так и было, - тускло и отстраненно начал Руслан, так говорят не с человеком, а с его отражением в зеркале. - Я был тенью третьего рядом. Наркота тоже отсюда: груз сбывшихся и утраченных надежд, помноженный на груз вины... Игорь смог уехать и забыть, я не могу ни уехать, ни забыть.
   В голосе Руслана не было ненависти, только боль. Кровоточащее вечное одиночество и сожаление. Рана, которую не зашить ничем. А Полине осталась лишь жалость - бескрайняя и глубокая, как море, а они совсем одни посередине в утлой лодочке в ожидании шторма и сколько ни смотри по сторонам - берегов не увидишь.
   - Руслан, мне жаль тебя, жаль ее и себя тоже жаль. Я бы все тебе отдала, поверь, но у меня ничего нет. Знаешь, когда-то я написала повесть об одном доме, в финале от него остается обгоревший остов, и только ветер бешено колотит калиткой на железных столбах. Мне кажется, эта калитка и есть моя душа: все выжжено, вычерпано, ничего не осталось. Наташа - это мое прошлое "я", и мне не вернуться обратно. Хотя сейчас я понимаю, что ты был прав: "Ожидание мечты лучше нее самой". Мне так хотелось развенчать эту простую истину и твой беспечный идеализм, но ты оказался сильнее. За последней строкой ничего не ждет. Пустота. Теперь я понимаю, почему люди никогда не произносят слово "последний", даже в очереди всегда спрашивают: "Кто крайний?". Они боятся. Хотя нет края у очереди, люди в ней не одно целое. Всегда есть первый и последний человек. Мне кажется, я подписала себе приговор. Эта книга переделывает и меняет меня изнутри. Пронзительно прекрасное падение в ледяную пустоту. Я уже не смогу согреться. Последняя строка действительно станет последней.
   Руслан больше не слушал ее. Он незаметно встал и подошел к окну. В середине декабря при морозе минус пять лил дождь. Холодно, промозгло, безостановочно. Вода тут же замерзала при соприкосновении с поверхностями ровных крыш, машин, витрин магазинов, железными поручнями, тротуарами, ступеньками лестниц, образуя прозрачную ледяную пленку на всем. Мир словно заключили в огромную капсулу из непробиваемого стекла. А кто-то наверху то ли сжалился над ним и решил уберечь от бед и несчастий, то ли придумал себе новое развлечение - пристально наблюдать и смеяться над беззащитными пленниками застеколья.
   Полина тоже подошла к окну. Теперь они оба молча смотрели на дождь сквозь прозрачную наледь.
   - Что ты собираешься делать дальше? - спросила Полина, чтобы хоть что-то спросить.
   - Моя музыка радует... конечно, не тебя, и друзей у меня уже нет. Но что мне еще остается? - тоскливо усмехнулся в ответ Руслан.
   - Напротив, радует. И ты прав в том, что продолжаешь ее играть. Это философия нашего века. Мы никому не нужны: ни будущим, ни настоящим. Только друг другу. Если кто-то один засмеялся или заплакал от нашей музыки или слов, значит, все было не зря. Самиздат: сами пишем, сами читаем. Ты - герой моей книги, я взамен слушаю твою музыку. Мы придуманы друг для друга.
   - Не так уж и мало, - кивнул Руслан и вдруг спросил. - Тебе не кажется, что ледяной дождь пошел не случайно?
   - Не знаю, - вздохнула Полина.
   - Дождь - посредник между небом и землей. Это мертвые что-то хотят сказать живым.
   - Тогда это их слезы. Мне постоянно снится сон: Ангел Судьбы с зашитым ртом плачет кровавыми слезами, держа в руках хрустальный шар, внутри которого я иду куда-то в кромешной тьме и совсем одна. В последнее время Ангел плачет все чаще и чаще. Мне жаль, это я сделала его немым. Откровение не метод писать книги. Даешь людям душу, они ее берут в ладони и... не знают, что с ней делать, потому что свою протянуть в ответ не готовы, даже в мыслях-мечтах. Душа - это то, чем никогда не делятся. Ее берегут и копят. Смешные! Отдавать всегда легче, чем принимать. Терять - чем иметь. Ведь это свобода, отсутствие каких-либо обязательств. Если ничего не берешь, всегда можно просто уйти. И никто не посмеет удержать - ты и так отдал им все, что имел. Разумный рахметовский эгоизм, возразить против не сможет никто. Потому что никогда не догадается, что есть только два пути, как в мифе о птице: сожми ладонь с душой посильнее - и она задохнется, раскрой, освободи - и она запоет. Но нет, все пытаются сжать, удавить друг друга в объятиях и больше всего боятся, что их самих кто-то растратит, использует, вычерпает. Собираются покорять вершины гор, но набивают рюкзаки доверху полузабытыми воспоминаниями, страхами, снами, сомнениями, чувством вины, несбывшимися надеждами и мечтами. Рюкзак становится неподъемным, но они упорно тащат все в гору, задыхаясь и сгибаясь под тяжестью накоплений собственных душ. Абсурднее не придумаешь. Всегда любила путешествовать налегке и желательно без попутчиков. Отпустить себя. Истинное одиночество и есть свобода, возможность жить рядом с людьми, которые тебя не понимают. А еще лучше не видят. Стать ветром. Бестелесность, свободный полет, далекие страны и города, запахи, звуки. Когда ты со всеми и ни с кем, везде и нигде одновременно. Прикоснуться к любимому лицу, растрепать его волосы, а он не узнает, кто я. Он скажет: "Ветер...". Свобода любить безответственно, как это делают дети. Ничего не требуя взамен, не принимая даров. Иначе придется платить по счетам. Мой возлюбленный город дал именно то, что мне нужно: раствориться, исчезнуть. Почувствовать себя всем и никем одновременно. У меня ничего нет: ни дома, ни друзей, я пишу чужими словами, которые были произнесены задолго до моего рождения, и рисую то, чего нет, - свои сны. Бесчисленные отражения в зеркалах метафор - неуловимы, как ветер.
   Великие пишут иначе. Они берут нас себе навсегда. Таблетки от отчаяния, тонкие марочные вина, убийцы времени и жизни, вирусы неизлечимой болезни. Последнее мне нравится больше: кресло для слов и строчка за строчкой, день за днем. Бессонница, плавно переходящая в сон без пробуждения наяву, в творческий запой с последующей суицидальной тягой. Слова, слова... еще глоток, еще один вдох без выдоха. Комплексы, страхи, запретные мечты и как следствие - развитие зависимости. Человеческая душа состоит из множества струн, на которых можно играть, как на скрипке или хотя бы гитаре. Она - жертва книги, но добровольная. Слово же - самый сильный наркотик на свете, якорь, который всегда будет держать у своих берегов.
   А еще существует искусство заблуждений и откровенной лжи. К примеру, в ночных клубах Москвы продают травку с метадоном внутри. Ты думаешь, что будешь всего лишь улыбаться, а проснешься и испытаешь ломку. Москва - опасный город: тебя подсаживают, постоянно на что-то подсаживают. И не важно, наркота это или рекламные плакаты. А после падений подсовывают самые лакомые кусочки, мол, заслужил. Это чтобы скучно не стало вдруг страннику, а его взгляд не искал бы упорно на карте место, где живет солнечный свет, чтобы не сбежал в самый разгар отношений. На пике. А когда еще, по-твоему, нужно сбегать? Ждать, пока все затухнет и стухнет, тем самым убивая память себе и другому? Главное - непостоянство, игра, умение удивить. Определение разочарования - перестал удивляться. Не только любовник - любовницу, но писатель - читателя возьмет за горло, если на каждой последующей странице будет в корне иное, чем ждут на предыдущей. Настоящие книги - непредсказуемы, как и люди, ведь жить и писать, в сущности, одно и то же: пишут о жизни, а живут по книгам. Мне жаль, Руслан, что ты - в одной из них. Да и я сама, наверное, тоже.
  
  
  
   ****
  
  
   "Сейчас ты читаешь меня, и тебе холодно от моих слов и ледяного дождя за окнами. Мне кажется, у вас, будущих, такие дожди идут постоянно. Но я постараюсь тебя обогреть, потом... А пока налей себе чего-нибудь горячительного и завернись в плед, как это делаю я. Не знаю, есть ли у вас электрические камины, пьете ли вы коньяк, из натуральной ли шерсти пледы или из искусственно созданных материалов. Но хочется сказать тебе: "Не мерзни, Крузенштерн!"
   Влад отложил распечатку и взглянул в окно. Дождь не прекращался. Значит, на улицу сегодня лучше не выходить: дороги обледенели, опасно. Временный, вынужденный отпуск. Редкая возможность побыть наедине с собой.
   Впервые ледяной дождь был зарегистрирован в Канаде в 1998 году. При морозе минус пять - минус десять с небо лило как из ведра. Вода тут же замерзала в воздухе, образуя наледь на всем, к чему прикасалась. Рвались под тяжестью льда провода, и большинство городов остались без электричества. Люди жгли мебель и книги, чтобы согреться, и освещали дома при помощи самодельных керосиновых ламп и свечей. На улицу никто не выходил и не выезжал: никакая обувь, никакие шины не могли удержать от падений, переломов и аварий. Сломанные кости, разрушенные судьбы. Сожженные, навсегда утраченные послания предков. В январе 2009 года та же беда постигла Восточную Европу, где эпицентром разрушений стала Москва. А в 2050м ледяной дождь хлестал уже по всей планете. Расширяя свой ареал обитания, человек способствовал глобальному потеплению. Большая часть Земли заселена и урбанизирована: вырублены непроходимые леса, освоены пустыни, выстроены целые плавучие города в океане. А климат - штука хрупкая. Он ответил дождями.
   Правда, людям, живущим в двадцать втором веке, ледяной дождь уже не помеха. Дороги им не нужны: в это время официально объявляют каникулы, и никто не выходит на улицу. Электрические провода протянуты под землей, а само электричество добывают, используя силу ветра. Наука развита настолько, что поставлена на службу быта для каждого, и человек получает все, что требуется, не покидая своей уютной и оснащенной по последнему слову техники "крепости". А информационные технологии позволяют передавать мысли и делиться чувствами на расстоянии.
   "Ледяной дождь стал вечностью, как и мы сами, - вздохнул Влад, плеснув себе виски. Алкоголь, пожалуй, единственное изобретение человечества, которое время бессильно переделать или отменить. Он мирит человека с противоречиями, как в окружающем мире, так и внутри него самого.
   "Альбинони, адажио", - мысленно произнес Влад, подключаясь к калейдоскопу, и по стенам и с потолка комнаты, как капли дождя, заструились звуки совершенной музыки прошлого. Пронзительно прекрасное падение в ледяную пустоту.
   "У тебя никогда не будет меня, как у меня не будет тебя, - писала Полина. - Мы забываем. Ты не помнишь меня, я не помню тебя. Мы не любим друг друга. Мы ищем эйфорию, мы любим лишь состояние любви. Я старалась запомнить тех, кто научил меня любить, подарил нежность, был рядом, но потом приходили другие. И с ними все повторялось: также чувственно и прекрасно. И я замещала прошлое настоящим, стирая свою душу-память. Да, не с тобой - с другим, по-другому, но по кругу, по кругу. Прикосновение - эмоции - чувства - мысли - сны - эйфория мечты - боль - пустота. И я снова иду дальше. Мимо тебя, но по кругу - по кругу. Ты дал мне, нет, скорее вскрыл, взломал во мне какое-то слишком БОЛЬШОЕ знание, и теперь мне нужно только расшифровать и понять его, постичь тайну. Кажется, я разгадала восьмерку бесконечности. Эфемерность мечты. Пустота эйфории".
   Почти пророчество. Эмоции в чистом виде. Те, что нужны здесь и сейчас. Люди живут бесконечно долго или столько, сколько сами того захотят. Но человеческая память не безгранична, поэтому все хранится внутри единого мозга планеты, и каждый может подключиться и получить еще и еще солнца в дождливый день. Ответ на любой вопрос. Музыку прошлого. Живое человеческое тепло, ведь понятия семьи уже нет в том смысле, который вкладывали в него смертные предки. Попробуйте сказать: "Да!" человеку в ответ на предложение: "...в богатстве и в бедности, в болезни и в здравии, пока смерть не разлучит нас", если жить с ним придется не двадцать и даже не пятьдесят, а триста, пятьсот, тысячу, десять тысяч лет. Не скажете! Напротив, вы станете любить снова и снова. Других, по-другому, но по кругу, по кругу. Не думайте, что все мы обладаем красотой и уникальностью снежинки. Все повторяется, и все замещается.
   Влюбиться в тысячный раз? Все лица Земли сольются в одно. Сочинить стомиллионную по счету симфонию? Но в ней, как и в первой, - только семь нот, которые давно сыграны предками и проиграны нами. Написать миллиардный роман? Но в мире лишь четыре сюжета, а Бог совершил самоубийство от скуки.
   Вечность застыла мгновением. Стирание души, умение забывать - как предохранитель от эмоционального выгорания. Не существует ничего в мире, кроме неуловимо текущего "сейчас". Все остальное - иллюзия, игра нашего воображения. Есть только ветер, который мы изо всех сил пытаемся, но не можем удержать. Все остальное мы забываем. Обнуляется история, обнуляются человеческие души. И только догорающая осень - прекрасна, ледяной дождь - вечен, а предчувствие весны - неизбежно. Всегда, как в первый или в последний раз, потому что лишь они - дыхание жизни. Тогда чем же все-таки возможность жить бесконечно долго отличается от жизни смертных, кроме количества прожитых дней?
   "Если у меня в запасе будет жизнь длиной в тысячу лет, - писала Полина, - то я смогу овладеть формой и постичь тайну слова. И тогда со страниц моих записных книжек взлетят птицы, оживут маски танцовщиц, шутов, королей и бродяг. Не соглашусь с Довлатовым, что "литература предрешена, а писатель не творит ее, а как бы исполняет, улавливая сигналы", и что "чувствительность к такого рода сигналам и есть Божий дар". Чувствительность можно развить, постоянно срезая бритвой верхний слой огрубевшей плоти. Восприятию можно научиться. Нужно просто обнажить нервы.
   Если чуть внимательней взглянуть на женские образы с картин Леонардо да Винчи, то становится ясна тайна Джоконды как magnum opus Художника. Он всю жизнь рисовал полюбившийся ему изгиб губ и загадочную полуулыбку - ту, по которой сходит с ума весь мир. Это тренировка, совершенствование мастерства! Не более того. Помните, как Гран до бесконечности переписывал единственную строчку: "Однажды, прекрасным майским утром стройная амазонка на великолепном гнедом коне скакала по цветущим аллеям Булонского леса"? Этой фразой Камю увековечил себя. Алмаз нужно шлифовать, чтобы он стал бриллиантом.
   Я читаю так много книг не потому, что хочу узнать что-то новое, напротив, "лучшие книги говорят тебе то, что ты сам давно уже знаешь". Я ищу того, кто придумал и расшифровал мою идею ДО и ЛУЧШЕ меня, чтобы не повториться. Во всем виноват ветер, это он подслушивает самые сокровенные мысли, нашептывает чужие тайны, разносит идеи по свету. Гонка за ним бесконечна. Попробовать - ощутить - почувствовать - понять - осознать. С точки зрения любого литературного редактора, я захламила страницу схожими по смыслу словами, но я объясню. Вы порезали палец (проба) - ощутили резкую боль - почувствовали страх боли (который будет теперь с вами всегда при виде ножей или бритвы) - поняли ее неизбежность - осознали то, что боль вам необходима. Вечный путь повторений: боль у всех разная, но оправдание ее необходимости всего одно. Высшая истина - одинакова для всех.
   Я никогда и никуда не прихожу вовремя. Всегда опаздываю, даже на самые важные встречи. Несвоевременность - мое кредо. Но я не смирюсь, не сожгу свои записные книжки. Постмодернизм и есть синтез искусств, пестрое полотно из цитат, мазков кисти, музыкальных и кино- фрагментов... - чужих мыслей, поступков, идей, ощущений.
   Да, я не гений, и человеческой жизни мне недостаточно для достижения идеала, но если предположить, что мастерство - это вопрос времени и приложенных усилий, а жизнь может быть продлена, то я преодолею все..."
   "Сизифов труд, на который вы, прошлые, приговорены без права на апелляцию. Безнадежно и окончательно", - мысленно ответил ей Влад.
   Меняется век, меняются идеалы. Извечный вопрос Шекспира: "Быть или не быть?" решен однозначно: "Быть!". Самоубийц излечивают, эвтаназия - вне закона. Люди - иные: новые идеи, прекрасное нестареющее тело, счастливая беззаботная жизнь. Каждый может стать художником, но не хочет: проще передавать незакодированные и не требующие усилий на создание и расшифровку эмоции, постигать искусство предков через эмоциональный калейдоскоп. Зрителей уже тоже нет: сначала ты мне позируешь, потом я тебе, ты мне даришь свою картину, я тебе свою. Равноценный обмен.
   Музей Минувшего опустел. Никто больше не жаждет прикоснуться к скульптуре Родена, когда можно постичь создание формы прямой трансляцией идей и ощущений в душу. Все. Рай. Конечная остановка. Нулевой километр. Все достигается, постигается и ... забывается. Всегда можно подключиться и заново восстановить утраченные знания или ощущения - вернуть себе потерянное солнце.
   Обретя бессмертие, человек медленно, но неуклонно превращался в сытое животное. Если живешь сколь угодно долго, зачем оставлять что-то после себя? Человек - собственник, на протяжении жизни он стремился вобрать в себя весь мир, а потом излить душу и передать кувшин с душе-водой потомкам в наследство. В этом он видел оправдание бытия: создан по образу и подобию, значит, и сам можешь творить. Но когда все великие имена творцов канули в Лету, а их творения были поделены между всеми ныне живущими, культура и искусство как послание потомкам умерла навсегда. Предки сказали о любви и смерти все, что могли и даже больше. Они исписались, выгорели. Им больше нечего стало сказать. А мы? У нас любви и смерти вообще никогда не было. Для бессмертных их давно упразднили.
   Влад никогда не задумывался о своем происхождении. Среди бессмертных это не принято. Даты отменены. Он знал лишь, что был "воскрешен", точнее разморожен, как и сотни тысяч других, почивших ледяным сном на излете столетий и дожидавшихся своей очереди на бессмертие в крио-центрах по всей планете.
   Вопрос "вечной жизни" волновал человечество во все времена. Но лишь конец двадцатого века позволил иллюзию приблизить к реальности, перестав рассказывать людям сказки на ночь о Рае на небесах. Смерть - это физическое явление. Необратимые процессы в человеческом организме, не совместимые с жизнью. То есть на данный момент необратимые и несовместимые. Наука никогда не стояла на месте: если вчера рак был неизлечим, то сегодня эта болезнь напоминает легкое недомогание и проходит за пару недель. Развитие нанотехнологий позволило не только реанимировать спящих, но и вылечила все болезни и проявления старения в организме человека. Со временем, конечно, не сразу. Но спящие не так уж и требовательны, они могли пролежать в ледяной постели сколь угодно долго, пока ученые изобретали лекарства. Первоначально крионика преследовала благородную цель спасения человечества от болезней: перенос умерших или обречённых на смерть пациентов в тот момент в будущем, когда станут доступны технологии "ремонта" клеток и тканей и, соответственно, будет возможно восстановление всех функций организма. Уже в 1956 году французский ученый Луи Рэ заставил биться сердце куриного эмбриона, спустя несколько месяцев после его пребывания в жидком азоте. В 1995 году американский биолог Юрий Пичугин произвел глубокую заморозку срезов головного мозга кролика, после разморозки мозг сохранил биоэлектрическую активность. В 1973 году крионирован первый человек, умиравший от рака легкого. Первая успешная пересадка замороженных органов была произведена в начале 2002 года группой канадских ученых под руководством Роджера Госдена. В этом же году рожден первый ребенок, зачатый при помощи спермы, находившейся в состоянии глубокой заморозки двадцать один год, а через пять лет из банка замороженной спермы звезд Голливуда и Нобелевских лауреатов родилось пятьдесят тысяч человек. Чувствуете, куда я клоню? Тогда впервые в обществе мелькнула тень старушки евгеники. Если бы Эйнштейн почил ледяным сном, то вопрос о его воскрешении был бы решен потомками однозначно положительно. Во-первых, Эйнштейн освоил бы любую самую сложную технологию с нуля гораздо быстрее потомка, даже родившегося на несколько веков позже, в силу исключительного строения головного мозга, а во-вторых, это же бесценный генофонд!
   Размораживали не всех, только самых способных. И не всем, рожденным после 2050 года, даровалось бессмертие. За многие века существования человечество привыкло к неравенству и давно смирилось с ним. В предыдущие столетия человеческая жизнь измерялась количеством денег. В двадцать втором веке за неимением их и справедливым, с точки зрения пользы обществу, распределением благ и ресурсов, - количеством отпущенных дней или лет. Раньше жили богатые, обеспеченные и бедные; сейчас смертные, привилегированные временем и бессмертные. Человек ко всему привыкает.
   Можно до бесконечности воспроизводить ресурсы, научившись этому у природы и превратив планету в искусственную лабораторию. Но есть одно "но": территория Земли. Пространство ограничено. Освоение космоса затянулось на многие века, и к 2112 году все еще не найден ответ, смогут ли люди переселиться в новые дома на других планетах Вселенной. А перемещение во времени - футуристический бред фантастов минувших столетий: невозможно повернуть Землю вспять, невозможно из расщепленных атомов воспроизвести живой целостный организм без посторонней высокотехнологичной помощи, которая в темные века малонаселенной планеты просто не существовала. Будущее и прошлое не соприкасаются, время неумолимо идет по прямой и не способно искривляться или замыкаться в круг.
   Остался только один выход: не всем дано постичь, воспринять. Слишком сложное общество, слишком сложные технологии. За тысячу лет обезьяну можно научить играть на органе, но Иоганн Себастьян Бах из нее не получится. Коэффициент восприятия (природная сообразительность, живучесть и быстрая обучаемость абсолютно всему) стал "философским камнем" новой эпохи, превращающим любой металл в золото и дарующим бессмертие. В каждом из нас заложен уникальный генетический код. У каждого из нас клеточки серого вещества в мозгу образуют уникальные комбинации. Но это не значит, что уникальность не поддается измерениям. Как раз наоборот. В 2050 году была разработана первая "шкала коэффициентов восприятия" - точный прогноз реально достижимого уровня развития личности. И если первых размораживали за те или иные заслуги перед обществом, то последующие воскрешения происходили строго по таблице вычислений допустимой нормы интеллекта. Мозг спящих и новорожденных сканировался, и на основе полученных данных общество решало вопрос о его полезности или бесполезности. Единственное условие выживания в любой развитой цивилизации - это ваши способности принести ей хоть какую-то пользу. Вы не можете просто выйти на улицу и убить что-то живое, чтобы поесть. Всякий раз, чтобы утолить голод, вам придется вступать в отношения обмена. В двадцать втором веке необходимым условием обмена и самой твердой валютой стал интеллект. Чем выше интеллект, тем большую пользу вы приносите обществу, тем выше ваш социальный статус и тем большее количество благ вы можете себе присвоить. В каждого живущего сейчас вшит микрочип с индивидуальным кодом "коэффициента восприятия", который предъявляют в любом пункте обмена. Поэтому и в именах уже нет необходимости, а деньги давно не имеют смысла.
   Вопрос о генной модификации, то есть искусственном создании "человека идеального" даже не поднимался, это привело бы Землю к бессмысленным междоусобным войнам. Модифицировались бы победители, а в обществе, исповедующем гуманизм, недопустимо действовать с позиции силы. Влиять на генетический код было запрещено Международным законом о правах человека, равно как и бессмертным выбирать эвтаназию. Бессмертные уже не принадлежали себе, они принадлежали всему человечеству. Они могли открыть ему путь в Космос и подарить новые дома на далеких планетах, а значит, и бессмертие тем, кто ожидал его на нижних ступеньках социальной лестницы. К тому же если летоисчисление до полной гибели Вселенной идет в миллиардах лет, то до того, как погаснет Солнце, а Земля погрузится во тьму - в миллионах. Согласитесь, для тех, кто собирается прожить не одно тысячелетие, времени на поиск новых звезд не так уж и много.
   Конечно, сохранились еще нетронутые гонкой за бессмертием уголки планеты на темном Востоке, где верили, жили и умирали все без исключения. Но цивилизованный Запад - полновластный хозяин Земли - обращал на них не больше внимания, чем их предки, живущие в прошлых столетиях, на дикие племена каннибалов, затерянные в лесах Амазонки - слишком малы и ничтожны. Миллионы невинных жертв терактов на рубеже веков окончательно убедили Запад в принятии единственно верного решения. Новые сложные биологические вирусы убивали тех, кому суждено уйти, - не желающих следовать традициям добра и мирного сосуществования нового мира, чья религия отказывалась развиваться вместе с обществом. А ученые лишь пожимали плечами в ответ на вопрос, почему вымирают все, кроме избранных. Третья мировая прошла чисто, тихо и ... демократично.
   Эволюция же на Западе шла естественным путем. И далеко не всегда лучшие порождали лучших. Науке давно известен феномен: гены гениев не передаются от родителей детям, а распыляются непредсказуемо и произвольно между внуками, правнуками и сводными потомками. Многие бессмертные отказывались заводить детей. Самое страшное для родителей - пережить, похоронить собственного ребенка, мало того - всегда знать, что похоронишь. Основным звеном воспроизводства нации стали привилегированные временем, то есть те, кому чуть-чуть не хватило до высшего уровня, но был предоставлен шанс самосовершенствоваться. Преодоление себя и своей природы стало их лозунгом. Обновление организма продолжалось до тех пор, пока общество нуждалось в них как в полноценных гражданах. Они старались вовсю, шли вперед и вперед, ни на секунду не останавливаясь, пробуя свои силы в самых разных профессиях, приобретая все новые и новые призвания. Гонка по вертикали: в любую минуту можешь сорваться вниз и стать смертным - тем, кто влачит жалкое существование, наподобие далеким предкам ежесекундно дрожа перед холодом, темнотой и неотвратимостью могилы. Смертным, конечно, позволено выбрать заморозку, вот только на Земле им остаться уже не суждено из-за угрозы перенаселения. А при столь шаткой перспективе освоения космоса ледяной сон для них мог вполне превратиться в ту же могилу. Поэтому смертные продолжали проживать каждый день как последний и ... верить, отказываясь от заморозки в пользу Царства Небесного. Если на свете и существовало Слово Божие, то для них.
   А привилегированные временем сохранили способность рисковать, идти напролом и добиваться невозможного, именно они и рожали бессмертных. Точнее, не рожали, конечно, давно существует эктогенез. Кому захочется рожать в муках, если можно получить готового ребеночка "из пробирки" легко и безболезненно? Они же - единственные из всех живущих - могли сами выбирать конечный пункт остановки. Сдаться на пределе усталости, предпочтя спокойную старость и смерть, или биться до конца, пока более достойные не вышибут из седла на лед или в землю. Только они еще к чему-то стремились и помнили, что значит быть ветром. У остальных отсутствовала мотивация. Смертным не позволено остаться, бессмертных никто не отпустит.
   Влад завидовал им, временщикам: они принадлежали себе, он - обществу. Привилегированным временем было позволено рисковать: сорвись они вниз, никто не заплачет, на их место всегда найдется другой. А ему придется до бесконечности шлифовать свой алмаз, совершенствуясь вместе со всем человечеством, наперегонки с вечностью. Он не вправе что-либо менять, он - заложник их последней надежды. Но Полина уже успела заразить его своим лейтмотивом преодоления. Он мечтал падать и разбиваться о лед.
   - Третий уровень. Бессмертие, - объявили ему, когда тело довели до температуры 36.6, из вен выкачали глицерин, а нанороботы закончили ремонт его клеток. Это было... он не смог вспомнить когда. Он не помнил и своей предыдущей жизни: при "воскрешении" память не восстанавливали. Кому в новом прогрессивном столетии нужны средневековые восставшие из мертвых, постоянно ноющие, как старики у предков: "А вот у нас было лучше, справедливее, честнее, добрее?". Восстановив нормальную работу мозга, в него закачивали обновленную информацию, соответствующую потребностям настоящей реальности.
   Достаточно знать, что сейчас на дворе 2112 год, утверждали бессмертные. Остальное всегда можно выяснить, подключившись к эмоциональному калейдоскопу. Ответ на вопрос необходимо знать во время решения той или иной задачи, а дальше - к чему копить ненужную информацию в голове? Твой коэффициент восприятия позволяет впитать необходимые знания и справиться с любыми трудностями в считанные секунды.
   Влада сразу обеспечили всем необходимым: домом, едой, одеждой, работой. Бессмертные - выгодное вложение инвестиций для общества. А потом он только тем и занимался, что готовил новых ученых, космонавтов, технологов - всех, кто способен сделать этот мир еще и еще лучше. Он помнил все, что касалось эмоционального опыта предков, но не мог вспомнить свой. Жесткий диск памяти переполнен.
   Эффект замещения был свойственен и памяти предков: никто из них не мог вспомнить во всех подробностях свое детство, не помнил всех людей, с которыми сводила его судьба. Статическая и динамическая память. Вы никогда не забудете свой первый рассвет, но вряд ли расскажете, что происходило в первый день зимы такого-то года, если он ничего не изменил в вашей жизни. То же и с лицами людей, именами, датами, числами, словами, образами, звуками, запахами... Чем ярче они, тем вероятнее запомнятся и наоборот. Но если до бесконечности смешивать даже самые яркие краски, мир станет черно-белым. Информационная передозировка, эмоциональное выгорание.
   "Полина... Ты дала мне имя, - размышлял Влад. - Значит, мне нужно вспомнить дату рождения. Именно рождения, а не разморозки. Тогда я смогу понять, могли ли мы раньше быть вместе или Белый город - всего лишь иллюзия, ошибочная интерпретация эмоционального калейдоскопа".
   День рождения... Наверно, в тысячный раз уже не станешь устраивать вечеринки. Но для далеких предков и ныне живущих смертных это самый настоящий праздник с тортами, зажженными свечами и шампанским. Счастливые!
   Он был на одном из них. У Марка. Того самого мальчика из групп обучения эмоциональному опыту, который почувствовал дождь и поведал ему, что счастье - это жить без сожалений.
   - У него тоже есть имя? - удивился Влад.
   - Да, - ответила мама мальчика. - Мы с отцом - смертные и храним верность традициям.
   "Ребенок смертных! Как бастард у прошлых, неожиданно для всех выигравший трон и корону в лотерею", - понял наконец Влад, почему его пригласили. Никто другой не пришел бы, а он - все-таки учитель, он несет за Марка ответственность.
   - Наши предки верили, что имя влияет на судьбу человека, - продолжала она. - Его пра-прадед был талантливым художником. Но картины не сохранились в пространстве эмоционального калейдоскопа. Он писал до тридцати лет. Потом вел самый обыкновенный образ жизни: растил дочь, затем внука. По крайней мере, Марк искал его картины, но ничего не нашел. Мы назвали Марка в его честь. Мы хотели ему лучшего будущего, чем имеем сами.
   Она с трудом поднялась из-за стола, прихватив рукой хрустнувшую спину.
   "Как, наверно, это ужасно чувствовать постоянную ноющую боль. Их же никто не ремонтирует", - подумал Влад.
   Мама Марка вернулась с потускневшими картонными квадратиками и прямоугольниками в руке - фотографии древних.
   - Вот, сохранились фото его картин. На них очень грустные лица, правда? Это такой художественный стиль - депрессионизм называется. Может, слышали? - между набухшими от слез и времени веками в потемневших зрачках плескалась надежда.
   Все четверо: Влад, родители и мальчик склонились над фотографиями, словно именно эти квадратики приговорили семью на вечные поиски истины.
   - Нет, - покачал головой Влад, - я никогда не встречал ничего подобного. Ни в калейдоскопе, ни в Музее Минувшего.
   - Жаль, - вздохнула она, - это ему Марк обязан бессмертием.
   - Но я могу поискать, сами знаете, замещение, всего просто не вспомнишь, - обнадежил ее Влад.
   - Мы были бы вам очень признательны! Мы же смертные и не подключены, а Марк только учится, - и глаза вновь увлажнились надеждой. - Мечта о ребенке появляется, когда влюбленные вдруг понимают, что не властны над временем и не умрут в один день. Непреходящий страх полного одиночества, страх того, что один из нас переживет другого. Марк стал нашим спасением, но мы не ждали такого финала. У него тоже третий уровень, как и у вас. И мы ничего не можем с этим поделать: ему свойственно забывать...
   - Вам повезло! - непонимающе и безоблачно улыбнулся тогда Влад. - Такое редко случается: бессмертный ребенок у смертных. Невероятный скачок коэффициента восприятия! На подобное способны привилегированные временем. Гены, как ни крути. Может, вам еще раз пройти сканирование? Вдруг в ваш уровень закралась ошибка?
   - Нет, этого не может быть. Машины не ошибаются. Вы сами это прекрасно знаете. Мы не способны сделать этот мир даже чуточку лучше, мы никому не нужны, - она опустила глаза и поникла. Отец мальчика нежно обнял ее за плечи.
   - Перестань, - сказал он. - Мы с тобой есть друг у друга, у нас есть Марк. У Марка впереди бессмертие и весь мир в руках. А что есть у них, долговременных? Вечная гонка?
   - Да, все так. Но мне хочется, чтобы он помнил о нас ВСЕГДА, - и снова слезы.
   "Странно, кто-то все еще плачет от боли и горечи, кто-то способен испытывать нежность друг к другу", - праздник неуклонно превращался для Влада в вечер открытий и откровений. Именно тогда он впервые задумался о тайне времени и, вернувшись домой, начал поиск утраченных картин в пространстве эмоционального калейдоскопа. Именно тогда он неожиданно попал в Белый город, где все часы настаивали на трех часах после полудня. У тех часов не было стрелок, лишь тени, которое солнце гнало по циферблату по кругу - по кругу.
   - И я БУДУ помнить! - вскричал Марк, со своей стороны крепко обхватив детскими ручонками маму за плечи.
   "Неужели и эти слова забудутся с течением времени? Неужели я тоже стер все свои обещания?" - спрашивал себя Влад и не находил ответа. А эмоциональный калейдоскоп выдавал ошибку, требуя сформулировать запрос точнее.
   - На самом деле, мне жаль Марка, - сказала она ему на прощание. - И вас мне тоже жаль. Мне хотелось, чтобы он сам выбирал свою жизнь и свою смерть. Но, наверно, я требовала слишком многого. Вы с Марком - как песочные часы. Был такой старинный анекдот: один человек хотел поставить прах предка в вазе на рояль и играть ему прекрасную музыку, чтобы тот мог радоваться его успехам. Но другой сказал: "Нет, пусть еще поработает". И засыпал прах в песочные часы, чтобы постоянно переворачивать. Вы - заложники времени. Вы, Влад, учите будущих открывателей Космоса. Марку, возможно, придется стать одним из них. Получив бессмертие, человечество уже никогда от него не откажется. Вам не будет покоя, вас никогда не отпустят. Но хуже всего то, что вы сами об этом не помните. Если бы исполнялись желания всех людей о вечной юности, то мир стал бы еще более жестоким. Молодость не знает милосердия. Чем старше становишься, тем больше приходится пережить, а опыт рождает сострадание и жалость к таким же, как ты. Старение - неизбежно, хотя бы ради сохранения гармонии. Но вы, бессмертные, этого никогда не поймете. От количества прожитых лет качество жизни не улучшится. Главное в жизни - любить и чтобы тебя любили, но вы даже не знаете, что такое привязанность. Самое ценное для человека - время. Если даришь его кому-то, значит, любишь, если он помнит об этом, значит, любит тебя. Память и есть душа. Но вы научились забывать, стерли душу.
   "Когда читаешь литературу современников с присутствием дат и цифр, неизбежно начинаешь ловить себя на мысли: "А что в это время происходило со мной?" - снова вернулся он к Полининой распечатке. - И как ни странно некоторые параллели вдруг начинают пересекаться. Но одновременно приходит и сознание того, что прошлого не существует. То есть оно есть лишь в воспоминаниях, которые рисует настоящее. Прошло время, человек изменился, изменилось отношение к прошлому, а значит, и воспоминания о нем. Начинаю понимать героя Джорджа Оруэлла, который был готов на все ради того, чтобы сберечь свое время, оставить воспоминания неприкосновенными. Для этого он и завел дневник: прошлое можно изменить, но не задним числом. "Двоемыслие. Если убедить себя в том, что 2Х2=5, то так оно и будет, ведь реальность существует лишь в твоей голове". От некоторых книг душа становится выше ростом. Это я и называю прозрением. Нужна не интерпретация, но отчет о жизни. Писатель не должен выражать общественное мнение, на это есть политики и попы, но он должен говорить СВОЮ правду о том, что видит и чувствует он сам. Пусть даже кому-то и станет от этого нестерпимо больно.
   У Милана Кундеры в романе "Бессмертие" есть замечательная строчка о том, что жизнь человека можно выразить метафорой. Вот только метафора в каждом прочтении приобретает иное, порой противоположное значение. Похоже, я - человек без прошлого. Метафоры прожитых дней, которыми верчу, как хочется, постепенно уходят из памяти. В преломленной реальности позволено все: это территория мечты. А в жизни мы, к сожалению, - всего лишь люди и не способны что-либо изменить. Литературное слово - иллюзия. Красивая, но не настоящая. Может, поэтому такой туман в Белом городе?
   Чтобы не испытывать чувства вины, я создаю несколько параллельных вселенных. Из той, где оступился, можно сразу сбежать в другую. Главное - покрепче запирать двери и никогда не делать дубликат ключа.
   Иногда мне кажется, что большинство ключей я потеряла.
   Белый город за окнами тонет в тумане..."
  
  
  
   ****
  
  
   - Но мне не нужен туман, - скажет ей Влад. - Мне нужен яркий свет! Мне снился золотой круг. Мы вошли в него, сбросив каждый свое время, тело и душу. Прозрачными невесомыми тенями. Это был мир, который создали мы двое. Связь времен. Я всю жизнь искал золотой свет солнца, которое никогда не садится за горизонт.
   - Ну и что, - пожмут плечами Хранители в плащах и масках, - у нас всегда три часа после полудня, а к солнцу мы привыкли и не замечаем уже. Напротив, туман - лучшее, что может случиться в Белом городе.
   ...Туман приглушает даже их голоса, они неясны, размыты, призрачны. Туман и есть преломленная реальность, где каждый по другую сторону зеркала, отражающего его собственные мысли и чувства, неспособность проникнуть, понять, раствориться.
   - Я смотрю на облака и за ними вижу тебя, хотя я даже не знаю, как ты выглядишь. Спасибо за дар видеть небо в акварели, спасибо за дар придумать тебя. Но я хочу тебя насовсем. Мне недостаточно голоса.
   - Боюсь, это невозможно. Но пойдем со мной в розовый сад. Видишь розы: красные, белые, розовые, желтые... Какая тебе нравится больше?
   - Красная.
   - Вот нож, срезай.
   - Ты пытаешься предупредить о шипах и ранах?
   - Нет, что ты! Розы - беззащитны, максимум маленькая ранка на ладони - зальешь йодом, и сразу заживет.
   - Тогда о чем?
   - Мы придем к тебе домой и поставим ее в банку на окно. Как думаешь, сколько ей потребуется времени, чтобы завянуть? День, два, неделя? Знаешь, сколько раз у меня на окне прорастали розы? Вот уже десять лет каждую весну они пускают свежие побеги, а я пытаюсь пересадить их в горшок и вырастить. Но через несколько дней они умирают. Розы не растут в горшках на окне.
   - Зачем так сложно? Можно выкопать взрослую розу вместе с островком земли и с корнями.
   - Выкапывала. Росли, но не цвели. Покупала в цветочном магазине готовые горшочки с розами. Но декоративные розы похожи на шиповник, они маленькие и тоже рано или поздно перестают цвести и погибают.
   - Тогда что же делать?
   - Розы хороши в саду. Только там они каждую весну оживают и просыпаются. Но тебе придется возвращаться туда снова и снова. Ведь если на них некому будет смотреть, то и сад потеряет цвет без новых бутонов. Ты думаешь, ты - другой? Нет, все люди одинаково беспощадны друг к другу. Это закон эволюции. К сожалению, человек полигамен. Как только я получу тебя в банку на окне, ты завянешь, и я тебя потеряю. И мой поиск продолжится. Бесконечная охота за свежесваренными человеческими сердцами. Тебе больно? Мне тоже! И ты можешь меня сжечь, уничтожить, но от меня все равно останется горстка пепла, из которой я возрождаюсь всякий раз с тобой или без тебя. Тяжело в первый раз. Потом к новым рождениям привыкаешь, даже перестаешь устраивать вечеринки.
   - Но ты дала мне имя! Мне сказали, что имя определяет Судьбу.
   - Имя - безлико. Знаешь, сколько девочек и женщин в Москве носят мое? Каждая третья, если не каждая вторая - Полина. Имена нам не принадлежат, они - чужие. Родители называют нас так, как им вздумается, а потом мы всю жизнь несем этот крест. Когда-то давно, в Древней Греции, появились знаки и символы. Каждый человек имел при себе половинку глиняной таблички, говорившую о его судьбе и дороге. Сложив две половинки вместе, люди узнавали друг друга. Сейчас таким символом стала книга. Кто-то в метро, сидя напротив тебя, читает когда-то прочитанную тобой книгу, ты читаешь то, что уже прочел он. Вы смотрите друг другу в глаза, вы улыбаетесь, как заговорщики. В заголовке книги вы безошибочно угадываете Судьбу и уже почти все знаете друг о друге. А если вы пишете одно и то же и через плечо в записной книжке или электронном тексте на ноутбуке другого угадываете себя, то... Остается сделать лишь шаг, но кто-то из вас встает и выходит на своей станции. Мы утратили вечные символы, заменив именами, которые нам не принадлежат.
  
   Тест, набранный курсивом, наверно, для распечаток это что-то вроде "надписи чернилами на полях":
   "Копия души? Я была не права, она существует. Вернее, не так. Существует некто в системе координат, разительно отличающейся от общепринятой. Лейтмотив его: "Я ищу, и это очень важно". А поскольку лейтмотив окружающих: "Бери, что дают", то этот человек как бы выпадает из реальности. Но вдруг происходит чудо: он встречает себе подобного - из такой же искривленной системы координат.
   Киплинг: "Мы с тобой - одной крови".
   Ты никогда не задумывался о том, почему мы безумно влюбляемся в одного человека и не замечаем другого, хотя этот другой по всем биологическим параметрам в 1000 раз прекраснее нашего избранника? И почему, когда человек влюблен, все книги, фильмы, картины, песни... рассказывают его собственную историю любви? Мы ищем зеркало, копию души, СЕБЯ в окружающем мире и в другом человеке, чем больше его в нем, тем стремительнее сближение.
   Но не все так просто. Дело в том, что Бог (назовем его Высшая Сила Вселенной или Вечный Закон Вселенной, я не верю в богов) не зря разделил людей пополам, а половинки разбросал по свету и даже во времени, чтобы они всю жизнь искали друг друга и никогда не нашли. Именно их поиски и разочарования заставляют вертеться нашу планету. И жизнь на ней существует, потому что не все мечты сбываются. Искусство, да и жизнь тоже создаются невыраженными чувствами, невысказанными словами, несовершенными поступками или, наоборот, теми, которые хочется, но не в силах забыть. Я бы сказала, что прогресс - есть сублимация жажды невозможного.
   В этом смысле сеть и любые технологии, позволяющие передавать мысли и чувства на расстоянии, грозят апокалипсисом. Если две половинки будут со скоростью света находить и падать друг в друга, а две капли моментально сливаться в одну, ледяной дождь прекратится, а Земля остановится или, по крайней мере, замедлит свой бег. Когда человек счастлив, он ничего не хочет и ни о чем не мечтает, он не способен сделать этот мир даже чуточку лучше".
   Только в новом веке никто ни в кого не упал и не слился друг с другом. Эмоциональный калейдоскоп объединил все сердца на планете, одновременно проложив меж ними непреодолимую пропасть. Зачем куда-то ехать, если можно за один вечер посетить все страны мира и вернуться к работе ровно в назначенное время на следующее утро? Зачем тратить время на ухаживания за девушкой, страдать из-за ссор с ней, если можно удовлетворить свой сексуальный инстинкт в сети с такой красоткой, о которой в жизни и мечтать не мог? Даже дети, как научно было доказано еще в двадцатом веке, начинают испытывать оргазм чуть ли не с пяти лет, но в силу физической природы отношений тогда им было это запрещено, а сейчас - пожалуйста, внутри эмоционального калейдоскопа можно все. Некоторые вообще предпочитали эйфорию в чистом виде: эмоции транслировались прямо в мозг без визуальных картинок и образов живых людей. Какая разница в реальности существуют твои чувства или нет, если все позабыли, что такое реальность?
   Обретя бессмертие, человек достиг совершенства и ... самодостаточности. Простое человеческое счастье смертных было сброшено вниз вместе с их культурой, искусством, философией, идеалами... оставлено на нижних ступеньках социальной лестницы.
  
   "Sometimes we're loosing, someday we've lost..."
  
   или так:
   I have never been alone, but always feel lonely...
  
   "Days, golden days still to come..."
  
   Эмоциональный калейдоскоп - самый крепкий коктейль из несмешиваемых ингредиентов. Но все смешалось...
   Шестьдесят два года его жизни в новом веке пролетели как один день. Без побед и поражений, без счастья, без любви, без смерти и без сожалений. И только осень, которой он не замечал, догорала из года в год, и только ледяные дожди продолжали победное шествие по всей планете. Ничего не изменилось и не сбылось. Ничего не вспомнилось и не ждалось.
   "2112 - тоже двойной палиндром, цифры, бегущие назад. Возвращение. И это пока все, что мне удалось узнать и понять", - подытожил Влад свои поиски.
  
   BUT:
   "I'M GONNA LOVE YOU TILL THE HEAVEN STOPS THE RAIN"
  
  
  
   ****
  
  
   "Ты - гений, я - тоже гений. Если ты ищешь, значит нас - двое", - тихо напевала Земфира по радио в "Джаз-кафе".
   Полина незаметно вошла и села за столик. Руслан сразу принес ей кофе.
   - Я сегодня за бармена и за официанта, опять пустуем в обеденное время. Если так будет продолжаться, хозяин скоро продаст кафе под ресторан быстрого питания, - вздохнул он.
   - Эй, ты думаешь, эта сука лучше нас что ли? - раздалось позади эхо на разные голоса на высоких нотах. - Посмотрите на нее, губы она красит! Натуралка хренова!
   - Я же сказал, кафе закрыто. И ваших здесь нет! - резко повернулся к компании мальчиков с разноцветными волосами Руслан.
   - Не буду их обслуживать, пусть катятся, - сказал он, понизив голос, Полине.
   Что-то тяжелое пролетело через зал и ударилось в стойку бара, разбив вдребезги несколько стеклянных бутылок.
   - Хочешь я подам им кофе вместо тебя? - спросила Полина. - А то они весь бар разнесут.
   - Сиди! Не место им здесь! - уперся Руслан.
   Прозвучало уже громче.
   - Урод! Дискриминация!
   - Все! Я звоню в полицию! - Руслан достал из кармана мобильный, размахивая им как револьвером. - Знаешь, что в "обезьяннике" с такими, как ты, делают? Хотя тебе понравится, не сомневаюсь!
   - Еще вернемся! - провизжала входная дверь вместо них, они решили не нарываться.
   - Не страшно, несколько бутылок пива и одна джина. Недольют кому-нибудь вечером, - окончательно успокоился Руслан, оценив беглым взглядом разрушения.
   - Ты знаешь, а насчет дискриминации они, пожалуй, правы. Некрасиво получилось.
   - Что? Да этих пидоров вообще убивать надо! Куда ни глянь везде они: то парады устраивают, то брачные церемонии, то за права усыновления борются. Противно! Если б еще вели себя прилично.
   - Да, золотое правило. Нашу маленькую израненную планетку нужно отдать в руки абсолютно разумных и полностью свободных людей. Иначе все must die. Расскажу тебе, пожалуй, пару историй.
   Была и другая встреча с цветными мальчиками. Весна, улыбались солнечные улицы города. Полина шагала по залитому светом бульвару мимо "первых подснежников" - кафе, чьи столики вынесли наружу. Там еще стояли обогреватели, но душистый горошек уже вовсю полз вверх по резным оградкам, аркам и крышам над столиками. Они целовали друг друга, так нежно... Темные и светлые прядки волос сливались в один бликующий солнечный поток. Полина остановилась, посмотрела на них и улыбнулась. Иногда такой взгляд чувствуют спиной. Ребята оглянулись, один из них смущенно помахал ей вслед. Любовь делает людей терпимее.
   А потом была Иордания. Вообще-то, европейцу совершенно нечего делать в мусульманской стране, как говорится со своим самоваром... Но все они учились на факультете искусств, увлекались историей кино. А большинство мировых шедевров о чудесах, поисках Святого Грааля, покорении иных цивилизаций снимались в Петре - вечном городе, высеченном в скалах трудолюбивыми набатейцами более двух тысячелетий назад. Конечно, новоиспеченные дипломированные специалисты даже не удосужились узнать заранее, какое время года больше подходит для приключений в вечном городе. Середина июля, жара шестьдесят градусов, отвесные скалы не защищают от беспощадного солнца, ветер обжигает губы, как пламя, вырывающееся из преисподней. Нечем дышать! Только расплавленный воздух - до боли в легких. Обратно пропорционально чувствуют себя покорители Северного полюса, когда замерзают, проваливаясь в мертвый сон, посреди заснеженной пустыни. Последнее, что Полина запомнила, когда падала в узкий затененный проем в скале, - это золоченую коляску с парой белых лошадей, неторопливо проследовавшую мимо к Храму Аль-Хазне. И мусульманскую женщину в ней: невероятное количество драгоценностей и над головой - спасительная тень балдахина. В прорези чадры блеснуло высокомерие. Но тем же вечером они отправились в Акабу к морю. Пляж принадлежал отелю и никого, кроме иностранных туристов, встретить у кромки воды было невозможно. Но если заплыть подальше, то открывался чудесный вид на городской пляж, вернее, городской - женский. Огороженная территория метров восемь на десять, где, как скот в загоне, десятки женщин, не снимая чадры! Во что превратила человека вера и неуклонное следование традициям, если он отказывается даже от самого малого данного природой права - охладить разгоряченное тело водой, отказывается сам в отсутствие посторонних блюстителей нравственности? Естественная природа человека для них - унижение. Они чувствуют не стыд, а именно унижение. Полина испытала подобное на Румынском нудистком пляже. Ей пришло в голову срезать по пляжу, чтобы не тащиться по шоссе в магазин вокруг всего побережья. Предупреждающей надписи на румынском языке она, конечно, не поняла. Джинсы подействовали на обнаженных румын, как красная тряпка на быка. Как озверело они срывали с нее одежду! Да, это не было стыдно, это было унизительно. То же чувствует арабская женщина, если кто-то посмеет заглянуть ей хотя бы в лицо.
   Нам нужно вернуться к истокам, полюбить себя, почувствовать и признать свою человеческую живую искреннюю природу. Это не значит, что мы будем опорожняться на улицах, как животные, это значит, что в нас проснется естественная тяга к красоте и принятию друг друга такими, какие мы есть на самом деле. Еще первобытные люди начали украшать свои тела и вырезать наскальные рисунки. Первобытные люди не умели прятаться, и им не нужно было срывать покровы и выносить приговор против естества.
   И тогда, возможно, больше никто не заплачет посреди опустевшего на закате пляжа. Больше никого не приговорят к смертной казни за коробок травки в Тайланде. Маленький такой коробок, две улыбки не больше. Но того парня уже нет среди нас. Подумать только! Он всего лишь хотел улыбаться, а заслужил смерть.
   Пятеро пьяных подонков насилуют женщину в подъезде собственного дома, она в разорванной одежде и крови поднимается несколькими этажами выше (домой!) и рассказывает об этом мужу... Она ищет поддержки! Но он не может больше любить, ведь ее осквернили. Хотя именно сейчас он должен любить ее нежнее и преданнее, чем всех остальных женщин, которых он когда-то любил. Она пострадала, но с его точки зрения, это не страдание, а грязь. Почему? Виноват образ пречистой девы, вбитый гвоздями в сознание даже атеистам!
   А самоубийцы? Они никому не причинили зла, кроме себя. Но они ВЫБРАЛИ свою смерть, а значит свободу. Они перестали быть рабами, заложниками высших сил, и потому их хоронят за стеной кладбища, как бродячих собак. Они больше не люди, потому что не в толпе и не по правилам. Наверно, единственные, кто имеет право судить, - покинутые близкие, те, кто любил их, но они молча утирают слезы.
   А трансвеститы? Если следовать философии верующих, то это Бог посылает Ангела с душой младенца на Землю. Что же выходит, Бог ошибся? Или Ангел сбился с пути и вдохнул душу не в то тело? И то, и другое по законам верующих невозможно. Виноваты всегда люди, не Бог. А потому иных изгоняют, изводят, травят. Но изгнанник - это человек, внутренним зрением видящий себя в теле прекрасной женщины, хотя по всем законам эволюции мужчиной быть выгоднее и лучше. Но в зеркале он видит... в общем, он не сможет смотреть на себя в зеркало, пока не изменится и тем самым подпишет себе приговор. Всеобщее осуждение: молчаливое с усмешкой на губах - на Западе и воинствующее с камнем в руке - на Востоке.
   Почему нужно всем поступать, как один, быть в стаде? Почему не позволить жить рядом непохожим? Хочешь ходить в чадре? Ходи, но не заставляй свою дочь делать то же самое, она, возможно, могла бы стать ученым, если бы ты не выдала ее замуж за шейха. Хочешь верить в Бога? Верь, но не проповедуй на всех углах о Конце света, ведь для кого-то, не запуганного великими грехами, он никогда не наступит. Самые светлые идеи о свободе неизменно превращаются в загоны для скота, в шахматную доску, поделенную на черные и белые клетки. И клетки начинают делить территорию, а фигуры на ней пожирать друг друга, утверждая, что нас слишком много на планете. Пока мусульманка не снимет чадру, на child free, а уж тем более на голубых и лесбиянок будут косо смотреть. Все в мире взаимосвязано. Отсталый Восток тянет ко дну прогрессивный Запад. Рано или поздно эта связь оборвется. А если задуматься, то геи более достойны уважения, потому что любовь для них - свободный выбор. Тогда как голова мусульманки или европейской домохозяйки, сидящих на шее у мужа, занята лишь одним: выживанием. Больше они ни на что не годятся. Это называется паразитировать, а не любить. Но если ее спросят об этом, она ответит: "Так должно быть". Перефразируем: "Я должна, мне должны". Не свободная воля, но долг. Традиции, законы, религии и страх перед ними всегда сильнее человеческой природы, данной ему свыше.
   Но мир скоро изменится! Чтобы искоренить ложь, человеку нужно позволить все. Он сам выберет, что хорошо, а что плохо. Но тогда и люди изменятся. Им придется научиться понимать боль, научиться великодушию. Принимать чужую боль как свою, потому что чужой - нет, наш мир целостен и не делится на части. А пока нами манипулируют, пока бьют хворостиной по кончикам пальцев, ничего хорошего ожидать не приходится. Мы просто все спрячемся под невидимой чадрой. Двуличие, двойное дно - всегда опасно, ибо с секретом. Никогда не узнаешь, что там внутри: яд, бомба, меч или чье-то израненное сердце...
   "...Корабли имеют сердце и возможность выбирать и, погибая, улыбаться", - в наступившей тишине снова запела Земфира.
   - А что с выбором и сердцем? - как-то тускло спросил Руслан. - Ты так и оставишь меня здесь, в этом "Джаз-кафе"? Можно мне взглянуть на твои записи? А то я себя уже чувствую заброшенной платформой метро: поезда несутся, но мимо, мимо... Есть такие платформы-призраки между существующими станциями. Они есть, но их вроде как и нет. Значатся только номинально на старых картах, а когда проезжаешь мимо, в свете фар поезда видны обрушившиеся колонны. Их сначала построили, а потом упразднили за ненадобностью. Забыли. Может, слышала?
   - Я не забыла и не оставлю. Ты для меня - проводник в Белый город. Путь между мирами: нашим настоящим - для них прошлым, и их настоящим - нашим будущим. Я ищу ответы. Дай мне немного времени. Я тебе все расскажу. Обязательно!
   - И какие ответы тебе еще нужны?
   - У них нет имен, нет писателей. Возможно, там я смогу заняться чем-то еще. Я так устала, поверь! У меня из всех кранов в квартире хлещет вода, а за окнами не кончается ледяной дождь. И это постоянное ощущение включенной камеры, словно за мной ежесекундно кто-то наблюдает. Хочешь солгать, сочинить, придумать, приукрасить и ... не можешь!
   - То есть ТАМ - это будущее? Ты утверждаешь, что знаешь кого-то оттуда?
   - Да, знаю, его зовут Влад. Мы встречаемся в Белом городе. Это как временной мост, понимаешь?
   - Послушай, что я тебе скажу: все это типичные симптомы наркомана. Завязывай! И дай сюда ту дрянь, которую пишешь сейчас.
   Руслан потянулся к ее сумке, выхватил пару распечаток. Вспыхнуло пламя зажигалки. Почти мгновенно, слегка озолотив отблесками огня воздух, листы бумаги превратились в пепел.
   - Руслан, "рукописи не горят"!
   - Это у Мастеров. У тебя - так, фальшивка. Наркоманские грезы.
   И он потянулся за новым листом бумаги, призывно белеющим из раскрытой Полининой сумки.
   - Наташа - тоже фальшивка?
   Воздух несколько секунд плавился от вспыхнувшей в его глазах ненависти уже без огня газовой зажигалки.
   - Не старайся зря, - устало выдохнула Полина. - Я храню чистовики в doc.файлах на компьютере. Все тексты выложены в Интернет, и даже прочитаны. А это черновики-распечатки для правки. Ерунда, шпаргалка. Ты бы знал, какие мне пишут письма! Макс Брод мне точно не помешает! Каждый третий кричит: "Сжечь ее на костре!", но не могут. В цифровом варианте любая рукопись размножается и распространяется сама по себе: ее скачивают, хранят, пересылают друг другу. Ты не сможешь меня уничтожить. Так что это docописи не горят, горят только их распечатки. Да здравствует сеть!
   - Ладно, дай хоть прочесть, чтоб знать, "к какому часу готовить свое сердце", - сдался он.
   "Открываю журнал "Escape", читаю длиннющий рассказ о ... душистом горошке. Мысленно спорю с автором. Да, ты филигранно, мастерски, пронзительно, прекрасно пишешь. Я чувствую запах цветения, вижу резные бортики балконов, туго вплетенные в косы ветвей. Но О ЧЕМ ты пишешь? Достоин горошек такого садистки пристального внимания и разглядывания на пяти страницах? А слабо "Ромео и Джульетту"? Да, конечно, уже было. У Шекспира. Но и Шекспир спер идею у Овидия. Кто об этом помнит сейчас? И ты не думаешь, что можешь написать совершенно по-другому - современнее, а главное - лучше? Боишься не выдержать сравнения?
   Мне кажется проблемы наших современников в том, что задавленные авторитетами прошлого они не верят ни себе, ни в себя. Нужно сбросить их всех вниз с лестницы настоящего, иначе ничего нового создать не получится. Феллини как-то сказал о пустых рядах кресел на показе одного из своих последних фильмов: "Мой зритель умер". Чужая эпоха клипового сознания и масс-медиа маэстро не интересовала. Гений умеет уйти вовремя. Иначе все до сих пор восхищались бы наскальными рисунками: они - самая древняя живопись!
   Негодуешь? Что ж, тогда остается... Ты пиши о душистом горошке, а я пойду к мосту".
   - Давай! - почти вскричал Руслан. - У тебя, похоже, как у кошки, девять жизней. Прыгай! Все равно вытащат. Только Шекспир не прыгал с мостов и не нюхал белый пепел. Он черпал изнутри - из себя, а не снаружи, и не на бегу - в погоне за острыми ощущениями, а в тишине и недвижимом молчании. Хотя, может, я и ошибаюсь. Ни один человек не рискнет объявить, кто писал под псевдонимом Шекспир - безграмотный бард из Стрэтфорда-на-Эйвоне или граф Ратленд, а то и вообще доказывается королевское происхождение Шекспира-Марло... Одно я знаю точно: пишут изнутри.
   - Изнутри? А что там такое особенное ВНУТРИ? Не говори, что слепая вера, уже сказали!
   Руслан задумался на минуту, потом изрек:
   - Разум... чувства... любовь.
   - Любовь? - дерзко засмеялась Полина. - А ты знаешь, что это такое? Температура 37,5 и химическая реакция в крови? Тень третьего рядом? Чтение мыслей на расстоянии? Копия души? Когда наконец чья-то рука позакрывает все форточки, из которых сквозило одиночеством? Ты знаешь ответ? Это все равно, что попытаться ответить на вопрос, как выглядит Бог. Любовь я могу лишь ощутить: затуманенное сознание, больная душа, преломленная реальность, патологическая зависимость и падение. Как от кокаина.
   - Тогда один путь: закрыть глаза и в никуда по Белой дороге...
   - ...А с небес пусть падает Белый пепел ...
   Такое часто случается с героем и автором: они заканчивают фразы друг друга.
   - Приходи вечером, - на прощанье сказал ей Руслан. - Пепла будет навалом.
   - Да, приду. Пару-тройку безоблачно счастливых лиц с колой в руках нарисую до конца рабочего дня и вернусь, - улыбнулась Полина.
   "Под кайфом жизни нет", - обреченно проводил ее рекламный плакат со стены "Джаз-кафе".
   - Но там есть Белый город, - мысленно ответила ему Полина.
   "...И моя душа сгорает в белый пепел... Жги! Она - твоя", - спела Юта по радио.
  
   Тем вечером за окнами "Джаз-кафе" хлопьями осыпался снег. И это был не снегопад, а сон. И не белые бабочки бились о стекло, пытаясь проникнуть внутрь, чтобы согреться, а огромные белые птицы.
   В "Джаз-кафе" медленно подтягивались ночные гости, но большинство столиков по-прежнему пустовало. Руслан неспеша настраивал музыкальную аппаратуру. Вместо радио работал телевизор.
   "Большинство ныне живущих людей имеет шансы на личное физическое бессмертие! - вещал зрителям с экрана врач в белом халате. - Верность этого легко понять, если соединить вместе научные факты, реальные возможности современной крионики и разумное предположение о перспективах нанотехнологий.
   Факты: при сверхнизких температурах химические и биологические процессы, в том числе процессы разложения, останавливаются. Тысячи людей рождаются ежегодно из замороженной спермы и эмбрионов. Некоторые животные, такие как личинки и гусеницы полярных бабочек, черви, тихоходки, насекомые переносят замораживание даже в жидком азоте и после оттаивания оживают.
   Возможности: недавно умерших людей можно уже сейчас сохранять при сверхнизких температурах в контейнерах с сухим льдом или криостатах с жидким азотом без малейшего ухудшения их состояния в течение сколь угодно долгого времени.
   Перспективы: в обозримом будущем с помощью нанотехнологий можно будет исправлять практически любые повреждения человеческого организма, включая повреждения, послужившие причиной смерти, проявления старения, а также повреждения, нанесенные при замораживании. А это значит бессмертие и вечная молодость!
   Криосохранение - услуга, доступная уже сейчас большинству тех, кто хочет сохранить для себя возможность жизни в будущем. Во всем мире растет количество крионированных людей. Не стоит откладывать подписание контракта, теряя драгоценные шансы на бессмертие. Свяжитесь с нами сейчас!"
   - Вот он - последний поезд! Успеть бы вскочить на подножку... Чтобы ответить на основной вопрос, нужно жить о-о-очень долго, возможно, вечно, тогда времени хватит на поиск ответов! И птицы взлетят со страниц моих записных книжек! - воскликнула Полина, записывая дрожащей рукой телефон крио-центра на салфетке.
   - Сбросить прошлых с лестницы времен и не пустить на свою ступеньку будущих? Ты не слишком ли многого просишь? Жить вечно - это эгоизм. Все равно придется уступить дорогу тем, кто придет после тебя, - усмехнулся подошедший к стойке бара за пивом Руслан.
   Он щелкнул пультом от телевизора. Экран погас, телевизор ослеп и онемел, вместо него тихо запело радио.
   - Каждое поколение хочет быть последним! Но молчит, потому что боится сказать вслух. А вместо этого разрушает планету, убивает животных со словами: "После нас хоть потоп!" Если люди будут жить бесконечно долго, они будут любить друг друга, потому что станут соседями, согласись, за такой долгий срок ты, так или иначе, встретишь всех. Они перестанут разрушать, ведь человек бережет что-то по-настоящему только для себя. Даже верующие должны понимать, что Ад - курилка с выключенным светом, а в Раю всегда хорошая погода, все в белом и скучно до жути! Атмосфера, как в приемной у дантиста! Как можно променять эйфорию и запах осенних листьев на ЭТО?
   - Влюбленные и умирающие держат путь на Запад, чтобы остановить время, да? Бесконечная погоня с целью опередить закат, чтобы вынюхать чуть больше белого пепла, ощутить еще одну эйфорию, продлить ледяной дождь? Чтобы солнце никогда не село за горизонт? Но день все равно сменяется ночью, лето - зимой, а нам на смену придут наши дети, хочешь ты этого или нет. Если ты оторвешь у настенных часов стрелки, время все равно не остановится. Ты всего лишь перестанешь его замечать.
   - В Белом городе время стоит на месте: там всегда три часа после полудня.
   - А тебе не кажется, что ты каждый раз просто умираешь? И Белый город - Рай или какая-то иная реальность, та, что за пределами жизни? Но поскольку Рай тебе не светит, тебя всякий раз возвращают на Землю. Не нужны им там жертвы передозировки.
   - Рай? Да если наука продлит человеческую жизнь хотя бы лет на триста, все религии отомрут за ненадобностью, а Рай исчезнет! Когда жить надоедает, уже не боишься смерти. Они утратят веру и перестанут сожалеть о чем-либо.
   - Сожалеть не перестанут. Как только устанешь от жизни, вновь начнешь звать ее и вспоминать о ней. Перед смертью всегда чего-нибудь или кого-нибудь жаль, иначе жизнь прошла даром. Я знаю, потому что Наташа умерла. Я помню тот день, накануне... И ненавижу себя за то, что не смог остановить ее. Тебя то есть. Нужно было сжечь твою записную книжку задолго до того, как она размножилась в распечатках.
   - Слишком поздно, Руслан. Теперь мне остается одно: писать дальше. Высшая степень экстаза, литературная вершина (не с точки зрения качества текста, а с точки зрения процесса его написания), - это когда книга переписывает автора, а герои влекут за собой, когда автор теряет контроль и больше себе не принадлежит. Полное растворение в иной, преломленной реальности. Теперь, глубоко вздохнув, я смогу спокойно посмотреть фильм "Сталкер". То есть фильм, а не комнату. Теперь я знаю, что меня ждет, если я туда войду. ОТВЕТ. И я войду, даже если это грозит безумием. Зачем человек живет? На все должна быть причина. Человечество продлевает себе жизнь, чтобы ответить на этот вопрос. То есть должно ответить, иначе нет смысла продолжать идти, если в конце пути все та же пустота. Время относительно, кому-то и тысячи лет жизни будет мало, а кто-то в двадцать семь уходит, не прощаясь, как Джим Моррисон. Я раньше думала, что есть только два способа жить вечно: один оставить после себя книги, второй - загробная жизнь для верующих. Я не верю. И у меня оставалось только одно оправдание бытия. Но теперь их, оказывается, два. Ты знаешь, я, пожалуй, заключу с ними контракт. Терять мне все равно нечего. А так будет хоть какой-то шанс что-то выяснить. Даже если он один к миллиону, даже если дробь стремится к нулю, я все равно рискну. В казино всегда выигрывает zero.
   - "Чтобы человек жил вечно, его нужно убить". Прочти лучше Лема. Поймешь всю абсурдность своих желаний, - съязвил Руслан, но тут же задумался. - Хотя... мертвые навсегда остаются в памяти живых, а это и есть вечность.
  
  
   Тем временем ночные гости, слетевшиеся на кокаин, как чайки с городских помоек на запах свежей рыбы, позанимали все столики. Пора было начинать вечеринку...
   "There's no time for us, there's no place for us, who wants to live forever...", - прозвучал из радиоприемника голос Фредди с того света. Но его быстро заткнули.
   Все уже заждались первых шагов по Белой дороге и сгорали от нетерпения.
   Постапокалипсис. И Белый пепел начал медленно падать с небес.
  
  
  
   ****
  
  
   - Мантра, заклинание, оберег... Нужно что-то срочно придумать, - лихорадочно повторяла про себя Полина. Ничего лучшего, кроме фразы: "Весь человек, вобравший всех людей, он стоит всех, его стоит любой", ей не вспомнилось.
   Костер Времени. Его пламя уже вилось жгуче оранжевыми и красными языками дымно черных змей на другом конце площади. Ей нужно пройти всего ничего: двадцать метров, сорок шагов. Легко, когда ты защищен, но они оставили ей лишь маску и плащ... А толпа выстроилась рядами по обе стороны площади. Одни, по приговору Суда, должны были стать ее союзниками и устилать ее путь цветами. Другие держали в руках палки и камни. Ей же нужно дойти до конца площади и не упасть, не сломаться, не сдаться. Тогда, возможно, она еще успеет, обжигаясь и крича от боли, достать из костра то, что некогда было так дорого.
   Любой, кто напишет хоть строчку, дату, цифру, ноту, сделает мазок кистью..., но неповторимые - свои, пройдет этот путь. Костер Времени - вечный образ, преследующий миллионы голов: почивших, живущих и еще не родившихся - во все века и по всей Земле. Другого испытания не будет.
   Гонг! Схватка за оправдание бытия началась...
  
  
   - Я поскальзывалась на комьях грязи, мои ноги изранены шипами роз, в меня кидали камни, я видела, как огонь пожирает мои записные книжки. Зачем ты заставил меня пройти через это? Если прошлое пишется в будущем, а я - всего лишь персонаж? Зачем ты заставил меня так страдать?
   - Чтобы ты знала: время сильнее вечности.
   Они стояли посреди огромного хранилища книг. Полки уходили за горизонт и в небо. На каждой из них - миллионы томов, миллионы прожитых жизней. Они по-прежнему видели неясные тени друг друга на стенах, полу, полках с рядами бесчисленных книг. Потолком было звездное небо. Неровность книжных корешков изламывала силуэты, и уже никто бы не догадался, кто из них кто.
   - Возьми любую из книг, - предложил Влад.
   Шекспир ...
   - Но здесь пустые страницы! - в ужасе отшатнулась Полина.
   Потом начала хватать с полок все книги подряд без разбору.
   - У всех будут пустые страницы, - грустно отозвался Влад на ее хаотичные действия. - А у вас, двадцать первых, тем более. Все: и гении, и дураки, и короли, и шуты, и бродяги проходят через Костер Времени. Тысячи ученых, изобретателей, пророков... так же, как и ты, шли по площади под градом камней по шипам роз под ногами, чтобы увидеть творение и труд всей их жизни в огне, и никто из них не нашел своих книг на полках вечности. Все они выдержали испытание, не дрогнув. А ты ножку поранила и расплакалась! Тоже мне, цаца! Они хоть что-то могли, им было о чем жалеть. А у вас? Счастье - это жить без сожалений? Это все, на что ты способна? Опустошенное поколение двадцать первого века не может создать что-либо стоящее. Искусство - отражение действительности: ее цинизма и пороков. Вы в этом преуспели. Но ничего не помнящему поколению двадцать второго и всем, кто придет после и встанет рядом с нами, ничего от вас уже и не нужно. Мы научились не помнить. Чтобы не умереть со скуки, нужно сохранить способность удивляться. Мы вернулись в детство человечества или, наоборот, достигли старости. Дети и старики похожи: они ничего не помнят и ни о чем не жалеют, одни "еще", а другие "уже". Разница во времени, которого нет.
   - Неужели даже Шекспир забыт?
   - Человечество изменилось, обретя бессмертие. Вопрос "быть или не быть" утратил свой истинный смысл. Шекспир больше не нужен. Их ВСЕХ позабыли. Лев Толстой был великим не потому, что его романы читали детям в школе, а потому что ты и многие-многие другие хранили в своем сердце строчку: "Спокойствие - есть душевная подлость". А у нас никто ничего не хранит и не помнит. Всегда можно подключиться и получить немного солнца в дождливый день... Нулевой километр. Поэтому и Белый город пустой. Они остаются здесь до тех пор, пока их помнят - сердцем помнят - на Земле. Нас это не касается. Ты ведь живешь в отеле?
   Полина судорожно кивнула, в сознании вдруг мелькнули недавние слова Руслана о жертве передозировки.
   - Тебя пустили сюда временно. Ты для них как фальшивая нота со своим вечно открытым финалом и поисками доказательств. Им нужна от тебя слепая вера в хеппи-енд. Напиши ты его, и тебя бы уже здесь не было, - продолжил Влад. - Люди твоего будущего и моего настоящего живут вечно и потому все и всех забывают. Нет памяти, нет души. Нет теней. На Земле вечный полдень. Даты, цифры, имена - все превратилось в пыль. Живут лишь идеи - те, что оправдывают смысл настоящего, сиюминутного бытия. Поэтому нет и не будет ответа на основной вопрос. Даже если ты проживешь тысячу лет, ты ничего не найдешь и не откроешь. Ответ меняется. Все проходит, все забывается. Люди меняются и изменяют своим идеалам. Значит, и истина не сможет жить вечно. Это и есть Костер Времени. Нулевой километр - как гибель Вселенной: все распадется на атомы, надвигается стена пустоты.
   - И это говоришь мне ТЫ, Крузенштерн?
   - Не я. Я рассказываю тебе то, что узнал в зале Суда и на площади, когда тебе выносили приговор. Да, я был там, но после тебя, а на площади стоял рядом.
   - Интересно, с какой стороны?
   - Есть разница?
   - Пожалуй, нет. Шипы роз под ногами ранят так же сильно, как и камни, летящие в голову... И все-таки зачем ты живешь? Ты же бессмертен, ты должен был найти хоть какой-то ответ, пусть неправильный, искаженный, приблизительный, хоть ничтожно малое оправдание бытия?
   - Посмотри на звезды над головой. Ты думаешь, это тысячи солнц? Нет, это всего лишь их свет. Свет звезд идет до Земли миллиарды лет, а звезды перемещаются по небосклону Вселенной. Мы никогда не увидим настоящих звезд, потому что смотрим туда, где их уже нет. Пока свет идет до Земли, звезда продолжает свой полет по небосклону. Пока человеческий разум пытался хоть что-то понять, сущность бытия с течением времени изменилась. Человеческий мозг не способен усвоить и принять истину вовремя, коэффициент восприятия не дотягивает. Человек всегда опаздывает. Возможности даже самого совершенного разума ограничены, потому что одновременно рождается и более совершенная истина. Эта гонка бессмысленна, мы не в силах дотянуться до звезд. Да и зачем, если их там уже нет? Внутри эмоционального калейдоскопа есть ответы на все вопросы, кроме основного. Эмоциональный калейдоскоп - совершенен и опирается на весь опыт Земли, но человеческий. До этого вопроса у него, как и у всех нас, коэффициент восприятия не дорос. Да и зачем? Каждый человек должен ответить на него сам.
   - У нас каждый и ответил, но мелочно, пустяково, лишь для себя: работа, семья, дети, друзья... Разрозненные куски, пыль, труха. Джинсы, из которых ты уже вырос. Должно быть что-то иное. Что-то великое. У вас бессмертных. Как ответил ты? Ты просыпаешься каждое утро, чистишь зубы, одеваешься, завтракаешь, куда-то идешь... Зачем? Ты же должен что-то искать. Что ты ищешь?
   - Боюсь, мой ответ тебя не обрадует и не обнадежит. Я вынужден любить и искать свою смерть. Но мне никогда не будет дано ее найти. Они сделали меня бессмертным. К сожалению, это еще один закон бытия: человек всегда ищет и любит то, что ему не дано.
   - Не нужно искать. Они правы, я подпишу с ними контракт. В жизни всегда есть вещи, которые можно любить бесконечно долго, потому что они никогда не надоедают. Ради них стоит жить.
   - Да, но не вечно. Смерть - необходимость. Никто не сможет изменить законы Вселенной. "Силы, направленные против необходимости, тотально ей служат". Бессмертие - безнадежная и бессмысленная утопия человечества. Но если ты когда-то в прошлом подписала контракт на криозаморозку... Знаешь, я лучше найду тебя там, у нас, в будущем. Я заставлю тебя все вспомнить, и мы вместе решим, что нам делать дальше.
   - Только найди. Знаешь, я иногда чувствую себя внутри кадра. Патологически не могу врать, а значит, не могу солгать и себе. Не могу поверить в то, к чему нельзя прикоснуться. Я поняла, почему верующие боятся всевидящего ока богов. Это моя постоянно включенная камера. Кто-то скажет: "Стоп! Снято!" И я исчезну. Иррациональный кафкианский страх хрупкого, вечно меняющегося мира. Топни ногой посильнее, и начнется землетрясение. Все исчезнет, растворится. Как будто все вокруг - иллюзия. Но меня не поймают, я сильнее! Я найду себе оправдание, пусть даже ничтожное.
   - Хранители в белых плащах и масках сделали меня твоим проводником в Белом городе. Это я должен объяснить тебе, что никакого оправдания бытия не существует. Тебя заставили смотреть против света... Мой зал Суда - куб с зеркальными стенами, полом и потолком. Зеркал может быть много, как понять которое из них не кривое? Отражения бесконечны. Никаких доказательств нет. На Костре Времени все превращается в пепел. Время - калейдоскоп хаотичных мгновений. Но мы будем искать дальше. И я не скажу: "Стоп!"
  
  
  
   ****
  
  
   Невыносимая жажда, легкие словно пропитаны дымом... К черту Костер Времени, все оставшиеся ей дни - за глоток чистой воды! Полина с трудом села на кровати, потом опустила ноги на пол. Боль пронзила подошвы насквозь. Все изрезаны, в левую пятку глубоко вошел осколок стекла.
   - Руслан, - осипшим голосом проговорила в трубку Полина. - Ты не мог бы мне принести из кафе стакан воды и пластырь, если найдется.
   - Очнулась? - усмехнулся он в ответ. - Сейчас зайду, есть разговор.
   - Вы вчера у нас все разгромили, ходили босиком по стеклам, кошмар какой-то, - рассказывал он, бинтуя ей ступни. - Поскольку этих типов ни я, ни бармен не знаем, то расходы покрывать тебе. Получается тысяч пять зеленых вместе с квартплатой. Так что встаем, одеваемся и идем на работу за деньгами.
   Полина устало закрыла глаза и откинулась на подушку.
   - Я заплачу, не волнуйся. А с работы меня уволили за опоздания. Время несется вскачь, как бешеная лошадь. Мне иногда просто хочется подойти к часам и руками открутить стрелки назад. Я ничего не успеваю.
   - Это все твой Белый город, наркотические приходы и провалы во времени. Три часа после полудня! Завяжешь, и все наладится, - покачал он головой и вдруг спросил. - А Костер Времени - это что? Ты вчера ходила босиком по стеклам и бредила им. Что ты ТАМ такого увидела?
   - Смысл жизни...
   - Что?
   - Все сгорит, все забудется и пепел развеян по ветру. Истина непостижима.
   - Иными словами: все прах и тлен, и суета сует. Экклезиаст еще писал, а может, кто и до него додумался. И что, собственно, нового ты узнала?
   - Ничего. Но я УЗНАЛА. То есть у меня есть доказательства, а не слепая вера. Это не так уж и мало. К тому же бессмертие - это правда. Влад говорит, поэтому у них и нет писателей. У них нет ни любви, ни смерти, никто ни о чем не жалеет и не пишет. Им не о чем больше писать. Отдохну. Перестанет из всех кранов хлестать вода, пятки заживут, камера выключится. И согреюсь наконец-то! Не могу больше.
   - Да, писательство, если честно, - неблагодарный и никому, кроме самих писателей, не нужный труд. Сомнительное удовольствие делать счастливыми тех, кого никогда не узнаешь. Да и осчастливить вы никого тоже не можете. Писатель не способен создать никого иного, кроме себя. Даже читая чужие мысли, человек ни на йоту не способен сократить расстояние, разделяющее два разных сердца, ведь интерпретировать он их все равно будет по-своему. В лицах многочисленных героев вы плодите собственные сущности. Это как размножение личности. Я был бы другим и жил по-другому, если бы не ты.
   - Значит, теперь у тебя будет шанс начать жить так, как хочешь ты сам, вне моих записных книжек.
   - Да, и я счастлив. Но Полина! Неужели тебе все еще хочется попасть в этот "дивный новый мир"? Где никто ничего не хочет, не ждет и ни о чем не жалеет? Это же скука смертная! Не надоест?
   - В жизни есть две вещи, которые никогда не надоедят: эйфория и запах осенних листьев.
   - Все те же Эрос и Танатос.
   - И романы о любви и смерти... Замкнутый круг. Пойдем со мной?
   - Нет. Ты можешь самоуверенно нести любой бред, но я знаю: ни запаха осенних листьев, ни эйфории там уже не будет. Деревья все вырубят, чтобы парки застроить домами, а из домов их никто не выпустит - перенаселение, некуда выходить. А эйфория? Это же элементарный инстинкт продолжения рода. Бессмертным не нужны дети. Постепенно они утратят способность любить. Ты фильм "Фонтан" Даррена Аронофски видела? Травой они все станут рано или поздно. Эволюция возможна только при смене поколений. Нет уж, я предпочитаю вернуться домой на Волгу. Найду Сергея и буду с ним ездить на рыбалку. У нас с ним теперь есть, о ком жалеть вместе. Боль утраты любимого человека объединяет.
   - А что в конце пути?
   - Сможешь устроить кремацию? Буду летать над Волгой и смотреть, как солнце в воде разбивается на тысячи маленьких звездочек.
   - Да, смогу. Мне давно пора тебя отпустить.
   - Тогда прощаемся? Но расплатись сначала с "Джаз-кафе", ладно?
   - Расплачусь. У меня есть деньги. Продам квартиру, доставшуюся мне в наследство от бабушки в нашем маленьком городке на Волге. Вам хватит и мне на криозаморозку. И немного останется.
   - Оставшиеся деньги опять спустишь на наркоту?
   - Нет, потрачу на путешествия. Раньше я много ездила по миру, думаю, стоит возобновить традицию. Хочется вернуться в реальность и выйти наконец из дома.
   - А! Чуть не забыл! - хлопнул себя по лбу Руслан. - Тут тебе такая огромная посылка пришла, сейчас притащу.
  
  
   Внутри ящика были книги. Пять, десять, пятнадцать, двадцать, двадцать пять, тридцать... Все они имели заглавие "Белый город". Собирательный образ мира, сотканный нашей мечтой.
   Трудно описать отчаяние Роберта Скотта, после стольких лишений в пути обнаружившего чужой флаг на Южном полюсе! А если таких флагов уже сотня?
   - А вот тебе и реальные доказательства! Белый город придумала не ты, он существовал до тебя и будет существовать после. Потому что все наши мысли - уже чужие, кто-то их думал до нас. И даже эту мысль я вычитал у Гете. Все, конечная остановка! Нулевой километр! Вы все разлагаетесь и гниете изнутри. Не ты одна, - утешил ее Руслан.
   - Да, литература истощения... Я уже знаю слова своей эпитафии: бородатый анекдот про лошадь.
   - Анекдот?
   - На ипподроме старая больная лошадь говорит мужику: "Ставь на меня, я точно знаю, что первая прибегу". Он ей почему-то верит, ставит на нее все свои сбережения. Лошадь к финишу приходит последней. "Ну, что же ты?!" - возмущается мужик. "Не смогла я", - отвечает лошадь.
   На дне ящика под книгами Полина обнаружила конверт с письмом:
   "Вы приглашены на конкурс писателей в Белый Город. В конкурсе участвуют только истории со счастливым концом". Далее сообщалось о расписании мастер-классов для начинающих писателей и культурной программе.
   Рекламный проспект греческого острова Санторини сиял глянцем ярких красочных фотографий: белые от снега вершины гор; белые облака, спящие на них; улицы, вымощенные белым камнем; стены домов, побелевшие от солнца, дождя и ветра.
   И билет на самолет: "Москва - Санторини". В один конец.
   - Но как они меня нашли? - вдруг осенило Полину.
   - Элементарно, Ватсон. Из сети. Они разослали это всем, кто пишет банальности на вечные темы. И за "восхождение на литературную вершину" собираются содрать с вас, наивных, кучу денег. Билет же в один конец?
   - Да, - кивнула она, внимательно взглянув на даты, цифры и названия городов в билете.
   - Значит, на месте за каждый семинар на тему "как и что нужно писать о душистом горошке" будешь доплачивать. И за авиабилеты - тоже. Так что денежки твои быстро закончатся.
   Руслан перестал ее ненавидеть еще вчера на вечеринке, как только почувствовал первое дыхание свободы от записных книжек. Но и жалеть Полину ему тоже не хотелось: сильных никто и никогда не жалеет. Они сами должны выкарабкиваться из ям, в которые себя сталкивают. Это еще один закон бытия.
   - Но я все-таки полечу! - наконец решилась Полина.
   Ничего другого от нее Руслан и не ждал. Осталось помахать рукой вслед.
  
  
  
   ****
  
  
   "Помнишь, как мы стояли посреди улицы в Белом городе? - прочел Влад на последней странице Полининой распечатки. - И как застывал воздух в проемах домов? Мы ели мороженое, и оно текло по рукам вниз расплавленными сладкими каплями вечности? А наш Half liter Rosa? А потом еще half and half? И тот ветреный день, когда мы не попали на пляж? Мы занимались любовью у бассейна, а потом в номере отеля. Целый день мы пили розовое вино. К вечеру ты уснул. Догорал тревожно бардовый закат, похожий на картину "Крик" Мунка. Я оставила тебе записку на подушке: "Просыпайся, будем ужинать!" и пошла на пляж. Солнце уже село за горизонт. Вода цвета пепла из роз словно дымилась. Заплыв далеко за гору (я всегда с ней соревновалась: кто окажется дальше в море), я увидела шесть треугольников над волнами. Но в Средиземном море нет акул! Они приближались. Я оглянулась на берег и увидела тебя: ты что-то кричал мне и махал руками. Я больше не смотрела на треугольники. Плыла к берегу. Когда ты подал мне полотенце на пляже, я сказала тебе, что если поверить в то, что акул нет, они исчезнут. Ведь реальность существует только у нас в голове. Помни об этом".
   - Я видел тебя на площади Белого города, значит, смогу отыскать, - Влад подключился к эмоциональному калейдоскопу.
   "Ее нет среди живущих", - ответил он.
   - Полина! Ты так хотела быть избранной, но они тебя даже не разморозили. Не дотянула до нормы допустимого интеллекта!
   "Ее нет среди спящих", - возразил калейдоскоп.
   - Ты умерла? Значит, мне остается самоубийство? Но если жизнь после смерти все-таки есть, то я не смогу ей воспользоваться. При подключении к калейдоскопу программа вычислит и вычистит нежелательные мысли о самоубийстве мгновенно. Они меня никогда не отпустят. Чем же Я заслужил бессмертие? Говори, ты, беспощадный сверхчеловеческий разум!
   Сто лет стерло с экрана, как воду смахивает сухой пар со стекол, когда ледяной дождь не прекращается ни на минуту за окнами.
   В 2020 году ему было холодно и одиноко. Жизнь прошла, остались только книги, - те, что уцелели после ледяных дождей, не сгорели в камине. Он почти заглянул в глаза своей смерти: врачи несколько раз спасали его от инфаркта, и выходить из дома, а тем более путешествовать ему запретили. Но он так мечтал еще раз увидеть улыбку Джоконды, побродить по Лувру! В то время он был смотрителем Музея Минувшего и жил в маленькой комнате при нем же. Как странно, что его рука так ни разу и не коснулась руки Полины над бронзовой статуэткой Евы! Как странно, что Полина мысленно красила стены своей квартиры в черный цвет, а он жил в пустоте черного квадрата долгие годы, но так ни разу и не вспомнил, не сравнил. А это и было предчувствием, внутренним смирением с неизбежностью конца. Говорят, Винсент Ван Гог перед смертью повсюду видел черный квадрат. Последний художник.
   А он? Последний не слепой зритель. Все, что он в то время мог себе позволить, - это путешествовать виртуально по галереям мира, ловя стремительные и неуловимые мазки кисти Сезанна, застывая перед величием и непостижимостью мраморных скульптур Родена, улыбаясь Джоконде, вздрагивая от волнующей непристойности "Завтрака с обнаженной". Последние несколько лет жизни он потратил на создание виртуальной базы ВСЕХ шедевров, созданных человечеством. Он назвал ее Виртуальная Галерея. Любой мог спуститься на несколько метров под землю по лестнице вниз из Музея Минувшего и заказать любую выставку картин, прочтение книги, концерт почившего гения. И тут же стены - видео-инсталляции - начинали оживать: картины выглядели, как подлинные полотна мастеров, книга читалась вслух и сопровождалась декорациями в стиле быта главных героев, великий Паганини брал в руки скрипку. Галерея бесплатно транслировалась в Интернет, и любой желающий мог подключиться и получить в дождливый день немного солнца. Неужели они усовершенствовали ЕГО идею?!
   - Да, Галерея стала прототипом эмоционального калейдоскопа, - был результат поиска. - Уменьшенная копия. В этой маленькой Галерее впервые была предложена идея, как сделать сеть не просто хранилищем информации, но и заставить откликаться на мысли и чувства человека, сделать ее визуальной, подарить ей запах, вкус, тактильные ощущения. Эффект присутствия. Живая связь поколений.
   - Я чувствовал что-то странно близкое, родное в Музее, но не мог вспомнить, что именно... Галерея! Поэтому меня туда так тянуло! Разрушенное полуподвальное помещение с покосившимися от времени колоннами. Там столетье назад я понял, как Моне писал знаменитый розово-пепельный лондонский туман: по выворотке, сначала писал силуэты, а потом покрывал их новым полупрозрачным слоем кармина. И почему Рембрандт так понятно объясняет неверие Фомы: хочется дотронуться до картины, вложить персты... Боже! Я создал иную реальность, чтобы разрушить то, что любил!
   Эмоциональный калейдоскоп, чутко прислушиваясь к его мыслям и желаниям, высветил дату 20.02.2002, когда Полина приехала в Москву и начала писать свою книгу. И сегодняшнее число: 21.12.2112. День Х: Возвращение. Цифры, бегущие назад к рейсу в Белый город столетней с лишним давности.
   Влад увидел ряды кресел и маленькие окошки иллюминаторов самолета. Странное чувство сидеть в полете: сейчас, в новом веке, все летают лежа внутри капсулы - на сверхскоростях слишком высокие перегрузки. Резкие порывы ветра в салоне самолета... Тоже странно. Замигал свет. Сильно тряхнуло. Чей-то футбольный мяч запрыгал вперед по проходу меж кресел...
   Вспышка. Раз, два, три... Темнота.
   - Полина! Ты опять все придумала! Не было никакого заката!
  
  
   ****
  
  
   Футбольный мяч пролетел через зал кафе и, ударившись о стену, отскочил, закатившись под угловой столик на двоих у барной стойки.
   - Мачик! - громко и весело засмеялся рядом с Полиной кареглазый мальчишка.
   - Я знаю, что ты - мальчик. Мяч твой? - вытаскивая мяч из-под стола, спросила его Полина.
   - Мач мой, - он протянул руки за мячом, и в глазах игриво вспыхнули два маленьких солнышка.
   Полина провожала его взглядом, пока тот вприпрыжку догонял маму с папой. Папа бережно убрал в новенькую спортивную сумку только что собравший пыль со всего аэропорта мяч. Они взяли мальчишку за руки с двух сторон и направились к стойке паспортного контроля.
   "Наверно, мы полетим одним рейсом", - подумала Полина.
   "It's getting dark, too dark to see... Feel I'm knocking on heaven's door", - кто-то включил радио в кафе в зале ожидания.
   На табло зеленым загорелась надпись: "MOSCOW - SANTORINI: BOARDING"
   - Пойдемте, Полина, уже объявили посадку на наш рейс.
   - Подождите, вы не все рассказали. Что стало с тем самолетом?
   "Knock... knock... knocking on heaven's door...", - хрипло ответил Аксель.
   - Что с самолетом???!!!
   - Потерпел крушение где-то над Средиземноморьем. Никаких следов. Все пассажиры пропали без вести. Да простится им все за смелость их душ!
   Никто не бежит так быстро, как человек, пытающийся вернуть свое время. Ставьте всегда на него. Полина догнала семью у стойки регистрации.
   - Подождите! Я понимаю, что сейчас все это прозвучит как бред сумасшедшей. Но... В общем, самолет не долетит до Санторини. Он потерпит крушение. Сдайте билеты!
   - Откуда у вас такая информация, вы - представитель авиакомпании? - удивленно улыбнулась мама мальчика, и Полина заметила, что глаза у нее точь-в-точь, как у мальчишки: два золотисто-карих солнышка....
   - Нет. И у меня нет никаких доказательств. Вам придется поверить мне на слово.
   - Но мы уже неделю пытаемся улететь. Мы живем на Санторини, приехали проведать родственников жены, а тут такое с обратными билетами творится, не достать! Бабушка нас заждалась, - как мягко и растянуто он произносит слова с ударением на "а". Сколько времени ему потребовалось, чтобы выучить русский?
   Смешанный брак. Он - грек, она - русская. У мальчишки мамины глаза и папино произношение слов с ударением на "а".
   - Папа, эта тетя достала мне мач! Она говорит правду! - громко и уверенно, совсем как взрослый, заявил им снизу мальчишка.
   - Но сынок, папа прав, билеты трудно достать. Надо лететь, - смущенно возразила ему мама.
   - Я боюсь, - вдруг сказал он.
   Отец встревожено обвел взглядом туристов, подтягивающихся на посадку, потом снова посмотрел на Полину. Немой вопрос. Неужели все они тоже не долетят?
   - Я не знаю, что будет, правда, не знаю, - тихо одними губами произнесла Полина.
   Среди толпы туристов мелькнул белый плащ, потом еще один и еще... Хранители встали в ряд, наблюдая издали за происходящим.
   - Давайте останемся здесь, - захныкал мальчишка.
   - Дорогой, мы можем улететь в пятницу, - после затянувшейся тревожной паузы сказала мама мальчишки. - А пока поживем у моей мамы. Подумай, осталось всего три дня. А билеты переоформим. Мы же договорились слушать друг друга. Мы - семья, одно целое, если один из нас не хочет лететь, то остальные должны уважать его мнение.
   - Да, семейный совет. Хорошо мы полетим следующим рейсом, - повернулся отец к Полине. - Мы верим вам. Если кто-то один из нас верит, то мы все верим. Но как быть с ними?
   Он снова оглянулся на очередь у стойки регистрации.
   Белые плащи позади них растворились в ярком свете. Пустоту заполнили новые лица, торопящиеся на посадку.
   "Без нас самолет долетит, наверно", - подумала Полина, но не смогла произнести ни слова, ведь тогда историю придется рассказывать с начала.
   Она смотрела, как они трое медленно шли по залу ожидания к выходу из аэропорта. Они никогда "не отшумят".
   Подумать только: слепая вера! Если один из них верит, то верят все, потому что они - одно целое. Если они разобьются на части, то это и будет ложь. "Антитеза любви не ненависть и не равнодушие. А ложь", - вспомнился ей Довлатов. Верить нужно друг другу, а не придуманным кем-то богам. Единственный Бог во Вселенной - это любовь, но любовь человеческая.
   Да здравствует хеппи-енд! Почему люди плачут над счастливым концом истории только в кино? Испытать катарсис? Или потому что в жизни он вызывает циничный смех или презрительную усмешку недоверия?
   - Я тоже никуда не лечу! - объявила она, вернувшись за столик.
   - Перестаньте, Полина! Неужели вам страшно?
   - Нет. Но я остаюсь. Полечу следующим рейсом. Я поняла, что зря потратила жизнь. Мне нужно вернуться домой, вернуть свое время. Наконец-то сделаю уборку, посажу дерево, рожу ребенка...
   - Но тебе некуда возвращаться. Ты все потеряла. Все позади. Время идет по прямой только вперед и не может замыкаться в круг.
   - Тогда буду пить коньяк здесь, в аэропорту, пока деньги не кончатся. И... Да! Мне страшно.
   - Перестаньте дрожать! Что будет с вами, когда деньги и коньяк все-таки кончатся? И неужели не хочется увидеть Белый город вживую? Узнать, что ждет за последней строкой?
   - За последней строкой ничего не ждет. Пустота. И коньяк, и Белый город - иллюзии. Весь мир - иллюзия.
   - Если иллюзия, то чья?
   - Не моя, и не ваша.
   - Но финал всегда открыт...
   - Влад? Я думала, ты старше.
   - Нас ремонтируют, но я выбрал иной путь. Мне помог твой двойной палиндром - цифры, бегущие назад. 2002 - 2112. Эмоциональный калейдоскоп - опыт и эмоции всех предыдущих столетий. Значит, это и есть Дверь в лето. Единая территория мыслей, чувств, ощущений...- память всего человечества. Мы оба соединили четыре точки тремя линиями и вышли за пределы листа. Теперь никто и ничто не сможет повлиять на нашу судьбу, потому что нас уже нет среди них. Помнишь, ты писала о преломленной реальности, как о территории мечты? Она создана мной. Прототип эмоционального калейдоскопа, где хранятся все наши воспоминания, создал я. Человеческая душа - это память, сплетение душ - сплетение воспоминаний. И, кстати, ты позабыла важную строчку из своего любимого романа "Бессмертие".
   - Какую?
   - "Нет ничего более морального, чем быть бесполезным". Мы придумаем свои Законы Вселенной, построим свой Белый город, у нас будет свой розовый сад вокруг дома, камин в гостиной и фонтан с водой из летних грез в спальне. Мы сами выберем то, что нам нужно. Мы будем просто жить. Пойдем?
  
  
  
  
  
  
   КОММЕНТАРИИ
   к роману "Белый город":
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   Марго Па. Белый город
  
  
   "Каннские Медиа-Львы" - Международный фестиваль рекламы и медиа.
   Воланд. (М. Булгаков. "Мастер и Маргарита".)
   "Общество мечты" - книга известного скандинавского ученого экономиста и футуролога Рольфа Йенсена (экономические стратегии развития, ориентированные на эмоциональное воздействие на человека)
   Романтически настроенный герой кинофильма "Асса" С. Соловьева
   Рольф Йенсен. "Общество мечты".
   "Красная шапочка" - стриптиз-клуб а-ля "Golden girls", только мужской, в Москве.
   Техника "хромакей": актеров снимают в студии, стены и пол которой затянуты зеленой (реже голубой) тканью, затем при монтаже зеленый фон удаляется, вместо него подставляют заранее отснятую или созданную в 3D графике панораму места действия фильма. Мастерство заключается в том, чтобы идеально совместить фон панорамы и действующих как бы внутри него актеров.
   Эмо - молодежное движение, музыкальный жанр, субкультура, тексты песен и облик представителей часто воспевают смерть и самоубийство.
   В наши дни эта методика используется в крупномасштабных проектах зомбирования, например, военных (локальные военные конфликты - в качестве психотронного оружия, волны которого легко проникают сквозь бетон и броню) и политических (наиболее близкие и известные по многочисленным публикациям примеры связаны с предвыборной акцией "Голосуй, или проиграешь!"). И.Н. Мелихов "Скрытый гипноз. Практическое руководство".
   Да?нко -- герой третьей части рассказа М. Горького "Старуха Изергиль", пожертвовавший собой и спасший свой народ с помощью "горящего сердца".
   Л.Н. Толстой. "Анна Каренина".
   Подробнее в документальном фильме "Дух времени" (нем. Zeitgeist, the Movie) -- документальный фильм Питера Джозефа. Религиозные мифы рассматриваются с точки зрения расположения созвездий - знаков зодиака, движения солнца по небосклону, приводятся доказательства сходства с языческим поклонением Солнцу как высшей силе, дарующей жизнь всему на Земле. А также: Е.П. Блаватская "Тайная докторина", "Египетская книга мертвых", Станилэн Уэк, Гастон Масперо, Мариетт Бей и другие источники (теософия, древняя египтология)
   Андрей Кончаловский. "Низкие истины. Семь лет спустя" (книга воспоминаний)
   Первые наброски сюжета "Чумы" и выход законченной книги в свет разделяют почти десять лет: отдельные персонажи, которых мы обнаруживаем в повести, появляются в записных книжках Альбера Камю еще в 1938, книга увидела свет в 1947 году.
   Борис Гребенщиков. Из песни "Некоторые женятся".
   Илья Кормильцев. Из песни "Утро Полины".
   Речь идет о романе "[Настоящая любовь] *.wrt" (издательство "Астрель-Спб", статья для CNews 2007)
   Усовершенствованная версия сверхскоростных поездов (изобретена в будущем, примерно в 2050х годах)
   Ф. Ницше. "Все что не убивает, делает нас сильнее"
   Последние годы жизни Александра Кайдановского (роль Сталкера в фильме Андрея Тарковского) в документальном фильме "Неприкасаемый". (режиссер Владислав Мирзоян)
   Пауло Коэльо. "Дневник Мага".
   Пытка основана на действии монотонного раздражителя - капель воды, равномерно падающих на предварительно выбритую макушку жертвы, голова которой фиксировалась в неподвижном положении, чтобы капли попадали в одно и то же место. Если пытка продолжалась достаточно долго, узник медленно сходил с ума и даже умирал.
   "Каждое поколение хочет быть последним". Чак Паланик. "Колыбельная".
   "... дети - всегда зеркало нашей смерти..." Жан Поль Сартр. "Слова".
   Эрих Мария Ремарк. "Возлюби ближнего своего".
   The Beatles. Из песни "Penny Lane".
   Л.Н. Толстой (из письма к сестре)
   Петр I в 1715 году ввел обычай обесчещивания дворян на эшафоте: над головой приговоренного ломали шпагу - знак дворянского достоинства.
   Уильям Берроуз. "Завтрак обнаженных". Имеется в виду трюк героя романа с "Вильгельмом Теллем" и убийством жены.
   Via dolorosa - в переводе с латыни "скорбный путь".
   Н.Г. Чернышевский. "Что делать?"
   Сергей Довлатов. "Записные книжки. Соло на IBM".
   Magnum opus - в переводе с латыни "венец творения", "итог жизни".
   О романе "Чума" Альбера Камю.
   Джордж Оруэлл. "1984" (антиутопия)
   В 1920 году в Москве в Институте экспериментальной биологии, возглавляемом Н.К. Кольцовым, был открыт отдел евгеники и организовано Русское евгеническое общество. Деятельность была направлена, главным образом, на получение сведений о наследственности человека путем собирания родословных выдающихся писателей, артистов, ученых. Предполагалось, что изучение их предков и потомков позволит пролить свет на наследственную передачу способностей и талантов.
   Глицерин предохраняет клетки от разрушений кристаллами льда, у большинства насекомых, способных к анабиозу, в теле также был обнаружен глицерин.
   Джордж Оруэлл. "1984".
   Brainstorm. "French cartoon"
   Brainstorm. "French cartoon"
   Jim Morrison. The Doors. "Touch me"
   Евангелие от Матфея: "Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними". Также сформулировано в Торе и "Беседах и рассуждениях" Конфуция, философии Сократа, Платона, Аристотеля, Сенеки.
   Например, "Индиана Джонс и последний Крестовый поход" Стивена Спилберга.
   М. Булгаков. "Мастер и Маргарита".
   Главные творения Франца Кафки "Америка" (1911--1916), "Процесс" (1914--1918) и "Замок" (1921--1922) остались в разной степени незавершенными и увидели свет уже после смерти автора, благодаря его другу Максу Броду и вопреки воле самого писателя: Кафка недвусмысленно завещал уничтожить все им написанное.
   "Если ты приходишь всякий раз в другое время, я не знаю, к какому часу готовить свое сердце..." Антуан де Сент-Экзюпери. "Маленький принц".
   "Метаморфозы" (история о Пираме и Тисбе). Овидий - римский поэт Publius Ovidius Naso; 43 год до н.э. - 17 год н.э.
   Фильм Андрея Тарковского "Сталкер" по повести братьев Стругацких "Пикник на обочине".
   Станислав Лем. "Осмотр на месте" (имеется в виду жизнь трупов)
   Freddie Mercury "Who wants to live forever"
   Жан Поль Сартр - о писателе. "Слова".
   В. В. Кандинский. "О Великой Утопии".
   Олдос Хаксли. "О, Дивный новый мир!" (антиутопия)
   Роберт Скотт со своей экспедицией независимо от первооткрывателя Южного полюса Руальда Амундсена (14 декабря 1911 года), но практически одновременно с ним отправился к цели. Их с самого начала преследовал злой рок. Мотосани вышли из строя, а маньчжурских пони, которых Скотт предпочёл собакам, пришлось застрелить: они не выдерживали холода и перегрузок. Тяжёлые сани через расселины в ледяных глетчерах люди тащили на себе. Полумёртвые от усталости, англичане достигли цели на месяц позже своих соперников, 18 января 1912 года. Из дневника Скотта: "Норвежцы нас опередили -- Амундсен оказался первым у полюса! Чудовищное разочарование! Все муки, все тяготы -- ради чего? Я с ужасом думаю об обратной дороге..."
   "Всякая разумная мысль уже приходила кому-нибудь в голову, нужно только постараться еще раз к ней прийти". Иоганн Вольфганг фон Гете.
   "Постмодернизм - это художественная практика, сосущая соки из культуры прошлого,
литература истощения". (Джон Барт, американский писатель-постмодернист).
   Греческое розовое вино, подается в пол-литровом кувшине.
   Имеется в виду картина Эдуарда Мане "Завтрак на траве".
   Великий импрессионист Клод Моне оставил достоверные изображения знаменитого лондонского тумана, окутывавшего британскую столицу на рубеже XIX-XX веков. К такому выводу пришли английские ученые, исследовавшие известную серию полотен мастера, на которых запечатлены здания парламента.
   Сергей Довлатов "Записные книжки. Соло на IBM"
   Роберт Хайнлайн. "Дверь в лето" (история о путешествии во времени).
   Милан Кундера. "Бессмертие".
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"